Текст книги "Обреченный пророк"

Автор книги: Алексей Атеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– А это не опасно? – спросил Олег. Сомнения одолевали его.

– Я же тебя предупреждал, что всякое может случиться, – насмешливо произнес Комар. Детина при этом хмыкнул. – Ты, – продолжал Комар, – можешь отказаться, еще не поздно. Тем более что если тебя поймают, то неприятности будут прежде всего у меня. Тебе-то что… ну пожурят, а я наверняка вылечу с работы. Точно, Витек? – Детина молча кивнул. – Однако я не меньжуюсь в отличие от тебя.

– Хорошо, – сказал Олег, – я приду.

– Ну и ладненько, – заключил Комар. – Губан, ты все понял? – обратился он к детине. – Паренька этого запомнил? – Тот вновь кивнул. – Ну тогда до встречи.

И они расстались.

Затея нравилась Олегу все меньше и меньше. Придется лезть через стену в обществе какого-то подозрительного человека бандитского вида. Как лезть? Уж не при помощи ли веревочной лестницы? Прямо роман «Граф Монте-Кристо».

Олег был парень спортивный, и штурм монастырских стен его не пугал, но настораживало другое… Создавалось впечатление, что его втягивают в какую-то авантюру. Нет, конечно, инициатор затеи он сам, однако уж больно настойчиво предлагает свои услуги Комар. Может, ему это только кажется? Просто человек пытается заручиться его дружбой в надежде на будущее деловое сотрудничество… А если поймают? Ну что ж, совру что-нибудь… Об этом варианте он старался не думать. На следующее утро директор просто подпрыгивал от радости.

– Поздравляю, товарищи! – закричал он. – С завтрашнего дня занятия возобновляются! Помещение я выбил, – сообщил он, подчеркнув слово «я». – Сегодня необходимо каждому обойти своих учеников, чтобы все явились на занятия. Там, правда, еще не все оборудовано, но уж как-нибудь…

Выяснилось, что под школу отдали помещение клуба завода «Сельхозтехника». У большинства недоуменно вытянулись лица.

– Не надо отчаиваться, – успокаивал директор. – Это все же лучше, чем ничего.

– Такая же халупа, как и наша старая школа, – констатировала географичка, – один клоповник меняем на другой. Городским властям совершенно наплевать на народное образование!

– Тише, тише, – успокаивал ее директор.

Недовольно ворчали и остальные. Один Олег воспринял все безразлично. Он весь был поглощен предстоящей экспедицией в Монастырь. «К тому же, – рассуждал он, – какая разница, где мыкать эти три несчастных года». Тем не менее он почти весь день пробегал, разыскивая своих учеников, которые были ничуть не рады возобновлению занятий.

Домой он пришел часа в четыре, наскоро перекусил и завалился спать, рассудив, что к ночным приключениям надо приступать отдохнувшим.

Едва начало темнеть, как Олег, одевшись по-спортивному, вышел из дома. Хозяйка его сборы встретила неодобрительно, но ничего не сказала. Быстрым шагом заспешил Олег к назначенному месту и скоро достиг его. Давешнего детины по имени Виктор нигде не было. Олег бесцельно шатался у дверей пивбара, но внутрь не входил, помня об уговоре.

– Здорово, старик! – вдруг услышал он и почувствовал, как кто-то хлопнул его по плечу. Олег быстро обернулся и увидел, что вместо ожидаемого детины перед ним стоит Валентин.

– А, это ты, – разочарованно протянул он.

– А вы, милорд, кого ждете, уж не Комара ли? Чем это сей полупочтенный джентльмен прельстил ваше сердце? «…И где-то в дебрях ресторана гражданина Епифана сбил с пути и панталыку несоветский человек».

– «Ты, Зин, на грубость нарываешься…» – ответствовал ему Олег.

– Почему? – удивился знаток творчества Высоцкого. – Пошли по кружке…

Но в это время из сумрака на них надвинулась какая-то тень.

– Вали отсюда, – изрекла тень, обращаясь к Валентину, и Олег узнал в тени того, кого он с таким нетерпением ждал. Узнал его и Валентин.

