355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Алексей Толстой » Я призываю к ненависти » Текст книги (страница 2)
Я призываю к ненависти
  • Текст добавлен: 15 октября 2016, 00:37

Текст книги "Я призываю к ненависти"


Автор книги: Алексей Толстой


Жанр:

   

Публицистика


сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

«Блицкриг» или «блицкрах»

Каждая бомба, падавшая на Лондон и другие прекрасные города Англии, встречалась нами болью сердца. Фашисты разрушали великую цивилизацию, на воздух вместе со щебнем взлетали творения человеческого гения, невинная жизнь детей, смертельные вздохи женщин.

Прежде всего это было бессмысленное разрушение ради разрушения. Не мог же думать Гитлер, что выиграет войну, обрушивая стены мирных жилищ, разрушая храмы, реликвии старины, музеи и бесценные библиотеки, перепахивая бомбами зеленые парки?

Гитлером, как всем его окружением нечистоплотных людей, владела дикая и торжествующая жажда разрушения. Дикари – слишком мягкое для всех них определение, оно оскорбительно для дикарей. Они, «наци», дегенераты, алкоголики, любители чужой собственности, явные или потенциальные убийцы, для которых всякая историческая и культурная преемственность ненавистна и враждебна.

Гитлер и его окружение – это люди, не помнящие родства, для них существует только сегодняшний день, из которого они вперед головой кидаются в неизвестность, надеясь на свое молниеносное нахальство. Таков же и их принцип ведения войны.

Война ведется ими ради того, чтобы Гитлер, Геринг, Риббентроп и дальнейший список сановных «наци» стали мировыми монополистами и сверхмиллиардерами. Чтобы одурачить немцев, они выкопали из библиотечной пыли расовую теорию об индо-германцах, поперчили Ницше, освятили малограмотными пророчествами Гитлера и надули воздухом, как шкуру крокодила.

«Вот вам германский бог, – сказал Гитлер простодушным немцам, – бейте, режьте, грабьте, насилуйте, разрушайте в пыль цивилизации, захватывайте чужие земли, и я, Гитлер, приведу вас в обетованную землю, где вы будете пить пиво и есть сосиски».

Настало время окончить эту кровавую игру в порабощение всего мира. Пробил час контратаки. Англия и Советский Союз взаимным непреклонным желанием победы связали свои воли, свои могущественные армии и оборонный труд и мощь своих народов.

День двенадцатого июля был встречен у нас в Советском Союзе, как день, который должен был наступить во имя свободы и человечности, как день, предвещающий победу. Умная, упорная, храбрая Англия, колыбель наук, искусств и великой гуманитарной культуры, устояла против бешеного натиска гитлеровской агрессии. Отныне мы в союзе. Это хорошо.

Фашистские армии скоро поймут, что это значит. Непобедимые со слабыми и беззащитными, немцы под ударами Красной Армии быстро сменили свою самоуверенность на угрюмое недоумение, от которого шаг до растерянности.

Мне рассказывал участник боев на реке Б. о германских атаках. Когда не удался их танковый прорыв, они перешли к тактике упрямого нажима. Коричневая от крови вода в реке поднялась на несколько футов, так как образовались плотины из трупов. Немцев гнали и гнали, и они, опустив головы в шлемах, шли и шли, как крысы на водопой, – почти все анестезированные алкоголем. Так они и не перешли реку.

Союз Англии с Советским Союзом означает, что Гитлер вместе с национал-социализмом будет уничтожен и выметен в мусорную яму истории. Нацистская Германия начала «блицкриг», эта война кончится для нее «блицкрахом».

«Правда» от 15 июля 1941 г.

Кто такой Гитлер и чего он добивается

Врага нужно знать. Кто такой Гитлер? Вот что рассказывает один из его бывших друзей.

Гитлер – австриец, сын мелкого таможенного чиновника, настоящая фамилия его – Шикльгрубер.

Образование у него – среднее. В школе учился плохо, мечтал стать художником, но за отсутствием таланта работал одно время маляром в строительной конторе. За отказ войти в профсоюз и также за антисемитизм был снят с работы. Тогда он стал чертежником и в общем не отличался от среднего обывателя.

