Текст книги "Неброшенный камень"
Автор книги: Алексей Горобец
Жанр:
Разное
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
СДВИГАЯ ВРЕМЯ…
Познавая мир, открываешь себя в себе – эта мудрость как нельзя лучше отвечает сути стихов Алексея Горобца. Его лира, несмотря на возраст автора, молода и энергична. Помните, как у Евгения Евтушенко: «Поэзия, будь громкой или тихой—не будь тихоней лживой никогда?» Это тоже про Алексея Горобца и его новый поэтический сборник, который ты, читатель, держишь в руках.
Во многих стихах этой книжки с первых же строк исподволь начинает звучать музыка – музыка преображения. Привычные вещи, слова и поступки преображаются – проступает их скрытый, внутренний свет. В этом свете разлад и хаос превращается в гармонию, и бытовуха, одухотворенная высшим светом, становится Бытием.
Образы, создаваемые А. Горобцом, ярки и неожиданны. Его метафорам присуща какая-то осязаемая рельефность: «балбес оторопелый—куст жасмина», «в подворотнях лужи кривят губы», а «мудростью сквозит из-за угла…». Эта попытка передать ощущение жизни (что ценно—без политической декларативности «за» и «против», от которой мы все устали») через деталь—пусть самую мелкую —еще и попытка взгляда на себя со стороны:
Что правильно, то, как известно, верно.
Зло бесконечно, а добро безмерно.
Цветет в апреле майская сирень.
Апрельский ландыш доцветает в мае…
Все по уму. А то, что непонятно —
Оно, конечно, глупо и темно.
Закончить свой мини-монолог хочется словами Александра Блока: «Дело художника видеть то, что задумано, слушать ту музыку, которой гремит «разорванный ветром воздух». Алексей Горобец в этом отношении обладает хорошим, зрением и отменным слухом.
Георгий СОЛОВЬЕВ. доктор филологических наук, заслуженный журналист Кубани.
*
Всё течёт,
Всё меняется к лучшему.
Или худшему? Разве поймёшь!..
Огрызаясь от случая к случаю,
Ты за пазухой камень несёшь.
Прёшь свой камень.
Он вздорен и странен,
И тяжёл,
Только кто ж его ждёт!
Всё течёт,
Всё меняется с нами:
Вечен
Кукиш в дырявом кармане,
Пыль забот
Да репей у ворот.
И скрипит, и пинает мослами
Нас судьба – недогляд, недород,
Недолёт, новых бед наворот…
Загружает нас время делами!
Всё течёт,
Всё меняется – с нами
И без нас.
И неброшенный камень
Возвращается в свой огород.
*
Шаманить в бубен,
Голову обрив, мы
Готовы над любой своей строкой.
Избыточность, избытость,
Кризис рифмы…
Одна нога у камышовой нимфы,
В карманах руки
И – ни в зуб ногой!
О, цапля серая и сизая дрофа!
Мы в камышах
Присутствуем при родах:
Рожденье дня – восход совсем кровав!
И одинок, и бесконечно прав
Пребудет день…
А комарью – лафа!
И клёв, и лов, и тащится природа…
И мнет в необъятности восхода
Ночная отсыревшая строфа.
*
Жёлто-синий твой сон!
Пыль-дорога, полынь, трезвон.
Выбегают из ряда вон –
И вдогонку, и на обгон –
Тополя, что в пыли разлистились.
Независимость!..
Охмуряют весёлой злобою,
Вьются оборотни-слова.
А дорога пылит, крива.
И взлетает, ушами хлопая,
И возносится, думать пробуя,
Обалделая голова.
Нам бы счастья.
Да где бы взять его!..
Степь да степь – ковыли, трава.
Миражи, камыши у рва…
И, ухаб угадав едва,
Жмём на газ –
И рихтуем вмятины,
И скрипим,
И скулим в объятиях
Той любви,
Что всегда права.
*
Запах сна, нищеты
И предательства,
И пригасших к утру очагов.
Как легко мы творим обстоятельства,
Не меняя в себе
Ничего!
Причаститься не счастья –
Несчастия,
Воспылать на костре,
На кресте!
Остальное всё – деепричастия,
Мимоходом, впотьмах, во тщете…
А садам
Серебреть и хранить
Паутины осеннюю нить.
А плодам
Осыпаться и гнить,
Удивляя осенними яствами.
