Текст книги "Пропавшие в Бермудии"

Автор книги: Алексей Слаповский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

46. Ответные действия зеленых. Настя бунтует и поет

Мне кажется, господа дети, подростки и взрослые, что у вас ощущение, будто бы я на стороне синих, а о зеленых отзываюсь с неодобрением. Уверяю вас, это не так. Конечно, есть зеленые, радеющие только о себе. Они жили в прежнем мире плохо, были голодными или бедными, униженными и оскорбленными, здешняя жизнь показалась им раем. Но и среди синих есть точно такие же эгоисты, желающие всего лишь избавиться от головной или зубной боли или вернуться к прежней деятельности – не всегда благовидной, между прочим.

Однако и среди тех, и среди других имелись люди, занимавшие зеленую или синюю позицию не из шкурных интересов, а принципиально.

Из чего исходили зеленые, в том числе Ольмек, сопротивляясь возвращению? Ольмек уже говорил об этом в споре с Мьянти, но нелишне повторить: зеленые опасались, что вернувшиеся не удержатся и всем расскажут о райской стране. И тут же со всех сторон света люди в великом множестве поплывут и полетят туда, чтобы оказаться в блаженной Бермудии, где ничего не надо делать, а только желать – и желаемое тут же тебе явится. Мечта! Но мечта опасная: тут будут наслаждаться жизнью на всем готовом, а брошенная остальная земля придет в запустение. Никто не будет производить вещи, а в результате они рано или поздно перестанут появляться здесь. Неважно, заимствуются они или копируются – заимствовать будет нечего и копировать не с чего. Успокоительные слова Мьянти, что люди не так легко снимаются с насиженных мест и повальное паломничество в Бермудию вовсе не обязательно, Ольмека не убедили: он считал, что когда появляется возможность плохое сменить на хорошее, а хорошее на лучшее, люди всегда эту возможность используют – учитывая их склонность считать, что самое лучшее не там, где они живут, а где-то в другом месте.

Короче, каких бы теорий ни придерживались зеленые, стало не до них: надо сопротивляться.

Зеленые в ЦРУ потребовали созвать общее собрание. На нем Ольмек и его сотрудники предъявили Мьянти и его сотрудникам обвинение в развязывании войны.

Последние ответили, что они войну не развязывали, она развязалась сама собой.

Ольмек напомнил, что инициаторы боевых действий – синие.

Мьянти ответил, что Мануэль из новеньких, и если уж новенький так быстро стал синим и даже возглавил отряды, значит, синяя идея правильнее. И не лучше ли зеленым вместо бесполезных дебатов просто примкнуть к синим и закончить все полюбовно?

– Полюбовно прекратить историю Бермудии? Это вы имеете в виду? – спросил Ольмек.

– Она должна закончиться, люди должны вернуться! – ответил Мьянти.

– Но тысячи, сотни тысяч других устремятся сюда!

– Не обязательно. Мы расскажем людям, какие здесь возникают проблемы, и они крепко подумают, прежде чем захотят сюда.

– Люди сначала хотят, а потом думают! – возразил Ольмек.

Спорили три часа и в результате договорились сохранять мир хотя бы на территории ЦРУ и Белого города. Проголосовали единогласно, только где-то в углу смущенно клацнул затвор автомата. Все замерли. Подозреваемый встал и развел руки: дескать, хоть обыщите, ничего нет.

Само собой, долго ли умеючи воображелать автомат и тут же заставить его исчезнуть?

Атмосфера в ЦРУ стала нехорошей, тревожной, подозрительной.

Вдобавок ко всем неприятностям предвыборная кампания оказалась под угрозой срыва: Настя заняла категорическую позицию и была против того, чтобы ее сыновья стали соперниками на политической основе. Через Пятницу она потребовала аудиенции у короля или хотя бы Председателей.

Ольмек и Мьянти приняли ее.

– Я не все знаю о ваших порядках, – волнуясь, начала Настя, – но объясните, господа Председатели, с какой стати детей выдвигают кандидатами на такой высокий пост?

– У них замечательные способности, – объяснил Ольмек.

– Но они все-таки дети! Какие бы ни были способности, они не могут выполнять взрослую работу!

– Эта работа – представительская. Все решают Председатели и ЦРУ.

