Текст книги "Злые напасти (СИ)"

Автор книги: Алексей Филиппов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

  – В разбойный приказ, – подьячий резко дёрнул торговца на себя. – На дыбу!

  – За что же на дыбу-то?

  – А чтоб лишнего не болтал...

  – Да, где ж я болтал-то? – принялся оправдываться Мартын, но тут же стушевался. – Прости меня, острый нож он мне к горлу приставил... Вот я и рассказал о твоей свече... И поведал, что ты по храмам пойдёшь подобную искать... Прости...

  – Кто он? – подьячий еще сильнее надавил на купца и повалил его спиною на стол.

  – Не знаю, – прохрипел торговец. – Ты ушёл, а он тут как тут да с ножом, будто выслеживал тебя. Испугался я... Пожить-то еще хочется...

  – Ладно, – отпустил торговца Осип и пошёл вон из его закутка. – Живи... И, это... Не таи зла... Беда на меня навалилась так, что спасу нет. Сживёт меня со свету Сабанеев, коли я лошадь в три дня не найду. Вот я и... Прости...

  5

  Теперь понял Осип, откуда похититель лошади узнал о свече, но толку от такого понимания никакого. Много лесу темного, да нет древа годного. Подьячий медленно брёл вдоль кремлёвской стены, размышляя как легче беду урезонить. Думал-думал он и решил.

  – Раз со свечи моё знакомство с подлецом началось, надо эту свечу и дальше искать. А как найду, там и смотреть буду: с какого боку пристроился к этому делу подлый Степан...

  Приняв решение, стряхнул Осип с плеч всю грусть-печаль и побежал к переправе. Бежал и только об одном сожалел, что нет у него лошади: верхом-то сподручнее поиск вести. Путь-то до села Преображенского, всё-таки, неблизкий...

  Подьячий завернул за угол собора Пресвятой Богородицы и с разбегу натолкнулся на подлое дело: два крепких мужика били лохматого рыжего парня. Парень лежал на земле, а эти два бугая нещадно молотили его ногами, приговаривая хриплыми голосами:

  – Мы отучим тебя по чужим жёнам шастать! До смерти тебя забьём, кобель поганый! Ух!

  Очень не по нраву было Осипу, когда двое одного лупцуют, да еще лежачего. Не стерпел подьячий такого безобразия: схватил он камень с земли да швырнул его в спину ближнего к нему истязателя. Тот еще и охнуть не успел, а у Осипа еще один булыжник в руке.

  – Ты чего?! – завопил скривившийся от боли мужик. – Чего сразу камнем-то?!

  – А вы чего двое на одного налетели?! – заорал в ответ подьячий и вновь замахнулся камнем. – Я вас сейчас мигом в Разбойный приказ отведу! Сейчас же стрельцов крикну! У, тати!

  Мужики, будто остолбенели от такого крика, а потом рванули со всех ног прочь от побоища.

  – Ой, спасибо тебе, – стонал рыжий парень, утирая рукавом с лица кровь. – Убили бы они меня, если б не ты... Я теперь твой должник на веки вечные... Как тебя звать?

  – Осип.

  – А я Афоня, – щурил парень зеленоватые глаза, за лёгкой завесой которых, таилась ватага весёлых бесенят. – Слушай, Осип, может, тебе денег дать? У меня три копейки есть...

  – Не нужны мне твои копейки, – усмехнулся Осип. – Мне лошадь сейчас нужна... Вот если б ты мне лошадёнку с седлом привёл, вот тогда бы уважил. Да, только, где тебе её взять, лошадь-то... Её за три копейки не купишь. Ладно, побегу я. Некогда...

  – Лошадь? – морщась, Афоня поднялся на ноги. – Стой здесь. Поищу я тебе лошадь...

  – Недосуг мне сегодня стоять, – отмахнулся подьячий.

  – Подожди, – новый знакомый схватил Осипа за рубаху. – Дядька у меня при аргамачьих конюшнях служит. У них там табунок лошадок негодных есть: старые которые или с болезнью. Вот. И этими вот лошадками конюхам дозволено пользоваться по их усмотрению. Временно, конечно. Привилегия у них такая. Сейчас я у дядьки попрошу. Он добрый. Даст тебе лошадку до вечера...

