Текст книги "Снайперская война"

Автор книги: Алексей Ардашев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Поединок (описание участника)

«Ночью наши разведчики притянули в мешке «языка». На допросе он показал, что фашистское командование серьезно обеспокоено действиями наших снайперов. Из Берлина доставлен самолетом руководитель школы снайперов майор Кенингс, который имел специальное задание убить «главного «зайца».

Я уже научился быстро читать почерк немецких снайперов, по характеру огня и маскировки без особых усилий отличал опытных стрелков от новичков, трусов – от настойчивых и решительных. Но характер руководителя их школы долго был для меня загадкой. Ежедневные наши наблюдения ничего нового не давали. Трудно даже было сказать, на каком участке фашист. Наверное, он частенько-таки менял позиции и точно так, осторожно, как я его, искал меня.

Я старался проанализировать собственный опыт, опыт своих товарищей, чтобы найти самое правильное решение. Опыт подсказывал, что без информационной помощи окопных друзей – стрелков, пулеметчиков, саперов и связистов – на успех не рассчитывай. Когда я выявлял фашистского снайпера, определял его местонахождение, то звал к себе, скажем, пулеметчика, давал ему трубу, сам брал окопный перископ, показывал самый заметный предмет и вел пулеметчика по ориентиру. И вот когда пулеметчик увидит немецкого снайпера и убедится, как он все-таки хитро маскируется, только тогда этот боец становится грамотным помощником.

Кроме того, когда я делал фальшивые позиции, устанавливал макет, маскировал его, то имел возможность изучать каждого солдата, наблюдать, на что он пригоден. Бывает, солдат инициативный, смелый, а помощник из него никудышный – очень горячий, вспыхнет и погаснет. На такого нельзя положиться в продолжительной борьбе: после первых же опасных испытаний найдет причину и уйдет от тебя, сославшись на важное дело. А по сути, у него просто кончился запас смелости и терпения.

Такие характеры часто наблюдаются и среди снайперов-новичков. Сложнее разгадать характер вражеских снайперов. Знаю одно – они все упрямы. Но и для них я нашел свой метод: хорошо подготовишь куклу, незаметно ее поставишь и начнешь передвигать – кукла, как человек, должна менять свои позы. Рядом с куклой – твоя замаскированная позиция. Вражеский снайпер выстрелил в куклу, но она осталась живой, и тогда начинается демонстрация «упертого» характера. Стреляет второй раз, потом готовится к третьему выстрелу, но, как правило, именно в этот момент сам попадает на мушку.

Опытные вражеские снайперы на свои позиции выходят под прикрытием огня и в сопровождении двух-трех ассистентов.

Цель искал я двумя этапами. Первый начинался с изучения обороны противника. Потом дознавался, где, когда и при каких условиях были ранены (или убиты) наши бойцы. Тут мне очень помогали санитары. Они рассказывали, где подобрали раненого, я немедленно шел туда, искал очевидцев, дознавался про все детали истории ранения и на основе всего этого раскрывал систему огня фашиста. Второй этап я называю поиском цели. Чтобы не попасть на мушку немецкого снайпера, разведку наблюдением местности проводил с помощью окопного перископа (трубы разведчика) или артиллерийской трубы (буссоли). Оптический прицел снайперской винтовки или бинокль тут непригодны.

Опыт показал, что там, где ранее было вражеское скопление, а теперь не заметишь малейшего движения, засел бывалый хищник. Именно поэтому друзьям-снайперам я и говорил: если досконально не изучил обстановку, не поговорил с людьми (на передовой) – не лезь на рожон. В снайперском деле надо придерживаться принципа народной мудрости: «Семь раз отмерь, один раз отрежь». И действительно, для подготовки меткого удачного выстрела нужно много работать, изобретать, изучать характер, силу врага, отыскивать слабые его места и только после всего этого решать задачу одним выстрелом.

Успех наблюдения достигается только практическими занятиями, непосредственно на местности. Эти навыки в боевой обстановке приобрести непросто. Каждый выход на позиции нужно очень хорошо маскировать. Снайпер, который не умеет наблюдать замаскированно, это не снайпер, а обыкновенная мишень для врага.

У каждого снайпера своя тактика, свои методы, собственные изобретения. Но всем снайперам, опытным и новичкам, всегда стоит помнить, что имеешь дело с тактически зрелым, инициативным, сообразительным и метким стрелком. Твое задание – перехитрить, втянуть его в сложную борьбу. Как это достигается? Придумай фальшивые ходы, рассей его внимание, запутай свои следы, дразни движениями, утомляй зрительную наблюдательность и сосредоточенность. Я против длительного снайперского фундаментального поста даже в длительной системе обороны. Снайпер – это кочевник, он внезапно появляется там, где враг его не ожидает. За огневую инициативу надо бороться. Потому что сами по себе разгадки ребусов противника ничего не дадут, если в тебе нет уверенности, что расплатишься за эти хитрости точным огнем быстро и решительно. Как-то снайперы А. и К. на протяжении дня на своем участке не проявили никаких признаков жизни, тихо сидели в траншее под железнодорожным полотном. И только на другой день привязали к бечевке консервные банки и вынесли их в сумерки на нейтральную полосу. Один конец бечевки остался в траншее. Как только взошло солнце, консервные банки затарахтели под самым носом у немцев. Те начали выглядывать. Появилась одна голова, вторая. Снайперы выстрелили. Через час повторилось то же самое. До вечера А. и К. уничтожили целое вражеское отделение.

Как-то во время небольшого затишья на переднем крае я встретил среди руин двух солдат-снайперов – А. и Щ. Они лениво брели мне навстречу.

– Куда это вы бредете? – спросил я.

– В расположение роты. Фашисты притаились. Можно немного отдохнуть, – пояснил Щ.

– Я бы на вашем месте никуда не шел. Самый момент пристреливать цель.

Выяснилось, что оба никогда не пристреливали возможных целей (по ориентирам). Считали это лишним. Они себе бродили среди развалин по всему переднему краю и, завидев немцев, стреляли. И очень часто неудачно. Да и как же иначе: расстояние до цели сразу не определишь, заранее подготовленных данных для стрельбы нет, а цель появляется всего на несколько секунд. Надо заранее подготовить несколько постов, детально изучить местность, которая лежит перед тобой, наметить ориентиры, определить расстояние до них, тогда и во время затишья будет успех.

Мы зашли в разрушенный дом. Тут был мой запасной пост. Я показал товарищам, где у врага ДЗОТы, пулеметные точки, орудия прямой наводки, наблюдательные пункты, боевая охрана, и сказал: «Снайперу нужно много знать про оборону противника. Прибыл на позицию, внес в стрелковую карточку необходимые поправки и жди удобного момента. Когда ты хорошо подготовлен, достаточно, чтобы цель показалась хоть на один миг. За это время ты должен взять ее на мушку, прицелиться и выстрелить без промаха».

Я вытянул из стенки окопа кусок фанеры. На нем была начерчена стрелковая карточка (карточка огня). Некоторые цифры стерлись. Достал огрызок карандаша, обновил их, поставил прицел. Товарищи мои через окопные перископы наблюдали вражескую позицию. Притихли. Следили за противником добросовестно и внимательно.

Прошел час. Мои друзья уже завяли. Охотничий запал начал исчезать. Однообразие надоедает, хочется перейти на другую позицию, поговорить с солдатами.

– Стойте! – успокаиваю их. – В засаде нельзя разговаривать.

Ребята замолчали. Прошло несколько минут. Во вражеской траншее появилась голова. Я выстрелил. Немецкая каска упала на бруствер.

Среди снайперов нашей дивизии стало правилом собираться в одном блиндаже и подводить итоги за день, высказывать свои предложения, сообщать о новинках во вражеской тактике.

Мы подсчитали: на прицельный выстрел снайпер тратит только десять секунд. Итак, за одну минуту он может выстрелить пять раз. Перезарядить винтовку – 20–30 секунд. Как видите, за одну минуту десять снайперов могут убить пятьдесят гитлеровцев. Среди наших снайперов высшим специалистом считался Саша Коленьев. Он окончил Московскую школу снайперов, чудесно знал правила ведения огня из винтовки со снайперским прицелом. Как-то он открыл свою противогазную сумку, вынул из нее патроны, гранату и маленькую записную книжку. Развернул ее и прочитал нам слова, которые я тут же записал себе: «Путь к меткому выстрелу – это маленькая тропинка, проложенная над крутым берегом бездонной пропасти. Когда снайпер выходит на дуэль, он волнуется, как будто одной ногой становится на острие ножа. Чтобы выстоять над пропастью на таком острие, нужны, безусловно, смелость, тренированность, спокойствие и хладнокровие. Победителем из поединка выходит тот, кто первый сумел победить сам себя».

Вот так, обдумывая и переосмысливая свой опыт, вместе с товарищами я искал путь к решительному поединку с берлинским суперснайпером, который пока что ловко и умело нас переигрывал.

Но вот в течение одного дня снайпер разбил оптический прицел снайперу М., а снайпера Ш. ранил. Это были опытные снайперы, они часто выходили победителями в сложнейших столкновениях. Сомнений теперь не было – они наскочили на фашиста, которого я искал.

На рассвете я пошел на те позиции, где вчера были наши товарищи. Знакомый, за много дней детально изученный передний край противника. Все как всегда. Кончается день. Но вот над фашистским окопом неожиданно поднимается каска и плавно движется вдоль траншеи. Стрелять? Нет. Это хитрость: каска покачивается неестественно, ее, наверное, на палке несет помощник снайпера, а сам снайпер ждет, чтобы я проявил себя выстрелом.

