Текст книги "Угроза для Рима (СИ)"

Автор книги: Алексей Суслов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Думаешь, сломаем хребет этой гадине? – хрипловато сказал Ефремов, не отрывая взгляда от дороги. Его белёсые волосы кое-где встопорщились, что особо его злило. Как же хотелось бросить руль «БМВ» и привести в порядок безобразие на голове! Возможно, это от нервов, расшатавшихся от долгих бодрствования за рабочим компьютером, в котором информацию невероятного объёма он поглощал, чтобы потом обработать её и проанализировать в кратчайшие сроки.

...К бане Ефремова подъехали, когда пошёл обильный снег вперемешку с сильным ветром. Накололи дров, вдыхая густой запах лиственницы. Вдалеке слышался звук низко летящего вертолёта.

– Девушек бы... – похлопывая ладонями, произнёс Астраханцев.

Оба друга улыбнулись виновато.

– ...но все девушки сейчас спасают раненых в госпиталях. Раненый много, как много крови. – продолжил Семён. – Если идёт война, первыми принимают на себя самые беззащитные и уязвимые – женщины.

Парились долго и весело, а потом в чём мать родила выбегали раз пять в сугробы и жадно тёрли друг друга до красноты, крича как туземцы. Русская забава – доводить до одурения себя, видя в этом смысл жизни.

– А ведь Соколовский в начале жизненного пути вовсе не собирался становиться служителем Бога. В возрасте 18 лет он серьёзно увлёкся рок-музыкой, собрал молодёжную группу «Амфора Зевса» и думал добиться особых успехов на этом поприще. Но его бросила любимая девушка. Георгий впал в депрессию и стал почитывать религиозных классиков. Особенно его увлёк Фома Кемпийский. Это увлечение привело молодого человека в московский костёл. В 22 года он стал священником досрочно, взяв на себя заботу о человеческих душах. – говорил Астраханцев. Потом улыбнулся:

– Сегодня высплюсь.

Друзья сказали:

– Дай-то Бог! – и хлопнули его по плечу. Это было неким  ритуалом ещё со времён армейской службы в Таджикистане. У них на троих была одна мечта: выспаться вдоволь, сводить жён на нашумевшую премьеру блокбастера и купить детям наисладчайший пломбир, каким он был когда-то в СССР.

Подняли стаканы за здоровый и не прерванный сон без сновидений. Хотя, однажды один сон спас Глебу Жиркову жизнь. Это было девять лет назад. Ему снилось, как его «Вольво» падает в бездну, мрак которой был особенно ужасен. Глеб тогда просто посмеялся над этим пустяком, махнул рукой, но жизнь показала: принимай к сведению всё, что подсказывает твой организм. Засыпая за рулём, Жирков увидел опять тот же сон, но в ещё более ускоренном темпе. «Вольво» едва не сошёл в обрыв, до которого оставались считанные метры...

...В этот день президент Сорокин издал распоряжение отправить всю нашу троицу с секретной миссией в Ватикан. Требовалось помочь в расследовании трагической смерти кардинала Георгия Соколовского. Москва запустила руку в тайны Римской курии.

Глава шестая

Объединённая Америка реагировала повышенным аппетитом и спросом на виски и табак на  неутешительные последствия  военного противостояния с окрепшей и вставшей на ноги Россией; можно сказать: Штаты "сдулись" как негодный шар, под натиском пинающих его дворовых бродяг и захлебнулись в собственной блевотине.

Одна напасть отравляла повседневное бытие американского президента: Грегори Маквилл с утра и до вечера был  погружён в мерзкое болото, подверженный ожиданиями дальнейших неудач своей потерявшей интерес к военной науке армии. Мир с запредельной скоростью катился к атомной войне, все религиозные вожди в исступлении провозглашали анафемы жадному пороку алчных политиков, стремящихся наказать своего противника побольнее и поковарнее. Канули в Лету «цивилизованные» войны, теперь мировая политика жаждала уменьшить число землян, ведь возросшие аппетиты людей, простых и работающих людей, могли сократить число зажравшихся  политиков, как негодный элемент.

