Текст книги "Новый курс (СИ)"

Автор книги: Алексей Зубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

  – Вот пакость, – сказал он, показывая на ручку калитки, – каждый раз кожу на костяшках срываю. Так погано приварили – как на смех.

  – Что же они, куда смотрели?

  Я разглядывал ручку. Она была «присобачена» так близко к проему, что, как не берись – об его край зацепишься.

  – Так ведь им скорее отделаться, и идти водку со сторожем пить.

  Он пофыркал. Мы зашли за калитку.

  – Да у нас все так. Вот посмотришь сейчас, как погано я прикрутил ручку к двери у домика.

  Старик мой пошел дальше, раздраженно фыркая, а я немного задержался. Я смотрел на его удаляющуюся сутуловатую фигуру, слушал соловьев, дышал ароматами цветущего сада, и думал, что мы во многом похожи, и я, пожалуй, буду скучать, когда он умрет.

  В саду мой старик поставил старинный самовар – он держал настоящий и топил его сосновыми шишками – и повел меня к маленькому, вросшему в землю колодцу под калиной, который выкопал еще мой дед Максим. Колодец стоял почти на границе с соседним участком, немного внутрь отцовского.

  – Видишь, что творится? – сказал он раздраженно, – «она» совсем обнаглела.

  Я не понимал. Мой старик подошел и глухо пнул, стоящую возле колодца, пузатую бочку с водой – соседскую.

  – «Она» скоро лопаты у меня на участке хранить начнет. И рожа, ты бы видел, такая гадская – всё: «Здра-асьте». А глаза гестаповские. Такие вот людей и пытают.

  – Так что же? Убрать что ли?

  – Убери.

  Я опрокинул бочку, вода хлынула в межу и ушла в землю. Старик принес обрезки труб.

  – Бери-ка кувалду, да забей мне тут трубы на границе. И проволокой обвяжи. Нечего «ей» тут шастать. Колодец дедушка Максим копал, и стоит он у нас. Это наша «вотчина».

  Я вбил трубы, навертел, как хотелось моему старику, проволоки, а потом мы долго пили чай с сухариками, и вспоминали мое детство.

  Прошло какое-то время, и мой старик позвонил мне:

  – Что ты думаешь с садом делать? Я спрашиваю, потому что моих сил уже нет, ходить туда.

  – Нет сил, продавай.

  – Ну-ну, не нужна, значит, «вотчина».

  Он пофыркал и отключил телефон. А потом, довольно скоро мой старик помер, я же надолго уехал из этих мест. Прошло несколько лет, и меня судьба опять занесла в родные края. Я навестил могилу своих стариков, и, сам не знаю почему, решил сходить в старый отцовский сад.

  Та же белая дорожка провела меня под величественными соснами, в ивовых зарослях у ручья так же пели соловьи. Иногда мне казалось, что впереди маячит сутулая фигура отца. Я без труда открыл калитку древних ворот проволочкой (любой пацан умеет) и пошел к отцовскому участку.

  Там все изменилось. Вместо убогой лачуги, сколоченной из разных помоечных обрезков, стоял хороший кирпичный дом под черепичной крышей. Груш не было, а было две, даже три теплицы. Но колодец и куст калины были. Меня отделял от них крепкий невысокий заборчик, возле которого копался с велосипедом паренек лет двенадцати.

  – Парень, привет. Жарко тут у вас, очень пить хочется – не дашь ли воды из колодца?

  Паренек подумал, потом все-таки опустил в колодец ведро и, зачерпнув, поднес его к заборчику. Я глотнул «родной» воды – зубы заломило.

  – Живете тут?

  – Ага.

  – Ну, а соседи как, ничего?

  – Гады они. Прямо на меже дубы посадили.

  – Зачем же?

  – Они нам за колодец мстят. Хотят им пользоваться, а он наш с самого начала. Выкусят.

  Я вернул ведро и прошел дальше по дорожке. Удивительно, но вместо домишки «той» с гестаповскими глазами, стоял красивый кирпичный же дом. Рядом стоял автомобиль. Из дома вышла молодая женщина и пошла по участку.

  – Здравствуйте, – я ей покивал, – смотрю, какой у вас красивый дом. И участок такой ухоженный.

  – Здравствуйте, да, ухаживаем. Нам тут нравится с мужем. Если бы не соседи.

  -А что такое?

  – Такие, прости Господи, сволочи. Заделали проход к колодцу, а ведь когда-то его сообща копали. На два участка.

  Этой истории я не знал.

  Вернувшись в город, я зашел в кафе рядом с центром, перекусить, и совершенно неожиданно столкнулся там со Славкой Ферапонтовым.

  – Привет, дружище, ты как здесь?

  – Привет. А я в Испанию собираюсь. Насовсем.

  – Знаешь, давай старика моего помянем, раз уж встретились. Где тебя в Испаниях ловить.

  Пока нам несли заказ, я рассказал Славке про свое посещение сада.

  – Ты не обижайся, – сказал Славка, – но старый твой сильно накосячил там. Уже и не исправишь.

  – Знаю. А ты что же в Испании – без жилья, без земли.

  – Про землю-то раньше «им» думать надо было, когда у нас, Ферапонтовых, ее отбирали. У прадеда моего. А теперь мне она ни к чему – обуза одна. Что за жизнь: сидеть за заборчиком и собственное дерьмо нюхать. Живя за заборчиком, об одном думаешь: чтоб тебя все в покое оставили, ну, и превращаешься в «покойника».

