Текст книги "Бойцовская честь"

Автор книги: Алексей Макеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– О! Колян проснулся! Как голова, алкаш? – затем, словно опомнившись, ткнул пальцем в сторону красивой большой собаки, сидящей у его ног: – Это Ария. – Затем палец перекочевал в сторону «лесоруба» Андрея: – А это Андрей, который не хочет стать чемпионом.

– С пробуждением, Колян! – тяжело выдохнул Полтава, опуская топор. – Вот, видишь, тренируюсь чем могу!

– Смотри весь лес мне не выруби, – погрозил пальцем Семен Петрович. – Только старые деревья руби!

– Да, Андрей! Руби только старые! – поддакнул Алекс, подкармливая собаку. Повернувшись ко мне, он делано возмутился: – Ничего делать не хочет!

– Слушай, как ты жил в одной квартире с этим чудовищем?! – хмыкнул Андрей, снова поднимая топор. – Ты спал сутки, так он меня за это время так достал!

– Что я могу сказать, молодежь, – вздохнул Семен Петрович, оглядев собак и нас. – Добро пожаловать на остров Липня!

Собственно, вот так вот и началась наша жизнь на острове, который находится в центре Иваньковского водохранилища, более известного как Московское море.

Чертовски хорошее место, я вам скажу. Петрович, который был мужиком далеко не глупым и хозяйственным, в отличие от остальных аборигенов, обитающих на соседних островах, принял нас как самых дорогих гостей. Да и вообще мы с ним как-то сразу подружились. Есть такой тип людей, с которыми с ходу начинаешь хорошо общаться, этот суровый с виду, но добрый мужик сразу располагал к себе. Поэтому с первых же дней на острове нам повезло с хозяином дома, нас приютившего. Мне остров очень понравился, если отбросить все негативные факторы, то совершенно неожиданно мы оказались на неплохом курорте, сбежав из московской агломерации. Расписание у нас было стандартное – с раннего утра я с Петровичем в компании Арии и Льда шел на зимнюю рыбалку. Я, житель городской, к своему стыду, до этого на зимней рыбалке был всего раз, да и то в качестве статиста. Поэтому, когда Петрович предложил половить рыбку, я сразу согласился.

Единственное, от чего я отказался – это от предложения поохотиться. Мне животных убивать как-то не хотелось – у них глаза добрые. В ответ Петрович только пожал плечами и ушел с винтовкой на плече в лес, а уже вечером мы поужинали отличным рагу из зайчатины. Если я занимался тем, что ходил на рыбалку и читал старые книжки по вечерам у камина, Андрей по приезде полностью посвятил себя тренировкам.

Я его знаю – он профессионал. Он без физической нагрузки не может жить. Поэтому с первого же дня наш чемпион начал готовиться. Собственно, в этом-то главное отличие профессионала от любителя. Если любитель еще задается вопросами – а зачем? А может, не сегодня? У профессионала таких проблем нет, особенно у Полтавы. Он без тренировок вообще жизнь не представляет. Для него тренировка – это естественное состояние, по сути, вся его жизнь – это диета и тренировка. Так что, оказавшись на занесенном снегом небольшом острове, расположенном в центре Московского моря, Андрей не стал терять времени.

Каждый божий день этот маньяк (в хорошем смысле слова) работал и работал над собой. Таскал бревна (Алекс назвал его Шварцем из фильма «Коммандо», за что получил снежком в ухо), рубил деревья, обтирался снегом, бегал, прорубая дорогу по полуметровому слою снега (кто пробовал – знает, как это тяжело). Надев перчатки, которые мы захватили из квартиры, я снова стал его спарринг-партнером. Вот тут-то мне, городскому жителю, который уже забыл о серьезных тренировках, пришлось попотеть. После первого же раунда мой нос оказался разбитым в кровь, бровь рассечена, а легкие очень хотелось заменить на новые. Четыре года курения не прошли даром.

Потом я более-менее втянулся и сразу же после утренней рыбалки присоединялся к Полтаве, который с непримиримым упорством каждый раз шел на тренировку, чтобы стать лучше. На четвертый день к нам присоединился и Алекс. Сначала он сидел вдали, подозрительно на нас поглядывая и давая дурацкие советы, за что его обстреливали снежками, а затем как-то подтянулся и тоже предпринял жалкие попытки тренироваться.

