Текст книги "Куролесовы страсти"

Автор книги: Алексей Кутафин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Стая с шумом приводнилась ближе к центру озера, неподалёку от семейки домашних гусей. И принялись оживлённо гоготать промеж соседей.

– Дикие гуси! – объяснил Сенька, – Они частенько наведываются сюда, поговорить с сородичами. Сманивают их лететь с ними. Только домашние не могут, шибко толстые.

– А почему у них на перепонках кровь? – нахмурился Лёнька.

– Они, что раненые? – со слезой в глазах спросила Алёнка.

– Это не кровь, а икра! Рыба им на перепонки икру мечет. А они по воздуху самолётом переносят её в другие водоёмы. Так и караси у нас расплодились. Только карасей нам сейчас не поймать. Они все на глубину ушли. Жарко, а там вода попрохладнее, – пояснил всезнающий Сенька, успокаивая сердобольных друзей.

Рядом со стайкой плавающих гусей-гостей бултыхнулись несколько камней, запущенных с противоположного берега.

Лёнька с Семёном разом предупредительно пронзительно свистнули, нахмурившись на ту сторону.

Алка свистеть не умела. Она просто грозно погрозила хулиганам кулаком, заступаясь за братьев наших меньших.

В ответ на это снаряды полетели камнепадом уже в сторону заступников.

Сенька швырнул в отместку комок грязи. Но, не долетев и половины пути, он шлёпнулся в воду.

Обстрел всё усиливался и заставил троицу выскочить на сушу. Но и здесь, несмотря на приличное расстояние, снаряды доставали до берега. И со свистом проносились мимо пока.

Ленька, приглядевшись, догадался в чём дело:

– Из пращи палят, да ещё камнями!

Не мешкая, он выдернул ремень из джинсов и сложил его вдвое, хлопнув несколько раз для размягчения. Подобрав прилетевший голыш, он с прищуром вложил его в импровизированное орудие. И раскрутив над головой, ловко отправил его обратно на тот берег.

У Семёна штаны поддерживались на шнурке. И Алёнка для благородного дела отдала ему свою косынку.

А сама принялась собирать падавшую гальку и снабжать ею мальчишек, помогая отражать атаку.

Силы были явно неравные, ввиду численного превосходства противника. С той стороны обстрел вёлся намного интенсивнее, и некоторые снаряды пролетали совсем близко.

Бесстрашная Алка, в очередной раз нагнувшись за камушком – вдруг ойкнула, схватившись за поясницу. И резко присела на корточки, от боли сквасившись в гримасе. На раненой Алкиной ноге заметно наливался синюшностью огромный синячище.

Лёнька, загораясь местью, подобрал снаряд, попавший в Алёну. И посильнее раскрутив его, прицельно направил в самую гущу стана злорадствующих врагов.

Спустя секунду-другую на той стороне – та самая фигура, запустившая его сюда – схватилась вдруг за адекватное место и с воплями повалилась на землю. Нападавшая шайка сразу прекратила обстрел и кучкой собралась вокруг предводителя, катающегося от боли по траве.

Инцидент был исчерпан. Каждая из сторон поняла опасность грозного вооружения и чем оно грозило.

Алкин синяк был отомщён. И собратья подхватили раненую боевую подругу, повисшую на их руках, и понесли её подбитую вглубь тыла, к себе в лагерь в Лёнькин дом. …Не забыв попутно прихватить, нанизанный на пруток, скудный сегодняшний улов.

Алёнка держалась молодцом – совсем не хныкала, только изредка морщилась от боли. Путешествие на руках товарищей ей явно понравилось. Она уже не постанывала и не корчила болезненные гримасы, а весело посматривала благодарными глазами на «медбратьев-санитаров».

Друзья притащили подружку к Лёнькиному подворью. Но не донесли изрядно тяжёлый груз до хаты. Заметно подустав, они зарулили в ближайшее строение – в покосившуюся старую баньку. И взгромоздили Алку на полок.

– Больно? – участливо поинтересовался Лёнька, отдышавшись.

Алка с грустью осмотрела своё ранение. На видном месте красовалась внушительных размеров синюшная ссадина.

– Ага, – кивнула Алёна, притворно скуксившись.

– Полечить бы надо, – деловито заметил Семён.

– Лечите, – согласилась пациентка.

