Текст книги "Смоленское направление. Книга 2"

Автор книги: Алексей Борисов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

За болотцем раскинулся берёзовый лес, прорастающий чуть ли не до города, изобилующий полянками и ручьями. С одной из таких полянок и выехали две сотни, отправленные сопровождать Торопа. Осторожно, стараясь не издавать лишнего шума, всадники переместились на равнину и, двигаясь по краю леса, вышли к своим.

– Воевода! Тороповские сотни тут. – Сообщил дежурный десятник.

– Сотников ко мне, землянки разобрали?

– Так это …, не знаю, – дежурный замялся, – сейчас узнаю.

Десятника как ветром сдуло. За день до этого, Рысёнок собрал всех командиров, где рассказал о системе наказаний, принятой в монгольской армии. А так как в наличии принцип единоначалия, то и кара за проступки, что в русском, что в монгольском войске становится одинаковой. Но больше всего, боярину захотелось утереть нос заносчивому Байдару. И первая возможность появилась при постановке лагеря.

Русскую тысячу умышленно выдвинули вперёд. Если что, первый удар ляжет именно на неё, так размышлял Байдар, советуя Орду. Не знал он, что к девятому числу, монгольской коннице придётся выдвигаться вперёд, оставляя союзников почти в тылу. И вместо планируемой осады, будет сражение.

От обоза остались одни телеги. Уцелело штук пятьдесят, самых крепких. В основном тех, что были взяты ещё в Смоленске. Ими закрыли фронт и тыл. В лесу нарубили берёзок, толщиной с ногу человека и стали вязать ежи, закрыв правый фланг и частично левый, где болото можно было обойти. В этот момент и вызвали Рысёнка на новый совет, где боярин узнал последние данные разведки, удивившись лишь, что про богемский отряд Вацлава, монголы ни сном, ни духом.

– У меня немного другие свединия. Король Вацлав с пятью тысячами в двух переходах от Легницы.

– Ты кое-что не знаешь. – Орду покачал головой из стороны в сторону, как китайская игрушка. – Вацлав не дойдёт до города. Но то, что ты поделился своими знаниями, заслуживает особого внимания.

– Так понимаю, что союзники помогают друг другу, а значит и тайн быть не должно. – Рысёнок выдержал паузу. – Нас завтра атакуют.

– Кхе, кххе! – Байдар подавился кумысом. – Их всего пять тысяч. Генрих, в детстве, с лошади вниз головой не падал?

– Гхы! Гхы! Гхы! – Заржали от шутки нойоны монгол.

– Ага, значит, всю правду вы мне говорить не хотите, воля ваша …, и я вам ничего более не скажу. – Подумал Рысёнок.

– Сегодня отдыхаем, а завтра захватим этот город. Тебе рус, предоставляется почётное право первым войти в Легницу.

Боярин больше не слушал Орду. В случае штурма, союзники бросали русское войско на убой, как стадо быков. Если Вацлав не пойдёт на соединение с силезцами, значит, ему что-то пообещали. То, от чего он не смог отказаться, либо желал заполучить, скорее всего, мирный договор. Демонстрация же богемцами военной силы, не более чем бряцанье оружием. Генрих заведомо был обречён, ещё до начала сражения, проиграв битву на политическом поле. Рысёнок никогда не слышал о монгольских посольствах ни в Моравии, ни в Силезии, не тем более в Богемии. Но успех тайных послов кочевников был налицо.

Совещание закончилось через два часа скромной трапезой. Кусок не лез в горло, а от запаха кислого кумыса просто воротило, но приходилось терпеть. В это время, в подвале церкви, Торопа заставляли клясться на кресте, держа его ноги, обутые в узкие мокрые сапоги над огнём. Боль была нестерпима, скукожившаяся от жара кожа обуви, стискивала ступни как тиски. Очень хотелось пить. Ковшик с водой стоял перед носом, но после каждого ответа, который боярин повторял уже в десятый раз, как заученную молитву, палач только отодвигал его чуть в сторону.

– Плохо говоришь …, врёшь. Я своё дело знаю, вижу, когда правду глаголят. Давай ещё раз попробуем. Зачем тебя послали к Генриху?

