Текст книги "Стихи"

Автор книги: Алексей Фатьянов

Концерт на заставе
(1938)

 
      Застава. Граница.
      Высокие ели
      Качала седая пурга.
      Летели, кружили и пели метели,
      Стеною вставали снега.
     …В домик вошли мы,
      Пошли раздеваться,
      Роняя на коврики снег.
      Мы были с концертом.
      Нас было пятнадцать,
      Бойцов было семь человек.
      – Один на дежурстве, – они говорили, —
      Придёт он лишь только в конце. —
      Пришёл он,
      И мы для него повторили
      Двухчасовой концерт.
      Граница, граница…
      высокие ели
      Качала седая пурга.
      Летели, кружились и пели метели,
      Но тёплыми были снега.
 

Настя
(1939)

 
      Тень идет за Настей косо,
      А за нею ветерок,
      А за ним от папиросок
      Легкий тянется дымок.
 
 
      А потом уж только парни
      У прохожих на виду,
      Чтобы выглядеть шикарней,
      С папиросами идут.
 
 
      У них галстуки в разводах,
      Модные воротники, —
      Все ударники с завода:
      Чем, скажи, не женихи?
 
 
      Предлагают Насте сласти,
      Настя сласти не берёт.
      Говорят Настасье: Здрасьте! —
      Мимо девушка идёт.
 
 
      Ни за что не обернётся,
      Лишь глазами улыбнётся.
      Ветка с дерева нагнётся,
      Только Насти не коснётся.
 
 
      Может гладить Насте косы
      Только лёгкий ветерок.
      Погасают папиросы.
      Расплывается дымок.
 
 
      Чем же Настя знаменита?
      Каждый день Со всех сторон
      Сотни писем и открыток
      Ей приносит почтальон.
 
 
      От того ль, что, став пилотом
      Без отрыва от станка,
      Настя водит самолеты
      В грозовые облака?
 
 
      Тень идет за Настей косо,
      А за нею ветерок,
      А за ним от папиросок,
      Вновь зажжённых папиросок,
      Лёгкий тянется дымок.
 

За окнами падает снег
(1939)

 
      Ветер первые зимние числа
      Сплошь снежинками расцеловал —
      Только я понимать разучился
      Подгулявшего ветра слова.
      Это было…
      Я знаю, что было.
      Ночью
      Лезешь на сеновал,
      А на крыше причудливо выл он,
      Но тогда я его понимал.
      Я не помню те даты и числа.
      И не то чтобы память слаба —
      Просто я понимать разучился
      Подгулявшего ветра слова.
      Он о чём-то в трубе разговаривал,
      Замолкая, ворочаясь, и
      Снег валил и до окон наваливал
      Голубые сугробы свои.
 
 
      Ничего не случилося, просто
      Я от юности ранней отвык.
      Не случайно знакомую поступь
      Мне напомнил цветной половик,
      Уводя за собою далёко
      По ступеням полосок своих
      До едва уцелевших и блеклых,
      Но не брошенных годов моих.
      Так всегда, если встретишь в доме
      Хоть намёк на прожитую даль,
      То звучнее,
      Гораздо знакомей Пред тобою проходят года.
      Разыскавши потерянный след свой,
      День за днем ты узнаешь лицо…
 
 
      Встань,
      Мое загорелое детство,
      На высокое наше крыльцо!
      Постучись в постаревшие двери,
      В нашу комнату ветром ворвись
      И, увидя меня,
      Не поверя,
      Рядом с юностью остановись.
      Я узнаю тебя по приметам:
      По веснушкам, по вихрю волос…
      Потому непокорное это
      Я как дар моей юности нёс.
      Я намного тебя стал старше,
      В сыновья ты годишься мне.
      Полнокровным
      «Мужчинским» маршем
      Я сегодня иду по стране.
      Ты же первые брюки надело
      И еще не привыкло к перу,
      Тебе уши дерут – и за дело,
      И без дела ещё дерут.
      Ещё куришь тайком папиросу
      И, мыслёнки свои теребя,
      Хочешь стать ослепительно взрослым,
      Чтоб девчонки влюблялись в тебя.
 