Нам дано
Изменять обстоятельства.
Нам себя
Не дано изменить.
*
Викентию Пухову
Коса на камень: змий зелёный
В ковше – и не дрожит рука.
Батон, головка чеснока,
Табачный дым. Ещё пока
Мы верим в мудрость самогона!
Уже цветут рододендроны,
И трын-трава сомкнула кроны,
И плещет в кружке змий зелёный
И верит в мудрость табака!
И на изломе час Быка.
И родниковы облака.
*
Мы дни листаем,
Не считая:
Всё ясно, бросово и просто.
Где надо – точка-запятая.
Где очень надо – знак вопроса.
А где не надо –
Мокрый вечер,
И ветер, тот, что только с юга,
И лето, и спешит подруга,
И – что ещё там? – чёт и нечет,
Случайность в океане истин
Житейских, где свинцовы брызги,
Где время расшибётся вдрызг и
Нас друг от друга не излечит.
И несть числа
Усталым стаям,
И чёрен
Вереск на откосах…
И зависает запятая,
И незаметен знак вопроса.
*
Образованщина (по Солженицыну):
Интеллигентность съел интеллект.
Под тополями да над криницами
Ряды раскинул торговый век.
Над тополями, над кипарисами
Высоко небо – лазорь, лазурь…
Но камнем виснет,
Чтоб не разбиться нам,
То ль наша мудрость,
То ль наша дурь…
Да не ленивы мы!..
Да и не трусы мы.
Летим! – и Бог нас оберега…
И сине-море с глазами грустными
Шуршит ракушкой, камнями хрустает
И бьёт в бетонные
Берега.
*
Рассвет.
И – надо же! – восход…
Подспудной памяти движенье
Сродни движенью талых вод:
За ледоставом – ледоход,
Весна – и поумнел народ!
Но это – преувеличенье.
Лишь беды наше обретенье,
Лишь боль мы числим за собой:
Отчаянье Помпей и Трой,
Степных шатров лебяжьи крылья
И византийское бессилье
Колоколов, что в хлад и в зной
Всё громыхали, голосили…
Как обустроить нам Россию?
Поди, попробуй – обустрой…
*
Над неуступчивым стихом
Не тщусь, не мудрствую лукаво.
Стихам налево? Мне направо!
И на неправую расправу
Их отпускаю голяком.
Но тянет их, несёт упорно
На территорию любви.
И вот – ты лишний. Не юли!
Не спотыкайся! Не скули!
Иди направо – и покорно
Считай обиды, как рубли.
И загрусти над той строкой,
Над той рекой, где глыби зыбки,
Где ночи злы, а зори хлипки,
И некто в ступе и с клюкой
В сетях для рыбки золотой
Застрял –
Ну, просто по ошибке…
*
Полдень. Цикады. Жара.
Сквозь перекрытые ставни
В пыльном луче – золотые протоны-нейтроны:
Сгибших любовей твоих неисчётные клоны!
Время застыло –
И память в пыли стародавней.
Ходят в садах голубые от пыли вороны.
Спят на заборах в брезгливой истоме коты.
Зреет айва. Бронзовеют тяжёлые клёны.
Пыльные кроны. Усохшие листья-цветы.
Время застыло –
И нас обручило с собою.
И обозначив бессилье своё и тщету,
Позднее счастье – чужое? Конечно, чужое! –
Нас обнимает в осеннем цветочном бреду.
Но, засыпая,
Мы всё ещё верим в рассветы,
В жаркой тоске припадаем к ночному костру…
И отпустив,
Навсегда упустив своё лето,
Благословляем вечернюю эту жару.
*
Вот это – Божия гроза!
Светла, распахнута, свирепа!
Перевернув, придвинув небо,
Творит над нами чудеса.
И ропщет хлипкая фелюга,
В себя не веря ни на грош.
Весло, спасательных два круга,
Прильнувшая к тебе подруга
И рвущий пену дикий дождь!
И всё, что надо и не надо
Твоей стране – грозе одной
Сейчас доступно, и разлада
Нет между ливнями и мной.
И по немыслимой кривой
(Моя беда – его награда)
На волнолом, где автострада,
Несёт нас вихрь водяной!..
А взмокший, взмыленный прибой,
Перетрудившись до упаду,
Уже устал
И сникнуть рад бы…
И небо,
Небо и прохлада,
Над всей страной,
Над всей страной…
*
Сплошные дыры и прорехи!
