Текст книги "Глубокое бурение"

Автор книги: Алексей Лукьянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

12

Сначала Лёха предложил купить мексиканские причиндалы через Интернет, но когда упомянул, сколько это будет стоить, Ленка возмутилась:

– Глупости какие. Я сама эти шляпы склею, не хуже мексиканских будут.

И действительно, склеила.

Первая экспедиция на ту сторону прошла успешно. Мужики действительно вылезли в Америке. Это была Мексика, штат Нижняя Калифорния, город Тихуана.

Казалось бы – лучше не придумаешь. До границы со Штатами – рукой подать. Но только сейчас мужики осознали, насколько беспомощны они в этом неизвестном мире. Ни языка, ни местных денег, ни одежды…

– С чего вы взяли, что в Мексике все поголовно ходят в пончо и сомбреро? – спросил Бен, когда на кухне в очередной раз обсуждался план вторжения в приграничный город и его дальнейшая оккупация.

– Во всех фильмах показывают, как там ходят мексиканцы, – сказал Игорь.

– И ещё с гитарами, – добавила Ленка.

– Вы идиоты все, – заявил злокозненный уд.

– Сам шибко умный, – прачка была настроена поспорить, а с женщинами, как известно, спорить бесполезно. Странно, почему такой начитанный куль, как Бен, этого не знал. Андрюха в разговор не вмешивался, в данном вопросе он был гораздо опытнее.

– Да уж не глупее некоторых! – Бен в последнее время легко выходил из себя.

– Конечно, – согласилась Лена. – Ты ещё говорил, что ничего у нас не получится.

Крыть было нечем – действительно, говорил. Но, как ни странно, именно Бена отправили в разведку. Вместе с Андрюхой, разумеется. И, что совсем удивительно, в экспедицию напросился Волокотин:

– Когда я ещё Мексику увижу?

Игорь был против того, что в тыл врага отправляются самые отпетые ренегаты. Лена его поддерживала. Однако в пользу куля было знание языков – на английском и испанском Бен шпарил без запинки, а Митя, по утверждению Оскара, был такой хитрожопой сволочью, что даже Штирлиц отдыхает…

И Оскар оказался прав.

Основным заданием интервентов было найти пункт обмена валюты и разменять тысячу долларов на местные деньги. В детских одеялах на плечах и в картонных сомбреро Митя с Опарышем вышли на окраину Тихуаны.

– Вот интересно, – заметил Андрей, – у нас только утро, а здесь уже вечер.

– Ты уроки географии пропускал, что ли? – угрюмо заметил Бен.

У какого-то местного пацана узнали, что ближайший автомат по размену купюр – в забегаловке некоего Риккардо. Во время разговора юный мексиканец недоумённо смотрел на ширинку Андрея. Опарыш с отсутствующим видом разглядывал гигантские кактусы, растущие в живописном беспорядке вдоль дороги, а Бен всё уточнял, как пройти до очага финансовой культуры. Наконец Мите надоело ждать, и он оборвал Бена единственной иностранной фразой, которую знал:

– Цигель-цигель айлюлю!

Бен обиделся. Едва абориген скрылся с глаз, он заявил:

– Если ты такой полиглот, почему сам не разговариваешь?

– Я не переводчик, я мозг операции, – ответил Волокотин.

– А я кто? – спросил Андрюха. – Желудок?

У Опарыша и впрямь было здоровенное пузо, и Волокотин всё время норовил по этому пузу ударить кулаком. Не в полную, конечно, силу, а так, шутя. Митя вообще любил кого-нибудь ущипнуть, приобнять, ткнуть пальцем под рёбра, а то и хлопнуть тыльной стороной ладони в пах. Подобные замашки сурово порицались, но, в общем, до сих пор Волокотин по рыльцу не получал. Андрюху он зашугал совершенно, но Опарыш, помимо лени и общей недалёкости, обладал недюжинным чувством юмора и всегда первый смеялся над собой. За это ему многое прощалось.

– А ты – кулевладелец, – наделил Митя полномочиями Андрюху.

– Вы оба! – закричал Бен. – Я вас сейчас в полицию сдам за неуважение.

Слесари заржали, но далее подзуживать Бена остереглись. В результате куль довёл обоих до заведения, которое называлось «Клуб Риккардо Альвареса», на поверку оказавшееся банальным компьютерным залом, в котором подавались ещё и кофе в пончиками.

– Синьор, мне сказали, что у вас имеется аппарат для размена купюр, – обратился уд к запуганному мужику у кассы.