Телевизора и Интернета не было, поэтому один раз по радио мы услышали примерно следующее:

–  Тем временем так называемое дело Полтавского принимает поистине международный масштаб! Доктор Смолянинов, который спас жизнь Андрею Полтавскому, неожиданно исчез. О его пропаже заявила сожительница Смолянинова, которая вернулась домой и обнаружила разгромленную квартиру. Следствие считает, что неизвестные ворвались в дом доктора и похитили его. Напомню, что странная цепь событий произошла после знаменательного боя Полтавский – Ибрагимов в «Крокус Сити» 6 декабря…

Нам не нужно было это обсуждать. Нам не нужно было советоваться. Все и так ясно – Андрея начали травить. А ко всему этому он отнесся как самый обыкновенный профессионал – стал тренироваться еще больше, бегать еще быстрее и бить еще сильнее. Последнее я ощутил на себе. Долбаные журналисты!

Так прошла неделя, потом нам встретился первый «ледничок». Ледничок Мурат.

Дело было так. Расставив жерлицы, Семен Петрович достал из рюкзака термос и сказал:

– Вообще человек – странное существо. Вот ты, Коля. Сам же мне говорил, что не знаешь, чем заняться. А по сути-то? Вся эта гадость в стиле «не знаю, чем заняться» идет от безделья.

– Может быть, – кивнул я, попивая чай.

– Не может быть, а точно, – ответил Семен Петрович, поглаживая Арию, которая в компании со Льдом по обыкновению пришла на рыбалку вместе с нами. – Жизнь вообще… – Осекшись, он приподнялся и внимательно посмотрел вдаль. Сделав несколько шагов, он проговорил: – Черт, опять ледничок, что ли?

– Какой ледничок? – встревожился я.

– Да есть тут такая категория идиотов. Те самые, кто под лед любит прыгать по дурости своей! – рявкнул Семен Петрович. – Мажоры понаедут, ни хрена не знают, рыбачить решили… ладно, потом. – Он быстро надел самодельные снегоступы, вытащил длинный щуп, который всегда таскал с собой, и сказал: – Иди аккуратно. И сани возьми с собой, – после чего громко крикнул: – Лед! Аря! Пошли!

Обе собаки, радостно взвизгнув, бросились за хозяином, который быстро, но очень аккуратно двинулся в сторону центра водохранилища. Спустя несколько минут ходу я наконец увидел того, кого Петрович назвал «ледничком». В полукилометре от нас к нам двигался человек, причем даже с такого расстояния я видел, что у него серьезные проблемы. Несколько раз идущая к нам фигура падала на снег, и слышались громкие крики. Не дойдя до нас метров тридцать, шатающийся человек рухнул в снег и снова истошно завопил. Когда мы были в трех-четырех метрах, он закричал:

– Помогите! Пожалуйста!

– Ох ты горе, – пробормотал Петрович, глядя на покрывшиеся тонким слоем льда ноги мужика. – Что же ты… Лед! Аря! – крикнул Петрович. Подскочив к мужику, лежащему ничком на снегу, он обратился ко мне: – Коля! Помоги мне его уложить на сани! Да! Веревку дай, чтобы не свалился! – Быстро погрузив лежащего уже без сознания человека, мы аккуратно привязали его к саням, после чего Петрович крикнул: – Лед! Аря! Домой! – Услышав знакомую команду, оба маламута бросились в сторону острова.

– А довезут? – с сомнением спросил я, провожая взглядом несущихся на всех порах собак с человеком, привязанным к саням.

– Мне кажется, ты живой свидетель, что эти двое могут довезти человека, – вымолвил Семен Петрович, хмуро глядя на удаляющихся собак. Посмотрев на меня, он проговорил: – Не волнуйся, они умные – по крайней мере умнее некоторых идиотов, которые под лед проваливаются из-за своей глупости. По нашим следам бегут, видишь. – Он тяжело покачал головой. – Твою мать, каждый год по пять-десять ледничков вот таких вот!

