Текст книги "Длинные руки нейтралитета (СИ)"

Автор книги: Алексей Переяславцев

Соавторы: Михаил Иванов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 39 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Глава 7

  В это же время матросы с 'Морского дракона', отряженные на сухопутную позицию, были чрезвычайно заняты. Они под руководством мичмана Шёберга собирали и устанавливали гранатометы. Не обошлось, разумеется, без подначек со стороны соседей-артиллеристов.

  – Что ж за перекладина на пушке? Портки сушить, что ль?

  – Ну и орудие у вас, с этаким тоненьким стволом. Воробьев пугать – так в самый раз.

  Артиллеристы с 'Морского дракона' небрежно и лениво отругивались. У них были основания для вальяжного поведения: любовно надраенные кресты, сиявшие на неярком зимнем солнце.

  – И воробья можем напужать, но вот беда: в открытом море такие не водятся. Вот и приходится вражеские корабли топить. И не орудия это – гранатометы. Гранатами, стал-быть, охаживаем.

  Насмешник чуть сбавил градус напора:

  – Отчего ж не ядрами?

  – А вот как покажем, что эти гранаты делают, так сразу и поймешь, – солидно отвечал Плесов, – мы-то уж и видали, и слыхали, аж посейчас в ушах звенит.

  В разговор вступил седоусый армейский фельдфебель от соседей:

   – Они, что ль, как бомбы, эти гранаты?

  – Да нет, и почище того будут.

  – Я ведь не шутейно говорю, – с намеком на укоризну отвечал сухопутный.

  – Отставить разговоры! Плесов, тебя в первую очередь касается! А ну, братцы, устанавливай щиты. Начинать с ближнего. Да берите ввосьмером!

  – Ваше благородие, так вшестером справлялись.

  Мичман, вопреки ожиданиям, ответил без малейшей фанаберии:

  – Знаю, что вы все силачи превеликие, но тут запас потребен. Неровен час, у кого нога подвернется иль там рука соскользнет... Давайте щит к гранатомету... Тароватов, чуть двинь на меня... хорош... а теперь всем вместе маленечко вон в ту сторону... отменно! Закрепляй, братцы.

  – Эт-та что такое?!! Мичман, что за непотребство вы тут на орудие устанавливаете? – послышался начальственный рык.

  Шёберг, сохраняя на лице истинно северную невозмутимость, скомандовал своим матросам:

  – Продолжайте закреплять. Максимушкин, проследи, чтобы все в аккуратности сделали, – после чего повернулся на голос. Тот принадлежал неизвестному подполковнику.

  Мичман действовал строго по уставу: козырнул, назвался и разъяснил положение дел:

  – Мичман Шёберг, второй помощник с корабля 'Морской дракон', честь имею! В настоящее время командую батареей из двух гранатометов, каковые в данный момент мои подчиненные собирают. Орудия на батарее отсутствуют. Осмелюсь обратить внимание: конструкция сих гранатометов представляет собой военную тайну.

  Штаб-офицер в слова не вслушивался, ибо находился на точке кипения.

  – Немедленно снять эту железку! У вас артиллеристы настолько трусливы, что боятся пуль и прикрываются щитами? Вы дух воинский подрываете!

  Вопреки второму принципу термодинамики голос Шёберга сделался холоден:

  – Назовите себя и цель вашего пребывания на батарее.

  – Подполковник Теребилов, Волынский полк. Назначен в помощь артиллеристам. Потрудитесь исполнить приказ, мичман!

  – Я не ваш подчиненный, господин подполковник...

  Это было плохо замаскированной дерзостью, самое меньшее. Согласно армейским традициям, младшие офицеры при обращении к подполковнику приставку 'под' опускали. Но именно в данный момент Шёберг не был настроен на повышенную учтивость.

  – ...и нахожусь здесь по приказу вице-адмирала Нахимова. Также в пределах моих полномочий допускать в расположение батареи только тех, у кого имеется надлежащее разрешение...

  Письменный приказ Нахимова был извлечен из кожаного планшета.

  – ...извольте прочитать со вниманием.

  Подполковник проявил нерешительность. Судя по необыкновенно наглому поведению мичманишки, приказ он имел серьезный, и читать эту бумагу не было никакой нужды. Надо было отступить с достоинством, но пока штаб-офицер раздумывал на эту тему, мичман вспомнил про очень важное обстоятельство. Его рука скользнула к поясной кобуре и наполовину достала пистолет (на нем настоял командир). Огонек светился.