  И так Афоня убедительно обещал, что подьячий согласился его подождать до следующего боя часов на Спасской башне. И не зря ждал подьячий. Явился Афоня раньше назначенного времени, и с двумя лошадьми. Не особо хороши лошадки, но всё на них лучше, чем пешком.

  – Это, – смущенно потупил глаза Афоня, – дядька сказал, чтоб я с тобой непременно был. Боится он за лошадь. А со мной вот дал... Поехали. Я тебе мешать не буду. Я только за лошадьми приглядывать стану. Так дядька велел. Чего искать будем?

  – Лошадь у меня украли, – буркнул Осип, усаживаясь в седло. – Конокрада хочу сыскать...

  В храме села Преображенского ничего нового вызнать не удалось. Священник посоветовал съездить в село Черкизово. В храме Ильи Пророка поспрашивать. Поскакали туда, но и там ничего. Опять посоветовали. Ох, и любят давать советы люди добрые! На этот раз послали в село Гальяново, в храм преподобных Зосимы и Саватия. Помчали к этому храму. И вот здесь подьячему чуть улыбнулась удача. Пожилой дьякон долго смотрел на огарок, а потом сказал:

  – Где такой воск варили, не знаю, а вот фитильки косичкой плетут в обители на Ширяевом поле.

  – Что это за обитель на поле Ширяевом? – удивленно переспросил дьякона Афоня, стоявший позади подьячего. – Никогда не слышал.

  – Мало кто про ту обитель знает, – вздохнул дьякон. – В лесу она устроена сыном сокольника Фомы.

  – Какого такого Фомы? – нахмурился Осип. – Говори скорее. Времени у меня нет...

  – А чего говорить? – пожал плечами дьякон. – Был у нашего государя Алексея Михайловича, царство ему небесное, любимый сокол, которого звали Ширяй. Вот. А сокольник государев – Фома по случайности этого сокола стрелой сбил. Очень осерчал Алексей Михайлович и велел на том же месте, куда сокол подстреленный упал, повесить Фому. Вот. А сынок Фомы меньшой, как вырос, решил в монахи постричься. Лет десять жил он в Троицкой обители, а недавно пришёл сюда и поселился в лесу, недалеко от того места, где отца его казнили. Потом к нему ещё братия подошла... Так и живут там. Отстроились в глухом лесу на полянке...

  – Подожди, – нетерпеливо махнул рукой подьячий. – Хватит языком молоть, говори, как до той обители добраться. Мне скорее надо...

  – Вон туда езжайте, – дьякон показал на дорогу, – как проедете два мостка через речушки, так начинайте на правую сторону смотреть, а как увидите кривую сосну рядом с гнутой берёзой, так и поворачивайте на лесную дорогу. Эта дорога вас к обители и выведет.

  6.

  Когда они подъехали к кривой сосне, стало темнеть.

  – Коней бы нам вернуть до ночи, – волновался Афоня, – а то, ведь, дядька мне в следующий раз не поможет. Нельзя мне его доверия терять. Понимаешь? Никак нельзя. Давай вернёмся. Завтра обитель ту найдём.

  Осип посмотрел на товарища, спрыгнул с коня и строго приказал.

  – Поезжай в Москву, а я пешком куда надо доберусь.

  – Как же так-то? – завертел головой Афоня. – Как же я тебя брошу-то? Не приучен я так! Вместе так вместе...

  – Я сказал: поезжай! – Осип даже кулаком Афоне пригрозил. – Будет он мне тут ещё! У тебя своё дело, а у меня своё. За помощь благодарствую, а дальше я сам. Всё! Проваливай!

  И не дожидаясь ответа, подьячий пошёл по лесной дороге. Шёл он быстро и не оглядывался. А какой смысл оглядываться, если через десяток шагов оказался Осип в дремучем лесу. И так темно стало, что решил подьячий даже бежать, чтоб поскорей вырваться из цепких лапищ зловещего сумрака. Не назад, конечно же, побежал, а вперёд. Ему поскорее хотелось добраться до нужного ему места, к людям, вот он и спешил. Однако идея оказалась не совсем удачной: через несколько торопливых шагов бегун споткнулся обо что-то и растянулся на сырой земле. Недаром говорится: кто прытко бегает, тот часто и падает. Дальше Осип решил пробираться шагом.

  – А то, ведь, и без глаза остаться можно, – подумал подьячий, разглядывая перед собой дорогу, еле видную в тусклом лунном свете. – Наткнёшься на сучок и всё...

