Текст книги "Воронка"

Автор книги: Алексей Филиппенков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Алексей Филиппенков
Воронка
Повесть

Выражаю особую благодарность Анне Куликовойза то, что она взялась помочь и нарисовала обложку и спасибо за выдержку при работе. Так же хочу поблагодарить своего друга, Папян Айказа проявленную креативность в дизайне обложке. Отдельная благодарность историкам, Ростиславу Алиевуи Камену Невенкину, а так же моему отцу, Михаилу Филиппенковуза их исторические поправки и замечания. Так же хочу сказать спасибо всем тем людям, кто поддерживал и просто был рядом.

Глава 1
Призрак ничейной земли

В ранний утренний час на узких улицах еще спавшего города появился туристический автобус. Пробыв всю ночь в пути, он остановился на центральной площади города. Выплюнув последний столб дыма из выхлопной трубы, автобус затих.

– Уважаемые дамы и господа, наш автобус сделал небольшую остановку в маленьком городе Биаш. Этот милый городок расположен в исторической области Франции, Пикардии. У вас в запасе всего около двух часов свободного времени, поэтому заранее определитесь с тем, куда вы пойдете, чтобы не потратить драгоценные часы впустую. Всех жду на улице.

Люди медленно начали покидать свои места и выходить из автобуса, образовав легкую тесноту в проходе. Экскурсовод, миссис Вайс, собрала всех возле величавого дерева, стоявшего на маленьком травянистом островке, врезанном в гранит площади и огороженного невысоким заграждением.

– Господа, подходите все ко мне, – начала Вайс. – Перед вами дерево, которое является символом города. Оно – немой свидетель далеких грозных дней, прокатившихся здесь давным-давно.

– А что здесь произошло? – спросила молодая девушка, записывая слова экскурсовода в блокнот.

– Город, в котором вы сейчас находитесь, расположен на берегу всемирно известной реки Соммы. Эта река и дала название грандиозной битве, произошедшей здесь много десятилетий назад. В июле 1916 года, к югу отсюда англо-французские войска предприняли крупномасштабное наступление на территорию, захваченную германской армией. Битва продолжалась несколько месяцев, и лишь в сентябре англо-французская коалиция все-таки сумела взять главные рубежи, чем поставила жирную точку в затянувшемся кровопролитии. Как подсчитали историки, на один квадратный метр поселка Биаш упало больше снарядов, чем во всей битве при Вердене. Хоть это и метафорическая ирония, но битва была действительно кровавой и беспощадной.

В первом ряду, возле миссис Вайс стоял мужчина лет тридцати пяти и внимательно вслушивался в ее слова, но, дослушав речь экскурсовода до конца, все же не сдержался и с досадой произнес:

– В итоге Германия проиграла.

– Гюнтер, нельзя сказать, что мы проиграли в битве на Сомме. Германские войска были истощены намного сильнее англо-французских, и это истощение обеих сторон и положило конец битве. Формально в битве победа осталась за Англией и Францией, а Германия была вынуждена смириться.

– Что-то типа исторического технического нокаута? – прозвучал голос из толпы.

– Можно и так сказать, – улыбнулась Вайс.

– А остались какие-нибудь следы того времени? – поинтересовался мальчишка лет двенадцати.

– Да, вокруг нас, за рекой, и с другой стороны города, на полях, сохранились окопы и воронки от снарядов. Их специально никто не закапывал, чтобы оставить память для будущих поколений.

– О-о-о, здо-о-рово, пойдем полазаем там, – словно получил электрический разряд мальчуган, и они с другом побежали уговаривать своих матерей пойти за город к, как они их назвали, «ямам».

– Дамы и господа, – привлекла внимание туристов Вайс, подняв одну руку вверх и щелкая пальцами, – у вас два часа, помните об этом. Те из вас, кто желают почтить память жертв первой мировой войны, могут пройти по дороге, которой мы сюда приехали. Она выведет к мемориальному кладбищу, расположенному в километре отсюда. Там покоятся французские солдаты, но вы можете положить цветы просто в память об ушедших. Так же в городе имеется сувенирный магазин, работающий круглосуточно, где вы сможете купить все вас интересующее на память о Биаше.

