Текст книги "Хвойная нить (СИ)"

Автор книги: Алексей Жуков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Annotation

Новогодняя история. Про людей, поступки и волшебство.

Жуков Алексей Викторович

Жуков Алексей Викторович

Хвойная нить

Миша осторожно выглянул из-за угла, увидел Сашку и тут же юркнул обратно. Но поздно – тот успел его заметить и подскочил, радостно вопя:

– Нашел! Нашел! – Он схватил Мишу за рукав. – Теперь твоя очередь искать!

– Ай. Надоело в прятки. Давай лучше в "салки", а?

– Давай! – Мгновенно согласился Сашка. – Только водить тебе. Догоняй!

Он припустил по коридору, и Миша, весело гогоча, ринулся за ним.

Вообще Миша не любил это место. Слишком много белого: стены, потолки, двери. Даже дяди и тети почти все, как один, зачем-то в белых халатах. А еще наплывающая иногда непонятная тяжесть, исходившая будто из ниоткуда. Хотя как раз из-за тяжести, только другой, поселившейся в Мишиной голове, мама и привела его сюда.

Зато здешние взрослые, в отличие от улицы или магазина, не ругались на бегающих мальчишек. Наоборот, подбадривали ребят, подсказывали шепотом, где кто прячется, или просто провожали маленьких "метеоров" улыбками. Правда, улыбки получались какие-то грустные: должно быть царившую вокруг тяжесть чувствовали и они.

Но самое главное здесь был Сашка. Были здесь и другие ребята, но именно с ним он сдружился крепко-крепко.

В отличие от Миши, приходившего сюда пару раз в неделю, Сашка здесь жил. Как он сам говорил, уже не меньше месяца, и ему здесь нравилось. Оно и неудивительно: друзей-то у него тут явно было много, что Миша уже не раз с ревностью замечал.

В конце коридора он почти нагнал Сашку, когда тот стянул с головы кепку и бросил в него. Машинально ее поймав, Миша на секунду остановился, но тут же устремился следом. Лысая голова друга, блестящая от пота, маячила впереди, словно подхваченный ветром воздушный шарик.

"Хвастун!" – беззлобно подумал Миша.

Это раньше он недоумевал, почему здесь так много безволосых ребят. Но потом Сашка ему все доходчиво объяснил. Волосы им удаляют с помощью большой специальной машины, чтобы будущим космонавтам не натирало голову скафандром. Да-да, Сашку и других готовили к полету на ракете. Миша завидовал другу до чертиков, но в космонавты, со слов того же Сашки, брали только с шести лет. Так что в свои пять ему оставалось об этом только мечтать.

Выбежав в большую комнату, где обычно собирались ожидающие своих детей мамы и папы, Сашка притормозил перевести дух, чем тут же воспользовался Миша.

– Все, – воскликнул он, хлопнув друга его же кепкой по плечу. – Теперь ты – вода!

– Подожди, – ответил тот, тяжело дыша, – Давай немножечко отдохнем. Ладно?

– Ну ладно, – Миша отвел взгляд и удивленно распахнул глаза, – Ого!

В центре комнаты возвышалась большая украшенная елка. Шарики и гирлянды, подсвеченные яркими лампами, игриво блестели и зазывали окунуться в хвойное царство. Вторили им и подмигивающие светлячки, рассевшиеся по зеленым веткам огромной, не менее сотни, разноцветной стаей.

Дома у Миши никогда не было большой елки. Жил он с родителями в одной комнате, и самое большее, что туда помещалось, это маленькая елочка на подоконнике. И Мише каждый раз было немного стыдно перед Дедом Морозом, что подарок тому приходилось ставить не под елку, а под окном. И потому он всегда мечтал, чтобы и у них дома была бы на Новый Год такая же красавица.

Сашка проследил его взгляд:

– Ну да, красивая, – согласился он и добавил, – Только не настоящая.

– Как это не настоящая?

– Да вот так, – Сашка подошел к елке и потряс за разлапистую ветку, – потрогай.

Миша подозрительно посмотрел на друга, но совету последовал. И очень удивился, когда пальцы коснулись иголок. Они были мягкие, не колючие и на ощупь больше напоминали солдатиков из его набора. А еще совсем не пахли.

