Текст книги "Артемий Семенович Бервенковский"

Автор книги: Алексей Толстой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Толстой А. К.

АРТЕМИЙ СЕМЕНОВИЧ БЕРВЕНКОВСКИЙ

Т 52 Избранное. Сатирические и юмористические стихотворения. Проза.

Письма. Приложения. Воспоминания современников / Сост. М. М. Романихи-

ной; Вступ. ст. и прим. И. И. Подольской.– М.: Правда, 1986.– 464 с.

А. К. Толстой (1817-1875)-писатель яркого и многогранного дарования, ос-

тавивший заметный след в русской литературе. Цель нашего сборника – пред-

ставить А. К. Толстого как сатирика и юмориста. Кроме сатирических и юмо-

ристических произведений писателя, в книгу включены его фантастические

рассказы, отмеченные романтической иронией и мягким юмором, рассказ

«Артемий Семенович Бервенковский», написанный в духе «натуральной про-

зы», избранные письма. В качестве приложения дается раздел «Воспомина-

ния современников об А. К. Толстом».

АРТЕМИЙ СЕМЕНОВИЧ БЕРВЕНКОВСКИЙ

Я вспомнил, как двадцать лет тому назад, когда я спешил по большой доро-

ге в Кириллов, передняя ось моей брички переломилась, и я принужден был

остановиться. Оглядываясь во все стороны, в надежде найти какое-нибудь

пристанище, увидел я верстах в двух от дороги какое-то странное здание, по-

хожее на ветряную мельницу, но необыкновенно сложного механизма. Я нап-

равил к нему шаги и вскоре очутился перед красивым господским домом со

многими флигелями и пространным садом; тут же показалось мне скрытое

доселе высоким холмом красивое село. Странное здание непонятной архитек-

туры находилось на самом холме, в близком расстоянии от дома. Старый дво-

рецкий, стоявший у входа, сказал мне, что имение это принадлежит Артемию

Семеновичу Бервенковскому. Просьба моя – послать людей для починки

брички – тотчас была исполнена; но когда я спросил: нет ли в селе постоялого

дома, где бы мне остановиться, дворецкий всплеснул руками.

– Батюшки! – вскричал он,– да господский-то дом на что? Да Артемий Се-

менович меня изволит прогнать вподзатыльцы, если я вас теперь отсюда вы-

пущу. Нет, сударь, извините, а уж вы у нас должны денька два погостить.

– Как,– спросил я, удивленный таким радушным приемом,– да ты меня, вер-

но, за кого-нибудь другого принимаешь?

– Как за другого? – сказал старик, и морщины его лица несколько сглади-

лись под добродушной улыбкой.– Да за кого ж другого мне вас принимать, су-

дарь: ведь вы, верно, проезжий?

– Именно проезжий.

– Так уж не прогневайтесь, а у нас такой обычай: извольте недельку здесь

прожить, а потом, пожалуй, ступайте себе с богом!

Я попросил, чтоб обо мне доложили хозяину.

– Вот-та! – сказал дворецкий,– что ж тут докладывать! Ступайте себе в гос-

тиную; только теперь Артемий Семенович изволят гулять нагишом, так не

угодно ли отдохнуть на диване или чего-нибудь покушать? Они скоро воро-

тятся.

– Артемий Семенович гуляет нагишом? – спросил я.

– Точно так,– отвечал хладнокровно дворецкий. Я невольно засмеялся; но

дворецкий продолжал, как будто ничего не замечая:

– Теперь четверть шестого. До шести часов Артемий Семенович будет гу-

лять; от шести до половины седьмого они изволят кричать; а потом,– приба-

вил дворецкий с тяжелым вздохом,– они будут заниматься механикой.

– Как? – спросил я с возрастающим любопытством,– Артемий Семенович

кричит всякий день от шести часов до половины седьмого: ровно полчаса?

– Не всегда, сударь; иногда они изволят кричать целый час, но только в сы-

рую погоду.

– Но разве,– спросил я, несколько запинаясь,– Артемий Семенович немно-

го… того? – Я повертел пальцем над головою.

– Что вы, что вы, батюшка! бойтесь бога! что вы это говорите… еще этого

нам недоставало!…– И на глазах старика навернулись слезы.

«Чудак же твой барин!» – подумал я.

Мы вошли в гостиную. Дворецкий меня оставил и побежал за чаем, а я по-

дошел к окну. Оно отворялось в сад. Не прошло пяти минут, как мимо окна

пробежал человек средних лет, которого вся одежда заключалась в парике и в

башмаках; у него, сверх того, были часы на золотой цепочке. Увидев меня, он

мне дружески кивнул головою и сделал рукою успокоительный знак, как буд-

то говоря: не беспокойтесь, любезный друг, я скоро возвращусь.