Усевшись прямо над избой,
Вороны жрут мои орехи,
Швыряясь острой скорлупой.
Я их стращаю из рогатки,
Ору на них, но им плевать.
Весь белый свет – и взятки гладки! –
Они готовы обожрать.
Да что там сгибшие орехи!
Ещё досталась на орехи
Нам мелочь будничных утех,
Успех в латании прорех,
Большой залёт с постылой новью,
Вороньи чёрные гнездовья
Да этот грязный первый снег…
И за несбывшейся любовью
Твой долгий,
Горестный забег.
*
Викентию Пухову
Нам известно заранее
Всё, что наоборот.
Утро, злое и раннее,
Отболит и уйдёт.
До утра нам искусные
Всё стонали сверчки.
Незадачливо хрустнули
Под ногою очки.
Зябко в банном халате, но
Терпелив наш рассвет.
Зашуршит выжидательно
Серый ворох газет.
И рекламой, кроссвордами,
Казино-шапито,
Кони с мерзкими мордами
Загарцуют в пальто.
И заполнив молчанием
Пустоту между строк,
Поскучаем за чаем мы
И вперёд, за порог –
За порог понимания,
За черту, за предел,
Где глумлив и так странен нам
Старых дел передел,
Где дождями измызганы
Веют ветры, вольны,
Где в окрестностях истины
Три известных сосны.
*
Измучили они меня,
Изгрызли,
Изъели до мозгов,
До потрохов,
Мутанты-однодневки,
Мысли-крысы…
Ну, врёшь ты всё, поганая любовь!
Твою полынь,
Твой хмель приспевших слов –
Изборонить!
Изнетить!
Расквитаться!..
Но тополиный пух… но тень акаций…
Но – тишина высоких облаков…
*
Промокший зонт
Вселяет уваженье
К упрямой однобокости дождя.
Всё глухо – ни поганки, ни груздя:
Лесной сквозняк и головокруженье
Высоких сосен. Цепкость бузины.
Худы, нетерпеливы и красны,
Гарцуют на обочинах рябины.
И запах жжёных листьев, дымный,
длинный,
Тоскливым счастьем полонит сердца,
Тягуче вяжет души – и с лица
Уже не смыть печати безразличья
К своим ненастьям и своей беде,
Когда она повсюду,
И везде
Повянули грибы, иссохли травы,
И гибнут дерева, и – Боже правый! –
Нам тоже
Место в этой череде…
*
Ни новых мыслей, ни идей
Нам не родить – они извечны.
Они вне нас, вовне –
И встречный
Нам их швыряет ветровей.
И трепеща, и холодея,
Мы постигаем: жизнь права!
Пряма ль история, крива –
Осуществляются идеи,
Овеществляются слова.
И стынет,
Косен и не нов,
Наш век
На иглах телевышек,
И запределен и неслышим
Надсадный крик летучей мыши
В сетях
Трамвайных проводов…
*
Не упусти приметы лета:
По снегу – розовая тень.
Заявлен праздничным рассветом
Твой бесконечный зимний день.
Ещё не отошла дремота
И не остужена беда,
А лето – здесь и навсегда:
Синичья звень и суета,
Игра нетронутого льда,
И облака, и позолота,
И незаметная работа
Подснежной прели,
И пугает
Ворон в саду сорочий сленг,
И синь,
И музыка играет,
И холод руки опускает…
И на погосте тает снег…
*
Николаю ИВЕНШЕВУ
Живём мы как-то всё не в лад,
Всё невпопад – спешим,
Судьбу смешим, а листопад
Свой шёпот в шорох шин
Уже вплетает, и асфальт –
Как жёлтая река,
И в жёлтых омутах дрожат
И вдруг буксуют и визжат
Огни грузовика.
И путь наш короток и прост,
И прост буксирный трос,
И время тихо задаёт
Осенний свой вопрос.
И свой черёд, и свой расклад
Нестройный птичий клин
Несёт, срываясь наугад,
Сюда, где вечный листопад,
И мы, и счастье невпопад,
И шорох, шорох шин…
*
В глазах простор,
А в мыслях пусто.
И ничего нейдёт на ум.
Какое тут, к чертям, искусство
Самопознанья!..
Пьяный кум
Уже гремит в сенях щеколдой,
Звенит убойным бутылём.