Во время империалистической войны служил при штабе баварского полка и дослужился до ефрейтора… В одной военной переделке был отравлен газами, едва не ослеп, и тут-то его нервность перешла в истерию, вплоть до галлюцинаций… Но пока еще эти качества не находили у него применения.

В 1919 году, после разгрома революции в Мюнхене, он стал работать следователем в особой комиссии и тут впервые получил вкус к человеческой крови, сочиняя обвинительные акты и подводя германских революционеров под расстрел.

В то время в Мюнхене образовался первый кружок той партии, которая впоследствии получила название «национал-социалистской». Гитлер, по поручению кружка, выступал как лектор по антисемитизму. В кружке он значился под номером седьмым.

Но его на первые места не выдвигали, он исполнял роль, так сказать, барабанщика кружка. Отличительная его черта – чертовское тщеславие. Гитлер – человек с надрывом, истерик.

После двухчасовой речи – воротничок на нем мокрый, как жгут вокруг шеи, волосы прилипли к вискам, пуговицы оторваны, – безумные глаза, лицо похоже на сыр. Он любит пророчествовать, как шаман.

По целому ряду объективных причин такой истерическийшаман производил сильное впечатление на мелкого буржуа.

Гитлер требовал «ночи длинных ножей для евреев», – и это поражало мещанское воображение. Гитлер требовал военного похода на большевистскую Москву, завоевания Украины и расселения на роскошных приднепровских землях голодающих немцев… Еще большее впечатление!

Гитлер был рупором, с одной стороны, крупных германских промышленников, больше всего на свете боявшихся революции, с другой – шайки авантюристов, пробивавшихся к власти зубами и когтями.

Гитлер со всем его окружением – авантюристов, личностей с уголовным прошлым и с уголовным будущим – возник как язва в больном теле Германии. Пробравшийся жульническим путем в канцлеры, а затем путем кровавой провокации взявший всю власть, он – «фюрер» – начал свою разрушительную работу.

Террор и голод получила Германия взамен кисельных берегов. «Выбирайте – нищету или войну», – заявил Гитлер одураченным немцам, и началась семилетняя обработка и подготовка молодого поколения, предназначенного к убою. «Солдат не должен знать больше того, что он знает. Солдат не должен думать, за него подумал фюрер», – так гласит первый пункт полевой книжки фашистского солдата. Все соки страны выжимались досуха на вооружение. Германия стала единым военным лагерем, военной машиной, предназначенной для осуществления грабительских планов Гитлера и его шайки. Эти планы распухали с каждым днем в его истерическом воображении. Еще бы, – к его услугам было восемьдесят пять миллионов немцев, скрученных в бараний рог.

Каковы же военные планы Гитлера?

Первоначальный план его заключался в разгроме Советской страны.

Для похода на Советский Союз нужно было согласие на невмешательство в эту авантюру Европы Гитлер всеми средствами запугивал неизбежностью коммунистической революции. «Или фашизм, или коммунизм», – истерически завывал он в эфир. «Я один в состоянии раздавить коммунизм в Советской России и во всем мире. Развяжите мне руки…» Ему не поверили, рук для похода на Советский Союз не развязали. Тогда военный план его с той же истерической быстротой перевернулся с головы на ноги. Он решил сначала напасть на Европу, уничтожитьненавистную Францию, поставить Англию на колени и уже тогда, очистив свой тыл, вернуться к самому жирному куску, к Советскому Союзу. Так началась вторая мировая война. Что же Гитлеру нужно от нас, русских, украинцев, белорусов и всех братских народов СССР?

Прежде всего ему не нужны двести миллионов населения нашей родины. Ему не нужны дети, женщины, пожилые люди и старики. Они подлежат физическому истреблению. Мы теперь знаем, как это делалось в Польше, Сербии, Норвегии, Франции и в тех советских районах, которые временно и ненадолго заняты фашистскими войсками. В Польше значительная часть населения уже истреблена пытками, болезнями и голодной смертью в гигантских концлагерях, а вне лагерей – истощением от голодного пайка. Польскому крестьянину не принадлежит больше его достояние; к примеру: крестьянам и фермерам розданы особые куриные клетки, туда сажают кур, сборщики запечатывают клетки и ежедневно вынимают яйца; если пломба оказывается поврежденной, через час крестьянин уже висит на дереве около своей хаты. Ворвавшись во Львов, фашисты устроили там «ночь длинного ножа»: много тысяч человек – от мала до велика – было зарезано. Известно, каким мученьям подвергались крестьяне белоруских сел и деревень – их ошпаривали кипятком, выкалывали глаза, запарывали штыками, детям разбивали головы о косяк. Для чего так поступают фашисты? Для того, чтобы навести ужас на население и чтобы убрать лишние рты: это их программа.