Он исчез между деревьями; но через несколько времени явился с противо-

положной стороны, прикрывая этот раз наготу свою большим подсолнечни-

ком. Он вторично пробежал мимо окна, кивнул мне головою и скрылся. Явле-

ние это повторялось довольно часто. Наконец Артемий Семенович остано-

вился, посмотрел на часы и стал кричать самым ужасным голосом. Я думал,

что весь дом сбежится на его крик, и сам не мог утерпеть, чтоб не двинуться

вперед, спеша к нему на помощь; но Артемий Семенович сделал известный

уже мне успокоительный знак рукою и продолжал кричать. Иногда он пос-

матривал на часы и наконец замолчал, почти выбившись из сил. Кряхтя и за-

пыхаясь, вошел он в комнату, бросился в мои объятия и крепко прижал меня

к сердцу.

– Извините,– сказал он,– извините, почтеннейший, что заставил вас так дол-

го дожидаться! Не угодно ли вам чаю или не прикажете ли чего другого? Ух,

уморился! Трепетинский! – продолжал он, обращаясь к вошедшему с подно-

сом дворецкому,– давай скорей чаю! Что ж это ты, братец, голодом моришь

дорогого гостя! Ух, устал! Ух, боже мой!… Не сердитесь, почтеннейший, дай-

те дух перевести!

– Несу, сударь, несу! – отвечал Трепетинский, ставя на стол поднос с чай-

ным прибором,– несу, батюшка, несу, несу!

Между тем Артемий Семенович осыпал меня учтивостями и расположился

возле меня на диване. Он был высокого роста, хорошо сложен и глаза имел

быстрые и умные.

– Представьте себе, почтенный друг,– сказал он, скрестив одну ногу на дру-

гую и облокотясь на подушки дивана,– представьте себе, что я этак каждый

день осужден утомляться! Боже мой! что за жизнь, что за жизнь, как подума-

ешь…

– Но позвольте спросить,– заметил я,– для чего вы…

– Для чего? Для здоровья, почтеннейший, для здоровья! Человеку нужен

моцион, вольный воздух, регулярная жизнь. Сильный крик расширяет лег-

кие,– это всякий знает, но никто на это не обращает внимания. Когда вы у ме-

ня несколько поживете, мы будем вместе бегать в саду и кричать: вы увидите,

как это полезно.

– Покорно благодарю,– сказал я,– но мне никак нельзя остаться у вас долее

завтрашнего дня; я так спешу…

– Пустое, почтеннейший, пустое! Мне еще нужно обо многом с вами потол-

ковать. Вот, например, что вы скажете об этом?

Тут Артемий Семенович отворил большой шкаф и стал вынимать из него

какие-то запыленные модели, похожие на то необыкновенное здание, которое

я видел на холме возле дома. По мере того как он вынимал эти модели, он

ставил их на стол под ранжир и вскоре совсем его загромоздил.

– Что это такое? – спросил я.

– А как бы вы думали? – сказал Артемий Семенович.

– Мельница?

– Как бы не так!

Тут вошел Трепетинский с какими-то наливками; увидел модели, вздохнул

и печально покачал головою.

– Это, сударь мой,– продолжал с довольным видом Артемий Семенович,-

это, сударь мой, коли вы слыхали, все разные перпетуум мобиле!

Я не мог утерпеть, чтоб не улыбнуться.

– Мне кажется,– сказал я,– что перпетуум мобиле значит вечное движение; а

модели ваши стоят неподвижно.

– Вот то-то и штука,– отвечал Артемий Семенович, нисколько не смешав-

шись,– они стоят неподвижно, потому что я еще не отыскал для них удобного

движителя; но дайте срок, у меня здесь (он ударил себя по лбу), у меня здесь

сидит такая выдумка, о которой вскоре заговорят в Европе! A propos1, «вы со-

чинитель»?

– Нет, я живописец.

1Кстати (фр.).

– Живописец! – вскричал радостно Артемий Семенович. – Пойдемте со

мною.

Он схватил меня за руку и потащил в другую половину дома. Она была уб-

рана прекраснейшими картинами италианской и фламандской школы. Арте-

мий Семенович начал говорить о живописи, и я был удивлен его здравым

суждением и глубокими познаниями Он говорил с жаром истинного любите-

ля; но заключение его разговора меня удивило.

