Текст книги "Прощание с Византией"
Автор книги: Алексей Величко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)
А монголы растекались широкой бурной рекой, безжалостной и беспощадной, по Венгрии, захватывая пленных и умершвляя всех тех, кто не представлял ценности. Современники описывали, как их жены, ни в чем не уступая мужья, избивали мечами венгерских женщин и детей. А юные татары, беря пример с отцов и матерей, тренировались сносить головы своим жертвам одним ударом. Наконец, пресытившись жертвами и добычей, монголы сделали привал на задунайских землях, сложив неподалеку от своего лагеря страшный вал из тел убитых ими людей.
В мае 1241 г. король Белла IV вернулся на родину, но любые попытки организовать сопротивление монголам оставались тщетными; пришлось отступать все дальше и дальше на Запад. Венгрия осталась лежать разоренной и обезлюженной…159
Попутно пострадали Хорватия, Сербия, Болгария, также подвергнувшиеся страшному разорению от монголов, свернувших в сторону от Венгрии. В целом монголотатары захватили все территории вплоть до Нижнего Дуная. Сами болгары избежали поражения только благодаря инициативному предложению выплачивать татарам дань, которую они ежегодно вносили хану с 1242 по 1300 г. Монгольское влияние было достаточно сильным и долгим, чтобы Болгария навсегда потеряла лидирующее положение на Балканах, где теперь господство вновь перешло к византийцам160.
Здесь следует немного остановиться и отметить ту особенность создавшегося на руинах Руси Кипчакского ханства, что, в отличие от Персидского ханства и Китая, завоеванного монголами, местные завоеватели сумели какимто образом не ассимилироваться с местным населением. «Они, – как справедливо отмечают исследователи, – остались подданными “хана Кипчака”, т.е. наследниками, тюркской орды этого имени, простыми продолжателями дел этих тюрок“куманов”, или половцев, без прошлого и без памяти, чье пребывание в русской степи в конце концов осталось для истории как бы не бывшим».
Более того, принятие «кипчакскими» монголами в скором времени Ислама привело лишь к еще большей изоляции этой ветви монголов. Она не только не приобщила их к культуре Египта или Ирана, но, напротив, превратила в чужаков, которые живут временно и вскоре должны исчезнуть161.
На фоне этих событий св. Иоанна III не испугал ни отказ генуэзцев от союзнического договора, ни известия о приближающихся венграхкрестоносцах во главе с Латинским императором Балдуином II. Было совершенно ясно, что, даже получив некоторый успех, это наступление не могло быть продолжено стратегически. Как ни в чем не бывало он начал наступление из Никомидии и занял Харакс, Дакивизу и Никитиат. Переманив на свою сторону отдельные отряды наемников, сражавшихся у болгар, и присоединив к ним половцев, св. Иоанн III вступил во Фракию.
Против него располагались войска Эпирского царя Иоанна. Император без особого труда победил его, и тот добровольно сложил с себя царский титул, назвался «деспотом» и признал над собой власть Никейского императора. Без сомнения, этот поход 1242 г. мог стать вершиной царствования св. Иоанна III Ватаца, мечтавшего присоединить к Никее всю Македонию. Но в самый разгар кампании он получил сообщения от сына Феодора Ласкариса о том, что на соседние сельджукские государства напали неизвестные им татары162.
Потерпев поражение в 1243 г., султан КейХосров II втайне мечтал избавиться от этой щемящей его душу вассальной зависимости от монголов и срочно запросил помощи у Никеи. Желая разузнать все на месте, император направился в Триполис для переговоров с ним. Он пообещал в целом оказывать туркам содействие, но не сделал ничего конкретного – и весьма мудро, поскольку в противном случае участь Никейского царства оказалась бы незавидной. Зато теперь его тыл был защищен сельджуками, причем и монголы не могли вменить ему это соглашение в вину, поскольку оно не предусматривало совместных действий против них со стороны византийцев; это был исключительно мирный договор, а не военный союз163.
Интересно, но это был не единственный маневр, обезопасивший Никею от татарского нашествия. Опасаясь, что монголы вступят в соглашение с Римом, царь направил к папе послов, в очередной раз намекая на возможность заключения унии. И когда в Рим действительно прибыли послы монголотатар, предлагавшие апостолику начать совместные действия против св. Иоанна III Дуки, понтифик под благовидным предлогом отказал им. Кроме того, для обеспечения безопасности своей державы св. Иоанн III построил сеть крепостей в горах с хорошим запасом вооружения и снабдил их крепкими гарнизонами. Таким образом, восточная граница Никейской империи была обезопашена.