  А была та дорога – так себе: то там, то тут, выползали на неё корявые корни, очень похожие на гигантских змей, рядом с ними валялись гнилые брёвна и сорванные ветром сучья. Сразу видно, что путешествовали этой тропой редко. Попадались на дороге и топкие места, где ноги сразу начинали вязнуть в противной слякоти. Один раз Осип в этой кисельной мерзости поскользнулся и упал. После того падения подьячий подобрал с земли толстый сук и стал тыкать впереди себя этим посохом, отыскивая свободную твердь.

  К частоколу Осип вышел как-то совсем неожиданно. Вернее, он совсем отчаялся найти в кромешной тьме цель своего путешествия, и, как говорится, прямо носом уткнулся в плотный ряд сырых брёвен. Пошарив по брёвнам рукой, подьячий понял, что это ворота, и заперты они изнутри на крепкий засов. Осип стал кричать и бить по брёвнам кулаками. Скоро створки ворот натужно заскрипели и стали потихоньку отворяться. Подьячий шагнул в приоткрытые ворота и столкнулся с огромным человеком.

  – Мне, это, – залепетал от неожиданности Осип. – Узнать надо... Насчет свечки... У кого?

  Великан в ответ ничего не сказал, а только головой мотнул, дескать, иди за мной. Буквально, в двух шагах от ворот стоял покосившийся сарай, вот туда Осипа исполин и привёл. Привёл, легонько толкнул к куче соломы и сунул в руки тулуп. Без слов понял подьячий, что лучше не рыпаться и устроиться на ночлег в сарае, а утро вечера мудренее.

  Проснулся Осип от звона. Кто-то за стеной сарая стучал железом о железо. Подьячий быстро поднялся, вышел на улицу и зажмурился от яркого солнечного света. Хорошая погода на улице. Радостная. Только Осипу не до радости сейчас, забота гложет его душу, словно голодный пёс кость. Подьячий быстро огляделся и пошёл к монаху, стучавшему молотком по наковальне.

  – Брат, – окликнул инока Осип, – а свечник у вас в обители есть?

  – Как не быть, – ответил монах, не прекращая изготовления четырёхгранного гвоздя.

  – А где мне его сейчас отыскать?

  – А на кой он тебе? – монах подхватил щипцами с наковальни гвоздь и быстро сунул его в ушат с водой. Вода зашипела.

  – Свечу вот хотел показать, – подьячий достал из сумы огарок свечи и показал его иноку. – Мне надо знать, кто такой воск выплавляет?

  – Я выплавлял, и свечку эту я делал, – монах бросил в корзину готовый гвоздь и взял из рук Осипа огарок. – Как раз перед Благовещением Пресвятой Богородицы все соты старые из кладовой нашей я выгреб да плавить стал. Дрянь воск получился, но свечи из него я всё равно сделал. Те, что получше – отобрал, чтоб в храме на кандило ставить, а остальные сложил в корзину и в притворе оставил.

  – Это свеча тоже в той корзине лежала? – у Осипа даже голос слегка дрогнул от подобной удачи. Ещё шажок и узнает он, где девчонку убили...

  – Где же ей ещё лежать-то? – пожал плечами монах. – В храм такую совестно ставить...

  – А кто её из корзины взял? – выкрикнул подьячий будоражащий его душу вопрос.

  – Кто ж его знает? – вздохнул инок. – Может, из братии кто. Или кто из гостей обители нашей. Приходят к нам иногда люди. Мы никого не гоним. Если злого намерения нет, сразу гостю ворота откроем. Любой мог свечку из корзины взять. А ты чего так интересуешься?

  На всякий случай, Осип решил всей правды не говорить, а вместо ответа на вопрос сам поинтересовался – сколько иноков в обители спасается. Оказалось – пятеро. И живут они все в одной келье, как подобает по правилам монашеского общежития, заповеданного ещё Преподобным Сергием Радонежским. Узнав об общежитии, Осип так крепко задумался, что не сразу откликнулся на приглашение к монашескому столу.

  – Если здесь девчонка перед смертью свечу схватила, – думал подьячий, запивая черствые ржаные сухари жидким овсяным киселём, – то все они здесь в блуде погрязли. Прости меня, Господи. Разве в такой тесной обители грех подобной утаишь? Никогда. Если была здесь девчонка, то всякий об этом знает. Неужели, с виду они все только такие... Вряд ли, не похоже... Да и зачем её из дремучего леса тащить в даль-дальнюю? Не с руки это...