Конечно, будет шум и гром,
И мой гостеприимный дом
Зальётся по уши!
И подлый
Твой бес похмелья с мордой бодрой
Вздохнул,
Зевнул,
Вильнул хвостом –
И ноги положил на стол…
*
Где на ветру
Иззябнул и продрог
Седой, едва живой, чертополох,
Где лебеду
Дожёвывает изморозь,
Прорезались вдруг,
Выставились,
Вызрелись
Побеги серо-бурой белены.
В обманном ощущении весны,
Опасны,
Безрассудны и больны,
Они ещё дотятут до морозов…
И, как и мы,
Сойдут в глухую прозимь,
Где мёрзлых трав затоптанная просинь,
И стынь,
И наркотические сны
Иззябшей,
Отмороженной страны.
*
Мы верили,
Что всё непонарошку!
Что вот ещё чуть-чуть,
Ещё немножко,
И будет – з а в т р а.
Где же вы, простецкие,
Костры, горнисты,
Речки с перелесками,
Зарницы, разговоры до утра!
Костры остыли, сгасли вечера.
И завтра
Отступило во вчера.
И до утра
Мазками злыми, резкими,
Бессонница вымарывает резвые
Твои мечты,
И грязно-серый цвет
Уже привычен, и надежды нет,
Что прошлое,
Где завтра и вчера,
Продержится
Хотя бы до утра…
*
Над каждым – созвездие,
Мы это знаем, и вести
О замыслах ловим,
О помыслах наших созвездий.
И звёзды нам верят,
И нас они
Оберегают.
И тают снега,
И капель,
И вороны летают.
А лето – ну вот оно,
Слякоть осеннюю месит!
И вязнут дожди,
И позёмка вовсю куролесит…
И, круг замыкая,
Мы всё оставляем на месте,
Мы, слабые тени
Придуманных нами созвездий.
*
Сезон вневременья.
Ни снега, ни дождя нет.
Всесилье и всевластье пустоты.
Похоже, осень так и не дотянет
До тёплых снегопадов. Пусто. Ты
Уже не вспомнишь:
Темень, скорость света,
Остылая, в развалинах планета,
Квадрат луны отметиной вины…
А звёзды,
Те, что нами возжены,
Всё падают…
А небу – хоть бы хны!
Оно своё возьмёт,
И, воздавая
Делам твоим,
Нас доведёт до края
Земной эклиптики –
И выведет за край…
И – всё просчитано!
И лень твоя земная,
И холод запоздалого трамвая,
И стлань любви – от края и до рая…
И этот,
Возвращённый невзначай,
Пустынный твой,
Твой выстуженный
Рай…
*
От сглаза,
От дурного глаза,
Не уберёг тебя прогресс!..
А расставаться лучше сразу.
Перемолчать, закончить фразу…
Закатно, тускло и безгласо
Взывает солнце. Красный лес
Шагнул и по колено влез
В болото, в жижу. Ум за разум
Заходит от усилий без
Надежд, и греет руки алчность,
И дышит рядом и окрест
Добро с пудами-кулаками,
Душевность с резвыми клыками
И топи, полные чудес…
И даль бесцветна и невзрачна,
И отвратительна прозрачность
Холодных вод, пустых небес…
*
Душе пристало вслед за телом
Стареть – и заниматься делом.
Но неразумной, неумелой,
Ей высоту подай, полёт!
А тело – тело, ясно дело,
Подустарело. Подведёт.
Душа витает. Ей не спится.
Ей – воспылать, обнять, объять!..
А тело – смело громоздится
Туда, где к печке притулиться,
Вздремнуть, перевернуть страницу,
Поразмышлять, порассуждать,
Явленья тронуть и предметы,
И если можно – надкусить.
И вить связующую нить
Судьбы с окрестным белым светом.
А за спиною – тьма, ни зги.
А впереди – туман, извивы
Дождей, и топчутся мозги
По бездорожьям чепухи,
Простив душе её порывы.
*
А жизнь –
Опасна и строга.
Сохатый почесал рога,
Напряг тяжёлый лоб и –
И не узнала берега
Парнокопытная нога:
Болота, плавни, топи…
К воде приладилась ольха.
Глухие травы-стены.
И в небо
Он вознёс рога.
И понял я – антенны!
Не знаю,
Где он пребывал,
В какой такой пустыне,
О чём и с кем он толковал,
Но мой отчаянный сигнал
Он – всё-таки! –
Воспринял!
