Текст книги "Штрих-кот"
Автор книги: Алексей Верт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Нет-нет-нет! – Паша вскочил, раскинув руки в стороны, будто пытаясь прикрыть от гремлинов стол с хитро расставленными по нему пробирками. – Мы только-только порядок навели…
– Не паниковать! – Макс сделал шаг вперед и одарил зеленокожих незваных гостей хмурым и решительным взглядом. – Сейчас мы на раз-два справимся с этой заразой, и вы забудете о ней навсегда.
– Макс, не на… – начали Вареники, но договорить не успели.
Спецагент еще даже не успел сделать шаг, а гремлины уже вступили на тропу войны и связали шнурки на ботинках Макса. Надо отдать командиру должное, грохнулся он не плашмя, а успел сгруппироваться. Больно стукнулся коленями и локтями, но лицо уберег, пусть и обнаружил прямо перед глазами мерзкую морщинистую физиономию, которая высунула длинный розовый язык и обидно заголосила: «Бе-бе-бе!» А потом маленькая зеленая рука стащила с Максова носа очки и помахала тщательно сложенным кукишем сначала возле правого глаза, а потом возле левого.
Отличник, спортсмен и просто хороший человек от такого оскорбления взвыл, оттолкнул пытающихся схватить его за локоть Вареников – вечно эти девчонки лезут, куда их не просят! – и, разувшись, кинулся на врага, который, стоит признать, проявлял смелость: не спешил отступать в коридор, а кривлялся, двигаясь перебежками вдоль плинтуса. В попытках поймать гремлинов Макс за тридцать секунд опрокинул стул с Владом, поскользнулся на неизвестно откуда взявшейся медузе, перевернул тумбочку с бумагами Гоши, вырвал из сети шнур от компьютера Марка Михайловича и уронил на пол Лизину косметичку. Из нее выкатилась модель атома водорода и помада нежно-сиреневого цвета.
Каждый «подвиг» Максима гремлины встречали бурными аплодисментами. Шлепали потными ладошками по полу и стенам, приплясывали, брызгали слюной и наперебой интересовались, когда же большой человек наконец-то справится «с этой заразой». Упав в третий раз, командир сам едва не позеленел от ярости и, в отчаянной попытке достать надоевших гремлинов, провел серию ударов по движущимся целям.
Спустя мгновение цели продолжали спокойно двигаться, чего нельзя сказать о вазе с цветами, крутящемся стуле и упавшей Гошиной тумбочке. Они и раньше-то никуда не собирались, а теперь уже и не могли.
– О-е-ей! – радостно вскричали гремлины, когда в воздух взлетели листы с документами-регламентами, причем верхний назывался «О необходимости защиты рабочих помещений от нечистой силы. Проект для согласования».
Ярость Максима достигла того предела, за которым начинается безумие. Он пробежал взглядом по комнате, остановился на близняшках, выдохнул нечто нечленораздельное, а затем снова сосредоточился на гремлинах.
– Нет, Макс, нет! Не на… – но Вареники опять не успели.
Никогда не гоняйтесь за гремлинами. Ловкости им при рождении выдают столько, что хватило бы на целый выводок куниц. По хитрости они превосходят лисицу, а еще маленькие зеленокожие проказники страшно любят наблюдать за тем, как неуклюжие люди ставят себя в глупое положение. Чем сильнее распаляется человек, тем хуже он замечает гремлинские ловушки. Поскользнуться на банановой кожуре или стукнуться виском о дверной косяк – это еще самые невинные шалости. Гремлины изобретательны и неутомимы, когда они предлагают поиграть в догонялки, ни один человек в здравом уме и трезвой памяти ни за что не согласится принять участие в этом заведомо проигрышном занятии. Разве что он командир спецагентов, который не привык отступать, а заодно стыдится ударить в грязь лицом перед котом или девчонками.
– Может, уронить на него люстру? – шепнула Ника, наблюдая за тем, как Макс врезается в шкаф с лабораторным стеклом и опрокидывает его на себя.
– Зашибем, – тоскливо отозвалась Варя, вздрагивая от звона бьющегося стекла.