Семен закатил глаза в потолок. И подумав недолго, сорвался наружу. Через минуту он вернулся с огромным листом подорожника в руке. Чуток помешкав, он плюнул в пыльный лист и деловито пришлёпнул лекарство на больное место, предвещая выздоровление заговором:

– До свадьбы заживёт!

Алёнка сразу повеселела, благодарно выздоравливая.

– Спасибо, мальчики, вылечили.

А меж пацанами вдруг пробежала собака.

Шкода виновато вильнула хвостом, и понуро опустив серьёзную морду, подобострастно побрела к выходу.

…В проёме двери предбанника, подбоченясь, стояла нахмурившаяся бабка Марья.

– Вот вы где, негодники! Везде обыскалась. Вас только с собаками искать, – погладила она невольную предательницу. И, заметив Алкину рану, озадачилась подозрениями: – Что такое?!

У мальчишек слов для оправдания не нашлось, одни слюни. Одним словом – не уберегли.

И нахмурившаяся бабушка, подобрав валяющийся в углу берёзовый веник, с грозным видом протиснулась в узкую дверь предбанника!.. Заслонив своим тучным телом единственный путь для отступления.

Лёнька с Сенькой быстренько шмыгнули под полок – в самый дальний уголок, от греха подальше. Оставив обездвиженную Алёнку – в одиночестве отдуваться в сложившейся обстановке.

И Алка сумбурно залепетала, спасая друзей, но ни словом ни обмолвившись о «войне» с «врагами»:

– Бабуль, меня ушибли сильно. Мальчишки донесли, и полечили!

Не разобравшись кто кого ушиб, бабка Марья сделала какие-то свои выводы. И замахала веником, протиснув руку в узкий лаз под полком, пытаясь зацепить притаившихся лекарей. Между делом приговаривая:

– Ах вы окаянные!.. Управы на вас нету, бездельники!.. Я вот родителям пожалуюсь, будете знать!

Её попытки не увенчались успехом. И вскоре она бросила свою бесполезную грозную затею и своё устрашающее орудие возмездия.

Не добившись какого-либо наглядного результата в наказуемой воспитательной работе, бабка Марья подхватила подбитую Алёнку в подмышку и направилась восвояси, причитая мимоходом:

– Моя маленькая! Что они с тобой сделали, изверги! Пойдём, Алёнушка, внученька моя ненаглядная. Не связывайся больше с ними, с фулюганами.

Прихрамывающая Алёнка походя оправдывала своих друзей:

– Они не хулиганы, бабушка. Они наоборот…

Оглянувшись, она помахала пацанам на прощание ручкой из-под бабушкиного крылышка.

– Чуть не влетело нам, причём за зря, – поёжился Лёнька.

– …И авторитет у бабки Марьи потеряли, – посетовал Сенька.

И ответно отсалютовали ей руками, провожая её бесстрастными взглядами исподлобья.

***

Отец приехал не один. Вместе с ним, на этот раз выбрались за город дальние родственники, со своим сынком домоседом-эрудитом толстым Борькой.

Лёнька мало его знал. Борька-«профессор» был по братской линии «седьмой водой на киселе». И в суматохе городской жизни они встречались очень редко, хотя и были одногодками-ровесниками.

Собрат Борис был несоразмерно упитанным, очень избалованным очкариком-ботаником и прослыл среди родни маменькиным сынком. Тем не менее, учился он в какой-то продвинутой школе и считался вундеркиндом.

Мамаша его – тётя Тома – не могла нарадоваться на своё образованное чадо, и чуть ли ни пылинки сдувала со своего любимого сынули.

И вот, по строгому повелению его отца – дяди Феди – он должен был пройти экзекуцию в спартанских условиях неизвестной деревенской жизни, на попечении старожилов брательников.

Для самого Борюсика это показалось интересным, хотя до этого он никогда не посещал свою прародительскую вотчину и знал уклад деревенской жизни только по картинкам. Он до конца пока не осознавал – куда он попал и зачем безропотно согласился на эту авантюру.

Но была одна веская причина, заставившая его покинуть насиженные городские места.

Как-то по весне его отец по работе заглянул в инкубатор одной из птицефабрик. Там в это время проводили выбраковку цыплят, нещадно поливая «бесперспективных» холодною водою. И какой-то мокрый желторотый заморыш прибился к его ногам и жалобно запищал, взывая о помощи. Дядя Федя внял его писклявым мольбам и спас его от неминуемой погибели, засунув за пазуху.