– Сколько раз мне надо повторить, дабы мне поверили? Как только начнётся бой, мои сотни ударят в тыл. Неужто я бы ни нашёл, кого послать к вам, если бы лжу хотел донести? Господи! Укрепи, дай мне силы.

– Ну что Игнаци, разговорил его? – В пыточную вошёл Качинский.

– Упёрся гад, – на ухо сообщил палач, – ничего не понимаю, не может человек моих сапожек вынести. Если дальше продолжить, без ног останется.

– Заканчивай, Генрих принял решение. Повезло псу русскому. Ничего, побьём степняков, мы с братцем Смоленск навестим.

Последних слов Тороп не расслышал. Сознание покинуло храброго боярина. Он даже не почувствовал как вспороли шнуровку на пыточных сапогах, как окатили водой. В голове лишь промелькнула картинка, где Тороп, будучи юношей, прогуливался босиком по утренней росе, и ничего прекраснее охлаждающей влаги, в жизни не существовало. Навстречу шёл отец, за ним дед и дальние родичи, которых боярин не помнил, но что-то общее, родственное соединяло их.

– Молодец сынок, ты выполнил свой долг. А теперь …, иди обратно, мы гордимся тобой.

Пелена тумана заструилась по земле змейкой, стала подниматься к небу, скрывая предков от Торопа. Снова захотелось пить, а резкая боль в ногах заставила открыть глаза. Боярин лежал на лавке, лучик солнца пробивался через бойницу окна, освещая сложенные аккуратной кучкой одежду и доспехи. Сумка с болеутоляющим снадобьем лежала в самом низу. Ступить на распухшие ноги было невозможно. Тороп свесился с лавки, и на животе пополз к своим вещам.

Утром девятого апеля, объединённое войско короля Генриха покидало Легницу. Казалось, что Силезия выставила всех своих воинов на решающую битву с кочевниками. Город наполнился лязгом железа, топотом ног, копыт и звуком, издаваемым тысячами людей. В церкви Богородицы зазвонил колокол, как раз, когда возле неё проезжала свита Генриха. Король уставился на стену ограды, внимательно следя за камнями кладки. Вчера вечером, здесь состоялась служба. Священники приняли богатые дары и обещали молиться до тех пор, пока не известят о победе.

– Похоже, смолянину со страха привидился сон, – подумал Генрих, – стена как стояла, так и стоит.

Внезапно на вершине ограды образовалось облачко пыли и верхний булыжник, лишившись связующего раствора, с треском вывалился на крышу навеса, под которым собрались провожающие армию горожане.

– Бах! – Камень отскочил от крыши и рикошетом полетел прямо в голову короля.

Ах! – Раздался восхищённый голос горожан, видивших, как Генрих ловко увернулся от булыжника. – Слава Генриху! Слава нашему князю!

Толпа взревела. Под копыта эскорта полетели цветы. А в это время, Андрейка прятал под рясу маленький самострел. Выстрел удался на славу, крохотная пулька попала точно в цель. Переодетый тевтонский монахом смолянин поправил капюшон и отошёл от окошка. Теперь надо было разыскать келью, в которой прятали Торопа, и по возможности вытащить боярина, пока все были заняты проводами войска. В Легницу съехались священники, чуть ли не со всей Силезии. Оно и понятно, уцелевших от нашествия городов осталось совсем немного. А имеющих крепкие стены – всего три. Хорошо, что в перемётной сумке кочевника, которого Андрейка зарубил под Бенджином, оказалась ряса. Иначе, не смог бы он пробраться в церковь, прикинувшись монахом, давшим обет молчания.

Возле пристройки, слева от ротонды церкви, у двери стоял часовой, отгоняя роющихся вокруг его головы мух. Смолянину уже два раза указывали на выход, когда он пытался проникнуть внутрь, объясняя жестами, что у него, где-то там, лежат его вещи, и их надо забрать. Не помогла и маленькая серебряная монетка. Стражник попался слишком честный. Отчаявшись, Андрейка присел на лежавшее у стены бревно. Удавить караульного возле церкви у смолянина не поднималась рука.