Наш противник ничем не проявил себя за весь день, и, судя по этому, я был уверен, что берлинский снайпер именно тут. Нужно быть особенно осторожным и внимательным.

На третий день в засаду с нами пошел политрук. Мы, припав к оптическим приборам, неотрывно следили за тем, что было спереди.

– Да вот он, я тебе пальцем покажу его! – вдруг выкрикнул политрук. Он едва-едва на секунду приподнялся над бруствером, но и этого было достаточно. Пуля, на счастье, только ранила политрука. Так мог стрелять только опытный и тренированный снайпер.

Я долго присматривался к вражеским позициям, но найти его позицию не смог. За много дней так выучил передний край, что сразу замечал каждую новую ямку, каждый бугорок. Сегодня ничего нового и подозрительного не было. Но я видел, как ловко, быстро и точно был сделан выстрел, и убедился, что снайпер был где-то перед нами.

Наблюдаю дальше. Слева – подбитый танк, справа – ДЗОТ. Фашист в танке? Нет. Опытный снайпер там сидеть не будет. В ДЗОТе? Нет – амбразура плотно закрыта.

На ровном месте, между танком и ДЗОТом, перед самой линией обороны фашистов, лежит железный лист с небольшой кучей битого кирпича. Давно лежит, уже и внимания не обращаешь. Ставлю себя на место противника: где же лучше занять снайперский пост? Не под листом ли? Ночью сделать к нему потайные ходы…

Наверное, он там, под железным листом, на нейтральной полосе.

Решил проверить. Натянул на дощечку рукавицу, поднял. Клюнул фашист! Чудесно. Осторожно опускаю дощечку в траншею в таком положении, в котором поднимал. Смотрю на дырку от пули. Прямое попадание! Сомнений нет – фашист под листом.

Теперь его надо выманить. Хоть бы маковка головы появилась. Этого сейчас не дождешься. С этой удобной позиции он навряд ли уйдет, и характер его уже известен.

Пост оборудовали ночью. Засели.

Взошло солнце. Куликов (напарник) выстрелил наобум: снайпера нужно было заинтриговать. Решили подождать. В это время наша оптика поблескивала под солнцем, а после обеда наши винтовки были уже в тени. На позицию немца упали прямые лучи солнца. Возле края листа что-то заблестело. Или случайные осколки стекла, или, может, снайперский прицел?

Куликов осторожно, как самый опытный снайпер, начал поднимать каску. Фашист выстрелил. Куликов на мгновение приподнялся, громко крикнул и упал… «Наконец советский снайпер, «главный заяц», за которым охотился четыре дня, убит», – подумал, наверное, немец и высунул из-за листа полголовы. Я ударил. Голова фашиста осела, а оптический прицел его винтовки и далее блестел на солнце».

(Опыт В. Зайцева.)

К вышеизложенному добавить нечего. Зайцев очень толково использовал арсенал ранее описанных тактических приемов, проявив при этом основные снайперские качества – наблюдательность и невероятное терпение.

Тот же самый поединок в описании свидетелей

«Когда допрос заканчивался, (пленный) немец сказал, что из Берлина прибыл руководитель школы снайперов майор фон Кенингс, в свое время личный телохранитель фюрера. Он будет руководить (фронтовой) школой снайперов. Но главное – он получил особое задание. Уничтожить Зайцева!

– Откуда вы, гауптман, знаете эту фамилию?

– Не только фамилию, но и ваши методы, господин генерал. Вы очень подробно описываете их в своих листовках. Очень ценный опыт, – не без ехидства закончил немец.

Потом, много позже, маршал В.И. Чуйков, вспоминая этот эпизод, напишет: «К этому времени быстро пополняющаяся группа наших снайперов истребила не одну тысячу гитлеровцев. Об этом писали и в газетах, и в листовках. Некоторые из листовок попадали к противнику, и противник изучал приемы наших снайперов, принимая активные меры борьбы с ними. Скажу откровенно, дело прошлое: в тот момент с популяризацией нашего опыта не следовало торопиться. Стоило снять одного-двух вражеских офицеров, как фашисты открывали по месту предполагаемой засады артиллерийский и минометный огонь. Приходилось запасными ходами быстро менять позицию, чтобы выбраться из переплета.

К тому времени, когда в Сталинграде появился майор Кенингс, Зайцев вернулся из госпиталя – его ранил немецкий снайпер, и Василий горел желанием взять реванш.

Казалось, не сыскать стрелка среди многокилометровых развалин, в которых днем и ночью гремели бои, не определить, какая пуля в тебя попала – случайная или выпущенная рукой меткого аса. Но у наших снайперов существовали тысячи им одним известных примет, фактов, наблюдений, позволявших определить район, где мог оказаться фашистский снайпер».

Все это результат тренированной зрительной наблюдательности, нечеловеческого терпения в длительном наблюдении за передним краем противника и сбора тактической развединформации.

«В землянке, где отдыхали или готовились отправиться в поиски наши снайперы, много было переговорено, выдвинуто версий и планов. Какие только приманки не предлагались – от ложного пулеметного гнезда до переодевания в немецкую форму манекена. Но выходы Зайцева на позиции кончались, как всегда, увеличением счета – у него он был далеко за триста, но на след майора напасть не посчастливилось. Тот был дьявольски терпелив и изощренно коварен. Участились случаи гибели офицеров и солдат в самых неожиданных и, казалось бы, целиком безопасных местах. За всем этим чувствовалась опытная рука.

Зайцева теперь не удовлетворяли «обычные» офицеры – он был весь в мыслях о встрече с Кенингсом, в часы отдыха безмолвно лежал на нарах и думал свое.

Фашист наконец оставил «визитную карточку» – разбил оптический прицел у старого друга Зайцева, а чуть позже ранил другого снайпера. Это не могло не насторожить: парни были, что называется, битые, их на мякине не проведешь, и нужно было обладать очень высоким профессиональным мастерством, чтобы перехитрить таких.

Можно было не сомневаться, что немецкий снайпер добровольно не покинет свою позицию, если она не раскрыта: подготовка позиции (засады) требует слишком много труда и изобретательности, чтобы менять ее после каждого выстрела. (Немцы любили комфорт и не любили менять оборудованные, удобные и надежные позиции; русские расставались с ними без сожаления, не жалея сил и личного времени на скрытое оборудование новых замаскированных позиций – благодаря этому оставались живы, имея тактический выигрыш.)

Ранним утром Зайцев со своим напарником Николаем Куликовым уже пробирался через развалины к тому месту, где ранило снайпера Ш. Залегли, замаскировались и внимательно, методично принялись исследовать передний край немцев. Никаких изменений, способных насторожить. На этом участке было относительно спокойно: и немцы, и наши бойцы прочно занимали дома-крепости, давно пристреляв каждый метр ничейной земли.

Пролежав в неподвижности весь день, так и не обнаружив гитлеровца, Зайцев и Куликов возвращались к себе.

– Ума не приложу, где он может прятаться? Я каждый камешек наизусть знаю, – говорил Куликов.

– А помнишь, когда солнце садилось, над траншеей каска несколько раз показывалась?

– Отчего же, помню. Я еще подумал – выстрелить, что ли.

– И правильно сделал, что не выстрелил. У меня угол выгоднее был, так я заметил – каска-то качалась чуть из стороны в сторону, как если бы ее несли на палке, а уж никак не на голове! Следует присмотреться.

Второй день не принес определенности. Немцы даже стрелять стали меньше, как бы приглашая на этот «мирный» участок.

Вечером Зайцев снова и снова возвращался к тому короткому участку земли, который он знал как свои пять пальцев, но так и не мог найти места, где скрывался враг. Василий видел каждый камень, знал цвет изуродованных стен: слева черные, покрытые густой сажей (видимо, в подвале дома раньше был склад горючего). Справа от засады вздыбился немецкий танк. Отчетливо стояла перед глазами изогнутая линия траншей с дотом в центре. За эти два дня Зайцев испробовал приемы, помогавшие не раз выманить на свет божий немецких снайперов, но берлинский стрелок не клюнул. «Впервые с таким терпеливым сталкиваюсь, – рассуждал Зайцев, – обычно немец на выдержку слаб. На что уж был выдержан тот, который прятался в разбитой ванне, на втором этаже, так держался, что я даже ему посочувствовал за долготерпение. А ведь тоже на третьи сутки сломался – показал свой козырек. И – хана! Не нравится мне этот майор. Может, его и вовсе здесь нет? И сидим мы как дураки?» Эта мысль растревожила, и разочарование готово было овладеть снайпером, разочарование, знакомое любому охотнику, когда желанная дичь выскользнет из-под самого носа. Но Зайцев быстро взял себя в руки. «На дне терпения золото лежит», – говаривал в детстве его отец.

…Сентябрьская ночь – ни зги не видно. Вышли в ночь, чтобы с рассветом сидеть уже в засаде. Подходя к позиции, замедлили шаг – вот теперь уж точно ни звука, ни шороха не должно долетать до врага. Заняли снайперы свои гнезда, политрук замаскировался среди камней неподалеку от Зайцева.

Рассветало долго, с Волги наползал густой туман. Постепенно стал вырисовываться подбитый танк, ДОТ с закрытой заслонкой амбразуры. Потянуло с той стороны дымком – фашистский повар разжигал походную кухню. Испортить бы немцам аппетит парой метких выстрелов, да и они стали хитры, жизнь научила – отводили дымоходы подальше, чтобы невозможно было определить, где укрылась кухня. Зайцев рассматривал передний край через оптический прибор, выискивая малейшие изменения.

