Текст книги "Черный хрусталь"

Автор книги: Алексей Бессонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Ты еще не одет?

Я покраснел и отправился наверх натягивать броню. Дневная жара уже спала, с моря дул сильный прохладный ветер. Мы выехали за ворота, и девушка легонько ударила свою лошадь плетеным кнутиком, который держала в левой руке. Через полчаса мы выехали на длинную прямую улицу, застроенную лавками морских товаров, и впереди я увидел мачты. Улица вывела нас на набережную. Здесь, у высокой каменной стенки, стояли десятки различных кораблей – пузатые торговые каракки, пришедшие из Гайтании и других северных стран, с которыми Шахрисар старался поддерживать видимость дружеских отношений, большой трехмачтовый корабль с двумя орудийными палубами, множество бригантин и простых рыбачьих шхун. Здесь пахло смолой, рыбой и пряностями, которые грузились на корабли северных купцов. Здесь шлялись матросы самых разных стран – некоторые, собравшись небольшими компаниями, пускали по кругу бочонки с вином или пивом, другие толковали о чем-то с торговцами, среди которых резко выделялись местные купцы, в броне и с неизменными короткими мечами на поясах. Мне казалось странным, что мало кто из них носит с собой огнестрельное оружие, и я спросил об этом Уту – ведь у меня на родине, стремясь обеспечить себе защиту, человек полагается не столько на клинок, сколько на пистолет – а лучше на пару.

– Они не слишком любят стрельбу, эти вояки, – улыбнулась девушка. – У них есть что-то вроде кодекса чести: человека с мушкетом здесь презирают.

– Тогда их скоро завоюют варвары, – хмыкнул я. – А Саския и все остальные не забудут оторвать свой кусок.

– Многие так думают, – согласилась Ута. – Но никто не решается напасть первым.

– Мою несчастную империю тоже боялись – долго… А потом выяснилось, что бояться совершенно нечего: знать труслива, войска обленились и не умеют драться. Когда варвары ударили, они прошли сквозь королевские полки, как нож сквозь масло. Мечами и пиками ничего нельзя сделать против гренадера с ружьем.

Двигаясь вдоль набережной, мы скоро оставили причалы за спиной. Впереди лежал большой морской рынок. Здесь можно было купить все на свете, и торговля не прекращалась ни днем, ни ночью. Мы с Утой оставили коней под присмотром нескольких вооруженных стражников и погрузились в узкие «улочки» торговых рядов. Я с удивлением разглядывал странные переливчатые ткани, разнообразное оружие и утварь, совершенно не похожую на ту, которой я привык пользоваться – а потом мы оказались в рядах, торгующих живым товаром. Ута, морщась, потянула меня назад, но мне было интересно решительно все – и я, оставив ее возле лавки с редкими южными безделушками, шагнул в этот угол рынка, где смеющиеся купцы, завидев прилично одетого юношу, наперебой принялись выталкивать ко мне молоденьких девушек, бесстыдно задирая им юбки и стягивая с груди платья. Я покраснел как рак и приготовился искать пути к отступлению: товар, возможно, был хорош, но я воспитывался в совершенно другой стране и не мог не оторопеть от такого цинизма.

– Нах, нах, – зашипел я шахрисарское «нет» и попятился назад – а в этот миг кто-то резко толкнул меня, я пошатнулся, и на голову мне упал то ли плотный платок, то ли мешок.

Все мои страхи, связанные с опасностью быть плененным, ожили, заставив меня отчаянно заверещать. Руки, еще свободные, судорожно зашарили по поясу, вот правая нашупала курки пистолета – я уже чувствовал, что меня куда-то тянут, сильный удар по колену едва не сбил меня с ног – и я, подняв пистолет на уровень живота, разрядил оба ствола. В ответ раздался отчаянный крик, перемешанный с чьми-то возмущенными воплями. Воспользовавшись тем, что руки моего противника разжались, я вывернулся из мешка. Передо мной корчился в луже собственной крови низкорослый темнокожий мужчина в какой-то серой хламиде. Пули выворотили ему кишки, и он сучил ногами, пытаясь всунуть их обратно, – а рядом с ним, подняв кривые сабли, стояли еще двое, одетые как моряки из северных стран, в темные холщовые куртки и полосатые юбки. На них, крича и размахивая своими короткими клинками, готовились напасть купцы из соседних лавок. Увидев, что я свободен и поняв, что сейчас загремит и второй пистолет, один из матросов развернулся ко мне. Взмах! – но отчаяние и ужас сделали меня куда проворней, чем обычно, и сабля лишь скользнула по броне, разрезав мне левый рукав куртки: свой меч я выхватить не успел, потому что откуда-то сбоку вдруг налетел сверкающий металлический вихрь.