С тех пор курёнок жил у них в квартире. И подрос он совсем немного, из жёлтого цыплячьего комочка – в белого петушка размером с голубя, со скрипучим не звонким голосом. Несмотря на свою неполноценность в росте и весе, он был довольно сообразителен и общителен со своими хозяевами. И не зная общения со своими пернатыми собратьями, он необыкновенно сильно приручился к людским рукам.

Борька всё это время заботливо и скрупулёзно ухаживал за ним. И считал себя теперь – искушённым фермером. Поразмыслив, он здраво рассудил, что свежий воздух и общение с себеподобными на лоне природы – пойдут «Цыпе» только на пользу.

«Фермер»-Борька гордо, под пристальными завидущими взглядами ребят – прохаживался по сельской улице с Цыпой на плече. …Пока неосмотрительно ни поравнялся со стайкой гусей, щиплющих рядом мелкую травку.

Самоуверенность его вмиг пропала. И, морщась от болезненного щипка, он опасливо запрыгнул на ближайшую дежурную скамейку, стоящую возле забора. Но хныкать он не стал, стойко пережив укус-конфуз. И терпеливо потирая укушенную щиколотку, обескуражено посматривал на повеселевших собратьев, наблюдавших за новым потенциальным «клиентом» поодаль.

Неожиданно посреди улицы раздалось негромкое нежное мычание.

И Борька, забыв о боли – кубарем перевалился через забор, вместе с подлетевшим от неожиданности Цыпой. И, опасливо оглядываясь, бросился к маменьке, со страхом показывая на улицу.

– Мамочка бык!

…По улице, помахивая хвостом, мирно брела мелковатая тёлка…

Его мамаша взглянула на объект устрашения и умиленно просвятила напугавшееся чадо:

– Это не бык, сынуля, это тёлочка. И рожки у неё совсем ещё не подросли. Она ещё маленькая и не бодается. Иди лучше с мальчиками познакомься. Они тебе всё расскажут и покажут.

Борька насупился и поплёлся вглубь двора. Досада от очередного конфуза не давала ему покоя. И, скрывая раздражение, он решил реабилитироваться на курицах. Возникшая спасительная мысль придала ему уверенности, и он снова заважничал, возомнив себя докой в куриных вопросах.

Степенно прошагав мимо хихикающих собратьев, он мимоходом деловито осведомился:

– Где тут у вас курятник? – и интригующе проследовал в указанном направлении, разговаривая со своим нахохлившимся кочетом: – Пойдём, Цыпа, я тебя с друзьями познакомлю. Будешь жить в стайке, на природе, как настоящий боевой петух! Может, и подрастёшь ещё немножко.

Цыпа недовольно что-то квохтал ему в ухо. Нервно перебирая худыми лапками, он настороженно озирался по сторонам, предчувствуя недоброе. И опасливо косился с заплечного высока – на крупного краснопёрого соплеменника.

Борька по безрассудству слишком резко открыл дверку стайки, всполошив несушек внезапностью.

Потревоженные куры, хлопая крыльями и поднимая тучи разноцветных пёрышек – залетали взад-вперёд вверх-вниз, беспокойно закудахтав.

Невзирая на переполох, Боря всё же спустил упиравшегося Цыпу на пол, к новоявленным подружкам.

Но привередливые клуши – недовольно заквохтали, пытаясь клювом достать неприглядного мелковатого бесцветно-белобокого замухрышку-петушка.

И Цыпа, испугавшись – быстро ретировался по руке хозяина. Он забрался ещё выше своего привычного места, вцепившись когтями в темноволосую шевелюру на Борискиной наивной башке.

Настала Борькина очередь расплачиваться за необдуманную выходку.

Краснопёрый сзади с разбега клюнул хозяина конкурента, посягнувшего на чужую собственность.

И Борька с воплями кинулся бежать, сбросив с себя всю напускную напыщенную спесь…

Краснопёрый вдогонку не раз ещё пускал в ход своё грозное оружие – острый клюв и когтистые шпоры, в атакующем полёте пытаясь достать – и своего белобокого собрата-наездника. …Пока гости-новички, обомлевшие от такого «радушного» приёма, с позором не скрылись в дверном проёме хаты.