– Сейчас я вам покажу, где он, – сказал неожиданно политрук и непроизвольно приподнялся на своем месте. Выстрел прозвучал одновременно с его словами, и Данилов (политрук) осел вниз.

– Ранен легко, доползу сам. А он под листом железа укрылся, – услышал Зайцев голос Данилова.

Зайцев сотни раз скользил взглядом по большому листу железа на груде битых кирпичей на ничейной полосе. Груда как груда. А если к ней ход подвести незаметно? Совсем неплохая позиция.

Зайцев надел на дощечку варежку (ночи стали холодные, и снайперам раньше других выдали шерстяные вязаные варежки, чтоб пальцы не коченели) и слегка высунул над головой. Выстрела не услышал, но почувствовал удар. Опустил варежку – так и есть, дырка. Прикинул по попаданию угол, как ни верти, а только из-под железного листа мог палить враг.

На следующую ночь оборудовали новые позиции и стали дожидаться утра. С первыми лучами солнца возобновились бои в городе, грохот нарастал с каждой минутой.

Куликов сделал для проверки ложный выстрел, «рассекречивая», как и было договорено, позицию. Ждать довелось долго, с утра солнце светило в глаза нашим снайперам, а после обеда – в сторону немца. Зоркий глаз Зайцева уловил едва заметный блик отраженного луча. Кусочек битого стекла или оптический прицел?

Куликов осторожно, исподволь поднимал вверх на палке каску. Со звоном пронзила пуля металл. Куликов на мгновение подпрыгнул и с криком упал.

Гитлеровец высунулся из-за укрытия (уж очень майору Кенингсу хотелось убедиться в бинокль о результатах выстрела, сам небось учил курсантов не делать так), тут-то его и настигла зайцевская пуля. (Трофейный оптический прицел с винтовки Кенингса экспонируется в Центральном музее Вооруженных сил СССР (теперь – России.). Прибор очень точный, большого увеличения – начальник Берлинской школы снайперов действительно был классным стрелком.)

– После того дня снайпер у немцев пошел полохливый, – рассказывал Зайцев. – Точно что-то надорвалось у них, совсем растеряли веру в себя и выдержку. В единоборство редко вступали. Чаще всего на каждый выстрел нашего снайпера вызывали огонь артиллерии и минометов. Лупят, бывало, полчаса по пустому месту, камни летят по сторонам, а снайпера давным-давно след простыл – высматривает фашиста в другом месте».

(М.Г. Вайнруб. «Эти стальные парни».)

«Моя снайперская практика началась состязанием с фашистским снайпером. На третий день я почувствовал, что за мной охотится фашист. Однако обнаружить его не мог. На четвертый день утренней зорькой я пробирался на огневую позицию. Встретил знакомого сержанта-артиллериста. Перекурили. Он мне и говорит:

– Смотри, будь осторожен. У фрицев снайпер появился.

– Вот его-то я ищу.

Я занял ОП и начал наблюдать. Фрицы не появлялись.

Так тянулось довольно долго. Я страшно устал от длительной неподвижности, взял да и сел за березку. Вдруг в ствол березы, за которой сидел, щелкнула пуля, затем другая. «Вот он, фашистский снайпер», – думаю. Два выстрела для меня были неожиданны, но я по ним обнаружил фрица. Тогда взял заготовленное чучело и высунул его из-за березы. Фриц не заставил себя ждать – сделал три выстрела по чучелу и, нужно сказать, довольно удачно: в каске было три пробоины. Эти три выстрела выдали его. Он сидел в кустарнике, метрах в 200 от меня, неплохо замаскировавшись. Видимо, решив, что я убит, он вдруг поднялся и сказал кому-то: «Рус фельт». Тут-то я его и прикончил.

Главную роль в моих успехах сыграла удачно выбранная огневая позиция. Ее я оборудовал на расстоянии 150–180 метров от линии обороны противника, под березой, скошенной пулеметным огнем. Пень ее был высотой сантиметров в семьдесят. Ветвистая береза упала, но не оторвалась совсем от пня. Образовался шатер. По ночам я березу обкладывал новыми ветками. Это было на опушке нейтральной рощи и настолько близко от фрицев, что они даже и мысли не допускали, что под ней советский снайпер.

Это было первое достоинство моей ОП. Другое ее достоинство заключалось в том, что она позволяла мне производить выстрел, не высовывая конца ствола из листвы. Звук выстрела заглушался листвой березы. Дымок от выстрела тоже расстилался под листвой, был почти не заметен. На мою ОП приходили и другие снайперы. Смотрели, как я устроился.

Вот с этой огневой позиции я и крушил фрицев.

На пятый или шестой день, сейчас точно не помню, фрицы напротив моей позиции начали какие-то земляные работы. Это было совсем недалеко от меня, в ложбине. С наших позиций их было не видно, и они, вероятно, знали это. Их было человек десять. Я не открывал огня, так как решил, что раз тут производятся работы, то, наверно, придет офицер. Уничтожить офицера – это была моя затаенная мечта. Но офицер не шел. А тут гитлеровцы решили сделать перекур, воткнули лопаты в землю и стали в тесный круг. Какой снайпер выдержит это искушение?! Я прицелился и ахнул прямо в кучу. Они рассеялись, как испуганные хищники. Трое остались лежать. Трое! Это настоящий снайперский выстрел. Я вначале даже сам себе не поверил. Но все трое лежат, не шевелятся и не стонут. И из разбежавшихся долго никто не поднимался. Наконец, один не выдержал и полез. Уничтожил я и этого. А всего в тот день уничтожил я семь фрицев.

Семь уничтоженных за день немцев – неплохо. Но через несколько дней я уничтожил еще больше. На этот раз я был уже на другой огневой позиции. Эта ОП была хороша тем, что давала возможность просматривать позицию немцев с фланга. Часов в десять утра налево от меня появился здоровенный фриц. Он вылез из траншеи на опушку леса и осторожно пробирался в ложбину. Там он встал во весь рост, постоял немного и пошел обратно. Замполитрука Кузьмин, который был моим напарником, заворчал: «Чего не стрелял? Упустил мировую мишень». Я же раздумывал так: «Раз тут топчется фриц, значит, это неспроста». Правда, когда он убрался обратно, я склонен был уже жалеть – зря упустил. Но все оказалось так, как я предполагал.

Прошло минут 30–40, и фриц появился снова, а за ним еще целых восемь. Стоп, думаю, есть возможность поработать. Все они выбрались в лощину и, вытянувшись редкой цепочкой, пошли к леску, в котором у них, вероятно, были блиндажи. В это время шла пулеметно-ружейная перестрелка. Учтя это, я решил, что на винтовочный выстрел снайпера никто не обратит внимания и под шумок можно уничтожить не одного. Решил стрелять в последнего. Тщательно прицелился в голову и выстрелил. Один свалился, а остальные продолжали идти. Выстрелил в следующего, который уже был последним. Тот тоже упал. Так за этот день я уложил 8 фашистов.

На моем счету было уже 47 истребленных фашистов. Но был ли среди них хоть один офицер? Этого я точно не знал, а желание уничтожить офицера не покидало меня. Я искал. И вот однажды мне повезло.

В глубине леса стояла избушка. Она была хорошо замаскирована, и подходы к ней скрыты. Я сидел под своей березой, наблюдал. Перестрелки не было. Тишина. Из блиндажа вышел щеголеватый офицер, в новом френче в обтяжку, с погонами и блестящими пуговицами. Был он, видимо, из штаба, щеголял храбростью, из избушки ему что-то закричали, а он презрительно махнул рукой, мол, ерунда. Я тщательно прицелился. «Ну, драгунка, – думаю, – давай ухнем». Расстояние было метров 400. Выстрел был точным. Офицер упал. В избушке опять заорали. Кто-то выскочил, пробежал мимо трупа и встал за деревом. Затем крикнул. Вышли двое с носилками. Тут еще одного удалось отправить на тот свет, в качестве офицерского денщика.

Так я уничтожил офицера. Это уже было точно.

Так я бил немецких захватчиков. А всего истребил их сорок девять».

(Л. Лазутин, 1942 г.)

«26 октября. Прибыли на боевую стажировку в действующую армию. Опытный снайпер Ксенин ознакомил нас с местностью, рассказал о немецкой обороне, научил, как искать и выслеживать врага. Я с большим вниманием слушал рассказ Ксенина.

Сегодня впервые в жизни услышал разрывы вражеских мин, выстрелы противника, жужжание пуль. Страха не чувствовал, ибо хорошо осознавал, что на войне смелому и решительному бойцу враг не страшен. Решил действовать так, чтобы с честью оправдать доверие советского народа, давшего мне в руки грозное боевое оружие.

Вместе с группой снайперов я был в 120 метрах от переднего края немецкой обороны.

27 октября. Назначен в засаду. Выбрав огневую позицию в 150 метрах от немецких блиндажей, я тщательно замаскировался ветками и внимательно стал наблюдать за врагом. Впереди – немецкий ДЗОТ. Гитлеровцы то и дело появляются у своих укреплений. Но я не стрелял. Нужно было внимательно присмотреться к обстановке, чтобы лучше изучить врага.

Через оптический прицел наблюдал за выходом из ДЗОТа. В минуты наибольшей суетни у немецких блиндажей я метким выстрелом снял долговязого фрица. Мой счет открыт!

28 октября. Как и вчера, я вышел «охотиться» на прежнее место. Около двух часов выжидал врага, но его не было. Переползти в другое место было опасно: немцы могли обнаружить меня, ведь я совсем рядом с ними… Терпение – одно из основных условий удачи снайпера, который должен не только метко стрелять, но и уметь выследить, найти врага.