Теперь император получил возможность вновь обратить свой взор на Балканы, тем более что вследствие слабости прежних соперников перед ним открывались широкие и ясные перспективы. Благодаря своей выверенной дипломатической игре св. Иоанн III Ватац вскоре приобрел мощного и надежного союзника – Германского императора Фридриха II Гогенштауфена, самого активного, непримиримого врага Римского папы и папской политики. Впрочем, стратегия Фридриха не отличалась от той, которую демонстрировали его преемники. По тонкому замечанию одного исследователя, «в каком бы положении ни находилась Германская империя, для главы ее едва ли было возможно не вступить в войну с постоянно агрессивным папством, с его постоянно заявляемыми претензиями на территорию Италии и на церковную юрисдикцию над всем миром»164.
Разумеется, император германцев был далек от того, чтоб считать источником своей власти Римскую кафедру. И хотя традиционно для своих современников утверждал, что в законодательстве и судопроизводстве вдохновляется Божеством и является наместником Христа на земле, однако обоснование этого тезиса искал не в Священном Писании, а в своде законодательства императора св. Юстиниана Великого. В его сборнике актов «Liber augustalis» присутствуют следующие характерные строки: «После грехопадения природная Необходимость, так же как и божественное Провидение, создали царей и князей, которым поставлена задача быть властителями жизни и смерти для своих народов, устанавливать, какими должны быть состояние, удел и положение каждого человека, являясь как бы вершителями божественного Провидения».
И совершенно справедливо замечено, что эта традиционная для короля миссия была сформулирована не словами Писания или патристических текстов, но почти целиком и полностью заимствована у одного языческого Римского императора, который писал: «Разве я не был избран, чтобы действовать как наместник богов на земле? Я – властитель жизни и смерти для народов. Решение того, каковы будут удел и положение каждого человека, отдано в мои руки. И что Фортуна уготовила каждому смертному, она объявляет моими устами»165.
Нельзя, разумеется, на этом основании говорить об антиклерикализме Фридриха. А его неприятие папской политики вмешательства в дела европейских государств никак нельзя отождествлять с борьбой против Церкви. Как известно, эта протестная тенденция не обошла стороной практически ни одного из крупных государей Западного мира. Другое дело, что никогда ни до него, ни после Римское папство не сталкивалось с таким могущественным, умным и предприимчивым государем, как Фридрих II Гогенштауфен166.
Разумеется, эта цельная и сильная натура не пожелала оставлять ситуацию в том виде, в каком она сформировалась еще в годы его тревожного детства. Как повествуют летописцы, уже на своей коронации Фридрих, 21летний юноша, откровенно дал понять, что не намерен становиться слепым орудием в руках Рима. Именно он положил начало традиции независимости Германии от Апостольского престола167.
Не желая слыть послушным слугой Римской кафедры, король вступил в незримую борьбу с папой, и точкой приложения разновекторных сил стал Крестовый поход, к которому понтифик упорно на протяжении многих лет склонял Фридриха, а тот под любым предлогом отказывал в удовлетворении его желаний. Да, поскольку клятва императором на сей счет была дана, ее нужно выполнять. Но оставался неурегулированным вопрос времени начала похода короля.
В какойто момент понтифик сумел вырвать у Фридриха обещание, что тот выступит не позднее весны 1225 г. Однако в марте 1224 г. германец попросил перенести начало мероприятия в связи с волнениями мусульман на Сицилии. И действительно, в 1222—1223 гг. ему пришлось не раз вступать в схватку с сарацинами. С великим трудом удалось убедить перенести Гонория III крестоносное мероприятие на лето 1227 г. За это король обещал снабдить крестоносцев Востока средствами в размере 100 тысяч унций серебра, предоставить Великому магистру Тевтонского ордена Герману фон Зальцу (1209—1239) флот из 150 судов и набрать за свой счет 1 тысячу рыцарей, которых эти корабли и должны перевезти в Акру168.