Кочет-забияка ещё долго задиристо бился в яростном порыве о захлопнутую дверь. Ну, наконец, угомонился. И грозно проорав во всё горло победное: «Кукареку!», удовлетворённый, чинно зашагал в курятник успокаивать свой разволновавшийся гарем.

Пристыженный Борис, почёсывая обклёванные ссадины, насупившись обескуражено уселся за накрытый уже стол. Все его зоологические познания рассыпались мифом о суровую правду жизни.

Понурый Цыпа, нервно мигая, разместился рядышком, на спинке софы. И с нервной дрожью поглядывал округлившимся глазом за окно во двор на Краснопёрого.

***

Застолье затянулось. На улице уже давно стемнело.

Громогласно, протяжно и несвязно взрослые проорали по традиции и для души – пару-тройку дежурных песен. И один за другим, ничком и рядком – повалились спать в комнате. Оставив деткам в распоряжение – душную столовую-горницу.

Подхалим Борька во время концерта подвывал тактично отдельные куплеты. И сполна компенсировал свой подхалимаж, притулившись рядом с мамкой на застеленные чистенькие простыни. И тоже вскоре засопел, причмокивая губами и пуская слюни в сладком сне на мягкую подушку.

Обездоленные хозяева-старожилы – Лёнька с Сенькой – забрались на полок русской печки. И тоже улеглись, смыкая веки от впечатлений минувшего дня.

…Лёньке приснился страшно здоровенный кабан. Он угрожающе рычал и хрюкал. Всё громче и громче, приближаясь всё ближе и ближе…

Как не хотелось просыпаться, но опасность пересилила сон и заставила проснуться от страха.

На удивление – рыканье со сновидением не пропало. И Лёнька, не понимая, уставился на лежащего рядом Семёна.

Семён бодрствовал и, по-видимому, давненько. Он отсвечивал падающий лунный свет, таращась в темноту своими осоловелыми глазами.

– Слышишь, или мне кажется? – спросил у него спросонья Лёнька.

– Слышу, слышу… – недовольно объяснил Сенька, – храпит кто-то.

Храпение постепенно стихало. И Лёнька, сомкнув веки, попытался снова заснуть…

Но очередное громкое и внезапное: «Хр-р-р!» опять разбудило его, заставив подскочить от испуга.

Семен тоже привстал и раздражённо позавидовал:

– Тебе повезло ещё, успел подрыхнуть немного. А я почти с самого начала эту музыку слушаю, и никак задремать не могу.

– А мне жутики снились. Зверюга-скотина-свинтус! – оправдался Лёнька, чтобы он не слишком уж расстраивался.

– Я тоже успел посмотреть немного… Мне наша местная колдунья привиделась, бабка Ядвига. Тоже свиньёй обернулась, рычит, хрюкает. И давай гоняться за мной. Еле ноги унёс. Пытаюсь удрать от неё, а ноги будто на месте топотятся. Хорошо проснулся, а так бы догнала, – рассказал свой вещий сон Сенька.

– Давай позырим кто храпит, – предложил Лёнька.

– Пойдём позыркаем, – с готовностью согласился Сенька, заранее предполагая: – Наверняка, это Борька.

Они ползком подкрались к спящим. Храп как назло прекратился, и невозможно было определить источник его происхождения.

Первым на пути лазутчиков оказался Боря.

Семён нащупал в темноте его лицо и зажал ему нос, перекрыв кислород.

Борька перестал вдруг дышать, даже не пытаясь задействовать для своего спасения рот.

Семён подержал его немного на кислородном голодании и разочарованно отпустил нюхательный орган.

Бориска часто задышал, жадно хватая носом спасительный воздух, но – беззвучно.

– Не он, – деловито прошептал Сенька, теряя интерес к подопытному.

Дальше он решил продолжить эксперимент на Борькиной маме. Но не успел – беспокойный претендент вдруг резко обнаружил сам себя: «Хыр-р-р… …Рых-х-х…», заставив ребят от неожиданности подпрыгнуть на месте.

– Дядя Федя! – смекнул Лёнька, рассматривая грузную фигуру под вздыбившимся одеялом.

Они осторожно подкрались к объекту. И принялись экспериментальным путём устранять шумную причину их бессонницы.