…Наблюдаю за опушкой леса и за входом в немецкий блиндаж. Хотел было отползти назад, но посчастливилось: у опушки леса появились три фрица. Двое из них важно вышагивали с носилками в руках.

«Надо стрелять», – подумал я, но затем быстро отменил свое решение и сделал ориентировочный расчет. С целью лучшего использования второго выстрела я решил вначале бить по немцу, который шел без носилок. И когда фрицы поравнялись с просекой, когда их стало видно в полный рост, я спокойно, не сводя глаза с оптического прицела, нажал на спусковой крючок. Громкое эхо выстрела раздалось по лесу. Увидя замертво свалившегося фрица, два немецких солдата поспешно бросили носилки и залегли.

«Не упущу, – думаю. – Буду ждать».

Пожелтевшая на корню трава колыхнулась – это полз немец. Решил не торопиться с выстрелом: враг подумает, что здесь нет никого, и поднимет голову. Ожидания оправдались. Не замечая меня, немец поднял голову и махнул рукой. Как из норы, вылез и другой. Сгорбившись, они в страхе бросились к лесу. Но не зря выжидал я гадов в течение двух часов. Вновь громкое эхо нарушило тишину, и один из фрицев, взмахнув руками, шлепнулся на землю.

29 октября. Этот день я провел в засаде вместе со старшим лейтенантом Зубковым. Он опытный командир-фронтовик. Хорошо изучил повадки коварного врага, научился, как сам говорит, жить для того, чтобы бить фашистов и без устали учить этому своих бойцов. Особенно хорошо научил Зубков бойцов маскировке, выбору огневых позиций, постоянному наблюдению. А научить бойца, особенно снайпера, умению ориентироваться на местности, своевременно и быстро обнаруживать все изменения на поле боя – самое важное.

Когда мы подползли к дальнему лесу, старший лейтенант сосредоточенно посмотрел вперед и вполголоса сказал:

– Видишь, впереди траншеи? Примечай все. Вчера их не было, а сегодня появились – немцы заново строят. Здесь надо ждать и ловить врага.

Я замаскировался под цвет местности между двух елок. Лежу и думаю: если враг обнаружит меня, то быстро перейду вправо, в лощину. Густая трава и заранее подготовленный окопчик готовы были скрыть меня от противника. Для того чтобы не уставал глаз, наблюдение веду попеременно: то в оптический прицел, то в полевой бинокль.

Вначале все шло спокойно – никого не было. Затем вблизи ДЗОТа обнаружил черное пятно. Оно не двигалось и едва различалось сквозь кусты. В бинокль мне удалось установить, что это не что иное, как чучело, выставленное немцами для того, чтобы обнаружить наших снайперов.

Лежу час: выжидаю немца. Не заметив меня, он из-за куста высунул голову. Осмотрелся, а затем вылез и разгуливает по траншее. Но не дошел до ДЗОТа и остановился. Спокойно нажимаю на крючок, и пораженный враг свалился на бруствер.

– Готов! – тихо говорю командиру.

– Молодец. Жди. Сейчас еще выйдет, – говорит Зубков.

В действительности так и вышло. К месту, где я убил фрица, подбежал второй гитлеровец. Это был пятый фашист, записанный на мой боевой счет.

Оставаться на прежнем месте было опасно. Я быстро перескочил в заранее подготовленный окопчик и продолжал следить за немецкими траншеями. Фрицев больше не видел: они попрятались в укрытия.

Вдруг, смотрю, что-то прыгнуло из немецкого ДЗОТа и скрылось в густой траве. Впоследствии оказалось, что это была связная немецкая собака, посланная фашистами из ДЗОТа в траншею. Она, как и фрицы, пугливо ползла на животе. Метким выстрелом я убил и ее.

30 октября. С утра я и командир отделения получили боевой приказ пойти в засаду на малый участок ближнего леса. До вражеских траншей оставались десятки метров. Но нужно было подойти еще ближе. Скрытно подползли по-пластунски, плотно прижимаясь к земле.

Некоторые бойцы думают, что переползать можно и медленно, только чтобы не заметил враг. Это не совсем правильно. Боевая стажировка показала, что в переползании в первую очередь нужны скрытность и быстрота. Они решают успех.

Для того чтобы ползти быстрее, нас, снайперов, здесь научили отталкиваться одновременно левой рукой и правой ногой. При этом опираться надо на ступни ног, а не на колени, как это еще делают многие бойцы».

(А. Брызгалин, 1943 г.)

«Перед каждым снайпером, впервые попавшим в боевую обстановку, невольно встает много вопросов, и прежде всего вопрос, как лучше действовать, с пользой применить свои знания и опыт. Такой вопрос встал и передо мною, когда я первый раз попал на фронт. Одно дело – стрелять в спокойной обстановке на стрельбище и совершенно другое – на передовой линии борьбы с врагом.

Поэтому первым делом я стал внимательно изучать свой участок, систему обороны противника, его повадки. На это ушел целый день. К вечеру у меня уже было полное представление о местности. Я наперечет знал все немецкие блиндажи и их особенности, наметил ориентиры, определил дистанции.

Много помогли своими советами и рассказами старые фронтовики, которые находились на этом участке продолжительное время. Но больше всего, конечно, приходилось собирать сведения самому, наблюдая за местностью с помощью оптических приборов.

Наблюдать надо неустанно. Был со мной такой случай. В бинокль я увидел какое-то черное пятно. Сразу было трудно определить, что это за пятно. Этот участок я взял под тщательное наблюдение. Удалось выяснить, что темное пятно не что иное, как нора – выход из подземного хода, вырытого гитлеровцами. Эта нора стала могилой для многих из них. Очень важно уметь правильно определять дистанции. Как это делал я? Выбирал какой-нибудь предмет и на глаз примерял расстояние от меня, ставил прицел, например прицел «семь». Производил выстрел так, чтобы пуля ударилась рикошетом. Когда она ударится, то по столбу пыли от рикошета можно внести соответствующие поправки – прибавить или убавить прицел.

Таким путем можно определить дистанцию довольно точно, но выстрелами злоупотреблять не следует. Всегда надо помнить, что каждый выстрел демаскирует снайпера, выдает его гнездо. А немцы, нащупав, где расположился снайпер, стараются всячески уничтожить его, не жалея ни мин, ни патронов.

В связи с этим я бы хотел дать несколько советов, которые могут пригодиться каждому, кто попадет в такую обстановку. Во-первых, никогда не следует много и долго стрелять с одной и той же позиции. Надо всегда иметь запасные гнезда, причем такие, чтобы перемещаться туда можно было незамеченным. Если снайпер попал под минометный огонь, надо не бросаться в панику, а выбирать момент, когда можно перебраться в то место, где разорвалась первая мина, ибо оно уже обычно не подвергается повторному обстрелу.

Каждый снайпер должен знать повадки врага, время, когда гитлеровцы разводят своих часовых, места, где они чаще всего собираются (кухни и т. д.), чтобы быть готовым в любой момент обстрелять эти скопления. Надо всегда помнить, что враг хитер и коварен, пускается на всякие уловки, чтобы обмануть снайпера. Фрицы не раз пытались вводить нас в заблуждение. Они снимали с себя каски, надевали их на палку, штык, малую лопату и высовывали эти чучела из траншей: авось найдется какой-нибудь простак, который ненужным выстрелом обнаружит себя. Но эти уловки врага не помогли ему. Снайперы били только наверняка.

Какое бы ни было затишье на фронте, всегда бывают моменты, когда обе стороны усиливают активность, начинают поиски разведчиков, штурм отдельных огневых точек. Активизация этих действий – самый выгодный момент для работы снайпера. Уж тут не зевай.

Однажды группа наших бойцов предприняла штурм одного дома в населенном пункте. Узнав об этом, я приготовился значительно увеличить свой счет истребленных немцев и занял выгодную огневую позицию. Мои ожидания оправдались. Всполошенные активными действиями наших бойцов, немцы в испуге метались по деревне, забыв о всякой предосторожности. Это был один из самых удачных дней. В течение каких-нибудь 40–45 минут мне удалось истребить 10 фашистов.

Наконец, хочется сказать несколько слов о маскировке. Снайпер должен помнить, что каждое лишнее движение может выдать его. Я убедился в этом на собственном опыте. Как-то вечером я в течение нескольких часов выслеживал врага, но никто не появлялся. Казалось, на стороне противника все вымерли. И вот тут я допустил оплошность. Дело в том, что меня уже давно осаждали комары. Я не выдержал и отмахнулся. Очевидно, это движение заметили немецкие наблюдатели. Немцы начали обстреливать меня из минометов. Я вышел, как говорят, сухим из воды, потому что сразу принял правильное решение: занял то место, где разорвалась мина, с расчетом на то, что враг не будет его обстреливать вторично. И я был прав.

Что же главное в работе снайпера? На этот вопрос можно ответить кратко – выдержка и хладнокровие. Нельзя торопиться, проявлять пустой азарт. Надо уметь ждать. Иногда это ожидание может продолжаться довольно долго. Иной раз видишь, что враг высунулся, но у тебя нет уверенности в том, что его поразишь с первого патрона, значит – не стреляй. Подожди, когда он осмелеет и высунется больше. Чувствуешь, что цель уже достаточно крупна, – бей так, чтобы сразу убить гитлеровца наповал».

(Л. Новопашин, 1942 г.)