  Увлеченный своими мыслями, Осип и не заметил, как остался за столом один. И сидел он так, пока не доел все сухари из глиняной плошки. А как доел, так сразу огляделся, всполошился и выбежал на улицу. На улице же кипела работа. Один монах ковал, двое пилили бревно на доски, двое рубили сруб. На гостя никто внимания не обращал.

  Подьячий опять подошёл к кузнецу и поклонился.

  – Благодарствую за угощение...

  – Господа благодари, а нас не за что, – буркнул монах и выбил на шляпке очередного раскалённого гвоздя клеймо: три переплетенных колечка.

  – А давай я тебе помогу, – желая заслужить расположение кузнеца, предложил Осип. – Чего делать надо?

  – Становись к горну, – сказал инок. – На мехах работать будешь, и заготовки мне подавать.

  Во время работы подьячий пытался разговорить монаха-кузнеца, но из этого ничего путного не вышло. Единственное, что удалось выведать Осипу, так это о категорическом запрете женщинам посещать обитель. На вопрос о гостях, кузнец только плечами повёл, дескать, они мне все совсем без надобности. И ещё один гвоздь со звоном упал в большую корзину, потом ещё один, ещё и ещё. Когда корзина наполнилась, кузнец утёр рукавом пот и сказал.

  – Ну, вот, сделан зарок на утро нынешнее с Божьей помощью, теперь и отдохнуть не грех...

  Осип уселся на бревно, ожидая, что и монах сейчас усядется рядом, но тот от наковальни, ни на шаг, только, вместо увесистого молота, взял сперва маленький молоточек в руки, а потом зубильце. Подьячий заинтересовался этаким отдыхом и подошёл к наковальне. Кузнец колдовал над лезвием ножа.

  – Чего это? – спросил Осип, глядя на ловкую работу умельца.

  – Ножичек меня попросили особый сделать, – ответил кузнец, продолжая работу. – С секретом...

  – С каким ещё секретом?

  – Сварю я лезвие из двух пластин... На одной пластине углубление, чтоб внутри лезвия пустота была... А на другой пластине, напротив этой пустоты два отверстия маленьких – по толщине как иголка еловая... Если ручку повернуть, сюда можно медку жидкого налить...

  – А зачем это? – удивился подьячий, рассматривая пластину.

  – Как зачем? – пожал плечами кузнец. – Для шутки. К примеру, разрежу я этим ножом редьку на две половины, одну тебе дам, а другую сам съем. У тебя будет редька горькая, а меня с мёдом. Понял? Ну, не чудо ли? Один добрый человек тайну мне эту поведал. Рассказал, что видел такой ножичек у одного иноземца и спросил смогу ли я чудо такое сварганить. Я порасспросил его ещё чуток, уяснил суть и сказал, что смогу. Вот теперь самая малость осталась и будет готов ножичек. Тут работа тонкая, это тебе не гвозди клепать. Я за такой работой душой отдыхаю...

  «Отдыхал» кузнец недолго, а потом опять позвал Осипа гвозди ковать. Ещё одну корзину гвоздей надумал сделать он до обеда.

  – А зачем вам столько гвоздей? – удивился подьячий, раздувая мехами нужный жар в горне.

  – Стройку какую-то в Преображенском затеяли, вот и попросили нас помочь, – ответил монах, ловко поставив красную от жара заготовку в оправку. – А нам доброе дело сотворить всегда приятно. Раз в неделю гвозди у нас забирают...

  И опять закипела работа. Перед полуденной трапезой попробовал подьячий заговорить с другими иноками обители, но тоже всё без успеха. Двое из них дали обет молчания, а ещё двое, кроме «не ведаю» и «на всё воля божья», ничего не хотели говорить.

  Время уже не шло, а бежало, как песок сквозь пальцы. Подьячий узнал, кто сделал свечу, но что толку: даже намёка на какой-то новый след теперь не было и в помине. Хотя, мог ту свечу взять человек, какой из Преображенского за гвоздями приезжал... Там можно поискать, ежели о других гостях ничего выведать не получилось. На безрыбье и рак рыба.