Дождавшись, пока Вайс освободится от раздачи указаний туристам, Гюнтер подошел к ней с личным вопросом:

– А здесь есть кладбище немецких солдат или мемориал, миссис Вайс, куда бы я смог положить цветы в честь наших павших?

– Ох, Гюнтер, мемориал во Флакуре, в трех километрах отсюда, а что ты хотел?

– Мой дед воевал здесь, я приехал почтить его память. Мой отец не смог приехать и попросил меня возложить цветы в память о моем деде и своем отце. Он также очень просил меня узнать – может быть, найдется какая-нибудь информация о нем. У нас сохранились его письма и документы того времени. Он принимал участие именно в битве на Сомме и погиб в этих местах, а ведь нам даже неизвестно, где он похоронен.

– Сотни тысяч людей до сих пор остаются пропавшими без вести, Гюнтер, и после битвы многих даже не удалось обнаружить – их затянула земля или разорвало снарядами. Боюсь, здесь ты не найдете ничего из того, что тебя интересует о погибших немцах, ведь это все-таки Франция. Но во Флакуре есть один мемориал. Однако тебе нужно поторопиться, а иначе не успеешь к отправлению. Видишь ту красную вышку вдалеке?

– Да.

– Это и есть Флакур. На дороге перед въездом в город ты увидишь мемориал.

– Как хоть этот мемориал выглядит? – спросил Гюнтер, заправляя рубашку и готовясь к забегу.

– Такое кирпичное строение метра два высотой, по форме напоминающее домик, с покатой крышей, а на фасаде надпись: «В ЧЕСТЬ СЫНОВ ГЕРМАНИИ, ПАВШИХ ЗА КАЙЗЕРА И РЕЙХ».

– Хорошо, спасибо, я побежал.

– Подожди, Гюнтер, как твоя фамилия, чтоб я записала тебя, если вдруг опоздаешь?

– Байер, Гюнтер Байер.

Туристы разбрелись по городу. Прекрасная погода приглашала всех. Солнце играло своими лучами, перистые облака проплывали по голубому небу. Чириканье птиц добавляло утреннему настроению бодрости и чувство прекрасной надежды. Из пригородных полей и лугов легкий ветерок приносил душистый запах недавно покошенной травы. Казалось, природа дарит людям всю заботу, что у нее есть и приглашает всех людей насладиться теплым воздухом.

На заднем сидении автобуса продолжал сидеть пожилой мужчина. Он, молча, смотрел в окно, видя, как миссис Вайс завернула за угол вместе с другими туристами, что-то им рассказывая.

– О чем ты думаешь? – нарушил тишину голос жены.

– Не верится, что я здесь. Всю жизнь мне казалось, что все произошедшее было страшным кошмаром. Но это место реально.

– Тебе тяжело находиться здесь, милый?

Старик пожал плечами:

– Я не знаю, как описать свои чувства. Я мало что помню с того времени, но это дерево мне припоминается. В то время это было единственное дерево, сохранившееся в черте города. Изменился лишь внешний вид.

– Ты хочешь выйти, или мы посидим здесь и дождемся отъезда?

Он тяжело вздохнул и ответил:

– Ты думаешь, я дал позволить тебе вытащить меня из теплого кресла ради сидения в автобусе? Нет, я должен туда выйти, дорогая. Там, на загородных полях осталась моя молодость.

– Это произошло именно в этом городе, милый? – она взяла его руки в свои, слегка растирая холодные ладони.

– Да, почти здесь. Я хочу выйти…

Они переглянулись.

– Один. – Добавил он.

– Я понимаю тебя. Иди к своей юности, а я прогуляюсь по городу и куплю нам что-нибудь перекусить в дальнейший путь. Ты не забыл, Вайс сказала, что у нас два часа.

– Если я не примру где-нибудь под деревом, то обязательно вернусь. – Старик улыбнулся.

