Текст книги "История одного пета. Часть 2 (СИ)"

Автор книги: Алексей Калинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 5

Первым подала недовольный голос Татина. Она редко была довольна, поэтому никто особенно и не удивился бурчанию. Ничего страшного, что дождик разбудил ее, поплескав брызгами в задорно вздернутый носик. Всех остальных не миновала такая же участь, но, кроме нее, никто и не думал возмущаться.

И я, бывало, попадал под хороший град и потом походил на облезлую крысу, но не ворчал. Лишь небольшая досада на себя, вчерашнего, что поленился поискать крышу над головой. Но это отсыревшее чудо бурчало весь завтрак, в ходе которого мы прикончили наши припасы (а я пускал слюни, наблюдая, как Кан трескает рыбку и не делится). Причем, ни к кому конкретно не обращаясь, она заставляла всех чувствовать себя виноватыми, даже Бегунок смущенно отворачивал морду и вопросительно поглядывал на меня. А что я ему мог ответить? Даже нормально пожать плечами не мог, так и приходилось лишь ободрительно подмигивать.

Наконец, Кан велел Татине замолчать и внимательно послушать тишину. Мы тронулись в путь. Татина оскорблено закрыла рот, лишь тяжко вздохнула по поводу несовершенства этого мира и отвернулась от неблагодарных мужчин.

Мы остановились неподалеку от рва, в месте, где должен упасть подъемный мост. По причине раннего утра он еще поднят и на стене  не маячило ни одного заспанного лица. Оно и понятно – вряд ли враги рискнут перебираться через такую вонючую речку. От нее так несло, что глаза невольно сами собой начинали слезиться, не могу себе представить, что творится в городе, когда ветер меняется и несет это амбре на людей.

 – Павел, тебе лучше превратиться в цыгана. Нас тут никто задаром угощать не будет, воровство мне претит, поэтому мы, как бродячие артисты, устроим небольшое представление и заработаем на пропитание, – Кан зевнул, демонстрируя свое отношение к другим идеям. Возможно, поэтому никто и не стал противиться, а Павел принял облик Плута.

Как всегда возникла привычная волна холода и перед глазами промелькнуло уведомление об использовании фиолетового луча.

– Павел, а другой образ взять не мог? Это вредный человек, и с Бегунком он плохо обращался, смотри, как бы конь не перепутал, – сказала Татина.

Бегунок, подтверждая слова Татины, сразу же лязгнул зубами над Пашкиным ухом. Тот еле успел увернуться и не оставил гордому коню маленький трофей. Бегунок не успокоился малым, а предпринял еще одну попытку, потом ещё и ещё, до тех пор, пока Павел не принял собственное обличье.

– Извини, Бегунок, не знал, что для тебя это так важно. Попробую сейчас другой облик представить, просто Плута я запомнил по дружескому напутствию. Ну, будем вспоминать других лиц цыганской национальности – и обернулся кудрявым черноволосым человеком с огромным носом, устрашающе выпирающим вперед.

Этакая помесь Будулая и Сирано де Бержерака. В дополнение к виду черноволосого цыгана на Павле переливалась ярко-красная ситцевая рубаха, на ногах синие шаровары и блестящие хромовые сапоги. И финальным аккордом – слепящее глаз здоровенное кольцо в ухе.

– Да-а, тебе еще медведя не хватает. Хотя ты можешь превратить в мишку своего кота, положив на него руку и представив какой нужен образ. Хотя это превращение всего лишь до полуночи, но нам должно хватить. Ну-ка, попробуй! – Кан подмигнул Павлу.

Эй, минуточку! А меня кто-нибудь спросил? Может, мне больше нравится оставаться небольшим и симпатичным котом, а не огромным косматым медведем? Как обычно, мои возражения проигнорированы, а Павел лишь ответил: «Прости, Кешка, для дела нужно. И разве ты не хочешь почувствовать себя большим и сильным?»