  7

  После полудня все помолились и уселись за стол. Трапеза всё та же: ржаные сухари и кисель. Ели степенно, не торопились и без всяких разговоров. Осип попробовал завязать беседу, но на него все сразу так строго глянули, что в жар парня бросило. Оно и понятно: в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Подьячий примолк, ссутулился и стал грызть жесткие сухари, запивая их холодным и безвкусным киселём. И когда он одолел третий сухарь, с улицы послышался шум.

  Эй! – кто-то громко кричал за воротами. – Открывай, кому говорю! Чего закрылись?!

  Монахи переглянулись, как по команде, встали из-за стола, взяли на крыльце топоры и пошли к воротам. Один инок стал отодвигать тяжелый засов, а четыре его товарища, отступив шага на три назад, подняли к плечам топоры. Не жаловали здесь особо крикливых гостей. У крикливых часто недоброе на душе. Но оружие им на этот раз не пригодилось. Створки раскрылись, и Осип увидел Афоню. Афоня скалил в улыбке щербатый рот, приветливо махал рукой и кричал:

  – Выходи, Осип! Я с дядькой договорился! На два дня он нам лошадей дал! Поехали!

  Осип так обрадовался появлению своего товарища, что чуть было не позабыл поблагодарить братию за приём, но вовремя опомнился и низко поклонился монахам. Те степенно поклонились в ответ, и каждый из них двумя перстами перекрестил уходящего гостя. И опять ни одного слова не промолвили иноки.

  – Я всё утро дядьку уговаривал, – не переставая, щебетал Афоня, пока они ехали по лесной дороге. – Беда, говорю, у человека: лошадь украли. Помогать надо. А дядька ни в какую: не дам – всё тут. Раз одну украли, говорит, так и вторую украдут. Бестолочь, дескать, твой дружок. А я не сдаюсь и опять за своё. Ты, говорю, Осипа не знаешь. Случайно у него украли, а мы с ним непременно конокрада отыщем... Надо было тебе ещё одежду новую захватить, а то у тебя кафтан никуда не годится: грязный да с дырами жжеными... В Москву приедем, так сразу же в торговый ряд пойдём... У меня три деньги есть... И торговцев знакомых не счесть...

  Осип слушал болтовню Афони, и радовался, уж больно, стосковался он в лесной обители по весёлой людской речи.

  Выехав из леса, остановились и спросили возчика, проезжающей по дороге телеги, как сподручней добраться до села Преображенского и, получив дельный да подробный ответ, поскакали.

  Перед околицей села остановились.

  – Вот что, – сказал подьячий своему товарищу, – поезжай-ка сейчас в село да узнай: работают ли в селе плотники. Если работают, то посмотри: какой у них инструмент, есть ли гвозди. А как узнаешь, так возвращайся сюда...

  – А зачем тебе плотники? – удивлённо глянул на Осипа Афоня. – Конокрад с плотниками, что ли, ходит?

  – Езжай! – вместо ответа нахмурил бровь подьячий. – Много будешь знать, так уши лопнут.

  Проводив товарища, Осип привязал к берёзе лошадь и решил посмотреть: что это за тын виднеется за кустами ольхи. Подьячий пролез через кусты и оказался на углу загородки. Немного подумав, он решил пройти вдоль тына и посмотреть, а чего там – за следующим углом. Делать-то было всё равно нечего, а Осип без дела сидеть ой как не любил. Загородка оказалась длинной, и пробраться вдоль неё не мутовку облизать. Вдоль тына сплошь кусты: черёмуха, бузина, ольха, малина... Другой бы уступил, но Осип не таков. Добрался он до нужного угла и даже вышел из-за него. А там за углом с десятка два мужиков торопливо заходят приоткрытые ворота. Подьячему стало интересно: куда это они все побежали? Он подошёл поближе...

  – Эй, – крикнул здоровяк в потёртом кафтане, глядя Осипа. – Чего не заходишь?! Давай скорее! Одного тебя ждать не буду! Разом закрою ворота!

  Осип оглянулся – никого.

  – Чего стоишь?! – топнул ногой здоровяк. – Сейчас закрою ворота и останешься ни с чем! Стоит тут как нищий на паперти! Заходи!

  Подьячий ещё раз оглянулся и решил зайти. Интересно ему стало: куда это его так настойчиво зазывают.

  Не успел Осип войти за тын, как ему сразу же сунули в руки тяжёлый заступ и поставили в ряд землекопов.