 
      Ну, а мы, слесаря, инженеры,
      Комбайнеры и моряки,
      В прошлом своём – пионеры,
      В будущем – старики.
      В жизни потерянный след свой
      Ищем в распутице дней,
      Чтоб на миг ощутить своё детство,
      Чтобы прошлое стало видней.
      Чтобы мать, что тебя качала,
      Заглянула в твои глаза…
      Что ушло,
      Улетело,
      Промчалбсь, Даже слова «прощай»
      Не сказав.
 
 
     ……………………………………
      Ветер тихо в трубе разговаривал,
      Замолкая, ворочаясь, и
      Снег валил и до окон наваливал
      Голубые сугробы свои.
      Видно так предназначено ране —
      Слушать вьюги
      И, слушая их,
      Всё ходить, как бродяга и странник,
      По страницам мечтаний своих.
      Мне от них уже некуда деться.
      Слышу рядом рассыпчатый смех:
      Там смеётся чужое детство
 
 
     …………………………………….
      За окнами падает снег.
 

*Окна тихо хлопали в вечер голубой.*
(1940)

 
      Окна тихо хлопали в вечер голубой.
      Хорошо ли, плохо ли жили мы с тобой,
      Не об этом думаю, не о том тужу,
      Раз с другою вечером под руку хожу.
      Говорю, что разные есть в пути извилины.
      Может, и напрасно мы крепко полюбили.
      Этого не знаю. Может, в целом свете
      Я один шагаю в тишину и ветер.
      Пусть увозит прошлое время грузовик —
      Ты меня, хорошая, лучше не зови.
 

Гармонь
(1940)

 
      В бои-атаки жаркие
      Летит мой верный конь.
      В дарёном полушалке
      Завёрнута гармонь.
 
 
      Тот полушалок шёлковый
      Сняла невеста с плеч.
      Тот полушалок шёлковый
      Поклялся я сберечь.
 
 
      Гармоника, гармоника,
      Нарядные меха.
      Эх, путь-дорожка конника
      Далека.
 
 
      Мы мчались по пожарищам
      Дорогою на юг,
      Да лучшего товарища
      Ранило в бою.
 
 
      Ранен был осколком он,
      Качнулся и упал.
      Я полушалком шёлковым
      Его перевязал.
 
 
      Гармоника, гармоника,
      Нарядные меха.
      Эх, путь-дорожка конника
      Далека.
 
 
      Простит невеста коннику
      На полушалке кровь.
      Сыграй, сыграй, гармоника,
      Сыграй мне про любовь.
 
 
      Про боевых товарищей,
      Узнавших сталь штыков.
      Про милых, ожидающих
      С победой женихов.
 

По-над речкой Истрой
(1941)

 
      По-над речкой Истрой,
      По-над речкой быстрой
      Защищать столицу
      Мчались казаки.
      Обгоняли выстрелы,
      И сверкали искрами
      Острые клинки.
 
 
      Милая столица,
      Шлют тебе станицы
      Ласковое слово,
      Боевой поклон.
      Видишь, снег клубится,
      А земля дымится —
      Это в бой казачий
      Скачет эскадрон.
 
 
      Под Москвою рыскали
      Полчища фашистские,
      Налетели конники, —
      Завязался бой.
      Много там копытами
      Было перебито,
      Много там порубано
      Сильною рукой.
 
 
      И от речки Истры,
      Неглубокой, быстрой,
      В бой, вперед – на запад
      Мчались казаки.
      Кони-птицы быстрые
      Обгоняли выстрелы,
      И сверкали искрами
      Острые клинки.
 

Доброе слово
(1941)

 
      Неужели песню не доброшу я
      До родного, дальнего села,
      Где сейчас пушистою порошею
      Улица до крыш занесена?
      А над ними розовое, раннее
      Утро из-за синь-лесов встаёт.
      Там в уютном домике с геранями
      Валентина Павловна живёт.
      Старая учительша. Ни жалоб
      От неё, ни просьб не услыхать.
      В сад её, единственный, пожалуй,
      Яблок не ходили воровать.
      Дров зимой вязанку не одну ей
      Складывали утром у дверей.
      Заменяла мать она родную
      Тем, кто не запомнил матерей.
      Мы росли. Мы крепли и мужали,
      Уезжали, покидали дом,
      Руки её старческие жали,
      Пропадая в сумраке густом.
      И когда пылающей зарницей
      Подожжён был мирный горизонт,
      Нам она вязала рукавицы,
      Отсылала с адресом – «На фронт».
      Но метели вскоре стали тише,
      А когда последний выстрел смолк,
      Мы решили все, что ей напишем
      Длинное, хорошее письмо.
      Только написать мы не успели —
      Вновь война полнеба обожгла…
 
 
      Ходят одинокие метели
      Нашей длинной улицей села.
      Ночью у овинов, за околицей,
      Ухает голодная сова…
 

По тревоге
(1941)

 
      В глухую ночь мы вышли по тревоге,
      Десятки вёрст минувшим днём пройдя.
      Шумит весна, и чёрные дороги
      Покрыты лаком первого дождя.
 
