Текст книги "«Серебряная кошка», или Путешествие по Америке"

Автор книги: Алексей Аджубей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

Деньги не пахнут! Перед приездом делегации в Феникс с провокационной речью в городе выступил «неизвестный», выдававший себя за советского журналиста. Впрочем, история эта настолько «своеобразна», что стоит привести полностью заметку, опубликованную в «Феникс газетт»:

«Как это видно из статей и писем, опубликованных в нашей газете в последние несколько недель, визит русских журналистов, находящихся сейчас в Фениксе, не находится целиком в том духе гостеприимства, который традиционно считается западным и американским. Мы живем не в том мире – с его безопасностью и сердечностью, – который существовал раньше, до того, как бомбардировщик дальнего действия и ядерные бомбы заставили всех нас теснее прижаться к зеленой траве. От приветствий «Добро пожаловать, чужестранец!» воздержались в данном случае те люди, которые обычно являются прекрасными хозяевами.

Возьмем для примера Ассоциацию закупочных агентов штата Аризона, которая собралась в Кулидже в пятницу на позапрошлой неделе на общее собрание феникского и туксонского отделений. Эд Зиглер, владелец конторы по снабжению предметами ухода за домами в Фениксе и руководитель программы местного клуба, организовал выступление одного русского оратора. Было объявлено, что один из прибывающих к нам русских журналистов сумел прилететь раньше других для того, чтобы произнести эту речь. Дик Индерледен, представитель авиакомпании TBA, доставил Алрока Тотелова из Феникса в Кулидж для того, чтобы он выступил перед закупочными агентами. Индерледен сообщил, что русский прилетел сюда из Калифорнии на самолете TBA.

Перед своим выступлением мистер Тотелов позировал фотографам вместе с Гарольдом Бренном – кулиджским издателем, Индерледеном и Полем Марксом – закупочным агентом.

Мистер Индерледен, представляя гостя, объяснил, что русский писатель не говорит и не понимает по-английски, но что он имеет подготовленный текст речи и привез с собой ее английский перевод, написанный одним из других журналистов. По ходу выступления оратора на русском языке Индерледен должен был читать соответствующий английский текст.

На хозяев нападают: Гость резко критиковал методы американского бизнеса и оскорбил закупочных агентов, обратившись к ним скорее как к клеркам, а не как к представителям фирм. Оратор заявил, что в американской практике ведения хозяйства процветают расточительство, излишества и незаконность.

Мистер Тотелов указал, что американскому бизнесу не хватает дисциплины, которая, по его словам, делает русскую систему более эффективной. Он беззастенчиво расхваливал социализм и высмеивал систему свободного предпринимательства. Он критиковал также американских женщин за их вялость и безжизненность, открыто осуждая их жизнь в роскоши в противоположность мужскому труду, требующемуся от русских женщин. По мере того как он монотонно читал свою речь, показывая поверхностное знание американского бизнеса, но черня его как упадочный и прогнивший, из задней части комнаты стали раздаваться свисты. Некоторые закупочные агенты пытались остановить это неучтивое поведение своих коллег, но не могли прекратить протесты.

Но речь была неожиданно прервана, когда на собрание явились два помощника шерифа графства Пинал и заявили, что они пришли арестовать мистера Тотелова как самозванца. На собрании поднялся невообразимый гвалт, когда объявили, что Тотелов – это в действительности Эль Потэ, адвокат из Феникса.

Потэ специально отрастил на этот случай усы, выучил примерно двадцать русских слов, которые он повторял в своей речи в бесчисленном множестве комбинаций. В течение своего более чем двухчасового пребывания среди закупочных агентов он не произнес ни единого слова, кроме русских слов. Он сохранял строгую мину, без улыбки, даже когда присутствовавшие делали унизительные замечания относительно его внешности, манер и предполагаемого происхождения. Человека два из членов ассоциации, не посвященных в шутку, ехали вместе с Потэ из Феникса в Кулидж. Несколько других лиц из числа присутствовавших встречалось с ним раньше, но никто не узнал его в ходе этого трюка».