После этого он взял меня на руки и, зажмурившись, повернул луч. В теле создалось неприятное ощущение, словно все органы одновременно зачесались, причем изнутри. Зато предметы уменьшились в размерах, и теперь я доставал Павлу до пояса. А когда поднялся на задние лапы, чтобы привыкнуть к новому телу, то и вовсе оказался выше его.

Зря протестовал, как только я превратился в медведя, так сразу увидел испуг в глазах лошадей, и это было немного приятно. Они испуганно шарахнулись прочь, и Павлу с Татиной стоило большого труда их успокоить. Я просто не мог удержаться от небольшого хулиганства и слегка мяукнул. Мой мяв прозвучал грозным рыком, а лошадей еще пять минут пришлось успокаивать. За это я получил по ушам, хотя и не почувствовал никакого удара, но внушение принял во внимание и больше не пробовал петь.

На городской стене показалось заспанное лицо и удивленно воззрилось на нас. Понаблюдав нас десять минут, в течении которых мы откровенно заскучали, лицо снизошло до разговора. Над этим лицом красовался оскал собачьей пасти, шлем очень напоминал собачью голову.

– Эй, бродяги! Чего вы здесь забыли? – любезно осведомился стражник.

– Для вас есть выгодное предложение!!! Мы бродячие артисты! Лишь голодные животы и пустые сумы заставили потревожить ваш покой. Если будет нам позволено, то мы покажем представление и двинемся дальше своей дорогой. Конечно, мы не забудем наших благодетелей, позволивших заработать на пропитание, и щедро вознаградим их за оказанную услугу, честно отдав треть сборов. А это минимум пять серебряных монет, это конечно не предел, которым мы желаем вас наградить… – Кан многозначительно замолчал.

– Ха-ха-ха! – громко рассмеялся стражник, – Эй, Монд, просыпайся, ленивое животное, тут у нас нарисовалось выгодное дельце! Подойди и послушай, оно без сомнения тебя заинтересует.

Рядом показалась еще одна голова в шлеме. Она усиленно терла глаза и что-то бурчала. Наконец, закончив разминку лица, мужчина обратил праведный взор к нашим скромным персонам.

– Чего вам нужно, бродяжки? У нас мирный город и хулиганств мы не терпим! – как можно строже сказал Монд, и я почему-то ему поверил.

Кан повторил предыдущую речь, что заставило расхохотаться и Монда.

– Ты сам сказал, что после представления должен отдать нам минимум пять монет. Все бродяжки – известные лжецы и прохвосты, поэтому плату мы увеличиваем вдвое и будем рядом, чтобы у вас не возникло мысли обмануть нас! – стражник вновь расхохотался.

Причину их веселья я понял гораздо позднее.

А в данный момент головы исчезли с горизонта и спустя некоторое время деревянные ворота опустились. Мы терпеливо ждали, когда это чудо инженерной техники упрется в землю. Сказать по правде, я не удивился, почему горожане не боялись запахов рва, так как внутри пахло еще хуже. Два стражника, оказавшиеся довольно рослыми и толстыми ребятами, оглядели нас с ног до головы, затем переглянулись и снова заржали. Бегунок посмотрел на них и презрительно фыркнул, мол, мы и не так умеем.

На стражниках напялены латы, имитирующие мускулистые тела, из-под которых выплывали жировые складки настоящих тел. На головах упомянутые шлемы в виде собачьих голов, дружелюбно смотрящих на нас голодными глазами. Сзади шлемов собачьи хвосты, если настоящие, то стражники не такие уж и плохие ребята. Оба с обвислыми усами и колючими глазками, три подбородка им придавали еще большее сходство. В руках они держали алебарды, чьи блестящие наконечники смотрели на нас.

Тот, кого назвали Мондом, махнул нам рукой, приглашая следовать за ним. Мы прошли внутрь города и мост с кряхтением ударил о стену за нами, отрезая путь к бегству.

Городишко оказался грязным и серым до ломоты в зубах. И жители ему под стать, такие же серые и хмурые, словно огромный художник нарисовал всю окружающую обстановку простым карандашом. Дома в основном двухэтажные, с лавками на первом этаже и амбарными замками на дверях этих лавок.