– Все это, однако,– сказал он,– дрянь в сравнении с механикой! Я вам сейчас

покажу изобретенную мною водоочистительную машину.

Он схватил меня за руку и опять потащил за собою.

– Посмотрите,– сказал он, подымая крышу машины,– посмотрите, какая в

ней грязная вода. Я нарочно велел влить в нее воды погрязнее. Теперь смот-

рите, какая выйдет вода из крана: кристалл, чистый кристалл!

Он повернул кран, но из него выбежала такая же грязная вода, какая была в

машине.

– Это ничего,– сказал Артемий Семенович,– если ее раза два процедить, она

будет совершенный кристалл! Но не хотите ли посмотреть на мой вертел?

Мы пошли в кухню. Какие-то колеса и шестерни сцеплялись вместе и за-

нимали почти всю комнату. Три человека с большим трудом вертели огром-

ный цилиндр и приводили в движение железный прут, на котором перед ог-

нем жарился цыпленок.

– Каково? – сказал хозяин дома, потирая руки.

– Кажется,– заметил я,– механизм немного сложен. Этим бедным поварен-

кам, должно быть, несколько тяжело!

– Помилуйте! тем лучше, что тяжело. Моцион, почтеннейший, моцион! О!

у меня ничего не забыто, одно истекает из другого. А посмотрите-ка сюда:

пока цыпленок жарится, здесь сбивается масло, а тут рубится зелень. У меня

на риге есть веялка, которая вместе и веялка и орган! Но это еще ничего; пой-

демте-ка в мою спальню. Что, вы думаете, это такое?

– Треугольная шляпа?

– Совсем нет: рукомойник! А это?

– Скрыпка.

– Как бы не так! Это дорожный ящик с бритвами. А это?

– Пистолет.

– Хорош пистолет! Это чернильница, чернильница, милостивый государь,

чернильница!

Артемий Семенович еще много показывал мне предметов вроде скрыпки и

рукомойника. Когда подали ужин, он наскоро надел парик и шитый кафтан и

сел со мною за стол. Не знаю, вся ли его кухонная посуда была устроена вро-

де вертела, но ужин показался мне отличным. Артемий Семенович был очень

веселого нрава. Он много в своей жизни читал; знал несколько иностранных

языков, и разговор его, когда он касался механики, был как нельзя более за-

нимателен.

Мы расстались уже поздно. Отведенная мне комната была чиста и покойна;

белье на постеле тонко и бело; перина раздувалась очень приманчиво; но,

признаюсь, я лег на нее не без боязни: мне казалось, что при первом прикос-

новении она превратится или в воздушный шар, или в какую-нибудь водо-

очистительную машину. Опасение мое, однако, было напрасно, и я уже пре-

давался приятному сну, как меня разбудил вошедший на цыпочках Трепетин-

ский.

– Извините, сударь,– сказал он,– я пришел просить вас о важном деле!

– Меня?

– Да; о таком важном,– продолжал старик, упав на колени и целуя мою ру-

ку,– о таком важном, что я отдал бы остаток жизни, лишь бы вы, батюшка, ис-

полнили мою просьбу.

Я смотрел на него с удивлением.

– Вот, извольте видеть, сударь,– продолжал он,– прогневили мы, видно, гос-

пода бога! Покойный Семен Артемьевич,– дай бог ему царство небесное,– ос-

тавил нам именьице порядочное: семьсот душ, батюшка, да капиталу тысяч

триста в ломбарде; кажется, всего довольно! Только уж разорит нас прокля-

тая механика, вижу, что разорит! Особливо эти распроклятые петумебели,

провалиться бы им сквозь землю, прости меня господи! Знаю, батюшка, что

грешу, а не могу не ругать этих петумебелей! Не знаю, кто их выдумал! Ви-

данное ли это дело, сударь, чтоб молодой, богатый барин день и ночь проси-

живал над этими колесиками? и какой от них прок? Уж добро бы Артемий

Семенович делал машинки для воды или вертелы, ну, скажут, страсть,– вот и

все! А то что за петумебели? к чему они? Да уж пусть бы они делали одни ма-

ленькие, а то изволили видеть,– на горе стоит, словно мельница ветряная.

– Как,– спросил я,– и это…

– И это петумебель, и в селе есть петумебель, и в хуторе петумебель, и вез-

де-везде петумебели! Сто тысяч на них убили! сто тысяч, батюшка, легко ска-

зать! Ах, боже мой, боже мой! прогневили мы господа!…

Старик закрыл лицо руками и горько заплакал.

– Что же ты хочешь, чтоб я сделал?