– Тогда тем более! Пусть кто-нибудь еще представительствует! А главное – они же братья! Зачем братьям становиться соперниками?

– Почему бы и нет? В спорте это часто бывает. Братья Шумахеры. Братья Кличко. Братья Знаменские. Поймите, в Бермудии сложилась очень непростая обстановка. Необходимо примирение. И то, что кандидаты не враги, а именно братья, это очень хорошо! Нам нужны миролюбивые выборы.

– Знаю я это миролюбие! Политика и миролюбие! Рассказывайте сказки! В общем, я против!

– В таком случае мы вас устраним! – не выдержал Ольмек, слишком взвинченный событиями последнего времени.

– Коллега хочет сказать, что нам придется каким-то образом нейтрализовать вас, – пояснил Мьянти.

– Да любым образом! – бушевал Ольмек. – Вы даже не представляете, какие у нас возможности! Бермудия – бездонное пространство! И у нас хватит силы держать вас в одном месте, а ваших детей – в другом! И вы их никогда не увидите! Поняли меня? Никогда!

Настя возмутилась:

– Что?! Вы мне угрожаете? Мои дети всегда будут со мной!

И тут же Вик и Ник оказались в зале.

Обоим было некогда – Ник, как всегда, играл, а Вик, как всегда, мысленно искал выход из Бермудии, оба в этот момент, увы, не думали о маме, но желание Насти увидеть их оказалось настолько сильным, что зашкалило за все возможные уровни воображелания, и Ольмек с Мьянти не сумели противодействовать.

– Так! – сказала Настя. – Вик, Ник! Прекращайте эту ерунду! Кандидатами вы не будете! И ни на шаг от меня, ясно? Только попробуйте исчезнуть: запру дома – и никаких игр, никакого компьютера, никакого телевизора – вообще ничего!

Братья очень удивились: они никогда не видели такой свою маму.

Им хотелось улизнуть, но они не сумели. Не получилось!

– Невероятный, неизвестный мне уровень воображелания! – изумленно прошептал Мьянти.

– Материнская любовь, – с отвращением объяснил Ольмек. – Ничего, уважаемый враг, Бермудия нам поможет.

И зазвучала музыка.

Это была фонограмма одной из лучших песен Насти.

Но пел эту песню другой голос.

Пел очень плохо, просто отвратительно.

– Сбиваете меня с толку? – спросила Настя. – Выключите немедленно!

Ольмек и Мьянти развели руками, но желание Насти частично исполнилось – исчез голос.

И Настя запела сама.

Растерянно оглядываясь, держа детей за руки, чтобы не пропали, она пела, все больше увлекаясь. Исчез кабинет вместе с Председателями, появился большой зал с публикой, которая слушала Настю и плакала благодарными слезами. Поэтому Настя запела вторую песню – ей и самой хотелось этого, и она не могла обмануть ожидания людей.

– Неужели тяга к искусству сильней материнской любви? – спросил Мьянти Ольмека (они сидели в зале).

– Не всегда. Просто когда дети рядом, хочется еще чего-то.

А дети были уже не рядом – Вик и Ник исчезли.

Настя этого не заметила, она продолжала петь.

Ольмек и Мьянти поняли, что им вплоть до выборов придется поддерживать в Насте то, с чем она сюда попала: желание петь и быть знаменитой.

Они дали задание Пятнице: пусть тот убедит Настю, что она обязалась дать ряд концертов. Звезды при всей их безалаберности народ удивительно обязательный, когда дело касается их творчества, концертов и выступлений.

Пятница обещал сделать все возможное.

– Но у нас с Олегами опять проблемы, – сказал он, сокрушенно вздыхая и при этом улыбаясь так, будто эти проблемы доставляли ему большое удовольствие.

– В чем дело?

– Они опять воюют!

47. Сговор Председателей с Олегами

Олег после матча опять раздесятерился. Началось с пустяка: разгоряченный схваткой, он захотел выпить пива. Выпил бутылку, взял еще одну. Но тут же начал урезонивать себя:

– Хватит, не время!

– Будешь ты мне указывать! – тут же возмутился находящийся в нем Олег-Выпивоха. И вышел из него, и направился в бар.

К нему тут же присоединились Гуляка и Бездельник. В баре их уже ждали сразу три Ольги.

Грубиян этого стерпеть не мог и тоже выделился. За компанию пошел с ним и Олег-Финансист-Нехороший.