Силезкая армия разбилась на четыре отряда. Воеводой левой руки был назначен опольский князь Мечислав, которого все звали Мешко. Он, в свою очередь разделил полк на две части, отдав Поппо из Остерны его тевтонцев и отряд арбалетчиков. В центре разместились ополченцы, прибывшие в город со всех концов Силезии. Ударной группой стали горняки Золотой горы, вооружённые ростовыми щитами и копьями. Почти все имели шлемы и неплохой доспех. Предводительствовал ими сын моравского маркграфа, Болеслав. Полком правой руки, состоящий из краковских и опольских рыцарей, командовал брат покойного краковского воеводы Владимира, Сулислав. Резерв из шестисот всадников остался при Генрихе. В него входила знать Вроцлава, Легницы и наёмные рыцари из Англии. Вся армия насчитывала чуть более пяти тысяч человек.

Орду доложили о приготовлениях противника ещё утром, когда Генрих только выводил войска из города. Хан уже знал, что смоленский воевода огородил свой лагерь деревянными ежами, полночи копал хитрые ямы, заполняя их какой-то гнилью, закрывая ловушки слоем дёрна. Тогда он только посмеялся, но теперь оценил мудрость Рысёнка, предвидевшего ход событий. Собрав в своей юрте всех темников, Орду отдавал приказы.

– Байдар, когда центр станет отступать, проведёшь отвлекающую атаку на фланг, а основными силами обойди силезцев и ударь в тыл.

– Будет исполнено Орду-Ежен. – Тысяцкий кивнул головой.

– Рысёнок, ты прикрываешь левое крыло, центр выдвинется вперёд на два полёта стрелы. Запомни, для меня не будет разницы, бегущие русы или наступающие силезцы. В этом случае, и те и другие для меня враги. Когда нойоны покинули юрту, внутри остался Орду с Байдаром.

– Краковцы разгромят обозников, оттеснят их к болоту, потеряют треть кавалерии и как раз выйдут на меня. Пока Генрих не пошлёт свой последний резерв в бой, не атакуй. Выжидай, тереби их фланг, можешь потерять всю лёгкую конницу, но сохрани тяжёлую, пастухов в степи много, наберём ещё.

– Ты попросил остаться только поэтому?

– Нет. С рассветом прибыл мой шпион. Конрад Мазовецкий, как и было договорено, через пару дней войдёт в Краков. Завтра Вацлав поворачивает на Лужицы, а тебе придётся идти на Майсен. Это то, что касается похода…

– Давай, о другом, поговорим после боя, а то, плохая примета, загадывать на будущее.

Байдару не нравилось, когда Орду затевал с ним тайные беседы, в которых, по его предположениям, после смерти Угедея, среди правящей верхушки начнётся резня за власть.

– Да, конечно, – Орду прикрыл глаза, – тебя ждут твои воины.

Полог юрты закрылся за Байдаром, а Орду продолжал сидеть на войлоке, размышляя над предложением Бату, захватить власть в свои руки и основать в кипчакских степях новую империю. Все, с кем он начинал вести задушевный разговор, почуяв его направление, старались перевести беседу в другое русло. Положиться можно было только на верных аланов, под командованием Ильи, что составляли большую часть его двухтысячного войска.

Кочевники выдвинулись навстречу армии Генриха, строя свои отряды в форме изогнутого лука, приготовленного к стрельбе. Ставка Орду, подобно оперению стрелы расположилась позади линии фронта, выставив, перед собой полторы тысячи аланской конницы и пять сотен кешиктенов. Джунгар, левое крыло войска, оставался неподвижен, в виде изготовившегося к обороне обоза с тысячей русов под командованием Рысёнка. Бараунгар, правое крыло, Байдар отвёл почти к самой речке Нисса, построев свою тысячу в пять рядов. Хол, центр войска, состоял из двух тысяч всадников лёгкой конницы и пятисот средней, образуя многорядовую линию протяжённостью почти с версту. По плану Орду, они должны были вступить в бой, постепенно начать отход, изматывая и заманивая противника, сокращая линию фронта, после чего обратиться в бегство, подставляя преследователей под удар аланской конницы, которая должна опрокинуть расстроенные ряды Генриха. Силезкий князь наверняка бросит свой резерв на спасение центра, и тогда, Байдар ударит с тыла, оставляя узкий коридор для отхода, бегущего с поля боя противника. Лёгкая конница в это время закончит переформирование и станет преследовать драпающих до полного уничтожения.