В действительности даже теперь Фридрих II не собирался воевать, находя это занятие неумным и чрезвычайно затратным. За спиной у папы он одновременно вступил в тайную переписку с Иоанном де Бриенном и альКамилем. Султан Египта в то время был сильно озабочен столкновениями с братом – эмиром Дамаска альМуаззамом, установившим союз со свирепыми хорезмийцами, вытесненными из Средней Азии татарами. И вот сейчас египтянин предложил королю отдать Иерусалим и Палестину в обмен на помощь против брата. Конечно, представить себе еще во времена 3го Крестового похода такую ситуацию, когда призыв к крестоносному движению шел не от христиан Леванта, а от сарацин, было немыслимо. Тем не менее жизнь сложнее и многообразнее любых теорий. А потому альКамиль, опасавшийся брата пуще пилигримов, в конце 1227 г. передал предложение Фридриху II участвовать в войне против эмира Дамаска, которому фактически принадлежал Иерусалим, и его союзников из Хорезма.
Однако наступал срок начала Крестового похода, оговоренный с Римским епископом. К тому времени кафедру Святого Петра занимал человек с куда более завышенной самооценкой, чем покойный Гонорий III – тот скончался в марте 1227 г. Новый папа, Григорий IX, человек несгибаемого характера, ясного ума, имел четкие убеждения о роли папства во Вселенной, почерпнутые из общения с покойным дядей – понтификом Иннокентием III. Суровый и аскетичный, он никак не мог любить сибаритаимператора, а потому Фридриху нужно было поторопиться, чтобы не доводить дело до беды.
Не распространяясь о своих предварительных договоренностях с альКамилем, опасаясь быть отлученным от Церкви за несоблюдение крестоносной клятвы, но и не получив папского благословения на поход (!), 8 сентября 1227 г. Германский император отплыл из Бридзи вместе со своим товарищем ландграфом Людвигом VI Тюрингским (1217—1227), но через несколько дней оба заболели холерой. Пришлось срочно приставать к берегу, хотя несчастный Людвиг скончался еще в море. Фридрих срочно отправил письмо в Рим, в котором обещал, если Господь дарует ему выздоровление, выступить в Крестовый поход не позднее марта следующего года. Но папу Григория IX эта история не растрогала, и 29 сентября 1227 г. он торжественно анафематствовал Германского императора. А в ноябре того же года торжественно повторил отлучение в Соборе Святого Петра169.
Но лишь совершив этот неприятный для германца акт, папа понял, насколько ошибся. Идея Крестового похода все еще висела в воздухе, не находя конкретного организатора. А поскольку Фридрих был отлучен от Церкви, возглавить поход пилигримов ему было никак нельзя. Разумеется, на меньшее Гогенштауфен и не претендовал – он привык быть первым везде и всегда!
В полной противоположности импульсивному папе Фридрих II разослал по всем христианским землям свое письмо, в котором ясно, здраво и логично объяснил свое положение и причины неучастия в войне против неверных. Все – и тон письма, и его содержание пришлись по душе современникам. Дошло до того, что когда на Пасхальной службе 1228 г. папа Григорий IX начал проповедь с нападок на императора, жители Рима возмутились. Более того, апостолика изгнали из Рима (!), и он был вынужден искать спасения в Витербо, откуда продолжал свои обличения. Положение понтифика было незавидным: Крестовый поход он уже объявил, но прекрасно осознавал, что если Гогенштауфен не возглавит его и не вернется оттуда победителем, это будет означать моральную смерть папства170.
Если бы Фридрих играл эту партию пассивно, то вслед за «приобретением» анафемы он мог потерять и права на Сицилийскую корону – ведь остров попрежнему считался собственностью Римской кафедры. Но император был опытным игроком, а потому сделал еще более ловкий ход: невзирая ни на какие анафемы и гневные бормотания Римского епископа, 28 июня 1228 г. отплыл в Святую землю. Общественное мнение тут же склонилось в его сторону. По Европе пронеслась целая серия пророчеств, будто именно Фридриху даровано Богом вернуть Иерусалим христианам, и когда король прибьет свой щит к сухому дереву, проклятому Христом, оно немедленно расцветет. Явно не в пользу Григория IX императора сравнивали со Спасителем, гонимым первосвященником Каиафой171.
Однако ситуация за это время существенно изменилась. От приступа дизентерии скончался враг альКамиля альМуаззам, вследствие чего султан перестал нуждаться в военной помощи императора. Понятно, что условия договора, которые теперь обсуждались между Египтом и Гогенштауфеном, существенно изменились не в пользу германца172. Впрочем, отношения между двумя монархами все равно стали к тому времени столь тесными, что доверенное лицо султана ФахрадДин был произведен Фридрихом II в рыцари в знак дружбы173.