– Пластмассовые, – старательно выговорил Сашка. – Вот меня родители в прошлый Новый Год водили в город, так вот там елка, да! Елкище, а не елка! В сто тысяч раз красивее этой! А главное, настоящая!

– Правда? А как туда попасть?

– Ну... Я-то знаю, конечно... Только... – Сашка замялся, не теряя авторитетного вида, и вдруг облегченно выдохнул, – Гляди, твоя мама!

Миша обернулся. Сзади и правда стояла мама, а рядом с ней дядя Валера в своем непременном белом халате.

– Ну что, ребята, играете? Кто победил? – Спросил он, и не давая ответить, продолжил, – Ну, конечно же, дружба! Молодцы! А вот и награда!

В ладошках у друзей оказалось по большой шоколадной конфете. Сашка сразу зашуршал фантиком, а Миша смущенно убрал подарок в карман.

– Что надо сказать? – Это уже мама.

– Спасибо...

– Правильно. Ладно, Мишка, собирайся. Поедем домой.

Пока он возился с развязавшимися шнурками, Мама обратилась к дяде Валере.

– Тогда, доктор, я жду вашего звонка.

– Конечно, Надежда. Вы не волнуйтесь. Как только что-то прояснится, я вам немедленно сообщу.

– Спасибо, Валерий Геннадьевич. До свидания.

– Всего доброго. И тебе, Миша, до свидания. – Он подмигнул.

– До свидания, дядя Валера. Пока, Сашка!

Тот что-то пробурчал в ответ измазанными в шоколаде губами, и помахал рукой.

Когда они спускались по лестнице, Миша спросил:

– Мам? А где в городе можно увидеть большую елку?

– В городе? – переспросила она, оторвавшись от каких-то своих мыслей. – А, в городе. Ну, на центральной площади, наверное.

– А давай туда сходим? А, мам? Ну пожа-а-а-алуйста!

– Ладно-ладно, – улыбнувшись, мама взъерошила ему волосы. – Не мамкай! Завтра вот и пойдем.

– Ура! – Воскликнул он, поправляя потревоженную шевелюру. И решил, как говорит папа, "ковать железо, пока горячо": – А еще, можно я через год тоже пойду в космонавты? Как Сашка?

Улыбка у мамы сразу куда-то пропала, и Мишка понял, что сказал лишнего.

– Но это только через год! – затараторил он, поправляясь. – Я только слетаю на ракете, и потом сразу обратно!

– Через год, – повторила мама шепотом и отвернулась. – Год...

***

Илья вытащил с заднего сидения пухлый пакет и внимательно осмотрел салон. А то в прошлый раз из пакета выпал чек, и пришлось врать жене про мифического растяпу-клиента.

Аккуратно захлопнув дверцу, он "пикнул" сигнализацией и окинул взглядом свою "ласточку". Только вчера он забрал ее из сервиса, оставив там немалую часть из отложенных денег. Так уж случилось, что электроникой занимались только официалы, трясущие кошелек за каждую кривую гайку. Конечно, Илья любил свою машину, но только умом еще не тронулся, чтобы ставить ее выше семьи.

Но как раз в первую очередь ради семьи и приходилось идти на эти траты. Потому как, кроме частного извоза, бывшему вояке в этом городе ничего толкового не нашлось. А учеба чему-то новому требовала времени, а главное тех же самых денег, которых в семье и так постоянно не хватало.

Разумеется, это влекло за собой скандалы, которые благодаря мудрости Нади довольно быстро затухали. Но он все равно чувствовал, какое напряжение держало ее в последние дни, особенно после того, как у Мишки нашли...

Илья потряс головой, отгоняя дурные мысли. Главное, что это операбельно, и сын уже поставлен на очередь. Благо его военное прошлое еще проскальзывало иногда в виде отдельных льгот.

Но тогда, на войне, все было проще. Надо было просто беречь свою жизнь ради семьи. Теперь же Илье ради нее же приходилось жертвовать совестью. И отчасти поэтому, а отчасти для того, чтобы Надя могла сберечь свое золотое сердце, он никогда не рассказывал ей про свою затею. И, наверное, никогда не расскажет.

Двери подъезда были старыми. Но лестничная клетка уже была облагорожена недавней "косметикой", а значит дом не собирались отправлять в "утиль", или попросту забывать. Как случилось с переделанной в общагу бывшей казармой, в которой ему с семьей приходилось ютиться.