«Нам, снайперам, приходилось работать полный световой день. Задолго до наступления рассвета мы были уже на местах – на своих НП. Стоя ли в своей траншее, оборудованной для ведения огня, или лежа, искусно замаскировавшись в укрытии на нейтральной полосе, порой в 40–60 метрах от переднего края фашистов, вели мы ежедневное наблюдение за обороной противника. Знали мы ее по всему участку нашей обороны как свои пять пальцев… Да и как же можно иначе?! Каждое мельчайшее изменение в рельефе местности, в его очертаниях замечалось снайперами мгновенно. Каждая былинка, каждый предмет, попадающие в поле нашего зрения, были изучены нами досконально. И обнаружение чего-то нового, порой совсем незаметного в этом рельефе, настораживало сразу.

Вот там, например, появилась какая-то палка: ни вчера, ни раньше ее тут не было. Что бы это значило?.. Надо подумать. И уже за этим новым предметом ведется неусыпное наблюдение: не вмонтирована ли в нее стереотруба, не скрывается ли за ней фашистский наблюдатель, корректировщик или снайпер?.. И мы редко ошибались. Чаще ошибался тот, кто выставил эту палку: тогда-то он попадался на мушку снайперу и бесславно расставался не только с этой палкой – стереотрубой, но и со своей жизнью. Умели мы отличить и ложную цель от настоящей.

Такая вот ежедневная работа обостряла наше зрение и слух, делала нас ловкими и сильными, учила искусно маскироваться, вовремя разгадывать коварные замыслы врага и, в свою очередь, научила ловко обманывать его самого, ставить ловушки для фашистских наблюдателей и снайперов.

Результаты своих наблюдений мы ежедневно докладывали командованию, и нашими сведениями пользовались так же, как и донесениями разведчиков.

Нет слов, работа снайпера опасная и очень трудная: пролежать сутки без движения, в любую погоду – и в дождь, и в метель, и под лучами палящего солнца – совсем нелегко, особенно если вчера был бой и ты еще не остыл от него, лежишь голодный, невыспавшийся, неотдохнувший. Такое напряжение было под силу не каждому! И все же мы упорно продолжали свое опасное, но благородное дело – уничтожали фашистскую нечисть, не обращая внимания ни на выстрелы автоматов, ни на близкие разрывы мин и снарядов. Без этого мы уже не могли, казалось, прожить и дня.

Снайперы пользовались большой самостоятельностью и свободой в передвижении, могли появляться на любом участке нашей обороны, в пределах своего полка, конечно. И нам всегда были рады, так как знали, что надежней снайперского заслона ничего нет. На этих стрелков можно было положиться! И хозяева обороны, прикомандировав к снайперу своего хорошо знающего участок человека, с удовольствием следили за нашей работой, фиксировали результаты стрельбы, а по вечерам сообщали в штаб: «Снайпер такой-то уничтожил сегодня на моем участке столько-то фашистов». Результат работы всех снайперов в полках к утру собирался в штабе дивизии, а оттуда передавался и выше.

С нами считались, к нашим словам прислушивались, шли нам всегда навстречу в случае необходимости…

Отдыхом для меня лично были вызовы в другие части, в штабы дивизии и армии – на сборы, совещания снайперов или просто для обмена опытом. Правда, задерживаться на таких мероприятиях больше суток-других не приходилось, да и то мы шли на них неохотно – боялись, что за это время что-то может измениться в обороне противника. И если ты, вернувшись, не заметишь этого сразу – можешь схлопотать от снайпера же пулю в лоб. Зато был и другой небезынтересный фактор: мы были уверены в том, что немцы наверняка заметят наше долгое отсутствие. Солдаты их расхолаживаются за это время, у них притупляется бдительность, они начинают ходить по траншеям, распрямив спины, выше положенного подняв свои головы. И, как правило, после долгого отсутствия нашего снайпера на участке он удачливей бьет фашистов в последующие дни…

По ночам нам официально разрешалось отдыхать. Но приходилось ли нам спать так вот, по-человечески: лежа, вытянув ноги, без сапог, раздевшись? Такого не бывало. Прикорнув в тесной землянке, сидя прямо на земляном полу и привалившись к стенке, поджав под себя ноги, мы дремали часа два-три – кемарили, как у нас говорили. В наших землянках не было даже нар. Мы могли спать в самых неудобных позах, в самых неподходящих местах, даже стоя. Но никогда – на работе: верная смерть! Я, например, это прекрасно понимал, поэтому и дожил до полной победы над врагом.

Снайперское движение родилось у нас в полку. Может быть, поэтому у нас все было примитивно, мы доходили до всего своим умом, своими силами. Так, например, у нас не было специально изготовленных типографским способом индивидуальных снайперских книжек для ежедневного учета уничтоженных фашистов, как это было позже в других частях Ленинградского фронта. Этот учет у нас и за нас вели штабы. Однако каждый снайпер и сам где-то записывал свои ежедневные результаты стрельбы. Я, например, отмечал количество уничтоженных фашистов в своем комсомольском билете, а потом, как делали летчики, танкисты и артиллеристы, наносил звездочки на ложу своей винтовки. Они были трех размеров, эти звездочки: для сотен – большие, средние – для десятков и маленькие – для единиц. Так, к концу 1942 года у меня на винтовке были нарисованы три большие, две средние и четыре маленькие звездочки. Это обозначало, что я уничтожил 324 фашиста. 302 уничтожил мой друг и постоянный напарник Иван Добрик; на сотни вели счет и другие наши снайперы – Иван Карпов, Загит Рахматуллин, Пугин и многие другие.

Мы никогда не имели при себе, уходя на работу, ни топографической карты участка с обозначением нашей обороны и обороны противника, ни продуктового НЗ – неприкосновенного запаса; не шили нам и специальных маскхалатов, как это делалось в соседних армиях. У нас все было проще, примитивней, «не по-научному», потому что нам не у кого было учиться. Мы начали, не имея ни настоящего опыта, ни уставов. Зато на нашем опыте и наших ошибках другие совершенствовались. Так что получалось там все как-то иначе – организованней, лучше. Даже награждали у нас в дивизии совсем не так, как у других… Мы же считали свой опасный труд обычной работой и не отличали себя от любого рядового бойца. Мы уничтожали фашистов по убеждению, по фронтовому закону «надо» и еще: «Если не ты их, то они тебя», – и не рассчитывали на благодарности и награды. Видимо, так думало и наше командование. Однако было приятно сознавать, что в праздничном приказе от 22 февраля 1942 года по Ленинградскому фронту на первом фронтовом слете снайперов-истребителей из всех частей фронта наибольшее количество награжденных было в нашей дивизии…

Из всех снайперов дивизии вторично был награжден у нас только один человек – снайпер Иван Добрик, получивший орден Ленина, да и то после того, как, уничтожив 302 фашиста, убыл из части в госпиталь с тяжелым ранением в голову в августе 1942 года».

(Е. Николаев, 1942 г.)

«Особенно важно для снайпера непрерывное наблюдение за полем боя и анализ всего замеченного. В этом отношении показательна боевая работа снайпера Кузина.

Командир подразделения поставил ему задачу – выявить в системе обороны врага новые огневые точки. Дневное наблюдение не дало положительных результатов. Но вот однажды ночью, находясь на наблюдательном посту, Кузин заметил огневые точки, где днем их не было. Снайпер решил проверить свое предположение, выставив палочки на бруствере в створе ведущих огонь огневых точек. На следующий день в результате тщательного наблюдения в направлениях, указанных палочками, удалось установить два хорошо замаскированных ДЗОТа. Эта система ночного наблюдения и выявления огневых точек была подхвачена всеми наблюдательными постами.

Командование части высоко оценило работу наблюдателей, оказавших большую помощь при артиллерийской обработке переднего края обороны противника.

Подготовка огневой позиции во многом определяет успех в работе снайпера. В обороне подготовка огневых позиций должна проходить ночью. Местом их может быть траншея, откуда снайпер ведет огонь через щели, вырезанные в бруствере (но не из амбразур ДЗОТа) или перед бруствером. Снайпер должен иметь не менее трех заранее подготовленных огневых позиций и не имеет права производить более двух выстрелов с каждой из них.

В этом отношении характерен пример умелой работы снайпера Титенко, который, пользуясь темнотой и утренним туманом, подготовил четыре огневых позиции в наиболее выгодных местах для ведения огня и наблюдения. Умело меняя их, он в течение дня уничтожил шесть фашистских солдат и офицеров, оставаясь незамеченным.

Выгоднее иметь огневые позиции на местности перед передним краем обороны. При этом всегда надо стараться выдвинуться на высоту, находящуюся в нейтральной зоне. Немцы обычно в таких местах окапываются реже, хуже маскируются, надеясь на естественное укрытие от ружейно-пулеметного огня. Снайперы Губанов и Головлев, определив днем азимут движения, ночью выдвинулись на нейтральную высоту. До утра окопались и тщательно замаскировались. Удачно выбранная огневая позиция обеспечивала широкое поле наблюдения. Немцы, не подозревая столь близкого присутствия снайперов (120 м), ходили открыто, не маскируясь.

За один день Губанов и Головлев уничтожили 16 гитлеровцев… Ночью смельчаки возвратились в подразделение. Вот что значит тщательная маскировка и мастерское ведение огня.

А вот второй случай выдвижения снайперов за передний край. Снайперы Расковалов и Громов ночью выползли из траншеи и приблизились к немецкой обороне на 100 метров. Окопались и замаскировались в высокой траве, стали вести наблюдение при помощи перископа типа «Разведчик». Но как стрелять из такой травы? Расковалов и Громов нашли выход из этого положения. Они предусмотрительно взяли с собой 3-метровую доску и, как только обнаруживали цель, выдвигали доску в этом направлении. Примятая трава образовывала своеобразную амбразуру, удобную для стрельбы. После выстрела доска моментально убиралась, и трава, поднявшись, вновь маскировала снайперскую пару.

