Текст книги "Тьма"

Автор книги: Алексей Мавлютов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Глава 2

Сумерки за окном сгустились необычайно быстро, ни никого из сидящих за столом это не волновало. Яркий свет хрустальной люстры, подаренной молодым пять лет назад на свадьбу, отгонял от окон любопытную старуху-ночь. А под ее покровом обитатели сумрачного мира выползали из своих укрытий, предъявляя право на господство, и втайне надеясь, что день уже никогда не вернется. Но ни писк летучих мышей, ни цвирканье сверчков, ни даже уханье заблудившегося филина, не могли заглушить веселый гомон, приправленный музыкой, что доносился из дома Мошкаревых.

Среди всеобщего веселья, пожалуй, только сам хозяин выглядел задумчивым и немного печальным. То непонятное видение, яркой вспышкой ослепившее его на крыльце, не давало Мошкареву покоя, но Игорь был реалист. Не в состоянии сейчас разобраться с этой непонятной аномалией, он гнал воспоминания о ней прочь от себя, чтобы постараться осмыслить происшествие в более спокойной обстановке.

– Мам, – громким шепотом проговорила Леночка на ухо Ольге, но магнитофон, в котором внезапно закончилась кассета, выдал сереет девочки окружающим. – А тетя Вика похожа на злую ведьму! Помнишь, мы с тобой Белоснежку смотрели?..

Это заявление вызвало новый взрыв хохота. Изрядно подвыпившая Вика беспомощно обвела взглядом присутствующих. Темная искорка промелькнула в ее глазах, и тут же погасла, словно подернувшийся пеплом уголек костра.

– Нельзя так, дочка! Ты что? – Ольга улыбнулась и прижала ребенка к себе. – Посмотри, какая тетя Вика красивая!

– Да, ладно, Оленька! – сквозь смех проговорил Вячеслав. – Твоя дочка ей еще комплимент сделала.

– На себя посмотри, гоблин! – отшила его Вика и, на этот раз, рассмеялась вместе со всеми.

Она была единственным новичком в этой компании, и иногда просто не понимала атмосферы безобидных подтруниваний, которая всегда царила здесь. В моменты, подобные этому, с ее языка была готова сорваться откровенная грубость, но что-то всегда останавливало ее. Вот только, сегодня Виктория была пьяна…

– Серж! – вполголоса произнесла она, дождавшись, когда снова заиграет музыка. – Посмотри на Ольгу. Словно сучка со щенком – никак от ребенка не отлепится. Она и Игорю-то почти внимания не уделяет. А в постели, наверное, вообще, как корова!

– Что это тебя прорвало? – удивился Сергей. – Да, и какое тебе, собственно говоря, до этого дело?

– Да, так. Просто, Игоря жалко, – кривая усмешка на лице Вики тут же приобрела форму очаровательной улыбки. – Игорек, налей-ка мне еще своего фирменного пивка!

Сергей недоуменно пожал плечами, но тут же позабыл про инцидент: Мошкарев начал раскупоривать новую партию бутылок пива «Корвет». Пиво было, действительно, на редкость удачным, и благодаря ему фирма Игоря и Николая начала приобретать громкую известность во всем регионе.

Может быть, началу производства пива в этом поволжском городке послужила безмерная любовь Мошкарева к этому пенному напитку. Да и вся компания, что собралась здесь сегодня, испытывала к пиву некую слабость. В первое время исключением был только Сергей, но братцы Мошкаревы и его приучили к поглощению пива. На свою голову!..

«Смотри, Игорек, – не раз предупреждал его Сергей. – Возьмутся за вас пивные магнаты, чтобы конкуренцию им не составляли. Да и мне заодно голову открутят!»

«Да, ладно, – отнекивался беззаботно Мошкарев. – Какая мы им конкуренция? Всего 550 литров в сутки!»

Раскупоренное Игорем пиво было встречено новым потоком шуток и веселья. Все уже были достаточно пьяны, чтобы не стесняться в выражениях, и Ольга решила, что пора уводить дочку спать. Вместе с Татьяной они потащили упирающуюся Леночку в детскую, уговаривая и ублажая.

– Ну, все, мужики! Давайте теперь потише, – Игорь встал из-за стола и выключил магнитофон.

