Текст книги "Бремя власти: Перекрестки истории"
Автор книги: Алексей Толстой
Соавторы: Дмитрий Мережковский,Евгения Перова,Игорь Андреев
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Титов.Удивительно!
Николай Зубов.Подобрал, перебежал по мосткам на Петербургскую к Спасу, отслужил молебен, да как запели: «Отче, святителю Николаю! моли Бога о нас», – так меня словно что осенило: ах, батюшки, думаю, да ведь это он сам святитель-то, ангел мой, благословил меня иконкою! И все как рукой сняло – ничего я теперь не боюсь и вы, братцы, не бойтесь – Никола вывезет!
Талызин.Никола-то Николою, а мы тут, ваше сиятельство, чуть не перессорились…
Николай Зубов.Из-за чего?
Талызин.А если отреченья государь не подпишет, так что делать?
Николай Зубов.Что делать? Убить как собаку – и кончено!
Голоса.Убить! Убить! Собаке собачья смерть! Смерть тирану!
Бибиков (в исступлении). Не ему одному, а всем! Пока не перережем их всех, не истребим гнездо проклятое, – не будет в России свободы!
Одни.Всех! Всех! Бить так бить!
Другие.Что вы, что вы, братцы!.. Бога побойтесь!
Николай Зубов.Небойсь, ребята, небойсь, – Никола вывезет!
Стук в дверь. Опять, как давеча, смятение.
Голоса.Аракчеев! Вот когда Аракчеев… Бегите! Бегите!
Талызин (у двери). Кто там?
Голос (из-за двери). Граф Пален.
Талызин отпирает дверь. Входит Пален.
Пален.Ну, что, господа, как у вас тут? Все ли готово?
Талызин.Все, ваше сиятельство! Только вот никак сговориться не можем.
Пален.Не говорить, а делать надо. Одно, друзья, помните: не разбивши яиц, не состряпаешь яичницы.
Татаринов.Это что же значит? А?
Скарятин.Яйца – головы царские, а яичница – революция, что ли?
Пален.Ну, господа, времени терять нечего – идем!
Голоса.Идем! Идем!
Пален.На два отряда разделимся: одни со мною, другие с князем Платоном…
Платон Зубов.Нет, граф, на меня не рассчитывайте.
Пален.Что такое?
Платон Зубов.Не могу – болен.
Пален.Что вы, что вы, Платон Александрович, батюшка, помилуйте, в последнюю минуту, – прескверная штука, не угодно ли стакан лафита.
Бенигсен.Не извольте беспокоиться, граф! Князь, правда, болен. Но это пройдет – у меня для него отличное средство… (Платону Зубову.)Ваше сиятельство, на два слова. (Палену.)А вы, граф, пока разделяйте отряды.
Бенигсен отводит Платона Зубова в сторону.
Пален.Господа, кому угодно со мною, сюда пожалуйте, направо, а прочие, с князем, – налево.
Все стоят, не двигаясь.
Пален.Ну, что же? Разделяйтесь… (Молчание.)А, понимаю… (Сам расставляет всех по очереди). Со мной – с князем, со мной – с князем.
Платон Зубов и Бенигсен – в стороне.
Платон Зубов.Что вам, сударь, угодно?
Бенигсен.А то что если вы…
Платон Зубов.Оставьте меня в покое!
Бенигсен.Если вы…
Платон Зубов.Убирайтесь к черту!
Бенигсен.Если вы сейчас не согласитесь идти с нами, я вас убью на месте.
Вынимает пистолет.
Платон Зубов.Что за шутки!
Бенигсен.А вот увидите, как шучу.
Взводит курок.
Платон Зубов.Перестаньте, перестаньте же, Леонтий Леонтьевич…
Бенигсен.Решать извольте, пока сосчитаю до трех. Раз – идете?
Платон Зубов.Послушайте…
Бенигсен.Два – идете?
Платон Зубов.Э, черт…
Бенигсен.Три.
Платон Зубов.Иду, иду.