Мужик в ужасе посмотрел на Митю с Опарышем, потом уставился на ширинку Андрея.

– Там, – перевёл Бен вполголоса.

– Вообще-то он пальцем показал, можно было и не переводить, – сказал Андрюха.

Автомат стоял у задней стенки, уныло мигая индикатором.

– Ну, и куда тут совать? – Митя близоруко оглядел технику.

– Куда всегда – в щель, – глупо ухмыльнулся Опарыш.

– Ну хватит уже похабени вашей, – шёпотом заругался Бен. – Всё лишь об одном мысли…

Митя вытащил из кармана тысячедолларовую банкноту и начал, пыхтя, засовывать её в автомат. И ничего у него не получалось: Митя изрядно вспотел, сражаясь с иностранным агрегатом, матерился под нос, тайком подпинывал корпус, но купюра никак не лезла. Бог знает, как долго Волокотин бы возился, но тут Андрюха, как более зоркий, приметил ещё одну щёлочку.

– Не можешь срать – не мучай жопу, – сказал он, вырвал из рук старшего товарища деньги и с победным видом вставил в купюроприёмник. Автомат сглотнул.

– Во! – обрадовался Митя. – Не зря я тебя пять лет обучал!

Купюра вылезла обратно.

– Ах ты су-ука! – хором прошептали лазутчики и вновь засунули купюру. Потом ещё раз. И ещё десять раз.

– Может, он тысячные не принимает? – спросил Бен.

– Нет, написано: тысяча, пятьсот, сто и пятьдесят…

– Хм… – озадачился Бен.

– Песос, – закончил читать Андрюха.

– Чего?!

– Песос…

Впервые Митя с Опарышем слышали, как матерится окаянный отросток. Он загибал через три звезды колена, с большим чувством и мастерством. Правда, очень тихо.

– Тут местную валюту разменивают, клёп вашу мать! Митя присвистнул и забрал доллары у Андрюхи. Андрюха в задумчивости пробормотал: «За это стоить вклепать…» Более задерживаться в клубе не имело смысла, разведчики прошли к выходу, хором сказали «ауфидерзейн» и с нескрываемым облегчением вышли под стремительно темнеющее мексиканское небо.

На улице начала выёживаться местная шпана. Ребятки были молоденькие, школьники наверняка, но все на голову выше слесарей, поэтому ни Митя, ни Андрюха не стали огрызаться на иностранные матюки, которых всё равно не понимали. Они тихонько пятились в ту сторону, откуда появились, и почти вышли из окружения, как Бен сказал что-то на местном диалекте.

Стало тихо.

– По-моему, он их только что на куль послал, – шепнул Митя.

– На мой? – отвел Андрей.

Тут ещё выскочил мужик из клуба, да как заорёт…

– Атас, менты! – перевёл Бен.

Слесари поняли, что сейчас их будут арестовывать, и неторопливо почапали восвояси, будто совершенно здесь ни при делах. Кто-то окрикнул беглецов, и ноги разведчиков куда-то побежали, всё быстрее и быстрее…

– За углом дверь, – посоветовал женский голос, потом что-то просвистело, и Опарыш завыл:

– Бля-ать!

Ухватившись рукой за правую ягодицу, он очень сильно потерял в скорости.

– Быстрее! – сказала тётка.

– Бля-ать! Бля-ать! – продолжал орать Андрюха.

– Заткнись, – посоветовала тётка.

За углом оба едва не упали в канализационный люк. Тётка велела:

– Одеялки свои вниз бросайте.

Самодельные пончо были молниеносно сорваны и брошены в люк, а сами герои невидимого фронта едва успели заскочить в тёмный дверной проём, и даже дверь не закрыли. Всё тот же голос вежливо попросил:

– Вдохнуть и не дышать. Не дышите! Мужики послушно затаили дыхание.

На улице, буквально в двух метрах от двери, стоял и ругался на чём свет стоит полицейский. Скоро к нему присоединился другой полицейский, они долго светили фонариками в люк, потом ушли.

– Спасибо, – сказал Митя.

– Не за что, – в один голос ответили Андрюха с Беном.

– Это не вам, – сказала невидимая тётка.

– А кому? – спросил Андрюха и посмотрел на Волокотина.

– Никому, – ответил тот.

– Прокляну, – пообещал голос.

– Спасибо, Агафья Тихоновна.

– Кто это? – спросил Бен.

Митя молчал. Слава богу, в темноте никто не видел, что он покраснел.