Битву начал Болеслав, но не так, как планировал Орду. Не дойдя двухсот шагов до противника, силезцы остановились. За плотным строем щитоносцев прятались арбалетчики. Первая шеренга присела, над головами высунулись арбалеты и, по громкой команде: – Бей! – Болты выкосили лошадей первой линии, внеся сумятицу в левой части монгольского центра.

– Щитами прикрылись. – Скомандовал Пётр Куша, когда в небо взметнулась тысяча стрел со стороны кочевников.

Ответный залп практически не принёс никаких результатов. Силезцы стояли и не двигались вперёд, как это было во всех битвах, через которые прошли степняки. Ровный строй щитов украсился древками впившихся в них стрел, вместо раненых и убитых встали щитоносцы третьей шеренги, а полторы сотни арбалетчиков сделали ещё один выстрел, поражая коней левого фланга. После пятого, по счёту залпа, Болеслав дал команду двигаться вперёд, устремившись со своей дружиной на поредевшие шеренги кочевников, сосредоточив таранный удар в том месте, где степняки не успели перестроиться, начиная отход. В этот момент Мешко, двигавшийся в сторону тысячи Байдара, резко развернул своё войско влево, оставляя тевтонцев прикрывать фланг и, атаковал степняков. В середине силезкого войска образовался прорыв, но вместо того, чтобы воспользоваться этой ситуацией, кочевники стали отходить согласно заранее разработанного плана. И получилось так, как говорил Тороп, когда беседовал с Генрихом. Линия фронта монгол при умышленном отступлении не сократилась, а распалась на три части. Манёвр притворного бегства провалился. Четвертая часть хола кочевников осталась без лошадей, вступив в рукопашную с горняками Золотой горы. Краковцы пошли вперёд одновременно с Мечиславом, в итоге выровнив линию фронта.

Сулислав в это время остановился перед бревенчатыми ежами, за которыми были видны составленные один к одному телеги руссов. Обойти обороняющихся со стороны топкого болота было бессмысленно. Атаковать в лоб стену из повозок – глупо, оставалось принять левее.

– Если бы подхалимы Качинские не пытали смоленского боярина, то сейчас бы, у нас был союзник. – Глоговский воевода Клеменс зло сплюнул на землю, поправляя щит на левой руке, куда вонзилась стрела, прилетевшая со стороны русского обоза.

– Поздно, Генрих верит своим прихлебателям больше чем нам. Эти подонки только и умеют прятаться за спины своих оруженосцев. Вперёд! Отомстим за Краков! – Сулислав пришпорил коня, оставляя справа от себя берёзовые ежи.

Впереди из земли струился дымок, но краковцы не предали этому значения, посчитав, что рядом с болотом торф иногда способен на подобную пакость. А когда большая часть отряда Сулислава преодолела торфяное поле, со стороны русского обоза, по настильной траектории полетели странные шары, извергающие из себя едкий дым.

Два десятка смолян по команде Егорки натягивали большие рогатки, выстреливая по краковцам дымовыми шашками. Лошадь одного из Качинских наступила на еле заметную кочку и, под копытами скакуна раздался хлопок. Конь от испуга дёрнулся, столкнулся с соседней лошадью и сбросил седока. Качинский шмякнулся на землю так, что лязгнули зубы. Рядом с ним, из земли повалил густой белый дым.

– Проклятье! Это проделки дьявола. – Выругался Качинский.

Струящийся из-под дёрна дымок стал набирать силу. Слабый ветерок нехотя относил его в сторону Легницы, но дышать уже было нечем.

Рыцари Болеслава прошли сквозь пастухов-кочевников как нож через холодец. Степняки прыснули в разные стороны раскрывая в центре проход и попали под жёсткий удар полуторатысячного отряда Мешко с левой стороны. Опольский князь разделил отряд на две части, выставив перед Байдаром почти двести тяжеловооружённых пехотинцев, ощетинившихся копьями, прикрыв их лёгкой конницей и отрядом рыцарей Помпо де Гостерно, а сам с тысячей, двинулся вперёд, как и было условленно. Болеслав, вместо того, чтобы пройти по центру, как расчитывал Орду, завернул вправо и стал избивать лёгкую конницу монгольского войска. Приказа отступать не было и кочевники летели на землю как сочный клевер под умелой рукой косаря.