  Мы выпили водки.

  – Кстати, я слышал, все эти сады сносить собираются. Будут строить громадный парк аттракционов.

  – И правильно, а то из-за заборчиков скоро по планете пройти нельзя будет.

  Мы выпили еще и расстались. Он поехал в Испанию, а я по своим делам. Я знал, что не скоро вернусь сюда, и не скоро навещу своего старика. Возможно, я плохой сын – что делать, я, как Гоголь, «не люблю покойников».

   ... ... ...

   Итак, наконец, за столом собрались все «игроки». Все три стороны. На одном конце сидели мы с Шурой и Яков Аронович, через пару метров, друг против друга сидели полномочные представители – приятная, хоть сейчас на свидание приглашай, дама из Центробанка и сухой, морщинистый, как грецкий орех, господин из Федерального казначейства. «Орех-Сухарь» вытащил нагло белый платок, высморкался, посмотрел поверх очков на то, что он там высморкал и сказал:

  – И что же нам с вами делать?

  – А вы между собой еще не договорились? – удивился Шура.

  Воздух в офисе был густой и холодный – явственно чувствовалось присутствие «князя мира сего». Вот он сидел, живой ответ Якову Ароновичу – незримый участник любой сделки и главный ее дирижер. Не важно, был ли это обмен кокоса на рыбку, продажа своей жизни и специальности в наем, или молчаливое соглашение: «Да, он пьет, он бьет меня, но он мой, мой, а я его» – везде присутствовало государство. В разных масках.

  – Дешевый доллар на внутреннем рынке очень удобен, – заметил Центробанк.

  – Да? А как прикажете исполнять бюджет при «тяжелом» рубле? – Казна была желчна, Казне не хотелось терять.

  – Можно деноминировать...

  Я толкнул локтем Якова Ароновича – зачем советовать двум боксерам, как ловчее выбить зубы у противника? Разберутся. Нам бы ноги унести. С сумками.

  – А вы, как думали закрывать эту «лавочку»? – господин, любящий публичное сморкание, посмотрел в нашу сторону. Но смотрел он не в глаза, а на край стола. Так, видимо, принято.

  «Ты ведь скряга, – подумал я, – тебе хоть в ухо кричи: „даром получили, даром давайте“».

  – Наш банк-партнер «Отчий»...

  – Как? – удивилась дама из Центробанка.

  – «Отчий». Купит у Центробанка на аукционе валюту... Да, по шестьдесят копеек...

  Дальше пошли неинтересные детали, главное было то, что та сторона сдавалась. «Статус-кво» было не вернуть. Оставалось мягко, с извинениями вернуть последним вкладчикам их деньги, но все равно разница получалась огромная.

  – Но вы не получите ни копейки! – господин из Казны строго смотрел теперь уже в район моего солнечного сплетения. Меня злость разобрала:

  – Кстати, насчет деноминирования – что бы вам не вернуть любимую всеми копеечку? Зачем «юродивого обижать»?

   Нас эвакуировали с крыши вертолетом. Разрешено было взять только личные вещи – а их было: горсть авторучек и рулончик туалетной бумаги.

  От поляны, где нас высадили, до станции электрички было рукой подать. Мы шли по тропинке и дышали дивным загородным воздухом – это ли не счастье?

  – Яков Аронович, вы Сереже то название станции сказали?

  – То, то, да вот он идет, рюкзак тащит. Знаете, молодые люди, все-таки в следующий раз лучше займемся лесом. Там, если что, и сроки-то смешные дают.

  Я вернулся на свое любимое канапе, и, не поверите, целый час думал, кого я, если бы довелось, предпочел пригласить на свидание – даму из Центробанка или девушку из кафе.

   Послесловие.

  Моим читателям может показаться, что автор не любит государство, следовательно, (любопытная логика!) не любит Россию. Напомню, что к таким категориям, как государство, религия, этика понятие «любовь» неприменимо. Они – государство, экономика – не определяют человеческое общество (где любовь необходима), а всего лишь «этикетки» на данном этапе. Определяющим же является тот наличный ресурс средств, которым социум располагает.

  Наши пращуры не изобретали самолет не потому, что были глупы, просто им хватало камня, чтобы, убив бизона, целую неделю питаться мясом и смотреть на звезды. Человеку, как всему живому, свойственно оптимизировать свои затраты. Но не обществу. Общество эмоциональнее отдельной личности, на общество проще влиять. Управлять.

  Все существующие государства на сегодняшний день «заточены» на экстенсивный путь развития – все хотят роста экономики, роста населения. Допустим, что население России

  увеличится втрое, индусов станет два миллиарда и т. д. Хорошо от этого только ныне живущим, а каково будет правнукам?

  Пример развитых стран, а Россия, по уровню культуры, хотя бы, в их числе, говорит о неизбежном сокращении населения. Социум интуитивно сжимается. Чего мы боимся? При Екатерине Великой в России жило порядка тридцати миллионов – страна не считалась убогой, в Китае уже тогда жило несколько сот миллионов.

  Так что другая реальность заставит социум придумать и другую экономику, и другое государство. Поэтому автор на вопрос: «ты за „белых“ или за „красных“», отвечает: « я за новое».