Текст книги "Неканоническое житие"

Автор книги: Алексей Суслов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Изгой

[битая ссылка] Алексей Суслов

1

Тусклый свет фонарика вдыхал жизнь в величественные развалины одного  из древних городов Греции. Мальчик, еле дыша под одеялом, впился в эти иллюстрации, дающие ему связь с миром знаний, которыми он бредил с самого осознания самого себя. Его всегда влекло к этим местам, где время убило идею, но последнюю до конца истребить невозможно и мысль глубоко вошла в камень, вогналось ветрами и дождями в эти статуи…

Всё же ночь с фонариком под одеялом для мальчика была раем. Но был и ад – то, что происходило днём в простой, но подверженной тленом, школе, по достоинству носящее звание адское, иначе зачем сонные учителя находили удовольствие в этих экзекуциях с близоруким мальчишкой, глухим на одно ухо и ставшим изгоем среди группы отморозков во главе с Лысым, тем, что был очень зол и страшен, а потому девочки его на дух не переносили, за что он мстил всем тем, кто был слабее его.

Лысый  приносил в класс какие-то вещества, после глотания которых помещение наполнялось вонючими миазмами. Бедные девочки не находили себе места, их платья быстро пропахивались этими зловониями, а близорукий мальчик, оплёванный со всех сторон, затаив дыхание, ждал окончание уроков.

Ему никогда не приходило в голову прогуливать занятия, что проходили как в клетке со зверьём. Это было потому, что он очень любил учиться и даже все эти мордования и унижения, заполнившие его пребывание в школе, не отвадили его и получения знаний. Мальчик особо тянулся к познанию родного языка; физика и химия ему давались нелегко; физкультура же сплошь состояла из затрещин и пинков, потому что тут говорить о любви к ней.

Лысый никогда не требовал со своих жертв денег, находя в издевательствах чисто эстетическое удовольствие, как кто его находит среди книг, природы и девушек. Череп Лысого был обезображен шрамами и страшен. Был случай, что он проник ночью на автостоянку и там на него напали сторожевые псы. Сторожа зрелищем крови воодушевились, ни за что не желая прекращать наказания вора и привязали его к одной из будок, но пацан сумел кое-как выбраться под утро и удрать восвояси.

С тех пор Лысый невзлюбил всякого, вставал на его пути, и он вымещал своё унижение от рук сторожей их собак на всяком, кто не набрался силёнок чтоб дать существенный отпор. Близорукого мальчика он гнобил с особым азартом, как угробляет водитель не понравившеюся машину. Очки, сутулость, скованность в движениях – всё это сотворило в Лысом вечное отторжение к этому замухрышнику.  Он не достоин жить – думал всякий раз изверг, когда щурившийся мальчишка входил в класс и садился на своё место. Лысому вторили другие, мало успевающие в учёбе, но набравшиеся силушку на тренажёрах. Этих пятерых мальчик видел даже ночью, в своём доме – они не давали ему спать, завывая и крича в каком-то трансе и эти видения создавали ад. Этих воплей никто, кроме мальчика не слышал – они были миражом, и родители его спали крепким сном. Но этот ад кончался тогда, когда мальчик включал фонарик и принимался в чтение дорогих ему книг.

2

Красивые растения создавали классу вид оранжереи, где случаются попытки познать истину. Близорукий мальчик, съежившись, слушал учителя и заносил выводы в тетрадь. Девочка напротив, играя с телефоном, отсылала между делом пикантные сообщения своему собеседнику. У девочки были золотистые волосы, достававшие до низа спины. На ученице была привлекательная школьная форма, которой придерживались для порядка, в школе, считавшейся лучшей в городе.

Учительница писала алгебраические задачи, на которые класс изыскивал свои ответы. Внезапно дверь приоткрылась и вошёл заместитель директора. Это был импозантный мужчина с косичкой, в коричневом пиджаке с латками на изгибах рукавов, в алом галстуке, которой ему несказанно шёл. Он попросил учительницу следовать за ним, так как кто-то из завучей звал её к телефону. 

Только закрылась дверь, Лысый вскочил, побежал к доке и стал громко говорить:

-У меня важный вопрос. Если человек нам безразличен и мы не видим пользы от него, то что мы обязаны сделать? – голос его вызвал восторг у мальчиков, но ужас у девочек. Мужская половина загудела и некоторые кричали:

-Как говорили гладиаторы: да будет ему смерть!

Лысый выволок близорукого мальчика на середину помещения и поднял его руки вверх. Мальчик застыл взглядом в потолок.