А в марте 1228 г., как уже говорилось ранее, при родах умерла королева Иоланта, даровав жизнь своему сыну Конраду IV (1228—1254), будущему королю Германии, Иерусалима и Сицилии. Теперь Фридрих Гогенштауфен автоматически из короля Иерусалима переходил в статус регента своего сына, по факту рождения ставшего наследственным монархом Святого города. Но эти обстоятельства не смутили Фридриха. 21 июня 1228 г. он прибыл на Кипр, сместил Иоанна д’Ибелина Старого (1179—1236), сына прославленного защитника Иерусалима Балиана II д’Ибелина (1142—1193), регента юного короля Генриха I (1218—1253), и подтвердил свои права на доходы от острова.
Как говорят, встреча двух правителей происходила крайне бурно. Д’Ибелин отличался смелым характером и не собирался уступать вместе с регентством еще и Бейрут, пожалованный ему в 1197 г. королем Иерусалима Амори II (1197—1205) и королевой Изабеллой I (1192—1205). Он открыто заявил, что подчинится лишь приговору Совета баронов Леванта, а до тех пор никакое решение императора не является для него легитимным174.
Разумеется, все эти комбинации носили временный характер. И когда Фридрих II прибыл в Акру, Иоанн д’Ибелин тут же отправился в Бейрут, чтобы убедиться в способности города противостоять в случае необходимсти штурму германцев. После этого Иоанн потребовал назначить заседание Высокого суда, чтобы оспорить действия Фридриха II на Кипре.
В это время в Левант пришли известия о том, что папа вновь отлучил императора от Церкви, после чего многие бароны, патриарх Иерусалима Герольд, магистры тамплиеров и госпитальеров высказали вслух сомнения в действенности клятвы, которую они принесли ранее Фридриху II. Лишь рыцари Тевтонского ордена сохранили ему верность. Даже с учетом того, что вскоре к императору прибыло небольшое подкрепление в количестве 500 рыцарей, эти соединенные силы были слишком малы для активных боевых действий. А потому Фридрих решил вести борьбу за Крест дипломатическими средствами. На его счастье, благоразумный альКамиль мыслил точно так же175.
В скором времени германец вернулся к тайным переговорам с альКамилем и ФахрадДином, подкрепляя свои письма маневрами крестоносной армии из Акры в Яффу по пути короля Ричарда Львиное Сердце. Поскольку в это время альКамиль вместе с братом альАшрафом, правителем Джазире, осаждал Дамаск, где скрывался их племянник анНасир Дауд, сын покойного альМуаззама, присутствие Гогенштауфена с небольшой, но профессиональной армией становилось серьезным фактором, который нельзя было не учитывать.
АнНасир Дауд уже обратился за помощью в Хорезм, и если бы Фридрих II решил стать его союзником, дела братьев могли обернуться совсем плохо. Пришлось срочно менять условия, на которых император согласился бы на нейтралитет. Незаменимый ФахрадДин пытался урезонить германца, пытаясь сохранить за своим господином Палестину, но король открыл ему, что без возврата христианам Святого города никакие договоренности не образуются. Послудругу он доверительно пояснил, что Иерусалим, как таковой, лично ему не нужен. Однако город имеет большое значение в его борьбе с Римским папой. И в скором времени альКамиль согласился на предложение Фридриха176.
18 февраля 1229 г. было подписано соглашение, согласно которому султан обещал 10 лет хранить военный нейтралитет, вернуть христианам Иерусалим, Вифлеем и Назарет в обмен на помощь в защите от внешних врагов, если таковые объявятся. Кроме того, к пилигримам отходил коридор, по которому можно было добраться до Яффы через Лидду и Западную Галилею вместе с городами Монфор и Торонто, а также оставшиеся мусульманские районы вокруг Сидона. Храм Гроба Господня, естественно, переходил в руки христиан, но Храмовая гора с «Куполом скалы» и мечеть альАкса – святыни Ислама оставались в руках турков. Султан даже разрешил восстановить стены Иерусалима, но эта уступка распространялась лично на Германского императора177.
Это была уникальная дипломатическая победа: впервые за 40 лет Иерусалим вновь стал христианским. Причем сделал это в одиночку дважды отлученный от Церкви король, не проливший ни капли крови! Хотя конечно же далекий от того, чтобы его называли «святым».