Дверь в квартиру тоже была старой, но Илья-то знал, что за ней кроется другая: стальная с огнеупорной отделкой, которую он сам лично устанавливал на свои же деньги. Депозит на будущее, как он про себя это полушутливо называл.

Нажав на кнопку звонка, он с полминуты слушал его соловьиные переливы, и отпустил только тогда, когда за дверью зашаркали знакомые шаги.

Дверь отворилась, звякнув натянутой цепочкой, и на Илью воззрились прищуренные, потонувшие в паутине морщин глаза:

– Кто вы?

– Здравствуйте, Валентина Федоровна! Это я, Илья!

– А-а-а! – Старушка расплылась в улыбке. – Это ты, Илюша! Проходи, милый, проходи.

Дверь закрылась, чтобы через секунду распахнуться настежь.

– А я вам гостинцев привез! – Он потряс пакетом. – Все без химии, как вы любите. Ну, и еще кое-что к чаю.

– Ах ты ж, мой хороший. Да ты не разувайся, у меня и так не прибрано.

– Ничего-ничего. Не дело это, по дому в ботинках расхаживать.

Проходя на кухню, он уже привычном взглядом окинул переходящие одна в другую комнаты.

Хорошая квартира. Добротная двушка, да еще в крепком доме. Небольшой ремонт, и заселяйся хоть сейчас.

***

Виктор не любил, когда его отвлекали по пустякам. Он всегда считал, что работа прежде всего и отдаваться ей нужно с головой. Так он считал сам и требовал того же от подчиненных. Потому Виктор предпочитал иметь дело с людьми, выросшими, как и он сам, в детдоме. Ведь в политике, как и в жизни, не должно быть места маменькиным сынкам и прочей мягкотелой шушере.

Этот жизненный курс он старательно прививал и дочери, которая на пороге взрослой жизни никак не желала расставаться с детскими иллюзиями. И очень надеялся, что кроме мольберта в голове у девчонки есть еще и планы на будущее.

Больше Виктор не любил только маркетологов и прочих пиарщиков. Коварный народец, не гнушающийся любых, даже самых грязных методов. Но, к сожалению, мало кто проходил во власть без их помощи.

Лев Линдерман, сидевший напротив, был ярчайшим представителем этой братии.

– Судя по данным аналитиков, – вещал пиарщик. – Явка на городских выборах, как правило, не превышает сорока процентов. Молодежь и люди среднего возраста голосуют редко, исправно участки посещают лишь пенсионеры. А значит, они и являются основой местного электората.

– И?

– Вам знакомо выражение: "плохонький, да свой"? – Спросил Лев, но наткнувшись на хмурый взгляд шефа, торопливо продолжил: – Видите ли, Виктор

Артурович, вы в городе человек новый, не примелькавшийся. А пенсионеры народ подозрительный, и на слово верят только коммунистам и героям сериалов. Так что они скорее проголосуют за пускай вора, но которого они знают, чем за совершенно чужого человека. Вот если заставить их пустить слезу...

– Ближе к делу, Лев.

– Вот, – тот достал из папки листок и протянул начальнику.

Это была распечатка выписки из какого-то личного дела. Кроме нескольких скупых строк с общей информацией в уголке была фотография, с которой на Виктора смотрела тщедушная, с сеткой глубоких морщин старушка.

– Приходько В.И. – прокомментировал Лев. – Во время Афганской войны потеряла сына, который до сих пор считается пропавшим без вести. Вот, кстати, его фотография.

На стол лег снимок парня лет двадцати пяти, с лейтенантскими погонами и лихо заломленным голубым беретом. И очень – очень знакомым лицом.

– Никого Вам не напоминает?

Не дожидаясь очередного сурового взгляда шефа, Лев аккуратно положил рядом маленькое зеркальце.

– Нам не стоило особых трудов убедить госпожу Приходько, что ее сын выжил. Что он выполнял особое задание и теперь вернулся, пускай и под совсем другой фамилией. Благо имя абсолютно совпадает.

Неожиданно Виктору захотелось взять и вмазать этому лоснящемуся мерзавцу прямиком промеж блестящих глаз. Даже кулаки сжались до боли в суставах, и ему стоило больших трудов заставить себя успокоиться.