Бенигсен.Ну, давно бы так. (Палену.)Князь идет – пилюли изрядно подействовали.
Пален.Ну, вот и прекрасно. Значит, все готово. Хозяин, шампанского! Выпьем – и с Богом.
Депрерадович.Ваше сиятельство, а как же мы в замок войдем?
Пален (указывая на Аргамакова). А вот Александр Васильич проведет – ему все ходы известны.
Аргамаков.От Летнего сада через канавку по малому подъемному мостику.
Яшвиль.А если не опустят?
Аргамаков.По команде моей, как плац-адъютанта замка, опустят.
Депрерадович.А потом?
Аргамаков.Потом через Воскресенские ворота, что у церкви, во двор и по витой лестнице прямо в переднюю к дверям спальни.
Яшвиль.Караула в передней много ли?
Аргамаков.Два камер-гусара.
Депрерадович.Из наших?
Аргамаков.Нет. Да с двумя-то справимся.
Денщики подают на подносах бокалы с шампанским.
Пален (подымая бокал). С новым государем императором Александром Павловичем. Ура!
Все.Ура! Ура!
Бенигсен (отводя Палена в сторону). Игра-то, кажется, не стоит свеч?
Пален.Почему?
Бенигсен.А потому, что с этими господами революции не сделаешь. Низложив тирана, только утвердим тиранство.
Пален.Ваше превосходительство, теперь поздно…
Бенигсен.Поздно, да, – или рано. А жаль. Ведь можно бы… Эх!.. Ну, да все равно. Le vin est tiré, il faut le boire. Идемте.
Пален.Идемте, господа!
Голоса.Идем! Идем! Ура!
Талызин.Ваше сиятельство, как же так? – ведь мы ничего не решили…
Голоса.Довольно! Довольно! Идем! Ура!
Все уходят. Два денщика, старый – Кузьмич и молодой – Федя, гасят свечи, убирают со стола, сливают из бокалов остатки вина и пьют.
Федя.Дяденька, а дяденька, грех-то какой – ведь они его убьют?
Кузьмич.Убьют, Федя, не миновать, убьют.
Федя.Как же так, дяденька, а? Царя-то?.. Ах ты, Господи, Господи!
Кузьмич.Да что, брат, поделаешь? От судьбы не уйдешь: убили Алешеньку, [42]42
Царевич Алексей Петрович.
[Закрыть]убили Иванушку, [43]43
Принц Иоанн Антонович.
[Закрыть]убили Петеньку, [44]44
Император Петр III.
[Закрыть]убьют и Павлушку. Выпьем-ка, Федя, за нового.
Федя.Выпьем, Кузьмич! А только как же так, а? И какой-то еще новый будет?
Кузьмич.Не лучше старого, чай. Да нам, что новый, что старый, все едино, – кто ни поп, тот и батька.
Федя поднимает с пола гитару, брошенную кн. Долгоруким, и, как бы о другом думая, тихонько перебирает струны. Кузьмич сперва тоже тихо, потом все громче подпевает.
Кузьмич.
Вторая картина
Ах ты, сукин сын, Камаринский мужик,
Ты за что, про что калачницу убил?
Я за то, про то калачницу убил,
Что не с солию калачики пекла,
Не поджаристые.
Комната княгини Анны Гагариной. Налево – дверь в спальню; в глубине – дверь на лестницу, ведущую в апартаменты государя. Направо – камин с огнем. В углу стенные часы. Ночь.
Павел и Анна.
Анна сидит в кресле у камина. Павел у ног Анны, положив голову на ее колени, дремлет.
Анна.Баю-баюшки-баю! Спи, Пáвлушка, спи, родненький!
Павел.Какие у тебя глазки ясные – точно два зеркальца – вижу в них все и себя вижу маленьким, маленьким… А знаешь, Аннушка, когда я так лежу головой на коленях твоих, то будто и вправду я маленький, и ты на руках меня держишь, баюкаешь…
Анна.Спи, маленький, спи, деточка!
