Текст книги "Дырка в океане (СИ)"

Автор книги: Алексей Виноградов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

  Я упал за борт с научно-исследовательского судна «Профессор Тимирязев», при прохождении его близ кораллового островка в Тихом океане, никогда не имевшего названия, потому что и посмотреть не на что, даже вблизи – как зуб большой собаки, впрочем, очень большой зуб. Ну, в общем, мы, то есть наши ученые, замеряли магнитный фон этого заброшенного местечка, так как им это было страшно интересно, а мне, вольнонаемному матросу второй категории, просто скучно, жарко и липко. Я первым заметил островок и, громко крича, привлек к себе и острову внимание. Все обрадовались неожиданному развлечению и, воспользовавшись полным штилем, самым тихим ходом пошли к острову. Впрочем, уж через пару часов даже капитану стало понятно, что видимый нам остров находится слишком далеко, чтобы до него идти тихим ходом, и мы прибавили скорость. К вечеру стало ясно – никак не дойти. Утром остров был на таком же расстоянии, как и накануне, поэтому ученые кинулись изучать этот феномен, а точнее, просто плавать вокруг этого острова, без всякой надежды подойти к нему поближе. Этот мираж вскоре был определен нашим политработником, как следствие усиленного позавчерашнего празднования дня рождения, после которого ни кто даже и не помнил у кого он, в принципе, и был.

  Потеряв надежду, мы решили дальше не идти по пути не материалистического понимания мира – то есть, к острову, а встать, подождать и осмотреться.

  Остров не пропал, и острым, похожим на собачий зуб, телом возвышался над водной гладью. Ну, наши ученые, которых никогда не останавливали трудности, еще раз сто обошли вокруг острова, но стоило нам к нему начать приближаться, как остров буквально убегал от судна.

  В этот период, конечно, нам особенно помогало учение Маркса, Энгельса и Ленина, в смысле осмысления, но водка нам тоже помогала, потому что вдалеке от Родины тянет пить также сильно, как и на самой Родине.

  Впрочем, я, наверно, немного помог ученым, потому что упал за борт, и если быть точным в изложении событий, то, падая, с меня слетели плавки, и потому я не стал кричать сразу, а вначале попытался их найти. В отличие от меня, они не умели плавать, потому я нырнул за ними, и когда вынырнул, до острова мне было ближе, чем до нашего судна, что и оторвало меня от родного коллектива.

  Я доплыл голышом до острова, прикрыл себя руками в нужных местах и достаточно патриотично попросился обратно, то есть, орал так, словно по жене соскучился.

  Меня почему-то не слышали, и даже когда через час начали кого-то искать в воде, то на меня и в эту минуту никто не обращал внимания. Я отчаялся дождаться того момента, когда меня заметят, и сам поплыл к кораблю, и, что удивительно, чем дальше я за ним плыл, тем дальше он от меня становился. Ну, казалось, словно какая-то стена разделяла наш корабль и с ним весь мир от этого острова, торчавшего здесь как невидимая ось земли.

  Вечером, в общем, корабль ушел, а я остался на острове, напоминаю, представлявшем собой в миллион раз увеличенный зуб собаки, торчавший прямо из воды, с небольшой десной-площадкой у самого основания зуба. Впрочем, стоя на десне, я и не предполагал, что во время прилива вода затопит площадку и мне придется плавать вокруг зуба, так как ногу на этом конусе острова поставить было просто некуда. В первую ночь я настолько наплавался, что утром, после прилива, уснул мертвецким сном на показавшейся из воды десне. Я проснулся часов через пять от жажды, которую, впрочем, было чем утолить, так как с верхнего конуса зуба вниз стекал или капал небольшой ручеек пресной воды, собравшейся, как после оказалось, в сезон дождей в дубле моего острова-зуба.

  Есть на острове было нечего, сам зуб даже моллюски не могли во время прилива облепить, так как он представлял собой какой-то шероховатый песчаник. Я немного побегал по десне-площадке, поел какие-то водоросли, забытые сошедшей водой. Честно говоря, я съел, все, что на площадке было, и только потом заметил одного краба, сожрать которого было вдвойне приятно, но тоже без огня не вкусно.

  Затем я долго играл в обезьяну, стараясь из двух гладких галек сделать одну острую, какими раньше пользовались пещерные люди. Ну, не скажу, что мне нужно было это для пещеры, я об этом тогда и не думал, а так, хотел просто наковырять на зубе каких-нибудь ступенек, чтобы не плавать вокруг него во время прилива.