– Батюшка! – вскричал Трепетинский,– отец родной! сделайте божескую

милость, уговорите Артемия Семеновича, чтоб они бросили свою механику.

Не доведет она нас до добра, ей-богу, не доведет! Пусть лучше играет он в

карты, прости меня господи! Пусть заведут псовую охоту или что другое,

только не механику! Артемий Семенович вас полюбили, я по всему вижу; мо-

жет быть, они вас послушаются; а коли послушаются, так я вам буду вечный

слуга, и бог наградит вас на том свете!

Я обещался бедному старику исполнить его просьбу. Он вышел, осыпая

меня благодареньями; но через несколько времени опять воротился.

– Уж если,– сказал он всхлипывая,– вам не удастся уговорить Артемия Се-

меновича, чтоб они совсем бросили механику, так пусть, по крайней мере,

обещают вам делать одни только сюрпризы. Мало ли какие можно выдумать?

Намедни они изволили сделать сапоги с флейточками: как наденешь, так и за-

играют; это, по крайней мере, сюрприз.

И старик вышел, утирая глаза кулаками. На другой день, за кофе, я поку-

сился было уговаривать Артемия Семеновича, но он меня перебил:

– Вы видите этот кофейник? – сказал он.– Я изобрел его в прошлом году и

довольно над ним промучился; зато посмотрите, какой кофе!

К несчастию, кофе никак не хотел протекать, и Артемий Семенович при-

нужден был велеть подать обыкновенный кофейник. Впрочем, это его нис-

колько не смутило.

– Надобно будет,– сказал он,– придумать только третье сито. Я уж знаю, как

это сделать, и тогда вы увидите, что будет за кофейник!

После кофе Артемий Семенович повел меня в село и заставил любоваться

на крыши, построенные таким образом, что они при первом толчке распада-

лись на части. Это, говорил Артемий Семенович, сделано на случай пожара.

Правда, что во время дождя сквозь крыши эти вода протекает прямо в хаты;

но Артемий Семенович говорил, что это ничего и что свежесть воды весьма

полезна для здоровья.

Таким образом, добрый мой хозяин толковал в свою пользу все неудобства,

сопряженные с его выдумками. От крыш пошли мы смотреть мельницу, и

тут-то изобретательный ум Артемия Семеновича показался во всем своем

блеске. Ничто в его мельнице не походило на обыкновенную: жернова, вмес-

то того чтобы лежать горизонтально, стояли перпендикулярно; водяное коле-

со снабжено было каким-то черпательным снарядом, потому что Артемий

Семенович хотел, чтоб оно вместе и мололо, и проводило воду в какой-то от-

даленный хутор, который, впрочем, в воде не нуждался.

– Видите этот пруд? – сказал Артемий Семенович,– хотите, я в две минуты

его выпущу?

Он дернул за веревку – и действительно, не прошло двух минут, как весь

пруд выбежал через несколько шлюз и явилось тинистое дно, на котором зап-

рыгали караси и окуни, показывая свои белые брюшки. Этот опыт был изо

всех самый удачный. Артемий Семенович от радости потирал руки. Он пред-

ложил мне также в пять минут разобрать мельницу, но я попросил позволе-

ния еще раз взглянуть на его картины, и мы возвратились домой.

После обеда Артемий Семенович бегал по саду в одном парике и башмаках

и кричал полчаса. Потом мы вместе пили чай и весело провели вечер. Я на-

мекнул на свой отъезд, но он не хотел о нем и слышать.

На другой день я принужден был осматривать разные перпетуум мобиле,

кроме одного, большого, стоявшего на горе. Его мне Артемий Семенович не

показал, вероятно, чтобы я сам не воспользовался его мыслью прежде, чем

она приведена будет в исполнение.

Следующий день во всем подобен был предшествовавшим. Но лишь толь-

ко я заговорил о своей бричке, Артемий Семенович показывал мне какую-ни-

будь машину и перебивал мою речь.

Я решился уехать тихонько; но попытки мои отыскать свой экипаж были

тщетны: мне всегда отвечали, что он еще чинится.

Однажды Артемий Семенович объявил мне, что бричка готова и что я могу

ехать.

– Но прежде чем отпущу вас,– прибавил он,– я хочу показать вам свой лаби-

ринт. Пойдемте со мною.

Мы пришли в сад к круглому месту, где множество дорожек сплетались,

путались и пересекали одна другую. Пространство между дорожками засаже-

но было кустами; но так как лабиринт только что заводился, то кусты не ус-

пели разрастись и можно было, стоя в средине, видеть конец лабиринта.