Разного рода вывески скрипуче болтались на ветру, и то висящий бублик, то сапог, то шляпа задавала тон этой музыке. Стены домов в темных потеках и пятнах плесени, за ними явно не следили. То тут, то там горы мусора и веселые крысы активно шебуршились в них, выискивая хотя бы что-нибудь съедобное. По размерам они не уступали мне, ну, когда я был котом. Да и сейчас я бы не хотел столкнуться с ними в глухом переулке. Одна крыса сорвалась с крыши дома и рухнула в большую кучу. Съехала до самого низа на спине и тут же юркнула обратно в огромную щель.

Несколько десятков домов разместились вокруг большой площади, где виднелись обглоданные остовы торговых лотков, вероятно, там раньше проводились ярмарки. Сейчас самой главной достопримечательностью площади являлся большой постамент, на котором высилась перекладина со свисающими с нее веревочными петлями. Такой прекрасный пейзаж поистине навевал приятные мысли и давал лишний повод порадоваться жизни.

– Вот тут вы и будете выступать, надеюсь, веревки вам не помешают, а наоборот помогут показать всё самое лучшее. Не обращайте внимания, если они будут задевать вас по голове. Коней мы привяжем рядом. Никто их не украдет, да и нам спокойнее будет, – ощерился гнилыми зубами более разговорчивый Монд.

К нам подошли еще несколько человек в доспехах и песьих шлемах. Оглядев нас с головы до ног, они узнали причину появления и потом, громко хохоча, разошлись по улицам собирать народ на представление. Стягивалось местное население, люди шли какие-то обшарпанные, грязные и худые. Отличить мужчину от женщины почти невозможно, так они похожи в своем убожестве.

Самым большим потрясением для нас, хотя об этом и упоминала ранее Татина, было отсутствие в глазах каких-либо чувств и эмоций. Одна пустота, словно смотришь в тусклые глаза мертвой мыши и видишь свое отражение. Они как зомби столпились около виселичного помоста и уставились на нас.

– Давайте, бродяжки, начинайте представление, но помните о наших серебряных монетах, – песьи головы шлемов ухмыльнулись на выкрик Монда.

Глава 6

– Кан, если я до сей поры молчала, то лишь потому, что думала – ты знаешь, что делаешь. Но из-за тебя мы влипли в настоящую историю, и ума не приложу, как из нее выбираться. Павел, что думаешь? – тихо проговорила Татина и повернулась к «настоящему» цыгану Павлу.

Тот помотал кудлатой головой и вопросительно уставился на Кана. Кан хитро подмигнул и предложил нам последовать совету Монда, то есть показать – на что мы способны. Ничего другого не оставалось, как подняться на постамент и поклониться присутствующим. В ответ бурно поприветствовала тишина.

Кан изъявил желание продемонстрировать свое умение первым, и мы отошли на край, чтобы не попасть под его колдовскую руку. Отшельник поднял вверх руки и завернул рукава, показывая, что в них ничего нет. Затем хлопнул в ладоши, и из них выпорхнула небольшая белокрылая бабочка. Она описала над Каном небольшой круг и вдруг вспыхнула огнем, сгорев в мгновение ока. Пепел, медленно кружась, опустился на подставленную ладонь, Кан накрыл её другой ладонью и поклонился. Тишина ничуть не изменилась, лишь со стороны стражников донесся звук зевка.

Тогда отшельник отнял ладонь, в небо вспорхнул белый воробей и тоже пошел на круг над головой Кана. Я ожидал, что и он вспыхнет огнем, но моим мыслям не суждено было сбыться, а так чего-то захотелось жареного воробушка...

Воробей на бреющем полете упал на ладонь и Кан прихлопнул его сверху. Когда же он поднял руку, то у него обнаружилась на ладони вяленая рыба. Так вот как он их добывал! Словно в подтверждение моих слов, Кан прикрепил рыбу к остальной связке. Снова поклонился. Результат тот же. На все его фокусы ответом была мертвая тишина и пустые глаза местной публики.