– Но мы-то уж не будем делиться! – сказал один из внутренних голосов Олега, а именно Олег-Финансист-Хороший.

Но было уже поздно: Олег-Ребенок, незаметно отсоединившийся, прильнул к игральному автомату (они тут были на каждом углу).

– Кстати, надо бы узнать, как там Вик и Ник, – сказал Олег-Отец, удаляясь.

После этого Олегам – Мужу, Спортсмену и Финансисту – было уже как-то обидно находиться в одном теле, тогда как остальные гуляют сами по себе.

Они тоже захотели перекусить и, желая показать, что не боятся нехороших Олегов, зашли в тот же бар.

Немедленно возник скандал. Олег-Отец, не успевший уйти далеко, и Олег-Ребенок прибежали поддержать своих.

Кончилось это тем, что всех десятерых Олегов опять забрали, привезли в ЦРУ, где Ольмек и Мьянти решили провести с ними увещевательную беседу.

– Поймите, – сказал Мьянти, – в стране и так творится черт знает что, а тут вы со своими сварами!

– В какой стране? – спросил Олег-Отец.

– В Бермудии.

– Разве это страна? – усмехнулся Олег-Муж.

– А что же? Государство.

– Бросьте! – махнул рукой Олег-Финансист-Хороший. (Впрочем, Олег-Финансист-Нехороший тоже махнул рукой.) – Какое государство? Государство – это что?

– Извините, не первое столетие правим, разбираемся! – заносчиво сказал Ольмек.

– Не думаю! – усомнился Олег-Муж. – Государство – это правосудие, экономика, армия, а главное – финансы. У вас есть финансы?

Ольмек и Мьянти переглянулись. И поняли друг друга. И Мьянти вкрадчиво сказал:

– Вы попали в самую точку. Финансов в Бермудии нет. Может быть, отсюда все неприятности? А давайте мы поручим вам…

– Мы вас попросим! – уточнил Ольмек.

– Да. Мы попросим вас разработать финансовую систему. Хотите?

Олеги хотели. В конце концов, они попали сюда еще и потому, что Олегу не терпелось заняться работой. Следовательно, это желание требовало реализации, но до этого мешали другие желания. И вот ему, то есть им, предоставляют такую возможность.

– Когда можете начать? – спросил Ольмек.

– Да хоть сейчас!

И тут же появились компьютеры, тут же вокруг кабинета Олегов выстроились комнатки для помощников, тут же забегали курьеры и секретарши. Не менее ста человек, возглавляемые Олегами, принялись за работу.

Как только перед ними появились сводки, схемы, диаграммы и колонки цифр, Олеги стали одинаковыми – Олег-Ребенок и думать забыл про игры, Выпивоха про пиво, а Гуляка про Ольг и вообще женщин.

– Залюбуешься! – восхитился Мьянти, глядя на эту деловую суету и обращаясь к Ольмеку, но того уже не было.

48. Инициатива Мощного Удара

Ольмек откликнулся на настойчивые запросы Мощного Удара и оказался у него в бункере, который Мощный Удар себе воображелал, учитывая начавшиеся боевые действия.

– Мы так и будем терпеть эти унижения? – в лоб спросил Ольмека Мощный Удар.

– А что вы предлагаете?

– Немедленную войну до победного конца! Лучше тут останется сто человек, но те, кто хотят остаться!

– А если останутся сто человек, которые не хотят остаться?

– Почему? Победим – мы!

– Вы уверены?

– А кто же еще? – Мощный Удар даже засмеялся. Он не мог себе представить, что победит не он.

– Послушайте, любезный, – внушительно сказал Ольмек. – Я старше вас на три с половиной тысячи лет. Я свидетель человеческой истории. Все победоносные войны кончались поражениями. Не было ни одного победившего народа, которые не оказался бы в результате побежденным.

– Ерунда! – махнул рукой Мощный Удар. – У нас тут не человечество, а Бермудия! Тут все по-другому.

Перебить синих – и дело с концом! А для начала устроить пару терактов.

– Хорошо, – неожиданно согласился Ольмек. – Но при условии: предоставьте мне план этих терактов. Они должны быть такими, чтобы их как бы совершили зеленые, но чтобы зеленые при этом оказались ни при чем.

– Это как? – озадачился Мощный Удар.

