355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Алексей Самойлов » Давайте ничего не напишем » Текст книги (страница 6)
Давайте ничего не напишем
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 02:12

Текст книги "Давайте ничего не напишем"


Автор книги: Алексей Самойлов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Даша вытерла несколько капель пота с косого лба и добавила:

– Никогда ещё не говорила о себе столько правды.

Егор расправил воображаемые очки, а Даша нацепила настоящие. Пёс не нацепил ничего, поскольку давно исчез, и ни один синоптик не нашёл бы его в радиусе сотни метров от места проведения болтовни.

Зато на говорящих людей стали оглядываться прохожие. Это было более чем неожиданно, потому что до сих пор подавляющее большинство граждан мегаполиса топали мимо по своим телам, даже не подозревая о существовании Лавочки.

Мужчины, разумеется, заглядывались на Дашу, ведь красоты она была неописуемой: добрые-добрые раскосые глаза, осиновая фигура, черносливные волосы, гвоздичные губы – всё это вызывало в половозрелых человеческих особях приступы остронаправленного возбуждения. Мужчины щёлкали клювом, стреляли глазами, смачно причмокивали и хватались за кошелёк. И топали дальше, мечтая и гудя.

А женщины… Женщины, разумеется, беспокоили пристальным вниманием Егора. Смотрите сами: не богатырь, но красавец, не Пушкин, но талантливый, не аргентинский мачо, но с отпечатком интеллекта на правой щеке; в обязательном наличии – офисная осанка, гуттаперчевый взгляд, соловьиный нос, соколиный профиль. Женщин всегда притягивают необъяснимые сочетания нежности и злодейства, коими преисполнены такие знаменитые молотильщики сердец, как коварный Казанова, лилейный Ловелас, достопочтенный Дон Жуан, артистичный Альфонс, жаркий Жигало, фиктивный Франкенштейн, рукастый Фредди Крюгер.

– Зря ты на себя наговариваешь! – Егор вспомнил о том, что наступила его очередь произносить фразу. – Твоя автобиография ничуть не менее любопытна, чем моя. А ну выдерни из толпы того, кто бы смог похвастаться таким же оригинальным жизненным сюжетом, как у тебя. Зря ты принижаешь значимость социально-культурного опыта! Можешь и дальше витать в своих фиалах, но факт остаётся фактом и фактом погоняет!

– Да, Егорушка, вот тебе ещё один факт – рано или поздно все оболочки вернутся к плоти, их породившей. И что, по-твоему, останется?

– Ну, теперь ты меня уже не проведёшь своими провокациями! – Егор создал видимость того, что он диод. – Останется память об их существовании, а также вклад в искусство, культуру и деторождение.

– А что останется от них самих?

Егор открыл соответствующую закладку и чувственно продекламировал:

– «В тихом сердце – едкий пепел, в тёмной чаше – тихий сон. Кто из тёмной чаши не пил, если в сердце – едкий пепел, если в чаше – тихий сон» [10]10
  Строчка из стихотворения В. Ходасевича.


[Закрыть]
.

Даша мысленно зааплодировала и вслух поддержала:

– Наши души – не обузы, наши души – спящий бог. Все тела – немые грузы, тихо спящие обузы, жизнь которых – только вздох.

Егор не растерялся:

– «Ты – женщина, и этим ты права. От века убрана короной звёздной, ты – в наших безднах образ божества…» [11]11
  Строчка из стихотворения В. Брюсова.


[Закрыть]

– Мужчина ты, шутник и плут известный, по расписанию своих подруг любя, служить готовый только для себя! – закончила Даша и торжественно откланялась.

– Ну вот ты и раскололась! – победно зааплодировал Егор.

– Я лишь честно завершила мысль подхалима, – фыркнула Даша и надула щёчки.

– Ну, теперь-то уж точно не отвертишься, женская телесная оболочка! Можешь свой пол на голове обтесать – не переубедишь! Как только мы рождаемся – всё, процесс формирования личности начат, и его невозможно остановить. И если мы вернёмся к обсуждению первичных половых признаков, то я сейчас немедленно займусь чёрте чем с такой-то матерью, а затем с её бабушкой! И пусть Эдип обвинит моё тело в своём комплексе – зато ты не сможешь лишить меня того, чем я являюсь – как минимум, этим телом, и как максимум – памятью о нём.

Егор немедленно влез на белого верблюда и въехал в Иерусалим. Даша попросила у проходящего мимо продавца коктейлей соломинку, протянула её Егору и переспросила:

– Так со смертью-то у тебя как?