Еще не понимая, что явилось моим спасением, я смотрел, как Ута, заставив купцов восхищенно отшатнуться в сторону, рубит странных моряков с саблями. Ее короткие, бритвенно острые палаши сверкнули подобно молнии, и вот один из нападавших беззвучно осел на грязные рыночные плиты с разрубленным лицом, а второй, ударившийся в бегство, рухнул, получив укол под левую лопатку. Купцы издали слитный восторженный рев. Не обращая на них никакого внимания, Ута нагнулась и, не боясь испачкать в крови пальцы, зашарила на груди первого из своих противников.

– Бежим! – крикнула она мне, сорвав что-то с его шеи.

И мы припустили по тесным улочкам рынка.

Стражники, увидев кровь на нашей одежде, что-то залопотали, но Ута прикрикнула на них, швырнула пару золотых и легко взлетела в седло. Я последовал ее примеру: страх сделал меня не только подвижным, но и сильным. Задыхаясь, я промчался через добрую половину (как мне тогда казалось) Шаркума и пришел в себя лишь тогда, когда девушка остановила свою лошадь на какой-то захолустной улице.

– Разве рашеры, – прохрипел я, – торгуют рабами? Зачем им… я? Да еще и, ты видела – купцы, они ведь хотели меня защитить…

– Благодари свои пистолеты! – огрызнулась Ута, яростно стягивая с ладоней окровавленные перчатки. – Это были не просто рашеры. Только сумасшедший кхуман мог наброситься на тебя посреди базара. Пусть Эйно решает, зачем ты был им нужен, – а нам надо убираться отсюда!

– Кто такие кхуманы? – застонал я в отчаянии. – Сколько можно этих загадок?! Меня чуть не убили, а ты…

– Тебя хотели взять живьем! – рявкнула Ута. – Вперед!

И тут я вспомнил грязного мальчишку, смотревшего на меня в сером сумраке узенького переулка. Этот же мальчишка, только уже переодетый в чистую и вполне приличную шахрисарскую одежду, попался мне на глаза, когда я входил в квартал работорговцев. Я не узнал его – но теперь, когда его лицо встало перед моим мысленным взором, как живое, я готов был поклясться – это был он. И он следил за мной!

Ута пнула свою лошадь пятками, и мы понеслись вперед. И я почти тотчас ощутил боль. Сабля моего неудавшегося похитителя, прорезав толстую кожу куртки, вспорола мне руку. Зажав повод в левом кулаке, я попытался отогнуть края разреза, чтобы посмотреть на рану, и громко застонал. Такая рана вряд ли могла быть опасной, но боль она причиняла адскую. Пальцы сжимались и разжимались нормально, онемения пока не было, значит, это была всего лишь царапина. Я сплюнул от злости и пожалел, что не успел выхватить второй пистолет. Но Ута, конечно, была права, меня спас именно этот отчаянный слепой выстрел. Неизвестно, стали бы купцы отбивать меня у трех вооруженных людей. Конечно, им, наверное, дорог порядок, да еще и в таком месте, но вряд ли они кинулись бы рисковать жизнью из-за незнакомого им паренька. А северяне действовали решительно и быстро, явно зная, что и для чего они делают.

Но боги, зачем я мог понадобиться этим загадочным кхуманам?

И почему, наконец, за мной следил этот мальчишка?

Скорее всего, сказал я себе, между ним и похитителями была связь. Выждав, когда я покину дом рыботорговца, он навел их на меня. Странно только, почему на рынке – не проще ли было бы напасть на меня в одной из этих каменных нор?