– О, Губан! – удивился он еще больше. – Так вот кого ты ждал, – повернулся он к Олегу. – Интересные у вас друзья, товарищ учитель истории. Как бы они вас действительно не впутали в историю. «Так случиться может с каждым, если пьян и мягкотел».

– Ты еще здесь, бык эфиопский? – угрожающе произнес Губан.

– Ухожу, ухожу… «А он все прет, здоровый черт, я вижу: быть беде».

– Поканали, – буркнул Губан Олегу, – ты чего с этим шмыгалом базарил?

– Да он сам привязался, – стал оправдываться Олег.

Но провожатый уже не слушал его, он молча зашагал вперед, видимо, хорошо ориентируясь в потемках. Олег двинулся за ним, стараясь не отставать. Шли довольно долго. Стало совсем темно. Губан достал фонарик и освещал себе путь. Шел он быстро, и Олег едва поспевал за ним.

Осень дышала тем пронзительным холодом, от которого хочется поскорей спрятаться в теплый дом, сесть возле горящей печки и, приоткрыв вьюшку, смотреть, как обгладывает поленья огонь. Небо было усыпано звездами. Такое обилие звезд можно увидеть только осенью и только в темном пустом поле. И хотя Олег был тепло одет, озноб сотрясал его тело. Холод ли был тому причиной или страх прибавлял дрожи, Олег не знал. Однако на душе у него было очень неспокойно. Наконец вдали показалась громада Монастыря, чернеющая на фоне чуть светлого неба.

– Пришли, – шепотом сказал Губан, и от этого хриплого шепота учителю стало совсем не по себе. Еще больше похолодало. Поднялся ветер. Олег с тоской оглянулся на огни Тихореченска. Губан, видимо, почувствовал его состояние. Он закурил и, пустив струю дыма в лицо Олега, насмешливо спросил:

– Что, учитель, заскучал?

– Да нет, – отозвался Олег, – все нормально.

Они стояли, прижавшись к шершавому камню стены. Губан, казалось, чего-то ждал.

– На кой хрен тебе этот Монастырь? – неожиданно спросил он Олега. – Чего ты туда лезешь?

Только Олег собрался ответить, как неподалеку от них что-то звякнуло. Олег вздрогнул и шагнул назад.

– Это Комар бутылку через стену бросил, – шепотом пояснил Губан, – знак подает, что готов встретить. Пошли.

Они прошли несколько десятков метров вдоль стены, пока Губан не остановился.

– Вроде здесь, – прошептал он. – Стена тут пониже и сильно выщерблена, так что залезть на нее будет нетрудно. Вот тебе кусачки – проволоку перережешь, и веревка, – он достал из-за пазухи кусок тонкого каната с узлами и металлическим крючком на конце. – Зацепишь за штырь на стене, к которому проволока прикреплена, и спустишься, а там тебя Пантюха ждать будет.

– Какой Пантюха? – не понял Олег.

– Ну Комар! Ты, главное, не бойся и за колючку не хватайся.

– Да как же я залезу, ничего ведь не видно? – Олег провел ладонью по шершавой стене.

– Спокойно, паренек, не суетись, – Губан осветил фонариком поверхность стены, – видишь выбоины, вроде как ступеньки, мы пацанами тут не раз лазили, ты присмотрись… Я буду светить. Давай-ка подсажу.

Чувствуя себя последним дураком, Олег с помощью Губана начал восхождение. Лезть было довольно легко. Через несколько минут учитель был у края стены. Он ухватился за штырь, достал веревку и накинул крюк, потом перерезал проволоку и наконец залез на саму стену. Она была очень широкой, и Олег, удобно усевшись, перевел дух.

– Ну как, – услышал он снизу, – нормально?

– Нормально, – отозвался он. – Спускаюсь.

Спускаться было еще проще, чем карабкаться. Скоро Олег уже стоял на земле.

– Ну вот и молодец, – услышал он голос рядом и узнал Комара.