И – в воду, в топи, напрямик!
А дальше – степь, околки…
О, просветленья миг и миф,
Обломки и осколки!
А я – к себе.
Но не успел.
Куда мне без сноровки!..
И спину мне обжёг прицел
Оптической винтовки.
*
На постсоветское пространство
Напастей – свыше головы!
А голова – у государства.
И даже – две! – у государства
Клювастых крепких головы.
Одна, что слева, – та лукаво
Всё норовит стращать, кусать.
Другая – вывернулась вправо:
Вполне расчётливо и здраво
Поговорить, потолковать,
Ну, хоть о чём – о прозе жизни,
О мелкооптовой отчизне,
О гимнах, флагах и гербах,
Где в двух распластанных крылах
Былая боль, былая слава…
И где тут лево, что здесь право,
Поди, попробуй угадать!
Нам не впервой и не внове
Без проку, без толку морока.
И ни царя порой, ни Бога
Ни в той, ни в этой голове!
Сама себе, сама собой
Страна живёт и выживает…
И всё, что в голову взбредает,
В одну – неведомо другой.
Но верят обе, что правы!
«Так ты за белых или красных?!»
Что нам готовят – тризну? Праздник? –
Две несовместных,
Разномастных,
Клювастолобых головы…
*
Дождь моросит. Морозит
Только к утру. Всю ночь
Стонет над нами осень,
И золотую россыпь
Листьев роняет дождь.
Мокрые блики счастья!
Только не забывай:
Он сотворён ненастьем,
Наш горьковатый рай…
Лёт запоздалой стаи
Вычертит след в окне
И навсегда растает
Где-то над нами, вне
Наших надежд, снаружи,
Там, где обрящем вновь
Таинство вьюжной стужи,
Кротость своих снегов.
И отзвучит нелепо
Утлого счастья дрожь,
Вскинется ветер слепо…
И опрокинет небо
Дождь, завершая ночь.
*
Полетели жёлтые листья.
Полетели белые гуси.
Угадать,
Далеко ли, близко
Наши горести – не берусь я:
Наши старости,
Наши беды,
Что приходят за летом следом –
Первым снегом, беспечным русским,
Сухотравьем, пропахшим грустью,
Давним счастьем, забытым где-то…
И последним
На всё
Ответом.
*
Тобаго или Тринидад?..
О, этот дикий аромат
Невызревшего чуда!
Незримы зимы и лета,
Но нет и малого следа
Там, где я не был никогда
И никогда не буду.
Там ныне вечная весна,
И ты, наверное, одна,
И блики нашего окна,
И медленное стадо
Домой плетущихся коров,
И тишь,
И сглаженность углов,
И дальний смысл
Тех вещих снов,
Что понимать
Не надо.
*
Весенний морок пучеглазых звёзд.
Весенняя дневная лепота.
Цветёт и отцветает лебеда.
Птенцы вороньи падают из гнёзд.
И тесен мир за письменным столом.
Не познан,
Не осознан до поры
Наш белый свет,
Но эта или та
Вдруг падает падучая звезда,
И подставляет истина уста
Нам в просверке озоновой дыры.
И счастье наше коротко и зло.
Птенцы вороньи встали на крыло.
*
Всё вдруг сковал мороз!
Суть естества
Нестойких агрегатных состояний
В стремленье обдурить, надуть…
Но я не
Зело умён, и я стою на том:
В округе всё сковало –
Вечным льдом!
Нас оглушил,
Опустошил мороз.
Нас холод обложил дурацкой данью,
И ни тепла, ни просто обещанья,
Ни вместе,
Ни, тем более, поврозь.
И вся любовь!.. Озноб и маята.
Лишь на стремнине чёрная вода
Ещё дымит, не ощущая льда…
*
Воспрявших трав
Разлёт и взлёт –
Отмытый грех июльской засухи.
Ветвей сплетенье и разброд,
Остылое мерцанье вод
И незаметный поворот
К осенним снам.
Побеги-пасынки
Плюща берут на абордаж
Плетни, ограды, средостенья
Калиток, чьё предназначенье –
Вводить собак в визгливый раж.
Сычи ведут свой репортаж
С низин – и эти песнопенья
Темны,
И ночь добавит тьмы,
И до утра не верим мы
Ни в судный день,
Ни в искупленье,
Ни в катастрофу потепленья,
Ни в близость
Гибельной зимы.