А что, если бы мы не собрались лететь в Феникс?! Так и прошла бы безнаказанно гнусная проделка тех, кто хочет посеять вражду между советским и американским народами…

Годовщину Великого Октября нам пришлось встречать в Фениксе – в далеком городе на чужой земле. Было душно и жарко в ночь под 7 ноября. Крупные звезды отражались в воде бассейна. Остролистые пальмы во дворике гостиницы, подсвеченные цветными лампами, напоминали театральную декорацию. А возле гостиницы, как плохие и дешевые актеры, орали и свистели бежавшие в годы войны из нашей страны предатели. Они бесновались несколько часов, а потом все, как по команде, удалились. Они пробыли возле гостиницы ровно столько времени, за сколько им было заплачено.

ПЛОХАЯ ПОГОДА В ВАШИНГТОНЕ

Почти всю поездку по Америке нам сопутствовала ясная, солнечная погода. Вашингтон же встретил нас густым туманом, дождем и сильным, порывистым ветром. Самолет кружил над городом минут сорок и вынужден был садиться вслепую, по приборам. Как заметил один вашингтонский репортер: «Погода соответствовала встрече, которую оказали русским официальные лица». В этом была доля справедливости. Говоря проще, в Вашингтоне мы лицом к лицу столкнулись с теми, кто девять месяцев не выдавал нам виз, с теми, кто изо всех сил «роет миру могилу», как поется в одной хорошей песне.

Началось все с того, что нам отказались продлить срок пребывания в Америке на пять дней – разрешили задержаться только на три дня с условием «покинуть США не позже 18 ноября». Перед началом поездки мы разослали несколько телеграмм высокопоставленным лицам в Вашингтоне с просьбой принять нас и ответить на ряд вопросов, волнующих советскую общественность. И что же? Все они отказались дать интервью, сославшись на занятость. Было понятно, почему «не нашлось времени» для советских журналистов.

Для нас были организованы беседы со второстепенными лицами. Первое интервью дал судья Уильям Дуглас. Внешне он невыразительный старикашка, с узенькими сухими губками, блеклыми, чуть испуганными глазами. Дуглас путешествовал по нашей стране, в журнале «Огонек» было помещено его интервью, в котором судья высоко отзывался об успехах Советской страны. Анатолий Софронов, как представитель этого журнала в нашей группе, прежде всего поинтересовался, получил ли Дуглас номер журнала со своим материалом?

– А я, – Дуглас заметно нервничал, – в СССР вообще не встречался с прессой.

– Как же так, вы запамятовали, господин судья, – возразили ему мы. – Вас интервьюировали не раз, и всюду вы весьма охотно делились своими впечатлениями.

Никто из нашей семерки не понимал, что творится с судьей. Почему старичок так изворачивается? Спрашиваем у судьи для уточнения:

– Как вам понравилась поездка по СССР?

Молчание.

Повторяем вопрос.

– Не скажу я вам этого. У меня путаница в голове.

– Но ведь вы такой опытный путешественник, книги пишете.

– Я не знаю русского языка.

– Многие из нас не знают английского и все-таки смело и честно, если хотите, прямо сейчас ответят на вопросы о США.

– Я мог ездить по СССР, куда хотел. Ваши люди дружественно настроены к американцам.

И судья вновь замолчал.

Ушли мы из мрачного здания верховного суда США, не понимая, что за беда приключилась с судьей Дугласом. Только вернувшись на Родину и прочитав его наглое и лживое заявление о поездке в СССР, поняли: старичок сгорал со стыда. Впрочем, стыд он потерял давно. Но даже бессовестному человеку иногда неловко глядеть в глаза тому, о ком сегодня он говорит одно, а завтра другое.

Гадкий хлеб у лжецов и провокаторов! Судья Дуглас разоблачил себя как человек, которому ненавистны добрые отношения между народами, как человек, насквозь пропитанный ядом войны. Он и сейчас вовсю призывает к подрыву равноправных, нормальных отношений между народами; он хочет командовать народами, размахивая водородной бомбой. Уж не стремится ли Дуглас сменить тогу судьи на мундир бесноватого генерала-поджигателя? Если бы мы успели прочитать статейки Дугласа до встречи с ним, мы бы задали ему такой вопрос. Интересно, что бы ответил судья?

Поскольку программа нашего пребывания в Вашингтоне оказалось незаполненной, решено было отправиться в Маунтвернон, в домик Джорджа Вашингтона.