Потому что дело прежде всего. А Лев, хоть и мерзавец, дело говорит.

***

Вера не могла узнать своего возлюбленного. Нет, это было его лицо, его дыхание, его пальцы, что неожиданно ослабли на ее плечах. Но вот глаза... Глаза, в которых она всегда растворялась без остатка, стали другими. В один момент, в одно мгновение.

– Что? – Переспросил Роберт.

– Я... Я беременна, – повторила Вера и вздрогнула.

Свои же слова колко отдавались в голове, норовя холодными иглами сорваться в сердце. Она боялась осознать их, даже когда "две полоски" окончательно расставили все точки. Даже в пути, пока за окном такси мелькали новогодние витрины, Вера старательно отгоняла их. И только приехав к любимому, только оказавшись в его объятиях, она дала им волю. Потому что любая ее печать растворялась в его теплом голосе.

Но не в этот раз. Роберт отпустил ее плечи, отвел на секунду взгляд:

– Ты уверена?

– Да, – Вера не понимала, что происходит. Мастерская, в которой они находились, всегда отождествлялась для нее лишь со светом. Расставленные по углам картины, мольберты, и такой очаровательный беспорядок казались ей волшебной страной. Ведь именно здесь она впервые увидела своего принца, который властвовал над этим королевством. И даже сумерки вечеров, которые они тут с упоением проводили, не могли затемнить магической атмосферы.

Сейчас же в окна бил полуденный свет, но так темно еще никогда не было.

Страх, маячивший где-то в стороне, хлынул в грудь холодной волной. И вместо того, чтобы прогнать, слова любимого лишь больше его усиливали. Вера слышала их урывками, будто слух просто отказывался воспринимать услышанное:

– Это слишком... Рано... Ты должна понять, сейчас не время... У меня же выставка в Париже, карьера... Да и тебе всего восемнадцать... Рано...

Теперь Вера точно никогда не признается, что никакие ей не восемнадцать. Очутившись в сказке, забываешь про возраст, который кажется лишь досадной помехой. Да и какая разница, если в свои пятнадцать ты и так уже выглядишь, как настоящая принцесса.

Роберт отошел к окну, уставился в зарешеченные ставни. Лучи солнца, вплетенные в его взлохмаченные волосы, вдруг показались Вере ледяной дробью.

Тугой холодный комок в груди закаменел, перехватывая дыхание. Вера старалась держаться, но на глаза полезли предательские слезы.

– Ты же мне поможешь?

– Конечно, – Роберт быстро обернулся. В его голосе мелькнуло облегчение. – У меня есть один знакомый. Отличный специалист.

– Только... – Она запнулась, вспомнив недавний разговор с отцом. Обычные вроде нравоучения, но жесткий взгляд до сих пор стоял перед глазами. – Чтобы никто не узнал.

– Не беспокойся. Не узнает.

***

Миша вывел на листке три зеленых треугольника, и теперь старательно их заштриховывал. Елка получалась большая, во весь листок. Место оставалось лишь для шариков, звезды-макушки и совсем чуть-чуть у коричневого подножия для подарка. Правда, подарок он специально не пририсовывал, чтобы не смущать Дедушку Мороза малыми размерами.

Миша настолько погрузился в процесс, что даже не услышал, как мама вышла в коридор, притворив за собой дверь. Только через какое-то время до него донеслись обрывки фраз: мама говорила по телефону.

– Как, только через два года? Как ошибка?

Тишина, отдаленное бормотание трубки.

– Доктор, о чем вы? Вы же говорили, что ему осталось максимум год! Неужели очередь нельзя поменять?

Снова пауза. И снова мамин голос. Тихий-тихий, и какой-то уставший:

– Сколько? Сколько надо на платную?

Ветер, завывающий на улице, бросил в окно очередную горсть снега.

– Понятно.

Щелкнул рычаг телефона, и мама зашла в комнату. Она посмотрела на Мишу, с улыбкой взглянула на рисунок.

– Красиво, Мишка. Ты – моя гордость.

– Мам, а почему ты такая белая? – Всполошился Миша. – Тебе холодно?

– Холодно? – Она присела на край кресла. – Нет, родной, что ты. Просто кремом намазалась.