– Вот и думайте как. А пока организуйте патрулирование, чтобы не было преждевременных эксцессов.

Таким образом, все оказались при деле, и Ольмек вздохнул спокойно – вернее, не совсем спокойно: он предчувствовал, что главные испытания впереди.

49. Разведка синих школьников

Вик напомнил товарищам о том, что они хотели опросить население, чтобы понять, кто действительно хочет остаться, а кто – исчезнуть. Чувствуя себя помощниками в большом деле, они взялись за это. Сначала обошли свою часть Белого города (которая была обнесена в настоящий момент тройной защитой) и спрашивали у всех встречных и поперечных, в самом деле они хотят вернуться или им только кажется? Поголовно все ответили, что ничего им не кажется, они в самом деле хотят вернуться.

Но надо было для объективности опросить и зеленых – а как? Те сгруппировались в зеленой части Белого города, за исключением тех, кто был напуган суматохой и начавшимися решительными действиями Мануэля и исчез в неизвестном направлении. В этой части Мощный Удар недавно ввел комендантский час, военизированные патрули обходили улицы, жители попрятались по домам.

Было два варианта. Первый: запросить ЦРУ разрешение провести совместную (с зелеными школьниками) детскую миролюбивую акцию. Второй: проникнуть туда тайно. Естественно, даже без обсуждения выбрали второй вариант. ЦРУ разрешения скорее всего не даст. А если и даст, не очень-то охота встречаться с зелеными ровесниками – они и на футболе надоели. Лучше проникнуть тайно. Зеленые, люди более робкие (так как держались за свое благополучие), слишком боялись, что не сумеют выстроить сильную защиту, а раз боялись, то, следовательно, и не сумели выстроить, прорвать ее оказалось легко.

Пошли только старшие из синих школьников. Разделились на тройки: Жун Фен – Жень Чжао – Янг Ли, Ли Чен – Патрик – Мойра. Вик же мысленно позвал Ричарда Ричарда. И тот нехотя явился.

– Пожалуйста, сходите со мной к зеленым, – попросил Вик. – Вы же сам зеленый. Вы, наверно, там и живете?

– Я живу отдельно. Тебе опасно там появляться.

– Поэтому я и прошу.

– Рядом с тобой я тоже буду подвергаться опасности.

– Ну, извините, – сказал Вик. – Придется пойти одному.

– Черт бы тебя побрал! – закричал Ричард Ричард. – Я не могу допустить, чтобы тебе причинили вред! Я себе этого не прощу, я с ума сойду от чувства вины!

– Тогда пойдемте.

– А если меня ранят или убьют? Этого я себе уж точно не прощу!

– Как хотите! – пожал плечами Вик.

– Как хочу! Ты думаешь, это просто? Я не хочу с тобой идти, но у меня непреодолимое желание с тобой пойти! Хорошо, пойдем – но ненадолго! Иначе, клянусь, брошу тебя – и делай что хочешь!

Разведчики воображелали себе восемь раций, настроили на одну волну, договорились о позывных во избежание перехвата.

Вышли вечером, в сумерки.

Осторожно крались по одинаковым зеленовато-белым улицам, обходя патрули.

Сначала никто не встречался, некого было спросить.

Но вот троице Ли Чен – Патрик – Мойра попался бермудянин по прозвищу Куда Глаза Глядят. Его судьба была особенной: однажды он крепко поссорился с женой, поставил в океанский катер два ящика виски (взяв их из собственного магазина, которым владел) и поплыл куда глаза глядят. Он плыл и пил сначала от злости на жену, потом от радости, что никто его не пилит, а потом от страха, потому что начался шторм. Его пригнало в бермудийские воды, где выпивка кончилась. Ему было так плохо, что он сказал: «Да лучше пропасть, чем…» – и, не договорив, пропал. А поскольку последним его желанием, помимо пропасть, было еще и сделаться опять пьяным, то он им и сделался. И жил в Бермудии, не просыхая, не трезвея, вот уже лет двадцать, при этом не пил ни капли – не было необходимости.

Подростки остановили Куда Глаза Глядят, представились членами детского совета при ЦРУ и спросили, хочет ли он на самом деле остаться здесь или не прочь вернуться.

– Дети! Цветы жизни! – умилился Куда Глаза Глядят.