  – Копай! – велел тот самый здоровяк, который зазвал подьячего в ворота. – И не ленись... Смотреть буду за вами. Плохо будешь копать, при расчёте учту... Понял?

  Сперва Осип воспротивиться хотел, но тут он заметил плотника, сбивавшего гвоздями широкий помост. Вот из-за тех гвоздей и решил подьячий немного покопать землю.

  – Сейчас покопаю малость, – думал он, ворочая заступом сырую землю, – а потом подойду и посмотрю, что это за гвозди такие у плотника, а дальше видно будет.

  Но малость покопать не получилось. За землекопами зорко следил надсмотрщик: и стоило кому-то остановиться, так этот с громким криком тут как тут. А крик у него совершенно особенный, против такого ни один не устоит и не воспротивится. Как говорится, от э такого крика и мертвый из могилы встанет. Так и трудились все, не разгибаясь, пока надсмотрщик перерыва не объявил.

  Немного отдышавшись, подошёл Осип к плотникам. Взял в руки гвоздь и вздохнул облегчённо – на шляпке виднелось монастырское клеймо.

  – Чего тут шаришься? – вырвал из рук подьячего гвоздь рыжебородый плотник. – А ну, иди к своим!

  – Уйду, уйду, – торопливо закивал Осип. – Гвозди у тебя, больно, хороши. Где берёшь такие? Мне вот тоже гвозди нужны...

  – Хозяин гвозди приносит, вон у него и спроси, если он с тобой разговаривать станет, – буркнул плотник, показывая пальцем на человека, зашедшего за угол сарая.

  Разглядеть того человека подьячий не успел и хотел побежать к сараю, но тут его надсмотрщик за шиворот схватил.

  – Ты чего мечешься, как вошь на гребне? – хрипел здоровяк над самым ухом Осипа. – Нанялся копать, так копай, а другим работать своими разговорами не смей мешать!

  Пришлось подьячему опять взяться за тяжёлый заступ. Теперь он копал, размышляя, а что ему надо сделать во время следующего перерыва. Первым делом он решил узнать: что за углом того сарая, за который ушёл хозяин, добывающий гвозди для плотников.

  – Конечно, за углом тот хозяин не сидит, – размышлял Осип, выбрасывая из ямы тяжелую глинистую почву, – но нужно обязательно посмотреть, какие за тем углом есть дорожки с тропинками. Обязательно...

  Тропинка за углом оказалась одна, привела она подьячего к стене из толстых брёвен и опять куда-то завернула. Осип выглянул за угол стены и увидел прямо перед собой стрельцов. Два стрельца сидели на лавке и о чём-то степенно беседовали, но, вдруг, служивые встрепенулись. То ли ветка под ногой подьячего хрустнула, то ли ещё чего, только стрельцы вскочили с лавки, схватили пики и... Дальше Осип смотреть не стал. Он быстро отступил назад и, заметив у противоположного края стены канаву, помчал туда. А из канавы той под стену было что-то, вроде подкопа. Вот в этот подкоп подьячий и заполз, словно проворная ящерка. Стрельцы, по всей видимости, его заметили и, переругиваясь, подбежали к той самой канаве. Ничего хорошего от встречи с сердитыми стрельцами никак нельзя было ожидать, и Осип пополз во тьме подальше подкопа.

  8

  Осип решил заползти в какой-нибудь угол да притаиться там, а как суета улице притихнет, обратно выбраться через тот же подкоп наружу. Но с поисками угла беглец, по всей видимости, промахнулся, потому как выполз на свет. Свет струился откуда-то сверху. Присмотревшись, подьячий понял, что там наверху приоткрытая дверь.

  – А вот и выход нашёлся, – подумал Осип, намереваясь подняться с колен, но не успел.

  Дверь распахнулась, и послышались сердитые крики:

  – Упустили, сучьи дети! Как он в подпол-то залез?!

  – Здесь подкоп собаки сделали! Может, через него? А, может, и нет его в подполе, подкоп-то узкий... Может, в лес убежал?

  – Может?! Всем вам головы велю срубить! Ой, дождётесь!

  – Да, мы-то чего?

  – Из-под земли достаньте мне его! Всё проверить! А как увидите, так бейте его сразу пикой! Поняли?! Без разговоров!