Помолчав минутку, она решилась:

– Сынок, мы с тобой сегодня не сможем пойти к елке. Давай завтра, хорошо?

Миша сразу приуныл. Но он очень не хотел расстраивать маму:

– Ладно, мам.

– Спасибо. Ты у меня совсем взрослый, – мама взъерошила его каштановую шевелюру.

Потом она вышла, и за прикрытой дверью снова щелкнул телефон:

– Галя, привет. Слушай, там на видеомонтаже сегодня аврал вроде? Сверхурочка считается? Ага, хорошо. Запиши тогда меня, пожалуйста.

***

Валентина хлопотала вокруг, подливала чай, докладывала печенье в вазочку. Предложила Илье даже пятьдесят грамм припасенного еще в советское время армянского коньяка. И вообще порхала для своего возраста на удивление легко.

Впрочем, оно и понятно. Только вот Илью причина ее воодушевления наоборот вгоняла в холодящий ступор.

Сын! Сын у нее нашелся. И главное кто! Виктор Бессонов, кандидат в мэры города. Хотя не это важно.

Он обхаживал Валентину уже полгода. Началось все с того, что Илья подвез ее совершенно бесплатно, да еще помог затащить котомки. Это уже потом, после благодарственного чаепития и просмотра потертого фотоальбома, в голову закралась эта затея.

В принципе, он был откровенен. Рассказывая про тесную комнатушку, небольшой заработок и подрастающего ребенка, Илья ни разу не слукавил. Отдельную роль сыграло и то, что как и сын Валентины, он тоже прошел через похожую войну. Единственное, подавал он это все в намеренно сгущенных красках, чтобы наверняка поразить чувствительное женское сердце. И ему это удалось.

Буквально на днях старушка заявила Илье, что намерена внести его в завещание и попросила номер толкового юриста. Поначалу он "поломался", для виду, но уже вчера визитка знакомого адвоката легла на выцветшую застиранную скатерть.

А уже сегодня появляется этот пропавший сын! Понятное дело, о квартире теперь можно забыть. Либо срочно что-то придумывать...

***

– Сегодня вечером вам надо наведаться к госпоже Приходько в гости. Немного сыграть ее сына, кофе-тортик там, все дела. Потом сослаться на занятость и удалиться. Думаю, независимо от ваших стараний вера ее будет непоколебима. – Лев улыбнулся. – Впрочем, неважно, что будет происходить за дверьми квартиры. Главное, обставить должным образом ваш приход и уход. Потому что мы уже слили одному независимому каналу – реально независимому – так называемую утечку. Готов поспорить, они не упустят такой возможности.

– Не проще было бы подключить наших прикормленных писак? – Виктору претило само словосочетание: "независимый журналист", не говоря уже о его смысле.

– Раскусят. Примут за очередную проплаченную рекламу. А так будет выглядеть, что вы, скромный сын, хотите без лишней огласки навестить мать после долгой разлуки. А когда акулы пера сделают свое дело, к этой истории добавим света и мы. Мол, да, наш кандидат скромен и семейные ценности ему не чужды. Такой действительно готов позаботиться о городе и его жителях.

Виктор помолчал минуту, глядя куда-то за плечо сияющего пиарщика. Потом снял трубку телефона и сказал:

– Леночка, освободи в моем графике время с шести до семи вечера. Да, сегодня.

***

– Девушка, мы правильно приехали?

Вера посмотрела в окно. Городская университетская больница мрачной громадой возвышалась в конце голубой еловой аллеи. Пасмурное небо, казалось, сливается со старыми серыми стенами, отчего тягостное впечатление усиливалось стократ. Лишь елочки, украшенные на новогодний манер, удерживали от чувства абсолютной паники и желания тотчас сказать шоферу укатывать отсюда прочь.

– Да, спасибо. – Вера протянула деньги, взялась за дверцу, но снова замерла.

– У вас проблемы?

– А? – Она посмотрела на таксиста. Дядька, лет тридцати пяти, смотрел на нее усталыми, но живыми глазами. – Не знаю. Наверное.

– А близкие есть?

Перед глазами пронеслось лицо Роберта, потом отца.

– Да, конечно.

– Тогда положитесь на них. Семья – это самое главное в жизни.

