Текст книги "Нефритовый омут (СИ)"

Автор книги: Алексей Скуратов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

========== Часть первая ==========

Над горизонтом занимался пожар утренней зари. Воздух был прохладен, свеж, пропитан безмятежностью уходящей летней ночи. Высоко в небе были слышны отдаленные трели ранних пташек, тех, которых никогда не увидишь в рассветной выси, но без которых не представишь погожего, ясного начала дня. Хотелось спать. Еще больше – унять голод, который мучил не первый день.

– Может, все-таки останешься? – с робкой надеждой переспросила седеющая женщина, теребя складки давно вытертой юбки. – Путь не близкий и опасный…

Юноше хотелось раздосадовано вздохнуть, опустить руки, поддаться желанию впасть в отчаяние, охватившее Беловодье. Однако он бодро перебросил через плечо собранную снасть, лучисто улыбнулся, тряхнув льняными прядками непослушных волос:

– Ничего, я осторожно, туда и обратно. Мне всегда везет, – заверил ее паренек. – Волков бояться… ну и все такое прочее.

«Да и смысл? – тихо проговорил он самому себе, закрывая за собой дверь. – Какая разница, от чего умирать: от голода или от лап чудовища?»

Лучи восходящего солнца окрасили стволы молодых деревьев в яркий алый цвет. Беловодье просыпалось: дружно захлопали входные двери, зашлись голодным лаем дворовые псы, загремели ведра, падая в колодцы за водой, от которой ломило зубы. Юноша успел развеяться, жадно глотая свежий воздух, наполняющий легкие бодростью нового дня. Путь вел на восток, к Озеру.

К Озеру, в котором обитала ожившая легенда.

Этот год был неурожайным, бедным. Скот выкосил ящур, раскаленное солнце, безжалостное, палящее, уничтожило посевы, выжгло слабенькие колосья пшеницы. Беловодье забыло влагу, забыло ароматы грозы, раскаты грома и светящиеся голубым пламенем всполохи молний. Уже несколько месяцев небо было безоблачным, таким безнадежно ясным и чистым. Уже несколько месяцев Край Света изнывал от нестерпимого жара, от духоты, от звона мух и слепней. И каждый вечер благодатно вздыхал, когда с востока, с Озера, слабые потоки ветра доносили свежесть прохладных заповедных вод.

Уже несколько месяцев Край Света изнывал от нестерпимого жара и столь же нестерпимого голода. С каждым днем жители могли позволить себе все меньше и меньше. С каждым днем страх все прочнее селился в сердца людей. Взгляды неоднократно поднимались к небу в надежде заметить хотя бы облачко. Взгляды обреченно опускались на пересушенную землю.

В округе не было лесов и полноводных, богатых рыбой рек. Воды из колодцев было слишком мало. Существовало лишь Озеро – глубокое, чистое, загадочное. Заповедное. Мужчины не рисковали. Женщины боялись. Ожившая легенда в лице незримого, безжалостного Властелина не позволяла касаться священных вод. Особо упорных – оставляла недалеко от берега. Едва дышащих, покалеченных.

Без сомнений, юноше было страшно. Без сомнений, он ни за что не отправился бы в этот, по сути, бесполезный путь. Но стоило снова взглянуть на беловодских детишек, вытирающих слезы от непрекращающегося голода, хватающих матерей за подолы юбок, стоило снова взглянуть на теряющих силы стариков, как идея попытать счастья казалась правильной. В конце концов, он еще совсем юн. Всего шестнадцать зим. Юношеская сила заполоняет каждую клеточку тела, в голове – жажда авантюр. И потому страх притупляется. Неизвестно, к добру ли только.

И Дерен уверенно шагает по выжженной пыльной земле, насвистывая.

Разогревающийся воздух приятно ласкает обнаженный загоревший торс, играет с льняными всклоченными прядками. Совсем скоро он будет нестерпимо обжигать, станет ненавистным, злым и жестоким. Но осознание того, что после жара наступит нежность прохлады, ее внимание и ласка, приятно греет душу. И это придает сил.