17 марта германская армия вошла в Святой город, уже полностью к тому времени очищенный от мусульман. А 19 марта 1229 г. Фридрих II собственноручно возложил на свою голову королевский венец Иерусалима в храме Гроба Господня, а затем обратился с манифестом ко всем жителям Земли. В нем Гогенштауфен сравнивал себя с Ангелами, которые занимают промежуточное положение между людьми и Богом, а также с Израильским царем святым Давидом (1005—965 до Р.Х.), который, как известно, считался предвестником Христа, священником и пророком.
Это известие, дошедшее в Рим, окончательно вывело папу из себя. В новой энциклике Великой курии говорилось, что, самолично короновав себя, Фридрих II дерзнул совершить процедуру, сходную с Литургией. В состоянии крайнего раздражения понтифик писал одному своему контрагенту, желая представить Гогенштауфена в самом невыгодном свете: «Этот царь пагубы, как мы можем доказать, открыто заявляет, что мир был обольщен тремя обманщиками: Иисусом Христом, Моисеем и Мухаммедом, и двое из них умерли в почете, третий – на кресте. Мало того, он утверждает, что только дураки могут верить, будто девственница могла родить от Бога, Творца Вселенной; он говорит, наконец, что человек должен верить только тому, что может быть доказано силой вещей или здравым смыслом»178.
Впрочем, недовольство высказал не только папа. Тамплиеры и госпитальеры были возмущены тем, что часть святынь по условиям договора осталась в руках неверных. А местные бароны, крайне озабоченные центристскими тенденциями Фридриха II, отказывались признать его своим господином: ведь он короновался Иерусалимским королем без консультаций с ними, будучи на тот момент всего лишь регентом своего малолетнего сына. «Насколько легитимна его коронация в этом случае?» – спрашивали они друг друга. Нет никаких сомнений, что для вопрошавших этот вопрос носил исключительно риторический характер. Разумеется, с учетом новых обстоятельств султан начал всерьез подумывать о расторжении договора и с большим трудом дал убедить себя сохранить его условия179.
Более того, пользуясь отсутствием императора, мстительный папа организовал военное вторжение в Южную Италию с целью захвата Сицилии, чем вызвал шок и осуждение всей Европы. Что ни говори, но Фридрих II являлся крестоносцем и совершил беспрецедентный подвиг. Ни для кого не было тайной, что понтификом двигали исключительно своекорыстные интересы и жажда наживы180. Даже враги не могли не признать, что Гогенштауфен был и остается верным католиком; мало найдется людей, настолько преданных Богу и Церкви, сделавшего много доброго и очень желавшего спасти свою душу181.
Тем не менее в понедельник, 19 марта, в Иерусалим прибыл архиепископ Кесарии, наложивший на город интердикт. Естественно, Фридрих II пришел в бешенство от такого оскорбления и, бросив восстановительные работы, со своими солдатами отправился в Акру, но и там его не ждали овации и цветы. Генуэзцы и венецианцы негодовали по поводу преференций, которые император предоставил своим союзникам пизанцам. А местные бароны окончательно уверились в том, что коронация германца была незаконной.
По этой причине император пошел на некоторый компромисс. Он созвал представителей местной элиты, чтобы отчитаться в своих успехах, а попутно объявил о скором отъезде. В качестве своих бальи он оставлял Балиана Сидонского и Вернера фон Эгисхайма по прозвищу «Гарнье Немец». Что, впрочем, не помешало горожанам забросать его эскорт навозом и грязью182.
Многим не понравилась и религиозная толерантность германца. Дошло до того, что одним из обвинений в его адрес (заочных, разумеется) являлось беглое знание арабского языка. Понимая, что в Иерусалиме его ничто более не держит, Фридрих II отправился домой, лишь чудом избежав засады, устроенной тамплиерами, и 10 июня 1229 г. оказался в Бриндизи183.
Там ему пришлось воевать с папскими войсками, гордо несшими на своих знаменах изображение ключей (герб Римского епископа), и применять против них сарацинские полки, специально нанятые для войны с понтификом. Сицилия и Южная Италия покрылись кострами военных сражений, и христиане с ужасом решали важнейший для себя вопрос: чью власть – папы или императора – признать над собой? Лишь в ноябре 1229 г. магистр Тевтонского ордена доставил Фридриху II радостные вести о том, что Римский епископ готов подписать с ненавидимым им императором мирное соглашение184.