– А ему уже не все равно?
– Ему – все. Зато им…
Близняшки синхронно вздохнули и продолжили наблюдать за разгромом лаборатории. За их спинами громко и витиевато ругался Марк Михайлович, переставший быть похожим на доброго гнома и превратившийся в гнома изрядно разозленного, а в такт каждому падению на пол – Макса или оборудования – охала Лиза.
В итоге командир совершил последний, контрольный бросок за гремлинами. Прыжок просто обязан был стать удачным, но Макс не рассчитал траекторию движения и рухнул всем телом на стол с пробирками.
Лиза закрыла лицо руками и заревела.
Гремлины хрюкнули, задорно откланялись на все четыре стороны и исчезли…
* * *
Я ошалело потер лапами мокрую мордочку, оглядел беспорядок и глупо пробормотал: «Я что-то попустил?» Хорошо, что вопроса никто не заметил, лишь Влад нахмурился и посмотрел в том направлении. Впрочем, нельзя было утверждать, что он смотрел на меня, а не на следы разрушений.
– Знаете, – задумчиво сказал Паша, наблюдая, как Макс выбирается из горы осколков. – Гремлины и раньше приходили к нам. Но никогда это не было столь…эээ, разрушительно. Эй, ты там цел?
– Не совсем, – буркнул Макс, ощупывая ребра. То ли одно сломано, то ли… Нет, это хрустит переломленная надвое пластиковая карточка с надписью «Пропуск в лабораторию. Мухин Марк Михайлович».
– Если ты решил таким способом отомстить за кофе на штанах, – продолжал Паша, – то тебе более чем удалось.
Командир едва открыл рот – то ли для возмущений, то ли для оправданий, как взвизгнула Лиза. Хаос в лаборатории вернул ее с небес на землю и превратил в монстра, о котором говорил Паша. Только не в хорошем, научном смысле, а в самом что ни на есть плохом.
Ее длинный палец поочередно указывал на груду смятых и изорванных документов, на побитое лабораторное стекло, на вырванный «с мясом» из стены удлинитель, на перевернутые стулья, на сидящего на полу хмурого Влада, на опрокинутый треснувший стол.
– Скажешь, типа, я не виноват? Это все они? Гремлины? До тебя они ограничивались перепутанными проводами и переклеенными бумажками на пробирках! Или чай заливали в кофемашину! В крайнем случае – прятали Пашины носки! А теперь что? Кто будет это все убирать? Неделя работы коту под хвост!
«Не успел прийти в себя, уже оскорбляют», – подумал я и попытался встать. Ноги держали, но плохо. Вдобавок, постоянно казалось, что вот-вот из-за плеча выглянет гремлин, весело улюлюкнет и закинет еще куда-нибудь. На шкаф, например. Или на люстру. Чтобы я окончательно потерял душевный покой, (хотя, вполне возможно, это уже случилось).
Макс продолжал стоять посреди комнаты с открытым ртом, а Лиза все подливала масла в огонь:
– Кто вас вообще сюда пустил? Паша! Я тысячу раз просила не приводить посторонних! То этот… уродливый такой… да, садовник! То капитан подлодки! То ее команда – половина в лохмотья одетые! Как я должна работать в таких условиях? Может, мне сбежать в башню?
– Как принцессе, – пробормотала Ника.
– Что-что? – у Лизы оказался отменный слух.
– Как сказочной принцессе.
– В башню.
– Извини, что перебили.
Бывают такие моменты, когда нельзя отвечать на вопрос «что-что?» традиционным «ничего», иначе будет только хуже.
– Вы думаете, Валерыч будет мне рад? Аж три короба планктона, конечно же с верхом и добавкой!
«Архитектор никому не рад, – я поставил еще одну галочку в уме. – А в лаборатории – проходной двор. И хиппи приплывали внутрь города, хотя сказали, что их только катали, не погружаясь. Оч-чень интересный факт!»
– Мы поможем с уборкой, – Варя применила единственно правильный аргумент в споре. – В конце концов, это же наш Макс виноват.