– Да, мы цветы жизни, – с улыбкой сказала Ли Чен, – но все-таки ответьте на вопрос.

– Какой вопрос?

– Хотите ли вы остаться или вернуться?

– Куда вернуться?

– Домой?

– Дом, милый дом! – запел Куда Глаза Глядят. – Давайте хором, ребятки: дом, милый дом!

– Записывай – хочет вернуться, – сказала Ли Чен Патрику.

– Кто? – спросил Куда Глаза Глядят.

– Вы.

– Да? – удивился Куда Глаза Глядят. – Что ж, очень может быть. А где мой дом?

– Это вам лучше знать, – сказала Мойра. – Пошли дальше, вы что, не видите, он пьяный!

– Я не пьяный! – возразил Куда Глаза Глядят. – Хотя и пьян!

Троица ушла, а он подумал, что в самом деле время позднее, пора бы прибиться к дому. Он кое-как воображелал себе дом. Это был не дом, а что-то вроде конуры, только побольше – кривые дощатые стены, покосившаяся крыша, дверной проем без двери. Но Куда Глаза Глядят было все равно, он вошел, увидел лежбище из старого тряпья и с наслаждением вытянулся на нем.

Вик, бродя с Ричардом Ричардом по пустынным улицам, уже решил, что из их затеи ничего не получится, и собирался объявить по рации общий сбор, чтобы вместе убраться отсюда. Но в это время по улице проходил патруль, возглавляемый Мощным Ударом. Тот увидел незнакомцев и сразу понял, что это враги.

– Стоять! – приказал он.

– Бежим! – закричал Ричард Ричард.

Они с Виком побежали, но впереди выросла стена. Ричард Ричард попытался ее разрушить – не получилось: превосходящие силы патрульных не позволили ему это сделать.

Патруль приближался.

– Не двигаться – буду стрелять! – предупредил Мощный Удар.

И для острастки выстрелил – и, будучи метким стрелком, попал в стену над головой Ричарда Ричарда. Кирпичная крошка посыпалась на шлем, Ричард Ричард съежился и прошептал в отчаянии:

– Я не могу… Я хочу жить! Надо перенестись отсюда!

И он попробовал это сделать. Не вышло.

– Я хотел вместе с тобой, но это слишком большой груз для меня – они не дают нам исчезнуть вместе. Прости, мальчик, но я один…

– Предаете? – грустно спросил Вик.

– Почему? Делаю выбор. Или мы погибнем оба, или один ты. Это просто логика.

– Свинская это логика. Ладно, исчезайте.

– Ты разрешаешь? – обрадовался Ричард Ричард. – Учти, ты сам предложил!

И он медленно (ему мешали) растворился. Мощный Удар выстрелил, но уже в пустоту.

– А тебе деваться некуда! – засмеялся Мощный Удар, не спеша приближаясь, наслаждаясь страхом мальчика.

Но Вик не столько боялся, сколько лихорадочно размышлял, как быть.

Он обернулся и посмотрел на стену. Надо как можно реальней представить брешь в стене.

Он попытался. Посыпалась кирпичная пыль.

Он напрягся. Появилась трещина.

– Эй, буду стрелять! – закричал Мощный Удар.

И тут кирпичи посыпались из стены, появилась дыра. Вик нырнул в нее.

Мощный Удар поднял пистолет – и успел бы выстрелить, но Вик оглянулся, посмотрел на пистолет – и тот выпал из руки Мощного Удара.

– Ну и силища! – удивился один из патрульных.

– Молчи, не то пристрелю! – в бешенстве заорал на него Мощный Удар. – Вперед!

И они продолжили преследование.

Вик побежал по синей части Белого города. В этот момент защита усилилась: Мощный Удар по системе экстренной связи оповестил жителей, что в городе шпионы и их надо поймать. Желание схватить шпионов пересилило трусость, жители напряглись и сделали защиту непроницаемой. Ни физически, ни силой воображелания преодолеть ее было нельзя.

Поняв это, Вик начал петлять по улицам и закоулкам.

И на пороге одного из домов увидел человека, который призывно махал рукой.

Вик подбежал и увидел Жертву Рекламы.

– Здравствуйте! – задыхаясь, сказал он.

Жертва Рекламы, не имея желаний и предпочтений, был попеременно то синим, то зеленым, жил то в синей части, то в зеленой, поэтому и те, и другие считали его своим.