  Одна галька у меня неплохо отбилась и заточилась, и еще час работы пришлось потратить на свою первую ступеньку. Я вгрызался в остров, как стоматолог, который вел непримиримую войну с кариесом. В общем, я победил, и к приливу выбил на зубе шесть ступенек и одну небольшую площадку на одно небольшое сидячее место, как в поселковом кинотеатре. Уже потом, за пять дней, я выбил в зубе и свою первую однокомнатную пещерку, с лежанкой из того же песчаника. Я чувствовал себя внутри этого острова-зуба, как червяк в спелом яблоке, постепенно отвоевывая (выбивая в песчанике) одно помещение за другим. Уж немного сложнее было с водопроводом, потому как мой маленький пресный ручеек никак не хотел ровно заливать специально выбитую большую чащу, и потом даже ванну.

  Ел я исключительно водоросли, которые на острове были представлены восьмью видами, две горькие, одна сладкая, четыре кислые и одна ядовитая. К последнему растению, сразу после отравления, я стал относиться осторожно и собирал и сушил эту траву до сена исключительно для постели или, в дальнейшем, она стала питанием для костра.

  Из животных на острове попадались только крабы, примерно, 2-3 в неделю, изредка в маленьких ямках оставалась запертая от воды рыбешка, что подтолкнуло меня к созданию специальных ям-ловушек. В этих каменных сетях после прилива у меня задерживалось уже достаточно рыбок, чтобы не только употреблять в пищу, но и сушить ее на запас.

  Еще я, конечно, пробовал нырять, или искать руками крабов прямо под водой, но это занятие приносило мне мало удачи, поэтому я ограничилась сбором водорослей, крабами и рыбьими ямами.

  Время от времени к моему острову подходили суда и даже подлетали самолеты. С моего острова было видно, как они также безуспешно вначале преследовали мифический собачий зуб, а потом уходили от него, как от доказанной галлюцинации. Лишь однажды мне стало по настоящему страшно, когда рассерженный на эти прятки и догонялки американский военный корабль вдруг вышел на боевую позицию и со всех своих орудий ударил по моему острову. Я упал вниз и приготовился умереть от рук американских наймитов, как меня предупреждал перед моим отъездом в это заграничное путешествие наш парторг. Впрочем, снаряды тоже не догнали остров, и с тех пор я просто перестал смотреть на довольно часто проходившие мимо меня пароходы.

  Как и любой уважающий себя Робинзон я вначале вел календарь своего заточения, но потом придумал, как из ядовитой водоросли гнать самогонку и время меня как-то перестало существовать.

  В общем, прошло много лет, и на горизонте вдруг показался не современный пассажирский лайнер, а громадный парусник с пестрыми людьми на палубе, одетыми как средневековые рыцари из романов Вальтера Скота. Я обрадовался этому развлечению, так как никогда не видел, как снимают настоящий приключенческий фильм. Но режиссер, видимо, имел воображение не больше того капитана с военного американского корабля. Меня снова обстреляли из старинных пушек и на всех парусах умчались прочь. В дальнейшем я часто видел странные парусники, один другого чуднее, и уже перестал удивляться, что этот участок Тихого океана так облюбовали любители парусного спорта. А потом пропали и парусники, но появились небольшие индейские лодки с полным набором дикарей, они также вначале гнались за моим островом, потом кидали в него копья, и с ужасом уплывали прочь. Ну, а затем пропали и они, а крабы, которых попадалось на острове уже во множестве, стали крупнее, сочнее, и рыба едва помещалась в моих каменных сетях, странная это была рыба, крупная, вся в наростах.

  Однажды после прилива на моем острове вода оставила целую гору какого-то мяса, и когда я к нему присмотрелся, гора оказалась динозавром, которого кушать было нельзя, потому что он был живой, и я едва сам успел спрятаться от него в одну из пещер.

  С тех пор я не гнал самогон из водорослей, но время от времени динозавры все-таки свободно прогуливались по десне моего острова, что впрочем, мне уже не мешало, потому что съедобная рыба вокруг уже не только плавала, но и ползала и даже летала.

  Вот так поймаешь: утка не утка, карась не карась, без перьев, а кусается, но вкусный, если зажарить.

  Забыл сказать, что огонь я добыл с однажды ударившей в остров молнии и аккуратным образом поддерживал его в течение многих лет.

  Затем на некоторое время наступила тьма, как при сотворении мира, и только запасы сушеных летающих «карасей» и маленький ручеек воды помогали мне выжить в этом безмолвном мире.

  Если бы у меня не кончилась самогонка из водорослей, то, возможно, мне тогда бы привиделся и Бог, который за семь дней создал землю, пробил его осью моего острова, потом сделал ковчег и послал на нем каждой твари по паре, ну, дальше вы сами знаете. Ну, нет, ни Бога, ни самогонки не было, да и динозавры и летающие «караси» на острове больше не появились.