…Что они только ни делали. Щекотали его нос пером. Пытались засунуть туда соломинку. Тихо подсвистывали ему в ответ. И даже откровенно сжимали подрагивающие губы. Но всё безрезультатно… Храпун только громко чихал, не просыпаясь и не прекращая своё беспокойное зловредство…

Наконец Семён резонно предложил единственный разумный выход:

– Айда ко мне на сеновал?

– Пошли, – обречённо согласился Лёнька.

Они огородами пробрались к Семёновской усадьбе. И бесшумно забрались по лестнице на хлев под навес крыши.

Бухнувшись в мягкую перину из душистого сена, лежащего здесь под крышей повсюду, они могли наконец-то насладиться обретённой тишиной и покоем.

Пахло сеном и гумном. Снизу доносились шорохи притихших домашних животных. Где-то среди них шумно вздыхала Доходяга, воруя сенной воздух своими большущими ноздрями. Но эта музыка – скорей убаюкивала, чем раздражала.

– Эх, хорошо! Сеном пахнет! Я бы всё время спал на сеновале, – зевая, восхитился Лёнька.

– Хорошо то хорошо… Но для этого сено надо сперва скосить, потом загрести в копны, а опосля ещё привезти с поля. Скоро Иван-Купала. На него обычно сено косят. Батя, который день уже на покосе. Так что готовься, ни-сегодня-завтра и нас припашут обязательно! Там и нанюхаешься.

– Поможем… – засыпая, откликнулся Лёнька.

***

Родичи собрались в дорогу далеко после обеда.

Тётя Тома долго увещевала Борьку расставаемыми напутствиями. И даже всплакнула на прощание.

Борька смущённо стойко выслушивал наставления. Кивая, он молча соглашался, обещая: мыть руки перед едой, ежедневно чистить зубы, ложиться вовремя спать, хорошо кушать, и так далее и тому подобное – массу других повседневных мелочей, о которых каждый знает с малолетства.

В последний момент перед отъездом маменька, спохватившись, достала из багажника уже заведённого автомобиля – большой заметный ярко-жёлтый эмалированный горшок. И навязчиво вручила его в руки, засопротивлявшегося было, сынули.

Такого позора на глазах товарищей Борька не ожидал. Густо покраснев, он еле дождался – когда отъезжающее авто скроется за поворотом, нетерпеливо пытаясь спрятать вручённую посуду за спину от ироничных взглядов собратьев. И как только родители скрылись из вида – гневно запустил ненавистно-позорный предмет в густые заросли крапивы.

Там, где упал горшок – сразу что-то с треском и грохотом ухнуло. И над крапивой поднялся пыльный столб, как от атомной бомбы, только немного поменьше.

Сенька сразу перестал посмеиваться и уважительно потрогал Борькин бицепс:

– Нехило!

– Ты туда раньше ничего не клал, не минировал? – удивлённо осведомился Лёнька у «подрывника».

Расстроенный Борька обескуражено поспешил оправдаться:

– Не было надобности, даже не видел, – и раздражённо пояснил: – Мамка попутно наверно купила, затарилась, отоварилась.

– Зачем посудой разбрасываешься?.. В хозяйстве пригодится! Тебя прокормить ой-ё-ёй сколько её надо, – укоризненно сделал замечание Семён. И решительно направился в крапиву.

Лёнька из любопытства тоже последовал за ним, продираясь сквозь колючие заросли.

Борька за компанию – тоже разбежался, но опасливо затормозил перед стеной крапивных зарослей. И в нерешительности затоптался на месте, часто подпрыгивая, чтобы хотя бы издали ублажить своё любопытство. …Вместе с живо примчавшимися любознательными соседками – Алкой и Шкодой, заметившими издали пыльно-атомный взрыв.

Сенькина приметная рыжеволосая шевелюра недолго помелькала среди зелёных макушек крапивных кустов. И внезапно исчезла где-то посредине жгучей поляны.

Лёнька поспешил на помощь по проторенной отважным Семёном просеке. И вовремя притормозил у самого края обвала, чуть не свалившись вслед за первопроходцем.

Семён сидел на дне обрушившейся ямы среди хлама обвалившихся трухлявых бревёшек, с Борькиным горшком на голове. И одна из палок сверху прихлопнула его со звоном по горшечному шлему.