Следующим номером нашего «зажигательного и ошеломительного» представления пошло акробатическое выступление Татины. Она изгибалась и подскакивала так, словно у нее в теле не было костей. Конечно, до меня ей далеко, но потенциал у девчонки есть. Пустые глаза публики все также бездушно созерцали ее кульбиты и прыжки. Лишь пара сглатываний у стражников при её шпагате и всё… но, как оказалось, она имела оглушительный успех.

Никаких эмоций не возникло и при нашем выступлении, хотя я старался вертеться и крутиться в такт постукивающего каблуками Пашки. «Ламбада» от медведя прошла незамеченной. «Цыган» тоже старался зажечь публику выкриками и прихлопываниями. Я ходил на задних лапах, жонглировал бочонком, вернее катал его по помосту, и изредка порыкивал на орущего Павла. Настоящий «Ган гам стайл» показали.

Павел махал руками как одуревшая мельница, пару раз задел меня по носу, чем вызвал смех у стражников. Пришлось его слегка приобнять и пристально посмотреть в глаза, он в ответ кивнул, и мы поклонились неблагодарной публике. Чтобы вызвать хотя бы какую-нибудь эмоцию у апатичных зевак, я рыкнул во всю мощь в их направлении. Люди безучастно посмотрели в мою глотку и даже не моргнули. Я с позором отошел к своим спутникам. Ну редкий пофигизм!

– А вот я не понял – это что, план такой? – спросил Павел у Кана. Тот кивнул, улыбаясь изо всех сил.

Стражники начали разгонять народ по своим домам, они послушно, как овцы, расходились и возвращались к своим прерванным занятиям. Никто не улыбнулся, не захлопал и… не кинул ни одной монетки. Площадь опустела, на ней остались только мы и стражники, которые приближались к нам со зловещими ухмылками. Запахло будущей битвой.

Я грозно ощерился, благо настоящее состояние позволяло, Павел вытащил нож, а Татина кинулась развязывать лошадей. Кан же скрестил руки на груди и, исполненный достоинства, остался на месте, глядя на приближающихся псов-рыцарей. Те, увидев наши приготовления, остановились и лениво вытащили из-за спин черные арбалеты.

С таким аргументом приходится считаться, и мы застыли, ожидая дальнейшего развития событий. Вперед выступил улыбчивый Монд, пока остальные держали нас на прицеле.

– Ну что же, бродяжки, – ласково начал он, – мы собрали для вашего выступления всех людей. Вы выступили, публика смотрела внимательно и разошлась в полном восторге. Я считаю, что свою часть договора мы выполнили и вправе рассчитывать на договороную компенсацию. Где наши десять серебряных монет?

– Так вы же сами видели, что нам ничего не бросили! Можете взять свою плату у горожан, перед которыми мы выступали. Мы тоже свою часть договора считаем выполненной. Отпустите нас, а? Можно без прощальных поцелуев и объятий – мы не обидимся! – не выдержала Татина. Кан всё также спокойно стоял и не вмешивался в разговор.

– Невыполнение одной из сторон своих обязательств у нас считается преступлением, и по своей тяжести приравнивается к воровству. А уж если договор был заключен с представителями местной власти, то тяжесть преступления возрастает вдвойне! – монотонно, как будто повторяя вызубренный текст, произнес Монд. – Так что или вы платите нам положенную виру, или отправляетесь в веселое путешествие до Башни Безмолвия, а там трудом и полным раскаянием искупите совершенное преступление. Нам всё равно заплатят за поимку преступников, да еще и за ваших коней пять монет накинут. А медведя мы можем себе оставить – будет у нас на воротах стоять, как пугало.

«Павел, я не хочу к ним на ворота, все же благородный кот, а не шавка дворовая. Принимай меры или я прыгну на них и погибну смертью храбрых, вот тогда пожалеешь, вот тогда заплачешь!» – повернулся я к Павлу.

«Кешка, а что я могу? Вон их сколько, даже если применю амулет и орочье умение, то все равно они выстрелить успеют и неизвестно – в кого попадут. А в полночь ты превратишься обратно в кота и догонишь нас, а если посадят на ошейник, то ты легко из него выскользнешь. Потерпи немного, для дела нужно» – подмигнул Павел.