– Что дальше? – спросил он.

– Надень халат, сойдешь за санитара. Напарник мой кемарит, так что никто не помешает. Проведу тебя прямиком в отделение.

– А потом? – спросил Олег.

– Ты же хотел познакомиться с этим прорицателем, вот и познакомишься.

– А он что, не в общей палате лежит?

– Ха, в палате, – хмыкнул Комар. – В этом отделении нет палат, здесь как бы камеры… Раньше в них кельи монахов были. То есть, конечно, не камеры, – поправился он, – ну пойдем, сам скоро увидишь.

Внутреннее пространство Монастыря было едва-едва освещено. Не то здесь экономили на электричестве, не то так были уверены в своей безопасности, что не принимали мер предосторожности.

– Темно как у вас, – сказал Олег.

– Темно, это точно, но нам же на руку. А вообще-то, конечно, сроду отсюда никто не бегал, – Комар усмехнулся в потемках.

– А почему не бегали? – осторожно спросил Олег.

– Дураки потому что, вот и не бегут.

Ответ показался парню странным, но он не стал лезть с вопросами.

Они пришли к какому-то приземистому помещению.

– Подожди-ка, – произнес Комар. Он легонько звякнул ключами. Дверь распахнулась, и они вошли.

Именно здесь и охватила Олега оторопь. Если раньше он просто боялся попасться, влипнуть в неприятности, то теперь чувствовал себя совершенно по-дурацки. Таинственный человек находился в двух шагах, цель была достигнута, а Олег не знал, что же ему скажет. Здравствуйте, мол, пришел с вами пообщаться, порасспросить о судьбах России. Вздор какой-то! Нелепость, право! Мысли лихорадочно скакали в голове. Может, вернуться? Нет, уже невозможно.

– Ты чего встал? – шепотом произнес Комар. – Пошли, сейчас ты увидишь своего пророка.

Узкий коридор вел мимо ряда глухих тяжелых дверей. Все это до ужаса напоминало тюрьму.

– А кто за дверьми? – скрывая робость, спросил Олег.

– Больные, кто же еще, – отозвался Комар. – Разные здесь личности, но ни с одним бы я водку пить не стал, уж поверь мне! Не те это люди, слово даю. Вот с тобой можно, а с ними – ни за что!

Олег с опаской озирался на двери, за которыми скрывались столь зловещие личности.

– Сейчас, сейчас, – бормотал Комар, – где-то здесь.

Коридор казался бесконечным, бормотание провожатого не настораживало, напротив, навевало дрему. Олег непроизвольно зевнул. Сейчас бы притулиться где-нибудь, подремать. Голова стала сонной, безразличие овладело юношей.

– Сейчас, сейчас… – бормотал кто-то рядом, кто, он и сам не мог вспомнить.

Неожиданно перед ним выросла высокая фигура. Олег воспринял ее несколько отстраненно, будто и не опасность ему угрожает. Сонная одурь навалилась, затянула в густую, осклизлую глубину снов.

«Кто это, – вяло подумал он, – неужели тот, кого я ищу?»

– Так-так, – раздался незнакомый голос. – У нас посетители. Очень приятно, хотя несколько поздновато. Не совсем подходящее время.

– Это кто? – обернулся Олег к своему провожатому, но его не было рядом. Олег вяло удивился.

– Кто я такой? – переспросил незнакомец. – Разрешите представиться: заместитель главного врача этого почетного учреждения Степан Иванович Козопасов. А вы, если не ошибаюсь, учитель истории?

Олег молча смотрел на человека, не было сил даже кивнуть, возражать, броситься бежать в конце концов.

– А зачем вы к нам пожаловали? – продолжал задавать вопросы Козопасов. – Желаете кого-то увидеть? Кого же? Не Авеля ли? А может быть, Серапиона?

«Серапиона, Серапиона», – назойливо звучало в мозгу Олега, где-то он слышал это имя. Где же, кто такой этот Серапион?