...Дождь над Белым домом пахнул кошачьей шерстью и мочой,  и Маквилл, закрывая окно, с омерзением вытер  руки влажным платком. Мозг главы Америки лихорадило полных пять дней: неизвестная хворь привела к бессоннице и чрезмерному возбуждению всего организма. Врачи неуверенно прятали свои виноватые взгляды и ссылались на туманность науки, а то и на русских диверсантов, которых  много развелось в Вашингтоне, да так, что местные бродячие псы уже откликались на русскую речь.

Во второй половине дня Грегори Маквилл посетил бильярдный клуб «Серебряный Рог», побывал в картинной галерее семейства Смитов, а под вечер заглянул с когортой помощников и охраны в Центр физической культуры «Вечный Атлант». Под работающий DVD-проигрыватель, транслирующий речь Джона Кеннеди, Маквилл забавлялся с аппетитной гирей в несколько пудов, плотоядно посматривая на бугры своих мышц, покрытые приятными потовыми выделениями и вздыбившимися белёсыми волосками. Тоска и отчаянье исчезали прочь, глава Белого дома начинал дарить рядом находящимся свои улыбки, радость  избавиться от неутешительных мыслей даже слегка позабавила 56-летнего Грегори.

Одна из девушек с любопытством поглядывала на бугорок, образовавшийся на тренировочных штанах президента.  Джессика Палмер облизнула высохшие губы и достала макияжную аптечку. Розовая помада аккуратно легла на полные губы, жаждавшие поцелуев. Но больше всего, больше секса, матери и любимого штата – девушка любила хруст банкнот. «Они пахнут жизнью» – часто заявляла она, когда парни после мгновений любовных утех курили толстенные  вонючие сигары или косячок «травки», и разговаривали с ней о планах на будущее. В те зачарованные минуты лицо Джессики было одухотворённо наслаждением.

Накрасившись и глотнув кока-колы, Палмер стала сокращать расстояние с президентом. Странно, но телохранители Маквилла как-будто и не замечали эту худенькую и привлекательную особу в джинсовом костюме, проявлявшую горячий интерес к ими охраняемой высокопоставленной персоне. Грегори листал «Плейбой» , и когда Палмер подошла к нему, он бросил журнал на маленький столик с вазой в цветах, и подошедшая обдала его запахом приятного женского тела. Голубые глаза президента вплотную сошлись с карими линзами Джессики. У девушки внезапно зачесалась левая грудь и внизу живота запульсировала жилка.

– Вы могли бы уделить гражданке вашего государства чуточку своего драгоценного времени? – из уст Джессики Палмер выпорхнули сладкие на вкус слова.

Президент лукаво усмехнулся и приподнялся с раскладного стульчика, который в какое-то мгновения был торопливо убран.

– Да. И вы знаете наверняка, что я бываю в некоторые часы безумно любезен – сказал Маквилл.

Они вышли в сад. Ласточки носились низко над землёй. Солнце скрылось за тяжёлыми облаками.

– Я просто очарована вами, господин президент! Ваша речь перед Конгрессом довела меня до слёз. Я пила кофе и стала представлять, будто нахожусь наедине с вами в приватной беседе, и нашими темами была любовь и мир.

– Ваши желания сбылись. Я очень этому рад! В детстве, проведённом рядом с выгонами для скота и овец, ваш собеседник предавался мечтам о лишнем куске хлеба. Как видите, мы лучше стали жить. – Грегори поднял взгляд к верхушкам высокой пихты. Где-то в зелёно-синей смеси земли и небес пела прекрасная птица.

Они прошлись по идеальной на вид аллее, покормили стайку голубей у гаража ретро-автомобилей, и наконец, добрались до закрытого бассейна. Раздевшись, Маквилл и Джессика Палмер нырнули в бирюзовую гладь. Оба прекрасно и увлечённо плавали с двенадцати и семнадцати лет соответственно, предпочитая кроль и брасс. Телохранители с заведёнными за спину руками с холодными взглядами перебрасывалась словечками с какой-то кучкой бородатых мужиков а-ля хиппи 1960-ых, голых по пояс. Вскоре послышались нецензурные реплики, но после возгласа президента всё стихло.