Павел.Сплю, не сплю, а все что-то грезится давнее-давнее, детское, такое же маленькое, как вот в глазах твоих. Большое-то забудешь, а малое помнится. Бывало, за день обидит кто, ляжешь в постель, с головой одеялом укроешься и плачешь так сладко, как будто и рад, что обидели… Ты это знаешь, Аннушка?
Анна.Знаю, милый! Нет слаще тех слез – пусть бы, кажись, всегда обижали, только бы плакать так…
Павел.Вот, вот!.. А тебя кто обижал?
Анна.Мачеха.
Павел.А меня мать родная… Ну, да не надо об этом… Зато, когда весело, так весело – расшалимся, бывало, с Борей Куракиным, [45]45
Кн. Александр Борисович Куракин– видный государственный деятель и дипломат, воспитывался с Павлом.
[Закрыть]со стола учительского скатерть сдернем и ну кататься, валяться – пыль столбом. Из шкапов книжных полки повытаскаем, мосты военные строим. А лошадки, солдатики! А там уж и дела сердечные… Влюбляться-то чуть не с колыбели начал. В томах Энциклопедии Французской – книжищах преогромных, больше меня самого – все изъяснение к слову Amour ищу и с фрейлинами – против нас жили во флигеле – в окна переглядываемся. Не знал еще, что такое любовь, а уж дня не мог прожить без страсти. Подышу на зеркало и выведу пальцем имя возлюбленной, а услышу, идут – сотру поскорее. Раз на балу персик украл, спрятал в карман, чтоб любезной отдать, да забыл, сел, раздавил, по штанам потекло – срам! А красавицы-то, не шутя, на плутишку заглядывались: я ведь тогда – не то что теперь, курносый урод, – мальчик был прехорошенький. Портретик мой помнишь? Где он? Покажи-ка.
Анна снимает с шеи цепочку с медальоном и подает Павлу.
Павел (глядя на портрет). А-а! Я и забыл, что мы тут вдвоем: на одной половинке – я, на другой – он. Ровесники. Обоим лет по двенадцати. И похожи-то как! Две капли воды. Не разберешь, где я, где он. Точно близнец, аль двойник. Ну да и не диво – ведь сын родной, первенец, плоть и кровь моя, мальчик мой милый!.. Александр, Александр!
Ломает медальон и бросает в огонь.
Павел.Будь он проклят! проклят! проклят!
Анна.Что ты, Павлушка? Сына родного…
Павел.Отцеубийца!
Анна.Нет, нет, не верь, налгали тебе – Александр невинен…
Павел.Невинен? Он-то невинен? Да знаешь ли, что он со мною сделать хотел? Пусть бы просто убил – как разбойник, ночью пришел и зарезал… Так нет же, нет! Не тело, а душу мою умертвить он хотел – лишить меня разума… С ума-то свести можно всякого, только стой все кругом, да подмигивай: «Вот, мол, сходит, сходит с ума!» Хоть кого, говорю, возьми, не выдержит – взбесится… А сошел бы с ума, – посадили бы на цепь, пришли бы дразнить, как зверя в клетке, и я бы выл, выл, выл, как зверь, или как ветер – слышишь? – в трубе воет – у-у-у!..
Анна.Не надо, не надо, Пáвлушка миленький! А то ведь и вправду можно…
Павел.Можно! А ты что думала? Когда тяжесть России, тяжесть Европы, тяжесть мира, вся на одной голове – с ума сойти можно. Бог да я – больше никого, вот что тяжко, – человеку, пожалуй, и не вынести… Трон мой – крест мой, багряница – кровь, корона – терновый венец, иглы пронзили мне голову… За что, за что, Господи?.. Да будет воля Твоя… Но тяжко, тяжко, тяжко!..
Падает на колени.
Анна (обнимая и целуя голову Павла). Пáвлушка, бедный ты мой, бедненький!..
Павел.Да, – «Бедный Павел! Бедный Павел!» Знаешь, кто это сказал?
Анна.Кто?
Павел.Петр.
Анна.Кто?
Павел.Государь император Петр I, мой прадед.