В голове словно клубились облака. «Се-ра-пи-он», – колоколом отдавалось в ней. Сознание заволакивало туманом, и только окончание таинственного имени бухало в голове: «…он-он-он…»

Отступление третье:
Серапион

Серапион выплыл на свет божий так же таинственно, как потом и исчез. Раскопал его Симанович, числившийся кем-то вроде секретаря Григория Ефимовича Распутина. Однажды он пришел к старцу с сообщением, что на Рогожском кладбище обитает очень интересная личность.

Одной из обязанностей Симановича был поиск информации о разного рода «святых», «пророках», кликушах. Не то чтобы Распутин боялся конкуренции, этого как раз старец не опасался, его интересовало другое… Именно при общении с подобными фигурами и проснулся талант «святого черта», как его называли недруги. Сам долгое время скитавшийся по монастырям и святым местам, он прекрасно знал мир странников, паломников, юродивых. Большинство из них были, по его мнению, откровенными шарлатанами, жившими милостью легковерных купчих и мещанок, но встречались в этой среде, хотя и редко, типы необычные, вызывавшие почтение даже у компании, в которой они вращались. Еще в самом начале своей карьеры в Тобольске повстречал Распутин некоего старца, который предрек Гришке величие и славу. «Будешь ты у государя вместо иконы, молиться на тебя будет, а государыня руку тебе целовать будет», – так сказал Распутину старец. В тот раз Гришка только посмеялся, но пророчество очень скоро начало сбываться. Нет-нет да и вспоминал Распутин того старца. Не все тогда выспросил. А жаль.

Он и позже встречал людей, ставивших его в тупик. Будучи сам незаурядной личностью и, несомненно, обладавший паранормальными способностями, Распутин интуитивно чувствовал, что от общения с ними растет его мистическая мощь. Он как бы впитывал их силу. Не набирался опыта, не перенимал шарлатанские трюки, а именно впитывал неведомую энергию, помогавшую ему подчинять окружающих своей воле.

Для этого он и посылал пронырливого Симановича собирать информацию о всякого рода «кудесниках», как он их называл.

– На Рогожском, говоришь, – переспросил он у Симановича. – Это у кержаков?

– У них, – подтвердил тот. Его черные глазки маслено поблескивали, он беспрестанно вертел головой, стараясь не встречаться со сверлящим взглядом хозяина.

– Ну и… – поторопил тот, – чего ты все елозишь, точно шило тебе кто в зад тычет, давай дальше.

– Живет он на подворье, – продолжал Симанович, – славу имеет небольшую, потому что себя особо не выказывает, но кто с ним общался, те о нем очень высокого мнения.

– Ты что-то все вертишь, – Распутин недовольно крякнул и поднялся со стула. – Чего в нем такого великого?

– Обладает он странной силой, – шепотом произнес Симанович, – может предсказывать. И предсказывает настолько точно, что диву даешься.

– Тебе-то что он предсказал?

– Мне ничего, да я с ним и не встречался. Не допускают к нему больно.

– Что ж ты тогда тут мелешь, не видел сам, а туда же.

– Сам не видел, а дело его в известном учреждении читал и с людьми, которым верить можно, разговаривал. Предсказал он купчихе Сафоновой, когда ее благоверный скончается, и день, и час… Все сошлось.

– Ну-у, – насмешливо протянул Распутин, – купчихе… Я думал, он истинно зрячий, а ты – купчихе. – Он засмеялся. – Таких предсказателей на Святой Руси – пруд пруди! Да взять хоть Митьку. Обрубок гугнивый – и тот понимает, кому и что говорить надо! А таких док по купецким вдовам – как мурашей в лесу. Вон по папертям стоят.

– Зря вы так, Григорий Ефимович, – Симанович наконец посмотрел прямо на «старца». – На разных там кликуш дел в ведомстве его превосходительства генерала Джунковского не заводят. Да и на Митю он не похож. Вполне нормальный, как мне рассказывали, человек, кстати, семинарию закончил.

– Из духовных, что ли?

– Нет, из учителей.

– Так почему же на него глаз положили?

– Да из-за предсказаний все тех же…

– Ты давай не тяни, чего все вокруг да около, что он такое изрек?