– Вы не опасаетесь того, что я могу иметь какие-нибудь корыстные цели со своей стороны? – в голосе девушки промелькнули бархатные нотки.

– Я давно перестал бояться неизбежного. – произнёс суховато Маквилл. – Так легче что-то созидать. Надо беречь дар Природы – своё сердце.

Палмер очаровательно выдохнула и снова нырнула в воду. Она словно русалка колыхала водную стихию, что завораживало Грегори. Он любил такие минуты счастья. Особенно он возрадовался, когда прикоснулся к губам Джессики. Нет, это он уже не сможет забыть. Как никогда не сможет исторгнуть из памяти факт гибели 998 морских пехотинцев во французском Марселе, когда русские черти в тельняшках выбили парней Маквилла из крепости, полной боеприпасов и обмундирования. Это было поистине глубочайшее унижение для любого американца. Эти русские могут биться даже вопреки элементарным пределам выносливости и страха.

Президент гладил роскошное тело Джессики и одновременно слушал очередную сводку новостей CNN.

«Как стало известно 25 минут назад, папу римского Иоанна Павла Третьего госпитализировали в клинику „Джемелли“. У Первосвященника подозревают обширный перитонит. Самочувствие папы не критическое, однако, почтенный возраст даёт о себе знать» – говорил диктор тоном заправщика бензином. У Грегори Маквилла заныло где-то внутри груди.

– Ты веришь в Бога, детка? – лукаво обратился он с вопросом к Джессике.

– Вера в божество ничего мне не даст, а потому она бессмысленна. – отвечала уставшая девушка, лёжа на белоснежно розовой перине.

Президент согласно кивнул головой.

– Жаль, не все это понимают!

Глава седьмая

Без медицины не было бы жизни на земле. А тем более без опытного хирурга, способного одним мановением руки и скальпеля отсечь боль, страшную и жестокую. И если человек утерял здоровье, пусть знает он: есть на свете способный ему помочь, взявший на себя ответственность за человеческую жизнь.

Врач Джузеппе Тоскивальди всегда осенял себя крестным знамением перед любой операцией. Так было легче творить свою работу. Его сестра, Анна-Мария, однажды упала в полынью и едва не погибла, безнадёжно барахтаясь в ледяной воде. В это время Джузе писал письмо в Неаполь своей подруге по переписке, с которой он делился своими скудными новостями, игнорируя ровесников во дворе. Письмо он так тогда и не дописал: приятно белёсый листок бумаги подхватила ворона, залетевшая в открывшееся от ветра плохо запертое окно. Мальчик рванул в одной рубашке во двор, пробежал заснеженный огород, часть леса, пока не выбежал на белую гладь реки. Отчаянный голос Анны-Марии аж подбросил его от земли. Родной любимый голос, жаждущий продолжения жизни.

Тогда всё закончилось благополучно, и спустя полчаса Анна-Мария уже мирно спала на кушетке в прихожей у обогревателя. Теперь задача спасения жизни стояла так же вызывающе однобоко – будет жить Римский Понтифик или отправится в небесные чертоги. А потому господин Тоскивальди глубоко погрузился в процесс операции, что если бы наступил конец света, он вряд ли это заметил.

Несколько раз происходили непонятные сбои в дыхательной аппаратуре операционного блока. Не иначе земля и небо схватились за жизнь Иоанна Павла Третьего. Что могло помешать  всем недругам Папы в эти минуты наконец-то возрадоваться упокою этой старой итальянской души, вознесённой на Римский Престол в годы угасания веры и битв Третьей Мировой? Только молитвы миллионов верных католиком, собравшихся у клиники и ждущих любого исхода. Если Святой Отец выдержит все испытания, он станет ещё более крепким духовно, ну а если смерть поглотит его тело, возблагодарим Господа Бога, что смерть пришла без больших телесных мучений! Как бы не был тёмен свет в туннеле, спасибо что есть паровоз.