В наступившей тишине комнату сразу наполнили звуки ночной жизни, волной хлынувшие в раскрытые окна: далекий лай собаки, летевший, казалось, с другого конца света; шум машины, доносившийся откуда-то с берега Волги, и заливистое пение сверчков. В комнату ворвался прохладный ночной ветерок, словно гомон, царивший в доме, раньше мешал ему.

– Пойдемте-ка лучше на улицу. Посидим на крылечке, покурим, поговорим…

Возражений не было. Все вмиг были очарованы спокойствием майской ночи и, прихватив с собой пиво, потянулись на свежий воздух. Славка просто вынудил Николая взять гитару, и вскоре ночные звуки дополнял переливчатый звон струн. Игорь выходил из дома одним из последних.

– Игорек, мне плохо, – Вика подняла на него взгляд, преисполненный страданием. – Помоги мне!..

– Идем, солнышко, – даже не думая о том, что может поступать неправильно, Мошкарев помог девушке подняться и, приобняв за талию, повел в ванную комнату. – Сейчас умоешься холодной водичкой, и станет лучше! А потом – на свежий воздух…

Придерживая Вику, Игорь открыл дверь и пропустил девушку вперед. Ванная была слишком тесно и, открывая кран, он прижался к девушке бедром, почувствовав сквозь тонкую ткань ее платья жар женского тела. Неожиданно нога Вики поползла вверх по его икре и охватила колени. Ее руки властно притянули Игоря к себе.

– Эй, ты не… – Виктория не дала Игорю договорить, закрыв ему рот страстным поцелуем.

И в этот момент распахнулась дверь ванной.

На пороге стояла Ольга с Леной на руках. Ее брови удивленно поползли вверх, а губы раскрылись в немом крике возмущения. Несколько секунд она стояла замерев, словно пытаясь осознать, что видит перед собой.

– Дочь хотела поцеловать тебя… – медленно, словно находясь в трансе, произнесла Ольга, и вдруг словно взорвалась изнутри: – Свинья!!!

Хлопнула дверь, заставив Игоря вздрогнуть, как от удара. Он сильно сжал плечи Виктории, отстраняясь от нее. Лицо Мошкарева резко побледнело. Такая перемена всегда пугала тех, кто знал, что за этим может последовать. Цедя из себя каждое слово, Игорь произнес:

– Ну, ты – молодец! – и отшвырнул Вику от себя с такой силой, что та едва не упала в ванную.

Пробежав мимо недоумевающей Татьяны. Игорь догнал Ольгу в детской. Она сидела на кровати, закрыв лицо руками, и рыдая. Дочка, по-детски, пыталась успокоить маму, не понимая того, что произошло. Ее хрустальные слезинки падали на пижамку, покрывая желтых утят соленой росой. Сердце Игоря переполнилось болью, и он упал перед женой на колени.

– Послушай, малыш, – торопливо проговорил он, стараясь отвести руки Ольги от лица. – Все было не так, как ты думаешь…

– Не так, как я думаю?! – Ольга вскинула голову и посмотрела Мошкареву в глаза. Она уже не плакала, и ее воспаленные глаза зажглись звериной яростью. – Ах, не так?! Подлец! Скот! – и звонкая пощечина обожгла и лицо, и душу Игоря. – Я убью ее!

Ольга рванулась к дверям, словно дикая кошка, едва не сбив с ног Татьяну, которая попалась ей навстречу. В этот момент не было ничего на свете страшнее ее – жены, матери, хозяйки, вступившей в борьбу за семейное гнездышко, которое она сама и создавала.

– Танюша, успокой Ленку! – отрывисто бросил Игорь, устремляясь за женой.

Сергей, Николай и Славка стояли в дверях коттеджа с недоумевающими лицами. Уперев руки в бока, Виктория что-то говорила им. Вся ее поза – посадка головы, выпяченная грудь, широко расставленные ноги – говорила о том, что она очень довольна собой. Услышав позади себя шум, Виктория обернулась, и Игоря поразила усмешка, вспыхнувшая на ее лице: в ней было что-то демоническое, полубезумное. Впрочем, Игорь обращал на это внимание не больше нескольких мгновений.