Нет, понял я, не проще.

Хотя бы потому, что меня собирались доставить на какой-то корабль.

Все это я и рассказал Эйно и Иллари, едва закончив бинтовать свою несчастную руку. Эйно долго молчал, и его молчание вывело меня из терпения. Я уже открыл было рот, собираясь обрушиться на него с вопросами, но он опередил меня.

– Они следили за нами. А на тебя бросились потому что… потому что, согласись, – мальчишка, зачем-то потребовавшийся взрослым мужчинам, которые ведут очень серьезный и даже опасный разговор, не может быть просто мальчишкой, верно?

– Но я – не более чем…

– Верно, – перебил он меня. – Но ведь они этого не знали. Ты спрашиваешь, кто такие кхуманы? Пока я могу тебе сказать, что это небольшая, но очень влиятельная секта совершенно сумасшедших фанатиков, плохо понимающих, что именно они делают. Они могут быть чрезвычайно опасны. Видишь ли, Маттер, наш мир вовсе не так прост, как это кажется. Эта планета не всегда принадлежала людям.

– Ну да, – с жаром заявил я, – раньше она принадлежала богам. Потом же с небес спустились демоны, которые привели сюда людей, и люди…

– Ты рассуждаешь почти так же, как эти кретины. Никто сюда никого не приводил. Люди пришли сюда сами. А потом они предпочли забыть, зачем они это сделали…

– Откуда вы это знаете? – отшатнулся я, пораженный такой ересью.

– Я до черта всего знаю. Ты тоже узнаешь, только постепенно. Выпей лучше вина и иди, посиди во дворе. Тебе нужно отдохнуть, а мы хотим сыграть в кости.

Я никогда не видел, чтобы Эйно играл с кем-либо в кости, но его тон звучал настолько повелительно, что спорить я и не подумал. Взяв большой кувшин сладкого вина и блюдо с вафлями, я покорно спустился вниз и засел в беседке. Рука ныла, в голове у меня образовалась совершенно невыносимая каша, и я принялся за вино со всем отчаянием юного пьяницы, поставленного судьбой перед вопросами, на которые некому ответить. Другой на моем месте ударился бы в молитву, но я не видел в том прока – густое, красное, как рубин, вино казалось мне более пригодным средством.

Стакан, другой – и рука стала болеть значительно меньше, но мучившие меня вопросы отступать и не подумали. Что происходит со мной? – спрашивал я себя… еще вчера я жил в поместье моего несчастного отца, штудировал книжки про приключения, кое-как учил языки и искусство врачевания, и вот – приключения стали явью, моя жизнь ежеминутно подвергается смертельной опасности, а знание языков и руки лекаря превратились в мою работу. Работу? Можно ли назвать все это работой? Кто я вообще такой? Мальчишка на борту загадочного пеллийского корсара, посланного в наши края с непонятной миссией, здорово отдающей явной чертовщиной… Кхуманы! Неожиданно я вспомнил довольно древний фолиант, отпечатанный на первых, грубых еще станках, который я нашел в библиотеке нашего провинциального монастыря. Брат-настоятель был так любезен, что позволял мне, совсем еще ребенку, рыться в огромных подвалах, где на сотнях дубовых полок стояли тома богословских трудов, валялись свитки хроник и отчетов о прошедших событиях, – среди всей этой плесени я как-то раз обнаружил книгу, посвященную изуверским сектам Севера.

Она была написана странствующим аскетом, человеком, по всей видимости, очень любознательным и до идиотизма бесстрашным. Ему удалось добраться до самых дальних горных монастырей в стране рашеров и даже побывать в некоторых из них. К сожалению, фактического материала там было немного, так как фанатичный паладин упирал на ереси, язычество и темную сторону веры, – но упоминание о каких-то загадочных сектантах, помешанных на древних демонических реликвиях, мне все же попалось. Сейчас я пожалел, что тогда, устав от бесконечных наставлений по части твердости веры и борьбы с ересями, я даже не стал углубляться в чтение, а поставил старинный фолиант на место. Если б я мог знать, где и как мне придется столкнуться с этими самыми северными мистиками!