Анна.Во сне?
Павел.Наяву.
Анна.Привидение?
Павел.Не знаю. А только видел я его, видел вот как тебя вижу сейчас. Давно было, лет двадцать назад. Шли мы раз ночью зимою с Куракиным по набережной. Луна, светло почти как днем, только на снегу тени черные. Ни души, точно все вымерло. На Сенатскую площадь вышли, где нынче памятник. Куракин отстал. Вдруг слышу, рядом кто-то идет – гляжу – высокий, высокий, в черном плаще, шляпа низко – лица не видать. «Кто это?» – говорю. А он остановился, снял шляпу – и узнал я – государь император Петр I. Посмотрел на меня долго, скорбно да ласково так, головой покачал и два только слова молвил, те же вот, что ты сейчас: «Бедный Павел! Бедный Павел!»
Анна.И что же?
Павел.Не помню. Упал я, верно, без чувств. Только как пришел в себя, вижу, Куракин надо мною хлопочет, снегом виски трет. «Это, говорит, у вас от желудка». Что ж, может быть, и от желудка. Никто ничего не знает. А ты веришь в привидения, Аннушка?
Анна.Не знаю… Не надо об этом… страшно…
Павел.Да, страшно. Все страшно, – о чем ни подумаешь, как в яму провалишься… Никто ничего не знает… Паскаль [46]46
Блез Паскаль(1623–1662) – физик, математик, религиозный философ, писатель.
[Закрыть]говаривал, что вещь наималейшая такая для него есть бездна темноты, что рассудку на то не достанет… Так вот и я всего боюсь, а больше всего бояться боюсь… Ну, да правда твоя – не надо об этом… Лучше опять так – головой на коленях твоих – тихо, тихо – баю-баюшки-баю…
Анна.Баю-баюшки-баю! Спи, Пáвлушка, спи, родненький.
Павел.Давнее-давнее, детское… Клеточка для чижиков, один чижик прикован к столбику с обручем, а внизу вода – сам таскает ведерышком; клеточка, будто бы, пустынь, а чижик – пустынник, «Дмитрием Ивановичем» звать, а другой на воле, тот – «Ванька-слуга»… А еще столовые часики фарфоровые, белые, с цветочками золотыми да розовыми… Когда солнце на них, то в цветочках веселие райское…
Часы на стене бьют три четверти одиннадцатого.
Павел.Спать пора. Даст Бог, усну сегодня сладко – сниться будет, что баюкаешь… А ветер-то в трубе опять как воет, слышишь? – у-у-у! Точно мой Шпиц. Собачонка проклятая – весь день выла – под ногами все вертится, в глаза глядит и воет… Ну, прощай, Аннушка, спи с Богом!
Павел встает. Анна, с внезапным порывом обняв его, прижимается к нему.
Павел.Что ты?
Анна.Не уходи! Не уходи!
Павел.Да что, что такое?
Анна.Не знаю… Страшно…
Павел.Напугал привидениями, что ли?
Анна.Не знаю… Нет… Не то…
Павел.Так что же?
Молчание. Анна еще крепче прижимается к Павлу и дрожит.
Павел.А, вот что! Думаешь, убьют. Небось, не убьют. Пусть-ка сунутся, попробуют. Ребятушек моих намедни видела, как любят меня? Коли что – умрут, а не выдадут. Ну, да и Пален, чай, не дурак.
Анна.Пален – изменник.
Павел.А вот посмотрим – я уже послал за Аракчеевым – завтра же узнаем все.
Анна.Завтра? А если в эту ночь?..
Павел.Небось, говорю, не успеют. Да и как им войти сюда? После вечерней зори – все ворота заперты, мосты подняты: мы тут в замке, как в осажденной крепости – рвы глубокие, стены гранитные, бойницы с пушками – целым войском не взять.