– Что-о-о?
– И гремлины, – Ника очень выразительно посмотрела на командира. Если бы во взгляде была текстовая полоса, она бы гласила: «Закрой, пожалуйста, рот. На потолке еще остались люстры, но нам бы не хотелось добавлять разрушений, чтобы заставить тебя замолчать».
Лиза тут же перестала кричать. Недаром говорят, что лучший аргумент в споре – не слово, а дело. К тому же, сразу добреешь, когда выясняется, что не только тебе придется полночи ползать на четвереньках по полу и собирать скудные остатки того, что когда-то было новейшей лабораторией, обставленной по последнему слову техники. В компании ползать на четвереньках всегда веселее!
По ходу уборки девочки подробно расспросили Лизу и выяснили, что до этого гремлины появлялись так же неожиданно в количестве не больше четырех. Безобразничали, кривлялись, задирали ученых, выкрикивали смешные оскорбления – и пропадали. До следующего раза. В общем, картина мирная и даже идиллическая в сравнении с тем, что представляли агенты, когда Профессор обрисовывал проблему.
– Мы о них даже Валерычу не рассказывали, – пыхтел Паша, ползая с тряпкой вокруг аквариума. – Не хотели волновать лишний раз.
– Ага, – подтвердила Лиза, победно вытаскивая из груды битого стекла уцелевшую склянку. – Он бы разорался. Ну, а мы решили, что лучше чуть-чуть потерпеть нелепость, чем выслушивать нотации.
– И вы тоже ничего никому не говорите! – спохватился Марк Михайлович. – Иначе тогда он объявит зачистку! По правилам! Стерилизация объекта, полная дезинфекция и так далее – страшная штука, у Гоши где-то регламент был…
– …А это как минимум потерянная неделя работы! – Паша погрозил мокрым пальцем в воздухе.
– Я не очень хорошо знаю Влада, – прошептала Ника на ухо Лизе. – Но он-то ведь такой правильный – и что, тоже скрывает что-то от начальства?
– У нас было голосование. Результат – три «за», двое «против».
Влад стоял на пороге рядом со мной, демонстративно повернувшись к остальным спиной. Я даже приосанился. Наши спины – человеческая и кошачья – выражали презрение к миру в целом и к уборке в частности.
Гоша тем временем тоскливо перебирал мокрые бумажки и всем видом намекал, что вторым «против» был именно он. И сейчас еще больше утвердился в этом мнении.
Макс, который слегка остыл и понял, что лучше пока помолчать, лишь злобно пыхтел и пытался водворить обратно в шкаф застрявшую полку…
* * *
Назад в бунгало возвращались по круговой аллее, чтобы уж наверняка никого не встретить. Макс ковылял позади всех, потирая синяк на подбородке. Очки его были сломаны и теперь криво висели на переносице, кое-как перемотанные изолентой. Лицо расцарапано, как после сражения с армией кактусов. На затылке набухала огромная, с куриное яйцо, шишка. В голове гудело, под ложечкой противно тянуло – кажется, именно это выражение используется в книгах, когда персонажу не по себе в физическом смысле, хотя эта метафора кажется мне устаревшей и сомнительной. Тело его чувствовало себя, как футбольный мяч после продолжительной игры – с дополнительным временем и пенальти.
Девочки шли, чуть не чеканя шаг, с прямыми спинами и сжатыми кулаками. Они злились. Чувствовали злость друг друга и пытались ее контролировать. Получалось не слишком успешно – один из уличных фонарей уже не выдержал и погас. Из-за этого еще больше хотелось плакать и ругаться.
Несмотря на усталость, спать не хотелось. После адреналиновой погони за гремлинами и изматывающей уборки, у нас наконец-то появилось время поразмыслить, и все по отдельности пришли к одному и тому же выводу – ужасно стыдно!
Максу – за причиненные разрушения, Вареникам – за то, что не сумели их предотвратить, а мне – за незамеченных гремлинов.