В не лучшем положении оказался и султан, которого осудили собственные имамы. Никто не желал слушать его объяснений относительно того, почему и как Святой город перешел в руки Германского императора185.
Между тем этот прецедент мог иметь при бульшем желании остальных современников далеко идущие последствия, демонстрирующие религиозную толерантность народов и их правителей, демонстрировавших прекрасные примеры. Как рассказывают, осматривая храмы и мечети Иерусалима, Фридрих II зашел в мечеть альАкса, где обнаружил католического священника с Евангелием в руках. Реакция императора была мгновенной – он повернулся к сопровождающему его сарацину и произнес: «Если еще один франк войдет сюда без разрешения, я прикажу снести ему то место, к которому у него крепятся глаза. Ведь султан по милости отдал нам наши храмы. И никто не смеет переступать установленных границ»186.
Император отбыл к себе на родину, но едва его след остыл, как на Кипре началась междоусобная война. А осенью 1229 г. в Акру прибыла королева Алиса Кипрская и предъявила права уже на Иерусалимскую корону. Конрад, сын Фридриха II, заявила она, не имеет права считаться королем Святого города, поскольку до сих пор не прибыл в него, дабы принять присягу от подданных. А потому Высокий суд просто обязан признать законным правителем Иерусалима именно ее.
Увы, Суд отказал ей в этой чести, поскольку было совершенно немыслимо полагать, будто бы малолетний мальчик отважится на опасное и далекое путешествие, чтобы только соблюсти необходимые формальности. Но для успокоения совести судьи отправили посольство к Фридриху II, рекомендовав доставить Конрада сюда в течение года. Ответ императора был хладен и короток – он заявил, что поступит так, как сочтет нужным, и в свое время187.
Так закончился 6й Крестовый поход, не оправдавший замыслы Римской курии, зато вернувший христианам Иерусалим. Поняв, что взаимная борьба привела к обоюдному истощению и не принесла никаких дивидендов, вчерашние враги попытались найти повод для скорейшего примирения. В первую очередь Фридрих, желая избавиться от анафемы, пошел на многие уступки, но тем не менее примирение папы и императора шло долго и тяжело. Наконец, в июле 1230 г. оба противника встретились за обедом в Риме.
Как утверждают, вначале ситуация выглядела довольно напряженной, но постепенно император, гений коммуникабельности, разговорил папу, которому, конечно, льстило, что сам император явился к нему188. Апостолик смирил гнев на милость и вполне дружелюбно оповестил Фридриха II, что утверждает его договор с альКамилем. Так «ученик Мухаммеда» снова стал «любимым сыном Церкви»189.
Однако радость Гогенштауфена длилась недолго, и когда в 1235 г. папа Григорий IX объявит новый Крестовый поход, то публично заявит, что именно Фридрих II Гогенштауфен является самой серьезной помехой на пути крестоносцев190. В 1236 г. без всякого смущения папа Григорий IX вновь напомнил Фридриху II, что именно Апостольский престол передал ему власть меча и царство, и Рим вовсе не собирается отказываться от своих собственных верховных прав на Империю. Иными словами, Германскому императору недвусмысленно дали понять, что он – ленник понтифика. «В пику» королю апостолик установил даже особый обряд папской интронизации – новый понтифик отныне садился на трон с короной на голове в виде земного круга. В близких к Римскому епископу кругах эта корона называлась «императорским украшением»191.
В таких условиях Гогенштауфен вполне естественно для себя искал союзника, которого с ним объединяют не только враги, но и сходство убеждений. А им был не кто иной, как св. Иоанн III Ватац. Хотя Рим и французы негодовали на него, но в целом Фридрих II придерживался той же «грекофильской» политики, которую избрали еще Конрад III и Генрих IV, дружившие с Комнинами против норманнов и Рима192. Правда, теперь их место заняли уже греки.
Эта прямая политика не могла не провоцировать Римского епископа на ответные меры; и наоборот. В 1237 г. произошло неудачное восстание ломбардцев, которых Фридрих II безжалостно разгромил. Для понтифика это был очевидный сигнал тому, что может ожидать уже и его самого в случае неудачи. Следующим этапом стали приготовления к свадьбе Энцио, незаконнорожденного сына Фридриха II, с девушкой из аристократической семьи, и назначение юноши королем Сардинии, которая относилась к папским владениям. Как и следовало ожидать, апостолика такая перспектива никак не устраивала, и он предпринял контрмеры; все опять вернулось на круги своя.