– Ни фига себе воронка! – отряхиваясь, осмотрелся, даже не успевший испугаться, Сенька.

– Тут раньше погреб заброшенный был. Злой Борька порушил его своим увесистым горшком, – догадался Лёнька, с высоты своего положения указав: – Он тебе на голову, вместо каски нахлобучился.

Сенька нашёл на голове искомый предмет и с восторгом осмотрел его:

– Борилла не соврал, он правда новый. Вот и этикетка прилеплена. Хорошая крынка, ёмкая. Только я её теперь ему не отдам. Эта вещь мне мой башкец спасла. И дорогой ценой нашлась, почесуху-крапивницу заработал, – резонно рассудил Семён, почёсывая крапивные волдыри.

И интригующе покосился взглядом на боковой обрыв старого подземелья.

– …Слушай, Лёньчик, здесь сбоку глина обрушилась, и лаз какой-то зияет!

Заинтригованный Лёнька тоже, только весьма осторожно, спустился в разрушенный погреб. А следом за ним спрыгнула, нашедшая их, Шкода.

Сбоку была видна небольшая ниша, заделанная изнутри досками. Судя по обустройству – поискать в ней было что. И там явно было что-то припрятано. По размерам пролезть в неё людишкам было невозможно, а вот некоторым собачонкам – в самый раз.

Но бояка Шкода настороженно отвернулась, наотрез давая понять, что сама она туда не полезет.

Храбрец Сенька бесстрашно просунул руку в углубление и на ощупь начал шарить в ограниченном пространстве. Уже вскоре глаза его отобразили, что он что-то нашёл. Семён осторожно вытащил в свет длинный острый предмет. Зажав в руке холодную рукоять, он в восторге покрутил им, со свистом рассекая сталью воздух.

Находка, хоть и была – и небольшой и заржавевшей, но явно носила очертания грозного оружия.

У Лёньки перехватило дух. И он поспешил отобрать её у Семёна, переключая его на дальнейшие раскопки.

– Ух-ты, сабля! Козырно! Есть ещё что-нибудь? – полюбопытствовал он у загадочного Сеньки.

А Сенька, от усердия высунув язык, уже нашаривал и вынимал – старые счастливые подковы. В некоторых из них сохранились кованые гвоздики. Всего он извлёк их семь штук. И, утерев пот со лба, заинтриговал:

– Там ещё что-то есть. Только не ухватить никак. Не достаю, больно руки коротки.

Друзья разом покосились на самого мелкого.

Чувствуя недоброе, Шкода попятилась, и уже готова была слинять… Но Лёнька крепко схватил её за шкирку, чтобы не отвертелась.

…Она скулила, упираясь всеми четырьмя лапами, подтаскиваемая непреклонными деспотами к лазу, для острастки лязгала пастью и показывала большие вострые зубы, задирая верхнюю губу в нарочито свирепом оскале… Но всё это не помогло. И, покорившись беспардонному произволу, сама прыгнула в узкую нору, заинтересовавшись любопытными запахами.

Семён удовлетворённо цыкнул ей вслед:

– Вот это другое дело, давно бы так. Тоже мне воображуля.

– Тащи сюда, чего нашла! – нетерпеливо приказал Лёнька.

Сначала из лаза появился её крючковатый хвост. Шкода тащила за собой какой-то завёрнутый в мешковину свёрток, рыча и трепля его зубами. Она увернулась от поджидавших её командиров. И стремглав поскакала по периметру обширной ямы.

Лёнька, размахивая саблей, бросился за ней.

– Стой, воровка!

Сенька тоже ринулся вдогонку.

– Держи её, Лёньчик! Я на перерез…

…Шкода выжидала на одном краю, облаивая их весёлым лаем и поджидая пока они подойдут поближе. И прошмыгивала меж ними, сталкивая нерасторопных увальней лбами. Такой финт она проделала не раз, пока совсем не загнала преследователей.

И вспотевшие пацаны взмолились, устало приседая на обвалившиеся брёвна.

– Ты хорошая, Шкода. Только шкодливая. Ну отдай пожалуйста. А то схлопочешь! – ласково уговаривал её Лёнька, постепенно раздражаясь.

– Отдай по-хорошему! Не бойся, бить не будем. Особенно сильно, – психовал уставший Сенька, смягчая интонацию.