 
      Блестят штыки. Пехоты шаг размерен.
      Налево – лес и пятна плотной тьмы.
      Темнеют пни, как будто это звери
      Присели на отлогие холмы.
 
 
      А впереди – широкая поляна.
      Рассвет сочится с облачных высот.
      Мы с полной выкладкой, и только два баяна
      По очереди рота вся несёт.
 
 
      И с каждым шагом звёзды в небе блекнут.
      Светлеет даль, светлеет вышина.
      В повозке новенькой везёт паёк нам
      Веснушчатый товарищ старшина.
 
 
      Не оттого ль, что свеж и сочен воздух,
      Легко нести винтовку? Вдалеке
      Кричат о чём-то паровозы
      На непонятном резком языке.
 
 
      В грязи тягучей вязнут, тонут ноги,
      Но мы идём, идём – и сон забыт…
     …Винтовки взяв впотьмах из пирамид,
      В любую ночь мы выйдем по тревоге.
 

Сердце танкиста
(1941)

 
      Родная сторонка, прощай, не скучай,
      Красотка-подружка, любить обещай!
      Сегодня танкисты уходят на бой,
      Чтоб с новой победой вернуться домой,
      Танкисты уходят на бой.
 
 
      Наш друг и ровесник по грозным боям —
      Походную песню играет баян.
      Баян голосистый нельзя заглушить,
      Советских танкистов нельзя победить!
      Баян голосистый нельзя заглушить,
      Отважных нельзя победить!
 
 
      Эх, тридцатьчетверка и грозный КВ,
      Как брат и сестренка, идут по траве,
      Сквозь темные чащи, сквозь пламя идут,
      Забытое счастье планете несут.
      Сквозь темные чащи, сквозь пламя идут,
      Забытое счастье несут.
 
 
      Пусть знают фашисты, кто с нами знаком,
      Танкисты не любят шутить с огоньком.
      От наших орудий, от пуль и огня
      Врага не спасает стальная броня.
      От наших орудий, от пуль и огня
      Врага не спасает броня.
 
 
      Наш друг и ровесник по грозным боям —
      Походную песню играет баян
      Баян голосистый нельзя заглушить,
      Советских танкистов нельзя победить!
      Баян голосистый нельзя заглушить,
      Отважных нельзя победить!
 

Святое слово
(1942)

 
      Горела рожь. Пожары закрывали
      Сиянье бледных, ослеплённых звёзд.
      Мы в эту ночь врага назад прогнали
      На двадцать кровью орошённых вёрст.
 
 
      Не знаю, на каком наречье
      Мне рассказать, чтоб видно было всем
      Разрушенный мой край. Обугленные печи.
      Труп девушки на скошенном овсе.
 
 
      От крови чёрным стал платок лиловый.
      Рождённая, чтоб расцветать и цвесть,
      Она в губах остывших сохранила слово.
      Мы поняли, что это слово – месть.
 
 
      И мы прочли в застывшем этом слове
      Призыв святой поруганной любви.
      И было это жуткое безмолвье
      Страшнее клятвы, данной на крови.
 
 
      Мы дальше шли. И с каждым нашим шагом
      Назад откатывался лютый, злобный враг.
      Заря над полем нам казалась флагом.
      Рассвет за нами нёс победы нашей флаг.
 
 
      Мы в эти дни врага нещадно били.
      О наших подвигах летела песней весть.
      Мы в эти дни в сердцах благословили
      Одно-единственное слово – месть.
 

*Невесёлой и злою порошей*
(1942)

 
      Невесёлой и злою порошей
      Замело этой ночью пути.
      Неужели к тебе, мой хороший,
      Мне дорожки в полях не найти?
 