Со второго этажа неожиданно шумно скатился уже знакомый мне раб с золотым ошейником. Пробежав на конюшню, он что-то злобно заорал, потом я увидел, как он несется по двору на своем коне, – скрипнули створки ворот, и длинный лошадиный хвост махнул мне на прощанье.

Человек, сказал я себе с грустью, не может знать, как располагают им боги.

Из боковой пристройки появилась Ута с какой-то плошкой в руках.

– Пьешь? – поинтересовалась она, усаживаясь напротив меня.

– Угу, – мрачно отозвался я. – А ты здорово работаешь клинками. Иллари говорил мне, что тебя учил шахрисарский наемник?

– Что-то типа того. Гураз воевал всю жизнь и владел несколькими школами фехтования. Та, которой он учил меня, разрабатывалась специально для женщин моего роста. Жаль, он не смог жить у нас на Островах…

Она бесцеремонно отхлебнула из моего кубка, поморщилась и закинула в рот горсть орехов.

Вероятно, вино все-таки сказало свое слово, и благодаря ему я смог впервые посмотреть на Уту другими глазами. Раньше я как-то не осмеливался останавливать на девушке свой взгляд, считая это бестактным, – сейчас я смотрел на нее и видел светлокожую, сильную и уверенную в себе молодую женщину с довольно резкими чертами лица и посмеивающимися черными глазами, так непохожими на холодные, прозрачные глаза Иллари и Эйно. В Уте горел огонь. Без сомнения, он присутствовал и в них, но мужчины тщательно скрывали свои чувства, почти всегда оставаясь недоступными моему пониманию – даже тогда, когда они смеялись…

– Как ты оказалась у Эйно? – напрямик спросил я.

– Почти так же, как и ты, – усмехнулась Ута. – Только это было довольно давно.

«Давно? – поразился я. – Но тогда… сколько же ей лет?»

Мне казалось, что ошибаться я не мог, – девушка выглядела максимум на пять-шесть лет старше меня. Подумав об этом, я вспомнил об актрисах, умеющих скрывать свой истинный возраст даже в самые интимные моменты. Может быть, она также владела и этим искусством? Но нет, уж слишком юной была ее кожа, и, главное, эти глаза, задорные и в то же время серьезные. И, конечно, на ней не было ни капли белил, румян или пудры – всех тех средств, при помощи которых женщина может ввести в заблуждение не слишком опытного ловеласа. В море румяна продержатся недолго, и все тайное тут же станет явным.

– Эйно… – она немного потянулась и снова приложилась к моему вину. – Эйно собирает свой клан. Он что-то такое знает, наш старый, как мир, Эйно, князь Лоттвиц. Скоро, как он говорит, кое-что в Пеллии поменяется, и тогда он выйдет на сцену во всем своем блеске.

– Я ничего не понял, – признался я.

– Еще бы. Видел бы ты меня, когда его старая «Черепаха» выловила меня в море вблизи Галоттских островов. Я тоже мало что понимала…

– Галоттские острова – это где?

Ута неопределенно взмахнула рукой.

– На другом краю мира. Я плыла со своим отцом на его торговом судне, когда на нас напали Белые Шапки. Корабль сожгли, ну а я… я почти сутки болталась на обломке палубы, пока на горизонте не появилась «Черепаха». Сперва Эйно хотел высадить меня в ближайшем же порту, но потом переменил свое мнение. Я об этом не жалею.

– Кто такие Белые Шапки? – взмолился я. – Хоть об этом ты можешь мне рассказать?

– Про них могу. Сперва, лет сто назад, это было просто разбойничье братство, болтавшееся вокруг архипелагов… Потом у них появился вождь, который сумел объединить под своей рукой целый флот, и они вынудили галоттского царя подписать документ, превращавший Галотту в их вотчину. С тех пор мы бесконечно воюем. Стычки то стихают лет на двадцать, то вспыхивают с новой силой. Пеллия предпринимала уже десять, наверное, карательных экспедиций, даже выжигала дотла их города, но в Галотту бегут висельники из нескольких стран сразу, и все начинается сначала.