Вера лишь горько улыбнулась и вышла из машины. Хотела уже закрыть дверцу, когда таксист замахал рукой:

– Девушка, а пакет!

Ойкнув, она снова юркнула в салон и схватила свой мешок. После чего, не оборачиваясь, двинулась по аллее.

Зазвонил телефон. Выудив руку из варежки, Вера достала сотовый. На экране светилось "Роберто".

– Привет! Ты уже на месте?

– Да.

– Он тебя уже ждет. Ты все приготовила, как я сказал?

Конечно, Вера приготовила. Деньги оказалось достать не так трудно, не смотря на то, что такую сумму она никогда бы не нашла и не выпросила. Но Вера прекрасно знала код отцовского сейфа, и выгребла оттуда три тугие пачки. За качество, а главное – тайну, знакомец Роберта брал не просто большие, а огромные деньги.

Когда пропажа вскроется, – а она вскроется, – ей будет несдобровать. Но это будет потом. Роберт, к сожалению, был не в состоянии добавить хоть что-то, все его деньги ушли на предстоящую во Франции выставку.

– Да, все готово, – Вера сильнее сжала ручку пакета. Коробка конфет, Бутылка коньяка и мягкая игрушка. Бурый глазастый медвежонок, в животе которого таились плотно свернутые купюры.

– Умница. Запомни, все должно выглядеть, как обычная благодарность. Слово: "деньги" не должно звучать ни в коем случае.

– Я поняла. А ты, – она остановилась, смахивая ладонью назревшую слезу. – Ты же меня потом... После этого... Встретишь?

– Я бы с радостью. Но мне сегодня, кровь из носа, надо быть в одной галерее. Потом встретимся, обязательно. Все, малыш, не могу говорить. Пока-пока.

– Пока, – ответила Вера коротким гудкам, и, шмыгая носом, двинулась дальше. Ей сейчас очень хотелось, чтобы эта аллея не закончилась никогда.

***

Миша открыл шкаф и засунул руку под стопку полотенец. Пошарив, он почти сразу выудил оттуда связку из двух ключей. Серенький – от комнаты, ну и большой золотистый – от входной двери. Миша уже давно прознал про этот тайник, но старательно не подавал виду.

Выйдя в коридор, он посмотрелся в высокое зеркало. Теплая курточка, ботинки, которые он уже лихо зашнуровывал сам. И, конечно, его любимая синяя шапка с веселым красным помпоном. Купленная мамой на недавней рождественской ярмарке.

Уже выскочив за дверь, – как можно тише, чтобы не услышала прикорнувшая на кухне соседка, – он на минуту испугался. А вдруг мама придет раньше и увидит, что его нет. Она же будет волноваться. Как на той же ярмарке, когда он всего на чуть-чуть выпустил мамину руку, и она не могла его найти.

Но нет, Миша должен увидеть большую елку. Потому что там наверняка происходит настоящее волшебство. И когда он расскажет про нее маме, а главное – папе, они смогут наконец встретить праздник все вместе. Папа не уйдет на свою работу, а мама будет радоваться и смеяться.

Миша еще никогда не заходил так далеко. Когда родной двор остался позади, он словно очутился в другом мире. Нет, конечно, он бывал в городе и раньше. Но тогда его крепким ориентиром в толпе была мама. Теперь же, оказавшись в людском потоке в одиночку, Миша чувствовал себя попавшим в ручеек маленьким муравьишкой.

Через какое-то время поток прибил его к витрине, к которой "прилипла" девочка лет трех. За стеклом рядами стояли куклы, коляски и прочие девчачьи радости. Но увидев Мишу, она с легкостью оторвалась от созерцания игрушек и замахала рукой:

– Пливет! Ты тозе за подалками?

– Привет, – Миша смущенно улыбнулся. – Не, я елку ищу. Большую. – И добавил, старательно выговаривая каждый слог:

– На цен-т-ра-ль-ной площади.

Тут к девочке подошла пожилая женщина:

– Ну что, Машенька, выбрала?

– Вот ту! – Девочка энергично затыкала пальцем в одну из кукол. Потом встрепенулась. – Бабуль, а где центальная пощадь? Мальтик вот исет.

– Вон там, – женщина машинально мотнула головой. – Какой мальчик?

Наконец она заметила Мишу:

– А ты что же, потерялся? Где твои родители?