Хаты Беловодья скрылись за линией горизонта. Кажется, будто это и правда край мира, вдали лишь желтые, сухие, скудно цветущие степи и небо. Бесконечное, светлое, невозможно голубое небо, лишенное даже легких белоснежных перьев облаков, похожих на аккуратные штрихи художника. В однообразной вышине переливаются тонкие, похожие на шум ручейков, песни невзрачных птиц. Чуть слышно шумит волнуемая накаляющимся воздухом сухая трава. Как дыхание океана – глубокое, неспешное, равномерное. Океану попросту некуда спешить. В его запасе Вечность.

К полудню стало дурно от нещадных лучей. Раскаленный диск стоял почти в зените, палил, жег. Наброшенная на плечи рубаха не спасала, и соленые капли пота ползли по спине, совершая краткий путь, впитывались в пояс. Разомлевшие в духу беснующегося жара травы душили терпкими, головокружительными ароматами. Тяжелый воздух дурманил.

Он был на сотни метров один. Один посреди раскаленных пространств, изнывающих от жестокого солнца, от его беспощадных лучей, что сушили землю и обжигали смуглую кожу. Где-то там, впереди, в волшебном, чарующем месте сверкает зеркальная поверхность прохладных вод. Где-то там царит прохлада, лоснится изумрудная зелень, плещется резвая рыба, подпрыгивает, бьет хвостом, оставляет темные капли брызг на горячих камнях.

Дерен глубоко вздыхает, вытирает мокрый лоб, откидывая прядки. Хочется пить. Но от предвкушения того, как теплая вода льется в глотку, губы искажает, кривит.

Интересно, чем все это закончится? И так ли страшен черт, как его малюют? Конечно, нечто, что хозяйничает в нефритовых водах – существует и тщательно охраняет свои владения, чутко сторожит отмели и глубоководье, резвящихся радужных рыб, каменистое прозрачное дно. Оно вряд ли позволит пришельцу нарушить воцарившийся покой и безлюдье, озерную гладь. Вряд ли позволит забросить лесу и вытащить тяжелую, бьющуюся на воздухе рыбу.

Но отчего же не понадеяться на удачу?

И Дерен, взбодрившись кроткой надеждой, ускорил шаг.

Некогда широкая, желтая извивающаяся лента пыльной дороги, что вела на восток, становилась все уже и уже. Кажется, она дичала с каждым пройденным метром, порастала грубыми травами, переходила в степь. И если бы не турмалиновая полоса горизонта, что все отчетливее вырисовывалась впереди, Дерен наверняка бы заплутал в единообразии окружавших его просторов. Местность плавно уходила вниз, почти незаметно, медленно, но Беловодье было на порядок выше Озера, и это ощущалось. Чувствовалось в посвежевшем воздухе, в преображающемся облике природы. Унылая блеклая желтизна степей и ленты дороги сменялись буйством зелени самых различных оттенков. От насыщенного, как листья ив, до темного, словно подводные водоросли или рогоз в сумерках.

Полоса дороги обрастала, пока вовсе не исчезла в возрастающем буйстве трав. Их вечерний запах дурманил голову не меньше, чем в знойный полдень, но этот дурман был сладостен, его хотелось жадно вдыхать, наслаждаясь ароматом разомлевшей зелени, цветов и затерянных в темных волнах травяного океана крупинок ромашек, желтых шапочек бессмертника, фиолетовых стрел шалфея. В океане стрекотали сверчки. В океане бурлила жизнь, и Дерен ловил эти необычайные, завораживающие моменты.

Издали было видно, как горит алой полосой поверхность уходящего ко сну Озера. Полоса меркла, тонула в толще вод, на прощание касалась камыша, тяжелых гладких валунов и россыпи светлой прибрежной гальки. Это место внушало спокойствие, поражало красотой, не тронутой безжалостной рукою человека. Разве может столь завораживающее место стеречь чудовище? Разве возможно, чтобы столь благодатное место было олицетворением жестокости высших, необъяснимых сил? Дерен не знал. И, возможно, не хотел знать. Ему безумно хотелось окунуться в хрусталь вод, смыть с себя остатки зноя, солнечного пыла. Хотелось сорваться на бег и птицей броситься в омут. Но он выдержанно шел вниз, к берегам. Тонул в благоухающих травах, что доставали до пояса. Спуск вел к серому берегу. К зеркальной глади. Туда, где кипела жизнь.