  И решил подьячий, на всякий случай, от тех грозных криков подальше спрятаться, благо сумел он по правую руку от себя рассмотреть несколько ступенек, уходящих куда-то вниз. Ступенек оказалось около десятка, а дальше – подземный ход! Да такой просторный ход нашёлся, что подьячий сумел в полный рост встать. Правда, разбежаться по этому ходу не получилось – в дверь уткнулся Осип. Дверь оказалась незапертой. Беглец быстро приоткрыл её и оказался в тесной конурке. Пока закрывалась дверь, подьячий успел заметить, что в конурке есть ещё два выхода: в одном из них виднелся багрово-красный мерцающий отблеск, а в другом тьма. В эту тьму Осип и поспешил спрятаться. Когда тебя ищут, от света лучше держаться подальше.

  Скорее всего, это была какая-то кладовая, сплошь заставленная бочками, кулями и прочим хламом. По стенке да на ощупь пробрался подьячий в угол и присел там на корточки. Жалобно скрипнула распахнувшаяся дверь.

  – Где он?! – послышались крики. – Ищите!

  – А чего я прячусь? – подумал, вдруг, Осип. – Надо выйти сейчас и сказать им, что я из Разбойного приказа, а в случае чего, так можно «слово и дело» прокричать. То такого крика у любого коленки задрожат.

  Подьячий опёрся рукой в земляной пол, чтобы встать, но тут другая мысль одёрнула его смелый порыв.

  – Да, ты и пикнуть не успеешь, – шепнула подлая мыслишка, – как они тебя пиками заколют. Злые они сейчас... Под горячую руку в опасности только распоследний дурень полезет.

  Осип сел на пол и придвинул к себе какой-то большой куль, похоже с березовым углём.

  А рядом перебранка занялась.

  – Чего вы тут делаете? – кричит злой хриплый голос. – Не велено сюда никому ходить.

  – В подпол, вроде, какой-то оборванец забрался! – отвечает другой голос, не хриплый, но тоже злой. – Вот мы и ищем его!

  – Не здесь никого! Пошли отсюда, а то Ивану Кирилловичу пожалуюсь!

  – Уйдём, уйдём... Только если ты тут увидишь кого, так бей любого насмерть без разговоров...

  – Без вас знаю как с чужими в это подземелье поступать. Проваливайте!

  Лязгнули запоры и всё стихло. Подьячий вздохнул облегчённо, но тут в кладовой внезапно стало светло, словно днём. Кто-то вошёл с факелом. Осип замер, сидит ни жив ни мертв, ожидая как сейчас острая пика ребра его ломать будет. Но, вроде, обошлось: и рёбра целы, и опять в кладовой тьма непроглядная.

  Подьячий сидел на полу до тех пор, пока его не стал холод одолевать. Сначала Осип терпел, а когда зубы у него потихоньку застучали, решил выбраться из своего убежища.

  И вот опять у него два пути: к двери, откуда пришёл или к таинственно мерцающему зареву. И показалось Осипу, что какая-то страшная тайна прячется возле зарева того. Желание узнать тайну победило тягу к свободе, и подьячий осторожно пошёл к красному свету в дверном проёме. Шаг, ещё шаг... И вот уже можно заглянуть в этот таинственный дверной проём, но тут раздался громкий стук. Кто-то колотил в ту самую дверь, через которую продьячий проник в это таинственное подземелье. Пришлось опять прятаться в кладовке.

  Лязгнул затвор и чей-то строгий голос спросил.

  – Ну, как у вас тут?

  – Харашо, – ответил другой голос, скорее всего, голос иноземный. Непривычно было слышать его уху русского человека. – Кров мала осталас...

  – Кровь будет, – сказал пришелец, проходя мимо двери кладовой. – Завтра девку свежую привезём. Стрельцы сказали, что кто-то чужой в подпол дворца залез? К вам никто не совался?

  – Нэ видэла никто...

  Осип прижался к стене и замер, опасаясь даже пальцем пошевелить, а вот когда шаги стихли, он снова пополз из кладовки к освещённому заревом проёму. Полполз к каменному порогу и опять разговор слышит.

  – Зелье, какое я тебе третьего дня заказывал, готово?

  – Канечно, гатов. Два капли и за два день умереть. Сразу не есть хорош, подозрение большой.

  – Это хорошо, что не сразу. Только как подсунуть ему зелье?

  – Два капля пища и всё... Нет сложно...