*
Природа рвёт свои контракты
С тобой: болезни, чехарда
Невзгод – печальное контральто
Холодной осени!
Пуста
Твоя рассудочная трезвость.
И – день за днём, и бесполезность
Хозяйкой топчется в душе.
Подруга в бледном неглиже –
Луна – лениво, неохотно,
Проклюнется, заглянет в окна,
Смутясь, скользнёт к карандашу
И коленкоровой тетради,
Где с чашкой чая на ночь глядя,
Я, как стихи, долги пишу.
Долги – за газ и отопленье,
И свет, и светопреставленье,
Которое имело быть,
Но мы с тобою, стало быть,
Смогли презреть его наличье,
За неразборчивую прыть,
За всё,
Что с горьким безразличьем
Мы по ночам в общенье личном
Избыть сумели
И забыть…
*
Мне снился, конечно, Париж!
Поля Елисейские, башня
Под небом, французские «башли»,
Кабак незаметный и тихий –
Ротонда над плесенью крыш.
И Сена,
И сонные блики
На серых гранитах
Невы,
И сад,
И литая ограда,
И – что ещё, что ещё надо
В копне
Васильковой травы!..
*
Мы счастия – увы! – не обрели.
Всё просто –
Мы друг друга не нашли.
Вселенная – ей должно расширяться.
Об этом можно было догадаться
Чуть раньше – отрываясь от Земли.
И тайно,
По космическому коду,
Взывая «SOS»,
Мы задаём работу
Заблудшим снам –
И предаём свободу
Пространств ночных,
Что вчуже обрели
Взамен любви –
Любви своей вдали.
*
Ренате Казанцевой
Упрёшься носом в свой забор –
И самому себе завидно.
А в небе – синодальный хор
Фламинго.
Им тебя не видно.
Не виден им ни твой забор,
Ни малый сад твой,
Ни усилья
Твои в саду.
Ведут их крылья
С судьбой и небом разговор.
А здесь, внизу,
И тих, и тесен,
Твой белый свет –
Трава, листва,
Тоска-печаль, что не нова,
И эти поздние слова –
Слова любви…
А в поднебесье
Звучит хорал.
И нет сомненья –
Всё поправимо, всё,
И ты –
Всего лишь способ заземленья
Надежд
Высокой
Чистоты.
*
Теперь весна.
Теперь молчать и помнить
О неизбежном таянье снегов.
Ночная белизна, свечная копоть,
Прикосновенье – локон или локоть,
И потрясенье праведных основ
Любви, уже охлынувшей отчасти,
Ушедшей в тишину.
И самовластье
Передрассветных торопливых снов.
Теперь –
Терпеть весенние свершенья:
Наш, по зиме растраченный вдвоём,
Восторг почти свободного паренья,
Броженье, обнажённость – окоём,
Размытый мричкой, сотканный дождём,
И даль дорог, сулящих возвращенье…
И этот вечный камень преткновенья,
Поросший цвелью, мохом, лишаём…
*
Несхожи,
Несовместны мы ни в чём –
Сплошное отрицанье отрицанья.
Попытки внять – на грани истязанья.
И наши непрощенья и прощанья
И обещанья
Вовсе не при чём.
Реченье рек, разбуженных теплом,
Моленье льда, весеннее присловье
Капели, пришлых слов немногословье –
Всё заглушает звонкое злословье
Сливных ручьёв, срывающихся днём.
Но терпит нас,
Бог весть чему в угоду,
Чадящее кострище вороша,
Весна – и снегопадна и рыжа.
И гасят свет ночные сторожа.
И за день изболевшая душа
Вбирает темь ночного небосвода.
*
Заросший сад.
Господние задворки.
Вороны – крик, разборки и разбой.
Автомобиль отечественной сборки
Уткнулся в небо ржавой головой.
Кирпич, следы строений, запустенье.
Насилье времени над смыслом и собой.
Любое слово вносит разнобой
В обыденность,
Рождая вожделенье
В колодезном ведре поймать рукой
Хромую щуку,
Чтобы разночтенья
Любви неправедной, похожей на разбой,
Взошли волшбой
В саду, где пыль и зной, –
Где сгибли,
Потерялись мы с тобой
По твоему, по щучьему веленью…
*
Тоска-кручина нелюбимых глаз.