На некоторых участках обороны местность невыгодна для выдвижения снайперов за передний край. Тогда целесообразнее заходить к противнику в тыл. Это требует от снайпера особой подготовки, а от организатора – всесторонней разработки организации связи и взаимодействия с обороняющимся подразделением в районе действий.

Вот пример такого боевого использования снайпера: группа в количестве трех человек – Губанова, Быкова и Дмитриева – получила задачу пробраться в тыл врага с удалением от переднего края обороны на 6–8 км и путем устройства засад на тропах и дорогах, соединяющих штабы подразделений и частей, снайперским огнем уничтожать проходящих солдат и офицеров противника, забирать документы, а трупы прятать.

Тщательно подготовившись, подробно изучив маршрут движения путем длительного наблюдения, группа пробралась ночью по азимуту в тыл врага и приступила к боевой работе. Пробыв там двое суток, Губанов, Быков и Дмитриев с ценными разведывательными данными и боевыми успехами вернулись обратно.

Этот факт боевого использования снайперов в войсковом тылу врага в качестве разведчиков в условиях обороны является показательным и заслуживает широкого применения.

Снайпер должен быть хитрым и сообразительным, быстро ориентироваться в создавшейся обстановке и принимать правильное решение. Снайпер Смолов, выдвинувшись далеко за передний край нашей обороны, неожиданно обнаружил в ста метрах от себя двух немцев – одного на дереве с автоматом, а другого под деревом. Боец не растерялся, мгновенно произвел выстрел по автоматчику на дереве, который тут же свалился, а затем убил убегавшего от дерева немецкого солдата. На первый взгляд, казалось бы, снайпер принял не совсем правильное решение, уничтожив сначала автоматчика на дереве, а затем второго под деревом, так как была возможность последнему убежать. Но на самом деле решение снайпера правильное. Свои действия он объясняет следующим образом: «Если бы я сначала убил немца, стоящего под деревом, для выстрела по которому нужно было приподняться, так как мешала трава, тогда сидящий на дереве автоматчик легко мог бы обнаружить и уничтожить меня». Снайпер Мальцев, имеющий на боевом счету 65 убитых гитлеровцев, рассказывает: «Прежде чем открыть огонь, я быстро оцениваю цель и определяю, каким образом можно больше и легче уничтожить противника». Например: по траншее двигается группа немецких солдат. Стреляй по последнему, потому что при метком выстреле убитый валится без крика, и впереди идущие не замечают этого. Солдат вышел из землянки с ведрами за водой, стреляй, когда он пойдет обратно потому, что с водой он идет медленно и плавно, и его легче поразить. Группа солдат тащит бревно, – стреляй по заднему, потому что упавшего сзади труднее заметить.

Наиболее ответственная роль возлагается на снайперов в период наступления. Снайперы, действуя в передовых отрядах наступающих подразделений, обязаны своим огнем обеспечить продвижение подразделений. Их задача – уничтожить огневые точки врага, мешающие продвижению: пулеметные, минометные и орудийные расчеты, а также снайперов и автоматчиков, засевших в отдельных строениях, в ДЗОТах, на деревьях и т. д.

Вот несколько примеров из боевой деятельности снайперов в период наступления. Снайперы Макаров, Дегтярев и Шигуров, ведя огонь по амбразурам ДЗОТов в период подготовки к атаке и во время атаки, в течение короткого времени уничтожили несколько пулеметных расчетов, обеспечив таким образом атаку с меньшими потерями…

Часто в период наступления снайперам приходится выполнять совершенно новые для них задачи. Так, например, снайперы Хазов, Ломтев меткими выстрелами подорвали по нескольку мин, находящихся у проволочного заграждения, в кустах и на деревьях, чем обеспечили продвижение подразделений. Был и такой случай. Батальон, преследуя противника в направлении населенного пункта, был остановлен сильным пулеметным огнем с флангов и огнем автоматчиков с окраины деревни. Снайперам в количестве семи человек под командой сержанта командир батальона поставил задачу – обойти слева населенный пункт кустами и лесом и внезапным огнем с тыла уничтожить автоматчиков противника. Группа снайперов незаметно обошла населенный пункт, ползком добралась до противоположной окраины и внезапным огневым налетом уничтожила нескольких автоматчиков, остальные в панике бежали.

Батальон, подавив фланкирующие огневые точки противника, беспрепятственно продвинулся вперед и занял населенный пункт».

(Д. Соболев, 1943 г.)

«Горя большим желанием помочь нашей Красной Армии в истреблении фашистских гадов, я решила стать снайпером. Командование удовлетворило мою просьбу, и я стала заниматься на сборе снайперов. Занималась с большим желанием, и, когда окончила сбор, меня направили на передний край. Сразу же мы попали в суровую обстановку боя. В первый день пребывания на переднем крае я занималась изучением местности и противника. Стала наблюдать из амбразуры, а рядом приготовила в бруствере запасную точку на случай, если меня обнаружит противник. Так два дня я наблюдала, находясь в 100 метрах от врагов, слышала их разговор, лай собак, пилку дров и игру на гармошке. По появлявшемуся из травы дыму я догадывалась, что там находятся замаскированные фашистские землянки. Но немцы на поверхности не появлялись, прятались.

На третий день я увидела чучело человека вполроста, появившееся вдруг из траншеи у разбитого дома. Я хотела выстрелить. Но воздержалась, так как это чучело неподвижно стояло, наверное, с полчаса и затем исчезло, потом опять появилось и стояло чуть ли не целый день. Немцам не удалось меня обмануть. Я не стреляла, зная, что каждый лишний и ненужный выстрел поможет врагу обнаружить меня.

Четыре дня я продолжала наблюдать за местностью, все тщательнее и тщательнее изучая каждый бугорок, каждое дерево, отдельный дом, траву, и даже наблюдала, как порхают птички.

В 24 часа из траншеи вдруг показался фриц с лопатой в руках. Он мгновенно исчез. Но я не теряла надежды на то, что он вновь появится. Поставила нужный прицел и, затаив дыхание, стала ждать. Каждая минута мне казалась часом.

Я увидела этого же немца, уже спокойно высунувшегося из траншеи. Он посмотрел вокруг и тихо пошел по траншее. Я прицелилась ему в грудь и плавно спустила курок. В этот миг была необыкновенная тишина. Казалось, что и войны нет. Но вдруг на меня обрушился шквал снарядов, мины ложились возле меня, автоматчики застрочили…

Я убила шесть фашистов».

(З. Золотовская, 1943 г.)

«Наш отдельный добровольческий батальон ленинградцев, в котором началась моя боевая биография, всю блокадную пору провоевал в районе Невского пятачка. Плацдарм был небольшим: полтора-два километра по фронту вдоль левого берега Невы и до километра в глубину. Здесь и зародился почин, авторами которого явились лучшие стрелки частей Ленинградского фронта. Случилось так, что я оказался в числе первых, 6 сентября уничтожил двух вражеских мотоциклистов на шоссе Дубровка – Шлиссельбург, а 8 сентября – еще двух гитлеровцев под Невской Дубровкой. Так проходило мое становление как снайпера.

Первым успехом я прежде всего обязан своему оружию. Винтовка для воина – его лучший друг. Отдашь ей заботу и внимание – и она тебя никогда не подведет. Оберегать винтовку, держать ее в чистоте, устранять малейшие неисправности, в меру смазывать, отрегулировать все части, пристрелять – таким должно быть отношение к своему оружию.

При этом нелишним будет знать и то, что, несмотря на стандартность, в принципе одинаковых винтовок нет. Как говорится, у каждой – свой характер. Проявляться этот характер может, например, в степени упругости различных пружин, легкости скольжения затвора, в мягкости или жесткости спуска, в состоянии канала ствола, его изношенности и т. д. Нередко голодный, продрогший от холода, возвращался я с «охоты» и прежде всего принимался за чистку оружия, приводил его в порядок. Это непреложный закон для снайпера.

Меткой стрельбе я обучался еще до войны. На снайперском полигоне стреляли почти ежедневно. На специально оборудованном стрельбище «неожиданно» появлялись на разных дистанциях цели: пулеметы, орудия, танки, бегущая группа противника. Или вдруг появятся рога стереотрубы… Конечно, все это было интересно и довольно правдоподобно. Но во всем этом не было главного – опасности. Той, которая приучает снайпера к бдительности, осмотрительности, хитрости, сноровке, т. е. к тому, что нас постоянно сопровождало на войне.

На фронте все мои первоначальные навыки, полученные в снайперской школе, подверглись строжайшему экзамену. Здесь также мелькали тут и там «фигурки», но для них ты сам был целью. Места для стрельбы надо было искать самому, оборудовать, маскировать. Делать не одну позицию, а несколько. Да еще к тому же знать, какую и когда занять, а какую сразу же после первого выстрела быстро сменить. Приходилось приспосабливаться к стрельбе в самых разных условиях. Допустишь ошибку в выборе позиции – поплатишься жизнью. Выстрел делаешь осмотрительно, иногда волнуешься, может быть, излишне осторожничаешь, а подчас попадешь в ситуацию, где и спасуешь. Не стесняюсь этого слова, но говорю по опыту: чувство страха можно и надо побороть в себе. Главным, ради чего надо преодолеть свой страх и рисковать даже жизнью, является выполнение боевой задачи. По таким законам на фронте жили разведчики и снайперы.