– Дурак…

Уже на улице он снова взглянул на зеленое, ветвистое дерево, играющее своей массивной кроной с порывами легкого ветра. Из глубины сознания яркой вспышкой блеснули давние воспоминания оголенного древесного ствола, почерневшего от копоти и огня. Тогда это дерево не было таким зеленым, оно было мертвым. Окинув улочки равнодушным взглядом, старик пошел в другую от всех сторону. Местность за городскими кварталами еще хранила свежесть от недавно скошенной травы. Вдалеке старик завидел Гюнтера Байера, который изо всех сил бежал по дороге, к соседнему городу. Решительной походкой старик направился от площади к обширным полям; в ту же сторону побежали и ребята, услышавшие о сохранившихся окопах.

«Мама» – давно забытый голос начал повторять это слово, завлекая мысли в трущобы воспоминаний. Словно кинопленка, его память запечатлела лишь редкие кадры молодости и этих мест. Он забыл очень многое, но его память отчетливо сохранила слово «мама», и голос, голос из прошлого, который произнес его. Выйдя за городские кварталы, его глазам предстало непередаваемых красот поле – огромное и переменчивое, от зеленой и ровной поверхности лугов до неравномерных бугров. В одной части поля было еще одно мемориальное кладбище. Время от времени на нем можно было увидеть пожилых людей, бродивших в одиночестве, склонявшихся над могилами своих бывших сослуживцев, но с каждым годом их становилось все меньше и меньше. Он не останавливался, продолжая ступать по зеленой траве. Поле казалось бесконечным. Наконец, земля под ногами переставала быть ровной и каждый шаг оголял шрамы, нанесенные матери природе. Слева, поросший травой, показался маленький кратер. Справа почва так же была неровной – это был другой кратер, более глубокий. «Вряд ли она сохранилась», – думал он, обходя ямы.

Его руки были изрезаны морщинами, редкие седые волосы развивались на ветру. Он все шел, никуда не сворачивая, внимательно всматриваясь в каждый кратер, попадавшийся на пути, изучая каждый сантиметр. За множеством воронок, старик увидел длинную извилистую траншею, оплывшую землей и заросшую травой за долгое время. Змейкой траншея уходила куда-то в дальнюю лесополосу, откуда теряла свое продолжение. За лесополосой пролегала асфальтовая дорога на плато Типваль к главному мемориалу.

Он подошел ближе и наконец спустился в саму траншею. По внешнему виду было заметно, что за этим эхом войны ухаживают, время от времени подкапывают, чтобы земля не затянула все окончательно. Там, где раньше располагался блиндаж командира батальона, теперь пролегает асфальтовая дорога к мемориалу. А бетонные бункеры, в которых солдаты пережидали артобстрелы, давно были разобраны и засыпаны землей. В десятках метрах вокруг все поле было изуродовано одинаковыми воронками, которые оставила здесь далекая война. Нынче война, прокатившаяся здесь, отзывалась только приглушенным эхом далеких сражений, звук которых остался лишь в памяти когда-то сражавшихся тут солдат.

Он решительными шагами прошел по траншее, сел на пологий скат и стал смотреть через разрыв густой листвы в сторону Соммы. События, произошедшие здесь шестьдесят два года назад, постепенно возвращались в его память. Где-то за углом поросшего травой поворота послышались приглушенные голоса: «Хей, Карл, как ты думаешь, сегодня англичане пойдут в наступление?», с другого конца слышалось: «Я не хочу умирать, боже, пощадите», третий голос добавил: «У тебя еще вся жизнь впереди, чтобы закопать сделанные тобой воронки», и опять он услышал это слово – «мама». Это была страшная реальность прошлого, которая возвращалась сюда вновь. Он не видел ее много лет, не хотел возвращаться в нее, но постепенно она стала заполнять его сознание. Память возвращалась. Он прошел еще немного по траншее, ведя пальцами по брустверу. Возле небольшого выступа из окопа, где когда-то располагалась позиция для пулемета, старик остановился.

В сотне метрах отсюда трудились рабочие: они сносили какой-то заборчик в близлежащем селении, возле потрепанного серого домика на краю поселка. Домик был огорожен лентой, бригадиры ходили вокруг и махали руками, что-то пытаясь донести до своих подопечных. Старику было знакомо это здание, которое он видел на этом же месте много лет назад. Глядя на строителей, он видел издалека улыбки на их лицах, молодость, радость в глазах. Откуда-то из лесополосы послышалось чирикание птичек. Солнце в это утро светило ярко, озаряя сотни гектаров земли.