  – В ружье!!! Примкнуть штыки!

  В Волынском полку эта команда была бы выполнена быстрее, конечно. Да и сами штыки имели не вполне парадный вид: без ржавчины, правда, но и блеска особого на них не было. Но все равно цепь наточенных граненых лезвий могла внушить уважение кому угодно.

  Мичманский голос, как ни удивительно, стал еще холоднее. Теперь он вполне мог заморозить Камышовую бухту.

  – Господин подполковник, повторяю: мне приказано никого в расположение батареи не пропускать без особого на то разрешения вице-адмирала Нахимова или капитана второго ранга Семакова. За объяснениями обращайтесь к ним же. Запрещаю вам подходить к гранатометам ближе, чем на пятнадцать сажен! Тароватов, Плесов! Проводить господина подполковника!

  Почетный караул обычно не держит штыки наперевес. Именно об этом Теребилов вспомнил, удаляясь по разбитой тропе.

  По уходе подполковника Шёберг продолжил командовать совершенно спокойно:

  – Берись, братцы, за второй щит. Так... теперь опускай... помедленнее... хорош! Закрепляй.

  Командир батареи усиленно делал вид, что не замечает красноречивых взглядов матросов. Вместо этого он преувеличенно тщательно обревизовал ящики с гранатами. Итог не обрадовал: тридцать один выстрел.

  Разумеется, Шёберг не знал максимы, сложившейся через почти что сто лет: боеприпасов не бывает много, их бывает мало или очень мало.

  Пока матросы закрепляли гранатометы на площадках, мичман вглядывался в отдаленные позиции неприятельской артиллерии. Они, собственно, еще были в процессе подготовки, а сами орудия и вовсе не прибыли, но Шёберг уже прикидывал дистанцию. По всему выходило, что неприятельские пушки заткнуть вполне возможно. Куда большее беспокойство вызывала возможная кавалерийская или пехотная атака.

  Время еще оставалось, и командир батареи гранатометов отправился к соседям. Мичман, разумеется, не имел сухопутного опыта, но в Корпусе в гардемаринские головы вбили накрепко: если есть возможность заранее распределить цели для каждой артиллерийской палубы, то это надо сделать.

  Осенние ночи темные, даже в Крыму. Вот почему никто не заметил, как ничем не примечательный бугорок на пустынном берегу вдруг двинулся, а из-под земли вдруг показалась голова в бескозырке. Неизвестный тщательно огляделся и тихо произнес, обращаясь, очевидно, к самому себе:

  – Никого на версту вокруг нет, ваше благородие.

  Эта фраза явно содержала в себе некое заклинание, поскольку следствием ее было появление из-под земли небольшой группки людей. Пригибаясь, те поспешили чуть в сторону, остановились и стали что-то такое делать с небольшими предметами. Разумеется, посторонний (которого тут не наблюдалось) не мог даже заметить этих движений. А их смысл вполне мог ускользнуть от этого самого постороннего даже при свете дня.

  Группка принялась передавать нечто тяжелое, подбираемое с земли, по цепочке. Один за одним предметы непонятного назначения исчезали под землей. А вслед за ними скрылись и люди, за исключением одного. Этот подошел к обрыву, за которым шумел прибой, и спустился вниз. Впрочем, он довольно скоро поднялся обратно и исчез вслед за своими товарищами.

  Командир 'Морского дракона' (именно он и был тем самым последним в группе) имел все основания быть довольным. Накануне его корабль крейсировал вдоль берега, никого не обстреливая. Целью была разведка. Семаков хотел убедиться, что свободный доступ к порталу существует. Поздно ночью предполагалось получить и отправить посылки, а заодно узнать у дракона результаты разведки.

  План удался.

  В ином мире Сарат созвал очередную оперативку. Разумеется, первым делом он выслушал доклады.

  Магистр Харир все еще отрабатывал методы выращивания кристаллов того, что Профес в свое время назвал фианитом. Нельзя сказать, что подвижек не было. Очередной сверкающий гладкими гранями кристалл имел в поперечнике аж целых полтора маэрских дюйма.

  – Успех налицо, дорогой Харир, но этого все еще мало, – подбил итоги председательствующий. – Как там насчет гранатометов?

  – Через три дня будут готовы к отправке.