Генрих пошёл по центру. Ударить всем вместе, захватить инициативу и навязать противнику свой бой, как советовал Тороп.

– Эх, зря пытали боярина. Сейчас бы храбрый рыцарь пригодился на поле. – Думал про себя Генрих.

Пока всё получалось и без неоценимой помощи перебежчика. Сумислав почти подошёл вплотную к русским обозникам, сейчас сомнёт их и выйдет в тыл степнякам, перекрывая возможный удар Орду.

Байдар выслушав посыльного, отдал приказ об атаке тевтонского заслона. Сотня конных лучников устремилась к пехотинцам, осыпая их стрелами без какого-либо видимого результата. Немцы выстроили черепаху, прикрывшись щитами. Как только монголы организовали хоровод, с двух сторон к ним устремились конные кнехты. Бросок лёгкой кавалерии был настолько стремителен, что стрелки не упели рассеяться и отойти. Спаслись не более двадцати человек, отходя в беспорядке, пытаясь вывести кнехтов к основным силам. В ответ на уловку убегающих, Помпо приказал отступить и перестроиться. И вовремя. Байдар видя, что затея провалилась, повёл тяжёлую кавалерию в атаку, обходя строй пехоты, намереваясь ударить с тыла. Навстречу атакующей лавы степняков в бой бросилась рыцарская конница, с одновременным наступлением пехоты. Короткая сшибка и, конница Байдара завернула коней, оставляя поле боя за Помпо. Наступил паритет. Немцы потеряли половину, а от монгольского бараунгара осталось шесть сотен.

Армия Генриха ввела в бой все свои силы, создав численный перевес в центре и, прорывалась к ставке Орду. Болеслав потерял практически всю пехоту, состоявшую из горняков Золотой горы, но упорно продвигался вперёд. За спиной уже был виден стяг Генриха, спешащий на помощь со своей дружиной и наёмными рыцарями, как верная лошадь пала. Отступавшие кочевники развернули коней и осыпали стрелами силезкую рать.

– Biegajcie! – Кричал Рысёнок во всё горло.

Едкий дым от тлеющих гнилых брёвен, с разобранной накануне землянки, сдобренной горчичными зёрнами, торфом, сырыми опилками и политых какой-то гадостью застилал поле позади польской рати. Сумлислав оказался в котле. Дышать было нечем, видимости никакой. Справа, на фланге, где смешались ополченцы, сдиравших с себя исподнее и прислонявшие тряпки ко ртам, дабы было возможно глотнуть очищенного от смрадного дыма воздуха, валились от вонзавшихся в незащищённые бока стрел. Связанные в ежи брёвна не пускали коней к стрелкам. Впереди удирающие во всю прыть степняки, а за ними уже грозно стучит барабан.

– Это ловушка! – Пронеслось в голове Сумислава.

– Biegajcie! – Крик раздался почти рядом.

Толстенький шляхтич, завернул коня и помчался влево, где ещё был свободный проход. Братец-близнец припустил за ним.

– Качинский, пёсий выкормыш! Будь проклят твой род. Все вперёд! Поднажмём, Генрих прорвал центр!

Но команда Сулислава запоздала. Качинские повели поредевшую тысячу прямо под удар Орду. Два свежих мингана степняков вмяли в грязь драпающих силезцев. Чаша весов польского войска стала терять гирьки удачи. А прорвись Сумислав немного вперёд, и Орду пришлось бы сдерживать двойной удар. Рыцари Генриха довершили начатое Болеславом и вместо беззащитных спин кочевников и последнего резерва встретились с отсупающим в полной панике правым флангом своей армии. Ряды смешались, сбились в кучу. Центр стал напоминать базар, где каждый идёт в свою сторону. Немцы Поппо стали организованно отходить, но не назад, а влево. Растягивая фронт, опасаясь повторной атаки Байдара.