– А так! После неё остаются наши вещи, дела и поступки, сделанные при жизни. Остаются наши дети – плоть от плоти родителей. Во всём этом – часть нас, и чем большего мы достигнем здесь и сейчас – тем легче нам будет уходить.

– Но вещи – это не мы. Сравни Билла Гейтса с Макинтошем и попробуй сказать, что они – единой матери дети. Дела и поступки – это тоже не мы: сравни Гагарина со стартом космической ракеты и попробуй сказать, что они похожи, как две капли воды. Сравни Павлика Морозова со своим отцом и попробуй сказать, что они из единого чрева.

– Они часть нас!!! – перебил Егор, закипая.

– Какая именно часть нас? Рука, нога, голова? Может быть, мысли? Будто бы это ты придумал, что ты и есть Егор двадцати восьми лет от роду!

– Энергия и гены! – Егор ламинарно забулькал.

– Уже теплее. Допустим, деньги не перерождаются, славу закопали вместе с богатырём, детей обозвали буратинками, которые тоже энергия. Может, есть смысл поискать в этой жизни что-нибудь бессмертное, чтобы в случае чего следующая жизнь показалась сущим мёдом? Как ты думаешь, мой названный брат?

– Ты меня задолбала своей философией! Отстань!

Егор закрылся на две щеколды, спрятал лицо в голове, но остался легкодоступен. Даша присовокупилась к пудренице, открыла её и в который раз окунула себя в зеркало.

– Всё, что ты хочешь мне сказать, милый… Всё это создано для удобства существования на физическом плане. Тебя называют «Вася» – и ты откликаешься. Тебе говорят «Вася хороший», гладят по головке – и ты радуешься. Тебя ругают «Вася дурак» – и ты огорчаешься. Вот такая вот твоя слепота.

– Я Егор, а не Вася, – буркнул филин.

– Егор дурак, – повторил попугай.

– Хватит издеваться, Даш!

– Терпение, мой друг. Как только Егор поймёт, что ничего из вышеперечисленного не имеет к нему никакого отношения, в том числе и само слово «Егор», он впервые задумается над тем, кто же достигает такого понимания. А метод весьма прост. Любой родитель сможет его применить, подведя маленького ребёнка к зеркалу. Только обычно родители тычут своих детей в отражение и говорят: «Это ты». А вот я, когда какая-нибудь из моих подруг из Ооса одухотворит растущее во мне новое тело, подведу ребёнка к зеркалу и скажу: «Это не ты, а отражение твоего тела. Всё, что ты можешь наблюдать – не ты».

Даша подала Егору пудреницу, которая моментально разрослась до размеров стены из амальгамы, и предложила:

– Попробуй, нет ничего проще.

Старики, инвалиды, женщины и дети столпились вокруг, молчаливо наблюдая за происходящим. Егор медленно встал, закрыл глаза и прошёл сквозь блестящую стену, которая колыхнулась, подобно ртутной занавеске, и исчезла. А Егор – нет, не исчез, но перестал быть видимым. Он стал отражать в себе окружающий мир – как любое зеркало, которого на самом деле не существует, потому что, глядя в него, мы никогда не видим самого зеркала.

Глава 10. Сёстры перемазались

«Если хорошо подумать, ничего хорошего не придумается».

Принцип Гаскойна

Собравшиеся зрители были крайне недовольны и порядком возмущены. Безобразие! Человек просто встал, покочевряжился и сел – никакого тебе цирка, никакого шоу! В шляпу, стоящую у ног Даши, со звоном опустилось несколько ржавых монеток. Не успев разойтись от эмоционального перевозбуждения, народ быстро разошёлся по мещанским делам.

Будет нелишним напомнить, что Юрик, чья жизнь окончательно и бесповоротно заброшена в несуществующую даль этого произведения, всё ещё присутствует на задворках вашего сознания. Именно сейчас он подвергается активному нападению со стороны родителей, беременной Киры и её духовного наставника, которым оказывается тёзка погибшей жены шефа Юрика. Все они обвиняют юношу в тридцати трёх смертных грехах, желая наставить на праведный путь мужа жены, отца будущего ребёнка и примерного христианина. Только Юрик в словах «ты нужен Кире» слышит «к Ире» и отправляется в путешествие к Ире в Нижний Новгород, с которой недавно познакомился по Интернету.