 
      Там сейчас куролесят метели,
      По колено завязнет нога.
      Вон взвились, поднялись, полетели
      Словно белые птицы, снега.
 
 
      Но как только утихнет пороша,
      В этот вечер, от звёзд голубой,
      Все дорожки к тебе, мой хороший,
      В бездорожье отыщет любовь.
 

Родина
(1944)

 
      Тоскует потихонечку гармонь,
      Зима в окно снежинками стучится.
      В печурке еле теплится огонь,
      Но что-то всем не спится, не лежится.
 
 
      На улице уж поздняя пора,
      На небе звёзды вышили узоры.
      В землянке не смолкают до утра
      Солдатские простые разговоры.
 
 
      Здесь каждый откровенен. На войне
      С друзьями делят радости, печали.
      Здесь стали как-то дороги втройне
      Края родные и родные дали.
 
 
      Здесь Родину не меряют страной:
      Здесь Родина – простая деревушка,
      Здесь Родина – берёзка под луной
      Да старая отцовская избушка.
 
 
      Так громче же, гармонь моя, звени,
      Пусть воют, плачут западные ветры, —
      Нам светят нашей Родины огни
      За тысячи далёких километров.
 

Далеко иль недалечко
(1945)

 
      Далеко иль недалечко,
      Говорят, что глубока,
      Протекла по свету речка,
      Ничего себе река.
 
 
      Говорят, в ней омут страшен,
      В речке тонут корабли.
      Но по ней ребята наши,
      Ничего себе, прошли.
 
 
      Говорят, что нету дна ей
      И другой не виден край.
      Мы бывали на Дунае,
      Ничего себе Дунай.
 
 
      И Дунай мы полюбили,
      Честь Дунаю и почёт.
      Мы врага в нем потопили,
      А Дунай себе течёт
 

Море синее
(1945)

 
      Вышла девушка босая
      На высокий бережок.
      Перед ней волна морская,
      Белой пены гребешок.
 
 
      Ой ты море синее,
      А волна зелёная.
      Ты не плачь, краса-красавица,
      Вода и так солёная.
 
 
      За волной волна другая,
      Нет им счёта, ни числа.
      Пусть попутная б какая
      Письмецо бы принесла.
 
 
      Ой ты море синее,
      А волна зелёная.
      Ты не плачь, краса-красавица,
      Вода и так солёная.
 
 
      Так хотелось бы влюбленной
      Рассказать тоску-печаль,
      Но не ходят почтальоны
      По воде, что очень жаль.
 
 
      Ой ты море синее,
      А волна зелёная.
      Ты не плачь, краса-красавица,
      Вода и так солёная.
 

Дождик
(1945)

 
      Дождик мелкий, дождик частый,
      Дождь на солнце светится.
      Хорошо с тобой сейчас бы
      На крылечке встретиться.
 
 
      Чтоб крылечко было узко —
      Негде падать ядрышку —
      Чтоб с моей хорошей, русой
      Постоять нам рядышком.
 
 
      Чтоб от тяжести такой
      То крылечко скрипнуло,
      Чтоб обнять её рукой,
      А она б не вскрикнула.
 
 
      Если даст себя обнять,
      Золотая, славная, —
      Дождик может перестать…
      Дождик тут – не главное.
 

*Улыбнись мне, родная, отбросим*
(1946)

 
      Улыбнись мне, родная, отбросим
      Всё, что радость мешает встречать,
      Завтра может угрюмая осень
      К нам в окошко рукой постучать.
 
 
      А сегодня и солнце высоко,
      И малиновый вечер хорош,
      Наливаются яблоки соком,
      И, как море, волнуется рожь.
 

Пришёл солдат с войны домой
(1946)

 
      Пришёл солдат с войны домой —
      и сразу – за дела.
      Коня очистил добела,
      Сводил на водопой.
      Лишь вспыхнул розовый огонь
      Заката за бугром,
      Запела венская гармонь,
      Но дело тут не в том.
 
 
      На зорьке он ушёл в поля
      И слушал за рекой,
      Как дышит ровно и лёгко
      Весенняя земля.
      Потом с учительницей он,
      Как будто век знаком,
      Смотрел на звёздный небосклон,
      Но дело тут не в том.
 