-В этой туше столько бесполезного и вялого, но я позволю себе холод прикосновения к нему. а потом вытеру руки – Лысый выговаривал наболевшее.

-Он, по-видимому, еврей – крикнул верзила с четвёртого ряда – А евреев принято вешать!

Близорукий мальчик так и стоял с вытянутыми руками, полностью потеряв управление над собой. Горький спазм в желудке сотрясал его. Глаза его блестели и отражали солнечный свет.Сняв с жертвы пиджак, Лысый отдал его одной из девиц, и произнёс чётко как на марше:

-На память, куколка.

После, слегка отдышавшись, Лысый взялся за брюки и уверенно расстегнув ремень, стал стаскивать их с близорукого мальчика.

Брюки были влажными от пота и потому разнёсся неприятный запах по классу. Некоторые зажимали носы пальцами, и глядя на них, Лысый заорал:

-Слишком все нежные стали!..

Мальчик остался в майке и трусах. Изверг взял паузу.

-Вот чучело уже готово к казни. Интересно будет посмотреть, как этот дохляк будет себя вести, когда останется совершенно голым.

Все засмеялись, а одной из девочек стало плохо. Её обмахивали платком, а она всякий раз спрашивала, закатывая глаза:

-Было уже?

Избавила от продолжения пытки мальчика вернувшаяся учительница. Она строго бросила взгляд на Лысого и его жертву, и ткнув пальцем в очки мальчика, произнесла с желчью:

-Забирай свои манатки и иди вон с класса! Ты портишь мне весь учебный процесс.

Мальчик вышел, унося с собой своё унижение и стыд.

3

После этого происшествия, мальчик попал в кабинет флегматичной директрис. Кабинет украшали портреты предшественников этой самой женщины, с кучерявыми волосами, заколотыми изящной штучкой. В углу, у растущей пальмы на стене висела клетка с попугаем, который всякий раз кричал:" Дуурак,дуурак!

-Проходи, мой дорогой – с порога окликнула мальчика директриса, массируя пальцы вьетнамской лопаточкой. Её прищуренные глаза коварно оглядывали весь кабинет и создавалось впечатление, что она зорко видит и за кабинетом, все закоулки школы.

-Итак. мой дорогой, ты вновь совершил вызывающе ужасный поступок – голос флегматичной женщины. сидящей на диване, был убийственен. – Ты садись, в ногах правды нет.

Мальчик сел рядом с попугаем.

-Я много думала о твоём поступке и пришла к выводу. что необходимо искать выход из всего того безобразия, что твориться вокруг тебя. Выход один – нужно оградить тебя от посягательств этих мерзких драчунов, которые портят жизнь лучшему ученику школы. Ты, конечно, не лучший ученик, но мог бы им стать путём чрезвычайных усилий, но это достижимо. Нужны лишь некоторые усилия со стороны твоих родителей…

Мальчик почесал лоб и сказал:

-Нужны деньги?

Директриса слабо улыбнулась и встав с дивана, подошла к собеседнику.

-Поговори с родителями о небольшой сумме, которая вполне их устроит. Хотя бы 200 тысяч – и я, со своей стороны совершу справедливый поступок – я выгоню со школы этого негодяя Лысова. Пусть идёт на все четыре стороны! Мальчик, ты станешь отличником!

Мальчик посмотрел на попугая. Птица явно понимала, о чём говорят эти двое.

-Я знаю, где у родителей хранятся деньги.

Директриса хлопнула в ладоши.

-Вот и умница! Я верила в тебя и ты оправдал мои надежды. Я жду тебя завтра с утра здесь же. Ты должен изменить свою судьбу в лучшую сторону.

Она угостила мальчика виноградом и ароматный запах заставил попугая носится по клетке словно учумелый.

Оставшись одна, женщина долго сидела не шевелясь у шкафа с энциклопедиями и думала об этом странном мальчишке в старомодных очках, судьба которого находилась в её руках.

4

Пухлая стопка купюр лежала на столе, прикрытая носовым платком. В открытое окно кабинета поник поток солнца и тени от пожелтевших деревьев играли на полу из линолеума. Сама директриса дремала после вкусного и сытого обеда.

Настойчивый стук в дверь разбудил и попугая, и хозяйку.

-Кто там? – встрепенулась женщина и встала с кресла.

Голос у двери был до боли знакомым.

-Это я. тётушка – отозвался Лысый и вошёл в кабинет. По его лицу струился пот.

-Этот хлюпик мне всё рассказал. Как ты могла требовать с него деньги? Ты решила всё перечеркнуть одной чертой: и с него взять денег, и меня выставить за порог этой дурацкой школы.