– Эх, – вздохнул старик, – никогда бы не подумал, что поля на Сомме способны быть такими красивыми.

Вдруг в поселке заработал отбойный молоток. Он привлек все внимание старика, напоминая ему звук пулеметной очереди. Воображение взыграло в разуме. Стена времени истончалась, и, смотря через бруствер, старик переносился в прошлое, год за годом, и словно ощущал всем телом, как оно молодеет. Морщинистые руки разглаживались и становились вновь молодыми и сильными. Пальцы чувствовали приклад винтовки. Шелковая рубашка стала превращаться в грязную солдатскую форму, швы на которой начинали расползаться. Седая голова обновлялась темными, каштановыми волосами, специально побритыми по уставу. Голову покрыла новенькая каска модели M16, которую неделю назад всему батальону выдали на складе. Он так долго старался не вспоминать увиденное здесь. Где бы он ни был, он старался убежать от своих кошмаров, но эта борьба с самим собой оказалась непосильной. Что-то неизвестное затягивало его в неумолимое, когда-то пережитое им прошлое. Воспоминания приобретали мрачные оттенки и застилали собой всю настоящую и яркую реальность, высвобождая чудовище войны из минувших лет. Словно по чьему-то волшебству, из сумеречного тумана прошлого в окопе стали появляться люди, одетые в одинаковую с ним форму.

1965

1945

1918

Душистая растительная поверхность сменилась грязным месивом, а поросший окоп стал углубляться в землю и принимать свои изначальные формы. Протоптанное туристами дно траншеи покрылось грязными досками, а тишина, живущая здесь уже многие годы, начала нарушаться криками и выстрелами.

1917…

– Приготовиться…

– Примкнуть штыки-и-и…

И вот он, восемнадцатилетний мальчишка, стоит в этом же окопе, ничего еще не ведающий о своем будущем. Шел 1916 год. Небо окончательно сменило свой голубоватый оттенок. Теперь его затмевало громадное черное облако после пожарищ. Свежий аромат скошенной травы 1985 года сменился смрадом от разлагавшихся тел вперемешку с запахом пороха. Он смотрел на вздымающиеся фонтаны земли перед траншеей и пребывал в парализующей все тело и разум прострации. Пробегавший вдоль траншеи офицер задел нашего героя плечом и вернул его в чувство.

Мальчишка пораженческим взглядом оглянулся вокруг. Рота готовилась к атаке. Командир, стоявший перед шеренгой, всем своим видом показывал, что атака начнется через считанные секунды. Каждый солдат косился на старшего по званию, и когда офицер чуть поднялся по лестнице, ведущей на поле боя, бойцов охватил мгновенный приступ паники и страха.

– Ненавижу ждать. Быстрее же. – Раздался чей-то голос.

От первой атаки нашего юного героя отделяли несколько секунд. От томительного и нервного ожидания, таящего неизвестность, кровь стыла в жилах. У одного из бойцов в этот момент слезились от страха глаза. Секунды, когда все эмоции одновременно овладевают человеком. Губы то предельно сжаты, то рот, напротив, открывается для более свободного дыхания. Скулы напряжены. У кого-то из солдат выдох сопровождается протяжным стоном. Взгляд то стеклянный, то бегает из стороны в сторону. Страх повсюду. В душе живет боязнь идти в свою первую атаку, но вместе с тем желание поскорее сдвинуться с места и со всем криком пуститься вперед, лишь бы настал конец этому невыносимому ожиданию.

– Пресвятая дева. – Чей-то истерический крик пронесся по всей траншее.