Рассечённое тело Джованни Скварини, которого вся земля знала под именем Иоанна Павла Третьего, боролось за жизнь. Сердце то прекращало биться, но вновь возвращалось в ритм, артериальное давление скачками будоражило разум помощников хирурга. Но дальнейшие два часа прошли в несколько спокойной атмосфере. Когда доктор Тоскивальди выходил из операционной, он едва не падал с ног.

Госсекретарь Ватикана Спаччо молниеносно подбежал  к хирургу и схватил его за руку чуть выше локтя. Единственное, что разобрал доктор, был обрывок какой-то невразумительной чепухи: «перитонит... курия... Дева Мария... спит...» Джузеппе приоткрыл пошире свои разбухшие от недосыпа глаза и попытался сосредоточиться на этой маленькой, но обретшей все заполняемые размеры фигуре кардинала Спаччо.

-Папа в порядке – выдавил из себя пустые слова хирург клиники «Джемелли».

-То есть, вы хотите сказать... – не нашёл ничего иного Госсекретарь, кроме этой неоконченной фразы.

Тоскивальди повторил свои слова и удалился в туалетную комнату. Спаччо вышел из помещения клиники с повеселевшим взглядом, суетливо сел в машину и поехал в неизвестном направлении.

(Новость об успешной операции мгновенно облетела весь мир. Президент Америки так вложил все силы в свой удар по столешнице, что из руки на зеркало упали капли крови. Маквилл сморщился и вытер ладонь листком бумаги, на которой была набросана речь для студентов из Оклахомы. Одно дело, когда проливаешь чужую кровь, но если пролита своя, драгоценная и всеми уважаемая, то это другой разговор. Нет цены той крови, которая питает миллионы литров простых людей).

Часто простой народ жертвует последним для власть имеющих. Этой жертвой были согреты и подпитаны судьбы многих королей и президентов, герцогов и баронов. Эти жертвы также священны, как и кровь Христа. Господь наш был одновременно и простолюдин, и Царь, и не поэтому эта Святая Жертва известна в любом уголке земного шара? Высокое и простое – чем не повод для глубоких анализов мятущегося разума? Эти мысли и волновали Семёна Астраханцева, когда тот перебирал некоторые бумаги в секретариате Папы.

Второй спецпредставитель России в Святом Престоле возился с карбюратором старого мотоцикла, сломавшегося на улице адмирала Казимира Фолла. Проклятая железяка отнимала драгоценные часы, а время в расследовании смерти Соколовского было ценно и ещё тем, что во всяком закрытом человеческом обществе важно брать быка за рога. Этому вас научит любой американец.

Всё-таки Глеб Жирков бросил свой сдохший мотоцикл и добирался до Собора Святого Петра на автобусе.

Кабинет Папы занимал Чезаре Спаччо. Одутловатое лицо кардинала вызвала у русского офицера нестерпимую изжогу.

– Я кое-что разузнал о кардинале Соколовском – произнёс Глеб и не спрашивая разрешения, уселся на диван, обставленный со всех сторон комнатными пальмовыми деревьями.

– Ну что ж, говорите – Госсекретарь громко вздохнул и приподнялся из-за стола. Вентилятор на потолке выключился громким щелчком.

– У русского кардинала была, да и сейчас есть сестра Маргарита. Она живёт в Венеции. Я съездил вчера в её скудные апартаменты и поговорил по душам. Монсеньор Соколовский частенько останавливался у неё в гостях, был нежен в отношениях с дочерью своей сестры. Дочери 14 лет и Георгий всякий раз дарил ей подарки или отдавал на хранение некоторые личные записи. Девочка поведала мне на ушко, что в последний раз, за неделю до смерти кардинал отдал ей папку, довольно объёмную, которую она по его просьбе спрятала в кровати своей комнаты. Однако, папка также внезапно исчезла как и появилась. Что было в этой папке, Лиза не знает.

Вентилятор шумно начал вновь работать.

– Маргарита, её мать, рассказала мне глубоко доверительно, что Соколовский как-то узнал о любовной связи нынешнего Папы. Он говорил, что занимался биографическими деталями Папы Скварини и раскопал достаточно много интересного. Всё это было записано в той самой папке, что хранилась в комнате девочки Лизы.