Огромный красный стяг на высоченном древке с изображением лика Иисуса, привязанный за спину Егорки гордо реял над полем битвы. Боярин Рысёнок извлёк свой рог, поцеловал и что есть силы, дунул в него.

– Ррруумм! – Пронесся над Добрым полем сигнал Смоленского княжества.

Полк левой руки, брошенный, как расчитывал Байдар, под главный удар, не только выстоял, а сумел победить. Две с половиной сотни закованных в броню Смоленских дружинников пошли в атаку. Обойдя дымовую завесу, стальной кулак вклинился в тыл рыцарям Генриха.

– Урра! – Егорка орал и скакал за Рысёнком, вкладывая в петлю рогатки небольшой свёрток, плотно перетянутый синей лентой.

Английские рыцари, поставленные в арьергард, стали разворачиваться и изобразили некое подобие строя. Оруженосцы создали вторую линию, но контратаковать островитяне уже не поспевали. Русские были в пятидесяти шагах и наконечники их копий готовы были вонзиться в свои жертвы. Егорка на ходу запускал самодельные взрывпакеты прямо в центр изготовившихся к обороне рыцарей. Облака сизого дыма и грязно-сиреневые пятна стали украшениями на многих щитах, напрочь замазывая цветные рисунки гербов. Лошди поднимались на дыбы, сбрасывали седоков и старались умчаться в сторону. Оглушённые люди теряли ориентацию в пространстве, хватались за уши и пытались что-то кричать друг другу, поминая нечистую силу. Сами смоляне не успели испугаться, Егорка ещё в Копшивнице хулиганил, оставляя следы своего безобразия на бревенчатой стене избы местного старосты.Скакавший впереди Рысёнок был настолько увлечён атакой, что прижал голову к груди и не заметил яркой вспышки, разлившей мёртвенно-белый свет за плотным первым рядом англичан. Это был последний пакет. Эффект превзошёл все ожидания. Люди и лошади, смотревшие на свет, на минуту ослепли, а когда смоляне прорывали строй в центре, сопротивления не оказали.

– Смоленск, бей! – Боярин продырявил английского рыцаря, выбив того из седла и лишился копья. Следующего противника Рысёнок сшиб на землю ударом щита, выхватил меч и зарубил ещё одного, пытавшегося атаковать сбоку Егорку.

– Хоругвь береги! Куда прёшь?

– Так я это …, за тобой, боярин. – Испуганно пробормотал Егор и сбил своей палицей полосатое копьё, спасая шею коня воеводы.

Смоляне ещё рубили третью линию, а Рысёнок уже готовился выводить из боя свои сотни. Минуты замешательства прошли, резерв Генриха состоял сплошь из профессиональных вояк и сопротивление они оказали ожесточённое. Всё чаще стали падать с коней дружинники. Но это была уже агония силезкого войска. Аланская конница давила по всему центру, а братья Качинские уже были возле Мешко, крича, что всё пропало, Шепёлко убит и надо отступать.

Левый фланг силезкого войска встал. Сил продолжать наступление не было. И вроде, приказ об отходе не прозвучал, но голос Качинского Мечислав слышал отчётливо.

– Отходим! Стефан, вы с Анджеем прикрывайте. Передайте приказ, идём в Легницу, не бежим, держать строй!

Два рыцаря выдвинулись немного вперёд, увлекая за собой своих оруженоцев. Кочевники дали им пять минут передыха, сбились в стаю и атаковали, осыпая стрелами. Заслон выдержал первый натиск, с огромными потерями сумел отбить повторную атаку, но третьей не пережил. Стефан из Вежбной сломал свой меч, израненный конь, лежал рядом. Из оставшихся сил он бросился на добивающего его оруженосца степняка, стащил того с седла и свернул врагу шею. В этот момент на его шлем обрушился страшный удар боевого кистеня. Шишак слетел с головы, в глазах вспыхнул свет, а копьё, украшенное бунчуком из волос, вонзилось прямо в спину, раздирая старую кольчугу. Подоспевший на помощь своему отцу Анджей не успел буквально на одно мгновенье. Меч срубил голову убийце Стефана, но было уже поздно. Кочевники окружили храбреца. Два рыцаря, отец и сын легли на поле брани рядом, почти обнявшись.