И страх медленно закрадывался в сердце.

Хотелось лечь и закрыть глаза, наслаждаясь магией вечерних ароматов и водной свежестью, нежной прохладой. Лечь, растянуться, уснуть, раскинув руки перед полотном звездного неба. А нужда толкала вперед. И юноша распутывал снасти, сидя на огромном валуне, к которому вела дорога камней, на валуне, который большей своей частью уходил в темную толщу… Сложно было оценить глубину Озера, ибо нефритовые воды были обманчивы. И там, где виделось мелководье, можно было уйти с головой.

Рыба играла. Пускала легкую рябь, била хвостом. Крючок с коротким булькающим звуком упал вниз, скрылся, пустил кольца по гладкой поверхности. Были густые сумерки. Наверное, к утру над Озером встанет молочно-белый холодный таинственный туман.

Рыбы было много, но поплавок даже не дрогнул, не колыхнулся, и юноша медленно, но верно приходил в отчаяние, ведь такой трудный путь по изнуряющей жаре мог оказаться совершенно бессмысленным. Теперь он бесцельно смотрел на собственное отражение, на юное лицо с оживленными светлыми глазами, с контрастом выгоревших на солнце льняных волос. Только он, пестрота камней на дне и звезды, отраженные ночью на поверхности. Шелест трав и изумрудной листвы. Неразборчивый шепот и огоньки светлячков. Белые нежные кувшинки, много, много кувшинок… И поплавок с плеском уходит под воду, удилище сгибается, дрожит. Звенит напряженная леса.

Дерен подсекает, тянет, понемногу ведет рыбину к берегу, спускаясь с валуна на камни, по камням – к отмели. Поднимает трофей, блестящий упругим туловищем в ночном свете. Даже сейчас видны оранжевые плавники, россыпь красных и фиолетовых пятен на брюхе.

И из воды появляется рука, удерживающая рыбий хвост. А за рукой серовато-зеленого цвета – худощавое тело.

– Смелости тебе не занимать, – звучит насмешливый, молодой, чистый голос существа, что явилось из нефрита вод. Оно ловко снимает с крючка жителя глубин, с особенной бережливостью гладит, расправляя спинной оранжевый плавник. Отпускает. Поднимает темный, словно недостижимое озерное дно, взгляд огромных лукавых глаз и расплывается в живой ухмылке. – Нехорошо вторгаться в чужие владения. Зачем трогал рыбу?

Дерен и слова вымолвить не может, ибо перед ним нет и тени описываемого чудовища, страшного Хозяина заповедных глубин. В нескольких шагах по пояс в воде стоит почти такой же, как и он сам, юноша. Только кожа его в ночном свете кажется светло-зеленой, а мокрые, лунного цвета, волосы уходят в толщу, колышутся, словно живые. На худой груди – крупный жемчуг. Нет жабр, нет перепонок меж пальцами. И горят на лице изучающие, любопытные глаза.

– Зачем потревожил воду? – снова задал вопрос юный Хозяин.

– Так ты и есть Владыка Озера? – изумленно округлил глаза Дерен.

Существо сдвинуло брови, запустило пятерню в тяжелые мокрые пряди, что напоминали толстых, блестящих змей, опутывающих плечи, торс, уходящих вниз и парящих в воде.

– Бестактно отвечать вопросом на вопрос.

– Меня привела сюда нужда. Беловодье страдает от голода и…

– И ты наивно думаешь, что я возьму да и позволю каждому вылавливать здесь рыбу? Не многовато ли чести, человечишка? Вам только волю дай, утащите все, на что упадет жадный взгляд. Уходи с глаз долой и даже не думай сюда возвращаться. Мое милосердие отнюдь не безгранично.

Юноша скрестил на груди руки, с вызовом взглянул на Хозяина, с кожи которого все еще скатывались крупные прозрачные капли. На небо поднималась луна, отражаясь на поверхности озера, играя светом на влаге тела существа. Сомнений не осталось: кожа и вправду была светло-зеленого цвета. Халцедоновая.

– Несколько твоих рыб могут спасти не одну жизнь, Владыка. Прошу, позволь мне взять их. Тогда, обещаю, сюда никто не придет.

– Самонадеянно и глупо.