Директриса сложила руки на груди и громко, содрогаясь, возразила:

-Ты потерял всякий стыд, дорогой племянник! Ты не одного его гнобишь, но всю школу! Что ты хочешь мне сказать? Молчи, говорить здесь буду только я ! Мне не нравиться, что ты стал как необъезженный жеребец, который рвёт удила и готов убить укротителя. В другой школе тебе будет несказанно лучше: там тебя в раз обломают.

Лысый вплотную подошёл к тётушке.

-Давай деньги, старая курица!

Директриса засмеялась.

-Ты не только лишён волос, но и ума. Убей меня, тогда деньги будут твои.

Пацан, собравшись, ударил её по лицу. Из разбитой губы посочилась кровь, придавая лицу женщины убийственно жалкий вид.

-Помогите! – истошно закричала оскорблённая рукоприкладством женщина.

Лысый схватил деньги со стола и заметался по кабинету. пытаясь поскорее его покинуть, но волнении забыл, где находится выход. Нечаянно он отбросил директрису, а сам, взбудораженный как загнанный зверь (он слышал уже торопливые шаги по коридору), вскочил на подоконник. Отброшенная женщина ударилась головой об клетку и выпустила попугая. Птица, перепугавшись на смерть, направилась к окну и ударилась об лицо Лысого. Пацан упал за окно.

-Он там! – показывая на окно, кричала дико директриса. -Бедный мальчик!

Тело разбившегося на смерть и разнесённые по асфальту купюры – вот картина школьного двора. Смотря на всё это, близорукий мальчик что-то шептал, а утиравшая кровь директриса рассказывала любопытствующим всю историю произошедшего. Её слушали молча, поглядывая на разбитую об бордюр голову Лысого. Приехавшие полицейские оградили территорию происшествия красной лентой.

Подошедший к шептавшему мальчику один из друзей умершего, проговорил ему на ухо:

-Не бойся. Я буду всем управлять – а про себя подумал: «Всё равно с тебя ничего путного не выйдет, а для меня ты сверчок, раздавлю и растопчу ногой».

Вишнёвое варенье

[битая ссылка] Алексей Суслов

1

Лето в этом году было так себе, а вот дождь преуспевал в действии как никогда.

Двое суетливых человека, разных по возрасту и мировоззрению, но объединённые одним воровским делом, возились с замком одного из дачных домиков.

Игорёк, весёлый и озорной, не смущающийся ничем, присматривался давно к этому домику, а второй, его напарник,которого звали Сергеем, был в не в ладах с этой затеей: его интуиция что-то ему шептала. «Могли бы и другой погребок грабануть – размышлял он,– чтобы там брюхо набить и жить сытой жизнью,но Игорьку этот дом подавай…» Долго отговаривал последнего Сергей, но сошлись на том, что всё делать будут не впопыхах, а по-серьёзному.

Когда замок спал под жёстким напором гвоздодёра, Сергей бросил свои мысли о каких-то потаённых страхах и первым вошёл в строение, пахнущее сыростью и лаком, как в старой столярке.

-Ну вот, а ты говорил, что пятница – не лучший день воровать… – пробурчал Игорёк, вешая кепку по-хозяйски на вешалку в прихожей – Здесь даже мышей нет, значит вся еда в порядке, а потому, ух, набьём мы свои утробы, мать великая! – Он весело сел в кресло у правого окна, выходившего в дивный сад и закурил.

Сергей, тощий от перловки и жиденького чая, и то через день, стоял в пороге и всё думал, как же Игорёк решился вылезти из своей берлоги, когда у него ящик тушёнки и копчёная колбаса, пахнущая мясным заводом? Ему хотелось есть до зарезу, а тут ещё тучи заволокли небо и ветер стал качать деревья за окном, так, что в животе Сергеевом бурчало как в медном котле.

-Посмотри, что там за тетрадь торчит в двух шагах от тебя? – небрежно сказал ему Игорёк. Сергей  вытер глаза от слёз и открыл полузапертую дверцу шкафа. На аккуратно сложенных простынях и пододеяльниках лежала тетрадь, обёрнутая синей клеёнкой. На обложке значилась запись: «Лето 2010. Дача». Сергей стал пролистывать записи и понял, что делала их женская рука, чистописание которой приятно бросалось в глаза.

-Это дневник. Хочешь, почитаю, пока ты куришь – тягучим голосом произнёс Сергей, облокотившись об стену в жёлтых обоях.

-Валяй – бросил Игорёк и закрыл глаза.