В Советском Союзе фашистам нужны рабочие руки, но такие, чтобы они повиновались, как машины. Фашистам годен не человек, но говорящее животное. Поэтому несомненно, что они намерены оставить в живых часть мужского здорового населения, ровно столько, сколько понадобится для работы в полях, на шахтах, на заводах. Пример порабощенных стран Европы показывает, какая участь ждет этих оставленных в живых сельских и городских рабочих.

Все плодородные земли Украины, русской черноземной полосы, вольного Дона, тучные поля и роскошные сады Кубани, хлопковые плантации, виноградники и сады Кавказа и Средней Азии, – все должно быть распределено между новыми хозяевами – длинноголовыми, белокурыми стопроцентными немцами-помещиками… Они-то уже и плеть приготовили и зверовидных кобелей для охраны… Не терпится новому помещику молниеносно захватить и Киев, и Москву и вторгнуться в Донбасс, и, как сливки, лизать фашистским языком бакинскую нефть.

Не вышло. И не выйдет… В Красной Армии у каждого воина в той полевой книжке, что носит он на сердце своем, первым номером стоит: за Родину! За Сталина! Вторым номером стоит: ты должен все знать, все понимать, обо всем думать… В твоих руках судьба отечества, свобода и счастье твоего народа…

В невиданной и неслыханной трехнедельной битве двух многомиллионных армий, Красной и фашистской, сразу определились разные качества сражающихся: красный воин дерется умно, хитро, смышлено, по-русски храбро до конца, до победы. Фашистский солдат дерется, как обреченный. Часто в бой идут они пьяные, нагнув головы в шлемах. И не выдерживают русских штыковых атак. Очищают небо, завидя красные истребители. Неожиданно, под нашим контрударом обрывают отчаянный, казалось бы, натиск. Кидаются туда и сюда. Меняют планы. В фашистской армии все черты ее «фюрера»: нахальство, свирепость разъяренного зверя, истеричность…

Враг многочисленный, опасный, сильный, но он должен быть и будет разгромлен.

Основной план Гитлера заключается в том, чтобы, овладев мировой гегемонией, истребив ненужные ему народы, установить единый вечный фашистский порядок. Но здесь у него не хватило фантазии: он целиком заимствовал этот новый порядок из представлений раннего средневековья: это – пирамида, где на самом верху полубог – Гитлер, ниже – его ближайшие сановники – Геббельсы, Геринги, Риббентропы и прочая черная сволочь, ниже – стопроцентная длинноголовая аристократия – помещики, которым, скажем, одному «принадлежит» целиком Киевский военный округ, другому – Урал от Перми до Магнитогорска и так далее, ниже – крупная немецкая буржуазия, еще ниже идут уже люди подневольные, рабы более надежные, пониже – рабы менее надежные, дальше – слоями – расы, все более удаляющиеся от арийской, и на самом низу – человеко-машины, человеко-животные или «недочеловеки», по выражению Гитлера, люди, живущие в стойлах, люди, которых стерилизуют, чтобы они не давали потомства, молчаливая, безликая работающая масса.

Таков предполагаемый «новый порядок» Гитлера. Ради него вот уже полтора года льется кровь, разрушаются государства, гибнут миллионы людей от голода и лишений, и вот уже три недели фашистские полчища ломают свой хребет о стальную мощь Красной Армии.

Русские люди, граждане Советского Союза! Отдадим все для нашей героической и славной Красной Армии, отдадим все для победы над извергом и людоедом Гитлером.

«Известия» от 17 июля 1941 г.

Гордо реет советский флаг

Товарищи моряки Краснознаменного Балтийского славного Флота!

Поздравляю вас с крупной победой. О ней с почтением будут рассказывать моряки во всех флотах мира. Смело, хитро, умно, настойчиво, беспощадно вы уничтожили целую вражескую армаду – всю до последнего корабля, которая несомненно готовила мощный десант для удара по нашей гордой северной столице – Ленинграду.