– Что-то вроде Шахрисара, – подытожил я. – И что же, никто не может справиться с этой проблемой?

– Шахрисар не опасен, – отмахнулась Ута. – Да, они воинственны, да, они готовы драться с кем угодно, но постепенно и до них начинает доходить, что торговать все-таки выгоднее, чем грабить, по крайней мере, при сложившемся порядке вещей. Сейчас тартуш грабят только слабых. Скоро они перестанут грабить совсем и превратятся в самую мощную торговую империю. А Белые Шапки… понимаешь, тут ведь еще и политика: кое-кому в Пеллии – да и не только в Пеллии, существование Галотты в ее сегодняшнем виде очень даже полезно и выгодно.

– Кажется, до меня доходит, – пробурчал я. – Наверное, королевские чиновники воруют даже за порогом всего сущего.

– Да формально они и не воруют, – возразила с усмешкой девушка, – они только берут у воров взятки. Поэтому Галотта – просто золото… о, в Пеллии все так запутано!

– Типичный разговор лавеллера, – услышал я голос Эйно, неожиданно вышедшего во двор. – Не слушай ее, парень: у них на островах есть национальная идея: лавеллер спит и видит, как он поражает железного пеллийца с тазиком для бритья на голове…

Я недоуменно пожал плечами и вернулся к своему вину. Эйно тем временем вытащил из кармана пистолет весьма необычной конструкции, положил его перед собой на стол и полез в другой карман. Таких пистолетов я еще не видел: сперва я решил, что это какая-то странная двухствольная конструкция, но потом понял, что трубка, которую я сперва принял за нижний ствол, на самом деле предназначена не для стрельбы. К тому же я не видел ничего похожего на замки, только литой крючок сверху причудливо изогнутой рукояти, а еще – скобу с каким-то колечком, закрывавшую собой курок. Не глядя на меня, Эйно извлек из кармана пригоршню латунных цилиндриков с торчавшими из них коническими пулями, в которых я безошибочно узнал пеллийские патроны центрального боя, и, взяв в руки пистолет, принялся ловко запихивать их в трубку через темную выемку на казеннике. Такого я еще не видел! Как же они попадут в ствол? Засунув в трубку с десяток патронов, Эйно положил пистолет на левую ладонь и вставил средний палец правой руки в колечко на скобе. Раз! – скоба разомкнулась, проскочила вдоль оси оружия, и вернулась на место. Тогда Эйно взял со стола еще один патрон и деловито всунул его в выемку, оснащенную, как я успел заметить, защелкой, предохранявшей от пыли и влаги.

– Вот это да, – восхищенно произнес я. – Это что такое?

– «Вулкан» называется, – буднично ответил Эйно. – Их недавно делать начали. Дорогая, в общем-то, штука, но с твоими не сравнишь.

– Я думаю! Одиннадцать раз подряд! А подержать можно?

Пока я разглядывал удивительную пеллийскую машинку, Эйно хлебнул из кувшина и сгреб лишние патроны обратно в карман.

– Давай, – сказал он, протягивая руку. – Вернемся в Пеллию, купишь себе такой же… хоть десять.

В этот момент снова заскрипели ворота, и во двор ворвались Каррик и его золоченый раб. У обоих был взмыленный и озабоченный вид.

– Корабль, – прошипел Каррик, едва спрыгнул с лошади, – в порту был корабль, и он ушел – почти сразу же.

– Не дождался?.. – недоуменно вздернул брови Эйно.

– Нет… купцы девичьих рядов рассказали мне, что там был еще один, четвертый – одетый по-гайтански, но они сразу поняли, что в нем что-то не так: он умчался, едва сдохли те трое.

– Вы не могли их не убить, – скрипнул зубами Эйно, обращаясь к нам с Утой.

– Увы, – она помотала головой. – Я была уверена, что их там не трое, а Маттер – разве он мог не стрелять?

– Н-наверное, мог, – немного пьяно возразил я, но Эйно гневно махнул рукой:

– Хватит! У нас все равно нет времени отслеживать все их ходы. Я должен доложить обо всем Монфору, – теперь он говорил уже с Карриком, – и чем скорее это произойдет, тем лучше. Принимать решение будет он!