Кардинал Спаччо грыз колпачок ручки, будто стал малолетним мальцом далёкой провинциальной деревушки. То, что он услышал, его скорее не потрясло, а озадачило. Сумерки за окном добавляли туманности в голове.

– Значит, Папа не так чист, как кажется? – произнёс невнятно он.

– Все мы не ангелы – Жирков пожал плечами.

Госсекретарь Ватикана покраснел как речной рак, свежевыловленный и брошенный на горячий песок.

– Никому не слова. Мы разберёмся, а пока каждый будет продолжать свою работу. Каждый – там, где это необходимо совестью.

Глава восьмая

Боевые лазеры новейшей модификации "Акула", поступившие в российские войска в 2019 году, глубоко врезались в живую силу противника. Звуколёты русских громили вооружение американцев так ладно и со вкусом, что генерал Джонатан Фрост проглотил дымящую сигарету и был доставлен в лазарет с ужасными болями в желудке. Сразу же был проинформирован президент Объединённой Америки. Грегори Маквилл после доклада заперся в своём Овальном кабинете и только знает Бог, что он там делал в полнейшем одиночестве.

Российские солдаты, дошедшие до Берлина, как и в 1945 году были полны энтузиазма перевернуть мир верх дном ради справедливости и чести. Командирский состав как нельзя был воодушевлён победами над янки, тем более что снабжение продуктами наладилось, враг нёс ощутимые потери и немецкая погода дарила великолепную весну.

Американцы уходили из вассальной Европы уныло и плакуче, оставляя после себя горы объедков и пустых бутылок из-под виски и колы. Кое-где устраивались дискуссии на пустых винных бочках, на которых проклиналась вся демократическая загнившая система, не дающая армии развернуться и дать под дых русским. Капрал Томас Агрифер зачитал длинные тезисы о продажности президента Маквилла и всего его окружения: мол, гуляет с девочками, наслаждается прелестями бассейна и теннисного корта, а кровь простых солдат льётся как с неба дождь в промозглый какой-нибудь сентябрь в английской прибрежной деревушке. Если дать и дальше жировать этому выскочке и кровопийце Маквиллу, то Штаты опустеют и на обломках Капитолия русский Иван будет со товарищи распивать самогонку прямо из горла.

И в это время одну из групп разведки российских войск навестил странный лейтенант в маске на всё лицо, якобы у него была ужасная сыпь и лихорадка, вызванные простудой или иным вирусов здешних гнилых мест. Бравые разведчики перешёптывались, поглядывая на своего командира Шурочкина, чистившего АКМ. Майор молчал и даже не ответил на приветствие этого лейтенанта, когда тот вошёл в зал комендатуры русского Берлина. Вывалив язык, Шурочкин наслаждался любимым процессом. Лейтенант сел у стола, стоявшего посередине, закинул нога на ногу и принялся рассматривать местонахождение российской разведки.

В небе за окном гудели сверхзвуколёты, рвалась земля, отражая ранящие её снаряды. Это мрачное небо нисколько не волновало этого шустрого лейтенанта, как будто войны между Россией и Америкой и вовсе не было, а были просто-напросто хитрые манёвры, бряцание оружием и откровенные желания вымотать эмоционально своего противника. Но война была, и длилась она 174-ый день. Война на выживание, на право владеть миром, а если конкретнее, его ресурсами.

Наконец майор бросил на топчан свой автомат и напялив на затылок кепи, вышел не спеша наружу. Солдаты обступили лейтенанта в маске. Один попросил закурить, второй спросил о новостях, а третий молча дал свежую и только что открытую банку сайры. Лейтенант представился Анатолием, пожал одному-другому руки разведчиков и стал жадно есть. Хлеб он откусывал так робко, как будто тот хлеб был чужой, как эта земля вокруг. Разведчики смотрели во все глаза на  человека, на вид молодого и с красивым лицом, мало чем похожие на их обветренные лица. За окном стихло.