Страшна была эта ночь с 12 на 13 июля для хвастливых немцев. Они узнали силу комбинированного удара русских морских и воздушных сил. В бессильной злобе лязгнул зубами припадочный Гитлер, повесили носы белофинны, поглядывая в ту сторону моря, где за горизонтом пылали выскочившие на мели германские транспорты.

250 лет тому назад в такие же летние дни на Плещеевом озере под Переяславлем зародился русский военный флот. Это были потешные маленькие корабли, стрелявшие из пушек глиняными ядрами, горохом да огурцами, как было строго наказано маменькой-царицей мальчику Петру, дабы не побить зря много народу во время военных потех.

Через несколько лет уже настоящий первый русский флот был построен юношей Петром в Воронеже.

Первым адмиралом был португалец, храбрый бродяга, корсар, кривой Корнелий Крейс, нанявшийся на службу; к Петру.

В диковинку было тогда русским людям морское дело.

Адмирал Корнелий Крейс, уча первым делом матросов плавать, любил повторять на ломаном русском языке: «Смело прыгай с борта в воду, кто утонет, тот не моряк».

Первые корабли были из сырого леса, неуклюжи и тяжелы. Но с ними Петр I спал хозяином на восточном краюЧерного моря, укрепился в Азове, построил Таганрог и загородил путь в Азовское море.

Когда началась война за исконные русские земли и города – Орешек, Ладогу, Иван-город, – русский легкий флот был построен на Белом море, в устье Выга, и оттуда водой и по лесным гатям на катках перетащен в Ладожское озеро. Нева стала нашей, был построен Кроншлот – восьмиугольный бастион на островке перед устьем Невы – и заложен Петербург. Началось большое строительство Балтийского военного флота.

Иностранцы вначале смеялись, что «у русских-де кораблям не бывать и русским мужикам по морям не плавать». Но молодой русский флот одержал ряд блестящих побед, и белый с голубым русский флаг стал гордо реять по всей Балтике.

Во времена Екатерины слава русского флота прогремела на Черном море, и бессмертной славой овеяны русские моряки за оборону Севастополя.

Царско-помещичья власть дурно заботилась о военном флоте: он был местом кормления великих князей, и морское офицерство, надменное, узко-классовое, – русские помещики да остзейские бароны, – не любило морского дела, предпочитая пиры да балы. И все же в толще моряков хранились из поколения в поколение славные традиции петровского, орлово-чесменского и нахимовского флотов.

Красный советский флот открыл свой счет в истории выстрелом с «Авроры», призывающим к великой революции, походом сквозь тяжелые льды из Гельсингфорса в Кронштадт, борьбой за воды Финского залива, героическими операциями на Каспийском море и на Волге, трагическим самоутоплением Черноморского флота, который немцы требовали в Севастополь для разоружения по Брестскому договору. Тогда в Новороссийске эскадренный миноносец «Керчь» вывел на рейд эсминцы и линейные корабли и минами утопил их один за другим. Три мины попали в носовую часть, в корму и в борт линейного корабля «Свободная Россия». Корабль весь дрожал до верхушек мачт, но не погружался. На «Керчи» моряки сняли бескозырки и плакали. Только от четвертой мины «Свободная Россия» легла на борт, показала киль и затонула.

Часть этих кораблей в свое время была поднята, отремонтирована и сейчас находится в строю. Советский военный флот растет, крепнет и множится. На лучших традициях его славы воспитываются команды комсомольцев.

Флаг военного флота СССР гордо реет на Балтике, на Черном море, на Тихом океане, на Баренцовом море. С четырех сторон компаса грозно и зорко военные моряки сторожат берега и гавани нашего отечества.

В ночь с 12 на 13 июля в Балтийском море открыта новая страница советского морского счета, где на все двенадцать баллов отмечена славная победа.

«Красный флот» от 19 июля 1941 г.

Смельчаки

Это было на Северо-западном направлении…

Лежали в пахучей траве, в густом орешнике. Пункт связи укрыт надежно; побледневшее от зноя небо пустынно. Зной был такой, что, казалось, трещали листья. Где-то неподалеку находилась муравьиная куча, и лейтенант Жабин нет-нет да и смахивал со щеки муравья. Покусывая стебелек травы, он не торопился с рассказом.