– И бессердечно с твоей стороны, – заметил Дерен.

Хозяин нефритовых вод задумался, прошагал по прозрачному, чистому дну и взобрался на один из близстоящих валунов, свесив ноги. Теперь лунный свет падал на овальное лицо. Глаза были темными. Нефритовыми.

– А что я получу взамен? – поднял голову Владыка, нагло прожигая взглядом и приподнимая уголок губ.

Юноша, явно не ожидавший подобного вопроса, приподнял брови. Он явно не рассчитывал на то, что это создание, сидящее на валуне и играющее ногами с подплывшими рыбами, выкинет подобное. Он ведь обещал, что обеспечит покой Озера. Что ему еще нужно? Будто услышав этот мысленный вопрос, Хозяин подал голос, не дождавшись более-менее разумного ответа.

– Это другие не придут. Им хватит на это здравомыслия. И благодарен я буду за это им, не тебе. Что ты мне можешь дать?

– А чего ты хочешь?

На лице Хозяина заиграла хищная улыбка, загорелись нефриты огромных глаз. Быстро поднимающаяся луна почти достигла центра неба, уменьшилась в размерах, сменила частичку теплоты своего света на холод и призрачность. Была похожа на безутешную, бледную, одинокую вдову, печали которой нет края и конца. Светлоокая Дева подкрасила озерную гладь серебром. Белые кувшинки горели светлыми огоньками на темной поверхности вод.

– Ты возьмешь несколько моих рыб, – начал Хозяин, – и уйдешь в Беловодье. И я знаю, что ты вернешься, даже если я не дам тебе на то разрешение. Если хочешь приходить сюда снова и снова, то удиви меня своим даром, незваный гость. Если мне понравится то, что ты мне преподнесешь, я одному тебе позволю приходить сюда в любое время и ловить моих рыб, наслаждаться красотой моего Озера. А если ошибешься и не угодишь, я тебя утоплю.

Юноша, не долго думая, согласился. Особенного выбора у него не было. Без этого риска его и без того ждала мучительная и голодная смерть. Но не за себя он переживал. За тех, кто был слабее и испытывал большую нужду.

–Тогда я принимаю твои условия, Владыка.

– Мое имя – Сегерим, – проговорил Хозяин и, изогнувшись в воздухе, плавно ушел под воду. Только ногой плеснул, полностью скрывшись. А через несколько мгновений на месте крупной кольцеобразной ряби уже была зеркальная поверхность, в которой отражалась небесная луноликая Дева и сильмарилловые* звезды.

По Озеру прошлось свежее дыхание ветра, нежно колыхнувшее льняные волосы, ласкающе обдавшее кожу. В толще пестрели камни и белел ракушечник.

– Дар… – тихо и задумчиво произнес Дерен. – Что же придется тебе по холодной душе, Озерный Владыка? Что привлечет твой взгляд, Сегерим?..

Комментарий к Часть первая

Сильмарилловые – неологизм Толкина.

========== Часть вторая ==========

Семь ночей прошло с того дня. Семь изнуряющих нестерпимой жарой дней и обнадеживающих, успокаивающих прохладой с далекого Озера ночей. На небе до сих пор не показалось и единого облачка. Дни не стали прохладнее ни на йоту. Жгло. Сушило. Раскаляло и без того многострадальную землю.

Дерен не рассказал о том, кого встретил, однако сумел уверить мужчин в том, что на Озеро по-прежнему нет пути. Что ужасное чудовище, кое извергла пучина вод, страшное создание, кровожадное и беспощадное, едва ли не утопило его и отпустило лишь потому, что ему удалось отгадать загадку Озерного Владыки и получить право забросить крючок в воду, уйти живым. И теперь Дерен намеревался снова попытать счастья, сыграть с судьбой, понадеяться на удачу и рискнуть. Жители изумленно и доверчиво слушали. Юноша – молвил об ужасе, который не дремлет. Молвил и вспоминал хрупкую фигуру, лунные волосы и нефриты огромных глаз, халцедоновую кожу. И тем не менее лгал. Ибо уговор есть уговор, а нарушенное слово было страшнее необходимой и безвредной лжи.