– Вы меня не выдадите? – спросил Вик. – Спрячете?

– Пожалуй, – ответил Жертва Рекламы с оттенком удивления в голосе. Он удивлялся сам себе.

И был даже слегка взволнован, это его тоже удивляло: он давным-давно забыл, что такое волнение.

Он провел Вика в дом, обставленный с поразительным безвкусием (потому что Жертве Рекламы было все равно), дал ему стакан воды.

Выражение удивления не сходило с его лица.

– Сам не понимаю, как это произошло, – сказал он. – У меня ведь нет никаких желаний. Кроме разве одного: иметь какие-нибудь желания. Чего я только не пробовал, чтобы во мне проснулись желания! Воображал лучшие вещи, дорогие безделушки, воображал все что можно. Бесполезно. Я живу и постоянно прислушиваюсь к себе: не шевельнулось ли что-нибудь? Нет. Но вот я услышал сообщение, что в городе шпионы. Вышел посмотреть. Это не любопытство, это симуляция любопытства, понимаешь, мальчик? Я ведь помню, что в таких случаях людям становится любопытно. Вот я и вышел. Смотрю: ты бежишь. И мне невольно захотелось, чтобы тебя не поймали. Я это четко почувствовал. Мне стало тебя почему-то жалко. Странно.

– Ничего странного, – не согласился Вик. – Когда в кино кто-то убегает, всегда хочется, чтобы он убежал.

Эффект такой. Психологический. Чувствуешь себя на месте убегающего.

– Вот! Именно! Я что-то почувствовал! Как же получается? За себя я не умею чувствовать – а за других умею?

– А вы разве раньше не пробовали что-то за других почувствовать? – спросил Вик.

– Нет! В том-то и дело! А ведь это путь, ключ, это эврика! Действительно, я искал желания только в себе и для себя! И даже не пробовал пожелать что-то другому! А ведь оказывается – радость получаешь не только когда исполняются твои желания, а когда и чужие тоже, когда другой тоже радуется!

– Давно известно, – подтвердил Вик. – Я иногда нарочно убираю в комнате – не потому, что там действительно так уж грязно, это деловой беспорядок, а чтобы мама порадовалась. Она радуется – мне хорошо.

– Да? В самом деле? – жадно спрашивал Жертва Рекламы.

– Вы просто дикий какой-то! – откровенно сказал Вик, прислушиваясь к звукам на улице.

– Именно, дикий! – не обиделся, а даже обрадовался Жертва Рекламы. – Я всегда желал чего-нибудь себе и ни разу не попробовал пожелать чего-то другому! И вот пожелал – и какое удовольствие получил! Что для тебя еще сделать?

– Ничего. Просто если к вам придут и спросят про меня, вы ничего не говорите.

– Конечно, конечно! – с готовностью согласился Жертва Рекламы. – Чего-то ты хочешь?

– Вообще-то я бы хотел убраться отсюда. Из города и вообще из Бермудии. Но не один, с папой, с мамой и братом.

– Прекрасно! – воскликнул Жертва Рекламы. – Как это прекрасно!

– Вы тоже хотите убраться?

– Нет. Я ничего не хочу. Но я рад за тебя, что ты этого хочешь!

– Пожалуйста, тише! – попросил Вик.

И тут постучали в дверь.

– Спрячьте меня! – пошептал Вик.

– Конечно, конечно!

Жертва Рекламы открыл люк, и Вик сбежал по ступенькам в подвал. Люк закрылся.

Было слышно, как вошли несколько человек. Противный писклявый голос что-то неразборчиво спросил.

Жертва Рекламы неразборчиво ответил.

Писклявый голос спросил громче.

Жертва Рекламы ответил тише.

Писклявый голос завопил так, будто его резали – то есть не голос резали, а его обладателя.

Закричал что-то и Жертва Рекламы.

Люк открылся.

Вик медленно поднялся по лестнице.

– Все-таки выдали? – спросил он Жертву Рекламы.

Тот одной рукой держался за скулу, а другой отмахнулся от глупого вопроса. Лицо его при этом светилось радостью.