Поев, Анатолий принялся рассказывать о московских происшествиях прошлой недели: где-то угнали вертолёт, где-то подорвали бронированную дверь в крупном банке, и прочее, и прочее. Взахлёб, по-мужски он делился с этими отважными вояками всей разновидностью слухов и фактов, не отделяя высокого от низкого, привнося и мат, и жаргон.

Вернувшийся майор Шурочкин бросил неживую утку на пол рядом со столом и завалился на топчан спать. Через несколько минут его ритмичный храп заполнил всё пространство в комендатуре Берлина. Майор спал мертвецким сном, как спят весной все неординарные натуры, которые в любой окружающей среде найдут часик-другой отдать долг богу Морфею.

Рядом со спящим Шурочкиным лейтенант увидел смятую газету. Подойдя, он взял её и в глаза бросился глубокий взгляд российского президента Виктора Сорокина. Взгляд. в котором сочеталась сила и мощь, отвага и решимость. Этот взгляд проникал в каждую душу, имевшими честь предстать перед этим зоркими глазами. Анатолий слегка покачнулся от жара в груди. Разведчики наперебой стали восторженно говорить о Сорокине, превознося все его заслуги перед Родиной, и лейтенант вглядывался в эти десятки глаз, ловил их свет и сердце его пылало как вулкан.

И вот земля вновь затряслась и небо вызывающе протяжно излилось сиреной. Берлин, по-вечернему грустный и невесёлый, заполнился бегущими людьми в солдатской и офицерской униформах, направлявшихся в тупики улиц, туда, где располагались 33 бомбоубежища немецкой столицы. Лейтенанта схватили за руку, поволокли к выходу. и уже бегущий, он задыхался копотью и жжённой бумагой, спотыкался об мёртвые тела и всё бормотал про себя: «Какой ужас! Какой ужас!» Улицы словно вползали в его разум, расширяли грудную клетку, осторожно помещаясь своей бетонной громадой.

Звуколёты американцев бомбили русский Берлин россыпью мощных авиабомб. Дома складывались как карточные домики, когда приходили в действия на нижних этажах распыляющие огонь начинки авиабомб. Этот чертовски завораживающий огонь находил почитателей и среди русских, стоявших среди сирены и ошмётков порушенных зданий, взирающих на это адское зрелище. Лейтенант прислонился спиной к дорожному светофору, поднял голову и долго пытался увидеть вечернее небо. Зачем оно тебе, милый друг? Небо шептало ему бессвязные слова, но Анатолий всё-же пытался разобрать их смысл, их тайну.

Весна и война мало имеют общего, но этим днём, на 174-ый день войны они срослись как два близнеца. Огромной силы и мощи удар отбросил лейтенанта от стены. Один из ботинков, плохо зашнурованный отлетел метров на двадцать. Анатолий схватился за голову, заголосил по-рязански и этот вопль раненного человека стены приняли на себя. Пустая улица наполнилась дымом. Стёкла, разлетевшиеся вдребезги, отражались еле пробивавшимся светом луны.

Странные мысли заполонили лейтенанта. Сев на колени, он стал рассматривать свои руки. Кровь кровоточила в ногтях, вены вздулись и были похожи на полноводные реки на космическом снимке. Раз, два, три. Раз, два, три. Сердце невероятно странно прорывалось тройными ударами поочерёдно. И когда лейтенант захотел встать на ноги и направится в бомбоубежище, до которого оставалось 50-70 метров, адский взрыв ударил его в грудь.

Наполненные руки раскинулись на асфальте дороги. Лейтенант пытался дышать, но переломанные рёбра впивались в лёгкие и вызывали ужасно пронзительную боль. Дверь рядом расположенного ломбарда осторожно открылась, из неё вышел сухонький старичок, в пенсне и палочкой в правой руке. Старик направился в сторону лежащего на пузе лейтенанта, маска которого разорвалась и валялась в луже. Приподняв раненного, хозяин ломбарда вгляделся в черты незнакомца. Это лицо поразило его свой знакомостью. Старик вынул газету из кармана, развернул её и фотография президента России Виктора Сорокина выдавила из глаз слезу.