Но сначала несколько слов о городе Вашингтоне. Он стоит особняком среди других американских городов. Столица Соединенных Штатов как бы оградила себя от тревог и волнений страны. В городе запрещено строить фабрики и заводы. Здесь живет около миллиона человек. Большей частью это служащие многочисленных государственных учреждений, военные, дипломаты, преуспевающие бизнесмены, представители богатых фирм и корпораций. По американской статистике, в годы второй мировой войны в Вашингтоне было триста тысяч чиновников.

«Остальное» население, как выразились сопровождающие нас господа, занимается обслуживанием деловой публики. Это заметно. Пенсильвания-авеню – зеленая, роскошная улица чиновников, а окраины города с жалкими, покосившимися лачугами отведены для бедняков. По закону, жители Вашингтона лишены избирательных прав, они не участвуют в выборах президента, конгресса, городского управления. И опять-таки тем, кто имеет дома на Пенсильвания-авеню, «лишение гражданских прав» не приносит никакого ущерба; они в состоянии использовать свое право в других местах Штатов; об «остальном» населении власти заботятся мало.

После сильного ветра и дождя в городе начался листопад. Золотисто-красные листья устилали мостовые и тротуары. В эти часы по-особому красив городской парк Рок-криг, в котором с мелодичным шуршанием сыплет золотой дождь. Мы попадаем в центр города, где высятся выточенные из белого камня памятники-обелиски Линкольну и Вашингтону, едем по набережной полноводной, одетой в гранит реки Потомак. Хозяева не преминули провезти нас мимо Пентагона, где размещаются главные военные ведомства США, – громадного здания в форме пятигранника; отсюда и его название. Напротив Пентагона – Арлингтонское военное кладбище. Недурное соседство!

В Пентагоне несметное число комнат (на тридцать пять тысяч человек), залов, коридоров, переходов. Существует, и нам не без иронии рассказали его, такой анекдот. Почтальон принес в Пентагон почту и заблудился там. Ходил, бродил по комнатам десять дней, а вышел из Пентагона… полковником.

Почтальону от этого, как говорится, только жалованье выше, а каково будущим подчиненным! Во всяком случае, этот анекдот не рассказывают тем, к кому обращены написанные на больших щитах призывы: «Стой! Если хочешь жить, ни о чем не думая, записывайся в армию Соединенных Штатов».

За городом, по настойчивому приглашению Френка Клукхона, мы остановились возле одноэтажного коттеджа мистера Джона Адамса. Он, как и Френк, – паблик рилейшен мен. Новая и своеобразная специальность в Америке. В переводе, как уже говорилось выше, паблик рилейшен мен – человек, поддерживающий взаимоотношения. Но понятие это куда шире. Миллионеры, кинозвезды, политические боссы, представительные фирмы, киностудии обращаются к услугам таких людей. Они принимают их гостей, показывают страну, доносят до хозяев «мнение общества» по самому широкому кругу вопросов.

Мистер Адамс объявил себя первоклассным стрелком и, желая, видимо, припугнуть нас, предложил выбить папиросу изо рта любого. Предупредив хозяина, что на обратном пути непременно заедем испытать его меткость, мы тронулись дальше, в Маунтвернон.

Двухэтажный Белый дом Вашингтона стоит на высоком берегу реки Потомак. Посыпанные желтым песком аллеи уводят в парк, где в тени вековых лип сооружен из красных кирпичей мавзолей Вашингтона.

Нам рассказывают, что имение Вашингтона было значительно обширнее нынешней территории музея: к нему примыкали плантации, на которых трудились сотни черных и цветных рабов.

Экспозиция музея рассчитана на то, чтобы дать, представление лишь о личной жизни выдающегося государственного деятеля. Походный сундук с выбитыми на нем цифрами «1775 г.», кровать, на которой умер Вашингтон, небольшой письменный столик, кресла и диваны в гостиной, несколько гравюр, зеркала да керосиновые лампы – вот все, что предлагается вниманию. Посетитель не выносит из дома никаких серьезных и глубоких впечатлений. А между тем Джордж Вашингтон – сложная и своеобразная фигура в американской истории. Главнокомандующий войск колонистов во времена борьбы североамериканских колоний Англии за независимость, первый президент США в 1789–1797 годах, он поддерживал народные массы в их действиях против колонизаторов и оставался наряду с этим сыном своего класса – плантатором и крупным буржуа.