Сулислав, воевода глоговский Клеменс, Конрад Конрадович и Ян Иванович прорывались к Генриху, раскидав аланцев, когда стяг князя пал.

– Если выживу, собственными руками разорву Качинских. Трусы! Как земля таких носит? Ян, умри, но спаси Генриха. – Сулислав развернул коня и, один, поскакал на на аланцев, увлекая за собой товарищей.

Конечно, безумная атака не смогла остановить напора кочевников, но у князя появилась возможность бежать. И если бы не две сотни смолян, отрезавших путь к отступлению, то так наверное бы и было. Генрих пересел на свежую лошадь, поданную ему его слугой Ростиславом, и следовал за Яном, прорубавшим дорогу среди степняков. Впереди развивался стяг смоленского княжества.

– Направо! Там не пробиться. За мной! – Крикнул Иванович, давая шпоры верному коню.

Золочёные доспехи Генриха были слишком привлекательной мишенью. Проскакав за Яном не более пятидесяти шагов, князь почувствовал, что лошадь шатается и вот-вот упадёт. Две стрелы застряли в крупе, а на шее коня затянулась предательская петля аркана. Ян уходил вперёд, Ростислав за ним и надежды на спасение не было. Генрих зарубил аланского сотника, убил двух десятников, но и сам, получив удар копья под правую мышку свлился на землю.

Ян обернулся назад, услышав многоголосый рёв сквозь шум битвы. Аланцы радовались смерти предводителя силезкого войска. Голова короля была водружена на длинное копьё и возвышалась над рядами кочевников. Рядом с Ивановичем остановился Лукман, два его оруженосца поддерживали истекающего кровью рыцаря и, смотря на голову поверженного монарха, плакали.

– Надо отбить. – Прорычал Ян, собираясь повернуть коня назад.

– Стой! – Ростислав преградил дорогу. – Ты ранен, Генриху уже не помочь, но в Легнице княжна, кто защитит её?

– Он прав Ян, – поддержал Ростислава Лукман, – почти все рыцари пали, город без защиты.

Пятёрка всадников поскакала дальше. Уже в версте от Легницы, на них напал десяток из передового отряда степняков, разбитых Болеславом. Пастухи мстили за свой пережитый страх, отлавливали бегущих, рубили, отрезали уши и искали новые жертвы. Тут Ян Иванович отвёл душу. За деда, погибшего в Сандомире, за Конрада, за друзей. Из десятка живым остался только один. Связанный и перекинутый через седло, кочевник въехал в город, где был разорван на куски горожанами, когда была досмотрена его сумка с трофеями.

С Доброго поля вернулось не больше тысячи. Братьев Качинских среди них не было. Испугавшись, что город падёт, бояре драпанули в Лужицы, а оттуда в Богемию.

Ян в присутствии Ростислава известил Ядвигу о гибели мужа. Шестидесятисемилетняя княжна, мать семерых детей, выслушала рыцаря и попросила: – Ян Иванович, Генриха надо похоронить. Привезите тело. Ростислав знает, как его опознать.

– Будет исполнено.

– Скажи мне, почему нас разбили?

– Предательство, моя госпожа. К нам прискакал смоленский боярин Тороп, привёл с собой табун лошадей. Рассказал об измене Вацлава. Предложил свою помощь, с ним было две сотни рыцарей. – Ян запнулся, вспоминая закованных в сталь воинов, преградивших путь к отступлению Генриха.

– Продолжай, – сквозь слёзы приказала Ядвига.

– Братья Качинские заточили боярина, стали его пытать, покалечили и не выпустили из города. В результате смоляне сражались против нас. Но это ещё не всё.

– Эти Качинские зимой убили послов, когда те приехали к мужу. Господи, сколько беды они принесли моему народу?

– Я не знал. Так вот, в самый разгар боя они посеяли панику, обманули Мечислава и скрылись.

– Освободи смолянина. Ступай Ян Иванович, мне надо побыть одной.

В это время Рысёнок осматривал обезглавленное тело Генриха. Полураздетый, весь истыканный копьями труп еле отыскал Егорка. Аланцы содрали золочёный доспех, сапоги и даже нательную рубаху.

– Шесть пальцев на левой руке. Это он. Смойте кровь и заверните в холстину князя.