– За полгода предсказал смерть Петра Аркадьевича, – Симанович сделал большие глаза и с торжеством посмотрел на хозяина: на-ко вот!

– Это Столыпина, что ли?

– Его-его, – подтвердил Симанович, – все сошлось до мельчайших подробностей.

Распутин потеребил бороду, задумчиво посмотрел на Симановича, голубые глаза потемнели, взгляд как бы ушел в себя.

– А не врешь? – неожиданно спросил он.

– Помилуйте, зачем?

– Что ж ты его не повидал?

– Пытался, да не пустили, рогожские-то бородачи, сами знаете… Надавить на них невозможно.

– Так он что, истинный кержак? – продолжал пытать Распутин.

– Да нет, насколько я понял, у него с богом свои отношения. Он и не православный.

– Из ваших, что ли?

– В деле об этом сказано очень кратко, но можно понять, что он верит как-то по-своему.

– Уж не из хлыстов ли?

Симанович неопределенно пожал плечами.

– Ничего толком тебе поручить нельзя. За что только деньги плачу? Привези его в Питер.

– Никак невозможно, – Симанович скорчил гримасу, из которой следовало, что с великим бы удовольствием, но никак не получается.

– Что же, мне самому в первопрестольную ехать?

– Самое лучшее, самое лучшее, – зачастил Симанович, – вам рогожцы не откажут.

– А Джунковский-то об ем знает? – поинтересовался Распутин.

– Начальник корпуса жандармов его превосходительство генерал Джунковский может о нем и не знать, но в его ведомстве извещены, это точно.

– А как этого пророка прозывают?

– Рогожские зовут Серапионом. Это не настоящее его имя, но он отзывается только на него.

– Значит, говоришь, нужно ехать, – Распутин задумчиво поковырял пальцем в носу. – Ну, коли нужно, поехали!

На Рогожской встретили их неласково. Да и какая радость: вся Россия только о Распутине и говорит, да называет-то как – «святой черт». Черт не черт, но уж больно к властям близок, а староверы издавна властей сторонились. Рогожцы жили неплохо, да что там неплохо – хорошо жили, твердо, уверенно, с достоинством. А почему бы не жить? Сколько по Москве купцов, фабрикантов-миллионщиков двумя перстами крестятся! Веру свою исконную, древнее благочестие чтут. Хотя бы те же Мамонтовы, Третьяковы. Нынче, конечно, не в моде волосы в кружок стричь да от табачного зелья отмахиваться, не те времена, однако о корнях своих не забывают. Поэтому живет и процветает Рогожское кладбище, а вместе с ним скит и все, кто при ските состоит. Во все уголки империи и даже за границу тянутся отсюда ниточки. И нет различия, куда: на Алтай или, скажем, в Австрию. Хоть в глухомань, хоть в европейскую столицу вмиг доносится нужная весть до братьев-единоверцев.

Долго совещались бородатые начетчики, пускать или не пускать Гришку в скит, удовлетворить ли его просьбу о встрече с Серапионом. И пускать не хочется, и боязно, все же силу сей муж нечестивый имеет огромную. Решили все же пустить. Но одного, без провожатых, так и велено было передать.

Под вечер прикатил Распутин на Рогожское кладбище. Уже смеркалось, мела декабрьская поземка. Он вышел из ландо и, перекрестившись на поблескивающие золотом купола, двинулся к воротам. Здесь его уже ждали. Молча повел молодой парень мимо церкви, подворья, потом через кладбище, сквозь заснеженные ряды памятников, склепов, мавзолеев. Наконец подошли к небольшому двухэтажному домику, стоящему среди старых высоченных лип. Летом, должно быть, его совсем не видно среди густой листвы. Приходилось Распутину и раньше бывать на Рогожском кладбище во время своих скитаний по Руси. Тогда еще никому не ведомый странник в толпе себе подобных калик перехожих искал пути к удаче. Но на Рогожском Распутину «не глянулось». Суровое благочестие раскольников не отвечало его устремлениям. И вот теперь судьба снова привела сюда.