Бывало ли у тебя, мой читатель, чувство некоторого озарения среди суеты и обыденности? Ты скажешь, что это привилегия поэтов и любителей красоты. Ты будешь как всегда прав, но только если не вступишь в дальнейший диспут. Это самое озарение охватило и того старика, когда он увидел что этот лейтенант и русский президент Сорокин – одно лицо. Но как такое возможно? Мир полон загадок, но часто он подвержен логике, но какая логика в нахождении президента, место пребывания которого – Москва, Кремль, охраняемого тысячами опытных и неслучайных спецслужб, здесь, почти в центре Европы. И всё же Сорокин лежал на руках старика и тихо умирал. Взрывы утихли, уходили в прошлое. Помощь, подошедшая на радость окруживших это место трагедии, была уже лишней.

Весна могла бы принести более подходящую весть людям всей России и жителям отвоёванных у американцев территорий. Но это весть была горька словно листок полыни. Глубоко вошедшая боль в тело России не могла сломить силы её войск, однако, с этого дня сбылись наихудшие предсказания: русская армия начала отступать. Через неделю отдан назад Берлин, потом Прага, а через месяц и Варшава. Русский медведь уходил обратно в свою берлогу. Вашингтон ликовал, скалился как бездушный волк, почуявший море крови.

Глава девятая

– Держите ракетку чуть с большим наклоном, – делился своим опытом теннисиста брат Тимофей, говоря своему собрату Иосифу чуть заговорщически приглушённым голосом – Чувствуйте направление ветра и не подворачивайте ногу, а не то вывихните суставы! – Сказав это, Тимофей мощно рубанул по канареечно-жёлтому мячу и отскочил к сетке. Жадно вздохнув, он ещё раз принял мяч и поставил точку в этом сете редчайшим мастерским забросов в правый угол передней разметки.

Обнявшись, братья влиятельного тайного общества уселись на раскладные стулья, вытирая пот полотенцами, принесёнными девочкой лет 17-ти, в лёгкой полупрозрачной тунике. Жаркое бангкокское небо пылало как раскалённая сковорода, ослепительно лазоревое небо радовало каждые неравнодушные очи, понимающие, что в этом месте и в этот час всё самое прекрасное предоставлено в твоё распоряжение: земля, райская и обнажённая, небо, женственнее которого уже не сыщешь и пряный густой воздух, опьяняющий всякий организм своим очарованием.

– Мир тесен, но он такой не от масштабов своих и человеческих, а от идеального представления в глазах этих самых людей: мы, двуногие и прямоходящие любим размах, жаждем простора для своих мозгов и рук, чтобы создавать себе рабов, слуг и прочей челяди. – Терпеливо объяснял брату Тимофею жизнь его старший собрат, отвечая на вопрос: в чём смысл жизни. Тимофей впадал в философские рассуждения каждые полчаса, что не соответствовало легенде: каждый мужчина каждые полчаса думает о сексе с женщиной. – Вот ты говоришь: в чём жизнь имеет смысл. Она имеет все основания этот смысл не иметь, но ведь будем его придумывать, ломать копья об его гранит бессмыслия. – Брат Иосиф входил в раж. – Мы с тобой думаем как этот мир подчинить себе, дать ему такой аркан, от которого он стал не только послушнее, но долговечнее. Эта сеть у нас работает 3 года, но мало результата. Пойдём, хлебнём тоника, в горле пересохло...

В сиреневом шатре стоял столик, а на нём возвышались пирамидой бокалы с пенящейся жидкостью. Брат Иосиф набрал в рот капсул с витаминами и закинул в рот. Пытаясь быстро запить, он поперхнулся, и глаза старого ценителя эзотерики чуть не вышли с орбит. Он часто делал что-то невпопад, списывая всё это на поэтичность своей натуры. На самом деле, постоянно о чём– то размышляя, брат Иосиф забывал где он находиться и по какому поводу. Ну, типично русский писатель из глубинки!