Объясняться ему не пришлось. Агафья Тихоновна сама посчитала нужным представиться.

– Жопа, – сказала она.

– Чего? – не понял Бен.

– Кому? – уточнил Опарыш.

– Моя жопа, – процедил Митя, чья тайна была раскрыта.

– Для тебя – задний ум, – Агафья Тихоновна говорила с Волокотиным, как старая учительница с нашкодившим первоклассником. – А для остальных – жопа. Вы домой собираться будете?

Под покровом темноты, опираясь только на подсказки Агафьи Тихоновны, Андрюха с Митей вернулись на исходную позицию и через три часа уже были в цехе.

– Клепать ту Люсю! – ругался Игорь. – Я все шабашки забросил, в выходной сюда припёрся, как дурак, а эти пархатики даже деньги разменять не смогли. Ещё и запалились на всю Мексику!

– Вы, конечно, думайте, как хотите, а в шапочках ваших дурацких в этой Мексике делать нечего, – сказал стул, на котором сидел Волокотин. – И в одеялках жарко.

Коллектив нешутейно задумался.

– А кто это сказал? – спросил Оскар.

Все посмотрели на Митю. Волокотин попытался выйти.

– Сиди на жопе ровно! – сказала жопа, и Митя послушно сел.

– Это не заразно? – спросила Лена, и на всякий случай отодвинулась от Волокотина.

– Хитрожопость? – уточнила Агафья Тихоновна. – Нет, это врождённое.

Минут пять на кухне стоял идиотский ржач, но потом, когда смех перешёл на судорожные всхлипы, Игорь вдруг спохватился:

– Митя, ты больше в душ со всеми не ходи.

– С чего бы это? – вознегодовал Митя.

– Так ведь неприлично женщине с мужчинами мыться.

– А я отвернусь, – пообещала Агафья Тихоновна.

Митя сидел красный и не знал, куда глаза девать. И его можно было понять: такое предательство, и от кого – от собственной задницы. Так перед коллективом подставила! И ведь ещё надо как-то регламентировать отношения Агафьи Тихоновны и Бена. Они всю дорогу под землёй без умолку болтали – сошлись два одиночества! А неровен час влюбятся друг в друга?!

Надо было что-то решать.

13

В понедельник Митя не вышел на работу. Написал заявление на расчёт, оставил на столе в курилке и даже «до свидания» не сказал.

– Сдаст, потрох! – психовал Игорь. – Куль знает, что ему его жопа нашептала. Пойдёт в ментовку и сдаст.

Такая опасность существовала. Всё-таки Волокотин терпеть не мог, когда над ним смеются, гордец был страшный, хоть и с говорящей жопой. Мог и отомстить…

Но буквально на следующий день о Мите все позабыли, потому что из-под сварочного стола вылез незнакомый мужик и спросил:

– Это Россия?

Мужику на вид было лет пятьдесят, худощавый, очень загорелый и при этом вполне грамотно экипирован для одиночного подземного путешествия, хотя на спелеолога не походил. И говорил с лёгким акцентом.

– Ты кто? – спросил Вовка, покрепче сжимая в руках кузнечное зубило.

– Я Завидфолуши. Георгий Трофимович.

– Чего хотел, Георгий Трофимович? – Вовка заметно волновался: все мужики были на кухне, а вдруг этот чудик подземный не один пришёл, а с американским спецназом?

– Вернуться, – ответил пришелец.

– Так возвращайся.

– Вы не так меня поняли, – Завидфолуши снял каску и надел очки. – Я уже вернулся. Там, внизу, горный комбайн. Это я его угнал…

Вовка взял незваного гостя под стражу и препроводил на кухню.

– Шпиона поймал.

Мужики с интересом посмотрели на Завидфолуши.

– Сам пришёл? – спросил Игорь, который шпионов терпеть не мог, как французов и ментов. – Или куль тебя принёс?

Георгий Трофимович не смутился. Он уселся на свободный стул, внимательно оглядел присутствующих. Взгляд его задержался на Опарыше, который стоял у окна.

– Это, значит, тебе полицейский по заднице попал? – спросил Завидфолуши.

Мужики посмотрели на Андрюху. Он и впрямь по возвращении из Америки серьёзно припадал на правую ногу, но о том, что он рисковал жизнью и что в него стреляли – об этом умолчали все, включая Бена.

– Патрульный утром ходил, кровь искал, – сказал Георгий Трофимович.

– Какую кровь? – смутился Андрей.

– Какую кровь? – спросили все.

– Ну, когда тебе шариком стеклянным по заднице попали, ты что кричал?