В жарко натопленной полутемной горнице находился какой-то древний седобородый старец. Распутин поздоровался, перекрестился на громадный киот с иконами, перед которыми теплилось несколько лампадок.

Заметив, что гость крестится щепотью, старец сурово поджал губы, но ничего не сказал. Некоторое время сохранялось молчание.

– Ну, где он? – не выдержав, грубо спросил Распутин.

– Судьбу свою хочешь узнать, – насмешливо сказал старец.

– Не за себя пекусь, – отозвался Григорий.

– Не лукавь, – голос старца посуровел, – истинные мысли твои мне ведомы, как ведомо и сатанинское предназначение твое, – при этих словах старец перекрестился.

– Ну начал буровить, – произнес презрительно Распутин, – а коли я от лукавого, так чего пустили меня в обитель? Или боитесь?

– На все воля божья, – старец отвернулся к иконам и вновь перекрестился, – бояться нам тебя не пристало, а что допустили тебя сюда, так, может, для скорейшего твоего низвержения.

– Я не Аман, да и ты не Мардохей, – засмеялся Распутин, – а уж коли пустили, то не надо мне проповеди читать, и без вас пастырей хватает. Не будем попусту препираться, – миролюбиво заключил он, – давай-ка лучше веди меня к вашему Серапиону.

– Проведу в свой черед, – отозвался старец, – однако не проповеди я тебе читал, а наставить хотел. С твоим даром много пользы принести можно.

– Вот я и приношу, – равнодушно сказал Распутин. Чувствовалось, что ему надоел бессмысленный разговор. Почувствовал это и старец.

– Ладно, пойдем, – хмуро произнес он.

«Так-то лучше», – подумал Распутин и двинулся следом.

Перед низенькой дверью они остановились.

– Подумай еще раз, Григорий, – произнес старец, – стоит ли тебе переступать этот порог?

Вместо ответа Распутин нетерпеливо толкнул дверь.

Небольшая комнатка нисколько не напоминала монашескую келью, скорее гостиничный номер. Стол, кровать под пологом, на стене какие-то олеографии. Яркий свет пятилинейной керосиновой лампы заливал комнату. На небольшом диванчике лежал человек и читал книгу. При виде посетителя он поднялся, шагнул навстречу. Распутин впился в него глазами. Ничего особенного, плюгавый, одет, как одеваются мелкие чиновники, жилетка вон даже лоснится от ветхости. Пытаясь скрыть разочарование, он изобразил на лице дружелюбную улыбку.

Усмехнулся и хозяин комнаты.

– Эвон кого принесло, – промолвил он, – садитесь, Григорий Ефимович, – он кивнул на потертое кожаное кресло. – Чем обязан?

– Много наслышан, – осторожно начал Распутин, – ты и есть Серапион?

Хозяин кивнул.

– Ты не обижайся, что тыкаю, я и царю тыкаю. Так вот, слухами земля полнится, дошло до меня, что ты вроде пророка, а я и сам пророчествовать могу. Вот и захотел увидеть тебя, силенкой потягаться…

– Силенкой нам тягаться не пристало, – серьезно произнес Серапион, – здесь не цирк и… – тут он осекся и замолчал.

– Чего замолк? – спросил Распутин.

– Ты (Распутин отметил, что к нему стали обращаться на «ты») не больно-то веришь в то, что про меня рассказывали, однако любопытствуешь, а вдруг правду в полицейском деле написали. Пророки-то разные бывают, бывают истинные, а бывают и лжепророки, да ты и сам знаешь.

Распутин вдруг рассвирепел, он разглядывал курносое лицо, водянистые серые глаза, жиденькие усики Серапиона, и злоба переполняла его. Об истинных пророках заговорил… Каков ирод! Чинов не знает, этакий мозгляк насмешничать вздумал. Да и сам он хорош, приперся в первопрестольную неведомо зачем. Не иначе эти кержаки с ним шутку решили сыграть, но дорого обойдется им эта шутка.