Семь ночей прошло с того дня, и эти ночи Дерен отдал размышлениям о достойном даре, перебирал одну мысль за другой, и лишь в последний момент нашел такую простую истину, в которой был более чем уверен. И сегодня, на восьмую ночь, приближался к Озеру, рассекая океан из трав и цветов, вдыхая дурманящие ароматы сочной изумрудной зелени и благоухающих стрелок шалфея, нежных пушистых листочков мяты, желтых макушек лютиков. Вдыхая дурман трав, что смешивался со свежестью холодных нефритовых вод – чистых, как слезы.

На этот раз ему удалось прийти раньше, тогда, когда Озеро утопало в цветах алых маков и червонного золота, когда омут горел пожаром, пылал роскошью теплых тонов. Когда закатные лучи красили небеса в насыщенный кровавый, переходящий в золото, блеклую желтизну, нежно-розовый и подкрашенный жаром голубой. Удалось прийти тогда, когда белоснежные кувшинки горели золотисто-фрезовым, и даже темные, отполированные водами валуны блестели отнюдь не холодными серыми тонами. Солнце медленно погружалось в Озеро, и там, вдалеке, почти на бездонной середине, видно было, как сияют его лучи, скользящие по глади.

В безветренный вечер было почти безмолвно, лишь неразборчивый шепот гулял над кровавым золотом зеркала. Утопающая в зелени отмель едва шелестела изумрудами сочной листвы. Неподвижно высились по краям темные стрелы рогоза, зонтики насыщенного дягиля.

Он пришел в то же самое место. На тот же самый валун, похожий на спину уходящего под воду гигантского тура, Красного Быка*. Вдали, на краю бескрайнего Озера, возвышалось, утопая в закатных лучах, каменное святилище на четырех столбах. Наверное, там, наслаждаясь ласкающими водами, находился сейчас Сегерим. Быть может, он был на самом дне, во мраке, куда не пробьется и самый яркий луч полуденного солнца.

Дерен сидел на валуне, не касаясь ступнями вод. В светлых глазах отражался, пылая, насыщенный закат. Сейчас он менялся: желтый все больше переходил в оранжевый, алый – в багровый. Над Озером высилась лишь верхняя дуга солнца, горящая темным огнем. Ярче светились кувшинки, что были белыми в свете луны. Безмолвие. Наполняющее тело тепло.

Всплеск где-то вдали.

Сегерим оказался в сотне метров от валуна, по плечи в воде. Лунные волосы приобрели теплый оттенок заката, но даже издалека его кожа была неестественной. Он приближался медленно, постепенно подбираясь к мелководью. Затем и вовсе вышагивал по отмели, где вода не доставала и колен – степенно, плавно, точно рассекал волны, подобно озерной форели. Змеи мокрых волос овивали халцедоновое тело, лежали ниже пояса, а на груди белели крупные жемчужины. Было заметно, что на лице Хозяина играла все та же лукавая улыбка. И нефриты бездонных глаз сияли нескрываемым интересом.

Пройдясь по берегу, Сегерим вышел на ведущие к валуну камни, нырнул с них в воду, оплывая полукругом и вырос из толщи перед юношей, схватившись бледно-зеленой рукой за край монолитного камня, теряющего теплоту закатных лучей, темнеющего. Волосы парили, точно медузы.

– Так ты все же изволил прийти, – чуть склонил набок голову Владыка. – Не томи меня ожиданием, светлоокий, дай мне то, что принес.

Дерен нашарил рукой в кармане, вытащил сверток и, не сталкиваясь со скептическим взглядом Владыки, вложил его в протянутую руку, выжидающе замер. Сейчас он либо получит право приходить в эти заповедные, чарующие чертоги, либо навсегда скроется в их нефритовом омуте, став их неотъемлемой частью. Глаза существа блеснули, когда дар отразил отполированной поверхностью меркнущий закатный луч. Сегерим развернул сверток, отплыв, выложил содержимое, поднял перед лицом. Растянул губы в удовлетворенной улыбке, и его выражение со скептического перешло в приятно изумленное.

В руке Хозяин Озера держал тяжелый серебряный гребень, поражающий удивительным плетением светлых металлических линий, образующих настоящее кружево вокруг крупных малахитовых цветов.