 
      Глядишь, и свадьба весела
      Под осень подошла.
      На ней гуляло досветла
      Не менее села.
      Его поздравили друзья,
      Но дело тут не в том.
      Ведь в ту учительницу я
      Три года был влюблён.
      Так вот тут дело в чём!
 

Наговоры
(1946)

 
      Говорят, души не чает
      В пареньке голубушка.
      Каждый день его встречает
      Возле дома Любушка.
 
 
      Ничего я в том не вижу —
      Мне ль махать косыночкой?..
      Просто возле дома Миши
      Пролегла тропиночка.
 
 
      Говорят, когда иду я
      По мосту тесовому,
      Непременно попаду я
      На глаза бедовому.
 
 
      Как не встретить дорогого
      На пути у мостика,
      Коль до мостика другого
      Вёрст пятнадцать с хвостиком?
 
 
      Говорят, что нас видали
      Рядом на скамеечке,
      Но ведь мы не целовались —
      Просто грызли семечки.
 
 
      Говорят, что мы сидели
      Три часа, не менее
      Ну, уж это, в самом деле
      Недоразумение.
 

Земляки
(1948)

 
      На весёлом, на шумном празднике
      Я встречаю друзей своих.
      – Ничего, что ты не из Вязников,
      Уважаю я костромских.
 
 
      Путь нелёгкий у нас за плечами —
      От Москвы и до Шпрее-реки.
      В бой ходившие однополчане —
      Это больше, чем земляки.
 
 
      Помнишь, нас за кордоном спросили:
      – Вы откуда пришли, друзья?
      – Мы из нашей Советской России,
      Братья мы, мы её сыновья.
      – Земляки, – гордо мы отвечали, —
      По своей необъятной стране,
      По родству мы однополчане,
      Вместе выросшие на войне…
 
 
      Мы сегодня пируем на празднике,
      Только вот, доложу я, беда:
      Городок, что над Клязьмою, Вязники
      Ты не видывал никогда.
 
 
      Там сейчас, улыбаясь, наверно,
      Рыболовы идут с реки.
      Там на фабрике Профинтерна
      Шустро бегают челноки.
 
 
      Там в цвету вязниковские вишни
      (Что за запах цветенья окрест!),
      Лёгкий ветер доносит чуть слышно
      Вальс, что клубный играет оркестр.
 
 
      В огородах за строгим порядком
      Из скворешен следят скворцы.
      Спят под листиками на грядках
      Вязниковские огурцы.
 
 
      А за городом бредит рожью,
      Наливным, золотым зерном,
      Непоседливый дядя Серёжа —
      Замечательный агроном.
 
 
      Там под липами, в старом доме,
      Я родился в голодном году,
      Там навек полюбил я гармони,
      Соловьёв и берёз красоту.
 
 
      В путь далёкий ты проводил меня,
      Край любимый мой, как ты хорош!
      Долети моя песнь до Владимира,
      А оттуда дорогу найдёшь.
 
 
      На весёлом, на шумном празднике
      Дружба – в каждом пожатье руки.
      Ничего, что ты не из Вязников,
      По Отечеству мы земляки.
 

Знатный слесарь
(1948)

 
      Мимо рощи, мимо леса,
      Мимо быстрого ручья
      Шёл весьма известный слесарь
      Это, значит, братцы, я.
 
 
      Люди спросят гармониста,
      Слыша песенку мою:
      – Кто поёт так голосисто?
      Ну, а это – я пою.
 
 
      Нет приглядней и нарядней
      Парня в нашей стороне.
      Люди кланяются парню —
      Это, значит, братцы, мне.
 
 
      Ходит шёпот по народу:
      – На работу парень смел.
      Пятилетку за два года
      Перевыполнить сумел.
      И народ не удивился,
      Каждый сам себе сказал:
      – Он в ремесленном учился,
      Знатным слесарем он стал.
 
 
      Мы на слово верим песне.
      Мы живём и дружим с ней.
      В нашей славной и чудесной,
      Замечательной стране.
 

Просьба
(1948)

 
      Домик ваш одноэтажный
      Опоясали ручьи.
      По дороге ходят важно
      Похудевшие грачи.
 
 
      Всё, как прежде, в вашем доме,
      До малейших пустяков.
      На столе – раскрытый томик
      Вам подаренных стихов.
      А на стареньком рояле…
      Что за поза! Что за вид!
      Посмотрите, не моя ли
      Фотография стоит?
 