Вообще Мишу учили не врать. Но он был достаточно смышлен, чтобы понимать: если сказать правду, то его наверняка отправят домой, да еще маме нажалуются.

– Вон они, – воскликнул Миша, и, когда женщина отвернулась, резво шмыгнул в толпу.

Пробираясь сквозь "чащу" из ног и пакетов, он старательно держался указанного направления. Но вскоре улица уткнулась в перекресток, дороги которого вели сразу в нескольких направлениях.

Остановившись, Миша озадаченно огляделся. Он совершенно не понимал, куда ему двигаться дальше. У взрослых же не спросишь, тотчас завернут домой. И указателей никаких. А может считалочку?

Но тут на одной из улиц из-за кованого забора, словно рука, махнула мохнатая хвойная ветка. Приглядевшись, Миша увидел целую вереницу небольших елочек. Покачиваясь на легком ветерке, они будто танцевали, завлекая прохожих присоединиться к их веселью.

А вдруг там, за этими "малышами" и находится центральная площадь? Может именно там и стоит та елка-мама, вокруг которой происходят чудеса?

***

Голос жены был спокоен, но в каждом слове звонкой нотой отдавались выплаканные слезы. Тяжелее была только суть услышанного. Лучше было бы еще раз выйти под обезумевший свинец, чем услышать такое.

Илья положил телефон и уткнулся лбом в холодный руль.

Чертовы бюрократы! Хрен с ними, что они напутали с очередью. Но почему проще сдвинуть скалу, чем тонны бумаг? Почему ну никак нельзя пробиться через эту броню регистров, бланков и печатей, чтобы объяснить банальнейшую вещь? А именно то, что через год операция его сыну будет уже не нужна!

Но машина бюрократии была непоколебима. Оставалось одно – платная операция.

Но заработать таких денег, даже за год, было просто нереально. Оставалось одно. Заполучить квартиру Валентины любой ценой, чтобы продать и на вырученные деньги купить сыну жизнь. Илья даже не сомневался, что уговорит старушку, что найдет нужные слова. Оставалось только одно препятствие.

Если государство не желает его слышать, значит пора вспомнить, чему оно его в свое время научило. Пускай хоть теперь это принесет пользу его семье.

И чужая смерть наконец станет благом.

***

Вера уже подходила к зданию, когда руку с пакетом вдруг потянуло назад. Погруженная в тяжелые мысли, она даже не сразу поняла, в чем дело. Лишь когда сзади протяжно затрещало, Вера обернулась. Но было уже поздно.

Пакет, зацепившись за еловую ветку, выскочил из пальцев и с дребезгом упал на мощеный тротуар. Раздался звук бьющегося стекла, и под пакетом стала растекаться темная лужа.

Вера засуетилась, сделала шаг в его сторону, и тут же, поскользнувшись на ледяной корке, рухнула коленями на брусчатку. Тупая боль пронеслась по ногам, заставив девушку прослезиться. И, хотя вскоре та отступила, слезы и не думали утихать.

Дойдя до ступенек, которые вели к главному входу, Вера опустилась на нижнюю и, наконец, дала волю слабости. Слезы и вовсе потекли рекой. Будто норовя вылить всю ту горечь, что накопилась в душе за последний день.

Только облегчения они не принесли. В душе по-прежнему сгущались тучи, норовя собраться в непроницаемую черную коросту. Еще немного, и темный кокон сомкнулся бы навсегда. Но вдруг сумрачную пелену яркой молнией пронзил детский голосок.

– Тетя, тебе плохо?

Вера оторвала лицо от влажных ладоней. Перед ней стоял мальчуган лет пяти. Огромные голубые глаза тревожно смотрели на нее из под смешной шапочки с большим красным помпоном.

– Нет, – она с силой потерла веки, размазывая потекшую тушь. – Я... просто поскользнулась.

– Больно? – Мальчуган сочувственно взглянул на порванные колготки.

– Немножко. А... ты? – Она оглянулась. – Почему один? Потерялся? Где твои родители?

Мальчик отступил на шаг, суетливо заозирался:

– Не-не-не. Они тут, рядом. – И, на секунду задумавшись, добавил: – На цен-т-ра-ль-ной площади.

– Ничего себе рядом, – ахнула Вера. – Далеко же ты убежал. Ладно, пойдем.