– Жаль, – качнул головой луноволосый Владыка. – А я действительно надеялся, что ты не сможешь удовлетворить мои желания… Однако же ты не прогадал, человек. И я свое слово сдержу. Можешь приходить сюда и ловить рыбу. В пределах разумного.

Юноша просиял, лучисто улыбнулся, глядя сверху вниз на держащегося в воде Сегерима, чьи волосы неизменно парили в озерной влаге. На Сегерима, который держал в халцедоновой руке сияющий гребень, что явно пришелся ему по душе.

На долю секунды взгляды пересеклись. Будто разряд. Разряд, отзывающийся оцепенением. Но лишь на мгновение…

Не говоря ни слова, Озерный Владыка развернулся, бросив на Дерена короткий, скользящий взгляд, в котором что-то неуловимо мелькнуло. Что-то такое, от чего пареньку показалось, что его щеки загорелись. Развернулся и опустился под воду, скрылся во тьме, исчез, оставив его наедине со сгустившимися сумерками. Однако спустя несколько минут он поднялся примерно в двухстах шагах от юноши, близ каменного выступа над Озером, вокруг которого белели неизменно многочисленные белоснежные кувшинки. Солнце окончательно утонуло, погасло. Небо темнело, и только на горизонте теплился мягкий, угасающий, послезакатный огонь.

Сегерим поднялся на выступ. Он сидел спиной к Дерену, вел гребнем по тяжелым волосам, что полностью закрыли спину. Он хотел, чтобы его видели. Что-то тихо напевал. На смену погасшему солнцу загорались на небосводе сильмариллы звезд. Поднималась сереброокая дева Луна.

Паренек забросил конец лесы. Клев начался почти сразу.

Он вытаскивал упругие, покрытые темными пятнами туловища крупных рыбин, бросал в удлиненную корзину, наполовину стоявшую в воде. Те плескались, бились еще несколько минут и, смирившись, покорно стихали. Время летело быстро, луна поднималась выше, звезды сияли ярче. От их блеска глазам было больно, их мерцающие огни пестро украшали обсидиановое небо мириадами холодных, льдистых пожаров. Дорогами уходили в черноту, в Вечность…

Дерен вдруг поймал себя на том, что уже долго наблюдает за тем, как халцедоновые руки совершают длинные, плавные движения, зарываясь гребнем в лунные волосы. Поймал, но не оторвал взгляда. Вздрогнул только, когда Сегерим обернулся. Судорожно вернулся к прерванному занятию, а как только снова поднял взгляд, Владыка рухнул под воду. И опять – на несколько минут, которые требовались, чтобы добраться от бездонных глубин до мелководья.

Подкрашенные серебром воды разошлись. Показалась лунная макушка, а после Хозяин выбрался на поверхность по грудь; крупный жемчуг уходил в Озеро, скрывался в тени и шелке парящих прядей. Все та же лукавая улыбка. Вот только взгляд был иным, каким-то хищным, распаленным. Глубоко-нефритовым…

– Я все видел, – насмешливо выдал Сегерим, подплыв ближе, навалившись торсом на каменного тура так, что его лицо было обращено прямо к юноше.

– И что ты видел? – попытался претвориться непонимающим собеседник.

В ответ послышался тихий смешок, эхом разлившийся по Озеру. Хозяин, плотоядно ухмыляясь, выскользнул из воды, опершись на руки, возвысился на уровень юноши. Волосы падали на острые плечи, грудь. Спина была нагой. Халцедоновой. Мокрой.

– Я чувствую, когда и как на меня смотрят. Ты бы хоть имя свое назвал для приличия. Мне не нравится, когда меня откровенно рассматривают незнакомцы. Возникает желание дать достойный повод созерцанию.

– Меня зовут Дерен, – ответил парень.

– Будем знакомы.

Он не успел среагировать, банально прочесть в глазах эту мелькнувшую бесноватую искру, как Сегерим, жемчужно рассмеявшись, перехватил его руку и стащил с камня, сбросив в прохладную, нефритовую воду. Та сомкнулась над головой, залила нос, ослепила. И сердце забилось сумасшедше часто. Так, что казалось, будто оно вот-вот пробьет грудь и выскочит. Так, что становилось больно, и сводило мучительной судорогой все тело.