Никого это воззвание даже не заставило повернуться. Каждый в эти секунды находился наедине с собой. Кто-то вспоминал клумбу пышных роз возле дома, возле которой часто играл с детьми. Другие с мыслями отправлялись в родительский дом, окунаясь в годы своего детства. Были и те, кто, боясь смерти, просил у бога прощения за все грехи, за плевки в близких, за совершенные по отношению к родным и любимым предательства. Одного из солдат со страха вырвало прямо на свои сапоги. Все они понимают, что покинув этот окоп, им придется встретиться лицом к лицу с собственным жизненным опытом. Он скажется в момент рукопашной схватки, когда враги останутся наедине друг с другом, глаза в глаза. Победа будет зависеть от смекалки, скорости и хитрости. Бок о бок они готовы защищать друг друга. Здесь нет ни бедных, ни богатых. На время наш герой закрыл глаза и увидел маму, которая улыбнулась ему, чуть склонив голову вправо, и это видение словно затмило основной фон боевых действий. Звуки разрывных снарядов поблекли в воображаемых глазах матери, и вся окружающая война стала одной большой иллюзией.

– Мама. – Еле слышно произнес мальчишка. Видение было настолько реальным, что ему хотелось протянуть руку, чтобы дотронуться ладонью до ее румяного лица.

Последние мысли о родных нарушил свисток командира, и рота поднялась в атаку – с криками и воплями, озлобленностью и ругательствами в задымленную пустоту. Чем сильнее боязнь овладевала, тем громче становился крик. Один за другим они поднимались по самодельной лесенке, навстречу собственным страхам и смерти. Вся рота пошла вперед; командир, постоянно дуя в свисток, подбодрял солдат. Выбежав на нейтральную территорию, пехотинцы приближались к вражеской линии обороны, где пулеметы уже были готовы открыть огонь. Прошедший ночью дождь затруднял продвижение бойцов, на дне почти каждой ямки скопилась вода. В больших воронках лежали полуразложившиеся тела убитых, из их распухших тел выглядывали испуганные крысы. Бежавшие скользили по вязкой грязи, падали, но снова поднимались и бежали вслед за остальными. До вражеских окопов было около двухсот метров. Двести метров отделяло одних бойцов от других. От этих двухсот метров зависело, сколько матерей не дождутся своих детей, сколько жен останутся вдовами.

Атака в своей зрелищности приближалась к своему апогею! Поравнявшись в единую линию, первые бежавшие пытались стрелять на бегу в сторону вражеских позиций. В бежавшей толпе слышались имена матерей, проклятия и самая отборная матерщина, которую не услышать даже в самом захолустном баре. Внутренний страх ожидания растворился в море адреналина и захлебывался в неизвестно откуда взятой энергии, способной донести человека до небес. Намерение и желание остаться в живых после боя поселяется в душе у всех. Каждый из этих мальчишек надеется, что пуля не попадет в него, каждый… Здесь, на огненной полосе они пытаются утешить себя знаниями, полученными на тренировках, когда пронзали мешки, набитые соломой. Но здесь не учебный лагерь и не теория, это не драка с ребятами из соседнего двора – здесь убивают.

– Впере-е-д! – кричал офицер.

Внезапно тяжелый и раскаленный воздух сотрясся от раздавшейся пулеметной очереди. За ней бегло послышалась винтовочная стрельба. Первый бегущий в шеренге падает замертво, за ним – второй, третий… десятый.

Наш юный и уже изрядно напуганный герой бежал не в первой шеренге, что и успокаивало, но животное опасение за свою жизнь начинало пересиливать все остальное. Он не сделал еще ни одного выстрела, не пробежал и сотни метров, а ужас войны уже сковал все тело. Пули пролетали мимо, и он отчетливо слышал их свист. Командир роты, бежавший впереди, кричал:

– Выполняйте свой долг, а страх оставьте врагу, он тоже боится. – Он продолжал держать во рту свисток, а в руке пистолет. Через секунду он рухнул на землю, и сердце его перестало биться.

Солдату, бежавшему слева от нашего мальчугана, пуля попала в ухо, и тот, резко закрыв его рукой, упал с диким криком, будто его резали на операционном столе без анестезии. Почва то справа, то слева вздымалась вверх от попадания пуль, и шальной камень из земли выбил солдату глаз. Не успев даже закрыть глаз рукой, солдат получил несколько пуль в грудь и неуклюже упал в глубокую воронку, наполненную водой. Наш герой метался из стороны в сторону.