Вот спасибо, друг еще называется, когда вернемся домой, я тебе все припомню.

– Ну что пригорюнились? Мы вас силком не тянули, вы сами решили в нашем благословенном городе выступить. А пять положенных лет быстро пролетят, даже моргнуть не успеете! – заржал первый стражник.

Кан посмотрел на Павла, на Татину, мельком взглянул на меня и каждому одобрительно кивнул.

– Мы согласны на ваши условия, досточтимые стражи порядка. Наша вина в том, что мы так опрометчиво посулили невозможное для этого прекрасного города, и готовы понести должное наказание. Просим вас препроводить наши лживые персоны в Башню. Мы смиряемся и надеемся, что это будет учтено по всему пути нашего пленения, – поклонился стражникам Кан.

– Эх, а так хотелось, чтобы вы немного посопротивлялись. Вы поймите – мы не со зла, но так давно не чесали кулаки… – Монд притворно вздохнул, а мне захотелось предоставить ему такую возможность, пока я в теле медведя.

Но, увы, раз Павел запретил, то приходится сдерживаться, лишь пару раз рыкнул для порядка. Забавно наблюдать, как стражники подходили ко мне со своим ошейником.

Давно я не видел подобного пиетета по отношению к своей скромной персоне, да признаться честно – никогда не видел. Все время лишь тычки и гонения, ну не могут понять люди, что вор не я, а моя природная сущность. Лишь она толкает на мелкие преступления, а сам бы я никогда, не-е-ет. Что вы, что вы! Стражники подошли ко мне сбоку и стали решать – кому первым испытать судьбу. Так и не придя к общему согласию, они, вежливо потрясая арбалетами, попросили Павла свершить это черное дело.

С каким же вселенским укором я смотрел ему в глаза… От моего уничижительного взора должно скиснуть самое свежее молоко и лишиться листвы молодое деревце. Павел, пряча глаза и ежеминутно извиняясь, все-таки надел на меня этот символ рабства и подвел к вбитому в стену кольцу. Как какую-то дворняжку посадил на цепь и увернулся от мощного шлепка по филейной части. Зато моя левая нога подогнулась, и я ткнулся мордой в дорожную пыль – непередаваемые ощущения, даже выть захотелось.

Стражники заржали над моими действиями, похоже, их веселило всё, что связано с насилием и болью. Когда смех утих, они с поклонами встретили появление тележки с установленной на ней клеткой. Её тащили четверо пустоглазых горожанина. Флегматично выкатили тележку на площадь и, бросив слеги, отправились восвояси, безучастные и равнодушные ко всему.

– Сейчас, многоуважаемые преступники, вам предстоит сдать оружие и поклажу, что у вас есть. В пути вам оно все равно не пригодится, а нам спокойнее будет – не порежетесь, неудачно повернувшись во сне. Надеюсь, вы не будете против, если мы вас обыщем? – Монд подмигнул Татине.

Та скорчила рожу, отстегнула поясной кинжальчик. Потом развела руками, показывая, что больше ничего нет. Один из стражников вознамерился провести обыск, Кан остановил дернувшегося Павла и показал взглядом на меня. Я понял без слов и начал показывать взбесившегося котенка, то есть прыгать, рваться и рычать на все движущееся.

– Не касайтесь ее, пожалуйста, у нее больше ничего нет, а зверя вы донельзя разъярите. Потом сами будете его успокаивать, и я не думаю, что вам это скоро удастся! – подал голос Кан. Монд мотнул головой, и стражник отказался от своей затеи, зато грубо сорвал с плеча Кана его сумку с травами.

– Что это? Какое-то сено… Лошадей этим кормишь? – спросил он у Кана.

– Нет, добрый страж, это приправы к еде – люблю себя побаловать хорошей пищей. Можешь попробовать сам, если сомневаешься, вот перченый каст, вот луковый росток – приятный на вкус, а потом острое послевкусие, – Кан начал показывать на различные травы.