– Ты, сучка корявая… – Ольга замахнулась для удара, но муж поймал ее руку и крепко прижал к себе. Слезы обиды и ненависти новым потоком хлынули из ее глаз, словно река, прорвавшая запруду. Вика даже не шелохнулась.

– Сучка, это ты! – полным злорадства голосом произнесла она. – Трахалась, тварь, с кем попало, пока тебя Игорь с помойки не подобрал, а теперь правильную из себя корчит. Ты лучше расскажи мужикам, как тебя по кругу пускали!..

Волна неконтролируемого бешенства захлестнула Игоря с головой. Слова Виктории он принял, как личное оскорбление, затрагивающее честь его семьи. Мошкарев рванулся вперед, оттолкнув от себя Ольгу. В такие моменты Игорь даже не понимал, что делает. Он даже не видел, как исказилось болью лицо жены, почти не заметил, как удивленно вытянулись лица парней, еще непонимающих, что происходит. Единственным желанием Мошкарева было вышвырнуть эту тварь, Викторию, из своего дома.

Николай оказался проворнее. Выскочив из-за спины Вики, он поймал Игоря в захват, словно заправский регбист.

– Уведите ее отсюда! – крикнул он Сергею и Вячеславу, застывшим, словно статуи, а затем добавил, намного тише: – Игорь, успокойся.

Сергей схватил Викторию за руку, стараясь вывести ее на улицу, а Вячеслав бросился на помощь Николаю, пытавшемуся удержать рассвирепевшего Игоря. И никто, кроме Вики, не заметил, как Ольга, охватив голову руками, побежала назад, в дом.

– Что, овца, не нравится?! – с истеричным хохотом прокричала она вслед Ольге. – Что же ты морду не кривила, когда у всех подряд в рот брала?!

– Да, уведите ее отсюда! – прорычал Николай, едва сдержавший очередной, бешенный рывок Игоря. – Я кому сказал?!.

Сергей сильным рывком, буквально, вышвырнул Викторию за калитку. Она, вскрикнув от боли, едва удержалась на ногах и зашипела ядовитой змеей. Слезы ярости брызнули из глаз Вики, превратив лицо в оскаленную маску Фурии.

– Да, вы все – педерасты! Готовы эту драную сучку с ног до головы вылизывать. Вы не мужики, а дерьмо собачье! – это уже была настоящая истерика.

Пена полетела с перекошенных губ Виктории, падая на рубашку и лицо Сергея. Он ударил ее. Ударил не из жестокости или злобы, а для того, чтобы привести в чувство. Виктория ойкнула и, закрыв лицо руками, опустилась на траву.

– Ну ты и дура! – протяжно проговорил Сергей, и захлопнул за собой калитку.

Игорь уже успокаивался, оставив бесплодные попытки вырваться из крепких рук друзей. Волна бессильной ярости и боли захлестнула его, затмив собой весь мир. Что-то надломилось в его душе, и чувство безвозвратной утраты какой-то очень важной части его жизни, безжалостной рукой стиснуло его сердце.

– Все, хватит, – глухо проговорил он, обращаясь к друзьям. – Отпустите. Я в порядке.

Николай разжал захват, с недоверием вглядываясь в лицо друга и компаньона. Он знал Игоря уже более десятка лет и понимал, что сейчас ничем не сможет ему помочь. Мошкарева всегда задевала чья-то грубость. Тем более, направленная на его близких. Он остро и болезненно реагировал на любые оскорбления, направленные близким людям, а практически любые нападки в свой адрес мог легко вынести и быстро забыть.

Николай знал, насколько его друг болезненно воспринимает оскорбления родных людей, и часто пытался его вразумить. Только это мало помогало. Вот и сейчас, чувствуя тщетность любых уговоров, Николай лишь укоризненно покачал головой, и отступил назад, потянув за собой Вячеслава.

Отпущенный друзьями, Игорь, словно сомнамбула, развернулся и побрел туда, куда ушла его жена. Горькая усмешка играла на устах Мошкарева и, когда он распахнул дверь в детскую, она не исчезла с его лица.

Ольга сидела на кровати дочери, обхватив голову руками. Она уже не плакала, словно забыв о реальности в своей отрешенности. Лишь изредка ее плечи передергивались, выдавая внутреннее напряжение, охватывающее женщину. Нездоровый румянец пламенными розами алел на ее щеках, делая до странности чужим, любимое Игорем лицо.

Татьяна сидела рядом, обхватив Ольгу за плечи, и что-то говорила ей. Но слова утешения, кажется, вовсе не доходили до воспаленного сознания Мошкаревой – Ольга даже дочь не замечала, которая испуганным птенчиком жалась к ее ногам.

– Таня, оставь нас, – усталым голосом проговорил Игорь, подходя к жене. И весь мир для него сжался до размеров этой комнаты.

Глава 3

На улице заметно похолодало. Бриз с необъятной Волги остудил отогревшийся за день городок, принеся с собой запах воды, рыбы, водорослей и чего-то еще неуловимого, присущего лишь большим водным просторам. Может быть, запах далекого мора?..

Сергей зябко подернул плечами. В бледном, призрачном свете луны мир казался совсем иным, совсем не похожим на тот, каким он выглядел днем. Он не стал чужим и инородным. Просто. Был иным, словно один из ликов Януса.

Городок был погружен во тьму. Внизу, у самой подошвы Волги, он был залит светом фонарей, а здесь, на холмах, царила Ее Величество Селена, презрительно глядя с недосягаемой высоты на редкие пятнышки электрического света.

Происшедшее на вечере не укладывалось в голове Сергея. Он не совсем понимал, в чем причина ссоры между Ольгой и Викой, но сейчас это было неважно. Гораздо важнее было то, какой вдруг стала его невеста, преобразившаяся в несколько секунд.

Виктории нигде не было видно, лишь стук ее каблуков раздавался неподалеку, эхом отдаваясь в ночной тишине. Секунду поколебавшись – вернуться в коттедж или догнать Вику – Сергей выбрал последнее. У него не было времени узнать, что произошло на самом деле у Мошкаревых, но, несмотря на скотское поведение Вики. Он посчитал непорядочным бросить ее сейчас одну. Впрочем, даже знай Сергей, что случилось в ванной, он не поступил бы по-другому.

Он догнал Викторию метров за сто от дома Игоря. Она бешено рванулась в сторону, когда Сергей попытался остановить ее, дотронувшись до плеча. Словно дикая кошка, готовая вцепиться когтями в глаза, девушка резко развернулась на каблуках. Да так. Что один из них хрустнул, не выдержав нагрузки. Взглядом, полным ярости дикого зверя, Вика обожгла своего жениха.

– Что тебе надо?! – почти прохрипела она.

– Может, ты мне объяснишь, что произошло? – Сергей пытался говорить спокойно. – Что за кошмар ты там устроила?

– Я устроила?! – Виктория резко повернулась к Сергею той щекой, на которой, даже в свете луны, ярко пламенел след пятерни. – А это что?! Это, тоже я?

Легкий стыд за вынужденный удар выдавил остатки агрессии к невесте из сердца Сергея, и напрочь выветрил остатки хмеля из его головы.

– Ты же просто не помнила себя, киска! У тебя была пьяная истерика, а это… Считай это лекарством…

– Вот, вот! – черная злость на весь мир адской смесью бурлила в ее словах. – Именно. Лекарство! И, можешь мне поверить, я излечилась!

Сергей недоумевающее посмотрел на Викторию. Посмотрел так, как будто посох, которым он целый день разгребал листья под деревьями, разыскивая грибы, вдруг обратился в его руках в ядовитую змею. Он не узнавал невесту, совершенно не понимая, что с ней творится. За три месяца их знакомства Сергей никогда не слышал от Вики грубого слова. Не видел ничего даже близко подобного той ярости, что бурлила сейчас в ее душе.

– Ты – безмозглый пенек! – распыляя себя, перешла на крик девушка. – Ты думаешь, что я стала встречаться с тобой ради твоей ослиной рожи? Тогда, ты еще тупее, чем вообще можно себе представить. Неужели до твоего козлиного умишки не дошло, что в этой, проклятой Богом дыре, есть только один человек, достойный быть рядом со мной?! Лишь один человек, способный обеспечить мне достойную жизнь?..

Недоумение Сергея медленно сменялось разочарованием, болью, обидой. Он уже догадывался о том, что произнесет Виктория дальше, и холод безнадежности закрался в его сердце. Все-таки, Сергей любил ее, и не хотел слышать того, что девушка намеревалась сказать. Он хотел остановить ее, заставит замолчать, вынудить взять все слова обратно, но еще сильнее он жаждал услышать все, до конца.

– Да, да! Да!!! – Виктория заметила догадку, мелькнувшую в глазах Сергея, и злорадство переполнило ее. – Догадался, дурачок? Конечно, это Игорь! Он умен, и за ним будущее. Посмотри, чего он добился меньше, чем за год, начав дело с нуля. А ты бы и сейчас сидел в своем дерьме по самые уши, если бы он тебя оттуда не вытащил. Что сейчас значит любовь? Кому она в наше время нужна?!. Да, все разговоры о Великой Любви, это лишь глупые бредни истеричных неудачников. Сейчас только деньги решают все, и только разум, нацеленный на их добычу, заслуживает уважения. Игорь будет сказочно богат и знаменит, потому что знает, чего он хочет от этой жизни. А тебя, тупой осел, я использовала, только и всего. Использовала для того, чтобы подобраться к Игорю поближе. Чтобы усыпить бдительность его жены. Для того, чтобы получить возможность соблазнить его и заполучить себе!..

– Ну, ты и сука! – только и смог выдавить из себя Сергей.

– Да, я – сука! Ведь, именно так сейчас называют недоумки человека, который знает, чего хочет от этой жизни, и стремится заполучить это любым путем. А вы, чистоплюи и недоумки, поганые лицемеры, кричащие на каждом углу о чистоте и порядочности, сами тайком портите невинные души. Вы, дешевки, с пеной у рта разглагольствующие о непродажности, чести и совести, сами за спиной продаете все, что возможно, лишь бы урвать лишнюю копейку. Можете лгать и надевать маски! Все равно, вас всех прекрасно видно и, рано или поздно, но вы понесете кару за свои подлые делишки, прикрытые громкими лозунгами. А ты, гад, ответишь первым. За все! И за этот удар, тоже!..

– Да, ты еще и ненормальная?! – удивился Сергей таким тоном, словно сделал величайшее открытие в истории человечества. – Да, пошла ты!..

– Конечно, я ухожу! – казалось, Вика готова ударить его, но все же не посмела. – Только запомни, Сереженька, что за все надо платить! И любой, кто встанет у меня на пути, будет своей кровушкой за это рассчитываться.

Она плюнула Сергею под ноги. Плюнула так, словно ставила клеймо и, резко развернувшись, побежала прочь.

В этих движениях было что-то мистическое. Она бежала длинными прыжками, словно волчица, преследующая добычу. Ее каштановые волосы рассыпались по плечам, взлетая при каждом шаге, подобно взмахам крыльев. А глаза, хоть Сергей и не мог этого видеть, горели холодным огнем, соперничая своим холодом в мертвенном лунном свете с далекими звездами. Звериная ярость исходила от нее ощутимыми волнами, и если бы кто-то увидел ее в этом стремительном беге, наверняка, свернул бы на другую улицу, от греха подальше. Одна лишь луна могла смотреть на нее с безнаказанной усмешкой.

Каблуки туфель у Вики сломались после первых же шагов, и она бездумно, почти не сбавляя темпа, сбросила туфли с ног, оставив их сверкать лакированными боками на асфальте, в свете луны и фонарей. Почти у своего дома Виктория с силой рванула за ворот платье, и она разорвалось с сухим треском, обнажив левую грудь. Вот так – босой, в разорванном платье, простоволосой – она с сильным рывком распахнула тяжелую дверь небольшого зеленого домика, стоявшего у самого края городка. Дальше него были лишь сады. За садами – лес, в котором, словно волчьи ямы, зияли обвалившиеся склепы староверцев.

Баба Анна, вытаращив от удивления глаза, уставилась на внучку, в столь непотребном виде явившуюся с вечеринки, которую девушка считала для себя очень важной. Старуха сидела на кухне, бывшей одновременно и прихожей в ее маленьком домике, когда Вика ввалилась в дверь. Все вокруг было опрятно и чисто. Даже, пожалуй. Слишком чисто, словно человек. Живший здесь, боялся оставить после себя хоть какие-то следы своего бренного пребывания на земле. Несмотря на майское тепло, на кухне топилась печь, но и ее огонь не мог изгнать из дома необъяснимого для поздней весны холода.

Дом был выстужен, как в январский мороз…

Именно теперь с Викой произошла разительная перемена, словно ее истерика, поплутав по лабиринтам души, нашла себе новый, пусть и банальный, выход. Девушка разревелась. Разревелась так, как плачут маленькие, невинные девочки, получившие неожиданный, незаслуженный, а от того в разы более обидный удар по лицу.

Баба Анна, с неожиданным для своей дородности проворством, сорвалась с деревянного стула, на котором мгновение назад сидела, и заключила внучку в свои объятия. Ее седые волосы, стянутые на затылке в доисторическую «кулю», во время неожиданного броска старухи даже не шелохнулись, не выпустив из прически ни единого волоска.

– Ох, принцесса, что с тобой случилось?! – голос бабы Анны был мягок, словно тополиный пух, задевший щеку. От этого голоса Виктория зарыдала еще сильнее. – Чу-чу, золотце мое! Идем-ка, присядем на диван.

На негнущихся ногах Виктория, заботливо поддерживаемая бабушкой, последовала за ней в другую комнату, что была одновременно и залом и спальней. И в этой комнате все было сверх-аккуратно, словно вещи, один раз расставленные по своим местам, больше никогда не двигались с места. Чистота дома выглядела более стерильной, чем в любой операционной палате.

Баба Анна усадила Викторию на диван и принесла ей стакан воды. Она дала Вике напиться, и терпеливо ждала, пока у девушки иссякнут слезы. Старая, сморщенная рука ласковой птицей скользила по каштановым волосам внучки, принося воспаленному сознанию блаженное успокоение. Наконец, Виктория перестала всхлипывать, и произнесла совершенно спокойным голосом:

– Я хочу, чтобы все они были наказаны!

– Кто «они», дочка? – глосс бабы Анны ласковой волной накрыл Викторию с головой. – Расскажи глупой старухе, что там у вас случилось?

Ласковый взгляд бабушки вкрадчивым котенком закрался в глубины души ее внучки, побуждая говорить о самом сокровенном. Вика с детства помнила этот взгляд. Будучи ребенком, она таяла под ним, словно мороженое под жаркими лучами солнца, и открывала свои маленькие, а затем все более серьезные душевные тайны.

Так повелось, что бабушка была для Вики и лучшей подругой, и наставницей, и наперсницей. И, выплескивая наружу оставшуюся злость, девушка начала говорить. А разве могла знать бабушка, что все ее рассказы были лживы от начала до конца? Разве она могла раскусить, что использовать бабушкину привязанность себе на пользу девочка научилась, едва ли, не с пеленок? Впрочем, для старухи это. Все равно, не имело никакого значения…

Баба Анна слушала Вику с побледневшим и озабоченным лицом. Выражение печали не покидало его, лишь черные глаза становились все более и более похожими на бездонные колодцы, уходящие самым нутром в сокровенные недра земли. Туда, где хранилась тайна.

…Игорь оказался свиньей. Напившись до потери соображения, он затащил ее красавицу-внучку в ванную, и начал приставать к ней. Конечно, его можно понять. Кто может устоять перед ослепительным блеском ее принцессы?!. Жаль только, что он оказался трусом и начал напропалую врать, когда Ольга застала его.

Остальные – просто идиоты! Как они могли поверить Игорю, не слушая объяснений Вики? Так ее оскорбить… Но, хуже всех, Сергей. Подлец! Он посмел ударить ее! Эх, каков подлец!!!

– Да, счастье мое, – задумчиво произнесла баба Анна, когда внучка закончила свой рассказ. – Испортили тебе праздник… А что же ты такого значительного ждала от этого вечера?

Этот вопрос, произнесенный вкрадчивым голосом, едва не заставил Викторию вздрогнуть. Она ничего не говорила старухе о значимости сегодняшней вечеринки, хотя и не переставала об этом думать. В который раз бабушка поражала ее своей проницательностью, заставляя усомниться в том, кто и в чьих руках является игрушкой. Баба Анна словно могла читать, как раскрытую книгу, эмоции своей внучки, может быть, не до конца осознавая причин, их вызывающих.

– Бабуль, – снова всхлипнула Вика. – Я рассчитывала, что Сергей сегодня назовет дату нашей свадьбы!

– А, вместо этого… – баба Анна не докончила предложение. – Не думай о плохом, счастье мое! Знай, что есть великие силы, знающие о настоящей справедливости, и умеющие восстановить ее. Будем уповать на них, верить и надеяться. А пока – давай-ка, переоденься, и попьем чайку. Оставайся ночевать у меня. Думаю, домой тебе сегодня не стоит идти…

Баба Анна достала из шкафа халатик, казавшийся совершенно новым. Критически осмотрев его, словно пытаясь найти какой-либо изъян (или что-то другое?), она бережно, будто некую реликвию, передала его Вике. Не дожидаясь, пока внучка переоденется, баба Анна пошла на кухню.

Запах мяты, душицы и еще чего-то пряного вскоре заполнил весь дом. Даже необычная прохлада, царившая до этого в комнатах, казалось, отступила и забилась в темные углу, уступая позиции веселому лесному аромату. Баба Анна пила только чай из трав, которые собирала сама. Она с детства приучила к этому напитку Викторию, и девушка полюбила его необычный вкус, что слегка одурманивал ее и чуть кружил голову, делая тело почти невесомым, а заботы – нереальными и далекими.

Чаепитие продолжалось недолго. Пока Вика допивала обжигающий напиток, баба Анна успела постелить ей чистую постель в зале на диване. Затем она отправила внучку спать и, выключив свет, ушла на кухню.

Невеселые думы одолевали ее. Баба Анна вспомнила свое детство – оборванное, нищее, полуголодное. Вспомнила большой деревенский дом, где вперемешку со скотиной коротали долгие зимние вечера ее многочисленные братья и сестры. И, словно наяву, услышала мамины рассказы, яркими жемчужинами красившими ее мир.

Эти рассказы всегда были об одном и том же – о том, как умная девушка добивается всего самого желанного в жизни: богатства, славы, красоты и, самое главное, власти. Небылицы, такие желанные и недостижимые, никогда не приедались. И, как сейчас ей казалось, даже не повторялись никогда! Главным в этих сказках был Талисман, подчинив который, бедная, умная девушка создавала свой мир. Тот мир, в котором ничто не мешало ей быть счастливой.

А потом, прямо с поля, председатель и два милиционера в рваных онучах и с винтовками в руках увели ее мать. Увели туда, где нет ни времени, ни Талисмана, ни самого человека. Уходя, мать успела шепнуть дочери: «Нюрочка, верь. Талисман существует!» И мамины сказки Анна пронесла в своем сердце через всю жизнь, отчаянно веря, что и у нее будет свой счастливый час, свой собственный Всемогущий Талисман.

Что ж, ни она, ни ее единственная дочь Катерина, не смогли воплотить мечты в реальность. Но вот милой внучке Виктории ничто не должно помешать стать счастливой. Бабе Анне казалось, что даже в стране все переменилось только для того, чтобы легче сбывались внучкины мечты. И она-то прекрасно знает, как не дать никому встать на пути у ее принцессы ответить за боль, причиненную ей. Разве может быть что-то важнее, чем счастье Виктории? Разве может быть что-то дороже мечты?!.

Часы на стене пробили половину двенадцатого. Неслышно поднявшись со стула, баба Анна прошла в зал и прислушалась к сонному сопению внучки. Вика спала, свернувшись калачиком точно так, как всегда делала это в детстве. Красивые волосы разметались по подушке, словно оплетая ее колдовской сетью, а багровые губы чуть дрожали, что-то нашептывая во сне. Баба Анна поцеловала внучку в лоб, едва коснувшись его губами, и тихо вышла. Она накинула на себя телогрейку и, еще раз оглянувшись на внучку, выскользнула на улицу, плотно прикрыв за собой дверь.

Едва слышимый полувздох-полувсхлип двери еще не успел отзвучать в тишине холодного дома, как Вика оторвала голову от подушки. В ее глазах горел огонь ликования, а на губах играла злорадная усмешка…