Он не умел плавать. И все никак не мог оттолкнуться ногами от дна, не мог достичь его. А сверху думалось, что здесь мелко…

Юноша едва сознания не лишился, как почувствовал руки, перехватившие торс и рывком поднявшие на поверхность. Его трясло. Все тело колотила крупная, паническая дрожь. Дерен не помнил себя от потрясения, от пережитого ужаса. Сжимал руками острые плечи, всем телом соприкасался с Хозяином Озера. Не мог и слова вымолвить.

– Прости, – тихо, хмуро и виновато произнес Владыка, успокаивающе поглаживая напряженную спину. – Я не знал. Держись, я вынесу тебя.

Сил в довольно хрупком на вид существе оказалось куда больше, чем то могло показаться. Он без затруднений перехватил дрожащее мокрое тело, двинулся к берегу, бесшумно рассекая гладь, отражающую сверкающие в вышине звезды. Расступались нежные соцветия кувшинок. Лунный свет падал на поджарое тело Сегерима, делал его очертания более резкими. Руки разжались. Дерен оказался на низком валуне, там, где вода едва доставала колен. Владыка устроился рядом, на камне, прижимаясь бедром к бедру. Опустил кисть на дрожащие пальцы.

Кажется, не мог подобрать нужных слов. А все так хорошо начиналось… Хозяин, пораздумав, тихо откашлялся, наклонился, сорвал нежный, белый, точно горный снег, цветок. Заправил в короткие, мокрые пряди юноши, касаясь холодными пальцами лица. Он весь был холодным. Но этот холод был сравним лишь с прохладой шелковых вод… В бездонных нефритах глаз отражалось Озеро, звенящее от таинственной ауры, в миг окутавшей его. Отражалось звездное небо и круглолицая Дева Луна. Его голос разлился, зазвучал хрустальным звоном по темному зеркалу. Заворожил.

«Любить тебя – вот жизни цель,

Бесспорная, как смерть,

Прекрасная Эттариэль!

Позволь же мне посметь

В груди встревоженной нести

Воспоминаний клад.

От злого времени спасти

Твой голос, жест и взгляд.»*

– Я знаю много песен, – закончив, произнес Сегерим. – Извини, что напугал, Дерен. Я не хотел причинять тебе зла.

– Спасибо, что не оставил…

– У тебя пальцы дрожат.

– Разве?

– Успокойся.

– Я…

– Просто делай, что говорю.

Луна светила так ярко, что было светло, словно днем, разве только свет тот был не теплым, а холодным, призрачным, таинственным… Таким, что появлялся лишь здесь, над Озером. Он был всепроникающ и вездесущ. Внушал доверие, как и халцедоновая кисть, успокаивающе сжимающая пальцы, унимающая дрожь в теле.

– Выдохни и закрой глаза, – чуть слышно прошептал Владыка. – И не открывай до тех пор, пока я того не позволю.

Дерен, отведя взгляд, все-таки послушался. Жадно набрал в легкие свежий и прохладный воздух, медленно выдохнул, прикрывая светлые, напуганные недавним происшествием глаза. Замер, напрягшись, когда услышал всплеск, однако почувствовал себя свободнее, когда мокрые руки огладили плечи, прошлись по худой мальчишеской груди и закончили свой путь лишь на бедрах.

– Пахнешь невинностью, – тихо произнес в шею парня Хозяин Озера. – Обними меня, Дерен. Не будь столь безучастным.

Руки послушно обвили шею, пальцы зарылись в тяжелые волосы, легко сжимая. Губы Сегерима были теплыми. Мягкими. Неожиданно накрывшими. Сводящими с ума первыми осторожными прикосновениями – невесомыми, скользящими, короткими и вызывающими новую, доселе неизведанную дрожь, но не от холода, а от ощущения, как эти самые губы выцеловывают шею, как руки гладят спину, вырисовывая плавными, хаотичными движениями картины, напоминающие волнистые водоросли. Дрожь от ощущения, как белые, острые зубки смыкаются на коже, прикусывая, как касается груди холодный кончик носа, когда Владыка опускается ниже. Ниже…

Языком выводит на поджаром животе холодеющие полосы; опустившись в воду, ошалело разводит ноги Дерена в стороны, обнимает, тянет вниз, за собой, на мелководье. Устраивает юношу спиной на валун, полусидя.