Андрюха почесал редкие волосики на макушке…

– «Блядь» я кричал…

– А полицейский русского языка не знает, поэтому ему показалось, будто ты по-английски кричал.

– А что, в английском есть слово «блядь»? – удивился Игорь.

– Нет. Но есть слово «blood» – кровь по-нашему… Только я не по этому догадался, что вы русские. Просто эти двое, когда драпали, спрятались у меня в автомастерской, там дверь чёрного хода всегда открыта, вот они и влезли. А я утром подмести решил и окурок нашёл…

Георгий Трофимович показал бычок, над фильтром которого хорошо читалась надпись «Русский стиль».

– Да, Андрюха, спалился ты, – сказал кузнец.

– Я не курил! – обиделся Опарыш. – Я только «Тройку» курю!

– «Русский стиль» я курю, – сказал Оскар. – Видимо, у Андрюхи к ботинку прилипло.

Тут вмешался Вовка:

– Ты про комбайн, про комбайн расскажи! Вообще непонятно, откуда он взялся!

И Завидфолуши рассказал.

Тридцать пять лет назад из Канады в Советский Союз пришло письмо: мол, бабушка Ревекка преставилась и оставила в Калгари дом и круглую сумму единственному родственнику в далёком уральском городке. Приезжайте, мол, получите и распишитесь.

Путаницы случиться не могло – Завидфолуши имелся на тысячу вёрст кругом лишь один, и это был Георгий Трофимович. Бабушка Ревекка приходилась ему двоюродной тёткой, кузиной отца, которая пропала во время войны. А Георгий Трофимович с детства любил книгу «Граф Монте-Кристо». И когда в парткому ему наказали отказаться от наследства в пользу государства, он угнал горный комбайн. Прикинул по глобусу, куда копать надо, – и угнал.

– Только промахнулся… Никаких ведь приборов, по одному глобусу шёл. Вот и дорылся – в эту пещеру угодил.

– Наследство-то получил? – хором спросила бригада.

– Не сразу. Сначала в Мексике обжился, язык выучил, потом уже наследство.

Помолчали. Наконец, Оскар сказал:

– Вот что, Трофимыч. Мужик ты, сразу видно, свой. Поэтому мы должны с тобой поговорить начистоту.

– В смысле? – не понял сварщик. – О чём?

– Лёха, давай! – токарь кивнул кузнецу. И тот рассказал про шальные бабки и про мысль – на ненужные в России доллары обменять ненужные в Америке рубли.

– А если назад хочешь – нам не жалко: возвращайся сам, и хоть всю Тихуану сюда тащи. Но ты нам пока там нужен, – Лёха ткнул пальцем в пол. – Ты нам поможешь – и мы тебе поможем.

Завидфолуши кивнул:

– Когда начнём?

– В пятницу приходи. В пятницу всё обсудим.

На том и порешили. Так у мужиков в Америке появилась агентурная сеть.

14

– Синьор, уно моменто! Уно сантименто! Сакраменто! – доносилось из кутузки.

– Что, всю ночь орал? – спросил у дежурного офицера сержант Сапата.

– Не, с утра закукарекал, – ответил офицер и крикнул в коридор: – Кто-нибудь, заткните этого урода!

Через минуту послышались звуки ударов и вопли, а потом всё затихло, насколько может всё затихнуть в полицейском участке.

Срок задержания этого феерического мудака заканчивался, но до сих пор следствию не удалось выяснить ни его имени, ни места жительства, вообще ничего. Весь город обклеен фотографиями безымянного незнакомца, которого в участке уже зовут Облико Моралесом (впрочем, Облико скоро трансформировалось в Локо – «чокнутый»). И единственный, кто опознал Мора-леса, был Риккардо Альварес. Он заявил, что позавчера этот тип вместе с сообщником пытался взломать разменный автомат в его клубе. Но кто такой Моралес – яснее не стало.

Попался он на Авенида Революсьон при попытке ограбить банк. Грабить, конечно, он ничего не собирался, просто отчаянно жестикулировал перед окошком банковского служащего тысячедолларовой купюрой. Не разобрав тарабарщины посетителя, служащий вызвал охрану. Охранники положили незнакомца лицом на пол и вызвали полицию. Полицейские забрали незадавшегося грабителя в участок, где весьма жёстко допросили.