– Почему вы их ледничками называете? – спросил я.

– Потому что под лед любят проваливаться, – ответил Петрович. – Толик хоть и алкаш старый, но все-таки не дурак. Пока лед тонкий – он никогда пешим не пойдет. На моторашке по-любому утонуть или обморозиться нельзя, а вот эти… – В сердцах махнув рукой, Петрович пояснил: – Коля, я же тут давно живу. Сколько этих мажоров на водохранилище гибнет! Летом – пьяные на лодках катаются, и я из воды вытаскиваю горе-моряков. Зимой – пьяные москвичи под лед проваливаются. Тьфу. – Плюнув на снег, Семен Петрович махнул в сердцах рукой и по своим следам пошел в сторону острова.

Я посмотрел в спину удаляющемуся хозяину острова Липня и почему-то подумал, что людей с характером Петровича очень редко можно встретить в нашей жизни.

В самом зрелище по возвращению незнакомца к жизни не было ничего приятного. Петрович при помощи еще одного мужика по имени Миша с соседней базы отдыха быстро и профессионально спасал человека от ампутации конечностей при помощи простейших, но незамедлительных процедур: отогрева и растирания. А я всегда боялся этого слова – ампутация. Оно какое-то холодное и отталкивающее само по себе. Когда говорят – отрезать, звучит не так страшно, как ампутировать. Ампутировать – это значит окончательно, это значит, что надежды нет. Простите, если провожу немного странную логическую линию, но когда во время разговора Миши с Петровичем проскользнуло: «Да черт его знает, вроде небезнадежно, до ампутации не дойдет, надеюсь…» – мне стало не по себе просто от мысли, что для кого-то нет надежды. Долго предаваться размышлениям у меня не вышло: спустя считаные секунды я снова бежал с ведром воды наперевес по приказу Петровича.

Собственно, я еще переживал и крутился вокруг лежащего без сознания человека, выполняя поручения Петровича и Миши, в то время как Андрей и Алекс отнеслись к новому гостю со странным безразличием. Единственное, что Алекс с неподдельным интересом смотрел – как спасать человека при обморожении, видимо, судьба о возвращении назад его все же пугала, и он решил уточнить, что ему придется сделать, чтобы спасти собственную жизнь. Не знаю, чего он ожидал – магии, факельного шоу или битвы экстрасенсов, но когда увидел, что никаких новых данных для него нет, только махнул рукой и пошел в лес, в котором Андрей, вооружившись топором, снова рубил деревья. Кстати, Андрей к новому прибывшему отнесся более чем безразлично – это я, добрая душа, переживал и крутился вокруг, а Полтава только бросил:

– Дурак, что скажешь. Люди инвалидами рождаются – мучаются всю жизнь. А эти напьются и потом без ног остаются. – Презрительно хмыкнув, он подхватил топор и двинулся дальше рубить лес.

Тем временем наш гость спустя полтора часа пришел в себя. Он открыл глаза и застонал. Спустя еще минут десять снова издал несколько нечленораздельных звуков. В ответ Петрович приподнял его и сунул в руки огромную кружку размером с пивную и проговорил:

– Наболтаться мы еще успеем. Это обязательно, – заявил он и, словно подтверждая собственные слова, продолжил: – Ты в безопасности. А пока просто пей.

Спасенный нами мужчина легонько кивнул и сделал первый глоток. Тяжело выдохнув, он сделал еще один. Петрович протянул руку Мишке, сидящему на топчанчике рядом, и проговорил:

– Спасибо.

– Да брось ты, за что благодарить-то, – осуждающе посмотрел на него Миша. – Если что – у меня знакомые мужики на моторашке пойдут вечером до пристани. – Миша перевел взгляд на гостя, затем с сомнением продолжил: – Я все-таки еще зайду. На всякий случай. Если что, вечером с моторашкой отправим в больничку.

– Добро, – кивнул Петрович, поднимаясь с топчанчика. Повернувшись ко мне, он проговорил: – Коля, ты посиди здесь, ладно? Мне с Мишкой еще переговорить надо.