-Сергей противным голосом начал:

"Такое-то число, понедельник. Ягода в этот год поспела рано, а потому мой безумец ворчит, что она будет кислая. Ну, и пусть бормочет, меня давно уже не волнует его дикая озабоченность своими пустяковыми проблемами. А вот сосед, офицер, хорош стал в это лето: статный, молодой, подтянут и галантен с женщинами. Все его ритмичные движение, ох, как бойко действуют на наше бабье сердечко! Вот бы и мне молодость вернуть…

-Ага, хорошо начало! – зевнув, пробормотал разомлевший Игорёк. – Слышь, Серый, залезь в погреб, найди что пожрать.

Первым попалась банка вишнёвого варенья.

-А давай поедим – махнул рукой Игорёк. Его утроба требовала чего-нибудь сладкого, а по тому варенье пришлось как раз кстати.

Хорошенько полакомившись, Игорёк отошёл от стола, вытер руки об полотенце на шифоньере и снова сел в кресло.

-Продолжай, Лермонтов – командно рявкнул он.

"Следующие число, вторник. Нарвала ягод, а тут сын подъехал. Я ему: привёз что говорила? Он: а как же, а сам даёт бутылёк и смеётся. Говорит: только побольше сыпь, чтоб не мучился…

-Не понял. Это она о чём? – подскочил Игорёк и бросил сигарету, уже вторую в окно. -Ну, читай живее!

"Когда варила варенье, значит, вишнёвое, бросила к котёл пол баночки того порошку, так что скоро, дорогой мой муженёк, будем заказывать тебе деревянный футляр в полный рост. Ах, хорошо сынок пристроился патологоанатомом, все следы этого яда уйдут в могилу вместе с моим благоверным. А пока…

-Подожди, ты, что, не понял? – вскричал Игорёк и подскочил к напарнику.

-Нет.

-Она же отравить хотела мужа, ну, этим чёртовым вареньем! О, какой я дурак! Отравила!

То, что произнёс Сергей, было не книгопечатно.

2

Самое, что может по-настоящему напугать человека – это когда он поймёт, что то, что он задумал – уже не исполниться; по-разному он относиться к потере лет и годов, но одинаково – к полной утрате жизни и дорогих ему сердцу идей.

Игорёк клял судьбу, что успел мало что совершить в череде дней, отпущенных ему. У него когда-то была семья, но ненастное тюремное бытие перечеркнуло всё то, о чём он заботился много лет – о жене и детях. И теперь, он вещал Сергею о тех днях, что жестоким прессом легли на сердце.

-Не забыть мне того дня, когда я свалил всю вину за убийство на невиновного, с той животной страстью, что делает из человека волка. А он, этот мальчик – он как  овца, что идёт на заклание,  получил ещё больший срок, хотя был не виноват и в первом, он по вере своей баптистской, а возможно, по благородству человеческому принял ярмо на шею. – так рассказывал Игорёк о минувших днях и глаза его заволокло туманом воспоминаний.

На виду те мгновения, как в нашу камеру вошёл тот мальчик, голубоглазый и весь сопатый как лось. В руках его была Библия и он сразу принялся её читать вслух, будто мы просили об этом. Но мы на дух не переносили все эти вычурные слова о спасении и благодати небес, но слушали как зачарованные. Карты отвлекали слегка наше внимание, но я уже тогда понял, что это человек спасённый, а значит великий. Иногда, кидая карты, я задавался вопросом: а ему за что эта собачья жизнь? И сам отвечал: не знаю,ибо я человек убогий, а он. в свои 19 или 20 – всё знающий, что по голосу этому слышно.

Игорёк слегка отдышался и продолжил:

-Я любил играть до упаду, ведь широка моя душа, находя в этом нескончаемое удовольствие и упоение. А в тот день фортуна была при мне, так что Щуплый быстро начал заводиться. Щуплый любил мухлевать, а потому – «играй, колода, но я смотрю в оба!» Совсем не хотелось есть баланды и мы быстро сыграли пять партий, перекурили последние окурки – и снова! В вечер вошли с сильной усталостью, но глаза горели адским огнём. И тут мы заспорили о чём-то, и возникла свалка наших тел. Это мы, значит, подрались. Я что силы толкнул Щуплого на шконку, а тот возьми и ударься головой об угол. Потекла кровь и мне сказали, что я теперь убийца. Но знает Бог – не хотел я этого! Явились мне мамины глаза и внутренний голос вещает: забудь меня, душегубец. Вошли охранники и спрашивают: кто? Я что есть духу тычу в баптиста, а тот молчит. Его и взяли. Ночью я не спал, а только катался по одеялу и твердил: не я, не я! И стояли его голубые глаза, как небо в погожий день…

Игорёк встал и вышел во двор. Сергей пошёл за ним.