– Немецкому солдату думать запрещено, этот процесс у фашистов считается вредным, – говорит он. – Котелок у, него не приспособлен для быстрого соображения, – покуда он еще спохватится. Вот на этих секундах мы и выигрывали… А дело было трудное, вспомнить, – так задним числом мороз дерет по спине… Ну, и народ, конечно, у нас смелый. Взгляните на связиста Петрова, – по лицу, никак не заметно, что отчаянный парень. Чересчур для мужчины смазливый, глаза сонные, – мгла какая-то в глазах; девушке каждый день открытки пишет… Бойцы ему; постоянно: «Петров, да кто ты – человек или пень ходячий? Ведь ты же на войне, – расшевелись…» «Отвяжитесь от меня, – отвечает, – когда надо, расшевелюсь…»

– Товарищ Жабин, как же все-таки вам удалось столько дней пробыть с двадцатью пятью красноармейцами в фашистском тылу и уйти невредимым? – спросил человек с блокнотом на коленях.

Жабин повернулся на бок:

– У меня шофер очень сообразительный. Я ему говорю: «Зачем ты, Шмельков, вертишь эту баранку? Тебе в университет надо, на физико-математический…» «Да так, говорит, смолоду засосала шоферская жизнь…» Вы спрашиваете, как мы попали к немцам. Мне было приказано в местечке П. сосредоточить все средства связи и связь держать со штабом до последней возможности.

Ну, вот, я и оказался в окружении. Под вечер два грузовика, битком набитые фашистами, ничего не думая, сунулись в Дубки. Мы немцев спокойно пропустили, с флангов полили их из пулеметов, когда они из машин расползлись, – мы их в штыки. Немцы этого не любят, некоторым удалось убежать, офицер их кинулся в камыши и сидит в воде так, что видны одни ноздри. Взяли у него сумку с важными документами.

Завели мы немецкие грузовики, погрузились в них все двадцать пять бойцов, да вот мы с Петровым, за рулем на переднем – Шмельков. Небо заволокло, звезд не видно, луна еще не всходила. Едем по фашистскому тылу вдоль фронта. Час, другой не встречаем ни души, на западе полыхают зарева, на востоке – стрельба и тяжелые взрывы. По заревам, по грохоту пушек ориентируемся.

Впереди должна быть знакомая деревня. Остановились. Петров соскакивает: «Разрешите мне в разведку».

Вот, думаю, когда человек оживился и девчонку свою забыл. «Иди». Он – гранаты по карманам и быстро так, сноровисто, умело пошел. Минут через сорок зашелестели кусты, он стоит у кабинки: «В деревне – колонна фашистских автомашин».

Думаю, – это неприятно. Но – дорога одна, справа и слева – болота, а возвращаться назад нам нет никакого расчета. Шмельков говорит успокоительно: «Садитесь, ребята, проедем».

Наши стальные шлемы в темноте могут сойти за немецкие, отличительных значков – не разобрать, только штыки наши русские, четырехгранные, могут выдать. Я приказал бойцам держать винтовки на коленях.

Скоро увидели три синих огонька, – германский «стоп сигнал» в голове автоколонны. Шмельков включил свет в подфарки, видим – семитонные грузовики с ящиками, на радиаторах – белый диск с черной свастикой. Сбоку дороги трое офицеров, глядят в нашу сторону и вертят электрическими фонариками. Шмельков дал полный свет в фары, офицеры сморщились, заслонили глаза ладонями, и мы равнодушно проезжаем мимо автоколонны, отворачивая головы, чтобы не показывать красную звезду на каске. Прибавляем скорость, проезжаем деревеньку, уютную, милую, с тихими хатами среди густых вишен и яблонь, где жить да жить. Деревня пуста, все население ушло.

Около деревянной церковки в открытой машине сидит морщинистый немецкий офицер с дряблым кадыком и фонариком освещает карту. Едва-едва я успел схватить Петрова за руку, – он было высунулся из кабинки, замахнулся гранатой.