Стражник попробовал, потом побагровел, заплевался и пустился бежать к колодцу. Там он на пять минут приник к ведру и только потом оторвался, изрядно побледневший и отдающий в синеву.

– Может кто еще хочет попробовать, так угощайтесь, мне не жалко! – повернулся Кан к остальным стражникам.

Те отрицательно замотали головами, но и сумку не вернули. Похлопали по карманам, по телу Павла и Кана, к Татине подходить не стали. Монд повертел немного в руках Пашкин амулет.

– Это память о родителях, она ничего не стоит, но мне очень дорога. Вы за эту безделушку не выручите ничего, в ней нет ни грамма золота или серебра. Прошу вас оставить её, достойный страж, – проговорил Павел. Ого, в нем проснулась актерская способность. Молодец!

Монд еще немного посмотрел на амулет, затем отдал и похлопал Павла по щеке, мол помни мою доброту. Хоть кто-то не знает, что этот амулет принадлежит Корню.

– Путь нам предстоит неблизкий, горожан на весь путь не хватит, да их еще и кормить нужно, так что давайте-ка запряжем в тележку ваших лошадушек, пускай они и везут вас. А заодно и сами на продажу пойдут. Так как мы обнаружили вас первыми, то мы и будем провожать до Башни, дабы вы не скучали по дороге. Так что милости просим в вашу благоустроенную обитель, в которой вам предстоит провести несколько незабываемых деньков, – и с издевательским поклоном Монд простер руку по направлению к клетке.

Кан взглядом велел молчать Татине и первым залез в клетку. Тележка отозвалась скрипом и кряхтением, клетка на ней сделана из проржавевших прутов, скрепленных между собой мощными кольцами. Следом за Каном туда залез Павел, немного погодя завалилась Татина, но перед этим выторговала несколько охапок соломы, для мягкости поездки.

Солому принесли и бросили на пол клетки, затем на клетку накинули рваную дерюгу. Как объяснил Монд – для сохранности товара, а то добропорядочные граждане, кипя от праведного гнева, могли закидать злостных преступников. Оказалось, что стражники других городов из зависти и вредности заставляли население кидать камни в преступников, частенько забивая их насмерть. Вот из-за такой предосторожности и была накинута завеса.

Но началу пути воспрепятствовало поведение Бегунка. Этот житель вольных степей никак не хотел идти в упряжь, всячески давая отпор попыткам накинуть на него дугу. Уже не один стражник сложился пополам от его метких ударов копытом, пришлось Монду снова прибегнуть к помощи Пашки. Тот вылез из тележки и с большими уговорами и мольбами все же убедил Бегунка встать под рабское ярмо. Похоже, в этот день дружба Пашки с животным миром в наших лицах, или лучше сказать мордах, претерпела жестокие испытания. Ох, и вспомнится же ему это, ох и вспомнится.

Между тем, запряженные лошади тронули с места скрипучую повозку и путешествие в сторону Башни началось. Я проводил их тоскливым взглядом, пола дерюги дернулась, показалось Пашкино лицо, он мне ободряюще подмигнул. Я же в ответ ему ободряюще прорычал так, что от меня шарахнулись стражники. Монд и первый стражник, сопровождающие моих друзей, обернулись и, что-то проговорив друг другу, громко заржали. Мост поднялся и скрыл от меня древнюю повозку.

– Ну что, голубчики, будем знакомиться – меня зовут Иннокентий. Великий и ужасный! Так что лучше не тревожьте лишний раз понапрасну. Ваши имена мне не интересны, единственное, что меня интересует, так это когда будет обед? – зарычал я.

Меня не поняли, и в дальнейшем старались держаться подальше. Даже поесть не принесли, может зря я так грубо?

