Текст книги "Дух и веревочка"
Автор книги: Алексей Смирнов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Смирнов Алексей
Дух и веревочка
Алексей Смирнов
Дух и веревочка
Все семейства – и счастливые, и несчастливые – иногда посещает простая, нехитрая печаль. Вот, в одной семье пропало колечко, не Бог весть, какое ценное, но все же память.
Обыскали все углы, перерыли комод за комодом, заглянули под старые половицы – пусто! Нет колечка.
Тогда бабушка, с годами скорая все на большую и большую блажь, серьезно зашамкала:
– Это, не иначе, домовой утащил. Надо обвязать ножку стола веревочкой или тряпочкой – вещь сразу и найдется.
От нее отмахнулись, не веря ни в Бога, ни в дьявола, хотя квартиру, едва в нее въехали, обрызгали святой водой. И еще запустили первым котенка, дали ему на счастье лапами по столу постучать.
Но бабушка – даром, что старенькая вчистую – проявила упрямство характера: взяла, да без спроса и обмотала столовую ногу лохматым куском бельевой веревки.
Митя первым заметил, поднял ее на смех; старушка лишь выпучивала глаза и цыкала на внучка, грозя ему мелко дрожащим пальцем. И тронуть веревочку никому не давала, никого к ней не подпускала близко и даже обедать уселась с того угла, где хворая, перебинтованная нога получала лечение.
Колечко нашлось очень быстро. Оно обнаружилось в свежевыстиранном носке, когда папа стал совать туда ногу и в пылу одевания окольцевался очень туго. Палец у папы был еще тот, не из мелких. Никто не сумел объяснить, как кольцо угодило в носок.
Пошутили, поругались, позабыли; бабушка, шевеля губами, отвязала веревочку и спрятала в карман фланелевого халата.
– Ты смотри, домовой, не шали! – суровым голосом сказала мама, обращаясь к мебели, стенам, потолку и рассохшемуся паркету.
В общем, все развлеклись. Не надолго.
Пока не сгинули папашины часы: "командирские", предмет необоснованной гордости, поскольку папа никем не командовал. Но тем ужаснее утрата!
Поиски начали с ванной, затем переместили в кухню, перевернули все вверх дном – с нулевым результатом, а бабушка уж шаркала, кралась, пряча руку в кармане халата.
– Небось, был выпивши и не заметил, как отстегнулись, – брякнула мама: не ко двору, папа выпивал очень редко. И зыркнул на нее так, что та укрылась в буфете – стала, якобы, чашки и стаканы проверять.
– Может, Каринка заиграла? – Митя перевел командирские стрелки на трехлетнюю сестренку.
– Карина! ! – приступили к той, возбуждая ответный рев.
Тем временем бабушка, тишком да молчком, ни с кем не делясь намерениями, заползла под стол и бережно перевязала ножку. Часа не прошло, как часы объявились. Они, как ни в чем не бывало, мирно лежали в выдвижном ящике комода. Семья клялась и божилась, что в ящике уже искали и не было в нем ровным счетом ничего командирского.
Бабушка победно поджала лиловые, впалые губы, и рот ее сделался похож на тараканью щель.
С третьей пропажей, навесной сортирной ручкой, случилась та же история. Вообще, ее частенько крали подгулявшие гости: легко снимается, изящной работы, да и просто остроумно, но тут никаких гостей не созывали. Веревочка помогла, и веревочку зауважали; что до бабушки – ее не слушали, ибо сочли известный ей магический прием отголоском старины, в которую та, быть может, в чем-то и разбиралась, но теперь ей, спустившейся к очевидному слабоумию, доступна лишь мелкая практика, и никакой теории.
Митя все-таки сделал попытку докопаться до правды.
– Ба, а ба?
– Чего тебе, Митюнечка?
– А зачем духу веревочка?
– Кто ж его знает, зачем. Может, играется с нею...Или понюхает, пожует. Похвалится перед кем.
Видя, что многого от бабушки не добьешься, Митя отошел. Целый вечер ходил он и думал, а поздней уже ночью, когда все спали крепким сном, стащил с подзеркальника мамину брошь и спрятал ее с буквально дьявольской хитростью.
Никто особенно не огорчился: приладили веревочку и стали ждать занялись, то есть, обычными делами. Однако время шло, а пропажа оставалась пропажей. Мама встревожилась: брошь была дорогая. Бабушка тоже пребывала в растерянности. Качая седой головой и пожимая плечами, она препоясала другой предмет: кресло, за креслом последовали стулья и табуретки. Как ни грустно признать, дальнейшие старания тоже закончились пшиком.