– Не вопрос, – ответил я, садясь на место Петровича. Получилось немного комично – вроде как смена караула. Хотя во всей этой ситуации, похоже, никто не находил юмора. Так уж получается, что замечаешь совершенно глупые мелочи во время не самых приятных ситуаций – наверное, это подсознание пытается механически отвлечь сознание от реальности.

– С-п-а-с-и-б-о, – просипел спасенный, держа кружку и глядя прямо перед собой. Кивнув неизвестно чему, он просипел: – М-у-р-а-т.

– Не благодарите, – покачал головой я, разглядывая лицо гостя. – Не благодарите и не разговаривайте. Просто пейте, и все. Вам станет легче.

– М-у-р-а-т, – снова повторил наш гость.

– Коля, – кивнул я. «Странное имя, Мурат, – подумал я, – вроде внешность европеоидная, и восточных черт я особенно не заметил, хотя когда перед тобой буквально посиневший человек смотрит в одну точку, держит кружку черными пальцами и с трудом пытается выразить благодарность, последнее, о чем думаешь, – какой он национальности. Мурат так Мурат, мне-то что, главное, что бы жив остался». Я не знал, как вести себя в таких случаях, вроде как уходить было неправильно, поэтому я только еще раз повторил:

– Мурат, ты не разговаривай, пей. Все будет хорошо.

– Бу-бу-дет, – кивнул он, все еще не отрываясь от одной точки, после чего сделал еще один глоток.

– Ты как полегче станет, позвонишь близким, скажешь, что все у тебя хорошо, – продолжал я играть подбадривающую партию.

– Н-е-т, н-е-к-о-м-у, – помотал головой тот, и мне показалось, что в его глазах мелькнуло что-то вроде злости. Правда, моментально вспыхнувшая злоба тут же исчезла.

Оставшийся день он не разговаривал – на все попытки и предложения связаться с кем-то из близких он только отрицательно качал головой.

Мурат приходил в себя почти день, к счастью, ничего серьезного он заработать не успел, слишком быстро мы его заметили. Кроме того, у него было невероятно крепкое здоровье. Петрович утверждал, что воспаление легких он просто априори обязан себе заработать, но все обошлось. Вечером к нам заглянул Мишка с еще одним мужиком, как выяснилось – врачом по образованию. Осмотрев Мурата, который в кои-то веки отлепил взгляд от одному ему видимой мертвой точки, врач проговорил:

– Госпитализация не нужна, вовремя вы подсуетились. – Разведя руками, он добавил: – Ну вы, мужики, сами все лучше меня знаете. У вас таких случаев хватает, можете помощь пострадавшему оказать. Единственное – таблеток для поддержания иммунитета ему не помешает попить.

В ответ на слова доктора Петрович еще раз покачал головой.

На следующее утро Мурат попытался уйти. Он встал, сделал несколько шагов и упал. Когда мы его подняли и положили на койку, он прохрипел:

– Я должен домой…

– Сегодня моторашки в город не идут, – покачал головой Петрович, хмуро глядя на бунтаря. – Ты лежи, друг. Просто лежи…

– Не хочу, – упрямо помотал тот головой. – Стыдно.

– Да, стыдиться есть чему, – холодно сказал Петрович. – Особенно не учиться на собственных ошибках. Куда бы ты ушел? До первой лунки?

В ответ мужчина только повел шеей и снова уставился в одну точку.

Следующие два дня Мурат потихоньку восстанавливался. Разговаривал он односложно – отвечая на тот или иной вопрос. Особенно он ничем не отличался – разве только тем, что каждое утро поднимался с кровати и пытался уйти. Я… я не могу описать, почему он это делал, мне кажется, он чувствовал себя неудобно, находясь на попечении незнакомых людей, которые вынуждены о нем заботиться. А так вообще он был мужик нормальный, по крайней мере мне он показался нормальным – в нем чувствовалась сильная личность. И сейчас этот сильный человек не мог осознать себя в новой роли – в роли больного, лежащего на кровати. Он словно стеснялся своей участи, словно хотел убежать отсюда поскорее и чтобы никто не узнал о произошедшем.

На третий день они с Петровичем поссорились. Когда хозяин дома поставил рядом с кроватью Мурата тарелку с куриным супом, тот вдруг сказал:

– Я все оплачу.