Оба брата легли на столы для массажа, и каждый предоставил своё тело в распоряжение двум японкам, бесшумно вошедшим в шатёр на цыпочках, с неизменными улыбками на лицах без морщин, хотя они были и не молоды. Розовые тела членов тайного общества быстро были приведены в наилучшую форму под опытные действия натруженных, но не грубых пальцев. Когда-то эти японки массажировали рыхлое тело жены американского президента Максвилла, но теперь они пошли на повышения, которое вылилось в шикарные особняки и достойные счета в Bank of America.

Одевшись в смокинги, двое братьев сели в роскошный лимузин и отправили в место, о нахождении которого знали в мире лишь восемь человек, самых неслучайных и самых влиятельных. Эти люди если и не правили всем миром, но уж дёргали самые важные верёвочки. Они готовили приход Антихриста, погружали Землю в хаос, но в хаос предсказуемый и управляемый. Они многое взяли у своих предшественников, дополнили это крупным искусственным разумом, вбирая своими руками самое сердце мировой политики, мирового бизнеса и мировой культуры. Мир изменился давно, но кто об этом знает, не боясь умереть раньше срока?

В этом тайном месте была тишина, хотя там беспрерывно шла работа. Как такое возможно? Искусственный разум научился так служить человеку, чтобы приносить ему полно удовлетворение. Белые зеркальные экраны на потолке вбирали в себя все неблагозвучные звуки, и операторы, управляющие мощными ПК, также мало уставали, как устают верблюды в адской пустыне. Работа по управлению миром раскинула свои паутины глубоко и основательно, так что хищные улыбки Тимофея и Иосифа были к месту. Весь мир был сосредоточен в этом бункере на окраине Бангкока и этот мир приносит в их тайные банковские закрома уйму денег. Так много, что нет столько нигде кроме них!

– После партии в теннис деньги имеют особо привлекательный запах! – восторженно произнёс брат Тимофей. – Смерть русского президента обошлась нам безумно дорого, но раздел России толкнёт мир в ту пропасть, в которой его ждёт сам Хозяин Тьмы. Подтолкни человека и он рухнет вместе со свои городом, страной и всем миром вкупе. Ужасно непрактично, хотя и привлекательно с финансовой точки зрения. Не так ли, брат Иосиф?

– Вам ли не знать это! – сухой голос Иосифа будто перетирал песок. – Москва будет взята через неделю, тогда вы начнёте прибирать к рукам Китай, Индию и Бразилию, я-то вас знаю, милый добрый братец. Любите играть по-крупному, не разбирая где какая кровь, голод и эпидемии. Знали бы бедные людишки – кого проклинать, прокляли бы с совершеннейшим умением. Как в русских сказках.

Они подошли к столам, выстроенным в букву Т и принялись слушать последние сводки состояния дел в мире. Страшное время настало на Земле: Третья мировая рушила всю земную цивилизацию, предоставляя в руки террористов все залежи сырья и готовых продуктов. С этого секретного места хаос сжигал целые города и целился на целые государства. После гибели президента Сорокина Россия пострадала как самый незащищённый ребёнок – с особым жадным рвением американской армии, а также и террористов всех мастей. Убийства, изнасилования и грабёж пронеслись по русским землям в подобии татаро-монгольского нашествия, но с удесятерённой мощью. Русские женщины захлёбывались проклятиями, дети давились слезами, а мужчины, раздираемые своей беспомощностью, резали свои шеи и локти ножами, а то и бросались в иные все тяжкие. Страх и смерть. Кровь и голод. Прощай, берёзовая Русь былых прекрасных лет! Вот бы вернуть правление Владимира Путина...

Помощник в роговых старомодных очках обратился к брату Иосифу, сильно заикаясь, а то и просто глотая слова:

– Джессик Палмер го убит американского президе… – этого было достаточно, чтобы Иосиф хладнокровно блеснул взглядом. Грегори Максвил, значит, отправится вслед за своим визави от России! Убийственно приятное известие! Мои сперматозоиды сейчас хлынут из меня как мексиканское цунами 1956 года. Мама родная, мир целиком и полностью отдаёт свой дух. Слава тебе, моя, наша, только наша беспросветная Тьма!