Будет также совершенно лишним напоминать, что вышеупомянутая лютая история не имеет никакого отношения к двум беснующимся на лавочке субъектам. И чтобы не путаться, поскорее забудем о ней и на счёт «три» перестанем думать о розовой пантере.

– Какого ребёнка?! – спохватился Егор, скорчив вслед неудовлетворённой публике козлиную мину. – Даша, ты что, беременна?!

– Не по Сеньке шапка, – ответила Даша, примеривая забытую на дороге узкую чёрную шляпу с загнутыми внутрь полями.

– Спасибо, успокоила! Мы использовали вагинальные свечи.

– И кто же их держал?

– Видимо, тот, кто подбрасывает бутерброд, принимая важное решение.

– Взять ли мне с собой шпагу на праздничный обед?

– Типа того. Гильденстерн объяснил это так: «Каждая отдельная монета, подброшенная в отдельности, с той же вероятностью упадет как орлом, так и решкой, и поэтому нет оснований удивляться в каждую отдельную единицу времени, когда это происходит» [12]12
  Т. Стоппард «Розенкранц и Гильденстерн мертвы».


[Закрыть]
.

– Однако это не единственное возможное объяснение. Когда ты думаешь про то, что бутерброд упадёт маслом вниз, так оно и случается. И сила мысли здесь ни при чём, хотя я не отрицаю её наличие.

– Это устоявшийся стереотип, программа Вселенной, такая же, как чёрная кошка или прикуривание от свечки.

– Девяносто два орла подряд у Гильденстерна – не программа Вселенной.

– Ну хорошо. Один раз в бесконечной Вселенной всё может произойти именно так, как у него. Или как у нас. Я встретил именно тебя именно сегодня – и больше этого никогда не повторится.

– Молодец! А хочешь, ещё лучше будет?

– Как, опять?! Нет, только не это!

– У тебя все мысли об одном и том же.

– Ну да, о розовой пантере, конечно! А ты о чём подумала?

– Кстати, мы снова никому не интересны, – Даша обмахнула руками окружающий мир.

– Зато нам интересны все, – дополнил Егор. – Пусть они ходят в своих скорлупках, мы с тобой не яйца, чтобы их учить. Давай вернёмся к девяноста двум орлам Гильденстерна.

– Ну, это просто суждение. За ним ничего нет, как и за суждением о том, что за суждением ничего нет.

– Круговерть получается. Философский хула-хуп.

– Верно. А в чём смысл такой круговерти? Думал об этом?

– Ну, если серьёзно подумать… – Егор потёр тыковку и резко сменил тему. – Кстати, как ты к Самайну относишься? В этот праздник принято избавляться от всякого старого хлама и поминать усопших. Никакого бурного веселья, никаких салютов и танцев – всё тихо, мирно, спокойно и светло.

Даша поздоровалась с упавшим на её ладонь листом, вдохнула запах прелого тлена и поёжилась – в её теле на несколько секунд возникло ощущение поздней прощальной осени.

– Хотя сегодня, говорят, мой день, – Егор зевнул и потянулся, будто бы ничего не случилось. – Я даже знаю, как его праздновать – прабабка в своё время научила.

«Сегодня шестое мая» – решила Даша.

– Мне было десять, когда мой отец пропал без вести в горах Сьерра-Невада – он увлекался альпинизмом. И его бабка сразу же пригласила меня жить в деревню – в Ростовскую область. Видимо почувствовала, что со мной не пропадёшь. Так оно и случилось – хранил я её от бед и болезней, и дожила старуха до ста пятидесяти лет с Божьей помощью. А на день святого Егория вся деревня выбирает самого красивого и белобрысого парня – и три года подряд выбирали меня! Для этого накануне праздника дед осветлял мои волосы пергидролем, а старшая сестра всю ночь выдавливала прыщи на моих щеках. Зато потом меня сажали на буланого коня, украшали цветами, овощами и серпантином, а на голову ставили поднос с огромным расстегаем. Так я и скакал, довольный и счастливый, по всей деревне, а затем процессия направлялась по округе, и в каждом встреченном на пути селе мы оставляли по куску этого самого расстегая. В мои обязанности вводилось периодически куковать, при этом все, кто шёл вокруг коня, звенели мешочками с монетками. Отсюда, кстати, и пошла примета «При первой кукушке брякни деньгами, чтобы водились». Ну, мне ещё приходилось делать вид, что мёрзну, вне зависимости от погоды – поэтому я пел что-то типа «Егор скачет под откос – раз мороз и два мороз. Кушай, кушай расстегай, с неба рухнет урожай». Или там были другие слова, не помню. Сельчане потом тыщу раз переделывали эти приметы, типа «На Егория мороз – будет просо и овёс» или «В мае снег Егор принёс – будет рыба и навоз»…

Даша чувствовала себя не в своей тарелке. А Егор, похоже, растёкся по ней вишнёвым сиропом от нахлынувших воспоминаний.