– Что? – переспросил Петрович, глядя на спасенного им человека.

– Я оплачу все неудобства, – твердо проговорил Мурат.

– Да что же это такое! – задохнулся от возмущения Петрович и выскочил из комнаты.

– Я все оплачу, – словно заклинание повторил Мурат и спокойно взялся за ложку.

Вот так вот и жили. Странный гость, который чувствовал себя неуютно от того, что стал обузой для нас. Петрович, который был возмущен до глубины души тем, что человек решил ЗАПЛАТИТЬ за то, что тот спас ему жизнь и приютил. Для Петровича это было просто нормально, как помочь подняться упавшему на улице в гололед. Петрович жил по своим законам, и предложить ему деньги за его доброту было все равно что подкинуть деньжат Марии Терезе просто за то, что она такая есть. Петрович – не Мария Тереза, конечно, но в доброте в этом мире он уступал только Льду с Арией, которые вообще смотрели на мир счастливейшими глазами собаки.

На четвертый день, когда мы привычно собрались в зале, Мурат вышел к нам. Бросив взгляд на Алекса, который играл на моем ноуте, на Андрея, который каждый вечер слушал радио, отслеживая новости, связанные с ним, меня, мирно читающего очередную книжку из библиотеки Петровича, он проговорил:

– Меня зовут Мурат Мамедов. Я благодарен вам, я никогда не встречал таких добрых людей. – Бросив взгляд на Петровича, мирно чистящего свое ружье, Мурат заявил: – Семен Петрович, извини, если обидел, предложив деньги. Я никогда не был в таком униженном и беспомощном положении – спасибо. Я вам век буду благодарен.

После чего наступила тишина. Мурат смотрел на нас, а мы на него. Тишину нарушил голос Алекса:

– Петрович, тащи водку. За жизнь разговаривать будем. Самое время, че (вот это «че» он мог бы и не добавлять – хорошо сказал, но на такого дурака, как Алекс, обижаться вообще глупо, испортил момент, ну и ладно).

А вот когда Петрович достал бутылку водки, мне почему-то стало плохо от одного ее вида.

Глава 8
Прокурор Мурат

Все любят истории, когда богатые, влиятельные и знаменитые люди попадают в глупые ситуации. Да что там, даже за просто неудачные и глупые фотографии знаменитостей папарацци получают неплохие деньги. В какой-то мере Мурат оказался именно в когорте тех людей, которые относятся к влиятельным. А еще он оказался заложником собственной гордыни.

Но обо всем по порядку. Алекс разлил водку по стопкам на троих. Я скривил физиономию и отмахнулся, а Андрею даже не предлагали – он только выключил радио на плеере и в компании Льда прислушивался к нашему разговору, хотя вида и не подавал. Когда Алекс, Мурат и Петрович ударили по первой, Мурат выдохнул:

– Я прокурор ЗАО города Москвы.

– Бывает, – кивнул Петрович.

– Сам я из Дагестана, – продолжил Мурат (Полтава скосил глаза и слегка скривил нос – совсем чуть-чуть, но я заметил). – Когда мне было четыре, родители уехали в Москву. Они были актерами – с тех пор я жил в Москве. – Он пожал плечами и замолчал. Было видно, что этот человек не привык рассказывать что-то личное и теперь не знает, как выговориться, а, судя по всему, ему нужно было именно поговорить. Я видел, что он не знает, как подступиться, как лучше начать свою историю.

– Ты продолжай, – с серьезным видом сказал Петрович, разливая водку. Посмотрев на меня, он проговорил: – А ты закусывай. – В подтверждение своих слов он подтолкнул мне банку с огурчиками, которую по поводу намечавшегося разговора велел вытащить.

– Я вообще человек не очень разговорчивый, – проговорил Мурат, крутя в руках стопку.

– Мы заметили, – согласился Алекс, поднимая вторую. – Давай, не скромничай.