– А ну-ка, почтеннейший, попробуйте-ка сюда войти,– сказал мне Артемий

Семенович.

– Но уж я велел закладывать,– отвечал я.

– Ничего, ничего, почтеннейший; сделайте милость, посмотрите мой лаби-

ринт.

– Да я его и так вижу.

– Ну, уж сделайте милость, войдите!

– Зачем? – сказал я, предчувствуя какую-нибудь измену.

– Ну, я вас прошу!

– Право, не хочется!

– Душенька, миленький, пожалуйста!

Я не захотел огорчить Артемия Семеновича и, собравшись с духом, вошел

в его лабиринт. Артемий Семенович стоял у входа, и только что я добрался до

средины, он захлопал в ладони.

– А ну-ка, почтеннейший,– сказал он,– посмотрю я, как вы отсюда выбере-

тесь!

– Полноте шутить, Артемий Семенович, я, право, спешу; сделайте милость,

покажите мне дорогу!

– Чтоб я показал вам дорогу! Нет, почтеннейший, посидите-ка здесь до ве-

чера; а завтра, после кофе, поедете. Я теперь поправил свой кофейник: вам

надобно его посмотреть.

– Не хочу я смотреть на ваш кофейник! – сказал я, теряя терпение.– Вот уж

неделя, как вы держите меня здесь бог знает зачем! Скажите мне, как отсюда

выйти, или я сам найду дорогу!

– А ну-тка, ну-тка!

Тут я, без всякого уважения к замысловатому лабиринту, начал шагать че-

рез кусты поперек дорожек и вскоре очутился на чистом месте, подле Арте-

мия Семеновича.

При виде решительного моего поступка Артемий Семенович очень сме-

шался, и сильная досада изобразилась на добродушном лице его.

– Ну уж, почтеннейший,– сказал он,– этого я никак от вас не ожидал, никак-

таки не ожидал! Могу сказать, что вы первый этаким образом выходите из

моего лабиринта! Скажите, после этого к чему же лабиринт? Кажется, я до-

вольно долго ломал над ним голову; дорожки спутаны, как гордиев узел. Вы

бы до завтра их не распутали…

– Александр Великий разрубил гордиев узел,– отвечал я, направляя шаги к

дому.

– Признаюсь, я никак, никак этого не ожидал, и от кого же? от вас, которого

я полюбил как брата!

Во всю дорогу Артемий Семенович был очень печален. Глядя на него, мне

стало его жалко. Однако выражение его лица делалось все веселее по мере то-

го, как мы приближались к дому. Глаза его устремлены были на мою бричку,

уже заложенную и стоявшую у крыльца. Меня поразили в ней какие-то

странные прибавления, вроде ящиков, приделанных к колесам. Рассмотрев их

внимательно и не понимая, что они значат, я обратился с вопросом к кучеру.

Артемий Семенович взялся за него отвечать.

– Это вам сюрприз, почтеннейший! – сказал он с довольным видом.– Доселе

вы ездили в вашей бричке без всякой пользы; теперь у вас с одной стороны

кофейная мельница, с другой – орган, и оба приводятся в движение круговра-

щением оси. Примите эти две машины в знак моего уважения и в доказатель-

ство, что я забываю вашу обиду.

Отговариваться было не время. Я радовался, что получил свободу, поблаго-

дарил Артемия Семеновича и после многих объятий и гигиенических советов

сел в свою бричку. Кофе в мельнице уже был насыпан, лошади тронулись с

места, и орган заиграл:

Гром победы, раздавайся;

Веселися, храбрый росс!

При проезде через село мужики почтительно снимали передо мной шапки,

мальчишки бежали за мною, и я с триумфом выехал из поместья Артемия Се-

меновича. Не нужно прибавлять, что в тот же день кофейная мельница слома-

лась, а орган перестал играть «Гром победы, раздавайся»; ось, к которой они

были приделаны, покривилась,– и я принужден был остановиться в одной де-

ревне для ее починки.

«1845»

Примечания

С. 275. Ранжир – расстановка людей по росту.

… перпетуум мобиле! (лат.: perpetuum mobile) – вечный двигатель.

С. 281. Гордиев узел.- Запутанный узел, которым, по легенде, царь Фригии

Гордий прикрепил ярмо к дышлу колесницы. Оракул предсказал, что распу-

тавший этот узел станет властителем Азии. Александр Македонский разру-

бил этот узел мечом, не распутывая его,

OCR и вычитка Угленко Александр

Document Outline

Толстой А. К.

АРТЕМИЙ СЕМЕНОВИЧ БЕРВЕНКОВСКИЙ