  – Хорошо. Не забудьте известить наших через портал. И еще новое дело. Сафар, это к тебе. Люди из того мира хотят купить кристаллы для магии воды и огня в подарок Тарроту. Первый не менее пяти дюймов, второй примерно два с половиной. У тебя есть что в запасе?

  Сафар, в полном соответствии со своим общественным положением, был рассудителен, нетороплив и многознающ.

  – Это зависит от того, что ему надобно и как скоро. Свободные красные кварцы нужного размера есть, даже не один. А вот синие кварцы мелки, меньше требуемого, а делать заново – тут заготовка нужна; если прибавить огранку, так денька три на работу. Или же...

  Пауза. Сафар искусно делал вид, что напряженно вспоминает. Аудитория искусно притворялась, что поверила этому.

  – ...имеется в запасе очень приличный танзанит. Четыре дюйма с четвертью в длину, два с половиной в ширину, дефектов нет. Если Таррота устроит...

  Шахур не преминул поддержать свою репутацию записного спорщика:

  – Хочу уточнить. Если подарок дракону, то надобно специальную... специальное... ну, то, в чем они их носят.

  Сказано было не особо точно, но все поняли. Сарат отреагировал первым:

  – Драконы, как правило, используют браслеты. У Таррота точно имеется. Если в нем есть лишние гнезда подходящего размера...

  – А если нет?

  – Ну, так сделать браслет специально для этих кристаллов. Кто возьмется?

  Все переглянулись. Ювелиров среди присутствующих не было.

  – Тогда надо бы заказать. Шахур, ты размер помнишь?

  – Лишь примерно, но можно сделать браслет раздвижным. На пружинках.

  – Идет. Организуй. Но только предусмотри на нем несколько гнезд для кристаллов. Мало ли: вдруг ему танзанит не подойдет.

  Нахимов сдержал слово и появился на Камчатском люнете. Первой его реакцией была удивленный вопрос:

  – Почему тишина?

  Вопрос содержал в себе некоторое преувеличение: работы, начатые инженером Тотлебеном по укреплению люнета, продолжались, и бесшумными их назвать было никак нельзя. Но все поняли невысказанное адмиралом: союзники пока что люнет не обстреливали.

  Командиры батарей скромно помалкивали, но вместо них ответил генерал-лейтенант Степан Александрович Хрулев:

  – Господин вице-адмирал, траншеи противником начаты лишь, отнюдь не закончены. Артиллерийские позиции и вовсе не подготовлены. Не считаю нужным производить обстрел, который может причинить слишком незначительные повреждения.

  Нахимов не был бы самим собой, если бы не уделил внимание нижним чинам, усердно возводившим укрепление:

  – Налегайте, братцы. Чем крепче люнет получится, тем меньше русской крови неприятель прольет-с.

  Семаков также присутствовал при этом визите, рассудив, что на вопросы Нахимова по гранатометам (если таковые будут) лучше отвечать кому-то поболее, чем просто мичману.

  Павел Степанович остро глянул на тонкие стволы гранатометов и задал ожидаемый вопрос:

  – Как с гранатами-с?

  – Маловато, ваше превосходительство, но рассчитываем пополнить. Если не будет проблем с возами, то сегодня подвезут. У нас на корабле есть запас, половиной поделимся с батареей мичмана Шёберга.

  Видимо, опытный вице-адмирал уловил нечто такое в глазах сравнительно молодого капитана второго ранга, поскольку кратко распорядился:

  – В семь часов вечера зайдите ко мне.

  – Слушаюсь!

  В вечернем разговоре с Нахимовым кавторанг Семаков был решителен и деловит:

  – Ваше превосходительство, есть сведения от моего личного источника: караван торговых судов с подкреплением и припасами вышел из Стамбула. Одиннадцать вымпелов. Мы имеем возможность перехватить их и уничтожить, хотя бы частично.

  – Вашего личного? – не сразу понял Нахимов.

  – Мне Таррот Гарринович... согласился помочь.

  – Понимаю. Почему 'частично уничтожить'?

  – Мы получили той ночью боеприпасы, но после того, как отдадим половину на Камчатский люнет, нашего остатка хватит на поражение четырех кораблей. Шести – это если сильно повезет. Примите во внимание, ваше превосходительство: из показаний пленных следует, что теплая одежда в неприятельских войсках в совершеннейшем недостатке. А если утопить транспорты с грузом и одежды, и лошадей, и пороха...

  – Вы дружны с удачей, Владимир Николаевич. Дай-то бог вам не растерять ее расположения... Действуйте.

  Нахимов определенно сглазил.