После третьей стопки Мурат вдруг высказался:

– Конечно, все совершали преступления. – Он обвел нас взглядом. – Ну все же! Как иначе-то? Давали взятки ментам, воровали по-мелкому на работе, дрались на улице. – На этот раз Полтава слегка повернул голову и внимательно стал смотреть на прокурора, который изливал душу. Выдержав паузу, наш гость проговорил, глядя в глаза Петровичу: – Был у меня случай, когда мальчишку посадили ни за что. Просто за то, что он кому-то не понравился. – Мурат усмехнулся. – Он даже ничего не сделал. Просто какому-то козлу наверху вздумалось его раздавить – и все. – Он обвел сидящих за столом тяжелым взглядом и проговорил: – Раздавили парня. Его нет больше. – Взъерошив черные волосы с едва намечающимися сединками, прокурор продолжал: – Это лет пятнадцать назад было. Я тогда еще в помощниках ходил. Подносил и приносил. А потом что? Спустя пятнадцать лет та же ситуация. Опять кому-то не понравился человечек – даже не мужчина, девчонка – и все. Стала вдруг опасной для общества. – Мурат выпил еще одну стопку и замолчал.

– Это система, – проговорил я. – Пойдешь против – перемелет тебя.

– Я знаю, Коля, – кивнул прокурор и, посмотрев на меня совершенно трезвым взглядом, проговорил: – Я все это знаю. Не иди против течения – погибнешь и так далее. Все это знают и не дергаются, когда не надо. У меня неделю назад отец умер. Восемьдесят шесть лет. – Он покачал головой и горько усмехнулся. – Я всю жизнь прожил в Москве. А в конце жизни он мне сказал на аварском: «Выпущенная стрела назад не возвращается».

– Ну, это… – икнув, начал было Алекс, но Петрович жестом заставил того замолчать.

– Никогда ничего близко к сердцу не принимал, всегда держался своего курса, свято верил, что делаю все правильно, – проговорил мужчина, чеканя каждое слово. – Отец умер и оставил мне только эту фразу. Я понял, что обратного пути уже нет, что потом, лет через тридцать, я точно так же буду держать руку сына и должен буду ему что-то передать, что-то сказать… И тут я понял. – Мурат опустил голову, затем почти весело сказал: – Я понял, что, когда я увижу, что я натворил, мне станет страшно. Натурально страшно, – ухмыльнулся прокурор Западного административного округа города Москвы. – А что я скажу? Не вмешивайся ни во что – сохранишь свою шкуру?

– Каждый сам выбирает свой путь, – подал голос Полтава, скручивая наушники. – Нет?

– Да, ты прав, боец, – кивнул Мурат, даже не посмотрев на Андрея. – У меня эта мысль долго в голове крутилась. Очень долго – пытался придумать себе оправдание, думал, что все можно оправдать. Я долго был в системе – знаю, что оправдать можно даже самого последнего подонка, если для этого есть соответствующая… – он зло ухмыльнулся и подобрал слово, – платформа.

– Себя не обманешь и не оправдаешь, – все так же холодно продолжал Андрей.

– К этому я и пришел, – впервые за все время по-настоящему улыбнулся Мурат. – Меня эта мысль долго долбила день за днем. А потом в один из этих дней мы конторой поехали на базу. Там все были – все те, кто того парнишку раздавил в угоду козлу из начальства.

– Хотел их убить? – спросил я, глядя на мужчину.

– Убить? – удивился тот, недоуменно приподняв брови. – Нет. Просто я подумал, что было бы неплохо, если бы тот мальчишка, которого вся эта банда отправила в тюрьму, появился здесь. С автоматом – и перестрелял к чертям собачьим этих бандитов в форме, которые пили водочку, жарили шашлычок и ржали. – Мурат поморщился. – И меня. За то, что стоял и смотрел. И ничего не сделал, хотя мог. – Он выпил еще стопку. – На следующее утро я поехал на рыбалку. Даже не знаю зачем – просто сел в машину, прихватил с собой рыбацкий сундучок со всем необходимым и поехал. На дороге меня остановил мент, я был еще пьяный, но когда он увидел мое удостоверение, то решил не связываться. Потому что я таких, как он, тоже сажаю. Иногда за дело, иногда статистика поджимает. Я вообще не профессиональный рыбак. Рыбачу пару раз в год. Вот и пошел, что называется, «подумать». А если точнее, мне было просто тошно все эти чертовы рожи видеть. – он выпил еще одну стопку, налитую молчаливо сидящим Петровичем, и проговорил: – Я специально так пошел по льду – чтобы провалиться. Я знал, как не попасть в беду. Мне даже хотелось, чтобы это произошло, – а там… да кто меня искать будет?! Хватятся, найдут машину, подумают, что шел пьяный прокурор, провалился под лед и сдох. «Так ему и надо, гниде, – скажет следователь. – Значит, есть кто-то там наверху». ДА! Так и скажет! Не тонут прокуроры ЗАО г. Москвы. Так, побултыхаются и выкарабкиваются.