  Наступил еще один обычный солнечный день, примерно такой же, как был тот, когда я упал с борта научно-исследовательского судна. Я давно не выбирался из пещеры, и теперь с удовольствием разминал себе ноги короткой ходьбой вокруг острова. Ну, наверно я это даже не увидел, а вначале почувствовал, потому перестал смотреть на откуда-то снова попавшего ко мне краба и поднял глаза на воду. В двухстах метрах от острова стоял наш «Профессор Тимирязев», а на его борту, свесив ноги, сидел я сам. В еще не потерянных плавках в полоску, и глупо дрыгал ногами. Я бы должен кричать, звать сам себя, но я только оторопело смотрел, как я сам снова падаю за борт, ищу плавки, ныряю и плыву к острову, и, естественно, доплываю.

  Ну, что обычно спрашивает голый человек на необитаемом острове у другого голого человека, только что туда приплывшего, да и еще похожего на первого, как два краба на отмели:

  – Понаехали, блин, самим жрать нечего, – как-то не особенно соображая, я поприветствовал своего двойника. На что, я сам номер 2 повел себя не как подобает советскому моряку, а как баба брякнулся в обморок и уже не приходил в себя до тех пор, пока «Профессор Тимирязев» устал его, нас, второй раз искать и уплыл без меня и его в СССР. В общем, ловить летающих «карасей» вдвоем оказалось даже сподручнее, потому что кусаются, если их в трех местах одновременно не держать. Ну, а дальше снова тьма с самогонкой, потом просто тьма без самогонки, и новым солнечным утром мы уже вдвоем стали ждать «Профессора Тимирязева», который подошел к острову на те же сто метров. В этот момент я номер 3 опять сидел на борту и глупо мотал ногами, а мы вдвоем стали ему кричать, чтобы, прыгая в воду, он крепко держал руками плавки, иначе соскочат и ему придется нырять, что плохо кончится.

  Орали, орали, а он снова упал, и опять нырнул за плавками, после чего мы вдвоем грязно выматерились, махнули рукой, и пошли прикончить неприкосновенный запас самогонки.

  Втроем, конечно, было тесно, но зато мы придумали много новых блюд из летающих «карасей» и новый способ убегать от динозавров, а потом по очереди дежурили у входа в пещеру, чтобы не пропустить утро, когда появится научно-исследовательское судно «Профессор Тимирязев».

  Это утро наступило, и мы втроем поплыли к борту «Профессора Тимирязева», глубоко поднырнули под него, чтобы под водой пересечь непроходимую над водой границу времени. А уж когда тот, я номер 4, падал с борта, в шесть рук поймали его, как летающего «карася», и не дали ему потерять плавки.

  Если кто понимает ситуацию, то с борта нашего судна видели, как я один упал в воду, а вынырнуло нас уже четверо, и спасать надо всех, потому что все мокрые. Ну, когда поднимали первого еще ничего, второго тоже не очень обратили на схожесть внимание, а третьего уже от страха выронили, так как видели, что за ним и четвертый я цепляюсь. А день рождения на судне, напоминаю, было позавчера, но и при самой большой пьянке, по материалистическому пониманию мира могло только двоиться, ну, троиться, а я же, в общем, уже четвертым из воды вылез.

  Короче, стоим мы втроем на палубе, потому что вся команда кинулась врассыпную и этот наш номер 4, в плавках, с ними же убежал, потом, как ему это все тоже было в новинку. Стоим, уточняю, втроем, без плавок. Солнце в зените, жара, потеем, ждем, когда народ успокоится, и точно, первым робко подошел наш номер 4 в плавках. Видимо, его отправили к нам парламентером, потому что он был на нас зеркально похож, и потому, всем так казалось, быстрей найдет взаимопонимание с нами знакомыми незнакомцами.

  Этот четвертый в плавках, в общем, подходит к нам на полусогнутых и пытается вступить в международные переговоры:

  Шпрехен зи дойч, Ду ю спик инглишь, Парле...

  – Три пары плавок тащи, урод,– ответил я ему без переводчика, потому что считал себя номер 1 и уже привык командовать.

  – Овкос, – пролепетал номер 4, и убежал за плавками.

  Пришлось ждать, потому что на неизбалованном советском судне не сразу нашлось такое количество запасных плавок, так что принесли одни плавки, одни трусы, а мне достались плавки, но узкие – женские, потому пока я командовал отделением своих двойников или тройников, народ выбрал лучшие куски одежды.