– Святой я сегодня! – он показал на себя пальцем. – Можешь поднести что-нибудь, связанное с землёй, и я благословлю тебя на дальнюю дорогу. Ничего, что ты женщина! Такие штуки на ком угодно работают, по себе знаю.

Даша наклонилась, взяла в ладони горсть земли, вдохнула её пряно-безоблачный аромат и, встав на колени, положила подношение к ногам Егора. Закрыв глаза, она снова почувствовала родное, близкое, радостное ощущение блаженства, которое мурашками прокатилось по её рукам и спине. Даша задрожала, и ей очень захотелось свободных объятий. Она не понимала, да и не стремилась понимать, откуда в её теле столько счастья.

– …но ты обязательно вернёшься! – закончил Егор речь, большую часть которой Даша, как обычно, прослушала, предаваясь чувству необъяснимого.

Она поблагодарила, встала, чмокнула Егора в щёку и сказала:

– Тебя не существует. Ты выдумка.

И Егор тут же исчез. Даша на всякий случай пощупала то место, где он находился – лавочка была ещё тёплой, а небольшое облачко пара отчаянно клубилось над ней, сообщая Даше, что пора бы поискать разумное объяснение происходящему.

Будь на её месте тургеневская барышня – поклонница дамских подвигов на любовном фронте – она бы моментально бросилась всей своей тяжеловесной грудью на амбразуру радужной фантазии, в которой сгинул очередной кумир её детской мечты: мерзавец с тошным характером и пухлыми разноцветными губами.

Будь на Дашином месте любительница богатеньких стерв, промышляющих от нехватки самоиронии частным сыском и некрофилией, то появление и исчезновение Егора объяснилось бы очень просто: нечего было размахивать пистолетом системы «зиг-зауэр» направо и налево, купаясь под табличкой «Осторожно! Лебеди щиплются!» И нельзя было забывать, что парочка залётных шутников выпустила в Чистый Пруд корзину пираний и предложила искупаться в нём своей прабабке-миллионерше.

Будь на Дашином месте практикующая осознанные сны и трансмутацию реальности молодая оккультистка, то всё бы свелось к тому, что незачем упоминать различные средства для вхождения в ИСС на протяжении целой главы. Поскольку некоторые вещества вовсе не обязательно употреблять – стоит лишь подумать о них, и лучшие галлюцинации из коллекции Дона Карлоса на всю оставшуюся жизнь обеспечены.

Будь на Дашином месте писательница-абсурдистка, не понадобилось бы ни наганов, ни пейотов, ни более радикальных способов для генерации галлюцинаций у читателя: оксюморонов через строчку, каламбуров через две, а также изысканных поэтических метафор, утяжеляющих прозаический текст настолько, что хочется немедленно застрелиться кефиром.

Но, увы. На Дашином месте сидела Даша и никто другой. Как мыслитель, она понимала, что на уровне суждений от суждений не избавишься, хотя очень хочется. Как женщина, она любила искренне и бескорыстно каждого, кто обращался к ней с вопросом. Как писательница, она была не готова к тому, чтобы просто так взять и выбросить в урну главного героя книги, ничего при этом не объясняя. «Читатель сам догадается!» – думают некоторые авторы, считая читателей умнее себя, за счёт этого становясь умнее них.

Но Даша считала на другом калькуляторе. Она знала, что читатель всегда и всё понимает правильно, как бы писатель ни упорствовал в запутывании следов. Она знала, что объяснение ни в коем случае не убивает тайну – поскольку тайна не подвластна объяснению. Она знала, как создавать такие книги, которые не пройдут мимо неё, подобно рабочему времени.

Поэтому Егор обнял Дашу и прижал к себе – на несколько лучших минут.