Дрожит крушина,
Тихий свой рассказ
Ведёт о зимах, прожитых метелях.
Терновник,
В паутинах, повителях,
Осыпав грязно-синие плоды
Себе под ноги,
Слушает и верит.
И бьёт волна о выдуманный берег,
И с кротостью душевной простоты
Всё шепчешь мне,
Всё повторяешь ты
О счастье нашем
Тихий свой рассказ…
В тоске прекрасных
Нелюбимых глаз.
*
Пустыми, прозрачными рощами
Плывёт паутинная нить.
Теряет нас век – и не ропщем мы!..
Как много, однако же, общего
У нас, не отвыкших любить
Свой гуж, свой хомут…
И по случаю
Обряща голодную сыть
Свободы, мы тщимся забыть
О прошлом –
О том, нераскрученном,
С каменьями, тучами, кручами…
Где мы растеряли всё лучшее,
Успев и его оглупить.
*
И ни зла не иму,
Ни боли я.
Ветер на пепелище старом
Грезит жаром,
Грозит пожаром,
Застит разум ночным угаром.
Это – нашей любви агония.
Это на пепелище старом
Счастья нашего метрополия,
Обирая саму себя,
Отдаёт – за спасибо, даром! –
Всё до нитки – своим колониям,
Расторопным своим лимониям,
Ненасытным,
Неблагодарным,
Оголтелым своим окраинам.
И ни меры, ни дна,
Ни края нам!..
Лишь под утро
Тоскливый страх
Скалит зубы грифоном раненым…
И полощется по окраинам
Вожделенья пиратский флаг.
*
История – неточная наука.
И в этом мнится некий недочёт.
Опять – скучна, глуха и близорука –
Рассудочность, брюзгливая старуха,
Меня по кочкам топким понесёт.
И обозначит светлое на тёмном,
И подмалюет тёмному рога,
Копыто или хвост, хотя рука
Уже творит движеньем потаённым
Знаменье крестное, сбиваясь…
И пока
Ещё есть время, всем неугомонным
Своим любовям, верам полусонным,
Надеждам, что заглядывают в рот,
Ты спешный учинишь переучёт.
И всё пройдёт.
И тихий снег пойдёт
Над безутешной скаредностью дней.
И явит нам погиблое столетье
Осколков слов, молчанье, междометья…
И сладость инея,
И белые соцветья
Рассветной изморози в кипени ветвей.
*
Ты уезжаешь.
Каплет.
Слёзы
Незрелых туч ещё светлы.
Пьют из-под крана воду осы,
И мокнут синие стрекозы,
И привередливы и злы
В билетных кассах мониторы.
И поезд –
Медленный, но скорый –
Пыхтливо топчет полотно.
Грехопаденье тусклых яблок
С ветвей уже завершено.
Пырья зелёное рядно
Повыцвело, бессилье тяпок
Забыто в междурядье грядок,
И занавешено окно.
И поезд топчет полотно,
Входя в другое измеренье.
И обрастает дребеденью
Пейзаж, и дребезжит стекло,
И что во благо, что во зло –
Не угадать, и отошло,
Ушло беспечное тепло –
В поля, в холодное биенье
Дождей,
И наше противленье
Дождям
Пока ещё светло.
*
Свежо предание,
Но верится с трудом…
Распродадим
Цветной металлолом,
Осядет дым и отсыреет дом,
Забьёт по крышам мокрый метроном,
И осени цветной водоворот
Отнепогодит всласть
Да и уйдёт.
И той зимой,
Что с нами заодно,
Зимой,
Где, в общем, всё предрешено,
Мы будем знать,
Как дальше быть и жить,
О чём жалеть,
А что, забыв любить,
И верить лишь снегам,
Метелям… Но
Темно грядущее
И сущее – темно…
*
Опять разлад, шатанье и разброд.
Опять разноголосье, разногласья.
Опять вопрос – свобода или счастье?
Любовь – почти всегда слепой полёт.
Седьмое небо – весело и жутко!
Безумных звёзд ночной парад-алле.
Дух зимнего тепла в печной золе…
И всё.
И унеслась на помеле
Без пристежных ремней и парашюта.
*
Ни примириться,
Ни расстаться нам!..
