Текст книги "Внеклассный урок (СИ)"

Автор книги: Алексей Жуков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

  Юрис нащупал припасенную им бутылку с «зажигалкой» и, замахнувшись, швырнул в ребристую танковую корму. Стеклянный снаряд с дребезгом разлетелся, полыхнувшая смесь резво юркнула сквозь воздухозаборные щели. Обильно повалил дым, а вслед за ним над машиной взлетел высокий огненный столб.

  Верхний люк распахнулся, и оттуда вынырнула объятая пламенем черная фигура. Голова с прижатой наушниками фуражкой повернулась, сверкнули обезумевшие глаза, а в руке задрожал «маузер». Но тут рядом хлопнул выстрел, и танкист, дернувшись, провалился обратно.

  Рядом с Иваном стоял тот самый толстячок Паша. На штанинах возле паха темнели разводы, «мосинка» ходила ходуном, а грязь под глазами расплывалась от слез. Но сомнений не было: фрица подстрелил именно он.

  – Молодец, пацан! – Он хлопнул парня по плечу. – Так держать!

  Павел кивнул и слабо улыбнулся.

  – Немцы! Справа! – Закричал вдруг Демьян, выворачивая пулемет. «Максим» дробно застрочил, и двое фрицев отлетели назад, перебитые длинной очередью пополам. Но третий, ловким прыжком уйдя с линии огня, подбежал к пулеметчику слева.

  Выстрел из немецкого карабина пришелся почти в упор. Демьян дернулся, схватился за простреленную шею и, цепляясь ослабевшими руками за доски, медленно сполз вниз. Потом фриц вскинул карабин, целясь в Ивана, но тот оказался шустрее. Пуля попала фашисту прямиком в грудь, однако не успел он упасть, как в окоп стали запрыгивать другие.

  Завязалась драка. Кто-то сзади закинул винтовку ему на горло и стал душить, а другой фриц, с автоматом, уже подбегал спереди. Иван вскинул «трехлинейку» и последним патроном опрокинул автоматчика. Затем выхватил штык и ударил, не глядя, за спину – хватка сразу же ослабла. Развернувшись, он стал втыкать трехгранное лезвие в мышиную ткань, раз за разом, до тех пор, пока изо рта у врага не пошли кровавые пузыри. Потом он подскочил к фрицу, навалившемуся с ножом на Юриса, и вонзил штык промеж лопаток. Но отвалив грузную тушу в сторону, Иван понял, что помочь товарищу уже нечем. Искромсанная гимнастерка была сплошь красной, а в пустых глазах отражались лишь проплывавший сверху дым.

  Еще пятеро немцев запрыгнули в траншею, но были сразу скошены очередью из ППШ. Соколов выскочил, будто из неоткуда, и сразу подбежал к Ивану:

  – Сержант! Держитесь! Подкрепление на подходе! – Он огляделся. – Где Катя?

  Ответить Иван не успел – мелькнув деревянной ручкой, возле его ног глухо стукнула граната. Бежать было поздно, но вдруг зашевелился Гоги. Неимоверным усилием вывернувшись, грузин встал на обрубки ног и бросил себя прямо на нее. Тело его подбросило, и Гоги замер уже навсегда.

  Но только Иван нагнулся, чтобы поднять винтовку, как глухой стук повторился уже сзади. Он еще успел увидеть округлившиеся глаза лейтенанта, а в следующий момент его ударило в спину. Тело пронзила раскаленная сеть, и сознание тут же нырнуло в спасительную тьму.

  Неизвестно, сколько он пробыл в ее черном омуте. Однако, когда тьма рассеялась, Иван обнаружил, что еще жив. Перед глазами все плыло, голова гудела, а из легких вырывался тихий прерывистый хрип. Сам он полулежал на дне траншеи, упершись носом в шершавую доску, к которой его отшвырнуло взрывом.

  Боли Иван не чувствовал, однако первая же попытка подняться отозвалась в спине миллионом разъяренных ос. Тогда он осторожно, цепляя носом занозы, повернул голову. Муть в глазах немного разошлась, даже звуки стали пробиваться сквозь тугую пробку в ушах.

  В окопе хозяйничали немцы. Кто-то собирал оружие, кто-то добивал раненых красноармейцев, кто-то шарился по карманам и вещмешкам. Где-то в отдалении, на фланге, еще была слышна перестрелка, но и та сходила на нет.

  От фрицев прямо-таки несло самодовольством, щедро сдобренным жестоким азартом. Раззадоренные кровью, своей и чужой, они чувствовали себя хищниками, преодолевшими все препоны и заслужившими теперь отведать свежатины.

  Вот худой немец с офицерскими погонами вертит в руках лейтенантский ППШ, придавив сапогом лежащего у его ног Соколова. Но тот будто не замечает: глаза, еле проступающие сквозь кровавую маску, с бессильной злобой смотрят в другую сторону. Туда, где коренастый здоровяк с закатанными рукавами срывает с кричащей Кати форму. Его дружки смеются, подбадривая, и весело спорят: о том, должно быть, кто будет следующим. Однако взгляд девушки мечется через плечи здоровяка с одним желанием: хотя бы мельком увидеть своего Тошу.

  Рядом послышалось журчание. Какой-то коротышка, на котором и форма-то висела мешком, выпростал член и с наслаждением мочился. Причем мочился прямо на сжавшего у стены Пашу. Подобрав колени к подбородку и обхватив руками ноги, толстячок лишь морщился, когда струя попадала ему на очки. Зубы его дробно стучали, тело сотрясала сильная дрожь, но ранен он не был.

  Закончив, немец поправил серые штаны, сказал Паше что-то шутливо-ободряющее, и направился к друзьям. Убивать он парня почему-то не стал. Намереваясь, наверное, «поразвлечься» позднее.

  – Эй...

  Паша не услышал, и Иван чуть поднапряг голос. Лишь бы фрицы не просекли.

  – Эй!

  Наконец толстячок дернулся и поднял на него перепуганные глаза.

  – Дай... – Говорить тоже было больно. Крик так и норовил вырваться из глотки, и Ивану стоило серьезных усилий удерживать его внутри. – Дай мне... Ее.

  Парень скосил взгляд на темневшую рядом нишу, из которой торчал пузатый бок гранаты. Той самой, противотанковой, что Иван заготовил еще перед боем. Странно, что немцы ее до сих пор не увидели. Наверное, сыграл-таки свою роль вид обоссанного пацана.

  – Дай... Только тихо...

  Дрожащими пальцами Паша подцепил гранату и протянул Ивану. Поднять ее парень не смог, проволочив по земле, насколько получилось вытянуть руку. К счастью, фрицы были слишком увлечены мародерством, чтобы это заметить.

  Иван сжал зубы и вытащил прижатую грудью руку. Пальцы слушались с трудом, но он сумел заставить их выдернуть чеку и сжаться на скользкой от собственной крови рукоятке. Еще сложнее было поднять гранату над головой, но Иван сдюжил и это. Хорошо хоть, каска, слетевшая при падении, лежала рядом, будто спящая черепаха.

  Он посмотрел на товарищей. На Катю, на Соколова, на Пашу. Каждый из них в какой-то миг встретился с ним глазами. И взгляды эти были красноречивее слов.

  Пробка в ушах к этому времени рассосалась, и Иван слышал даже больше, чем шлявшиеся по окопу фашисты. Слышал и тихие пока крики: «Ура!», доносившиеся от леса. И рычание «тридцатьчетверок», выползавших из своих укрытий под древесными тенями.

  Только когда их услышат немцы, жить ему с товарищами получится недолго. Зато они могут спасти жизнь кому-нибудь из тех, кто сейчас бежит из леса и в свое время обязательно дойдет до Берлина.

  – Эй, герры! – Иван улыбнулся, глядя на лица повернувшихся немцев. Самодовольство в один момент сменилось животным страхом. – Кажись, ошиблись вы хатой!

  Граната с размаху рухнула на каску, и траншею сотряс мощный взрыв.

  ***

  Над головой вспыхнули лампы, и зал музея залило ровным бледным светом. Экспонаты – танки, пушки и подвешенные на тросах самолеты – вынырнули из темноты, будто призраки из прошлого века. Слишком уж свежей была краска на покатой броне и глядящих в потолок стволах, хотя с момента их «рождения» и минула уже добрая сотня лет.

  Посетителей, не смотря на выходной, почти не было. И лишь у стенда, на котором стоял древний грузовичок, собралась небольшая группа.

  Прибор, водруженный в дощатом кузове, никак не соответствовал ни самой машине, ни ее временному периоду. Тысяча лампочек и огоньков, россыпь сенсорных кнопок, разные датчики и миниатюрные экраны. Яркий представитель техногенной эпохи, к которой можно было смело отнести всю первую половину двадцать первого века.

  Не сразу в молодых людях можно было распознать старшеклассников. Форму, как пережиток прошлого и угрозу для развития личности, отменили уже давно. И только обязательные планшеты, требовавшиеся для конспектов и анализа, выдавали в них учащихся.