И Шкода согласилась. Тем более, что груз был достаточно увесистый и долго носить его в зубах – было самой тяжело и накладно. Она вдоволь наигралась и насладилась своей значимостью. И довольная своим отмщением, умиротворённо преподнесла в зубах таинственный клад прямо в руки друзей.

Пацаны нетерпеливо развернули полуистлевшую тряпичную обёртку. Под ней обнаружилась загадочная старинная книга с потемневшей от времени обложкой и пожелтевшими страницами.

– Книжка… – удивился кладу Сенька.

– Старинная, и названия не разобрать, – констатировал факт Лёнька.

Они осторожно развернули старинный раритет.

– Лабуда какая-то, с монстрами нарисованными, – разочарованно озадачился Семён, – не по нашему написана.

– Борюсик переведёт. Он у нас языкастый, в какой-то продвинутой гимназии учится, с иностранным уклоном! – обнадёжил Лёнька, засовывая книжку в подмышку и увлекая Сеньку к вылазке.

Алка с Борькой уже порядком заждались и проглядели все глаза, поджидая товарищей возле зарослей крапивы. И вот появившаяся Шкода возвестила об их скором прибытии.

Первым из крапивы появился Сенька с горшком на голове, саблей расчищая путь от жгучих кустов. А за ним важный Лёнька налегке, с книгой в подмышке.

Загипнотизированный Борька немо уставился завидущими глазами на сабельку. Алку же больше заинтересовал Сенькин шлем.

– Это что за посудина? – иронично кивнула она на горшок.

– Это «волшебный горшок»! На все случаи жизни пригодиться может. Бориска погреб им взорвал! – гордо покрасовался Семён, не выдав до конца тайну к прямой его Борькиной принадлежности.

– Мы клад там нашли, – перевёл внимание Лёнька на более значимую вещь. И поставил непререкаемую задачу шибко грамотному Борьке: – Пойдём, переведёшь.

– Я совсем немного знаю. Английский так-себе, и латынь посредственно… – неуверенно зачастил Борька по пути в хату, заранее оправдываясь. И опрометчиво предложил: – Может, кого-нибудь из взрослых попросим?

– Всё взрослые должны решать. А почему ты сам так плохо учишься? – резонным вопросом упрекнула Борьку Алка.

А Лёнька с Семёном многозначительно переглянулись, разом озаботившись о тайне безопасности найденного клада. И с пристрастием предупредили остальных потенциальных соучастников о неразглашении.

– Побожитесь, что никому не скажите! – зловеще произнёс Семён.

– Даже под пытками! – добавил страху Лёнька.

– Никогда, никому, нисколечко! – как-то сразу, нетерпеливо и легкомысленно, согласилась Алка.

– Да чтоб мне лопнуть, – как-то ненадёжно равнодушно круглил глаза Борька.

– Ты и так скоро лопнешь, – съязвил Семён.

– Э, так не пойдёт. Надо повесомее слова придумать, – постановил Лёнька.

– Да чтобы мне никогда Мороженое не съесть! Даже не лизнуть ни чуточки! – предложила страшную клятву Алёна, сгорая от любопытства.

Мороженое любили все.

Интриганы одобрительно кивнули и перевели свой взгляд на Борьку.

– Зуб даю! Да чтоб мне из стоматологии не вылазить, если расколюсь! – искренне, со всей правдивостью поклялся Борис.

Поход к стоматологу помнили – абсолютное большинство. Кроме Семёна. Зубы он чистил натуральной морковью, грызя её свежевырытую. И они у него были белее белых, без единой пломбы, не говоря уже о кариесе. Но и его убедили Борькины страшные доводы. Тем более что зуба можно лишиться – и не прибегая к врачебным кабинетам, а с помощью простой методы – кулачной терапии.

В общем приведённые аргументы показались достаточно весомыми, чтобы посвятить в найденную тайну всех членов дружественного сообщества.

Обладатели драгоценного клада зашли домой, и расположились за столом. Хозяин Лёнька неторопливо сдул пыль, и осторожно положил раритет посередине, раскрыв страницы с таинственными заковыристыми знаками. И для пущей остроты ощущений зажёг настольную свечу.

Сенька ткнул суперграмотного Бориску в бок и кратко объяснил ему задачу:

– Переводи.