– Смысл круговерти… смысл круговерти… – говорил он вслух. – Смысл круговерти в том, чтобы от неё избавиться, верно? Если нам что-то даётся – это для того, чтобы познать, так? А познавая что-то, мы растворяем это в нашем сознании, и его больше не существует отдельно от нас. Вот и вся философия. Юм, Хайдеггер, Рассел и Оккам нервно раскуриваются в массажном кабинете. Ну, и дедушка Ленин с ними до кучи, хотя он и так мумия. Кстати, прикольное название для бульварного романа – «Массаж для мумии». Надо бы запатентовать…

Егор говорил, а Даша всё слушала и слушала и никак не могла отлепиться. А Чистые Пруды продолжали ласково очаровывать своей бурлящей природной активностью. Дядя Эдик катал на туркестанской гондоле очередных забавных гостей из Франкфурта-на-Одере. Когда их спрашивали, мол, зачем вы приехали в Россию, герр Шмайсер отвечал: «О, Россия, великий страна! Она победит Португалия битва за Ла-Манш!» А фрау Шмайсер добавляла: «Я приехат Россия, патаму что сдес трутно жит!»

Молочный брат правнука Толстого – Лев Лаверьянович Пармезан – толкал впереди себя лоток с чебуреками производства двоюродной тётки по маршруту трактира «Аннушка». Он заходил уже на четырнадцатый круг, рассекая львиным рыком кисловатый московский воздух: «Чаааай! Коооофе! Лаааваш! Пааахлааавааа!»

Между тем, в предельно постмодернистском «Современнике» собирался завершаться премьерный спектакль под названием «Софистика в кулуаре». Львиная доля зрителей покинула театр в антракте, а участвующие в нём актёры кляли на чём свет стоит осветителя, на чём звук звучит звукача, а также импресарио и консуматора. Билетёры отбивались от яростных атак обманутых зрителей, которым вместо драматического сыра в классической мышеловке подсунули очередное ментальное мозгодойство, обмотанное туалетной бумагой в аляповатых бигуди.

Даше было до слёз обидно расставаться с Егором, но она нежно улыбалась миру, в котором единственная возможность встречи была следствием предыдущей разлуки. Даша благодарила каждое лучистое мгновение за то, что в нём нет ни расстояний, ни ожиданий, ни лицемерия. Егор тихо таял в её ладошках – так же, как тает летний снег на крыле взлетающего самолёта. Даша могла продолжать думать о нём – и, возможно, особо живучим мыслям-веригам удалось бы сохранить того, кто уже освободился от них. Даша могла… она могла бы ещё много чего – ведь прошлое состоит из канцелярского клея, а будущее – из утренних газет.

Однако Даша не хотела.

Глава 11. Двести шифоньеров

«Время – главный парадокс пространства».

Исаак Кремон, швейцарский физик, открывший нейтронное запаздывание

Приятно было бы, если бы не существовало условного наклонения «если бы». Тогда бы не пришлось сейчас переживать о том, что наступает вовсе не середина повествования, а его кульминационная развязка. С другой стороны, кому-то хочется как можно скорее приступить к домашним делам: жарить индейку к Рождеству, выпекать Пасхальные куличи, поливать помидоры в теплице, встречать детей из библиотеки. С третьей стороны, кому-то абсолютно лень чинить полку в кладовке или смотреть футбол по телевизору, и он, наоборот, хочет ещё и ещё раз окунуться в чарующий процесс чтения, словно в ароматную ванну с мыльной пеной и любимой девушкой-юношей на выбор. Увы и ах – всем угодить может только мистер Год. Поэтому в жизни не существует условности «если бы»: всё просто есть, и ничего не может не быть. А если чего-то нет – смотри пункт первый.

Даша отлистала книгу назад, к первой главе, и взяла в руки карандаш. Но не успела она сделать и шага, как прозвучал вопрос – так неожиданно, что Даша перевела взгляд на его источник. И, как оказалось, не зря.

– Что читаешь?

Она хотела ответить традиционно, но загляделась. Источник улыбался краешком губ, прижимая к себе небольшой складной мольберт. Пронзительно-сияющие глаза молодого человека, не отрываясь от Земли, отвечали ей таким же безусловным любопытством. Его длинные волосы цвета переспелой рябины колыхались в такт тёплому весеннему ветру. Его тёмно-белая ковбойская рубашка никогда не заправлялась в перепачканные тропинками брюки серо-зелёного цвета. Круглое лицо выделялось на фоне вышеперечисленного опрятной румяностью, а из верхнего кармана рубашки торчал маркированный конверт авиапочты.

– Я пишу, – Даша продемонстрировала начатую рукопись в ежедневнике, обёрнутом в газетную бумагу.