Но все-таки офицер что-то заподозрил. Когда миновали село, нас догоняет двадцатисильный мотоцикл с прицепом, в кабине – пулеметчик. Тут Петров и швырнул гранату, да так ловко, что пулеметчик на полтора метра подпрыгнул из кабинки, будто торопился что-то нам рассказать, а водитель вместе с мотоциклом вперед головой кинулся в канаву.

Мчимся в темноте с погашенными фарами. Большое зарево на горизонте отражается впереди за черными кустами: здесь речонка и деревянный мост. Сбавляем ход. Слышим окрик по-немецки. У нас – оружие и гранаты наготове, сидим молча. Приближаются две неясные фигуры часовых. Один остановился, другой подошел к кабинке и вглядывается, прижал нос к стеклу, – встретились мы с ним глазами… Вдруг он мне закивал, закивал и – шепотом – ломано по-русски: «Рус, мост не ехай, там стреляйт фашист…»

Километров пять ехали мы по лугу вдоль берега реки, слушая, как кричат лягушки. Выбрались на дорогу и опять видим синие огоньки, слышим лязг железа, идут танки и передний от нас в тридцати шагах.

«Ложись, – говорю бойцам, – чтобы хвост ни у кого наружу не торчал».

Свернули мы к обочине дороги и почтительно, не спеша, едем, пропуская тяжелые черные танки с белым кругом и свастикой, как глаз. Фашисты предполагают, что, например, череп и кости у них в петлицах, черные танки, воющие бомбы должны наводить панический ужас на врага. Может быть, им виднее. Некоторые дикари надевают на войну маски с клыками и рогами, – тоже, говорят, страшно…

За танками шли зенитки, цистерны, грузовики. Вижу, – попали в кашу, и нам тут беды не миновать, надо выбиваться на другую дорогу. Но как повернуть? Повернешься – сейчас же вызовешь подозрение.

Справа от дороги показалась березовая аллея. Шмельков сразу сообразил, в чем тут дело, свернул в аллею, замелькали в глазах белые стволы, и мы прямехонько вкатились на двор совхоза, к гаражу.

Шмельков с ходу развернул машину и начал подавать ее задом, будто бы для заправки. Несколько немецких солдат подбежали отворять двери гаража. Вот и хорошо, что Гитлер не учил их думать и скоро соображать. Шмельков,а за ним наша вторая машина, развернувшись, погасили огни и полным ходом дунули обратно в березовую аллею. Позади начали кричать, стрелять, но мы уже выехали на дорогу, где все еще шла автоколонна, и с полным правом, как люди, только что заправившиеся бензином, перегнали танки и свернули в высокую рожь.

На рассвете доехали до лесочка, и тут у нас кончилось горючее. Мы укрыли грузовики и стали закусывать. Вдруг, Петров зажал сухарь в зубах и поворачивает голову, вскочил, кинулся в папоротники, – там что-то пискнуло, – и он тащит за руку мальчишку лет девяти, стриженого, тупоносого, со злыми глазами.

– Ну чего ты? Видишь – я свой, пусти, – говорит мальчик, – я же думал, это фашисты…

– Ты чего тут делаешь, постреленок?

– Я разведчик. Мы с дедом Оксеном работаем… Оказалось, этот мальчишка и еще пятеро таких же с черными пятками остались на хуторе с восьмидесятилетним дедом Оксеном. Мужчины, женщины с малыми детьми и скотом ушли в лесное болото и оттуда начали партизанить. Штаб был на хуторе у деда Оксена. Шестеро его мальчиков целый день шныряли по окрестностям, не боялись даже подходить к немцам, – будто бы, сопя носом поклянчить сухарика, – все видели, все узнавали и к вечеру сведения относили к деду на хутор. Ночью туда пробирались партизаны, и дед раздавал им работу: в таком-то месте расположился штаб, – его надо уничтожить, в такое-то место подвезли бензин, там подошел танковый взвод, который требуется подорвать.

Мальчишка оказался очень смышленный. Покуда солнце не встало, он нас повел на другой конец леса, – полз, чертенок, как ящерица, в папоротнике, мы за ним едва поспевали. Там на опушке стояли заправочные цистерны и пять истребителей.