  Вроде бы ничего такого. Обычный внеклассный урок, которые стали так популярны в последнее время. Однако выглядели ребята слишком уж растерянными. Как-будто пронеслось перед глазами нечто ужасное, да исчезло, но шок, посеянный увиденным, проник в самое сердце.

  Наконец, один из них посмотрел на прибор и тихо спросил:

  – Так это что... Просто иллюзатор?

  Старик, которому он задал вопрос, нахмурился и развернулся к нему в своем передвижном кресле. Трубки, протянувшиеся из-за спинки от системы жизнеобеспечения, затрепетали, перегоняя в немощное тело кислород.

  – Это все была иллюзия? Просто иллюзия? Вячеслав Маркович?

  – Конечно! – Раздраженно ответил учитель. Сзади щелкнуло, впрыскивая в кровь полдозы успокоительного. – Бюджет школы пока еще не тянет на путешествие во времени. И вряд ли потянет.

  – Так эти люди – вымышленные? – Спросил другой старшеклассник, глядя на засветившийся планшет. – Судя по базе данных, их никогда не существовало.

  Старик покосился на валявшийся у ног учебник. Экспериментальный учебник истории, рекомендованный для старших школ Либеральным Объединением. Он уже не помнил, кто именно его приволок. Зато хорошо запомнил строки, после которых книжка в дорогом типографском переплете полетела на пол.

  «По сути дела,» – гласили они, – «Советское государство было обречено на поражение еще тогда. Слабый дух, навеянный страхом коммунистической идеологии, имел широкое распространение в рядах РККА. Только огромная территория и постоянные отступления позволили советским войскам продержаться, пока на помощь не пришли западные союзники. Хотя, если бы своевременно была проявлена разумная гибкость, и принята почетная капитуляция, Советский Союз имел многообещающую перспективу стать частью просвещенного европейского мира.»

  Учитель напряженно оглядел подопечных.

  Захаров нервно почесывал взлохмаченный ирокез. Чайкин тер щеки, размазывая по лицу готический грим. Семенов расправлял дреды и машинально жевал губами, будто перекидывал «косячок». А Лазарев, стыдливо прикрывавший планшетом пах, постоянно шмыгал носом. Но глаза, все десять пар, внимательно смотрели на истерзанного морщинами и возрастом учителя.

  – Вымышленные? Да! – Воскликнул старик. Система запищала, норовя вколоть двойную дозу релаксанта. Но сухая, покрытая пятнами руками крепко схватилась за трубки и выдернула их из присосок на плече. – Только они куда более настоящие, чем все вы! Они куда более реальные, чем все ваши друзья! Потому что они, – он ткнул пальцем на иллюзатор, – это лицо и душа тысяч людей, благодаря которым вы сейчас существуете! Со всей вашей долбанной индивидуальностью, гаджетами и свободой выбора!

  Старик тяжело задышал, но тут на встроенном в кресло коммутаторе раздался голос шофера:

  – Вячеслав Маркович! Я подъехал. Если у вас все, можем выдвигаться.

  – Да, Сережа. Сейчас будем. – Отключив коммутатор, он посмотрел на учеников. – Ладно, ребята. Внеклассный урок окончен. Идите к автобусу.

  Когда все двинулись к выходу, учитель увидел замешкавшегося Лазарева.

  – Ты чего, Паша?

  – Я хотел... – Тот подошел к креслу, склонил голову и заглянул прямо в скрытые корректирующей линзой глаза. Потом обернулся на оглянувшихся одноклассников. – Все мы хотим. Сказать. Спасибо.

  Когда ребята расселись по местам в автобусе, учитель в дверях еще не появился. Водитель нервничал, ведь надо было еще успеть отвести Вячеслава Марковича на парад.

  Сегодня, по случаю столетия победы, планировалось самое грандиозное зрелище в истории. По Красной Площади предстояло проехать роботам-танкам и био-броневикам, а к взлету готовилась целая сотня боевых флаеров. Но особенное, самое почетное место в параде, конечно же, предоставлялось настоящим ветеранам. К 2045 году их остались считанные единицы, и Вячеслав Маркович был одним из них.

  Уже позже, когда водитель пойдет проведать, почему тот не выходит, он обнаружит почетного учителя истории мертвым. Система жизнеобеспечения будет верещать, но отключенная самим пациентом, она будет бессильна.

  Зато водителю уж точно навсегда запомнится замершая на морщинистом лице улыбка.

  Именно с этой улыбкой Слава стоял сейчас на Красной Площади, в том самом далеком 45-м, прижимая к брусчатке разукрашенное крестами знамя. Знамя, которому теперь нет места над его Родиной.

  Лишь бы потомки об этом никогда не забывали.

  Февраль, 2016.