  'Морской дракон' вышел в море незамеченным. Он пошел на пересечку каравану. И... не нашел никого.

  Лейтенант Мешков проверял потоки. Глухая тьма. Это слово самым лучшим образом описывало состояние дел, поскольку наличие чужих отмечалось огоньком на серебряной пластинке.

  Командир не то, чтобы не поверил своему старшему помощнику, но рассудил, что лишняя пара глаз не повредит и взял серебрянку в свои руки. Результат был тем же.

  Броски корабля курсом на вест и на ост тоже ничего не дали.

  Сигнальщики, конечно же, изо всех глаз пытались углядеть ходовые огни (а без них в ночное время караван вряд ли обошелся) – и ничего.

  Командир был зол до такой степени, что команда старалась лишний раз рот не раскрывать и на глаза не показываться, хотя все знали, что без вины Семаков не наказывает.

  И лишь под утро старший помощник осмелился высказать мнение:

  – Владимир Николаевич, а не могли они взять курс на Евпаторию?

  – Перекрестись, Михаил Григорьевич! Оттуда грузы доставлять – это ж крюк верст сто! Нет, даже больше.

  – Так что ж? Все в целости довезут, а попадись нам на зуб, то верно уж пяти транспортных судов с грузом не досчитались бы. Мыслю, поостереглись они.

  – Ты думаешь, такая у нас грозная слава? Хорошо, ради проверки сходим на Евпаторию. Только пока дойдем, они разгрузку начнут.

  – Начнут, да не закончат. Рискнем, а, Владимир Николаевич? Уж нам-то не крюк.

  – Добро. На руле: курс вест-норд-вест! На лаге держать двадцать!

  – Слушвашбродь!

  Старший помощник угадал. Разгрузка шла полным ходом.

  До стоявших на якорях транспортов оставалось еще мили три с лихом, когда последовали команды:

  – К бою! Носовой и кормовой гранатометы – товсь! Сигнальщик, доложи, как увидишь, который из кораблей сидит по ватерлинию.

  Ожидаемый доклад последовал через минуту с небольшим. Мягонький добросовестно перечислил названия; впрочем, он, ориентируясь в звучании латинских букв, английским не владел, и потому доложил, в частности, о судне, именуемом 'Соутхерн стар'.

  Начарт принялся отдавать приказы:

  – Носовой, тебе крыть самого дальнего к весту. Кормовой, на тебе его сосед. Видимость хорошая, кладите четыре гранаты вдоль палубы. Первую – на самоприцеле, потом доворачивать.

  Никто на 'Морском драконе' не сомневался: их кораблик обязательно заметят даже в суете разгрузки. Так и случилось. Но времени отреагировать у экипажей не оставалось: корабли выстроились на якорях носом к ветру, разворот получился бы весьма длительным.

  На берегу командиры оказались грамотными, а их подчиненные – расторопными. Кто-то сообразил, что скопившийся на берегу груз спасти вряд ли удастся, зато люди вполне могут убежать на своих двоих – и соответствующую команду те получили.

  Пожар уже весело полыхал на двух первых судах. Большая часть гранат, нацеленных на транспорты, рванула непосредственно на палубе, разрывая обшивку бортов и калеча балки набора. Офицеры отметили это обстоятельство, сделав вывод, что почти весь экипаж занят разгрузочными работами, то есть на кораблях негаторов очень мало, а то и вообще нет.

  Семаков рявкнул:

  – Отставить четыре гранаты! Бить двумя, с них хватит, а нам еще по берегу палить.

  Лейтенант Мешков тут же выдал целеуказания:

  – Носовой, отставить самоприцел, накрыть бочки, что на берегу! Кормовой, угости следующее судно двумя гранатами! Ага!

  В одном из разваливающихся судов смертным визгом исходили лошади. В остальных, видимо, был неживой груз. Каким бы он ни был, пожар даже не успел разгореться: вода справлялась с изделиями рук человеческих быстрее, чем огонь.

  На берегу после взрывов двух пристрелочных гранат случилось попадание, и бочки полыхнули огнем. Матросы подумали, что горит порох, и сопроводили удачу комендора Шумило дружным 'Ура!'. Пожалуй, только командир догадался, что огненными багровыми шарами взрывался вовсе не порох, а хлебное вино, бренди или виски, но о своей догадке промолчал, не желая причинить моральный ущерб команде. Впрочем, характер взрывов других бочек показал, что у тех внутри были не напитки, а что-то более взрывооопасное.