Накал страстей дошел до того, что император уже публично называл Римского епископа не иначе, как «развратником, помазанным елеем скверны», а тот в ответ объявил Гогенштауфена «зверем Апокалипсиса». Папские агенты разъезжали по Германии и Италии, подталкивая к выступлению против короля. А Фридрих тем временем вел тайные переговоры с кардиналами, чтобы лишить Григория IX папского сана193.
В 1239 г. Фридрих II вновь был отлучен от Церкви и объявлен врагом всех христиан. В ответ он дошел до Рима и окружил город своими войсками. Не выдержав этого малопривлекательного зрелища, папа скончался. Новый папа, Иннокентий IV (1243—1254), 48летний энергичный и властолюбивый генуэзец, продолжил политику своего предшественника и потратил громадные суммы денег для того, чтобы свергнуть могучего Гогенштауфена. Перебрав все варианты, понтифик не нашел ничего лучшего, как в 1244 г. объявить Крестовый поход против Фридриха (!), что привело к открытым военным действиям, перманентно продолжавшимся до смерти короля в 1250 г.194
Для нас изложение этих событий интересно еще и тем, что позволяет иллюстрировать довольно очевидный факт: в лице Фридриха II и св. Иоанна III встретились два «империалиста», мыслящие христианскую цивилизацию только в форме Священной Римской империи, власть над которой, включая, разумеется, главенство в церковном управлении Кафолической Церкви, принадлежит исключительно Римскому императору.
Теоретически для этого нужно было «всегонавсего» вернуть настоящему хозяину – Византийскому императору Константинополь, урезонить Римского папу и соединить две половины в одно целое. Конечно, на заключительной стадии потенциально должен был возникнуть вопрос о том, кто именно вправе претендовать на титул Римского императора – Никейский царь или Германский король. И не случайно, обещая вернуть грекам Константинополь, он тут же выставлял условие – чтобы св. Иоанн III Ватац признал себя его вассалом. Но до этого было еще далеко, а пока никаких противоречий Фридрих II и св. Иоанн III Ватац между собой не замечали.
Зато отныне любая попытка Запада помочь Латинской империи в ущерб Никеи натыкалась на активное противодействие Германского короля. Отчаявшись в одиночку справиться с бедами, в 1238 г. Балдуин II явился во Францию и, заложив Терновый венец Христа Французскому королю Людовику IX Святому (1226—1270), а также заняв у того некоторую сумму денег, набрал значительное войско. Однако Фридрих II Гогенштауфен просто запретил армии Балдуина II проход через свои земли195.
Дезорганизующую политику Римской кафедры вскоре почувствовали на себе и пилигримы Леванта, положение которых стало отчаянным. Роберт, новый латинский патриарх Иерусалима, отчаянно взывал к западным государям. Но на его призыв, поддержанный папой, откликнулись лишь некоторые знатные персоны Европы. Граф Тибо IV Шампанский (1225—1253) и брат Английского короля Генриха III (1216—1272) принц Ричард Корнуолльский (1227—1272) в 1239 и 1241 гг. организовали две небольших экспедиции, объединив отряды своих баронов – так называемый «Крестовый поход баронов». Правда, они имели некоторый успех, но, скорее, тактический: захватили Галилею и укрепили Аскалон.
Но и это были уже последние победы крестоносного движения. Скооперировавшись с папой и латинянами Леванта, новые пилигримы вступили в конфронтацию с Германской империей – император Фридрих II был категорическим противником возобновления военных действий, полагая, что дипломатией можно добиться куда бульших успехов. Как следствие, государства Утремера остались без его могучей поддержки и теперь всецело зависели от рыцарских орденов, мощь которых также шла на убыль196.
Пока европейцы воевали друг с другом, на Востоке появились новые лидеры. После смерти в марте 1238 г. альКамиля, благородного, мудрого и миролюбивого владыки, первенство получил его старший сын, родившийся от суданской рабыни, альСалих Айюбид (1240—1249). Вначале он наложил свою руку на Дамаск, но его дядя асСалих Исмаил вскоре отобрал этот город, организовав в нем государственный переворот. Тогда при помощи анНасира Керакского сын альКамиля захватил власть в Египте, отблагодарив своего союзника постом военного губернатора в Палестине.