Каринка, чувствуя, что дело для нее опять запахло керосином, сама, без напоминания прибежала из детской и, прижимая ручонки к груди, стала пищать:
– Не я! Это не я взяла, мамочка!
– Конечно, не ты, солнышко, – успокоила ее мама и косо посмотрела на вконец расстроенную свекровь.
– Конечно! – хмыкнул доселе молчавший Митя. – Что ему веревочка? Поиграл и надоело. Может быть, ему подложить куда-нибудь монетку?
– Монетку? – к удивлению и радости Мити бабушка просияла. – Надо попробовать!
И положили монетку – под батарею парового отопления, пять рублей.
А следующим утром видят: брошка лежит себе, сверкает на оттоманке, а пятерку – словно слизнула языком потусторонняя всеядная корова.
– Надо же! – радовалась семья. – Ты у нас, Митька, просто умник!
– Умник, – проворчал призадумавшийся папа. – Если он... этот... войдет во вкус...
А взрослые, приходится признать, частенько оказываются правы. Аппетиты призрака росли, да и вещи-то начали пропадать все дороже и дороже. Про бабушкину веревочку никто уже не вспоминал, и Митя лично спалил эту ветошь на газовой конфорке. Разумеется, семья не разорилась и даже близко не стояла к подобному бедствию. Домовой не зарывался, он честно брал то десяточку, то двадцатку – ну, не свыше полтинника, но зато исправно, не пропуская ни дня. Звали, конечно, батюшек и мамушек; некий лозоносец пообещал квартире скорый распад на молекулы, но денежки капали. Митя богател.
В одну прекрасную ночь он проснулся от того, что кто-то легонько трогал его за плечо. Митя приподнялся на локте и увидел, что в изголовье стоит с насупленным лицом дедушка ростом сантиметров в пятьдесят, с белой бородой и в тельняшке до полу.
– Отдай веревочку, – потребовал старичок.
Митя зажмурил глаза, перекатился на другой бок и натянул на голову одеяло.
– Отдай веревочку, – пробухтело над самым его ухом. Цепкая ручонка схватила край одеяла и оголила Митю полностью. – Отдай, тебе сказано.
– Зачем она вам, – пискнул Митя, не пытаясь даже выяснить, с кем же таким он ведет разговор. Он не успел выйти из возраста, в котором верят всему увиденному и услышанному.
– Нужна, – ответил дедушка упрямо.
– Зачем нужна?
– Нужна, и все. Не твоего ума дела, – дедушка сердился все пуще и пуще.– Твоими монетками да бумажками не удавишься!
Митя, забившись в угол кровати, не сводил с него глаз. Уголки его губ быстро подрагивали.
– Так вам веревочка удавиться нужна? – спросил он шепотом.
– Удавиться. Привалишься спиной, подсунешь голову, потянешься к свету хр-ррр! ... – Старичок, вспоминая доброе, огладил бороду, заулыбался.
– А..а дальше?
– Экий дурной! Дальше – снова живу, понял?
– Так, – Митя стиснул кулаки, решая, звать ли на помощь.
– Не зови, – посоветовал дедуля. – Ты же спишь. Давай веревочку.
– Веревочку... так вон, в шкафу... их там много! Возьми, сколько хочешь!
Старик в исступлении плюнул, растер лаптем дымящийся плевок.
– Хитер ты, а глуп. Мне та, та веревочка нужна! Какая была! У меня с ней хрящи горловые сроднились.
– Но... дедушка, ту веревочку я сжег. На плите. Извините меня, пожалуйста. Я не нарочно. Вы бы мне раньше сказали...
Седая борода дедули сама собой распалась надвое, отчего дохнул наевшийся праха рот.
– Твоя забота, отродье. Буду прятать. Покуда не отыщешь, буду прятать.
– Так сгорела же...
Но старичок пропал. Мите хотелось зайти на кухню, попить воды, но он не мог пошевелиться – так и просидел, не шелохнувшись и глядя перед собой, до самого рассвета. И дальше сидел: с петухами в его семье не вставали.
Утром же выяснилось, что бабушка куда-то ушла. Приперла ивовым прутиком входную дверь, замок не защелкнула, и ушла – в чем была, в ночной рубахе, латаной-перелатаной. Потом семье объясняли, что у слишком старых людей такое случается и называется дромоманией, склонностью к бродяжничеству. Походит, поищет в лесах травки, покушает грибков с черникой – глядишь, и вернется. Но в розыск, раз такое дело, заявили. А в розыске, естественно, выслушали.
– Наверно, наша бабушка была колдунья, – серьезно шепнула Мите Каринка. – Смотри: ушла – и больше ничего не пропадает.
– Да ну тебя, – огрызнулся Митя, думая про себя, что в словах сестренки что-то есть. Бабушка, судя по всему, притягивала к дому всякие неприятные вещи. Они словно чувствовали в ней нечто родственное.