Живём, накручивая стаж
Душевных краж и распродаж…
А гроздья
Белыя
Акации
Уже не наши…
И не наш
Весны блистательный кураж:
Дождей ночная презентация,
Беспутных молний злая грация,
Восторг листвы,
Ветвей овация –
Любви
Счастливый ералаш!..
*
Снегов закатных серебро и олово!..
Судьбы твоей костлявые углы
В поддых всё норовят локтями голыми.
Но лезут, но скулят,
Но кружат голову,
Но кружат неостуженную голову
Слова любви – метельны и белы…
Среди угля и пепла, и золы –
Снегов закатных
Серебро и олово…
*
Цепь лопнула –
Прервалась связь времён! –
И плюхнулось ведро с водой в колодец.
Вороны ахнули. Вороны в унисон
Откашлялись. Вороний камертон
Нам задал тон беседы. Иноходец,
Наш прыткий «запорожец» – инородец,
Рванул и, спотыкаясь, поскакал
По пыльной колее куда подальше.
А дальше заносило нас тем дальше,
Чем резче на лице твердел оскал.
Вот так сошлось.
Ну, что нам всё неймётся!
На ворот липнет пыль и грязь,
И брань…
И ты всё чаще слышишь: – Перестань!
Порвалась цепь? И ладно. Обойдётся.
Любовь – она, где тонко, там и рвётся.
И в этом, верно, скрытый есть резон,
Что запоздал он, твой вечерний звон…
И нам для утешенья остаётся
Лишь звяканье
На вороте колодца
Пустой скобы
Под выкрики ворон…
*
Бодливая гульливая скотина
Бродила в сухотравье у реки.
В реке мутнела глина,
Грелась тина.
В тени тянули пиво мужики.
Сочили ковыли жару и сухость,
И пыльная томилась благодать.
И было как-то сразу не понять,
Что неча нам виниться и пенять
На близорукость нашу
Да безрукость.
Что беды все и лиха пересилив,
Все скорби уместив в одной строке,
Сщукарив раков в высохшей реке,
Мы с памятью земной накоротке
Обнимем небо –
Небо над Россией,
Над старой над своей Новороссией,
Вот это небо…
Здесь…
Невладеке.
*
Вино из одуванчиков
В стаканах Рея Бредбери,
Прозрения, пророчества,
Стругацкие с Азимовым!..
Давно не лезем в дебри мы,
Безропотно стареем мы,
Измотанные зимами
И засухами летними.
Но как оно заманчиво,
Вино из одуванчиков!..
Привет,
Шестидесятники
Семидесятилетние…
*
Осенний сумрак. Рядом – никого.
Сырая пыль, холодная и злая.
Её-то грязью мы и называем.
Как далеко до тёплых берегов!
Как далеко заводит нас свобода
Кондовой нашей фени – тёмный лес!
Вон пень-трухляк – торчит, аки дантес…
Поди, прощенья просит у народа…
Но это боль уже иного рода.
А тени чуждых ныне берегов
Бегут к тебе и задевают краем,
Где ты так безнадёжно узнаваем
Своим «и-а» на чьё-то «и-го-го»…
И сохнет пыль.
И грязь.
И те, кого
Ты не забыл,
Уходят в темь, пора им…
И, отболев разором и раздраем,
Мы новые надежды обретаем,
И это очень,
Очень нелегко…
*
Немолодые и усталые,
Говяды спят, скосив рога.
Судьба нашла,
Судьба достала их…
Бьёт свирестель. Цветёт куга.
Сом колобродит. Все при деле.
На УКВ рыдает Брамс.
И совмещаются пределы
Земных орбит,
Земных пространств…
Издание этой книжки стало возможным благодаря активной помощи и поддержке ряда должностных и частных лиц станицы Полтавской Красноармейского района.
Всем им сердечное спасибо. Автор благо дарит ЗАО «Ростань» за финансовую поддержку издания.
Особая благодарность:
Главе Красноармейского района Краснодарского края Василию Захаровичу КУЗНЕЦОВУ,
Заместителю Главы района Людмиле Васильевне СИДОРОВОЙ,
Заведующей отделом информации Любови Михайловне ДИДЕНКО,
Военному комиссару района Юрию Владимировичу РАЗЗОРЕНОВУ,
Атаману Полтавского районного казачьего общества Александру Николаевичу КОСЕНКО,
Главному редактору газеты «Голос Правды» Валерию Гавриловичу ЛИТВИНОВУ,
а также коллективу Красноармейской типографии.