3

Сергей вобрал воздух как рыба и выдохнув его с силой, ощутил всю горечь своего существования. Да, быть отравленным столь нелепо, закончить свою жизнь от вишнёвого варенья, предназначавшееся какому-то старикану, а он даже не был женат. И теперь, когда пошли последние часы жизни, в него вошло свободомыслие, с грустью, отравляющей душу.

-И у меня есть свой скелет в шкафу – начал Сергей – Несколько лет мне сниться один и тот же сон, где трое мужиков в оранжевых робах насильничают над бедной женщиной, а я стою рядом, захолодевший и ничего не делаю. Я не знаю, кто эти негодяи и кто эта женщина, но я знаю за себя что я – трус, слизняк, ничтожество. Доктор мне сказал: это от того разночасового засыпания, которым грешат многие, но мне то что от этого? Я хуже собаки; голос женщины рвёт меня на части.

Вся моя жизнь наполнена страшилками, будто я боюсь всего: грозы, пауков, машин, пьяных и громкоговорящих… Часто сознавая свою никчемность, я задумывался о своей исключительности ( я безумно легко разбираюсь в математических задачах высокого уровня, превосходно играю в шахматы), но эта исключительность больше всего бьёт по нервам. Я живу в ожидании чего-то мрачного, загромождая разум чертополохом гнусности.

Стоило Сергею закончить, как у Игорька открылась рвота. Рот исторгнул мутную вишнёвую массу и тело покрылось судорогой. Тоже самое пошло и у Сергея, с тем лишь отличием, что потекли и сопли.

Дул жаркий воздух с полей. Кукушка наслаждалась своим прогрессирующим награждением годов, а тела двоих преступников валялись у старой яблони. По ним ползали муравьи и жуки; одна из собак мелкой породы даже справила нужду на тело Сергея.

-Серый, чтобы ты сделал с миллионом баксов, если бы их тебе дали в данный момент? – шепнул Игорёк.

-Я бы купил бутылку водки и пошёл на могилу матери.

-А я бы нашёл сотню рабочих и выстроил на месте тюрьмы парк аттракционов. Пусть дети радуются детству.

4

Жара стояла неожиданная, так что листья кустарников и растений спали до земли. И если бы не крона яблони, наши двое героев сгорели бы от солнечных палящих лучей.

Эти охотники до чужого добра медленно, но угасали в силу своего чувствительного воображения. Рожа Сергея была пунцовой, а Игорёк стонал и харкался красной слюной.

Такими их и застал хозяин домика, Степан Кузьмич, и хотел бы звонить в полицию, но сжалился по душевной доброте. Его седая бородка всё время манила пальцы и блестела в свете отблесков от машины, на которой приехал поработать и отдохнуть наш горожанин.

-Ну, бедолаги, говорите: кто хозяин сего добротного места?

Двое замычали: не знаем.

Степан Кузьмич пробурчал:

-И что ж вас так разморило?

Пошёл, нарвал табаку да приложил к лицам этих несчастных. Немного полегчало, но тошнота не прекращалась.

Рассказали они, в чём дело, ведь не могли не молчать.

-Ну, скажу вам сразу: яда там нет. Но он был. Вовремя я его ликвидировал, как в воду глядел. – сказал хозяин домика, обливая Игорька и Сергея водой из большого ведра. – Хвалите Бога, что вовремя я прочитал эту запись. Всегда любил копаться в этих дневниках своей старухи. Иногда толковое пишет. Вернее, писала, ведь больше мне её сочинения не читать – разводиться будем.

-А может уже не стоит? – сказал Сергей, когда они все втроём сидели у пруда, в который Степан Кузьмич кидал хлеб рыбам.

-Такое не прощают.

И всем в своей редакции литературного журнала Степан Кузьмич говорил, что нашёл двоих новых друзей, и эти двое были как дар с небес – с них можно совершить подлинных людей. Много дней он ждал такого подарка, чтоб написать объёмистый литературный труд с уклоном в философию, и теперь, по-видимому он его дождался.

А в дневнике своём записал:

«Эти двое знают и добро и зло во всех нюансах, а потому они ценны для меня как экземпляры для нового, достойного опыта наблюдения. А сама запись в моём дневнике рождает действие, поскольку мысль обретает жизнь уже вместе с узнавшим её, и этот глубочайший смысл существования даёт разуму глядеть в будущее.»