– Куда?

– На центральную площадь. Куда же еще? Как тебя зовут-то, путешественник?

– Миша, – мальчишка покосился на лестницу. – А ты не сюда шла, тетя...

– Вера, – девушка подошла к пакету. Осколок бутылки вспорол коробку с конфетами, и те просыпались на дорогу. Но медвежонок был невредим. – Нет. Теперь уже нет.

Подхватив игрушку, она обернулась и подмигнула новому знакомцу:

– И давай не тетькай. Не такая уж я старая.

***

– А, черт!

– В чем дело, Валера? – Спросил Виктор, неохотно оторвавшись от ноутбука.

Водитель остановил машину, и глянул на босса через зеркало заднего вида.

– Двигатель перегревается. По ходу, антифриз где-то потек, причем неслабо.

– Исправить можешь?

– Надо смотреть, – Валера пожал плечами и дернул стояночный тормоз. – Еще ручник чего-то шалит.

– Ладно, изучай. – Виктор посмотрел на часы. До встречи с Приходько оставалось еще полчаса. – Я пешком пройдусь.

– Я с вами, – В первую очередь Валера все-таки был охранником.

– Колдуй, я сказал. Никто тут на меня не нападет. Я пока еще не мэр. А с гопотой, – он похлопал по карману пальто, в котором лежал маленький пистолет, – я уж как-нибудь разберусь.

Виктор вылез из машины и слегка покачнулся, удерживая равновесие. Улица здесь уходила в наклон, да еще была покрыта ледяной коростой. Что вряд ли учитывалось в теплых итальянских краях, где была произведена его дорогая брендовая обувь.

Подняв воротник, он осторожно покосился через плечо. Белый микроавтобус стоял в метрах десяти. Двигатель был заглушен, фары потушены, но тихое постукивание под капотом выдавало журналистов с головой. А еще затылок прямо жгло от ощущения нацеленной видеокамеры.

Если верить Льву, то видео уже сейчас транслировалось в студию, где его по ходу дела нарезали соответствующие спецы. А значит, сюжет должен был выскочить на экраны не позднее завтрашнего обеда.

Дело оставалось за малым. Сыграть сына, которым он никогда не был.

***

Валентина говорила, что сын к ней должен приехать в шесть. Но из-за последнего клиента, Илье пришлось ехать через забитый пробками центр. Потому к дому старушки он подъехал только около семи.

Улица была пустынна. Этот район вообще славился тишиной. А сейчас, когда вечер стягивал горожан к центральной елке и праздничным витринам, и вовсе обезлюдел. Лишь свет в некоторых окнах, да редкие фонари еще придавали улице живой облик.

Вот и отлично. Значит, не будет и свидетелей.

Илья заглушил движок и посмотрел на лежащий рядом ломик. Поначалу он думал перехватить Бессонова в подъезде, но из-за опоздания теперь приходилось импровизировать.

Ну ничего, главное дождаться "клиента", а там дело техники.

Несколько смущало отсутствие машины. Не на автобусе же приехал будущий "слуга народа". А если он уже ушел? Да нет, какой же сын после долгой разлуки проведет у матери меньше часа?

И все равно, червяк сомнения грыз до тех пор, пока из подъезда не появилась знакомая фигура. Трудно было не узнать того, кто сейчас занимает каждый третий рекламный плакат.

Рука легла на ломик и сжалась на ребристом металле.

***

Виктор вышел из подъезда и полной грудью вдохнул морозный воздух.

Посиделки дались ему нелегко. Все время хотелось встать и уйти, не оглядываясь и ничего не объясняя. Но Виктор постоянно одергивал себя, напоминая, как это важно для дела.

Ради дела. Потому он продолжал фальшиво улыбаться, глядя в счастливые старческие глаза. Потому он признавал себя в чужих фотографиях двадцатилетней давности. И именно потому каждый раз отзывался на теплое, но не ему принадлежащее: "Сынок".

А Приходько цвела. Она суетилась вокруг, все время что-то рассказывала, улыбалась, смеялась и заглядывала "сыну" в глаза. И столько любви было в ее взгляде, что выдержать его иногда было невмоготу. Как и сказать хоть раз слово: "мама", которого Приходько очень ждала. Но это было уже выше его сил.