– Посмотри на меня, – звучит как в тумане жемчужный голос, и помутневший светлый взор встречается с широкими обсидиановыми озерами, что разлились в нефритах глаз. Полуночный свет играет в лунных волосах, накрывших тело, скользит по острым плечам Хранителя здешних вод. Уверяет, что происходящее – правильно. Что так и должно быть сейчас. В этом месте, куда не отважится ступить и самый храбрый мужчина во всем Беловодье.

Сегерим накрывает полураскрытые влажные губы, целует глубоко, долго, мучительно-медленно, оглаживая правильные черты лица, налегая сверху всем весом. Кувшинка падает в воду. Слишком жарко, и кровь напором бьет в сердце… Не бывает так хорошо, так честно и открыто. Не бывает так, чтобы хотелось замереть, слиться в единое целое и уйти в Вечность. Не могут чужие пальцы сводить с ума такими правильными, чуткими касаниями.

С губ срывается сдавленный, приглушенный глубоким поцелуем стон, сводит поясницу. Халцедоновая рука, давно уже справившаяся с ремнем, мягко накрывает эрегированный член, гладит, отодвигает крайнюю плоть. Медленно набирает темп движений. В висках шумит кровь. Тело юноши реагирует на ласку. Откровенно. Искренне. Тихо, рвано просит ускориться, сжать сильнее, накрыть. Безвольно и задыхаясь…

– Не спеши, Дерен. Чувствуй.

Очередной поцелуй, от которого выгибает дугой. Поцелуй, от которого болят припухшие, поалевшие губы, темнеет в глазах. От которого сильмариллы звезд пляшут на обсидиановом небе, и перехватывает и без того срывающееся дыхание, поджимаются пальцы ног. И халцедоновая рука мучительно сжимает пульсирующую, горячую плоть. Тело накрывает, прижимается, почти уничтожая миллиметры расстояния, что осталось между юношей и Хозяином Озера. Дерен чувствует, как напряженный, едва вздрагивающий от пульсации член Сегерима касается его, как трется под давлением руки. И от осознания того, что происходит, жар болезненно приливает в пах. Пальцы работают быстрее, резче, поцелуи причиняют тупую и в то же время такую желанную боль. Пожар тела охлаждают тяжелые лунные волосы… Белая кувшинка дрожит, покачивается на волнующейся воде.

Его выгибает, срывается хриплый, бессильный крик. Проносится по Озеру, растворяется в воздухе, гаснет. Он так и замер под тяжестью тела Владыки, отчаянно обняв руками его поясницу, запутавшись в волнах волос. Будто лишившись на мгновение сознания. И окончательно пришел в себя лишь тогда, когда Сегерим перенес его на глубину, когда, удерживая рукой, опустился с ним под воду, в освежающий шелковый холод. Дерен видел, как в прозрачной влаге растворились мутные вязкие капли, что белели еще пару мгновений назад на смуглой коже, на поджаром животе Хозяина. Почувствовал, как его губы прижались к виску, к уголку губ, как пальцы откинули со лба льняные пряди и ласково огладили лицо, спустились на шею. Как ладонь прижалась к груди.

На поверхности озера отражались мерцающие на обсидиановом небе звезды, танцевала светлоокая Луна. Среди неподвижных цветов, недалеко от берега, у валуна, качалась сорванная кувшинка. В воздухе дрожала необъяснимая, очаровывающая аура.

– Дерен, – тихо обратился Сегерим, – взгляни на восток. Видишь? Облака. Через несколько дней Беловодье накроют ливни, и к солнцу потянутся ожившие колосья. Скоро нужда оставит Край Света, и тебе… – голос дрогнул, – тебе не придется совершать этот длинный путь.

Юноша держался за острые плечи, не чувствовал ногами дна. Заглядывал в нефритовый омут огромных глаз.

– А если я приду сюда по собственной воле? Без поиска выгоды? Могу я…

– Можешь. Разумеется, можешь. Я буду ждать тебя на этом берегу. На камне. Если захочешь, научу тебя любить воду, чтобы и она любила тебя. И тогда, быть может, я смогу показать тебе свои владения. Смогу показать тебе свой мир.