Из допроса выходило, что безымянный преступник не знает испанского совсем, за исключением дурацких идиом типа «Но пасаран», «Патриа о муэрте» и «Вива команданте Че». Такими талантами обладала только русская мафия, но она после инцидента с исчезновением восточного полушария перебралась в Штаты. Их можно было понять: накануне катаклизма русские провернули сделку по продаже крупной партии товара, но получилось, что товар и деньги остались там, в восточном полушарии. Заключённый, впрочем, и не скрывал, что он из России. Несколько раз он кричал:

– Но гринго! Но гринго! Руссо туристо! Облико морале! Цигель! Цигель айлюлю! Абырвалг!

Разумеется, всей этой галиматьи никто не понимал, но с появлением Моралеса в кутузке стало заметно веселее.

Диего привёл к Моралесу на свидание Анну, русскую проститутку. Девица по-испански знала только самые распространённые фразы (да и то лишь те, которые в приличном обществе произносить стесняются), но отказать не посмела. Минут десять заключённый и Анна разговаривали, и проститутка оказалась крайне взволнована встречей, но толком ничего сержанту объяснить не смогла, кроме того, что зовут Моралеса Митей и он действительно русский. Диего отпустил проститутку, но предупредил, что её вызовут в суд для дачи показаний.

Дня два он думал. Возможно, этот Митя-Моралес и впрямь был одичавшим русским туристом, который, как и русская мафия, потерял связь со своей страной. Правда, где он ошивался всё это время, где он так хорошо прятался, что его никто не видел? И где его приятель, который знает язык? Тот самый, с пистолетом в штанах? А может, этот Митя убил его, забрал деньги и пытался добраться до русского консульства? Туда многие русские туристы подались после катастрофы. Но, в таком случае, почему они с этими деньгами сразу не поехали в Мехико? Конечно, имея на руках такие большие купюры, трудно купить билет или взять на прокат машину…

И тут Салату осенило. Он понял, зачем русские заходили к Альваресу – они хотели разменять тысячу!

Чтобы подтвердить свою версию, Диего попытался вновь встретиться с Анной, но тут наткнулся на серьёзное препятствие: Анна бесследно исчезла. По словам сутенёра, ушла без документов и взяла двух подружек: одна тоже русская, Рита, а другая – из местных, Луиза. Сержант спросил, есть ли ещё русские проститутки в городе. Сутенёр созвонился с коллегами, и тут выяснилось, что ещё двенадцать русских девчонок исчезли в тот же день, что и Анна с Ритой. Больше русских в городе не было.

Диего не поленился, позвонил в российское консульство в Мехико, сообщил, что задержан русский и за ним необходимо приехать. В консульстве обещали прилететь в течение суток. Однако судьба Сапате не улыбалась. Едва русский дипломат прилетел и сержант доставил его в участок, оказалось, что буквально час назад приходил человек, внёс за Митю залог в тысячу долларов, и оба тут же покинули кутузку.

15

Митя хотел всех надуть: взял тысячу и, понадеявшись на Агафью Тихоновну, махнул в Мексику. Расчёт был прост: перейти границу, добраться до Лас-Вегаса и выиграть во всё.

Но ничего не вышло. Агафья Тихоновна ни разу не подсказала Волокотину, как поступить, и Митя попал в тихуанскую каталажку. Просидев на тюремной баланде пару дней, Волокотин готов был отвечать на все вопросы мексиканских ментов, но не знал языка. Те несколько испанских фраз, что он использовал помимо цитат из «Бриллиантовой руки», ему подсказала племянница, учительница младших классов. Мексиканцы, суки, попались необразованные, и Митю не понимали, а вместо этого жестоко били, едва он пытался начать разговор.

Но виниться перед жопой Митя не хотел. В конце концов, голова главнее. Всегда. Или почти всегда. Во всяком случае – иногда, в принципиальных вопросах.

И бог весть как бы долго продолжалась битва верхних и нижних полушарий, возможно, так и сгнил бы Митюша в мексиканских застенках, как какой-нибудь Луис Карнавал, если бы не представился случай помириться. Привели к Мите на свидание девку, а она русской оказалась.

– Меня Аня зовут, – сказала девка. – Вы тоже русский?

– Ну, блин, наконец-то, – обрадовался Волокотин. – Русский, дядя Митя меня зовут. Ты учишься здесь, что ли?

– Скорей, работаю, – Аня криво усмехнулась.

Митя внимательней пригляделся. Юбка у Ани выше аппендикса, раскраска как у индейцев…

– Бля-а… – вырвалось у слесаря.

– Сам такой, – обиделась гостья. – Думаешь, я по своей воле здесь?