Анна.А все-таки страшно, Пáвлушка!.. Прости ты меня, глупую… Видно, и я, как собачка твоя… Ну, родненький, ну, миленький, ну что тебе стоит?.. Останься, побудь со мной до утра…
Павел.Что вы, княгиня? «Cela ne convient pas», как говорит ее величество… Нет, не шутя, сударыня, я не хочу, чтоб называли любовницей Павла ту, которую скоро назовут императрицею Всероссийской… Завтра же… Какой завтра день?
Анна.Понедельник.
Павел.А, тяжелый день… Ну да для кого – понедельник, а для нас – воскресенье. Завтра же я нанесу великий удар – падут на плахе головы, некогда мною любимые… Завтра старому конец – и новая, новая жизнь – воскресение!.. Ну, прощай, а то ведь и вправду, пожалуй…
Анна.Останься! Останься!
Павел.Нет, нет! Как вам не стыдно? Трус я, что ли? Мне ли, самодержцу, великого Прадеда правнуку, бояться этой сволочи? Взгляну – и побегут, дохну – и рассеются! Яко тает воск от огня, побегут нечестивые! С нами Бог! Не бойся же, Анна, и помни – с нами Бог!
Павел обнимает Анну и уходит. Анна падает в кресло и сидит неподвижно, как бы в оцепенении, глядя на огонь в камине. Потом подбегает к двери, в которую ушел Павел.
Анна.Пáвлушка! Пáвлушка! (Прислушивается.)Ушел…
Возвращается на прежнее место у камина, садится и опускает голову на руки.
Бедный Павел! Бедный Павел!
Действие пятое
Первая картинаДве комнаты, разделенные стеною; направо – узкая прихожая-коридор; налево – спальня государя. В стене – двойная дверь, соединяющая обе комнаты.
В глубине прихожей запертая дверь на маленькую витую лестницу во двор. Далее – печка и скамья для часовых. Направо – дверь в приемную и окно на Нижний Летний сад. На полу фонарь.
В глубине спальни – маленькая походная кровать без занавесок, с ширмами; ночник. Направо – голландская печка на ножках; забитая наглухо дверь в апартаменты государыни. Стены обложены деревом, крашенным в белый цвет.
Павел, в белом полотняном камзоле, в ночном колпаке спит на постели.
В прихожей два часовых камер-гусара, Ропшинский, помоложе, и Кириллов, постарше, дремлют на скамье у печки.
Ропшинский встает, зевает, потягивается, подходит к двери спальни, приотворяет первую наружную дверь, прикладывает ухо к замочной скважине и прислушивается
Кириллов.Спит?
Ропшинский.Спит.
Кириллов.Ну слава Богу. Теперь до утра, чай, не проснется. Умаялся, столько-то ночей не спавши.
Ропшинский.Как лег, так и заснул, точно ключ ко дну пошел. И помолиться не успел.
Кириллов.Ну, Бог простит! Что другое, а к молитве усерден. В прежние-то годы, в Гатчинском дворце, бывало, так-то ночью тоже стоишь на часах у спальни и все сквозь двери слышишь, как молится, вздыхает да охает, лбом об пол колотит, земные поклоны кладет – на паркете протерты, и нынче видать, словно две ямочки.
Павел (во сне). Часики фарфоровые белые с цветочками… Когда на них солнце, то в цветочках веселие райское…
Ропшинский (прислушиваясь). Бредит.
Кириллов.Ничего. Всегда во сне говорит, иной раз по-русски, а иной по-французски, внятно так, будто наяву; ежели в день был весел, то бредит спокойно, а ежели какие противности, то и сквозь сон говорит угрюмо и гневаться изволит… О-хо-хо, грехи наши тяжкие… Сохрани и помилуй Царица Небесная… Ложись-ка, Степа!
Ропшинский.Нет, я посижу, Данилыч, а то как лягу, не добудишься.
Кириллов.Ну, с Богом! А я тут у печки прикорну – дело наше старое – поясницу что-то ломит – не к морозу ли? Дай Бог морозца да солнышка…
Кириллов расстилает шинель на полу и укладывается. Ропшинский дремлет, сидя на скамье и прислонившись головой к печке. Сначала издали, потом все ближе и ближе, наконец, у самых окон, на деревьях Летнего сада, слышится воронье карканье.