– Как я их пропустил-то? – бормотал я, осторожно переставляя дрожащие лапы. – Тоже мне, инженер. Глаза не видят, так хоть приборы включи… Так!.. Стоп! Вот же он! Вот! – я аж задохнулся от нахлынувшего возмущения и указал лапой на карман командира, откуда выглядывал Изпак, чудом переживший битву. – Ты снял его с меня. И поэтому – только поэтому! – я не заметил приближения гремлинов!..
Макс насупился, поправил очки, и те развалились на две половинки. Я же выждал паузу и спросил строгим голосом, которым в подсмотренных фильмах разговаривали полицейские на допросах:
– Максим, признавайся, за сколько ты продался вражьему племени?
Несмотря на позднее время, сон неотвратимо откладывался…
Глава 4
Когда смотришь на чужую ссору, почти всегда кажется, что уж ты-то со своими друзьями из-за подобной глупости не стал бы ругаться. Что договориться гораздо проще, чем дуться друг на друга и ходить потом с кислыми лицами. Что разумный взрослый человек… ну, почти взрослый, может все решить спокойно и мирно, не повышая голоса и не прибегая к оскорблениям. Однако на деле оказывается, что порой невозможно обойтись логическими доводами без использования малоприятных выражений, наглядных примеров и переходов на личности. Почему-то большинство людей – да и котов, положа лапу на сердце, – не способны принять груз ответственности с должной серьезностью, если он не сопровождается пинком, подзатыльником или окриком. Сторонники сурового воспитания даже утверждают, что выволочки для личного состава – это вовсе не оскорбление, а манна небесная, поскольку формируют полезный условный рефлекс: делай хорошо, иначе схлопочешь.
У Макса – отличника учебы – этот рефлекс был отработан безусловно. И сейчас он чувствовал себя как на первом курсе после заваленной дипломной работы. Правда, вместо усатого майора Петра Петровича перед ним распинались две пигалицы… но интонации были один в один. Я думаю, в любой другой ситуации Макс просто развернулся и ушел бы – кто они, в конце концов, такие? Не вышестоящее командование, не тренеры и учителя, не родители даже. Однако действовал тот самый рефлекс – ругают за дело? Сиди и слушай, краснея от стыда, в следующий раз умнее будешь.
Вареники тоже чувствовали себя неуютно. Они любили поспорить с собеседником, подловить его, подколоть, подшутить, но совсем не привыкли выступать в роли серьезных «родителей», которые устраивают разнос «заигравшимся детям». Не нравилось им быть старшими, потому что старшего никто не страхует. Никто не подержит над ним зонтик со словами: «Экспериментируй, сколько угодно, а если что-то пойдет не так, я уберегу тебя от дождя и града. От ледяных стрел и огненного вихря уберегу тоже».
Именно поэтому сестры даже для вида не стали возмущаться, когда Макс объявил себя командиром. Вот пусть он и «держит зонтик», а у них руки будут развязаны. «Мы маленькие дети, нам хочется гулять», ну и все в таком духе…
Но сейчас ситуация требовала серьезного разговора. Помимо этого, в мыслях Вареники кляли самих себя – вовремя не рассказали остальным о повадках гремлинов, потому что считали это знание само собой разумеющимся. И в результате пришлось разгребать разрушения, корить других и себя… С другой стороны, задним умом-то все мудрецы.
Я сидел между командиром и девочками, переводил взгляд от одних к другому, а мысли тем временем, не придавая значения важности момента, витали где-то рядом со сложными схемами ловушек для нечисти и желанием увидеть во сне большую банку сметаны. Но важность момента не позволяла уйти или устроиться спать прямо здесь.
Однако вскоре Варя с Никой прекратили отчитывать Максима – к облегчению всех присутствующих – и перешли как раз к той самой информации о гремлинах, которая им была известна. И вот тогда на какой-то период мир был восстановлен, потому что одним доставляло удовольствие рассказывать, а другие слушали в четыре уха, в надежде выудить что-то полезное, что так или иначе поможет отомстить этим маленьким зеленым чертенятам.
Если вычленить из рассказа главное и полезное и опустить многочисленные устрашающие гримасы, размахивания руками и строгие взгляды, то получалась краткая справка, которую вполне можно поместить в энциклопедию магических существ.