  Затем нас представили капитану, не сразу конечно, подождали, пока он перестанет бояться. Ну, капитан наш все-таки личность геройская, в, конце концов, к нам подошел и представился, мы тоже назвались, отчего он надолго замолчал. Да и объяснять было в принципе бесполезно: на советском мирном судне вдруг оказывается вместо одного моряка-комсомольца, еще три точно таких же моряков, свободно говорящих по-русски, знающих корабль, как свои пять пальцев. Что это диверсия, уже никто не сомневался, кроме номеров 1, 2, 3 и даже наш четвертый стал жаться к нам, потому что остальная часть команды и ему стала также не доверять, ведь его принадлежность к судну определялась только одетыми на нем знакомыми плавками в полоску. А такие плавки для ЦРУ подделать было раз плюнуть, раз сразу целых трех советских моряков сварганили за короткое время, едва один нырнуть успел – уже четверо вынырнуло. Мы, конечно, попробовали рассказать, что с нами на самом деле случилось, но как доходили до рассказов о летающих «карасях», то команда просто умирала от хохота. Вот по этому наличию юмора, и признали нас соотечественниками, но почему по одному загранпаспорту на судне находится четыре человека – это никому все равно не объяснишь. Вначале хотели в прямом эфире радировать в родное пароходство, что так, мол, и так, был один, а стало четверо. Поразмышляв, отбили самым секретным кодом такую телеграмму и стали ждать ответа, который пришел незамедлительно, открытым и обидным текстом, что надо закусывать, особенно в жару.

  Уж только после такой обиды капитан дал согласие на научный эксперимент, что мы все четверо: двое в плавках, один в трусах и я, в женском купальнике, прыгнем с борта вниз, а потом станем нырять за трусами и плавками, и так узнаем истину. Все четверо забрались на край борта, ослабили резинки у трусов и по команде капитана упали за борт.

  В общем, вчетвером на острове тоже хватило места, и «караси» понравились и нашему четвертому собутыльнику, а когда пришло утро, при котором снова показывался «Профессор Тимирязев», даже не хотелось покидать остров – вчетвером, конечно, и на необитаемом острове живется веселей.

  Ну, когда я – номер 5, прыгал с борта в плавках в полоску, мы его поймали уже вчетвером, не дали нырнуть, а когда впятером поднялись на борт, то ни команда, ни капитан, ни номер 5 ничего про наш эксперимент не помнили, поэтому снова послали парламентером меня номер 5:

  – Шпрехен зи дойч, Ду ю спик инглишь.

  В общем, повторился тот же полный Овкос, но мы уже впятером уговорили капитана не давать телеграмму в пароходство о странном происшествии, чтобы не нарваться на обидный ответ. Вот потому уже через час на край борта встали четверо: мои я номера 1, 2, 5 и сам капитан корабля. На этот раз мы подстраховались и оставили на судне я номера 3 и 4, чтобы они нас потом вспомнили. Вся новая команда вместе с капитаном отважно ослабила резинки трусов и, за многие тысячи лет пережив уже с нашим капитаном всю эволюцию на этом острове, представляющем скрытую временную ось земли, мы снова поднырнули под борт «Профессора Тимирязева» и голыми предстали перед командой. Заметьте, в прошлый раз мы ныряли вчетвером, то есть я номера 1, 2, 5 и капитан, но на судне мы не нашли оставленных нами в прошлый раз двойников номеров 3, 4. Это было судно с той же стандартной командой, где был всего один я – номер 6, если считать от рождества Христова, то есть меня, ну, и свой собственный капитан – по-нашему номер 2, а по-ихнему единственно настоящий, потому что никто ничего не помнил, ну, как мы без трусов за бортом ныряли.

  Что такое два одинаковых капитана на судне, не мне вам рассказывать, очень, кстати, похожих друг на друга не только внешне, но и внутренне. Вначале они спорили, потом ругались, затем дрались – а мы только успевали растаскивать, потому как бесполезно, у одинаковых людей может быть только ничья. В конце концов, половина команда встала на сторону капитана номер 1, а вторая половина команды, соответственно, перешла на сторону капитана номер 2. Я за первого держался, потому что он хоть знал про этих наших «карасей». В результате переговоров, мы уговорили новенького капитана номер 2 ослабить трусы и спихнули его за борт, прекрасно зная, куда он выплывет. Уж каждый из нас, меня номеров 1, 2, 5 и капитана номер 1, точно рассчитали, что если прыгать вместе с этим капитаном номер 2, то именно с этим неверующим занудой придется коротать целую эпоху цивилизаций. А уж если и падать за борт, то лучше с проверенным капитаном, с тем, с которым уже столько веков глушили самогонку из водорослей.