Борька насупил брови и щёки, и важно уткнулся в книгу, изучая буквы и картинки. По истечении минуты, его лицо просветлело. И он, обрадовавшись, облегчённо выдохнул:

– Это по латыни!.. Наверное.

– Что там написано? – нетерпеливо проэкзаменовала Алёна.

– Готический шрифт! Сразу не разобрать. Я только немного и приблизительно могу перевести, – честно сознался «профессор» Борис.

– Хотя бы так, – недовольно кивнул Семён.

– Всё равно лучше, чем ничего, – одобрил Лёнька.

Борька немо зашевелил губами, сравнивая свои скудные познания перевода – с нарисованными на полях картинками. Изредка он изрекал вслух отдельные слова и фразы, которые удавалось разгадать, сопоставив прочитанное с нарисованным.

…На дворе совсем стемнело, когда Борька проштудировал одну страницу.

Логически связав – переведённое разгаданное – в единое целое, он пересказал вкратце своё понимание вслух:

– Короче так! Цветок какой-то «аспидиум» один раз в год цветёт. Тот кто его сорвёт, у того на болоте праздник будет! Срывать его надо в полнолуние, ночью. Стерегут его черти местные! Чтобы защититься от них, надо очертить мечом вокруг себя священный круг. Обладатель волшебного цвета будет могущественным колдуном! Для всего этого надо вслух прочесть соответствующие заклятья из «Книги Заклинаний»! Сделать это может только добрый человек!! Иначе явится «Костлявая» и побьёт всех грешников страшною косою!!! – зловеще закончил свой перевод Борька, обведя очкастым взглядом, сидевших вокруг, враз притихших друзей. И уверенно заявил, многозначительно кивнув на том: – …Вот! Это и есть наверно «Книга заклятий».

– Этот «Аспидум», наверняка «Цветок папоротника» по-нашему. И не праздновать его надо, а срывать в праздник, в ночь на «Ивана-Купалу». Про это мы от Деда Кузьмы уже немного наслышаны. Читай, давай свои заклятья, – несмело предложил Лёнька.

– Мне страшно, мальчики, – испугалась Алка. Но перечить не стала, сгорая от любопытства.

Семён, устрашённый последним предложением из Борькиного перевода, на всякий случай покаялся:

– Ты, Боря это… Прости меня пожалуйста, если что не так. Обижал может тебя иной раз. Я же не со зла, а так понарошку.

– Ну ладно… – снисходительно согласился Борька, и подумал себе на уме: «Сказки всё это. Россказни для старых бабок».

Все теснее сгруппировались вокруг книжицы, притулившись теснее друг к другу от подбирающегося страха.

«Колдун» Борька открыл страницу и артистично тихо начал читать. Сам не зная что, коверкая слова и всё громче выделяя отдельные фразы.

В темноте за окнами, приближаясь, послышался шум зашелестевшей листвы. И открытые створки с силой захлопнулись от резкого порыва ветра, гася свечу и заставив ребят от неожиданности дружно вздрогнуть.

Тёмная улица осветилась вдруг синеватой вспышкой молнии, и совсем близко – раскатисто громыхнул гром.

Несмотря на это, Борька продолжал колдовать, уже немного тише, но всё зловещее.

Частые капли забарабанили по стеклу. Дождь с каждой секундой усиливался под натиском надвигающегося ливня…

Но Борька не обращал ни на что внимания. Он был весь поглощён всевластием могущества эффектного действа. И читал всё зловещее свои заклинания из старинной книги…

– Хватит, Боречка, ну пожалуйста! Я боюсь, – взмолилась Алёна, задрожав от страха.

– Абракадабра! – шутливо напугал её Борька, занеся над нею руки.

Алка пронзительно завизжала. Но не Борькина шутка напугала её. Потеряв дар речи, завывающая Алка пальцем указала засмеявшимся друзьям – на окно…

И обомлевшими взорами они все уставились – в громыхающую темноту мутного заоконного пространства, освещаемую зачастившими молниями.

По двору, в пелене дождя, в чёрном длинном плаще с накинутым капюшоном – медленно плыла смутная длинная сгорбленная Костлявая фигура! Высоко над её плечами отчётливо виднелась, поблёскивая в свете молний и отсвечивая сталью – болтающаяся на корявой рукояти – здоровенная коса!