Выглядела бы она вот так:
«Гремлинов нельзя ловить голыми руками. Более того, им нельзя и виду показывать, что кто-то собрался их ловить, иначе беды не миновать.
Если гремлин один, то его еще можно поймать. Известны случаи, когда их приносили за шиворот к заказчику, однако позже в большинстве случаев оказывалось, что ловец пользовался либо чужой помощью, либо сложными приспособлениями.
Если гремлинов больше одного, самый лучший способ остаться целым – это стоять на одном месте и не двигаться. И даже зажмуриться, потому что они могут создавать иллюзии.
Из всех «жертв» гремлины выбирают самого большого и важного!
Во-первых, он уверен в своей силе и умении побеждать, а единственная вещь, которая нравится зеленокожей нечисти больше, чем разрушение окружающего пространства, – это разрушение чужой уверенности в чем-либо. Во-вторых, большое тело приносит гораздо больше разрушений, чем малое.
Историками бережно зафиксированы самые серьезные акции гремлинов, замаскированные ими под людские промашки: пожар в Александрийской библиотеке, давка на Ходынском поле и затонувший Титаник…»
– Титаник тоже они? – в этот момент я встрепенулся, прогоняя дремоту. Про этот большой корабль я слышал. Но, спрашивается, при чем тут гремлины?
– Именно! Доподлинно известно, что корабль наехал на айсберг из-за того, что рулевой покинул свой пост в погоне за особенно юркой семейкой зеленорожих!
– И как они, спаслись? – хмуро спросил Макс.
– Нет, увлеклись процессом затопления. Увековечены посмертно на коллекционных золотых монетках своего народа, – Варя пожала плечами и посмотрела на Нику, словно бы спрашивая разрешения. Сестра в ответ кивнула, и девушка продолжила: – Но самый известный случай – самый-самый! – это про слона в посудной лавке.
– Про него даже обычные люди знают. Не специалисты по нечисти. И не маги, – вновь кивнула Ника. – И только один-единственный на Земле отличник и спортсмен никогда и ничего про это не слыхал.
– Не соотнес, – буркнул Макс. – Просто не соотнес.
Судя по выражению его лица, словесную экзекуцию пора было сворачивать. Требовалось сделать какой-то вывод, подвести итог недостойному поведению командира, возможно, даже усомниться в его пригодности на эту роль, однако сестры уже и без того устали от непривычно длинных фраз. Да и не чувствовали себя вправе судить Макса. Сами хороши – вместо того чтобы применить свои знания, стояли и молча смотрели, как хаос наводняет лабораторию.
– Ну, что, мы закончили словарную часть вечера, – я зевнул. – Можно переходить к подушечной?
– Ну…
– Наверно, – Вареники переглянулись.
– Надо какие-то итоги первого дня подвести? – Макс потер шею и хрустнул плечами. – Быстро подведем – и на боковую. Если никто не против, начну с себя. Уложусь в пословицу и еще два слова: «Сила есть – ума не надо» – не работает. Следующий.
– Еще ты почистил зеленый налет! Немножечко… – решила поддержать командира Ника, но осеклась, глядя, как у «чистильщика» подозрительно бледнеют щеки. – Я же серьезно. Похвалить. Не пошутить…
– Наладили контакт с первым подозреваемым. Теперь ждем развития событий.
– Магию не использовали.
– Почти.
– Только для улучшения настроения подозреваемого.
– У вас все? – я показательно потянулся, пожевал ус, зевнул. – А я в отличие от остальных бездель… агентов, которые бесполезно провели сегодняшний день, придумал способ решить проблему.
– Какую? – спросили все хором.
– Гремлины же питают слабость ко всяким механизмам. И если поставить систему слежения, гремлины очень быстро набегут и начнут ее изучать.
– Правильно! – Ника подпрыгнула и даже хлопнула в ладоши, между ними проскочила голубая искра, и запахло озоном.