Но сейчас, когда американские правящие круги сами выступают как представители замаскированного лицемерными фразами колониализма, не в их выгоде подчеркивать, что в свое время народ Америки поднимался на войну против иноземных поработителей и что во главе восставших стоял Джордж Вашингтон.

Все есть в Америке: и город, носящий имя Вашингтона, и памятники в его честь. Однако мы судим о традициях не по торжественным словам и не по тому, сколько тонн бронзы и камня отпущено на монументы. Кое-кому выгодно забыть, что Вашингтон стоял во главе армии народа. Зато помнят, что позже тот же Вашингтон возглавил расправу над восставшими народными массами, требовавшими лучшей жизни, обещанной во время войны.

Мы молча стояли у могилы, отдавая долг Вашингтону – солдату и генералу. А по дорожке подходили к мавзолею все новые и новые посетители. О чем думали они, стоя возле белой мраморной плиты?..

На обратном пути заехали к мистеру Адамсу проверить его меткость. Прежде чем один из нас встанет с папиросой под пистолет, решили дать Адамсу три выстрела на пристрелку, естественно – по «неживой мишени». И он все три раза промахнулся. Адамс долго извинялся перед нашим товарищем, изо рта которого должен был выбить папиросу. А мы уезжали довольные. «Фокус с запугиванием русских журналистов не удался», – шутили на следующий день вашингтонские репортеры.

Не удался и еще один фокус.

Нам показывали здание сената Соединенных Штатов. Вместе с другими экскурсантами брели мы по его коридорам, уставленным мраморными, бронзовыми, гранитными скульптурами президентов. Неожиданно наш спутник г-н Глен предложил встретиться с сенатором О'Махони. Мы отказались, ответив, что у нас нет никаких вопросов к этому сенатору.

Г-н Глен сделал виноватые, просящие глаза:

– Все уже условлено, сенатор ждет вас.

– Но мы никого не просили об этом.

– Зато просил сенатор.

– Передайте ему, что делегация условилась о другой встрече.

Чувствовалось, что готовится нечистая проделка, но отказываться дольше было невозможно.

В кабинете сенатора никого не оказалось.

Но только мы собрались уйти, как в комнату не вошел, а скорее вбежал какой-то взлохмаченный господин.

– Это они? – бросил он на ходу секретарше.

И с привычной для говоруна легкостью сенатор начал выкрикивать:

– Вы хотели встречи со мной?.. Но кто вы? Представляете ли вы свободную прессу? Пишете ли вы, что думаете? Я всю жизнь пишу и говорю, что думаю. Я…

Борис Полевой перебил сенатора:

– Во-первых, здравствуйте…

Борис Изаков прибавил по-английски:

– …как принято начинать знакомство в цивилизованном обществе.

– Я должен сказать, что ваши газеты… – несся дальше О'Махони.

– А вы читали советские газеты? – снова вставил реплику Борис Изаков.

– Нет, я никогда их не видел…

– А часто вы говорите так громко о том, чего не знаете?

– В нашей конституции записано о свободе печати в Америке…

– Читали ли вы Советскую Конституцию?

– Нет, я никогда ее не читал…

Остановить сенатора было невозможно. Он «зашелся» и болтал, не переводя духа, об «американской свободе», об «угрозе коммунизма» и еще о чем-то, что не запомнилось, поскольку было слишком общеизвестным. Хором, чтобы сенатор услышал, мы крикнули:

– Гуд бай!

– Постойте! – будто перевернулся с головы на ноги сенатор. – Здравствуйте.

Минут пять до этого его дергала за рукав секретарша и все шептала:

– Мистер, придите в себя, ну, мистер…

– Здравствуйте, – повторил О'Махони, но мы были уже за дверью и там громко рассмеялись. Представьте, с нами смеялись и некоторые американские репортеры.

– Это он, – сказал один из репортеров, – хочет стать популярным. Выборы. Один раз его уже провалили, потому что ничего о нем не слышали, вот сенатор и подает голос.

За день до встречи с О'Махони этот репортер спросил, откуда берутся в «Крокодиле» материалы для карикатур на зарубежные темы? С условием, что ответ происходит в присутствии «черной кошки», мы, выйдя из здания сената, кивнули в сторону окон кабинета О'Махони. Только потому, что репортер не сдержался и написал об этом в своей газете, я тоже открываю, как говорится, секрет производства.