В боевой обстановке не всегда удавалось совладать со своими чувствами, особенно на первых порах, когда появлялись «непуганые фрицы». Однажды, еще в начале своей «свободной охоты», я увидел в глубине немецкой обороны вражеского офицера, который по тропе направлялся в сторону своего переднего края, т. е. шел в нашу сторону. Боясь упустить противника, я, недолго думая, прильнул к прицелу. Выстрелил и промазал. Фриц поспешно спрыгнул в траншею. В чем же дело? Почему промахнулся? Не совладал с нервами? Поторопился? Да, поспешность подвела, спокойнее надо было.

Спокойствие и хладнокровие бывают нужны в разных обстоятельствах. Как-то раз, после усиленной обработки нашего переднего края гитлеровцами с воздуха, когда нас изрядно завалило комьями вывороченной земли и засыпало песком траншеи, я с трудом выбрался из-под завала и, стряхнув с себя песок и землю, подхватив винтовку, бегом бросился к берегу.

Первый же выстрел показал, что прицел сбит. Очевидно, все это произошло во время бомбежки, когда контроль над собой и своими поступками несколько утрачивается в ожидании разрыва бомбы. Решил проверить бой винтовки. Попросил соседа по окопу помочь мне в этом. Показал ему на воде у противоположного берега стебель камыша, торчащий из воды. Задача его была простой – определить на глаз величину отклонения моих выстрелов от места выхода камыша из воды. Точно навел прицел в эту точку и выстрелил. Рикошет от пули на воде был хорошо виден. Что-то сантиметров 30–35 левее. Еще раз выстрел – и снова тот же эффект. Прикинул расстояние – порядка 300–350 метров. Поправка ясна – одно деление. Подкрутил маховичок и после контрольного выстрела со спокойной душой занялся обычным делом.

А вот другой пример. Вечерело. Фигурки гитлеровских солдат мелькали где-то вдалеке в тылу. Но глаза искали цель поблизости от берега, где проходил передний край обороны врага. Когда начало смеркаться, я вдруг увидел на тропе двоих солдат. С ведерками, весело болтая, с сигаретами в зубах, почти не таясь, они шли к берегу.

Палец на спусковом крючке – вот-вот должен раздаться выстрел. Но сам себя уговариваю: «Спокойнее, не торопись! Фрицы же идут к воде, значит, будут еще ближе, и выстрел будет точнее!» Чем ближе к берегу, тем ниже они стали пригибаться. У самого спуска к воде, у тропы, они затаились и почти исчезли из моего поля зрения. Через минуту-две, смотрю, выпрыгнули из-за бугра и, перекинув автоматы за спину, бросились друг за другом по спуску вниз. И снова терплю, успокаиваю себя: «Ведь до воды им надо пробежать по песку еще метров десять-пятнадцать!» Подбежали к воде. Сам себе командую: «Пора» – и нажимаю спусковой крючок. Два уничтоженных фашиста – итог сдержанности, спокойствия и хладнокровия.

Бесспорно, правильное положение стрелка при стрельбе – залог успеха. Но это, как говорится, теоретическое, «мирное» положение стрелка. На фронте же, в боевой обстановке, очень редко удавалось устраиваться подобным образом. Разве только в долговременной обороне, при тщательном оборудовании своих позиций. Как правило, в боевой обстановке снайперу приходится стрелять из самых разнообразных положений.

Был у меня такой случай. Шла переправа наших войск. Мне было приказано подавить огонь вражеских пулеметчиков. Первые же выстрелы из ДЗОТа, где я устроился, показали непригодность моей позиции: ограничен обзор, неудобно работать с прицелом… Быстро выбрался – и в траншею. Но, как оказалось, и отсюда вести огонь было не с руки. Выскочил из траншеи, перевалился через бруствер и подался поближе к противнику, к самой кромке берега. Пристроился на какой-то кучке веток в кустарнике. Поначалу вроде бы и понравилось: видно хорошо, самому мягко, прикрыт кустарником. А когда начал ловить пулеметчика в оптику, почувствовал помехи. Не было твердой опоры – локти проваливались между веток, пружинили, расползались.

Наконец, более или менее утвердился и все внимание переключил на выполнение своей задачи. С противоположного берега неслись огненные струи пулеметных очередей. В дополнение к прежним немцы выкатили еще пару пулеметов. Трехъярусный огонь мешал переправе.

По врагу била наша артиллерия, но не приносила вреда пулеметчикам, которые пристроились в береговой насыпи. Неустойчивое положение мешало прицеливанию. Вспомнил невольно школьные годы, когда я однажды на соревнованиях стрелял по мишени «на проходе», т. е. не удерживал мушку под обрезом черного круга, а легкие ее покачивания использовал для стрельбы. Задача состояла в том, чтобы добиться медленного, равномерного покачивания. Палец на спусковом крючке был на критической точке; малейшее нажатие – и выстрел! Все это пронеслось у меня в голове мгновенно. Открыл огонь. Постепенно замолкали пулеметы, и вскоре в моем секторе не было на берегу ни одного пулеметчика – задача была выполнена…

Как-то зимой я оказался в довольно сложной обстановке. Впереди участок местности был завален стволами поваленных взрывами деревьев, ворохами веток. Вести наблюдение лежа, а тем более стрелять было невозможно, а приподнимешься – тут же станешь мишенью для врага. Пристроился за стволом старой березы. Обзор немного улучшился. И тут главное – плотнее прижиматься к березе, не мельтешить за ней, не высовываться из-за ствола. Когда поддерживаешь атаку подразделения, раза два-три приходится менять свою позицию. И тут не смотришь: лужа или не лужа, коряга не коряга – радуешься любому уголку, любой кочке…

Возможно, вы спросите: как лучше действовать снайперам – вдвоем или в одиночку? Скажу прямо: практика показала, что решение этого вопроса целиком зависит от мастерства и, конечно же, от конкретных условий боя.

Было это в разгар зимы. Недалеко от Ленинграда через Неву проходил железнодорожный мост. Еще осенью при отходе наши войска его подорвали, но две фермы моста, примыкающие к нашему берегу, были целы.

Давно я уже присматривался к мосту, предполагая, что с него хорошо просматривается вражеский берег. Польза двойная: не только хороший наблюдательный пункт, но, должно быть, и отличная снайперская позиция. Правда, если обнаружат, несдобровать!.. Но не только это сдерживало. Как незамеченным, не оставляя следов, пробраться на мост и, главное, как в случае опасности его покинуть? Не могут ли и фрицы со своей стороны взобраться на мост? Нет ли у них там своего наблюдательного пункта?

В один из дней перед рассветом, запасшись всем необходимым для долгого бдения на снегу, я по заранее высмотренному маршруту пополз к железнодорожной насыпи. Выбрав относительно пологий участок, осторожно взобрался на полотно. Полз, присматривая, чтобы не оставлять заметных следов. Иногда приминал слишком приметные места и разравнивал снег за собой. Правда, успокаивала мысль, что чем ближе к мосту, тем насыпь выше и едва ли что просматривается на ней с вражеского берега.

Сделав десяток-другой «гребков» локтями, отдыхал и снова начинал движение. Вот, наконец, и мост.

Теперь максимум осторожности! Где же устроиться? Прежде всего надо добраться до последнего пролета – к ферме, что обвалилась при взрыве. Только там будет что-то видно. Надо было поторапливаться. Начинался рассвет. Внимательно просмотрел покрытие моста: не нарушен ли где-либо снежный покров? Нет ли подозрительных следов? Как будто бы все в порядке. Можно устраиваться…

Вражеский берег просматривался четко. У самой кромки береговой черты были густо набросаны витки спиралей из тонкой проволоки – малозаметные инженерные препятствия. Немного дальше от берега, метрах в 20–25, шел низкий забор из колючей проволоки на маленьких столбиках. Еще дальше – забор из колючки на метровых кольях, увешанный пустыми консервными банками, – своего рода сигнализация. Извилистые траншеи, ходы сообщения, окопы, блиндажи, землянки – все как на ладони. Вот это наблюдательный пункт! И еще я подумал тогда, что возвращаться обратно буду обязательно по старому следу, с предельной внимательностью, особенно у своего переднего края. Но пока моя задача – вести себя тихо, ничем не выдавая.

Взошло солнце, мороз крепчал. Поработал пальцами, чтобы согреться. Около полудня в одном из ходов сообщения заметил троих гитлеровцев. Впереди шел обер-ефрейтор, позади – два солдата с карабинами. Встретить гитлеровцев я решил на одном из поворотов. В этом месте 10—15-метровый отрезок траншеи шел точно в моем направлении и просматривался целиком: каждый в него входящий как бы становился неподвижным в поле зрения прицела.

Первым появился обер. Стоп! Не торопись! Зачем стрелять сейчас? Дай им всем войти и вытянуться цепочкой на виду у тебя! А потом стреляй в первого, затем – в последнего. И средний никуда не денется. Так и сделал…

Минут через пятнадцать на этом же месте были уничтожены двое, потом еще один. А дальше пошло, как по конвейеру. Куда шли фашисты – не знаю, но каждый из проходящих натыкался на груду тел и тут же сам становился жертвой.

И все было бы хорошо, если бы не иней… Это случилось на третий день моей «охоты» с моста. Тогда, в первый день, я не придал особого значения тому, что после выстрела с металлических конструкций моста на меня посыпался иней. Его радужная пыльца медленно оседала, искрясь на солнце. Красивое зрелище… Но, видно, успешная «охота» в какой-то мере притупила мою бдительность. А надо было бы сообразить, что гитлеровцы усилят наблюдение, повысят внимание и будут осторожничать. На третий день я успел сделать только единственный выстрел, сразивший фашиста. Буквально через минуту на мост посыпался град снарядов и мин.