– Тогда мы, во-первых, выясним, сколько их в точности, – думаю, ни один не устоит перед ХОРОШЕЙ системой, все прибегут. Во-вторых, какое-то время проказничать они будут только в одном месте и нигде больше. А в-третьих, занятых и сосредоточенных гремлинов ловить легче, чем если они готовы «играть». Так?
– Узнаю интонации Профессора! – Макс важно кивнул и даже протянул было руку, чтобы погладить меня по голове, но остановил ладонь на полдороге. Решил обойтись без нежностей. – Дело только за малым – проникнуть в лабораторию для установки этой системы слежения. После сегодняшнего нас туда не пустят. По крайней мере, меня точно.
– Кто следит за гуляющими котами? – я довольно мурлыкнул. От сравнения с Профессором возникло благостное состояние: я топорщил усы и лапы и мечтал о грядущей славе.
Выслушав еще несколько комплиментов своей изобретательности, я спрыгнул с дивана и побрел к себе в комнату. Хотелось туда бежать, однако к лапам будто привязали чугунные гири.
* * *
Под утро приснилось, что я гоняюсь за бумажным бантиком. Захожу то справа, то слева, пытаюсь поддеть его лапой или попробовать на зуб, но бантик ускользает, не дается – дразнится, одним словом. Тогда пришлось выдумать и воплотить в жизнь инженерный план: взобраться на книжные полки, добыть оттуда несколько толстых томов, собрать из них сложную конструкцию на тумбочке, чтобы они рушились на пол от малейшего толчка и закрывали максимально широкую территорию, били, как говорится, по площадям. Оставалось только подманить непокорную бумажку к тумбочке, а там уже дело техники. Однако в тот самый момент, когда я предвкушал победу, что-то жесткое ткнуло в бок. Потом еще раз. И еще.
Я перевернулся на спину и забил лапами, чтобы спастись от невидимой напасти… и проснулся.
Макс укоризненно глядел на меня, посасывая царапину на пальце.
– Здоров ты дрыхнуть! Вареники ни свет ни заря в оранжерею побежали, отрабатывать дальше свою детективную линию, а я ждал, пока ты поднимешься, но, как видишь, не дождался.
– Приличный кот просыпается с первыми лучами солнца, – фыркнул я и сполз на пол с мягкого дивана. – А под водой их нет. Значит, я могу спать сколько угодно.
– А ты разве приличный кот? – удивился Макс. – Приличные коты дома, у хозяев сидят, мышей ловят или гостей намывают. Иногда на выставки ездят. Они, знаешь ли, не водят знакомств с задаваками-профессорами и не таскают на хвосте прищепки.
– Вот как только вернусь на сушу живым и здоровым, так сразу воспользуюсь твоим советом. Начну, так сказать, новую жизнь, – я надулся и занервничал. Где-то на краю сознания бумажный бантик задорно пританцовывал: не поймал, не поймал, не поймал-мал-мал… – А что у нас на завтрак?
– Пробежка до столовой. Только, боюсь, придется брать уже обед.
– Тогда бери двойную порцию рыбки помельче. И тащи сюда.
– Что-то я не припомню, – протянул Макс, – будто нанимался носильщиком к ленивому котишке.
– Ленивый котишка хочет уже заняться делом. Монтировать контур слежения, чтобы зря не терять время.
– Ну, раз так, – Макс хлопнул себя по коленям и поднялся. – Я за обедом. А ты заруби себе на носу – без зарядки уши ломит и хвост отваливается.
«Умный какой, – подумал я, глядя в след удаляющемуся командиру. Тот и вправду пустился бегом, да не просто по тротуару – а по бордюру, тренируя равновесие. – Я тоже мультик про Простоквашино смотрел».
На самом деле отправка Макса в столовую была военной хитростью. Я достал из бездонной сумки провода, датчики движения, крошечные камеры и разложил их вокруг себя, чтобы вошедший сразу понял – кот занят делом. Потоптался, крутясь на одном месте, и приготовился еще подремать, чтобы досмотреть, что там случилось с бантиком, однако уже через минуту открыл глаза и шлепнул лапой по дивану. Так нечестно! Собирать систему для отслеживания гремлинов было гораздо интереснее, чем спать.