– А класть куда? – Поинтересовался Егорка.

– На телегу мою, где шатёр походный лежал.

Смоляне потеряли в сражении шестьдесят человек. Около сотни были ранены. Обозники почти не пострадали, три десятка ходили с повязками, а пяток лежал на телегах. Хоронить возле болота павших воевода не разрешил.

На следующий день, степняки окружили Легницу, послали вперёд пленных, в надежде вскочить в город на плечах бегущих силезцев и потерпели неудачу. Почти четыре сотни успели проскочить в открытые ворота, когда Мешко заподозрил неладное. Вперемежку с спасающимися людьми бежали переодетые кочевники. Они единственные были вооружены, прятались за спины и подталкивали остальных.

– Закрывай ворота! – Скомандовал Мечислав, и тихо добавил: – Простите.

После этого, отряд аланцев подъехал к городу. Показывая голову князя, потребовали сдачи. В ответ полетели стрелы. Неуспевших вбежать в город силезцев казнили прямо на глазах защитников. Предместья запылали огнём. Пожар не прекращался до самой ночи. В самом городе стоял жуткий вой. Многие жёны лишились мужей, а матери сыновей. Великая скорбь окутала силезию.

Орду вызвал Рысёнка перед самым рассветом. Боярин еле поднялся. От постоянного запаха гари болела голова, глаза слезились. Русский отряд поставили в самом центре, и непонятно кому, больше навредил устроенный монголами пожар. Осаждённые пели боевую песню, а осаждающим нечем было дышать.

– Мы уходим, а ты остаёшься. Город твой, можешь, камня на камне не оставить, срыть с землёй. Мой тебе совет, сделай всё быстро. Трупы врагов здорово пахнут только первые два дня. – Орду доедал холодную козлятину, запивал кислым молоком и на ужасную вонь, вообще не обращал внимания.

– Что-нибудь ещё?

– Я уже отправил послание Ярославу. Тобой очень довольны. У тебя есть сын?

– Есть.

– Пусть приедет ко мне в степь, ему там понравится.

– Ага, – про себя сказал Рысёнок, – Он приедет, да только тебе не понравится.

На третий день после битвы на Добром поле, кочевники покинули русскую рать, разделившись на два отряда. Байдар с тысячей войнов пошёл в сторону Майсена, а Орду поворачивал на юг, на соединение с основными силами Бату. Рысёнку оставили продовольствия на три дня, кучу тяжёлого хлама, в виде поломанного оружия и хромого верблюда, на котором перемещался сдвоенный барабан. Союзников уже не было видно, а из кремля Легницы выехали три всадника. Ян Иванович с Ростиславом и Андрейкой ехали к русским на переговоры. То, что Орду отошёл, силезцы не знали. Ехали на поклон, прося о перемирии и ещё одной просьбе.

Боярин принял послов в большой армейской палатке. На двадцатипяти квадратных метрах, примыкая к брезенту, были выставлены сундуки зелёного цвета, обитые железной фурнитурой. На них и усадили Ян Ивановича с Ростиславом. Андрейка в это время что-то нашептал на ухо Рысёнку и скрылся. Разговор начал Ростислав, протягивая грамоту с королевской печатью.

– Княжна Ядвига просит о перемирии на три дня. Надо отпеть павших и предать их земле по нашему христианскому завету.

– Не возражаю. Надо поторопиться.

– Вторая просьба личного характера …, мы узнали голову нашего князя. Где тело?

– Где Тороп? – Вопросом на вопрос ответил Рысёнок.

– В церкви …, отдыхает. – Ответил Ян.

– Тело Генриха лежит в сундуке, в теньке, у шатра. Приведите боярина – получите сундук.

– Будет ли позволено взглянуть?

– Конечно, Егорка! – Через проём палатки показался воин, – Проводи гостя до сундука, пусть посмотрит.

Ростиславу достаточно было взглянуть на тело одним глазом, дабы опознать бывшего монарха. Приближённые в то время мылись в одной бане с королём, и за десять лет, которые Ростислав прослужил при дворе, многие приметы помнил, не говоря об основной. Руки усопшего были сложены на груди, левая ладонь поверх правой, а под ними лежало распятие.