Каррик заметно побледнел, и мне показалось, что он испытывает жгучее желание склониться в поклоне.

– Я всегда к услугам его милости, – негромко произнес он.

Часть вторая
Пеллия

Глава 1

Переход через Великий Океан, длившийся почти два с половиной месяца, я провел в постоянной работе. Боцмана гоняли меня по вантам, Перт и Тило обучали основам навигации и сложной науке управления кораблем, а Ута и, реже, Иллари, занимались со мной пеллийским языком – в скором времени я научился сносно читать и погрузился в немалую библиотеку моего предшественника, умершего корабельного доктора.

Очевидно, он был человеком образованным и разносторонним. Среди десятков его книг я обнаружил множество романов, хроники с описаниями различных битв и путешествий, и даже пару научных трудов: один был посвящен астрономии, а второй, что удивило меня больше всего, – традициям пеллийского театра. Его я раскрыл, полистал, и… не стал читать, уж больно непонятными показались мне описания странных правил сценического искусства, принятых в далекой и пока незнакомой мне стране. Позже, конечно, я познакомился с этой книгой поближе…

Тило, знавший карту ветров как свою ладонь, маневрировал столь умело, что за весь переход нам ни разу не пришлось разводить пары: барк уверенно шел под парусами, и тратить драгоценный уголь не было необходимости. В целом переход прошел вполне безмятежно. В Саскии Тило удалось закупить достаточное количество продовольствия, и мрачным предсказаниям Эйно о сухарях с гнилой солониной не суждено было сбыться. И вот, одним поздним вечером, когда я привычно сидел в своей каюте над книгой, меня вызвали на мостик. Задув масляную лампу, я поспешно набросил на плечи куртку и покинул каюту.

Наверху, в ярком свете нескольких больших фонарей, стояли Эйно, Ута и Тило. В руках они держали бокалы – рядом с ними я заметил пару корзин с вином и снедью.

– Маяк! – блестя глазами, возвестил Эйно и протянул мне серебряный бокал. – Впередсмотрящие увидели маяк! Это остров Лаэ… Тило и на этот раз вывел нас домой точно, как по нитке.

Я сразу вспомнил карту, которую изучал в штурманской рубке у старика Тило. Лаэ был большим островом, первым в цепи островов, с которых, собственно, и начиналась Пеллия. Значит, мы наконец прибыли! Дрожа от нахлынувшего возбуждения, я залпом выпил вино. В этот момент барк начал поворот, и через несколько мгновений все мы увидели, как по левому борту загорелись две далекие белые звездочки – низко, едва возвышаясь над темнеющим горизонтом. Я знал: теперь мы пройдем проливами, чтобы пристать к материку. Наверное, уже завтра я смогу сойти на берег.

Четверть часа спустя, когда барк приблизился к острову, обходя его справа, мы увидели далекие россыпи огней портового города. Всех охватило ликование. Мои спутники много месяцев не были дома, и зрелище родных берегов вызвало у них приступ буйного веселья. За борт то и дело порхали пустые бутылки. Разошлись мы, наверное, за полночь. Лаэ остался далеко за кормой, рулевые вели судно к материку.

…И после завтрака, поднявшись на мостик, я смог наконец увидеть Пеллию.

«Бринлееф» приближался к берегу. Сперва на горизонте появились далекие еще горы, густо поросшие темно-зеленым лесом. Прихлебывая вино, я не отрывал глаз от мощного морского бинокля – и вскоре увидел темные башни огромного города, привольно раскинувшегося на берегах широкой, усеянной мачтами бухты. Ветер был хорош. Наш барк стал терять паруса, снижая скорость, рулевой покатил его нос вправо. Я развернулся на левый борт.

Я никогда не видел таких судов – стремительные силуэты многомачтовых кораблей, заполонившие бухту, подминали собой немногочисленные, как мне казалось, шхуны и рыбачьи баркасы. Их, этих удлиненных, казавшихся приземистыми, парусных гигантов здесь было не менее сотни. Барк шел к левой оконечности бухты, где возле высоких каменных причалов стояли несколько явно военных кораблей, несущих вдоль бортов десятки темных пушечных портов. По мере приближения к суше мое внимание целиком переключилось на открывающийся передо мной город.