Ропшинский.Слышишь, Данилыч?
Кириллов.А что?
Ропшинский.Воронье-то раскаркалось.
Кириллов.Да, вишь, проклятые! И с чего это ночью им вздумалось? Не к добру, ой, не к добру!.. То собачонка выла весь день, а то воронье. Как бы Государя не взбудили. Спугнул их, что ли, кто? Да кому ночью по саду ходить?.. Погляди-ка, Степка, что там такое?
Ропшинский (глядя в окно). Не видать – стекло замерзло. Вверху будто прояснело, вызвездило, а внизу не то вьюга метет, не то люди идут – много людей… войско…
Кириллов.Какое там войско, Господь с тобой! Спросонок, чай, мерещится.
Ропшинский.Может, и мерещится – мутно, бело – не видать…
Отходит к скамье.
Кириллов.Ну то-то… Дело ночное – всяко бывает. А то оградись крестом да молитвою – чур нас, чур, – тебя и не тронет. (Крестится и зевает.)О-хо-хо, грехи наши тяжкие… Сохрани и помилуй, Царица Небесная…
Кириллов и Ропшинский засыпают. Воронье карканье стихает. Фонарь чадит и гаснет. В окне голубоватый отсвет лунной вьюги.
Павел (во сне). Сашенька, Сашенька, мальчик мой миленький!..
Стук с лестницы в наружную дверь прихожей.
Кириллов (просыпаясь). Стучат!.. Степа, а Степа?
Ропшинский (в полусне). Воронье… воронье… Ох, Данилыч, что мне приснилось-то… (Coвсем проснувшись.)А? Что?.. Стучат?..
Кириллов.О, Господи! Уж не беда ли какая?.. Помилуй, Царица Небесная!.. (Надев саблю и подойдя к двери.)Кто там?
Голос Аргамакова (из-за двери). Отворяй! Отворяй!
Кириллов.Да кто? Кто такой?
Голос Аргамакова.Оглох ты, старая тетеря, не слышишь, что ли, по голосу? Я, я – Аргамаков, плац-адъютант…
Кириллов.Александр Васильевич, ваше высокоблагородие, чего угодно?..
Голос Аргамакова.Продери-ка глаза, пьяная рожа! Аль забыл, с кем говоришь?.. Я к его величеству с рапортом.
Кириллов.Государь почивать изволят, ваше высокоблагородие, – будить не велено…
Голос Аргамакова.Врешь, дурак! О пожарах и ночью докладывать велено.
Кириллов.Пожар? Где пожар?
Голос Аргамакова.В Адмиралтействе. Да черт тебя дери, долго ли мне тут с тобой разговаривать?.. Ужо на гауптвахте выпорю, так узнаешь, сукин сын, как команды не слушаться… Отворяй!
Кириллов.Сейчас, сударь! Сейчас. Фонарь потух, темно, ключа не найду… (Тихо Ропшинскому.)Степа, а Степа? Беды бы не вышло?.. Не взбудить ли государя, что ли?..
Ропшинский.Нет, Данилыч, упаси Боже будить – убьет… Пусть уж полковник сам, как знает, а наше дело – сторона.
Голос Аргамакова.Отворяй же! Отворяй, черт, анафема!
Ропшинский.Вишь, как лют, – пожалуй, и вправду засечет. Отворяй-ка скорее, Данилыч!
Кириллов.О, Господи, Господи! Помилуй, Царица Небесная…
Отпирается дверь. Входит Аргамаков. За ним – Бенигсен, кн. Яшвиль, Бибиков, Татаринов, Скарятин, Николай и Платон Зубовы, с глухими фонарями и шпагами наголо.
Кириллов.Кто такие?.. Кто такие?.. Ой, ой… Батюшки… Караул!..
Ропшинский (убегая направо). Караул!
Кириллов (выхватив саблю из ножен и становясь перед дверью спальни). Стой! Стой!