Справедливости ради стоит заметить, что как раз Аня здесь была вполне добровольно, в отличие от прочих девиц. Но Мите этого знать было не дано, а даже если бы и Агафья Тихоновна подсказала – всё одно пожалел бы.

– Домой, поди, хочешь?

– Где он, дом? – спросила Аня. Ей и впрямь хотелось домой, но это желание давно притупилось: чего зря хотеть того, на что и надеяться нельзя?

– Слушай сюда…

Всё оставшееся время свидания Митя рисовал в воздухе дурацкий запутанный план, по которому Аня должна была добраться до пещеры, ведущей домой.

– И скажи там, пускай вытащат меня отсюда, – закончил узник. Девка испуганно кивнула и убежала прочь.

– Не поверила, курва, – выругался вслед Волокотин.

– Поверила, – ответила Агафья Тихоновна. – В её положении во всё поверишь.

У Мити сладко сжалось сердце – простила! Даже прощения не пришлось вымаливать. Вот бы сейчас подсказала, как до Лас-Вегаса добраться…

Но жопа опять замолчала.

Через несколько дней за Митей пришёл вертухай с незнакомым мужиком. Мужик сказал:

– Моя фамилия Завидфолуши. Вас отпускают под залог. Идите за мной и не задавайте вопросов.

Какие уж тут вопросы – ладно, из тюрьмы вытащили. На улице они сели в машину и поехали.

– Что бы ни происходило – не удивляйтесь и молчите, – велел освободитель. – Можете улыбаться, но ни в коем случае не открывайте рот.

Митя не любил, когда ему указывают, но жопой чувствовал – не надо сейчас выёживаться. И не зря, потому что буквально через полчаса они были на границе. Столько автомобилей за один раз Волокотин не видел давненько, но при этом вся эта толпа довольно быстро двигалась через пограничные посты. Очень скоро в их машину заглянул пограничник и, как догадался Митя, попросил документы, которые – кто бы мог подумать? – оказались в полном порядке.

«Хорошо», – только и успел подумать недавний узник. В следующую секунду к нему обратился офицер.

Завидфолуши попытался возразить, но пограничник что-то резко ему ответил, и освободитель сник. Офицер снова обратился к Мите.

«Нехорошо», – расстроился Волокотин. Однако делать нечего, пришлось вспомнить ещё кое-какие словечки, что он слышал от племянницы.

– Синьор, уно сервеза фрие, пор фавор! – сказал Митя и широко улыбнулся.

– What?! – обалдел пограничник и посмотрел на Завидфолуши.

– Не is my husband. He is a mathematician, he is crazy, – пожал плечами тот.

Митя понял, что идёт верным путём, и наизусть оттарабанил английский стишок, который слышал от кузнеца:

– Иф ю вонт ту фак фо фанни, фак ё сэлф энд сейв ё мани, иф ю вонт ту хэвэ сэкс, фак май дог, хиз нэйм из рэкс!

– Go! – махнул рукой внезапно позеленевший пограничник. – Fuck off!

И минуту спустя Завидфолуши с Митей мчали по штату Калифорния, славного своим кино и губернатором.

– А ты молодец, – рассмеялся Завидфолуши, – за словом в карман не лезешь. Долго язык учил?

– Я вообще языков не знаю. Освободитель заржал:

– Так ты даже не понял, что сказал этому янки?

– А что?

– Сначала ты попросил у него одно холодное пиво, а потом посоветовал заняться сексом сначала с собой, а потом – с твоей собакой.

Остатки Митиных кудрей едва не выпрямились.

– И он нас отпустил?

– Конечно. Ведь я ему сказал, что ты псих и мой муж.

– Останови! – заорал Волокотин. Завидфолуши послушно притормозил.

– Ты гомосек, что ли? – Митя опасливо прижался к двери.

– Нет, – ответил Завидфолуши.

– А зачем так сказал?

– Чтобы пропустили. Не любят тут пидарасов, но говорить об этом не рекомендуется – политкорректность.

– А что, они тут все – политики?

– Кто?

– Ну, пидарасы… Завидфолуши снова рассмеялся:

– Нет. Не все пидарасы – политики… Однако, подумав, добавил:

– Но все политики – пидарасы.

Тут Митя успокоился, уселся удобнее и велел:

– В Лас-Вегас!

Освободитель обалдело посмотрел на Митю:

– Откуда ты знаешь?

– Что я знаю?

– Про Вегас?

– Так я туда и собирался…

– С ума сойти, – Завидфолуши завёл машину. – Ну, тогда слушай…