Он буквально тонул в зелени. Среди пышных садов и искусственных парков возвышались необычные ступенчатые дворцы и здания поскромнее – тяжеловесные и в то же время преисполненные своеобразного зловещего изящества, словно дракон, вставший на дыбы. У некоторых самых высоких строений я насчитал до десятка этажей! Прямоугольные, узкие, словно воздетый к небесам палец, башни удивительным образом перетекали в легкие многоэтажные конструкции с острыми, часто сверкающими на солнце крышами, которые, в свою очередь, увенчивались миниатюрными «беседками» со шпилями поверху.

Это была Пеллия, которую мне предстояло узнать и, очень скоро – полюбить…

На корабле началась суета. Матросы поволокли на палубу какие-то тюки и ящики, я услышал резкий голос Иллари, приказывавшего быть поаккуратнее с сундуками командира. Вскоре с высоты мостика я увидел Эйно, с трубкой в зубах и в шляпе, который подошел к правому борту и в глубокой задумчивости уселся на вытащенный из трюма сундук с толстыми серебряными оковами. К нему приблизился Иллари; я не услышал их короткого разговора, но сумел уловить тревожные нотки в голосе князя. Иллари вскоре спустился вниз. Эйно продолжал сидеть, наблюдая за приближающимся берегом. Перт, мастерски маневрируя, подвел барк почти к самому причалу – между кораблем и серым влажным камнем оставалась лишь узкая полоска воды. Загрохотали заранее приготовленные якоря. Нас протащило еще несколько сот локтей, и «Бринлееф» наконец плавно остановился.

Не зная, что мне делать, я спустился на палубу и обратился с этим вопросом к Эйно.

– Собираться, – устало произнес он, не поднимая на меня глаз. – Мы прибыли.

Меня удивило его состояние – князь выглядел не столько задумчивым, сколько измученным, словно некий червь точил его изнутри. Пожав плечами, я поспешил к себе в каюту и принялся укладывать свой нехитрый скарб. Когда я, неся в руках лекарский ящик и тючок с одеждой, поднялся на палубу, с корабля уже были переброшены сходни, а на пристани стоял большой, похожий на чемодан черный экипаж, запряженный четверкой рослых флегматичных коней. Матросы с «Бринлеефа», покрикивая на суетившихся рядом портовых грузчиков, переносили к нему множество окованных железом сундуков и ящиков. Первым меня заметил Иллари.

– Сейчас подойдет карета, – сказал он, – поедешь вместе с Утой, она знает дорогу.

– Поеду – куда? – немного растерянно поинтересовался я.

– В замок, разумеется, – махнул рукой Иллари. – Это там, почти на горе…

Я окинул долгим взглядом палубу «Бринлеефа». Чисто вымытый металл, кое-где, в особенности ближе к полубаку, обшитый полированными красноватыми досками, радостно сверкал на солнце. В окошках надстроек поигрывали веселые золотые блики. На секунду мне стало грустно. Улучив момент, когда сходни оказались пусты, я перебрался на берег и остановился возле экипажа, в который грузчики запихивали пожитки Эйно.

Вскоре к кораблю подъехала наемная карета, и возница, одетый в нарядный коричневый костюм и широкополую шляпу с пером, вежливо поинтересовался у меня, кого он должен везти.

– Меня, по-видимому, – ответил я, – и еще молодую даму.

– Давайте ваш багаж, господин, – кучер спрыгнул с козел и помог мне погрузить ящик и тюк в специальное отделение меж осей экипажа. – Далеко вам ехать?

– Я, признаться, не в курсе…

Но по сходням уже спешила Ута, два матроса несли вслед за ней ковровые чемоданы и короткий футляр на пару карабинов. Когда кучер закончил размещать наш багаж, она протянула ему серебряную монету и скомандовала:

– Наверх, в Альдоваар!