Ранним октябрьским утром наши части перешли в наступление и форсировали Неву. Замаскировавшись на берегу среди густой растительности, я вел наблюдение за полем боя и внимательно следил за всеми осложнениями, возникавшими при форсировании. В любой момент готов был прийти на помощь огнем.

Под настилом бывшей лодочной станции я заметил на поверхности воды сильную зыбь, поднятую мощной струей пороховых газов. «Ловко укрылись, – подумал я зло, – самому не достать. Надо сообщить артиллеристам…» Через пару минут от настила остались только щепки. Вспугнутые первыми же разрывами снарядов, оттуда выскочили фашистские пулеметчики, но уйти далеко не успели…

В дальнейшем я частенько выбирал свою позицию вблизи артиллерийских КНП. Но фронтовая дружба налаживалась не только с артиллеристами, но и с представителями других воинских специальностей. Особенно крепкие контакты были с разведчиками. Случалось и так, что задания нам давали общие: снайперов включали в состав разведывательных групп…

Я уже упоминал о нашем плацдарме на левом берегу Невы в районе Невской Дубровки. На него возлагались большие надежды нашим командованием. Значение плацдарма понимали и гитлеровцы. В районе переправы река буквально кипела от разрывов снарядов и мин. Ясно было, что огонь корректировался, а следовательно, наблюдатели и корректировщики находились в визуальном контакте с переправой, видели все, что делается на реке и на подступах к ней.

Когда в штабе был поднят вопрос о снижении эффективности огня вражеской артиллерии по переправе и плацдарму в целом, было предложено использовать огонь снайперов. Меня вызвали в штаб армии. Задача была ясна. Ночью в стороне от переправы меня скрытно перебросили на плацдарм. Устроились вместе с одним комбатом в береговой нише. Кругом творилось что-то невероятное. Непрерывный гул, взрывы, трескотня пулеметов и автоматов, разрывы гранат…

Почти два месяца пробыли мы в этом пекле. Перед каждым рассветом я в сопровождении двоих автоматчиков – моих «телохранителей» – подбирался как можно ближе к переднему краю. Долго рассказывать, что я пережил за эти два месяца…

Часто снайперу приходится стрелять по целям, появление которых бывает неожиданным. В этих условиях нет времени на определение расстояний, и потому на наиболее вероятных рубежах и направлениях необходимо заранее выбирать приметные ориентиры. По ним в дальнейшем следует вести отсчет и определять положение целей и расстояние.

Поскольку, как правило, все ориентиры находятся в расположении противника, расстояние в них определяется на глаз, с ошибкой примерно в 5—10 %. Ошибки тем больше, чем пересеченнее местность. Но и на ровной местности они не исключены. Особенно грубые ошибки (с занижением расстояний) бывают тогда, когда противоборствующие стороны разделяет ровная однообразная местность – равнина, пустыня, водная гладь – или когда стрельба ведется в горных ущельях, лощинах. К тому же надо учесть и то, что установочные данные оптического прицела зачастую требуют периодической коррекции. Так возникает необходимость проверки боя винтовки. Но как это сделать в условиях фронта? Ни мишеней, ни стрельбищ, ни выверенных расстояний, а порой и просто отсутствие инструментов. При удобном случае я всегда разыскивал поблизости овражек, отмеривал 100 метров и производил пристрелку винтовки стандартным способом. Но такие случаи выпадали редко. Надо было искать что-то другое. И это другое нашлось.

Как-то работал я на берегу – уничтожал вражеских пулеметчиков, ведущих огонь у самого уреза воды. Выстрелив, заметил на воде у берега всплеск. Сомнений не было – эти рикошет от моего промаха. Факт этот я запомнил. И вскоре его использовал. Когда вновь заработали пулеметчики, заскрежетали минометы, заухала артиллерия, я решил проверить бой винтовки. В оптический прицел внимательно просмотрел участок водной глади неподалеку от обнаруженных мною у берега следов. Привлек внимание прутик, торчавший из воды. Тщательно прицеливаюсь в точку, где он выходит из воды, и стреляю. Вижу всплеск – рикошет. Его отклонение – ошибка в бое винтовки. Она незначительна, но для уверенности делаю еще один выстрел.

В этот день я так ничего и не дождался. Зато на следующий мой боевой счет вырос еще на две единицы…

Иногда обстановка быстро менялась, цели появлялись на обширном пространстве с разбросом по дальности и быстро исчезали. В таких условиях каждый раз определять расстояния и тем более устанавливать по ним прицел попросту не представлялось возможным. Да и реагировать на такие цели надо было быстрее, иначе цель скроется.

В предвидении такой обстановки, которая, как правило, возникала при атаках противника, я точно (упомянутыми выше методами) пристреливал винтовку на дистанцию 400 метров, запоминал в районе этой дальности какой-либо предметный ориентир на стороне противника и в дальнейшей стрельбе ориентировался по нему. Прикидывал на глаз, насколько цель ближе или дальше этого ориентира, не в метрах, конечно, а в величине «качания» по вертикали точки прицеливания. Для этого, естественно, снайпер, как таблицу умножения, должен знать (а вернее, представлять пространство) траекторию полета пули хотя бы на те же 400 метров, т. е. на дистанцию, на которую винтовка пристреляна была перед боем.

В качестве тактического приема гитлеровцы использовали свои огневые точки по всей линии обороны таким образом, что одни из них работали днем, а другие – по ночам. Выявить точки, работающие в ночное время, труда не составляло – по огневым вспышкам «провешивали» направление на работающий пулемет (устанавливали по паре вешек на бруствере окопа на удалении метр-полтора одна от другой). Днем по этим вешкам после недолгих наблюдений находили замаскированные амбразуры огневых точек и проводили по ним коррекцию оружия способами, о которых рассказывалось выше. Прицелы запоминались и записывались. С наступлением темноты, когда оживали огневые точки, молчавшие днем, снайпер был уже настороже. Взлетит в воздух ракета, зависнет в ночном небе – и в ту же секунду в сторону работающей огневой точки следует выстрел, другой.

Заканчивая свой рассказ о немаловажном для снайпера тактическом приеме – нестандартной пристрелке, – хотелось бы предупредить, что увлекаться ею не следует, а использовать надо в самых неотложных случаях, когда есть необходимость поражения цели с первого выстрела. Желательно эту пристрелку маскировать шумом боя и вести ее с запасных позиций.

В боевой обстановке снайпер может оказаться в самых необычных условиях. Для того чтобы не попасть впросак, необходимо в совершенстве владеть всеми видами оружия и теми качествами, о которых я уже говорил выше. Не меньшее значение имеют хитрость, смекалка, наблюдательность.

Однажды во время единоборства с фашистским снайпером был у меня такой случай.

Взошло солнце. Крепчал мороз. Однообразное лежание стало надоедать. Беспокоила неясность обстановки. Надо было предпринимать что-то. И тут мелькнула мысль: надо обмануть фрица. Нашел сухую ветку и, приладив на нее шапку-ушанку козырьком в сторону противника, просунул ее сквозь прогал в ветвях и медленно стал поднимать. Моя «неосторожность» тотчас же была наказана. Шапка была сбита. По двум дыркам нетрудно было определить примерное направление пули. Но враг не успокоился: очередная пара пуль впилась в ствол возле меня. Неприятное ощущение!

Снова пошла в ход рогулька. Удерживая бинокль у глаз, левой рукой осторожно пошевелил еловые ветки левее. Как и следовало ожидать, последовал выстрел. Одновременно в бинокль я увидел маленькое облачко снежной пыли. Сомнений не было – облачко взметнулось в результате вылета из ствола пороховых газов. Вражеский снайпер работал с неподготовленной позиции – зимой в секторе стрельбы снег надо обязательно окропить или же слегка примять, чтобы не демаскировать выстрелы. Это его и выдало…

Вы уже, наверное, поняли из приведенного примера, что снайпер должен быть наблюдательным, а из всего замеченного обязан делать определенные выводы. Наблюдательность и анализ – непременные качества снайпера. Они вырабатываются со временем. И не следует пренебрегать мелочами боя. Любая мелочь может оказаться решающим фактором победы.

В чем секрет успеха снайпера и что его спасает от огня противника? В первую очередь – маскировка. Он видит все, оставаясь невидимым для врага, а поэтому неуязвимым.

Снайперу нужно помнить те правила, которые имеют значение для его будущей боевой работы. Правила эти следующие: отправляясь на выполнение боевой задачи, осмотреть свое снаряжение и подготовить его так, чтобы оно не издавало никаких звуков, которые могут выдать присутствие снайпера; двигаясь по небольшим барханам, высоким хребтам, обязательно идти, пригибаясь; в лесах и зеленых зонах не пересекать полян, а обходить их; на отдых днем располагаться в тени местных предметов; не протаптывать новых тропинок по целине, не расширять имеющихся, которыми пользуются; все следы работ, проводимых в течение ночи, к утру необходимо тщательно маскировать».

(В.Н. Пчелинцев, 1942 г.)

Что касается выдержки, терпения – без этого невозможно говорить о снайпере как таковом. Известный советский снайпер Лидия Гудованцева как-то вспоминала: «Вдвоем с напарницей Сашей Кузьминой отправились на первую «охоту». Выползли, тщательно замаскировались, приняли изготовку и замерли. Впереди притаился враг. От усиленного напряжения слезились глаза. Начало припекать солнце. Мы – без единого движения. А затем облепил нас рой комаров и мелкой мошкары. Свет был не мил. Мучили они невыносимо, а отогнать нельзя…