 
      Ей давно уж тут не место.
      Не скрывайте, знаю я, —
      Вы теперь уже невеста,
      К сожаленью, не моя.
 
 
      К вам приходит каждый вечер
      Замечательный жених.
      Он такие знает речи,
      Что куда мне против них!
 
 
      Я ж приеду и уеду,
      Улечу на край земли…
      И не надо, чтобы следом
      Телеграммы ваши шли.
 
 
      Не пишите мне. Не надо.
      Я прошу вас об одном —
      Чтоб к берёзе, у ограды,
      Не ходили с женихом.
 

Малое Петрино
(1950)

 
      Стою, как мальчишка, под тополями.
      Вишни осыпались, отцвели.
      Багряное солнце вдали, за полями,
      Коснулось родимой моей земли.
      Вечер. Свежо. А в садах, не смолкая,
      Соревнуются соловьи.
      Важных грачей пролетевшая стая
      Мирно уселась в гнёзда свои.
      Молчат петухи. Не мычат коровы.
      Мамаши ведут по домам ребят.
      Только где-то у дома Штарёвых
      Галки поссорились и галдят.
      Ночь наступила, луна покатилась
      По косогорам в луга, в поля.
      А в доме напротив над книгой склонилась
      Русая девушка – песня моя.
      Ах, до чего она стала красивой —
      Ни в сказке сказать, ни пером описать.
      Танечка! Таня! Татьяна Васильевна!
      Я и не знаю, как вас назвать.
      Вы выходите утром из дома,
      В руках – тетради и чертежи.
      И, словно как в детстве, знакомо-знакомо
      Над вашим домом летают стрижи.
      У вас государственный нынче экзамен,
      Светится гордость в глазах озорных.
      А я восхищёнными вижу глазами
      Русую девушку песен моих.
      Не был я в жизни ни скрытным, ни ветреным,
      Песни я пел, ничего не тая.
      Милое, милое Малое Петрино!
      Детство моё! Юность моя!
      Стою, как мальчишка, под тополями.
      Вишни осыпались, отцвели.
      Багряное солнце вдали, за полями,
      Вновь коснулось моей земли.
 

Владимирка
(1950)

 
      Стой, шофер! Открывай кабину!
      Сердце радо родным местам.
      Здесь известную всем картину
      гениальный писал Левитан.
     …Бесконечное русское поле.
      Солнцем выжженная трава.
      У ромашки от скорбной доли
      наклонилась к земле голова.
      И по этой равнине убогой
      раскалённая добела
      арестантская горе-дорога
      на картине его легла.
      Нет! «Владимирка» не такая,
      не в пожухлых цветах и тоске:
      рожь к её подступает краю —
      сорок зерён в одном колоске.
      Проплывают вдали комбайны,
      сытным злаком набив зобы,
      и уходят в простор бескрайний,
      осторожно шагая, столбы.
      Но художник здесь видел другое…
      Где-то в синем просторе дорог
      колокольчик звенит под дугою,
      словно в поле дубок одинок.
      Кто там едет дорогой печальной
      и о ком так скорбит бубенец?
      Может, это писатель опальный?
      Может, спившийся на смерть купец?
      Путь безрадостный, слёзный, долгий
      не считая пройти за труд,
      души страждущие – богомолки
      в храмы древние здесь бредут.
      Костылями стуча в селеньях,
      исчезают они во мгле,
      чтоб спросить в небесах спасенья,
      коль отказано в нём на земле.
      Под ногами земля, как пепел,
      и морщинистый след в пыли.
      Здесь колодников звонкие цепи
      трижды проклятый путь мели.
      Нет! «Владимирка» не такая!..
      С горизонтом сливаясь вдали,
      низко кланяется золотая
      рожь хозяевам этой земли.
      По сверкающему асфальту
      мчат машины. – Посторонись!
      На полуторке звонким альтом
      про Катюшу поёт гармонист.
      Из какого же он колхоза?
      Может, едет на праздник к нам?
      И под музыку пляшут берёзы,
      взявшись за руки, по сторонам.
      Пусть же новый напишет художник
      вновь Владимирку нашу так,
      словно век животворный дождик
      орошал этот древний тракт.
      И чтоб каждый на ней заметил, —
      впереди, украшая пейзаж,
      в город едет на нашей «Победе»
      председатель колхоза наш.