– Значит, так надо, – кивнул Петрович, который выпил не меньше порядком охмелевшего Мурата, но держался хорошо в отличие от Алекса, который уже практически заснул на столе.

– Мальчишке тому не надо, а мне, говнюку, надо, – ухмыльнулся прокурор. – Ему какой Петрович поможет? А ведь есть он, этот Владислав, который таких, как мы, без разбору мочит. Есть! – Он помахал пальцем и чуть не слетел со стула.

– Кто есть? – подскочил я с места.

– Владислав, уборщик такой дряни, как мы, – хмыкнул Мурат.

– Коля, нашему гостю уже нехорошо. – Петрович поднялся и посмотрел на меня. – Давай ты его потом про своего Владислава расспросишь?

– Потом он уже вряд ли расскажет, – тяжко вздохнул я, глядя на прокурора Мамедова, который возглавлял районную прокуратуру ЗАО города Москвы. К моменту, когда мы с Петровичем собирались его отвести в постель, он уже заснул.

После разговора мы стали укладываться спать – сначала оттащили Мурата, затем отнесли Алекса, который оказался слабее всех в распивании водочки под разговоры. Когда все уже уложились, я долго ворочался на месте, затем принял решение, которое принимает любой курящий человек, когда не может уснуть, – пойти покурить. Вот так вот я и устроился с пачкой сигарет на крыльце, пуская дым в черное небо. Ночь была невероятно тихая – ни дуновения ветерка, просто штиль, в котором было круто вот так вот сидеть, курить и думать о своем. Сидящий рядом Лед услышал далекий вой и завыл в ответ. Я погладил маламута по мощной шее и проговорил:

– Не грусти, самый добрый потомок волков в мире.

В ответ Лед только сильнее затянул древний протяжный вой, известный еще его предкам. Скрипнула дверь, и на крыльцо вышел Андрей. Усевшись рядом, он сказал:

– Смотрю, тебя история задела.

– Да нет, – пожал я плечами. – Жалеть мужчину – только оскорблять. Остается выслушать и забыть.

– Может быть, – кивнул Андрей, глядя на иссиня-черное небо над нашим оплотом цивилизации.

– Как ты?

– Да не знаю. – Полтавский грустно усмехнулся. – Какая-то тоска, что ли… трудно объяснить… Ладно, чего там – меня тоже задело.

Словно в подтверждение слов Андрея, Лед снова завыл.

Андрей подключил радио к колонкам, и в комнате раздался голос ведущего:

–  Подъем! Здравствуй, великий город! Так, Настя, что там у нас по Полтавскому… ага! Вот Газета. ру со ссылкой на агентство Рейтер: «Следственный комитет возбудил уголовное дело по статье «Похищение человека». Напомню, что несколько дней назад из своей квартиры пропал доктор Смолянинов, тот самый врач, который проводил обследование организма Андрея Полтавского. Самый громкий скандал вокруг лиги «F-1» разгорается с новой силой – главным подозреваемым в похищении проходит сам Полтавский, который предположительно инсценировал свое отравление, чтобы получить крупную сумму денег. По версии следствия, боец лиги «F-1» сам отравил себя, чтобы получить деньги от выигрыша на тотализаторе…»

Выдернув шнур, Полтава воскликнул:

– Нет, вы слышали?! Это я сам себя отравил?!

– Парень, я тебе одно скажу, – хмуро сказал Мурат, который внимательно слушал радиостанцию, – если надо будет, они докажут, что ты Гитлеру помогал в сорок первом.