  – Твоими устами да мёд бы пить. Перед тем, как ему что-то съесть, эту пищу обязательно другой человек пробует. Лихачев столько пробовальщиков поставил, что удивительно еда до нужного рта доходит...

  – Тебе бояр много жалко?

  – Нет, бояр мне не жалко. Только с той недели Лихачёв, будто что-то почувствовал и теперь вместе с боярами всё пробует наш друг...

  – Кто есть друг?

  – Данила Евлевич.

  – Стефан?

  – Он. Теперь думаем, как зелье отравное подложить. Иван придумал одну штуку... Если Данило согласится, то всё получится. Ладно, пойду я. Вы тут поосторожней. Эти два дармоеда наследили. Пошли труп выбрасывать, а до болота его не донесли. Дождь их проливной, видишь ли, в лесу их застал. Стрельцы труп нашли, а Разбойный приказ следствие затеял. И, главное, не сказались мне во время. У, дерьмо воловье... Признались бы сразу, так ничего б и не было. А теперь... Если увидите кого чужого, так сразу бейте его из пистоля без разговоров. Никак нельзя, чтобы чужой кто-то о нашем подвале прознал. Ладно...

  Подьячий опять спрятался и долго сидел, ожидая ещё каких-нибудь гостей. Но никто больше не тревожил тяжкой тишины подземелья. Выждав время, Осип опять пополз к таинственной двери. На этот раз за дверью было тихо. Подьячий тихонько вполз за порог двери.

  В дальнем углу пылал горн. И всё здесь было похоже на кузницу или гончарную мастерскую. И освещали ту мастерскую с десяток горящих свечей. И шумно здесь: стучали меха, раздувающие пламень, что-то кипело и шипело на горячей плите. Душно и парко в мастерской. Справа от двери стоял широкий стол. Вот под этот стол Осип и пробрался, а уж оттуда стал осматриваться. И похолодело всё у него внутри: в двух саженях от горна он увидел голую девчонку. Её подвесили за связанные руки на вбитый в стену крюк, и висела девчонка на том крюке, как рыба на кукане. А перед ней стоял сутулый человек в рыжем кафтане. Он корявыми пальцами давил рану на бедре несчастной страдалицы, собирая в плошку, еле сочащуюся кровь.

  9

  Скоро к сутулому мучителю подошёл длинноволосый человек в сером зипуне.

  – Чего, Ян? – спросил серый сутулого.

  – Совсем кров не остал, – буркнул изверг. – Евстигней обещал новая...

  – Приведёт ли?

  – Куда деться. Ему скорее всех хочет эликсир бессмертия пить. Уверен, прежде чем Артамону эликсир отослать, сам его непременно пробовать. Старый он...

  У Осипа затекли ноги, он решил встать на колени и задел плечом ножку стола. Злодеи замолчали, насторожились и стали озираться, как встревоженные филины. В том углу, где прятался под столом подьячий сумрачно, а потому его сразу и не заметили. Не заметили, но смотрели в его сторону неотрывно, и было видно, что вот-вот двинутся они угол проверять. Подьячий приготовился к битве.

  – Так-то я вам и дался, – думал он, осторожно шаря вокруг себя в поиски чего-нибудь, чем бы можно было дать отпор злодеям. Под руку ему попалась тяжёлая кочерга или что-то в этом роде, разве в темноте разберёшь?

  Осип изготовился к битве с недругом. Подьячий решил нападать первым: сейчас, как только они сделают хотя бы два шага в его сторону, он выкатится из-под стола и начнёт лупить кочергой по этим поганым харям. Однако битвы на этот раз не случилось, где-то вдалеке раздался шум. Это кто-то стучал во входную дверь.

  Сутулый злодей пошёл открывать. И послышалось шарканье ног и негромкая перебранка. Первым вошёл сутулый, а следом за ним двое несли какой-то куль. И хотя плохо было видно из-под стола, но Осип узнал в одном из этих несунов того самого Степана, который в болото его заманил, а потом лошадь украл. Хватать обидчика здесь, подобно смерти, и подьячий решил ждать. Теперь подлец Степан от него никуда не денется. Здесь его лежбище – в селе Преображенском. Осип уже мысленно представил, как просит у дьяка Сабанеева посодействовать насчёт полусотни стрельцов, чтобы накрыть этот гадючник да разом взять: и убийц, и конокрада.