Весь день не произошло ничего интересного. Я подремал, снова попытался попросить пищу. Бесполезно, так и сидел весь день голодный, зато не трогали и обходили стороной. Полузомби-горожане сновали туда-сюда, на автомате выполняя повседневные заботы. Разговор вели только стражники. Разговаривали о женщинах, не обманут ли их провожатые моих друзей с деньгами и когда же наступит светлое будущее. Так что я откровенно скучал, никто не приехал, никто не уехал, рычать на стражников в скором времени надоело, и я принялся просто ловить мух. Казалось, весь город одномоментно уснул и забыл проснуться. Скукотища!!!

Наконец-то повеяло наступлением вечера и унылую серость города покрыли сумерки, все больше и больше закрывая от глаз грязь и темные потеки на стенах домов. Горожане отправились по домам, и весь город вымер, нигде ни огонька, ни движения.

Стражники еще поиграли в кости, причем на деньги, полученные от выручки за пленников, и тоже отправились в сторожку. Через небольшой отрезок времени оттуда донесся слаженный громогласный храп. Это были единственные звуки вымершего города, им вторили выцветшие вывески перед трактиром и булочной. Даже цикады и сверчки не решались вносить свои трели в эту музыку безнадежности.

Темнота полностью накрыла черным одеялом город. Неминуемо приближалось мое освобождение, и я начал потихоньку подергиваться, в надежде раскачать кольцо на стене и поскорее освободиться от опостылевшего ошейника. Признаюсь, это удалось бы мне не скоро, когда я в один момент уменьшился до привычных размеров и приземлился на четыре лапы. Эх, жаль меня не видели домашние коты в медвежьем обличье, тогда бы я смог спокойно ходить по всему городу, а передо мной расступались бы самые отвязные забияки. Да-а, в чем-то я становлюсь похожим на Павла, он тоже мечтает показаться с амулетом в школе.

Вот вспомнил его, а он уже тут как тут, неожиданно материализовался предо мной. У меня от испуга даже шерсть встала дыбом – вроде нет никого, и тут материализуется мой друг.

– Ну что, Кешка, соскучился? Не прыгай на меня, это была тактическая хитрость. Кан объяснил по дороге, что мы беспрепятственно сможем проехать до Башни, минуя города и села, и не объясняя всем и каждому – куда мы идем и с какой целью. Татина еще поворчала, но в итоге признала его правоту. Так что и ты должен понять меня, почему я тебя оставил, клянусь – больше такого не повторится! – и Павел поднял вверх правую руку, а левую положил мне на голову.

Насмотрелся, блин, иностранных фильмов, вот и выпендривается теперь. Я ему высказал все, что думаю о нем, Кане и стратегах доморощенных, но вряд ли его это проняло. Потому постарался царапнуть, но злосчастный амулет не дал мне этого сделать, а ощутимо дернул лапу в сторону. Ну как на него не сердится, если даже ударить нормально не можешь? Оставалось только плюнуть, что я и сделал, порадовавшись, что мое выражение чувств попало на потрепанный кроссовок Пашки.

Тот сделал вид, что не заметил и повернулся к храпящей сторожке. Там как раз выводились очередные, не соловьиные, трели. Павел немного постоял, почесал затылок и, приняв решение, повернул луч и пропал. Через несколько минут, когда я уже начал беспокоиться о нем, Павел появился с кульком в руках, из которого доносился заманчивый запах еды. Желудок ожесточенно заурчал, напомнив о том, что обед и ужин благополучно его миновал. Он даже заставил тело униженно подпрыгивать около Пашки, как в старые времена, когда я еще маленьким котенком выцыганивал лакомые кусочки на кухне.

– Ну ладно, Кешка, хватит оваций, нам еще наших догонять. Давай, прыгай на руки, и понеслись по кочкам! – Павел протянул мне распростертые объятия.

Я с выражением глубоко попранного чувства гордости забрался к нему на руки, и началось чередование образов. Только что мы стояли у ворот и вот уже стоим на крепостной стене, миг и мы уже на другой стороне рва, еще пара мгновений и город скрывается из виду. Мы продолжаем движение к цели, совершенно не нужной нам, но такой необходимой живущим здесь. Холодок то и дело пробегает по коже, когда Павел поворачивает луч амулета, в конце концов, он сливается в один непрерывный сквозняк…