– Как замечательно, а я рисую! – незнакомец покачал мольбертом. – А давай я нарисую иллюстрации к твоей будущей книге?

– А давай!

Пока художник раскладывал инструменты, Даша чувствовала, что сегодня – волшебный день. Впрочем, как и всегда, когда чувствуешь.

– Откуда ты возвращаешься? – спросила она.

– Из Нижнего Новгорода. Представляешь, впервые в жизни ходил автостопом!

Даша всеми своими глазами изъявила желание слушать, и художник моментально это понял.

– Я сбежал от родителей и от своей девушки. Без денег, документов и вещей добрался до трассы, и, отойдя километров пять от Москвы, остановился. В Нижнем меня ждала виртуальная подруга, которую я ни разу не видел. К тому же, я не знал, что делать, если никто меня не подберёт. Ближе к вечеру, когда я замёрз и отчаялся, меня взял микроавтобус, в котором ехала подвыпившая компания из пяти мужиков и трёх девиц. Всю дорогу они хохотали, как ненормальные, предлагали выпить, покурить травки, заняться оральным сексом. Затем пугали, что работают на фирму «Почётный донор», которая занимается поимкой одиноких автостопщиков и изъятием из них внутренних органов с целью помощи детям и родственникам русских политиков. В конце концов, они оказались актёрской труппой театра «Современник» и ехали на гастроли в Нижний Новгород, чтобы показать спектакль «Стационарный хомяк» в театре «Буфет». У меня отлегло от сердца, тогда они накормили меня лещами и высадили ночью посреди дороги с напутствием: «Боевое крещение состоялось!» А я действительно больше не боялся, и меня подобрала одинокая девушка по имени Алёна, которая возвращалась из Москвы во Владимир. Правда, ехали мы тоже недолго – и перед родным городом она меня высадила, посетовав, что не может приютить на ночь вследствие обилия неоплодотворённых кошек в комнате.

Художник расставил на лавочке краски, зажал в зубах кисточку, выложил палитру и проковырял дырку в тюбике с белилами.

– Лена была чудесной собеседницей, и я впервые в жизни почувствовал лёгкость и свободу настоящего путешественника. Она подарила шерстяное покрывало, и я умудрился выспаться ночью в придорожных кустах, ни капли не замёрзнув. Утром я встретил рассвет, пел, обнимал деревья и молился. А затем на мою поднятую руку остановился ещё один необычный человек – он назвался Волшебником и всё про меня знал. У него в бардачке нашлась фотография моей бывшей девушки, а на диске с музыкой стоял автограф моего друга. Я так и не смог выяснить, кем работал этот человек, зато он довёз меня до цели путешествия. Созвонившись с Ирой, мы встретились, и она сразу же познакомила меня со своей подругой по имени Лена, а сама сослалась на неотложные дела и убежала. Правда, у Лены остался только день на общение со мной – она была в городе проездом и направлялась в Казань. И мы целый день были вместе, и только с ней я понял, что такое настоящая близость.

Художник прикрепил лист бумаги и смешал на палитре три краски – красную, зелёную и белую.

– Я, пожалуй, начну рисовать и дорасскажу тебе, немного осталось.

Даша кивнула.

– Потом я около недели прожил у Иры, а затем решил вернуться в Москву – потому что не мог переложить ответственность за свою жизнь на другого человека. От Иры я принял немного денег на первое время, до новой работы и жилья. Но то, что случилось дальше, оказалось для меня невероятным шоком. По дороге в Москву на мой телефон пришла смска, в которой сообщалось, что Лена была убита.

– Этого не может быть, – перебила Даша.

– Но это так, – художник развёл руками, в одной из которых была кисточка, а в другой – тюбик. – Это была она. Второе имя Лены – Альфа. Мне написали так: «Альфу убили». И я до сих пор нахожусь в шоке, хотя прошло уже несколько дней. Просто я не могу поверить, в то, что Альфы больше нет.

Даша захватила молодого человека цепким неразлучным взглядом: когда долго смотришь друг другу в глаза, между смотрящими пропадают различия. Исчезающий художник застыл как соляной столб посреди пустыни… и в полусонном бреду увидел голос Даши:

– Меня тоже зовут Альфа.

Пару мгновений его язык разворачивался, подобно неуклюжему автобусу на узкой парижской улочке.

– А меня зовут…

«Я знаю, как тебя зовут, уважаемая сюжетная линия, вычеркнутая из этой книги» – подумала Даша и услышала:

– … Юрий.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю