Текст книги "Серебряный омут"
Автор книги: Алексей Максимов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
Глава 3
На берегу
Я стоял на балконе, смотрел на заходящее солнце, его лучи пробивались сквозь легкую дымку, воздух был уже достаточно согрет, по проспекту спешили машины. Было немного не по себе от городского шума, внизу верещала детвора, где-то высоко летел самолет. Я посмотрел в сторону кухни, сразу в глазах поплыли картинки того сна, который заставил меня вернуться. Я закрыл глаза и представил нашу встречу с ней… На ней легкое белом платье, нет, оно не свадебное, такое простое, как сарафан. Я представил, как паром подходит к берегу, и она босая стоит на золотом песке, ветер берет ее пряди волос и закрывает ими ей глаза, блики солнца от воды заставляют ее щуриться, она улыбается и поправляет волосы…
Потом я вспомнил о ее письмах, бросился искать ключи от почтового ящика, перевернул все шкафчики, нашел в них только отвертку, надел тапочки и побежал вниз по лестнице, принялся ковырять замок, он не поддавался, затем дверцу, немного усилий, что-то хрустнуло, открылся. Открыл почтовый, в нем ничего не было, кроме старой газеты, которая, судя по ее виду, лежала там со времен моего отъезда на север. «Я писала тебе на домашний адрес, но ответов не было», – прозвучали строки голосом Юли из ее письма. «Когда мне ответили твои соседи, очень хорошие люди, а то так бы и писала туда», – еще несколько строк из письма. Кто же они, эти соседи? Может, все письма у них? Стало волнительно, как их найти теперь? Может, Юля ошиблась квартирой и писала на их адрес? В голове куча вопросов, глаза бегали по номерам почтовых ящиков, хотелось их открыть все и, может, найти в них еще одно из писем от Юли. Расстроенный, я поднялся в квартиру, вернулся на балкон, закурил. Завтра нужно было ехать в офис нашей компании, забирать свои документы и все заработанные деньги, затем спешить в автосалон за машиной. С мыслями о письмах и о предстоящих делах я лег в кровать, сквозняк поднимал ситцевые шторы, и иногда они побрякивали люверсами о гардину. Остывающий вечерний воздух бродил по квартире, он пах по-разному, то свежей травой, то теплым асфальтом. Лежа на кровати, я смотрел в окно, из него был виден кусочек соседнего дома, в окнах которого постепенно загорался свет, небо плавно угасало, город засыпал…
Юля сидела на берегу, засыпая себе ступни розовым от заката песком, затем согнула ноги и обняла их, положив голову на колени. Она молчала и смотрела на утопающее солнце. Я сидел позади нее и просто любовался на ее силуэт, обрамленный ярким солнечным светом, ее темные волосы покрылись оранжево-медным блеском. Ветер подталкивал волны все ближе к нам, напротив, от заходящего солнца, приближалась ночь, которая шла не одна, иногда на Юлиных волосах были видны блики мерцающих зарниц…
– Пойдем домой, – предложила она.
– Пойдем, – прошептал я…
Мы шли с ней по берегу, иногда она убегала вперед, а потом шла спиной вперед, смотрела на меня и улыбалась, а иногда указывала рукой, как у меня за спиной мерцают молнии, говорила – смотри! А я оборачивался посмотреть, и пока я ждал очередных вспышек и раскатов, она тем временем подходила сзади, обнимала меня и говорила, что я снова не успел, и смеялась… Я видел, как она счастлива, даже не то что видел, я ощущал, как она счастлива, и, знаете, я был счастлив более. В такие моменты я просто полностью растворялся в ней, в ее глазах, в ее волосах, улыбке…
Зазвонил будильник, за окном уже началась суета, а я все там, с ней на берегу, обнимаю ее, и смотрим на зарницы…
Снова я на балконе, сигарета, горький дым с утра. Запах табака напомнил Федоровича. Над проспектом спустился серый туман, прохожие лениво торопились на работу, скрючившись от сырости, а я с каждой затяжкой поднимал голову и, закрывая глаза, выдыхал дым в свинцовое небо. Чувствовал, как он своими каплями нежно водит по лицу, как она раньше обратной стороной ладони, слегка согнутыми пальцами скользила по моим щекам, опускалась по шее, касалась губ, волос, затем прижималась ко мне, и становилось тепло, а сердце замирало в тишине. Туман прикасался к лицу. Ветерок едва заметными порывами проникал под футболку и проходил по телу холодом, приводя меня в чувство от моих воспоминаний… Туман покрасил все в серый – стекла проезжающих машин, окна домов, макушки фонарей, провода, лужи…
Прохожие спешили, порой натыкаясь на мои плечи. Раскудрявившиеся волосы девушек, которые все утро их гладили и жгли утюжками, выглядывали из-под зонтов. Редко слышались звуки капель, разбивающихся о карнизы, крыши, деревья или просто об асфальт. Я не спешил, пытался осмотреть город, в нем практически ничего не изменилось, только куча ярких вывесок, витрин и много странных людей, не похожих на городских, – длинные волосы, бороды, усы, рисунки на теле, клубы дыма из окон машин или офисов. У всех бегущих по тротуару нет лиц, я видел только их затылки. На резкие звуки города они даже не поднимали головы и с большим интересом что-то изучали в своих голубых экранах, кто-то спотыкался, кто-то разговаривал со светящимся дисплеем, иногда протирая его рукой от скопившейся воды на стекле…
Я шел в офис за своей зарплатой и, глядя на этих скукоженных роботов, думал: а если бы я шел без одежды, заметили бы они меня? А если бы просто на секунду подняли бы свои головы, и посмотрели бы на небо, и вдохнули этот воздух, пусть он и пропитан бензином, мокрым асфальтом, разным парфюмом и сыростью подвалов, – хотя зачем им это? В их голубых экранах, видимо, было интересней что-то пролистывать, смотреть только лишь изображение эмоций, демонстрацию чувств, нарисованное счастье на фото или фон с красивым интерьером, – забыв про свои, ведь они тоже так могли бы шутить, плакать, удивляться и веселиться. Обустраивать свой уют и создавать настоящую красоту, к которой можно прикоснуться, вдохнуть аромат. Но нет, все чувства поместились в одной плитке стекла и пластмассы. Пусть я буду идти и видеть их затылки, капюшоны, мой взгляд был выше их, и мне казалось, что я иду по их головам, потому что я видел больше, чем они…
Валентина открыла мощный сейф, он был до самой верхней полки набит деньгами.
– У вас есть куда складывать свою зарплату? – спросила она и заулыбалась.
– Да что-то не подумал об этом, а у вас нет ничего, куда ее можно определить? – тут же спросил я ее.
– Сейчас посмотрим, – сказала она и принялась открывать ящики рядом стоящей тумбы. Ничего не найдя, ушла из кабинета. Я повернул голову к окну. Там, за окном, еще ниже спустился туман. Мне уже не терпелось завершить весь этот процесс и вернуться на улицы города, где он окутал все, чтобы продолжать вдыхать и ощущать все вокруг.
Она принесла откуда-то слегка запылившуюся спортивную сумку.
– Это сумка нашего бывшего охранника, он в ней оружие и бронежилет носил, мы сейчас им другие купили, я думаю, вам она как раз поможет, – сказала Валентина, расстегивая замок на сумке и вытряхивая из нее какой-то мелкий мусор.
И вот около десяти килограммов купюр висели у меня на плече в потрепанной жизнью сумке, вокруг туман и несколько сотен километров до Юленьки.
Я поднимался лестнице в подъезде в квартиру. После утренней прогулки в офис компании я немного замерз, и хотелось принять горячую ванну. За чашкой кофе и сигаретой ко мне вернулись воспоминания о Севере, который будет жить у меня внутри, пожалуй, всегда. Часто вспоминаю нашу последнюю поездку с Федоровичем, эти лысые степи, густую тайгу и эти низкие и тоненькие березки, растущие кучей, будто обнявшись друг с другом, в самых ветреных и сквозных местах. Вспоминаю, как пыль тянулась ниточкой за машиной, и томное молчание Федоровича.
Спускаясь по лестнице, я встретил своего соседа, он закрывал почтовый ящик. Да, он постарел немного. Этот суровый дяденька с усами, которого я помнил с детства, нисколько не менялся, просто старость пришла и за ним. «Здравствуйте!» – произнес я. Я прожил около пятнадцати лет с родителями в этой квартире и никогда даже не знал его имени. Еще будучи пацаном, пересекался с ним у подъезда или на лестничных пролетах и просто говорил ему: «Здрасти», – и мчался к дворовым пацанам.
– О! Здравствуй, сосед! – сказал он, забросил ключи в карман и протянул мне руку. В ответ я подал ему руку, немного улыбнулся и с легким стеснением заговорил:
– Вы меня, конечно, извините, но, честно признаться, я даже не знаю вашего имени.
– Эх, Алексей, Алексей… Стыдно должно тебе быть, – сказал он.
Да, действительно, было стыдно немного, я продолжал держать на лице легкую улыбку.
– Но ты же мальчишкой был, зачем тебе знать, как меня зовут. Я все понимаю. – Он замолчал, но продолжал держать мою руку. Время будто замерло, и сосед мой замер, а я один как будто подвижен. Мне стало неудобно, и хотелось забрать свою руку, но стою, держу, жду, когда время снова начнет двигаться, сосед мой или заговорит, или отпустит мою руку. Не люблю такие неловкие моменты. Мне с детства он казался мрачным и странным человеком. Однажды я слышал сквозь стены, как он ругал своих детей, а может, жену. И в эти моменты мне было страшно. Я не видел его приветливого лица, а улыбки на нем, наверное, и вовсе не было. Усы его были всегда идеально подстрижены. Свежий воротничок рубашки, который торчал из-под джемпера, никогда не был смят или подвернут, казалось, что он только что ее выгладил и надел. А туфли всегда сияли, как только с прилавка.
– Юрий Владимирович, – произнес он и отпустил мою руку. – Я знаю, зачем ты ко мне подошел. Если ты хочешь поговорить о Юле, постучишь в квартиру после семи. И ее письма я тебе отдам, почитаешь хоть. Да и это… Я, в общем, помог ей найти тебя, так что не думай ничего плохого, – плавно и четко произнес он.
Его слова заставили меня расслабиться, но в то же время его назначенная встреча меня насторожила. В голове закрутились вопросы, но ни один из них не сформировался и не попал на язык.
– Спасибо… – сказал я, позабыв его имя.
– Юрий Владимирович, – продолжил он.
– Да, спасибо, Юрий Владимирович, я обязательно к вам зайду, – ответил ему я, спустившись на пару ступеней ниже него.
– Ну все, давай, – произнес он, хлопнул меня по плечу и стал ждать, когда я уйду, провожая меня взглядом.
В парикмахерской на часах было семнадцать пятнадцать. Монотонно разговаривала российская мелодрама в телевизоре, тянуло на сон, пока парикмахерша ковырялась то расческой, то ножницами в моей голове. Иногда задавала вопросы: «Здесь убрать?», «Здесь как?», «А тут, может, покороче?» Я уже и не помнил, когда последний раз был в таких заведениях, поэтому просто приходилось что-нибудь мычать ей в ответ, когда она предлагала более подходящие варианты.
Я постучал в квартиру Юрия Владимировича. За дверью стояла тишина. Вдруг сдвинулась щеколда, и дверь тяжело открылась.
– А-а-а-а… Алексей. Проходи, – неприветливо и томно сказал он. Я переступил порог и наклонился развязывать шнурки. В квартире было идеально чисто, а тишина даже настораживала. Пол был устлан блестящим паркетом, в прихожей стояли громадные часы с деревянным корпусом и золотым маятником, который монотонно отсчитывал каждую секунду.
– Как там на улице? – спросил он.
– Все туман, и стало мокро как-то, – ответил я уже в ожидании, когда мы пройдем в другую комнату. Юрий Владимирович пошел по коридору и скомандовал мне: «Ну, пойдем!»
Мы зашли в огромную гостиную, на стенах висели портреты каких-то военных. Стены были цвета пожухлой после жаркого лета травы. Серый свет из окон создавал ощущение, что в гостиной тоже висел туман. В центре стоял круглый лакированный стол, вокруг него – такие же деревянные стулья.
– Присаживайся, – сказал хозяин, указав рукой на стул, который стоял спинкой к окну. А сам подошел к шкафу и начал оттуда доставать что-то.
Юрий Владимирович сел напротив, положил на стол толстую папку и рядом с ней небольшую стопку писем, связанных бечевкой. Затем снова встал, куда-то сходил и принес хрустальную пепельницу, графин, в котором было что-то похожее на коньяк, и пару стаканов, судя по всему, тоже из хрусталя. Присел на стул, подтянул рукава своей рубашки и заговорил:
– Кури, если хочешь, а то долго нам сейчас придется разговаривать. Ты не волнуйся только, я сейчас расскажу тебе немного о себе, чтобы ты имел представление, а потом поговорим о Юле… Я, Алексей, работал в специальной службе всю свою жизнь, графологом, и имею некоторые познания, особенно в человеческом почерке. В прошлом году, когда я стал замечать в твоем почтовом ящике письма, которые его начали наполнять, а потом уже и выпадать, я из-за своей доброты поднимал их с пола и складывал у себя дома. Ты извини меня, конечно, что я раньше тебе не сообщил, но черт бы знал, где ты есть.
Затем я написал короткое письмо этой девчонке, о том, что ты не живешь здесь уже долгое время. Потом письма перестали приходить. Прошло несколько месяцев, после Нового года достаю я снова письмо из твоего ящика, гляжу, а рука-то не та, что писала все предыдущие… Вот тут я и решил провести свое расследование, ну не смог я устоять, интрига для меня, ты прости. Ну и начал вскрывать все конверты, читать, раскладывать их по хронологии получения, по почтовому штампу.
После этих слов мне он стал немного неприятен, зачем он все это делал? Но я продолжал слушать. На его лице появлялось выражение вины, он опускал глаза, тяжело выдыхал и делал паузы. Я закурил и налил ему коньяка.
– Себе тоже плесни, – сказал Юрий Владимирович, взглянув мне прямо в глаза, будто затронув мою душу. Мы выпили с ним, он, не скривившись от столь крепкого напитка, продолжил:
– Так вот, эти письма, которые в этой стопке, написаны Юлей… То письмо, которое получил ты, написано ею. Но только, Леш, не в этом году, и не в феврале. Это я дату подписал… Ты прости меня…
Он замолчал и совсем повесил голову. Я достал из кармана свой бумажник, в нем лежало письмо от Юли. Я развернул его, присмотревшись к дате, да, действительно, было видно незначительное несоответствие цвета чернил. Юрий Владимирович встал и пошел к окну. Комната уже наполнилась моим дымом от сигарет, и теперь тусклый свет из окна приобрел силуэт и форму оконной рамы.
– Зачем вы это сделали? Я просто не совсем понимаю, что вы хотите мне этим сказать? – спросил его я, вставая из-за стола.
– Сядь обратно! – рявкнул на меня Юрий Владимирович, как на малолетнего пацана. Я опустился на стул, он прошел мимо меня и исчез в коридоре. Я уж было подумал, что, может, этот человек и действительно не совсем дружит со своей головой, псих какой-то. Но незаконченный разговор и письма, которые лежали на столе, меня остановили. Я потянулся к стопке, начал развязывать веревку, которой они были стянуты. Но тут вернулся он с еще одним конвертом в руках и положил его передо мной.
– Алексей, прочитай только это письмо, те остальные – теперь просто воспоминания. Ты извини меня еще раз, я приписал эту дату к твоему письму для того, чтобы ты приехал сюда, мне нужно тебе было это все показать. – Он налил себе полный стакан, выпил его и снова ушел к окну, за которым тянулся серебряный туман.
Я взял в руки конверт, он уже был вскрыт. Достал из него тетрадный листок в клетку, на нем было две строки: «Алексей, знайте, что Юли не стало 9 июля 2016 года. Можете не отвечать ей на письма. Как же она вас ждала…»
Стул подо мной как будто поплыл, стол начал крениться как на волнах, а ног и вовсе не стало. Я выскочил из-за стола, схватил Юрия Владимировича за плечо и развернул его к себе:
– Что это такое!? Откуда у вас вообще все это!? Почему ты мне сразу ничего не сказал!? – Он стоял и молчал, я бросил это письмо на стол и пошел к выходу. Пока я завязывал шнурки, Юрий Владимирович подошел ко мне, присел рядом и сказал:
– Тебе поехать туда нужно, у меня машина есть, и на вот, возьми с собой их, прочитай их, пожалуйста… – Он отдал мне все письма. Я стоял на площадке перед собственной дверью, в голове роем гудели мысли, ноги подкашивались…
Ранее утро. За окном светлеет, лежу в одежде на кровати, за окном свинцовое небо. Ужасно болит голова и режет глаза, бессонная ночь и горькие чувства давили меня. Взгляд мой неподвижен. Звонок в дверь. Еле заставил себя встать и пройти к двери. Открыл дверь, на площадке стоял сосед.
– Собирайся, пойдем. Машину заберешь, – произнес он. В ответ я чуть кивнул головой.
Мы вышли на улицу, небо плакало. От сигарет уже было тошно, Юрий Владимирович шел впереди меня и ни разу не обернулся. Я плакал, но дождь был таким сильным, что по лицу бежала вода, и только на губах я чувствовал, что это слезы. Юрий Владимирович открыл гараж, там стояла мазда-«шестерка» года десятого или одиннадцатого, темно-серого цвета. Он открыл дверь и запустил мотор.
– Сейчас вернемся домой, ты пойдешь собираться, а я пока найду телефон друга своего, который поможет тебе переправиться на пароме вместе с машиной в Заозеро.
Глава 4
Там дождь сильный
Блестели фары встречных, иногда дворники сталкивали капли, а те, собравшись в струю, бежали вверх по стеклу. Позади на скорости поднималась водная пыль. Колеса оставляли сухой след на мокром асфальте, который постепенно заполнялся водой Погрузившись в свои воспоминания, я увидел ее…
Она снова у окна, ее волосы, которые обычно пахли прохладным воздухом, знаете, таким, как после долгой жары пронеслась гроза, и он наполнился ароматом прохлады, грозовых раскатов и полевых цветов. Юля смотрела на мерцающие огни города и о чем-то втайне мечтала. Я иногда звал ее из другой комнаты, а она молчала и не отзывалась, зачем она это делала, не знаю. Но знаю точно, когда я находил ее в темной комнате, то просто замолкал, да и, честно, забывал, зачем я ее искал. И в этот раз я снова просто тихо подошел к ней, обнял. Она прильнула ко мне, я таял в эти моменты… В ее глазах блестели огни, они наполнялись ночью, и эти блики казались звездами в маленьких галактиках. Наше молчание могло продолжаться часами, даже дыхание будто замирало.
– Леш, там дождь начался сильный, – отвернувшись от окна, сказала мне она. А я стою посреди комнаты, смотрю и вижу, что нет там никакого дождя, и не могу ей ничего ответить. Вдруг раздался громкий сигнал грузовика, которому я выехал уже навстречу, вильнул вправо. Кипяток пробежал по венам, пульс в висках. Включил быстрее дворники, так как начался ливень. Остановился, опустил стекло и сделал глоток воздуха…
– Юля, зачем ты это делаешь? – сползая по сиденью, произнес я. Достал сигарету, капли залетали в салон и впитывались в брюки, порой попадали на лицо и, щекоча, сползали… – Были бы уже вместе… Не хочешь со мной разговаривать? Хорошо! Не говори, я просто еду к тебе!
Бросил окурок и поехал. Впереди были еще сотни километров, потом забытый Богом отворот в поселок Пристань, а из него, как подсказал мне Юрий Владимирович, должен доставить меня на пароме какой-то Николай.
Утро, придорожное кафе, в которое я так и не смог попасть прошлой ночью, в надежде хоть что-нибудь съесть. На стеклах машины тонким слоем серебра лежал туман. В салоне стало прохладно, достал с заднего сиденья свой пиджак, который я купил по приезду в город…
В кафе горел свет, вокруг ничего не видно из-за тумана. Смотрю, к машине подбежали два пса с намокшими загривками и стали выпрашивать еду. Вылез из машины, на улице было достаточно прохладно, так что скулы непроизвольно начали сжиматься. Накинул пиджак, два пса все так же стояли рядом и глядели на меня.
– Эх, ребята, как же я вас понимаю… Мне точно так же, как и вам, хочется есть. А у них есть что-нибудь? – и показал головой на кафе. Собаки вдвоем повернулись в сторону кафешки, потом на меня и завиляли хвостами. – Ну, ясно, ждите! – И с этими словами я побрел в кафе.
Скрипучий пол сразу выдал мое присутствие. В кафе было тепло и пахло свежепожаренной глазуньей. Из-за бамбуковых шторок ко мне вышла приятная девушка лет двадцати.
– Здравствуйте, что будете заказывать? – спросила она, не дожидаясь даже, когда я подойду к барной стойке.
– Здравствуйте, а что предложите? – перебив ее вопрос, я улыбнулся. Она мне начала перечислять список блюд, а я пропал в своих мыслях и не спускал с нее взгляда.
– Так что закажете? – приготовившись записывать, спросила меня, а я даже и не слушал ее. У нее глаза были похожи на Юлины.
– Вы знаете, там двум ребятам на улице можно супа пару порций, а мне кофе и что-нибудь позавтракать? – И я снова уставился в ее глаза.
– Эти ребята питаются лучше, чем вы, – захихикала она и удалилась за эти пресловутые шторы.
За окном туман немного рассеялся, и вдали за дорогой стала видна огромная река с крутыми берегами, тихим течением, но, судя по темноте воды, с невероятной глубиной. Собаки рыскали вокруг машины, я допил кофе и продолжал смотреть в окно на реку, погрузившись в свои мысли.
– Вам чем-нибудь помочь? – Я даже немного вздрогнул, девушка из кафе стояла рядом с моим столиком. Я не заметил, как она ко мне подошла.
– Ммм… Нет, спасибо, – ответил я ей и улыбнулся.
– Ну хорошо, если что, позовете меня? – Она просто сияла улыбкой.
– Да-да, конечно, – я даже сначала не поверил в происходящее, редко встретишь столь приятного человека, который просто подойдет и спросит, нужна ли помощь, сначала даже подвох замечается в этом, но, глядя на нее, ее глаза и улыбку, я отвлекся от происходящих со мной событий и был готов ей доверять во всем.
Ее не оказалось за стойкой, за этими шторками была тишина, я повернулся и пошел к выходу, и тут она меня окликнула:
– Вы что-то хотели?
Я обернулся, она стояла на том же месте, где я был несколько секунд назад. Жутко даже, и легкий мороз по коже, как она перемещается или почему я этого не замечаю?
– Да, хотел. Я узнать у вас хотел. Сколько мне еще ехать до Пристани и как узнать, где поворот? Насколько я знаю, там нет указателей?
– Вы сегодня до нее не доберетесь, это точно. Долго еще вам, завтра к обеду, наверное, если еще погода не испортится, а то и еще дольше. Да и дорога там не очень, а у вас машина вон какая красивая… Жалко даже… – Она заулыбалась и опустила глаза. – На повороте в этом году указатель поставили, так что мимо не проскочите уж точно.
– Спасибо вам за завтрак и подсказку, – поблагодарил ее и вышел на улицу…
Я вывернул на трассу, пошел на разгон, мотор приятно запел, в отражении я заметил, как эта девушка стояла с собаками на улице и смотрела мне вслед, постепенно их скрывало туманом, и вскоре в зеркале снова серый фон и кусочек дороги с мелькающей разметкой…
Сигареты тлели одна за другой, ветер порывами пытался ворваться в салон, толкая машину в бок. Не мог я смириться с мыслями и поверить в это чертово письмо, что Юленьки больше нет… Как такое могло случиться? И что могло произойти? Но сосредоточиться на этих вопросах было трудно, все перемешивалось, и очень хотелось просто заплакать, необычное чувство, когда что-то в районе переносицы начинает сильно жечь или давить, ты сдерживаешь, подавляешь его, а оно давит, и слезы текут. Потом начинаешь себя бодрить глупыми надеждами, что это все неправда, приедешь туда, а там она, стоит, ждет тебя на причале, в своем легком ситцевом платье, локоны ее будет трогать ветерок, она снова улыбнется так, схитрив, опустит свои счастливые глаза, но я все равно увижу их, увижу этот блеск. Возьму, прикоснусь к ее лицу ладонью, затем переверну ладонь и проведу пальцами по ее прохладной щеке, она поднимет голову, посмотрит мне в глаза, улыбнется и, опустив веки, начнет нежиться о мою руку. А потом прижмется к груди и начнет прохладной рукой рисовать узоры на моем плече…