Изнутри карета была обита хорошей светлой кожей. Устроившись на широком диване, я приготовился насладиться зрелищем неведомого мне города, но Ута вдруг задернула темные шторы на окнах.

– Потом, – непонятно сказала она.

Лошадки резво взяли с места, и мы помчались по лабиринту улиц. Четверть часа спустя я почувствовал, что дорога идет вверх. Ута, сидевшая спиной к вознице, раскрыла какой-то лючок и громко приказала:

– К замку Лоер, любезный!

* * *

Замок, принадлежащий Эйно, князю Лоттвицу, мог бы потрясти мое воображение. Я говорю «мог бы» – потому что в книгах покойного судового доктора я видел множество превосходно выполненных рисунков и гравюр, изображавших картины из пеллийской жизни, и был как-то подготовлен к тому, что мне пришлось увидеть. У меня на родине любой принц крови счел бы за честь просто погостить в таком имении; все начиналось с огромных кованых ворот, за которыми шел парк.

Это был настоящий пеллийский парк, в котором совершенно дикие, заросшие лесом участки необыкновенным образом вплетались в удивительный узор вылизанных, подстриженных рощиц, прудов и холмиков, на которых росли восхитительно ароматные хвойные деревья. Пруды соединялись между собой ручьями, через которые были переброшены узкие мостики из хорошо пригнанных камней, обрамленные драгоценными перилами красного дерева. Кое-где посреди прудов находились искусственные островки, на которых, в зарослях пушистого кустарника, темнели изящные беседки. А в глубине этого парка возвышался причудливый, мрачный и элегантный одновременно, замок – ступенчатая семиэтажная громада со множеством галерей, башенок, и узких граненых шпилей.

Наша карета остановилась возле одного из боковых подъездов, и тотчас же по каменному дворику застучали каблуки множества слуг. То ли «Бринлееф» был замечен ими еще до прибытия в порт, то ли кто-то послал в замок скорохода, не знаю – но нас явно ждали.

Молодой парень с тщательно отращиваемыми усиками принял мой багаж и почтительно предложил следовать за ним. Вскоре я оказался на четвертом этаже правой боковой башни, в несколько сумрачных, но все же роскошных, по моим понятиям, апартаментах.

– Здесь ванная и водопровод, господин, – слуга распахнул передо мной тяжелую гладкую дверь. – Горячую воду подадут по первому вашему требованию.

Я оглядел полукруглый бассейн, отделанный светлым камнем, длинные носики медных кранов, и вздохнул. Нечто подобное, как я слышал, было устроено во дворце герцога Геррна, правившего моей родной провинцией.

– Если господину будет угодно помыться с дороги, он может вызвать горничную – шнур звонка висит в вашей гостиной, а также в спальне… если господину будет угодно, чтобы горничная согрела ему постель, он должен только позвонить…

– Я разберусь, – пряча смущение, отозвался я и поспешно выпихнул слугу в коридор.

В моем распоряжении оказались три комнаты – гостиная с камином, где на обитых темным шелком стенах висели портреты суровых мужчин в разнообразных, как правило, вычурно-пышных костюмах, а так же превосходные батальные сцены, спальня с небольшой печуркой и умиротворяющими пейзажами в светлых рамках, и уютный кабинет.

Кабинет освещался высоким окном, напротив которого я обнаружил еще один камин, поменьше чем в гостиной, и главное – множество застекленных шкафов с книгами. Я с любопытством пробежался взглядом по тусклой коже корешков, с ходу отметил пару томов каких-то хроник, и отправился в ванную. Как пользоваться кранами, я догадывался, ибо читал описание системы, при которой слуги по трубам накачивают воду в комнаты господина. И действительно, стоило мне нагнуть надраенный носик, как в ладонь мне брызнула струйка холодной чистой воды.

После умывания, вытершись мохнатым полотенцем, я задумался о том, что будет дальше. Эйно, похоже, не очень торопился прибыть к себе домой – из окон гостиной мне была видна длинная аллея, ведущая к замку от главных ворот, и за все то время, что я бродил по комнатам, до моего слуха не донеслось ничего похожего на стук копыт.