– Второе открытие за один вечер! – поделился он этой радостью со всеми. – Оказывается, можно не только желать другому чего-то хорошего, можно себе не желать плохого ! Меня сейчас стукнули, спасибо вам, начальник! – склонил он благодарственно голову в сторону Мощного Удара. – И я понял, что очень не хочу еще раз такого же угощения! Вот на чем я построю путь к себе: желание добра другим и нежелание зла себе!

– Вы только не запутайтесь, – сказал ему Вик.

– Я постараюсь.

И Вика увели.

Из этого эпизода, господа дети, подростки и взрослые, мы можем сделать два вывода. Первый: невольные мысли, а мысль Жертвы Рекламы помочь преследуемому была именно таковой, могут оказаться не только плохими, но и хорошими. Даже у плохого человека. Второй вывод печален: тот, кто слишком занят собой, всегда способен на предательство.

Тройка Ли Чен – Патрик – Мойра, преследуемая другим патрулем, наткнулась на дом Куда Глаза Глядят.

– Он втайне синий, он нас спрячет! – вскрикнула Ли Чен.

И они вбежали в дом и залезли под стол, накрытый грязной старой скатертью.

– Кто тут? – проснулся Куда Глаза Глядят.

– Мы, – ответила Мойра. – Мы дети. За нами гонятся. Не выдавайте нас, пожалуйста!

– Без проблем, – кивнул пьяница и захрапел.

Тут вошли патрульные.

– Эй! – грубо растолкали они Куда Глаза Глядят. – Не видел двух девчонок и пацана?

– Нет, – ответил Куда Глаза Глядят. – Только слышал. Похоже, они под столом. Вы их не трогайте, они же дети! Цветы жизни!

– Тебя не спросили! – ответили патрульные и вытащили из-под стола Мойру и Патрика. А Ли Чен вылезла сама, гордо подняв голову.

– Какие все хорошенькие… Миленькие… Детство – счастливая пора, – бормотал Куда Глаза Глядят, с улыбкой засыпая.

Из чего мы можем сделать грустный вывод, что пьяный человек всегда способен на предательство.

А Жун Фен, Жень Чжао и Янг Ли толкнулись в несколько домов – никто не открыл. В очередном доме дверь была не заперта. Они вбежали и увидели человека за компьютером. Это был писатель, которого все так и звали – Писатель. Он попал в Бермудию с желанием написать великую книгу. И он ее написал. Была ли она великой, неизвестно, но он это сделал, он написал книгу. Но желание осталось. И он тут же засел за следующую. А закончив ее, взялся за третью. На протяжении тридцати лет он написал тридцать книг, но все не мог успокоиться: ему казалось, что следующая книга будет уже окончательно великой. На этот раз Писатель сочинял книгу о том, что знал лучше всего – о пропавших в Бермудии. Эпизод, над которым он работал в настоящий момент, был напряженным и по случайности совпал с тем, что происходило: патрульные гонятся за детьми, те попадают в некий дом, Писателю предстояло придумать, как он их выручит.

Тут-то и вбежали к нему настоящие дети.

Писатель раздраженно посмотрел на них и спросил:

– Чего надо?

– Пожалуйста, спрячьте нас, за нами гонятся!

– Делать мне больше нечего! Вы что, не видите, я работаю! Выйдите и закройте дверь!

Юные разведчики молча убрались, а Писатель с удвоенной силой затарабанил по клавишам.

Из чего мы можем сделать невеселый вывод, что творческий человек, слишком углубленный в творчество, тоже способен на предательство.

Они побежали дальше и увидели красивый дом с цветочным венком на двери и надписью: «Вам рады всегда!»

Надпись обнадеживала, они вошли в дом. И увидели гламурных юношу и девушку, которых встретил Вик в день своего прибытия.

Девушка подошла, прыснула им в лица каким-то дезодорантом и сказала:

– Это не запах, а зов ангелов! Не так ли?

– Так, так! Впустите нас, пожалуйста!

Девушка растерянно посмотрела на юношу. Тот оглядел беглецов и промолвил, поморщившись:

– Они не вписываются в интерьер. Имидж ничто – стиль все!

– Лови момент истины! – добавила девушка.

– Ищи себя в себе! – подтвердил юноша.

– Надейся на лучшее! – подытожила девушка и выпроводила гостей за дверь, где их и настиг патруль.

Из чего мы можем сделать унылый вывод, что гламурные люди тоже способны на предательство. Во имя гламура.

Кто хочет, спорьте со мной. Я отвечу.