– Ладно, завтра высплюсь, – я наскоро умылся языком и принялся вертеть в лапках провода. – Это мы воткнем сюда-а-а… А этот – вот сюда…
В итоге, когда Макс вернулся со свертком, из которого торчали хвостики жареной сельди, я почти уже закончил конструкцию.
– Извини. Там очередь была… – начал было Макс. – Ого! Пока меня не было, тебе стало скучно и ты решил соорудить огромного паука?
– Нет, – прохрипел я из-под стула, затягивая зубами последний узел. – На твое счастье.
Контур слежения и вправду напоминал ночной кошмар арахнофоба. Разноцветные проводки сплетались в сеть – шириной и высотой больше метра. Сеть топорщилась узлами, мигающими глазами камер, дрожащими зуммерами, блестящими детальками непонятного назначения, а венчал ее большой неровный кусок картона.
– Помоги, что стоишь, – я задом выбрался из-под сети и застыл на мгновение, любуясь своим гениальным творением. – Пиши.
– Что писать?
– «Не влезай, убьет!»
Макс потер нос. Очки так и не удалось толком починить, и он наверняка чувствовал себя глупо – очки придавали ему налет интеллигентности, а то с этими царапинами на лице он людям доверия не внушал. Но пришлось нацепить с утра пораньше линзы, чтобы не чувствовать себя, как крот-слепыш в… да-да, именно в посудной лавке. С дополнительным условием «зрение минус четыре» маленький крот вполне приравнивался к большому слону, появись у него на пути сервант с хрустальным сервизом.
– Мы же систему слежения планировали, а не ловушку.
– Если я правильно запомнил вчерашнюю лекцию, – назидательно вымолвил я, – зеленорожих следует обмануть, чтобы чего дурного не удумали. Вот они и будут думать, что это ловушка, а тут всего-навсего – система слежения!
– Железная логика, – вздохнул Макс. – Ну что, будем проверять без Вареников, как она работает?
– Конечно, – я потянул лапу к маленькому рубильнику. – А то придут и начнется – это не так, вот это не эдак и вообще, вы что, не слушали, что мы вчера говорили?
– А не обидятся? – Макс пытался сохранять серьезный тон, но ему и самому было страшно любопытно, как работает «система слежения, и при этом не ловушка».
– А мы им ничего не скажем, – уверенно проговорил я. – Они и не узнают.
Гремлины, как известно, больше всего на свете любят разрушать чужую уверенность, и им без разницы, человек это будет или кот.
* * *
Шло время. Сеть искрила, пищала и мигала аварийными лампочками.
– Не работает твоя штука, – разочарованно протянул Макс через десять минут.
– Ничего не понимаю, – пробормотал я. – Откуда перегрузка? Почему она реагирует на нас с тобой?
«Гремлины близко! – в очередной раз искусственным голосом проинформировала система слежения. – Гремлины близко! Уберите подальше детей и хрупкие предметы!»
– Может, у меня шерсть ими пропахла? Или твоя одежда? – я пытался искать оправдания.
– Вряд ли, – ответил Макс. – Я вообще сегодня другие штаны надел и майку…
– А на вид такие же, как и вчера.
– Я консервативен в одежде, – буркнул Макс.
– Да что за напасть, – я чувствовал себя так плохо, будто меня снова искупали в аквариуме. – Может, соединил не так? Или… слышишь, дверь хлопнула, Вареники вернулись? Попрошу их о помощи, может, наколдуют чего полезного. Найдется применение бесполезной магии в мире победивших гаджетов…
Я ткнул лапой сеть, продолжающую завывать о близкой опасности, и потрусил прочь из комнаты.
* * *
Должно быть, через пять минут Макс немного заволновался, что боевого товарища слишком долго нет. Он шагнул на порог и прислушался. Из соседнего домика не доносилось ни звука. Кричать: «Эй, у вас все в порядке?» – ему показалось глупым. Что может случиться такого, что близнецы и котенок даже не успели позвать на помощь? Ничего. Значит, просто долго собираются.