С этим делом мы справились без большого труда. Когда грохнули выстрелы моих снайперов, и дозорные немцы, шагавшие, чтобы не задремать, около своих окопчиков, повалились носом в землю, мы выскочили из папоротника. – «Ура!» Этот крик тяжело действует на немецкие нервы, не то что воющие бомбы. Повысыпали фашисты из земли, из щелей, – кто руки сразу вверх, кто, как чумной, крутится, стреляя из автомата. Одного летчика вытащили за парашютные ремни прямо из истребителя. Свидетелей этого дела не оставили. Подожгли цистерны и самолеты и вернулись в лес. Мальчишка нам говорит: «Я побегу, прощайте. Скажу деду, а то он на этот аэродром собирался послать большую партию…»

Здесь мы провели весь день. Слышали, как проехали танки и прочесали пулеметами лес, но мы были хорошо укрыты. Решили ночью пробираться вдоль Двины, ища слабого места. У фашистов сплошного фронта нет: они наступают, очертя голову, узкими клиньями, и если у тебя котелок варит, всегда можно проскочить.

Ночью пошли развернутым фронтом, с пулеметами на флангах. Вдалеке пылал город Д., по всему городу пламя выбивало под самые тучи. Фашисты любят такие иллюминации много больше, чем ходить в кино; вокруг горящего города бьют с самолетов по бегущим, загоняя детей, женщин, стариков обратно в огонь.

Ну, ладно… Мы были так злы, – сами искали, с кем бы сцепиться. Остановили легковую машину с тремя офицерами и перед смертью заставили их повернуть морды на город Д., чтобы зрелище это показалось им менее занимательным, чем кино. Порезали много' проводов связи. Напали на колонну в двенадцать цистерн, перебили прислугу, выпустили и подожгли бензин, и сами не были рады: очень яркое получилось освещение. Выследили три танка на медленном ходу и пожалели, что нет у нас с собой бутылок с горючим. Все-таки Петров и двое красноармейцев-гранатометчиков, взяв у товарищей побольше гранат, забежали вперед, притаились в обочине дороги и бросили связки гранат – каждый под свой танк. Передний встал на дыбы, два другие, подорванные, только и смогли, что палить кругом в темноту.

Так шли всю ночь полями, перелесками и добрались до хутора, где немцы, видимо, еще не появлялись. В одном, другом домишке ставни закрыты, на дворе – ни воробья; вдруг, на одной хатенке, на соломенной крыше запел петух на зеленый рассвет. Видим – у крыльца стоит низенький лысый старик и сухонькая старушка и ждут смерти,

«Старик, – говорит она, – да никак это наши…» И давай нас крестить и каждого целовать. А нам – не со старушкой целоваться, мы – голодные. Старик принес каравай и стал резать, раздавать ломти, а старушечка – мазать их медом, с приговором: «Кушайте, родные, кушайте, заступники…»

Дневать на хуторе было неудобно. Старик обулся, надел баранью шапку; и повел нас лесными болотами на деревню, где помещался у них партизанский лазарет. К нам сбежалась вся деревня, женщины повели нас по избам. Обижать добрых людей не хотелось, пришлось подчиниться: дорожный человек костоват и черен, по старому обычаю его надо помыть, накормить и обласкать. Женщины сами нас разули, у кого ноги были стерты – вымыли их, дали чистые портяночки и давай угощать всем, что у кого было в печи.

Петров, – гляжу, – опять размяк, в глазах мгла и влага… Крестьяне сильно нас уговаривали, чтобы остаться с ними партизанить… И нам этого хотелось… Но – долг службы…

Лейтенант Жабин легким движением приподнялся… «Воздух!» – скомандовал он. В траве, между ореховыми кустами сейчас же началось движение. В небе, на большой высоте обозначились пять фашистских бомбардировщиков. Не прошло и трех минут, после того, как пункт связи сообщил о них на аэродром, – появилось звено наших истребителей. Как натянутые струны – грозно и сильно – пели они, круто поднимаясь к строю бомбардировщиков… И фашистские тяжелые машины, блеснув крыльями, начали поворачивать. Но было поздно… С выцветшего неба донеслась слабая трескотня пулеметных очередей. Истребители настигали. Один из бомбардировщиков качнулся, клюнул носом и пошел вниз, за ним потянулась полоса дыма…

«Красная звезда» от 24 июля 1941 г.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю