Текст книги "Цена короны"

Автор книги: Алексей Гамаюн

Соавторы: Татьяна Серебряная
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава четвертая Прерванные разговоры (продолжение)

Харадир, главный евнух-распорядитель дворцового гарема, плюхнулся в кресло и промокнул взмокшую лысину огромным пунцовым платком.

«Ар-шуаммис реви хуаммиди», как говорят в таких случаях южные еретики. «Беды ходят караваном».

Вот уже пятый день женскую половину дворца лихорадило. Все началось с того, как привезли кандийскую принцессу. Понятное дело, что вверили ее заботам Харадира. Поначалу евнух-распорядитель даже обрадовался. Ни скандалов, ни капризов от новенькой – тише воды, ниже травы. Понятно, что и служанок, и покои ей предоставили самые лучшие – как-никак, невеста будущего государя… В том, что Адрелиана коронуют, Харадир не сомневался. И не имел ничего против радостного события.

Евнух, который служит в императорском гареме – будь то распорядитель или мальчик-служка, недавно прошедший все испытания, признанный годным по складу ума и характеру и подвергнутый известной операции, – пользуется большим влиянием. Но с каким бы уважением к евнуху не обращались, как бы перед ним не заискивали, в отношении к нему всегда присутствует легкий, почти неуловимый привкус презрения. Особенно это заметно у мужчин. И Харадир в свое время опешил, когда понял, что вселившийся во дворец лорд-регент общается с ним… как с равным.

Понятное дело: если ее высочество Амилла здесь, значит, со свадьбой все решено. И не хотелось бы ударить в грязь лицом перед будущей императрицей.

Харадир перед вселением принцессы лично осмотрел покои, сделал внушение служанкам, а сам пошел в свой кабинет и тайком достал из особого сундучка бутылку крепкого эрладийского вина. Ждал, что начнутся крики: вода в ванне горячая, яблоки не того сорта, и занавески на окнах зеленые, как хвоя на ели, а должны быть как хвоя на сосне. За долгие годы службы наслушался…

Но караул у дворца в тот день сменился раз, потом другой, и Сурран, молоденький служка, приставленный к Харадиру, дабы набирался опыта, постучался в дверь, спросил, не угодно ли почтенному распорядителю пообедать – обедал распорядитель поздно. И только позже явились служанки – удивленные, улыбающиеся… Ее высочество просит передать, что всем довольна, а почтенному распорядителю вручить в благодарность подарок – футляр для книг из лучшего кандийского бархата, расшитый золотой нитью. И служанок одарила: кому достался гребень, кому узорчатый платок, чтобы не выходить на улицу с непокрытым лицом…

Дальше – пуще. Ни с того ни с сего лорд-регент взялся распускать свой сераль. Зачем? Женитьба, конечно, дело хорошее, нужное. Опять-таки, государственное. Но зачем же наложниц – по домам?!

Евнух-распорядитель поворочался в любимом мягком кресле, которое вдруг показалось ему слишком глубоким, и вздохнул, вспоминая, как утирал слезы Аллейн, которая разревелась в самый неподходящий момент. И как искали ей платок – прикрыть лицо, взамен перепачканного потекшими от слез красками и румянами, да еще такой, чтобы к платью подходил.

И вот теперь новая напасть… Сказать кому – не поверят: сам сайэр Хильдис Коот, светлейший епископ Церкви Сеггера, пожаловал в сераль…

* * *

Евнух поморгал, словно надеялся, что фигура в лиловой сутане, сидящая в кресле напротив, исчезнет. Однако светлейший епископ никуда не исчез, только двойная складка между бровями, похожая на гадательный символ «нун », стала глубже.

– Все понятно, ваше светлейшество, дело государственной важности, – пробормотал Харадир, пытаясь придать голосу необходимую твердость. – Но обычай гласит: невесту до свадьбы лицезреть не дозволяется никому, кроме ее ближайших родственников, а также жениха и его родителей…

– Слушай меня, распорядитель, – епископ нагнулся, оперся на стол, и расстояние между ним и толстяком опасно сократилось. – Я повторю тебе исключительно из уважения к твоей должности и твоим заслугам. Как мне хорошо известно, лорд-регент не раздает должности людям, если они того не заслужили. И не чем-нибудь, а особыми способностями, необходимыми на занимаемом посту. А также чувством долга, верностью и неподкупностью. Иначе разговор с тобой был бы другим.

– Конечно, ваше светлейшество…

– Значит, говоришь, лицезреть невесту нельзя?

– Вы совершенно правильно поняли, ваше светлейшество. Ни в коем случае. Даже лицу, облеченному саном, если только оно…

– …не приходится ей ближайшим родственником.

– Именно так, ваше светлейшество.

– Похвальная бдительность, очень похвальная… Враги престола и Церкви могут быть повсюду. Бывает так: сидит человек в роскошном кабинете, отделанном синим бархатом, – и он верный слуга короны и лорда-регента. Но стоит лишь ему спуститься к нам, в подвал Инквизиции, – и там, среди голого камня, быстро выясняется, что никакой он не слуга, а шпион, продавшийся за золото Соултрада. Очень быстро выясняется, за какой-нибудь час.

Намек был более чем прозрачен. Именно синий бархат обтягивал стены кабинета, где происходил разговор. Евнуха била мелкая дрожь, и он лишь надеялся, что она ускользнет от пронзительного взгляда епископа. Напрасно надеялся.

– Любой распорядок можно нарушить, – промямлил Харадир. – По личному распоряжению лорда-регента, конечно…

– Лорд Адрелиан в отлучке, и ты это прекрасно знаешь, евнух. Ну так как, продолжим поиск врагов до его возвращения?

Харадир был одним из немногих – по пальцам одной руки сосчитать можно – людей, знавших о тайных прогулках лорда-регента по столице. Знал и то, что они зачастую растягиваются на полдня. Сколько он сумеет выдержать в подвале Инквизиции, если епископ и в самом деле исполнит угрозу? Час? Едва ли больше… А потом писцы, обслуживающие пыточных дел мастеров, заскрипят перьями – и обратной дороги уже не будет.

И все же евнух продолжал колебаться… И наконец выдавил:

– Н-не могу, ваше светлейшество. Нельзя…

Епископ подумал, что в упрямом толстяке мужества, пожалуй, поболее, чем у иных, имеющих в штанах полное мужское хозяйство. Наверное, он все-таки мог сломать евнуха, даже без обещанных пыток. Применив магию, например… Но не стал, напротив, позволил тому выйти из нелегкой ситуации без урона служебному долгу:

– Тогда сделаем так. Как я понимаю, там у тебя дверь в другую комнату? – епископ ткнул пальцем в сторону тяжелой малиновой портьеры.

Евнух закивал и принялся лихорадочно вытирать платком лысину. О существовании двери, ведущей из кабинета распорядителя в маленькую комнатку, а оттуда – на женскую половину дворца, знали очень немногие. И всех, кто об этом знал, почтенный Харадир мог перечислить, даже разбуди его среди ночи.

Епископ Коот в этом коротком списке не значился. До сегодняшнего дня.

– Так вот, евнух. Если ты приведешь ее высочество Амиллу, принцессу Кандии, в комнату, которая находится за той дверью… туда есть вход не только из твоего кабинета, верно?

Почтенный Харадир поймал себя на том, что уже в десятый раз промокает лоб и макушку скомканным платком. Он вжался в любимое кресло, но это не помогало. Казалось, взгляд глаз-буравчиков впивается в его рыхлую плоть.

Сайэр епископ знал про потайную дверь… Если разобраться, чем это грозило распорядителю сераля? Ничем. Но от осознания этого факта спокойнее не становилось.

– Дверь оставишь открытой, – продолжал епископ, расправляя на коленях концы пояса и словно не замечая ужаса евнуха. – Соответственно, ее высочество будет стоять по одну сторону шторы, я – по другую. Лицезреть невесту сквозь такую плотную ткань я не смогу… Ну, что скажешь, евнух?

Ответом был сдавленный стон, похожий на мычание теленка. Но явно утвердительный.

– Вот и славно. Так что никаких обычаев и предписаний мы не нарушим. Я просто задам ее высочеству несколько вопросов. А чтобы окончательно развеять твои сомнения и тревоги… Можешь не покидать этой комнаты и выслушать весь наш разговор.

* * *

Ждать пришлось недолго.

– Приветствую вас, ваше светлейшество, – тяжелая портьера немного приглушала звук, но голос невесты лорда-регента звучал вполне отчетливо. Епископ поднялся и неспешно подошел к двери.

– Шуами ан дар маю, ашалла .[1]1
  Счастье да пребудет с вами, прекрасная. (кандийск.)


[Закрыть]

– Маю анна ан дар шуами, алламеи тарро. Фалами дар маю халарра анна то шарраэ .[2]2
  И вам счастья, отец мудрости. Да будет ваш путь столь же легок, как в юности


[Закрыть]

Епископ усмехнулся и покосился на евнуха. Тот неподвижно сидел кресле, словно оплыл, заполняя его своей тушей. На его гладком лице застыло то кротко-обреченное выражение, которое появляется у человека, который пережил тяжелую потерю и смирился с неизбежным. Расчет его светлейшества оказался точен. Он знал не только о потайной двери, но и о том, что распорядитель ни слова не понимал по-кандийски. Во всем дворце набралось бы от силы человек десять, понимающих этот язык, – включая самого епископа и лорда-регента, а умеющих мало-мальски объясняться, – и того меньше.

– Шарраэ ара туро ан халарро фаламаи, ато ар-зуабби то заввахи .,[3]3
  Юность не ищет легких путей, если не хочет погрязнуть в праздности.


[Закрыть] – продолжал сайэр Хильдис, вновь поворачиваясь к двери.

Из-за портьеры послышался прелестный смех, похожий на журчание ручейка.

– И маю фалами зуаро ан ома те ар-заввахэ фалами .[4]4
  И путь, который привел вас ко мне – не путь праздности.


[Закрыть]

– Фарада дар ан заввахэ фаламаи зуаро ан ме, ашалла .,[5]5
  Благословен будет путь праздности, ведущий к вам, прекрасная.


[Закрыть] – Хильдис Коот развел руками и отвесил поклон невидимой собеседнице.

Евнух вскинул голову и вперил в него затравленный взгляд. Неужели епископу под силу видеть даже сквозь тяжелую, плотную ткань?

Коот заметил это движение, коротко взглянул на Харадира и кивнул, одновременно прикрыв глаза. Толстяк шумно вздохнул, словно с его плеч упала огромная тяжесть. Этим едва заметным кивком епископ давал понять, что не собирается нарушать уговор.

– И ом ар? туро ан халарро фаламаи анна то шарраи , – продолжал он. – Ме баларраэ аллахар анн? ашалла .[6]6
  Я же, как в юности, не ищу легких путей. Но ваша прозорливость столь же блистательна, как и ваша красота.


[Закрыть]

– Арахарралаэ ар-аллуат ту фарра ,[7]7
  Слепому не дано судить о солнце.


[Закрыть] – лукаво возразила принцесса.

– Аллама мута ар-алхарралаэ то ар-анна .[8]8
  Мудрость делает видимым незримое.


[Закрыть]

– И ома аллама ой ар-анна маю .[9]9
  В таком случае моя мудрость не идет в сравнение с вашей.


[Закрыть]

– И фарси-ар-туллаэ таэ хуараэ но ваххаламаэ. Аула-фейхаэ анна кель-ами аллуаэ .[10]10
  Умаление своих достоинств – признак скромности или лукавства. О соловье судят по песням.


[Закрыть]

Несчастный распорядитель таращился то на дверь, то на безжалостного епископа, надеясь понять хоть что-то из разговора. Страх немного прошел, сменившись растерянностью и полной беспомощностью. Что он скажет лорду-регенту? Евнух жалобно посмотрел на резной столик, где еще прошлой осенью стояла клетка с бормотуном, его любимцем. Элвес, бедная птичка… Ты наверняка запомнил бы что-нибудь из этой варварской тарабарщины…

– Фейхаэ ан фарра ато кель-ами ар-фейхаэ ,[11]11
  Дословно: слушая днем, соловья не услышишь (Если бы соловей пел днем, его бы никто не услышал).


[Закрыть] – послышался голосок принцессы.

– Таи фейхи дар бен анна фейхаэ, ашалла…[12]12
  Имеющий уши да услышит, прекрасная.


[Закрыть] И ом йох шело маю то ар-анна шелли? Зуарро то ома маю ой-фарсаэ шелли .[13]13
  Или вас подобает называть другим именем? Подскажите мне имя, что будет вас достойно.


[Закрыть]

Хильдис Коот выдержал паузу и прислушался к дыханию за портьерой.

– Шелоэ фармилла то фарраэ мано но милревиэ-фах ар-мута ой-ашаллаэ .[14]14
  Назови фармилу «устами дня» или «душой садов» – ты не сделаешь ее краше


[Закрыть]

Умна, ничего не скажешь… Епископ напоминал себе человека, метающего дротики вслепую. Правда… прежде чем завязать себе глаза, он успел хорошо разглядеть мишень.

И первый же дротик попал в цель. Пусть не поразил ее, но задел. Ответ собеседницы прозвучал на миг позже, чем можно было ожидать.

– И но шелли ар-йох те бар-таллабаи фах мута харралаэ ан айят ?[15]15
  А разве имя не есть суть, облаченная в слово, чтобы явить себя миру?


[Закрыть]

– Фар-алла ,[16]16
  Воистину.


[Закрыть] ваше светлейшество.

Последние два слова прозвучали так, словно у барда, подыгрывающего себе на валлине, лопнула жила на смычке, и древко со всей силы ударило по струнам. Распорядитель Харадир, окончательно отказавшийся понять смысл разговора и убаюканный звуками певучей кандийской речи, подскочил в своем кресле. Но епископ оставался невозмутим. Толстая парча приглушала звук.

Но там, где евнух слышал лишь прекрасную, но бессмысленную музыку слогов и пауз…

Там, где знаток кандийского языка заметил бы лишь искусную риторическую игру, которой жители многочисленных маноров, теснящихся вдоль границы ледников, и разбросанных по пустыне оазисов учатся исподволь, овладевая родной речью, а заодно и добрым десятком людских и нелюдских наречий…

Там епископ ощутил первые признаки нарастающей паники. Так что не будем торопиться, девочка. Поиграем, раз тебе так нравится. «Туалла хавида – пато турро[17]17
  Дословно: длинна веревка – конец найдется.


[Закрыть] …»

Он едва не произнес это вслух.

Молчание затягивалось. Будучи знатоком не только языка Кандии, но и ее обычаев – впрочем, то же самое можно было сказать о языках и обычаях многих народов, населяющих Лаар, – епископ Коот мог ожидать, что следующим ходом станет приглашение «перейти от слов к делу». Но не обязательно. Любой, кому доводилось вести дела с жителями огромной, малонаселенной территории, именуемой Кандией, может рассказать о многочасовых обменах общими фразами вперемешку с любезностями, которые предшествовали решению главных вопросов. Многим это казалось просто развлечением, и кандийцы с этим не спорили. И лишь сами они да те немногие, вроде Хильдиса Коота, кто стремится дойти до сути и найти второе дно – или хотя бы убедиться, что его нет, – знали: это и есть переговоры по-кандийски.

– Алламаэ те фах-харраэ, йет алламаэ шеллоэ аллахар ,[18]18
  Мудрому дано увидеть суть вещей, потому мы и зовем мудрость прозорливостью.


[Закрыть] – продолжала принцесса. – Алламэ айте фармила ар-шело хурулла анна йинуххаэ .[19]19
  Мудрый никогда не назовет фармилу хурулллой , подобно страдающему носотечением.


[Закрыть]

Ее голосок был по-прежнему сладок и певуч, и епископ мог поклясться, что она улыбается. Однако звон колокольчика понемногу сменялся лязгом стали. Хороший признак… К тому же она помянула хуруллу – сорняк, цветы которого благоухают похуже выгребной ямы, а вторая фраза содержала оскорбительный намек.

– И аллахар анна бейлахар ,[20]20
  Прозорливость подобна ясновидению.


[Закрыть] – спокойно проговорил Коот и одернул пояс, стягивающий его лиловое одеяние. – Милреви-тарро хар фармила ар-анна хурулла бей йинн-ойарашалаэ милреви .[21]21
  Садовник отличит хуруллу от фармиллы прежде, чем сад будет осквернен зловонием.


[Закрыть]

Стало очень тихо. Даже евнух-распорядитель очнулся от дремоты в своем кресле и насторожился.

– Ай-йетаэ то айат …[22]22
  У всего сущего есть свое предназначение.


[Закрыть]

Теперь он отчетливо слышал, как дрожит голос невесты лорда-регента – от страха, от отчаянного, безнадежного усилия в попытке выиграть спор.

– Ом вах баллараэ маю … – епископ выдержал паузу, словно подбирая подходящее слово, – аллахар. Ой-йетаэ хурулла-йета ан милреви …[23]23
  Вы второй раз восхищаете меня своей… прозорливостью. Если семя хуруллы попало в сад, на то была причина


[Закрыть]

Пол под ногами епископа содрогнулся. Казалось, в стену дворца ударил таран. Позолоченное деревце, стоящее на каминной полке, со звоном упало, хрустальные листья рассыпались по ковру.

Евнух-распорядитель вскочил, словно подброшенный катапультой, и бросился к двери, оттолкнув епископа. Трудно было ожидать от толстяка такой прыти… Его лицо посерело, точно непропеченное тесто. Харадир рванул тяжелую бархатную штору и наполовину сорвал ее с карниза.

На женской половине стоял гвалт. Звон бьющейся посуды, визг служанок и наложниц, пронзительный голос Харадира:

– В сад! Всех женщин – в сад! Быстрее, быстрее!

Воистину, евнух-распорядитель не зря получал свое жалование.

Равно как и архитектор, который перестраивал дворец и позаботился о том, чтобы из любого помещения можно было без особых затруднений попасть в один из внутренних двориков. Чем и воспользовался Хильдис Коот: оставаться в кабинете почтенного Харадира стало не только бесполезно, но и небезопасно.

С тех пор как разразился Катаклизм, в Туллене землетрясения случались по крайней мере трижды в год (если верить поступающим донесениям), и хотя бы раз в год – в самой столице. Но сегодняшнее землетрясение было каким-то… неправильным.

Глава пятая Чем заканчиваются прогулки инкогнито

Человек пришел в себя от резкой боли – похоже, кто-то всей тяжестью наступил ему на руку. И тут же последовали новые болезненные толчки и удары… Человек лежал навзничь. Вокруг металась обезумевшая толпа.

Застонав, он поднялся на четвереньки, затем на ноги, едва не был свален снова, но устоял и побрел в сторону от столпотворения, не понимая: «Кто он? Где он? Что вокруг происходит?»

Кое-как выбрался из толчеи, не обращая на нее внимания, не вслушиваясь в звучащие вокруг вопли.

Память начала проясняться – медленно и неохотно. Человек с трудом разлепил губы и проговорил без всякого выражения:

– Я – ротмайстер Баркус.

Память радостно подтвердила: да, именно так он себя и называл… Но отчего-то произнесенное имя показалось чужим. Ненастоящим.

Где-то неподалеку истошно заорала женщина, легко перекрыв бессвязный хор толпы:

– На помощь! Грабят!! Насилуют!! Убиваю-у-у-у-т!!!

И, странное дело, вопль этот словно выдернул затычку из переполненного сосуда: воспоминания хлынули струей, потоком.

«Какой, в бездну Хаоса, еще ротмайстер?! Я лишь называл себя так, инкогнито гуляя по Туллену. А на самом деле я… Да, Адрелиан. Лорд-регент Адрелиан. Но что же происходит в моей столице?»

Женский крик, терзавший уши, смолк. Возможно, убийцы и насильники успели сделать свое черное дело. Либо же разбежались, не вынеся пронзительных воплей жертвы.

Но и без того вокруг хватало суматохи. Удары землетрясения – а в том, что случилось именно оно, Адрелиан не усомнился, – уже прекратились. Дома вокруг большей частью уцелели – иные покосились, стены других покрылись трещинами. Лишь несколько зданий старой постройки лежали в руинах. Но люди не спешили в свои жилища, опасаясь новых подземных толчков. Никто толком не знал, что можно и нужно делать. Женщины причитали, прижимая к себе детей. Мужчины мрачно молчали. Неподалеку занимался пожар, но никто не спешил его тушить.

«Где городская стража? Где гвардия? Почему никто ничего не делает? – возмутился Адрелиан. – Вот и отлучись ненадолго…»

Меж тем по площади пронесся слух, что здесь-то еще ничего, стихия достаточно милостиво обошлась с людьми, а вот неподалеку, где рухнул караван-сарай старой постройки… Называли цифры раздавленных – одна другой больше.

Лорд-регент немедленно поспешил туда.

Развалины старого караван-сарая и впрямь представляли самое печальное зрелище. Земля устлана погибшими, раздавленными и ушибленными. Многие купцы и их работники еще оставались под руинами, придавленные обломками стен и тяжеленными тюками с товаром, – стоны доносившиеся оттуда, не позволяли усомниться. Народ, столпившийся вокруг, застыл в каком-то тяжком оцепенении, не пытаясь спасти погибавших.

Адрелиан сгоряча совершенно позабыл, что он переодет. По привычному сознанию своей власти грозно закричал на бесчувственных ленивцев и приказал им расчищать обломки, отваливать тяжести и освобождать раненых. Многие, полагая его чиновником, повиновались властному голосу, и лорд-регент, чтобы подать им пример, первым начал отбрасывать камни и перетаскивать тюки.

Несколько минут спустя Адрелиан услышал зычные крики: «Разойдись! Разойдись!» Поднял голову – на площадь въезжали конные гвардейцы во главе ротмайстером Круллом. С этим командиром лорд-регент был лично знаком с давних, еще до Катаклизма, времен. Старый служака, решительный, храбрый и преданный, но сообразительностью, увы, не блещет… Что и продемонстрировал в очередной раз вполне наглядно.

– Отставить! – рявкнул Адрелиан, подскочив к Круллу. – Не разгонять толпу! Пусть расчищают обломки, спасают людей!

Ротмайстер, казалось, на мгновение лишился дара речи. Уставился так, словно видел лорда-регента первый раз в жизни. Хотя, конечно же, не мог не узнать, пусть и в чужой одежде.

– Кто здесь командует: ты или я? – поинтересовался Крулл весьма язвительно. – Ты или я получил этот шеврон из рук самого лорда Адрелиана?

Теперь уже лорду-регенту пришел черед онеметь.

– Ступай! – махнул ротмайстер рукой с зажатой в ней нагайкой. – Ступай и радуйся, что у меня нет времени наказать тебя за дерзость!

– В своем ли ты уме, ротмайстер Крулл?! – возопил Адрелиан. – Отныне ротой ты не командуешь, езжай в казарму и жди решения своей судьбы!

Ротмайстер немедленно доказал, что решительности ему и в самом деле не занимать. Ответил не словом, а делом – со всей силы вытянул лорда-регента нагайкой. И крикнул солдатам:

– Взять его!

«Сошел с ума… Не узнает меня…» – мелькнула мысль у Адрелиана. Гвардейцы уже подбирались к нему, расталкивая конями толпу.

– Солдаты! Разве вы не узнаете своего командующего? – громыхнул голос лорда-регента, прокатившись от края до края площади, – точь-в-точь как в старые времена громыхал на поле боя.

Не узнавали… Или старательно делали вид, что не узнают.

Заговор?.. Мятеж?.. Разбирательство стоило отложить на потом. Раз уж люди решились на такое , то пойдут до конца, ни перед чем не остановятся. Ткнут ножом в суматохе, и конец…

Надо было уносить ноги, и Адрелиан юркнул в толпу. Зеваки улюлюкали ему вслед, но попыток схватить не предпринимали.

* * *

Землетрясение вызвало не так много разрушений, как показалось поначалу, зато переполоха наделало немало.

Половина магов, прибывших на большой совет, разъехалась накануне вечером. Лорд-регент не любил проволочек и позаботился о том, чтобы люди, занимающиеся государственными делами, разделяли с ним эту нелюбовь. Те, кто не успел уехать, ненадолго заперлись в особом покое.

Как стало вечером, была срочно созвана комиссия от Инквизиции, коей поручили установить истинные причины происшествия.

Это могло означать только одно: без магии тут не обошлось.

Прислуга еще убирала битую посуду и поломанную мебель, когда вернулся лорд-регент.

Его одежда была разорвана, в пыли, на щеке красовалась ссадина. Не говоря ни слова, он прошел в свой кабинет, через миг выбежал оттуда, огляделся по сторонам и исчез в гардеробной.

Придворные и прислуга растерянно переглядывались. Наконец, кто-то сообразил сбегать на кухню и распорядиться, чтобы лорду-регенту подали ужин. В гардеробной было подозрительно тихо, и другой слуга, осторожно постучав в дверь, спросил:

– Мой лорд, не желаете ванну?

– Ванну?! – послышался хриплый, но восторженный вопль. – Давай!

…Слуги еще не успели убрать разлитую воду, а их ждал новый сюрприз.

Лорд-регент, который даже на полевой кухне держался под стать родовитому сайэру, уписывал за обе щеки. О существовании такой вещи, как вилка, он и думать забыл. Нагромоздив на тарелку горы закусок, Адрелиан управился с ними с помощью салатной ложки, хлебнул из кубка, после чего недоуменно уставился на мажордома.

– Эт-то что такое?

– Родниковая вода, милорд, – с поклоном ответил тот, пытаясь сохранять невозмутимость.

– Вода?!

– Так точно, милорд. В соответствии с вашим…

– Разорви меня демоны Хаоса! – взревел Адрелиан. – Почему лорд-регент должен пить воду, как мул у дороги? Вина! Самого лучшего! Что у вас там есть? Или вы все гномам на топоры поменяли?

Несчастный распорядитель точно врос в землю. А вдруг это шутка? Или хуже того: лорду-регенту вздумалось испытать его таким способом?

Тем временем Адрелиан сунул в рот остатки немыслимой смеси, которая осталась на тарелке, и принялся жевать.

– Успокойся, приятель, – буркнул он с набитым ртом и хлопнул распорядителя по плечу. – Никто тебя на дыбу не потащит… Давай-ка, быстренько…

И, поднеся к губам тарелку, вылил в рот остатки подливки и звучно рыгнул.

Ужин (во время коего лордом-регентом было выпито немало) еще не закончился, а по дворцу уже ползли слухи: будущий император ударился головой во время землетрясения и… как бы это выразиться помягче… слегка тронулся умом. Тем более что подтверждения этим слухам следовали одно за другим.

* * *

Странник был немолод, загорел, худ, жилист. Истоптанные сапоги и сбитый конец посоха свидетельствовали, что немало дорог он измерил своими шагами, пока не очутился здесь, на окраине Туллена.

Что происходит в городе, странник пока не понял – подземные толчки застали его в пути, в нескольких лигах от столицы, и не показались чересчур сильными.

– Скажи, добрый человек, – обратился он к первому встреченному тулленцу, – что произошло в вашем спасаемом богами городе? Смута или вторжение врагов?

Тулленец стоял у обочины и не спешил ответить на заданный вопрос. Занимался он странным делом: мял и ощупывал собственное лицо.

Странник повторил вопрос.

– Землетрясение… – ответил тулленец равнодушно, словно о чем-то малозначительном. – Но ответь и ты, странник, на мой вопрос, хоть и может он показаться нелепым. Какое у меня лицо? Опиши его по совести!

– Сеггер да простит тебя, добрый человек, за такие неприличные вопросы! Но если это тебе нужно…

– Очень нужно!

– Изволь, я опишу. Лицо у тебя ужасно загорелое, кожа почти черная.

– Проклятье…

– Нос чуть ли не с мой кулак…

– Проклятье…

– …Рот преширокий и губы с голубым отливом.

– Что еще? – сдавленно прохрипел тулленец.

– Глаза серо-зеленые и выпучены, как у рака. А в общем… ты уж извини, добрый человек, но Сеггер наградил тебя преотвратной рожей!

Выдав этакое заключение, странник отступил на шаг и перехватил посох поудобнее, мало ли что взбредет в голову странному человеку… Но тулленец лишь ограничился словами:

– Не Сеггер одарил меня этим … И мой ответный дар будет страшен!

* * *

Амилла отложила книгу, упала на тахту и судорожно обхватила пухлую бархатную подушку.

Больше всего ей хотелось разреветься. Нельзя. Вот-вот войдет служанка, чтобы помочь ей переодеться, сделать прическу… и непременно спросит: «Что случилось, ваше высочество?» Можно что-нибудь соврать – например, что стосковалась по отцу. Или просто приказать, чтобы ее оставили в покое. В конце концов, она принцесса, невеста будущего императора Туллена!

Если только свадьба состоится.

Нет, конечно, состоится. Адрелиан так ее любит! Стоит ей только попросить, и он…

А что «он»? Пообещал разорвать отношения с этими дикими горцами, которые два дня везли ее в мешке через всю пустыню? Ее до сих пор тошнит от запаха конского пота и плохо выдубленной кожи, стоит только вспомнить… Сказал, что избавится от своих наложниц? Разрешил не ходить в церковь?

Хорошо, но откуда ей знать, что обещания не останутся обещаниями? Где указ со словами «не оказывать помощи», «не подпускать к границам» и прочими, скрепленный императорской печатью? Где гонец, который скачет на север, чтобы отнести этот указ Балеогу? Правда, болтая со служанками и как бы невзначай спрашивая то одну, то другую, Амилла поняла, что почти все наложницы уже покинули дворец, а те, что остались, уедут со дня на день. Но если это всего лишь уловка? И если уж на то пошло, кто помешает императору заводить новых наложниц после свадьбы?

Если только свадьба состоится…

В дверь постучали. Наверно, служанка пришла – помочь одеться, сделать прическу…

– Входи! – крикнула Амилла.

Но девушка, которая проскользнула в дверь, была непохожа на служанку. Слишком хорошо одета… И слишком высоко держит голову.

– Меня зовут Флайри. Я наложница Адрелиана.

– Тебе еще не сказали, что все наложницы ко дню моей свадьбы должны отправиться по домам?

Флайри поджала губы, но гримаса получилась горькой. Девушка присела на пуфик и привычно одернула длинное темно-зеленое платье – еще один жест, выдающий девушку из древнего рода сайэров. Она была ростом чуть выше Амиллы, немного старше и заметно шире в плечах. В ее фигурке было что-то мальчишеское. Огромные, чуть ли не в пол-лица глаза были густо подведены и от этого казались еще больше.

– Ты, наверно, думаешь, что я стану просить, чтобы ты пожалела меня? Буду рассказывать, как я люблю Адрелиана и все такое?

Кандийка смутилась. Примерно этого она и ожидала. Заплаканные девушки, которые будут умолять ее поговорить с лордом-регентом, позволить им остаться…

А теперь она сама вот-вот расплачется.

– И что дальше? Думаешь, я откажусь от свадьбы? Брошу все, оставлю письмо лорду Адрелиану и уеду к отцу?

Наложница поднялась и шагнула навстречу Амилле. Всего один шаг, но кандийка попятилась.

– Не городи чушь, принцесса… – прошипела Флайри. – Свадьба состоится. Если ты этого захочешь. А ты захочешь. Но имей в виду: Адрелиану нужна не женщина, а императрица для его империи. Иначе он бы давно женился.

– На тебе, что ли?

– Да хоть бы и на мне!.. Послушай, сейчас это неважно… – она покачала головой и коснулась руки Амиллы. – Адрелиан в беде. Я не знаю, что именно случилось, но… Мне нужен твой совет. Мне больше не с кем поговорить. Понимаешь, сегодня, после ужина, он позвал нас к себе…

– Нас?

– Да. Нас осталось всего три: Валда, Солана и я. Остальные уже отправились к родителям… Я знаю, это из-за свадьбы…

«А ты чего хотела?»

Слова уже были готовы сорваться с губ Амиллы, но она осеклась. Кажется, девчонка и в самом деле не пыталась ее запугать или оскорбить. И смолкла она не потому, что ждала ее ответа. Меж густых бровей наложницы залегла морщинка, губы сжались, точно от невыносимой боли.

– Продолжай.

– Я никогда его таким не видела… Он был… пьян.

Последнее слово Флайри выплюнула, как неприличное орочье ругательство.

– Поверь мне: Адрелиан не пьет. Даже на торжествах. Пара глотков не в счет. Ты разве не заметила? Когда вы с ним ужинали? Он наверняка приказал принести вино, но у него в бокале была вода. Или ягодный сок.

– Откуда ты знаешь? – ахнула Амилла.

Она была слишком потрясена, чтобы скрыть изумление. И в самом деле… Во время второго визита лорд-регент распорядился подать угощение. Когда пришел слуга-евнух с вином и фруктами, дочь магноса заметила, что кубки он принес разные и старается, чтобы ни в коем случае их не перепутать. И запах… Тогда словно звякнул колокольчик, и только сейчас Амилла поняла: когда Адрелиан поцеловал ее в щеку у дверей спальни, она не ощутила запаха хмельного.

Флайри чуть заметно улыбнулась.

– Я знаю его не первый день. Он никогда не пил. Он считал, что человек, на которого возложена такая ответственность – управление государством, – должен сохранять трезвую голову. Иначе этим непременно воспользуются враги.

Амилла поежилась. Только сейчас она поняла, что почти совсем стемнело, и никто не пришел растопить камин. Пламя свечей подрагивало, словно от холода или страха.

– Ну так вот, – продолжала Флайри. – Он посмотрел на нас и спросил: «Как, это все?» Распорядитель Харадир стал объяснять: мол, вы сами приказали отпустить Аллену и всех остальных. А он даже не дослушал, шлепнул Солану и сказал что-то вроде «Ладно, девочки, пошли веселиться».

Пресвятой Пасман-миротворец… Амилле показалось, что пол уходит из-под ног, как сегодня утром, когда началось землетрясение. Значит, он все-таки обманул ее.

– И что ты предлагаешь?

Она надеялась, что этот вопрос прозвучит спокойно, небрежно. Но голос внезапно осип, а язык стал непослушным.

– Мы должны выбраться отсюда и рассказать кому-то о том, что случилось, – Флайри покачала головой. – Сейчас у нас есть возможность. Пока… этот человек развлекается… Только мне кажется, что это и не человек вовсе.

– И кому ты расскажешь? – выпалила Амилла. – Кто нам поверит?

– Все поверят! Все, кто знает Адрелиана. Видишь, даже ты мне поверила!

– А кто тебе сказал, что я поверила?

Амилла сделала последнюю попытку освободиться от кошмара, который сгущался вокруг нее с сегодняшнего утра. В конце концов, какая разница, кто станет ее мужем – настоящий император или его двойник? Она станет императрицей Туллена, ее коронуют… а там будь что будет! Но что-то подсказывало ей, что это не так.

– Я вижу, что ты веришь, – шепот Флайри обволакивал ее невесомой осенней паутинкой. Теперь девушек разделяло не больше шага. Казалось, бархатистые глаза наложницы не отражают, а впитывают золотой свет свечей. Амилла заметила две тонких морщинки, которые словно брали ее рот в скобки, и подумала, что наложница старше, чем показалось в первый миг.