Еще через две минуты напряженного ожидания Макс не выдержал и сделал маленький шаг по направлению к девчачьему бунгало. Потом еще один. Возможно, шагов было три – он не слишком точно запомнил цифру, когда пересказывал мне этот эпизод.
«Ничего там страшного не происходит… – занимался он самовнушением, продвигаясь черепашьим темпом по направлению к цели. – Я имею права заглянуть к ним. Просто спрошу: почему так долго?»
Последняя мысль придала Максу уверенности. Он ступил на порог домика и широко распахнул дверь.
«Максим-Максим, – протянул его внутренний голос. – Ну когда же ты научишься отличать неуверенность от бойцовой интуиции?..»
* * *
Тем временем на другом конце города Вареники делали сразу два важных дела: ели синее мятное мороженое «Морская свежесть» и пытались вернуть доверие ученых в лице Паши. Несколько затрудняло общение то, что темой беседы были выбраны аквариумы, в которых ни один из говорящих толком не разбирался. Было слегка похоже на анекдот про блоху и сдачу экзамена по биологии – тот самый, где ученику попадается билет про кенгуру, а кроме блохи ничего не выучено, поэтому начинается ответ с фразы: «Кенгуру так же прыгает, как и блоха, а блоха…» – и далее по тексту.
Потому в контексте аквариумного декора обсудили песчаные пляжи и средневековые замки, в контексте рыб любимую еду и домашних животных, в контексте материалов для аквариумного производства – архитектора и его планы по развитию города. Но главное – они говорили про работу. И с каждой минутой сестры с одной стороны все больше радовались своему приезду в подводный город, а с другой – все сильнее завидовали Паше. А точнее – всем ученым, которым посчастливилось быть принятыми в здешнюю лабораторию. Мне не понять до конца их волнение – все-таки кошачья наука устроена совсем по-другому, однако, как я понимаю, Триллиан и вправду был желанным местом для ученых.
Здесь жила не тоскливая бумажная наука, которую так любят лысеющие серьезные мужчины, десятилетиями не выходящие из-под темных сводов исследовательских институтов и университетов. В подводном городе никого не заставляли писать многостраничные отчеты и оглядываться на мировой опыт коллег. Не уверяли: «То, что вы придумали, – невозможно!» Здесь все было гораздо проще. Умеешь – делай, изобретаешь – дерзай, приближай невозможное, а главное – не скучай! Бородатый Марк Михайлович уверял, что помолодел на десять лет ровно в тот момент, когда ему выдали батискаф и позволили отправиться на недельку в командировку в какой-то там разлом на морском дне.
Никто не заставлял в девять утра уже сидеть за столом, никто не гнал спать, если эксперимент затягивался до трех часов ночи, и даже уборщицы были как на подбор деликатные – не выключали из сети нужные провода и не смахивали тряпкой самые ценные в мире записи в мусорную корзину. Лабораторный купол жил своей прекрасной жизнью, которую не могли омрачить даже гремлины. Ну, до вчерашнего дня.
– Вы ж поймите, – пряча глаза, мялся Паша. Ему нравились Вареники, но работа ему нравилась куда больше, с учеными это бывает повсеместно. – Я-то не против. Лиза небось уже забыть все успела. Марка Михайловича такими пустяками не прошибешь – он двадцать лет работал на большой земле преподавателем. А вот Гоша будет против.
– Точно-точно?
– Даже если мы с ним подружимся?
Девочки заулыбались. Правда, очарование улыбки несколько портили синяки – на подбородке и чуть-чуть под глазом.
– Подружиться с Гошей?! – Паша смотрел так, будто Варя только что рассказала о предполагаемой дружбе с ископаемым динозавром.
– Почему бы нет?
– Легче завести дружбу со шредером или принтером. Они, по крайней мере, дружелюбно жужжат при включении и делают что-нибудь полезное. А Гоша бурчит и всем мешает спокойно жить. Чуть что – «регламент не соблюдается». Чуть куда – «по инструкции не положено».
– Он как вообще попал сюда при таких-то задатках?
– Перекладывал бы бумажки на суше и был счастлив!