Каринка надулась.
– Тогда давай в прятки играть, – сказала она строго. – А то я папочке скажу, что ты со мной грубо разговариваешь.
Митя закатил глаза и глубоко вздохнул. Бог с ней, как-никак – старший брат, да и от невеселых мыслей отвлечемся.
– Чур, я первая! – завизжала Карина. – Не подглядывай!
– Добро, – кивнул Митя солидно. Как будто он не знал, где искать.
Он вышел в прихожую, уткнулся в стену и начал отсчет:
– Десять...девять...
– Так нечестно, – послышался из комнаты голос. – Я не успею. Давай с тридцати.
– Тридцать...– послушно забубнил Митя. – Двадцать девять... двадцать восемь...двадцать семь...– Считая, он прислушивался к стихающему шебуршанию.
– Готово! – донесся голос Каринки на тринадцати.
– Раз-два-три-четыре-пять, я иду искать, кто не спрятался – я не виноват, – выдал Митя скороговорку и отправился на поиски.
"В шкаф залезла, – подумал он сходу. – Вон, сопит оттуда. Ну, ладно, помурыжим".
– Та-ак, – изрек он вслух. – Под столом ее нет. Удивительно. И под диваном нет. Невероятно. И за занавесками – просто сказка! Куда же она подевалась? А-а-а!
И он торжественно распахнул дверцы шкафа. В шкафу Каринки тоже не было. Ни в ванной. Ни в уборной. Ни на балконе. Ни под пледом. Нигде.
Не было смысла выходить на лестницу – Каринка не умела отпирать сложный замок. Окна закрыты наглухо. Пусто.
Нет, кто-то идет, в дверном замке провернулся ключ. Митя рванулся в прихожую, где встретил маму, нагруженную пакетами, истошным воплем:
– Мама! Мама! Каринка куда-то пропала!
– Как это пропала? – та, отдуваясь, положила ношу на столик.
– Мы в прятки играли! И она куда-то залезла! И молчит! Я зову, а она не отвечает! Она обычно всегда отвечает, не выдерживает!
– Успокойся, – мама быстро прошла в гостиную, огляделась. – Карина, вылезай!
Не дождавшись ответа, она повернулась к Мите:
– А что – у папы ты спросить не мог? Почему такая паника?
– У папы? У какого папы?
– У твоего! .. Он сегодня выходной, спит без задних ног в спальне.
Митя попятился.
– В спальне папы нет.
– Как это – нет? Полчаса назад храпел, как сорок паровозов, и здрасте нет!
Мама распахнула дверь в спальню и на пороге остановилась при виде аккуратно застеленной кровати и очков, лежавших на тумбочке в изголовье.
– Черт знает, что такое, – пробормотала она. – Погоди, в туалет схожу, а то не выдержу. А после разберемся.
Она заперлась на задвижку, зашуршала бумагой. Зашумела вода.
Митя без дела и мыслей слонялся из комнаты в комнату. Часы пробили полдень. Он прислушался: вода слилась вторично, потом еще.
– Мам, ну вылезай ты, наконец! – взмолился он жалобно.
Вода продолжала шуметь остаточным шумом.
– Мама! – позвал Митя.
Ему ответила мертвая тишина. Он взглянул на столик, заваленный продуктами и газетами.
– Мама! ! – заорал он, приседая на корточки и тут же опрокидываясь на пол. Ни звука, ни шороха. Ушла? Ключи на столике, там же, среди сумок.
– Слышишь? – прошелестело у него над ухом.
Он кивнул, не оборачиваясь, пуская слюну. Издалека долетали дикие, исступленные вопли.
– Им там ох как несладко, – сказал ночной голос. – Понимаешь? Там очень жарко. Неслыханно жарко. Но там же веревочка! Огонь к огню. Ведь ты ее сжег. И все они ищут веревочку. Она горит, они ищут, и будут искать, пока не найдут. И им будет гораздо, несравнимо жарче, чем какой-то веревочке.
– Так выпусти их, она все равно сгорела, – отозвался Митя почти неслышно.
– Ну, нет, чем больше людей участвует в поисках, тем скорее найдут. Да что ты сидишь! Пошли! Ведь жег-то ты! Ты спалил! На тебя вся надежда! Давай, утри сопли, и отправляйся со мной...С тобой-то мы их быстро вызволим... Ты у нас голова...наша опора...Сейчас прямо и найдем...Давай, паря, вставай-ка, тебя ищут и ждут... Даже потеха: он их – здесь, а они его – там! Рукавицы искали, а те – за поясом. Шевелись, шевелись, поторапливайся!
июнь 2000