– Ну это же чушь! – почесал я затылок. – Они же сами себе противоречат! Если бой признан несостоявшимся – ставки возвращают! Полтавский априори не мог отравить себя, чтобы получить прибыль для этого! В этом нет здравого смысла! Да и зачем тебе похищать этого врача?!

– Это карательная система, – пожал плечами Мурат. – Какой в ней смысл можно искать?

– И какой у меня есть выбор? – спросил Андрей.

– Я могу тебе помочь, – спокойно проговорил прокурор. – Поверь, у меня есть нужные связи для того, чтобы это дело расследовали по-настоящему.

– Я справлюсь сам, – ответил Полтава после нескольких минут молчания и, с гордым видом подхватив перчатки, вышел из домика.

– Гордый, – покачал головой Мурат.

– Идиот, – добавил Алекс.

– В его случае равнозначно, – согласился прокурор, глядя вслед Полтавскому. – Упрямый и гордый. Как я в принципе.

Весь оставшийся день я думал, что нужно сделать. Сидеть на месте и вечно прятаться не выйдет, судя по тому, как разгорается скандал, просто так замять это дело не выйдет. Как ни странно, ситуация вокруг Андрея стала разгораться все сильней и сильней. Я искренне привык к тому, что новость свежа и горяча только до одного-единственного случая – до появления более горячей темы. Сами помните, сколько бывало скандалов, которые будоражили общественность, а потом вдруг затмевались более яркими событиями.

А тут все наоборот. Словно снежный ком, события стали накручиваться одно на другое, и вместо простого отравления тут уже и обвинение в похищении человека, да и если верить радио – единственному источнику информации на острове, то так называемое дело Полтавского становится чуть ли не основной темой для дискуссий в многочисленных программах и передачах федеральных каналов. Просто ждать, когда все сойдет на нет, уже бессмысленно. Остается только искать выход.

Как ни странно, я его нашел при помощи самого Андрея.

* * *

Снова увернувшись от моего удара, Полтавский сделал несколько ложных выпадов и одним броском отправил меня в сугроб. Подняв меня на ноги, Андрей кивнул и снова замер в стойке, ожидая атаки. Уже через несколько мгновений я опять оказался в снегу. Правда, на этот раз неудачно – Полтава всегда спарринговал очень аккуратно и не превращал нашу тренировку в избиение, а просто шлифовал технику приемов и ударов до автоматизма. Во время моих попыток его побить (иного названия нашим спаррингам я не нахожу) иногда он, словно робот, уклонялся от ударов, безошибочно предугадывая каждый мой маневр. Что там, мне, разряднику, с Андреем не конкурировать: Полтава – это машина. Так что приходилось каждый раз бить, бить и бить в надежде эту машину хотя бы остановить. Короче говоря, этот автоматизм меня и привел к идее о том, что нужно делать.

Вторую нашу схватку я не помню. Вроде все шло как обычно – я бил под разными углами, постоянно менял темп, в то время как Андрей только умело оборонялся, время от времени легко обозначая удары, когда я открывался. А потом я уже оказался на снегу и крутил головой, в то время как Андрей и Алекс ссорились прямо над моим поверженным телом. Открыв глаза, я услышал:

– Ну ты идиот, Полтавский! Тебе лечиться надо! – возмущался Алекс.

– Я не специально, у меня на автомате рука вылетела! – уныло проговорил Андрей.

– Эй, педики! – рыкнул я, приподнявшись на снегу. – Хватит! Помогите мне!

– О! Очнулся! – заорал Алекс, поднимая меня на ноги. Стоило мне принять горизонтальное положение, Леха ткнул пальцем в сторону Андрея, виновато стоящего с перчатками в руках. – Он тебя убить хотел! Давай его федерации сдадим! За его пустую боксерскую голову обещают пятьдесят тысяч баксов! А! Давай его сдадим?! – Алекс подозрительно прищурился и еще раз ткнул пальцем в сторону Полтавского. – Он нас всех подставит! Я его насквозь вижу! Лютый зверь!

– Ник, ты это… – Андрей виновато развел руками. – Я не хотел. Я легко руку бросил, а ты челюсть подставил. И как-то того… сошлось.