  – Боцман, пять последних выстрелов не расходовать!

  Учинив погром, 'Морской дракон' безнаказанно ушел на зюйд-ост. Семаков не знал, что в Евпатории противником захвачены склады, где хранилось шестьдесят тысяч пудов пшеницы. Но все равно сделать он ничего бы не смог.

  Когда русский корабль уже скрылся за горизонтом, старшие офицеры союзников стали подбивать итоги. К удивлению многих, потери в людях оказались сравнительно невелики – не более ста человек. Зато полностью погибли кони, запасы пороха и теплой одежды. Слабым утешением оказалось то, что около двух третей продовольственных запасов и фуража уцелело.

  Про себя же кое-кто из офицеров отметил еще одну, невидимую потерю: сильное снижение боевого духа. Зато решительно у всех появилась ярость против флотских, которые ничего не сделали, чтобы защитить корабли и столь необходимый груз.

  По прибытии в Севастополь на командира 'Морского дракона', а также старшего помощника обрушился целый воз новостей. Главнейшим и наихудшим было известие и гибели адмирала Корнилова.

  Прозвучал естественный вопрос:

  – Как же так?

  Отвечал незнакомый пехотный капитан:

  – На Селенгинском редуте он инспекцию учинял, а противу того уж французы позиции подготовили. Ядром адмиралу ноги оторвало. Только и успел сказать: 'Отстаивайте же Севастополь!' – и впал в беспамятство. А через час и преставился.

  История оказалась упрямой дамой. Они выполнила свои намерения относительно адмирала Корнилова – и даже поторопилась.

  Второй новостью было отсутствие обстрелов Камчатского люнета и Волынского редута. Впрочем, все до единого собеседники офицеров 'Морского дракона' сходились во мнении: долго такая ситуация не продлится.

  Наибольший гнев гибель Корнилова вызвала у Мариэлы.

  – Да как же вы меня не позвали! – бушевала она. – Уж я бы не позволила адмиралу умереть!

  – Мария Захаровна, – увещевал ассистент фон Каде, – так ведь и для вас на редуте опасность велика.

  – Уж поменьше, чем для адмирала, – отрезала упрямица, – он наверняка на самый край выставлялся, не так ли?

  – Все верно, но ведь ядра да осколки и подалее залететь могут.

  – Спасать раненых – моя работа.

  – А вас кто спасать будет? А если вы сами с ранением свалитесь?

  – Сама спасусь! И свалить меня не так просто!

  При всем благоприобретенном уважении к коллеге Эраст Васильевич не удержался от мысли: 'Ну как есть девчонка неразумная', но, конечно же, не высказал этого вслух, опасаясь еще худшей вспышки.

  Хорунжий Неболтай удивился, получив приглашение от лейтенанта Малаха в форме: 'Тихон Андропович, а ты не против посидеть нам вдвоем да поболтать? Я угощаю, найдется бутылка лимонной.'

  Казак был не только высокообразованным, но и высокоопытным по этой части: он как-то раз попробовал лимон, почему и задал встречный вопрос:

  – С нашим бы удовольствием, только, поди, оно кисло сверх меры?

  – Да силы Пресветлые с тобою, в этой водке от лимона только запах.

  – Ин ладно, Малах Надирович. Можно посиделки устроить.

  – Так зайдешь к нам вечерком?

  – Только не очень поздно.

  Хорунжий прекрасно понял, что к нему есть какое-то дело, но притворился, что испытывает огромную жажду и ничего более. По этой причине он озаботился отменной закуской: двухфунтовым куском хлеба вкупе с кольцом колбасы, чесноком, да луком.

  Некоторое время разговор за столом крутился вокруг выпивки и закуски. Лейтенант рассказал историю появления водки в его родном мире, хорунжий поведал о тонкой науке копчения колбасы. Но через пару стаканчиков Малах приступил к тому, ради чего разговор и затевался.

  – Видишь ли, Тихон Андропович, наблюдал я за тобой и товарищами твоими, как вы бой вели. Тебе ведь винтовочка в деле понравилась?

  – Как нет! Еще бы не понравиться.

  – Стрелять вы начали с тысячи шагов, примерно, и ты еще приказал вести прицел снизу вверх, три пульки, чтоб наверняка попасть – так?

  – Вестимо, так.

  – Вот я и подумал, что эту хорошую винтовку еще того более можно улучшить. Смотри-ка...