  Что нам делать дальше, никто не знал, потому как стоять и ждать здесь капитана номер 2 было просто бесполезно, его подберет уже другой «Профессор Тимирязев», на которой он пусть и высаживается, а нам здесь и одного капитана пока хватит. Уйти в СССР со знанием того, что рядом остров с вечной жизнью и морем самогонки тоже не хочется, потому что летающих «карасей» хочется попробовать всей нашей или, точнее, не совсем нашей команде.

  Естественно, всем одновременно прыгать нельзя, потому что остров не резиновый, весь моими норами изрытый, и больше 10 человек принять не может. Решили прыгать по очереди, потому как если первые десять прыгнут, а через час еще 10, то эти группы на острове никогда не пересекутся, да и вылезут они на разные во времени «Профессоры Тимирязевы».

  После долгих споров все разбились на пары по половым интересам, девочки и мальчики, дружно оборвали резинки у трусов и прыгали строго по десять человек, как это делают десантники. Я прыгал в последней десятке, самым последним, и только уже нырнув, запоздало сообразил, что «Профессор Тимирязев» никогда к нам уже не вернется и никого с острова никогда не заберет, потому что судно оставлено было без команды.

  Вынырнув, я поплыл к острову и еще издали заметил, что там меня поджидают не 9 человек, как рассчитывал, а вся наша команда с одним капитаном и без единого другого номера я. Остался только номер 1, то есть я – первый. Ну, подплываю, все матерятся, корабль-то наш течением уже километров на пять от острова отнесло. А остров, точно этот же самый, вот норы мною нарытые, заторы для ловли рыбы, кости доисторических «карасей», ну, короче, весь помет нашей последней экспедиции.

  Я выхожу, как и все голый, ну, думаю, придется жить в такой тесноте: шестьдесят человек облепили остров и еще двадцать укрылись в пещерах. В этот момент сменился ветер и наш «Профессор Тимирязев» возвращается в нашу сторону, мы плывем к нему, глубоко подныриваем, выныриваем, в это время с борта нам на голову падает я – номер 6, естественно, от удивления поймать его не успели – утонул, или, вернее, донырнул до острова. Ну, всей командой поднимаемся мы на палубу, а там точно такая же команда полным составом, которая ничего не помнит. Уж ситуация я вам скажу аховая, всех по два, и только я непривычно в одном экземпляре, потому что номер 6 поймать не успели и он навсегда нырнул за плавками.

  В течение целого дня две команды с водкой и без нее пытливо выясняли отношения, постепенно начиная путаться, кто к кому приплыл, уж, кроме меня – потому что я-то здесь всего в одном экземпляре.

  К утру следующего дня решили, что у двойного экипажа «Профессора Тимирязева» остается один выход: одной команде прыгать по 10 человек с оборванными резинками трусов, а второй идти домой в СССР и никому об этом не рассказывать. Желающих прыгать на этот раз было мало, так как одна команда еще помнила о неудачном эксперименте и тесноте острова для восьмидесяти человек. А вторая команда вообще ничему не верила, считала все происходящее провокацией американских спецслужб, да и запаса трусов все равно на всех не хватало, очень многие ходили завернутые в полотенца, и девушкам это даже как-то и шло.

  Мне надоело слушать эти запутанные разговоры, кто больше любит Родину, и я прикинул, что если я сейчас прыгну за борт один, то у меня есть шанс одному оказаться на острове, оставив с носом этот переполненный двойной командой корабль.

  В общем, я ослабил резинку и изо всех сил прыгнул в спасительную гладь океана.

  В этом сезоне, то есть эпохе, летающие «караси» были особенно хороши, я наслаждался одиночеством и даже через тысячу веков не посмотрел в то новое солнечное утро, как к моему острову опять подошел «Академик Тимирязев». Ну, даже не посмотрел, как на его борту, глупо мотая ногами, вновь сидит в полосатых плавках я – под номером 7. А я – номер 1, уже давно привык к тому, что сейчас этот кретин приплывет сюда, снова будет спрашивать, где находится его судно, почему летают «караси» и оживают динозавры.

  К сожалению, жизнь сложная штука и время от времени приходится мириться с тем, что кто-то похожий на тебя ослабевает резинкой и падает за борт, и вам приходится кормить уже двоих, потом троих, четверых. Во всяком случае, я знаю надежный способ, как потом мне от них избавиться, когда нас набирается на острове слишком много, чтобы он оставался раем.

  Алексей ВИНОГРАДОВ.

  1987 год