Заговорщики окружают Кириллова.
Николай Зубов.Саблю долой!
Ударом шпаги выбивает у Кириллова саблю и ранит его в руку.
Кириллов (падая). Государь! Государь! Бунт!
Павел (на мгновенье проснувшись, приподнимается на постели). Кто там? Кто там? (Падает навзничь и опять, засыпая, бредит.)Сашенька, Сашенька, мальчик мой милый… Я так и знал… Ну, слава Богу…
Яшвиль (приставив дуло пистолета к виску Кириллова). Молчи – убью!
Аргамаков (хватая кн. Яшвиля за руку). Что вы, князь, – всех перебудите.
Николай Зубов.Рот платком! Тащи вниз!
Кириллову затыкают рот и стаскивают по лестнице.
Аргамаков.А другой?
Николай Зубов.Убежал.
Платон Зубов.Беда! Тревогу подымет.
Бенигсен.Не успеет. А наши-то где?
Николай Зубов.Разбежались. Кто на лестнице да на дворе отстал, а кто – в саду; как давеча вороны-то раскаркались, все перетрусили.
Бенигсен.Ну, черт с ними! Нас и так довольно. Только скорее, скорее! (Подойдя к дверям спальни, отворяет наружную дверь и пробует отворить внутреннюю.)Изнутри заперся – значит там. (Прислушивается.)Верно, спит. У кого инструмент?
Аргамаков.Здесь.
Бенигсен.Отпирайте.
Аргамаков (Платону Зубову). Фонарь подержите.
Голоса заговорщиков (с лестницы). Бегите! Бегите! Тревога!
Платон Зубов.Господа, слышите?..
Дрожит и роняет фонарь.
Бенигсен.Эх, князь, теперь не время дрожать!
Павел (просыпаясь). Кто?.. Кто?.. Кто?..
Соскочив с постели, подбегает к двери и прислушивается.
Бенигсен.Инструмент, что ли, испортился?
Аргамаков.Нет, да замок аглицкий, с фокусом – отмычка не берет.
Николай Зубов.Ну-ка, плечом, – авось, подастся.
Напирает плечом на дверь. Дверь трещит. Павел отбегает в противоположный конец спальни, забивается в угол у печки за ширмами и плотно прижимается, как будто расплющивается, весь белый на белой стене, почти невидимый. Дверь открывается. Заговорщики вбегают в спальню.
Яшвиль (осветив постель фонарем). Убежал!
Николай Зубов.Куда? Не в окно же выскочил?
Бенигсен (пощупав постель). Le nid est chaud, l’oiseau n’est pas loin. [47]47
Гнездышко еще теплое, стало быть, птичка недалеко (франц.).
[Закрыть]
Ищут, заглядывают в шкафы, под кресла, под стол, под кровать.
Платон Зубов (указывая под ширмы). Ноги!
Бибиков.Тьфу! Точно в прятки играем…
Бенигсен (отодвигая ширмы). Он!
Николай Зубов.Да что с ним такое? Будто не живой…
Бенигсен.Ваше величество…
Аргамаков.Не слышит.
Скарятин.От страха ошалел – столбняк.
Николай Зубов.А вот посмотрим.
Подносит фонарь к лицу Павла и тихонько одним пальцем дотрагивается до руки его. Павел весь, с головы до ног, вздрагивает и отпрядывает от стены, как будто хочет броситься на заговорщиков. Все отступают.
Павел (быстро и невнятно, как в бреду). Что?.. Что?.. Что?.. Что?.. Что?.. Что?..
Бибиков.Экая мерзость!.. Господа, нельзя же так… Черт знает, что такое! Кончайте скорее!
Бенигсен (Платону Зубову). Князь, отречение у вас? Ступайте же, ступайте, говорите, как решили. Да ну же, ну!..
Платон Зубов (вытирая пот с лица). Сейчас… сейчас… я только немного…
Бенигсен (подталкивая Платона Зубова). Да ну же, ну, ступайте!.. Э, черт вас дери!..