Тяжелым взглядом, которого, случалось, не выдерживали всесильные царедворцы и политики, уставился он на наглеца. Серапион спокойно выдержал взгляд. И тут началось непонятное.

В первые секунды Гришка ничего не ощутил, потом ему внезапно показалось, что смотрится он в зеркало, но зеркало мутное и кривое, поскольку видит себя не четко и ясно, а как бы отраженным в грязной воде. Он застыл не в силах пошевельнуться, чужая неведомая сила сковала члены. Зеркало вдруг исчезло, и Распутин точно во сне увидел обрывочные куски своей жизни: родное село, отец бегает с вожжами за ним, мальчишкой, по двору. Потом Тобольск, Питер, Зимний… Лица и места мелькали, как на карусели. Темп все убыстрялся. Не все он узнавал, не все понимал, но понял одно: перед ним прокручивалась его собственная жизнь. Последнее, что успел увидеть, – замерзшая река, он, лежащий на льду, и какие-то люди, суетящиеся вокруг. В одном из них он вроде бы узнал Пуришкевича… На этом все оборвалось.

Сколько прошло времени – несколько минут или час, Распутин не знал. Он ошеломленно смотрел на Серапиона и моргал длинными ресницами.

– Что это было? – наконец спросил он.

– Или не понял? – усмехнулся Серапион. – А понять-то несложно.

Распутин вскочил и забегал по тесной комнате.

– Поедем со мной, – неожиданно предложил он, – поедем! Мы с тобой такое завернем, такое! Вся Расея наша будет! Папка с мамкой под мою дуду пляшут, а с тобой и вовсе из ладошек, как голуби, клевать будут. Слышь, мил друг, поедем!

– Ты, видать, так ничего и не понял, – печально констатировал Серапион.

– А что?! – вскинулся Распутин.

– Или прорубь не видел?

– Что за прорубь? – глаза Гришки налились кровью, он рухнул в кресло и сжал голову руками: нестерпимо болели виски.

– Ты вот силенкой хотел мериться, могучим себя почитаешь, всесильным и уж не бессмертным ли?

– Замолчи! – крикнул Распутин. – Замолчи, нечистый!

– Головка болит? – участливо спросил Серапион. – Ну этой беде мы поможем. – Он встал и, подойдя к Распутину, медленно провел ладонью над его головой, не касаясь волос. Боль тотчас прошла.

Не обращая больше внимания на гостя, Серапион снова лег на диванчик и уткнулся в книгу.

Некоторое время Распутин молча сидел в кресле, искоса посматривая на хозяина комнаты. В голове теснилось множество вопросов, но спросить он не решался. Странная, дотоле неведомая робость охватила его.

– Одного я не понимаю, – наконец произнес он, – чего ты у этих кержаков делаешь, чего забыл на этом тухлом кладбище?

Серапион отложил книжку и внимательно посмотрел на своего гостя:

– Да ничего особенного, живу, интересно у них, встречи разные бывают, вот, например, с тобой… Надоест, уйду. Россия велика.

– И ни власти, ни богатства не хочешь?

Серапион громко и весело засмеялся.

– Ступай себе с богом, – отсмеявшись, сказал он.

Не попрощавшись, Распутин вышел.

Всю дорогу в Питер он был мрачен, пил водку и на расспросы Симановича либо ничего не отвечал, либо матерился.

Дома он несколько дней ходил пасмурный, но скоро отошел и постарался забыть о неприятной встрече. И только спустя четыре года, когда его, недострелянного и недотравленного, запихивали убийцы под лед Невы, в меркнувшем сознании внезапно возникла маленькая комнатушка в доме на Рогожском кладбище, невзрачный человек с водянистыми серыми глазами. Все, что с ним сегодня случилось, он уже видел! Видел, но вот, к сожалению, не понял.

А Серапион? Что произошло с ним? Да кто его знает… Может, сгинул где-нибудь в дни великих потрясений, а может, мирно дожил свой век. Второе вернее. Ведают, надо думать, о его судьбе на Рогожском кладбище, только вряд ли расскажут.