Дни пребывания в Вашингтоне подходили к концу. Был близок отлет на Родину. И как бы холодно ни прощалась с нами «официальная Америка», в наших впечатлениях главенствовали не встречи с болтливым сенатором и бесчестным судьей. Помню, студия вашингтонского телевидения устроила в воскресный день передачу диспута между американскими и советскими журналистами. За П-образным столом собралось пятнадцать человек. Обычно в студию приглашают зрителей, чтобы передачи шли более живо. На этот раз встретиться с советскими журналистами, послушать их пришло очень много юношей и девушек. Они заполнили все места, проходы, забрались на подставки для аппаратуры. Как только кончилась передача, продолжавшаяся более получаса, передача, которую смотрели пять миллионов американцев, молодежь начала второй – горячий, дружеский диспут. Он свидетельствовал об огромном желании простых людей Америки узнать правду о нашей жизни.

В этом мы убедились и на следующем собрании. На этот раз диспут шел в национальном прессклубе и в зале сидело около пятисот вашингтонских журналистов. Глядя на присутствующих, мы встречались, конечно, и с глазами злыми и с глазами равнодушными. Публика, сидевшая перед нами, в основной своей части была предубежденной и злобствующей. Борис Изаков прочел заявление делегации. В нем мы делились своими первыми впечатлениями, говорили о том, что понравилось и что не понравилось нам в Америке. Даже среди такой вот публики нашлось немало журналистов, которые аплодировали метким ответам делегатов.

В заключение советская делегация предложила учредить премию журналисту за статьи, способствующие лучшему взаимопониманию между СССР и США. Премия – поездка по стране. Руководители прессклуба обещали подумать. Нужна была консультация с «инстанциями». Ответа от вашингтонского прессклуба мы не получили и по сей день. Почему? Может быть, внесет некоторую ясность в этот вопрос наш визит к г-ну Мэрфи – одному из заместителей Даллеса.

Вот краткая запись беседы:

– Как господин Мэрфи относится к обмену делегациями?

– В целом «за», но… иногда это подрывает безопасность.

– Вы считаете, что Ойстрах и Гилельс подорвали вашу безопасность?

– У нас в СССР хорошо заботятся о безопасности, но мы не боимся пускать в страну иностранцев и не считаем, что «Порги и Бесс» подорвет нашу мощь.

– Но в СССР нет демобилизации.

– Недавно из Советских Вооруженных Сил демобилизовано шестьсот сорок тысяч человек.

– Но у вас есть Коминформ. Распустите его.

– А почему вы не распускаете советы капиталистов да еще тратите сто миллионов долларов на оплату шпионов?

Некоторая заминка.

– Так как же все-таки с обменом делегациями, господин Мэрфи?

Не буду затруднять читателя дальнейшим описанием разговора с Мэрфи. Он хотел уйти от прямого ответа. Но факты – упрямая вещь. Недавно в наших газетах появилось сообщение еще об одном отказе американцев выдать визы советским людям – специалистам по строительству дорог, приглашенным американскими коллегами. Не потому ли молчит и вашингтонский прессклуб? Правда, после предложения об установлении премий в американских газетах появились некоторые сообщения довольно странного характера: американец, получивший премию – поездку по СССР, будет поставлен в США в… «неловкое положение», «поскольку его деятельность будет одобрена русскими». Ай-ай-ай! И это после стольких слов о «свободе американской печати»!..

И все-таки не хочется делать грустных выводов. Можно отказать в визах раз, другой, третий, подговорить еще пять сенаторов произнести какую-нибудь глупую речь, подкупить очередного судью, и он быстренько сменит свои взгляды. Можно! Но политика правды, равноправия народов, политика мира и взаимопонимания будет и впредь привлекать умы миллионов, в том числе и умы миллионов американцев. Сегодня больше, чем вчера, а завтра больше, чем сегодня, американцы будут видеть, что народы Советского Союза, занятые грандиозной стройкой, не хотят войны.

Когда делегация покидала Вашингтон, погода снова была не блестящей. Висел туман, хмурилось небо. Можно было бы закончить словами: погода соответствовала настроению некоторых официальных американских лиц, провожавших нас. Но погода отнюдь не соответствовала нашему настроению: оно было превосходным, поскольку известно – тучи проходят, а солнце остается.