Платон Зубов выступает вперед, держа в руках манифест.
Платон Зубов.Sire, nous venons au nom de la patrie… [48]48
Государь, мы пришли от имени родины… (франц.)
[Закрыть]Нет, не могу… Дурно… Воды!..
Бенигсен (вырвав у Платона Зубова манифест). Ну вас к черту! (Подойдя к Павлу.)Ваше величество, вы арестованы…
Павел.Арестован?.. Арестован?.. Что значит арестован?..
Бенигсен.Арестованы и низложены. Государь-наследник, Александр Павлович, объявлен императором. На вашу жизнь никто посягнуть не осмелится: я буду охранять особу вашего величества. Только предайтесь нам совершенно. В случае же сопротивления малейшего, я не отвечаю…
Павел.Господи!.. Господи!.. Господи!.. Что я вам сделал?.. Что я вам сделал?..
Николай Зубов.Четыре года тиранил, злодей!
Татаринов.Давно бы с тобою покончить!
Бенигсен.Господа, перестаньте! Мы пришли сюда для спасения отечества, а не для низкого мщения. (Подавая Павлу манифест.)Sire, ayez l’obligeance de signer sur le champs cet act d’abdication… [49]49
Государь, благоволите немедленно подписать манифест об отречении (франц.).
[Закрыть]
Николай Зубов.Эх, генерал, чего французить! Лучше мы по-русски… Ну-ка, Павел Петрович, добром говорим – отрекайся, а то, сударь, плохо будет!
Павел (подымая руки вверх, торжественно, внезапно изменившимся голосом). Я… я… я… помазанник Божий… Самодержец Всероссийский!.. Убейте, убейте!.. Не отрекусь!.. С нами Бог!.. С нами Бог!..
Николай Зубов.Видите, совсем рехнулся! Что с ним разговаривать?.. Кончать надо!
Скарятин.Не разбивши яиц, не сделаешь яичницы!
Толпа остальных заговорщиков вбегает с лестницы в прихожую. Шум, крики, смятение.
Голоса (в прихожей). Бегите! Бегите! Спасайтесь!
Бенигсен.Что такое?
Талызин (вбегая из прихожей в спальню). Скорее, скорее! Кончайте! Караул идет!
Павел (бросаясь к двери). Караул! Караул! Помогите!
Бенигсен (со шпагою наголо, заступая дорогу Павлу). Restez tranquil, Sire, il y va de vos jours! [50]50
Государь, будьте благоразумны, от этого зависит ваша жизнь! (франц.)
[Закрыть]
Павел.Пустите! Пустите! Караул!
Николай Зубов.Чего орешь.
Хватает Павла за руку. Павел вырывает у него руку. Николай Зубов ударяет его кулаком по виску. Он падает. Толпа из прихожей врывается в спальню.
Голоса.Скорее! Скорее! Скорее! Идут!
Павел (подымаясь). Помогите! Помогите, ребятушки!
Кн. Яшвиль кидается на Павла. Оба падают. На них наваливаются другие, передние – на задних, образуя кучу копошащихся тел. Ширма опрокинута. Ночник погас. Свалка.
Бенигсен.Стой! Стой!
Николай Зубов.Небось, братцы, Никола вывезет. Бей!
Голоса.Бей! Смерть тирану!
Яшвиль.Шпагу! Шпагу давай!
Николай Зубов.Зачем шпагу? Не надо крови. Души!
Татаринов.Веревку!
Аргамаков.Веревки-то нет.
Скарятин.Подушками!
Николай Зубов.Где тут возиться!
Татаринов.Шарфом!
Скарятин.Вот!
Татаринов.Петлю!
Скарятин.Готово!
Николай Зубов.Надевай!
Скарятин.Выбился, черт!
Павел.Помогите, помогите!
Татаринов.Ну же, тяни!
Скарятин.Руку подсунул – не стянешь!
Павел.Ради Бога! Ради Бога! Помолиться!
Татаринов.Стягивай! Стягивай! Стягивай!
Павел.Александр! Александр!