«Вправо или влево. Боже, убьют, прямо сейчас. Нет, я добегу». – Подсознание безумствовало и издевалось над его разумом. Его глаза успевали за долю секунды сохранять в памяти самую страшную картину человеческого бытия – смерть. Пули продолжали пугать своим свистом. Казалось, что сделав один неверный шаг не в ту сторону, она обязательно пронзит тело. В одну секунду нужно принять решение: свернуть ли, бежать ли вперед или залечь. От этих молниеносных решений зависит вся жизнь, а ведь тебе всего восемнадцать лет. Какой-то рядовой в нескольких метрах левее делает этот самый неверный шаг и нарывается на вражью пулю. Спустя еще мгновение пуля попадает в голову впереди бегущему солдату, и он, теряя равновесие, на скорости падает к земле, всем телом проехав по грязевому месиву. В ту же секунду мальчишка бросается в глубокую воронку справа – она была единственным спасением в этой жестокой схватке. Вероятно, она осталась от очень крупного снаряда и в глубину достигала почти трех метров, а в диаметре не меньше пяти. Вжавшись в скат воронки, он кричал, истерично ртом врезался в бруствер, зубами раздирая земляной покров. Страх переполнял его. Состояние, в котором он пребывал, трудно назвать даже страхом, это было озверение, в котором он потерял всю связь с окружающей его действительностью. Никто из атакующих сослуживцев, находясь под плотным пулеметным огнем, не заметил, как он прячется здесь. Десятки людей пробегали мимо, падали замертво, но продолжали двигаться вперед. В пылу сражения раздался крик одного из офицеров. Это означало провал атаки и отступление. Немцы начали пятиться обратно к своим траншеям, и возле воронки, в обратную сторону бежали сослуживцы, вдогонку которым велся пулеметный и ружейный огонь.

Чуть высунувшись, мальчишка беспомощно наблюдал за демоническими игрищами смерти. Его дикий взгляд бегал из стороны в сторону. Он не мог поверить, что такое вообще возможно в жизни. Неужели это она – война, разве она такая? Он не так себе ее представлял, учась в университете и читая в книгах.

«Нет… – кричал его внутренний голос. – Это слишком жестоко, это бесчеловечно. Хватит. Прекратите. Почему? Почему мы убиваем друг друга? Я не хочу. Нет, не хочу умирать». – В подсознании юноши шел не меньший бой его «Я» с окружающей действительностью. Ему захотелось домой, в родную комнату, где в письменном столе в данный момент лежит его любимая книга. Грудь пронзила щемящая боль от невозможности очутиться сейчас в теплом и уютном кресле гостиной. Мерзкая и страшащая реальность окутала все уголки окружающего мира, и в эту самую секунду пришло ужасное осознание неотвратимости скорой смерти. Он с ужасом наблюдал за тем, что происходило на поле боя. Люди с воплями падали на землю, и это были их последние секунды. Одного солдата разорвало взрывом на мелкие части. Другому перебило ноги, и пока он полз в укрытие, пулеметная очередь пронзила его тело. Третьему оторвало руку, и в состоянии шока он старался найти ее среди изувеченных тел. Через секунду он был убит. Один бедняга в конвульсиях бился на земле, схватившись за горло. Кровь обильно фонтанировала, но спустя пару минут парень уже не шевелился. Оставшиеся в живых возвращались на свои позиции, стараясь захватить с собой кого-то из раненных, но и их убивали. Мальчишке хотелось выскочить из воронки и побежать вслед за остальными, невзирая на шквальный огонь, но ноги будто парализовало и словно что-то невидимое схватило и не отпускало, чтобы он не смог убежать отсюда. Он был не в состоянии даже пошевелить ногой и продолжал участвовать в битве только взглядом.

В это время со стороны французских позиций послышались ответные призывы к контратаке. Из окопов показались солдаты в голубых мундирах и их количество ужасало. Это была не просто контратака. На немецкие траншеи обрушилось целое наступление. Французские батальоны ужасающей лавиной устремились окопам врага. Немецкая пехота продолжала возвращаться в свои окопы, и как только последняя группа пересекла рубеж, раздался крик: «Feuer!» [1]1
  «Огонь!» (нем.)


[Закрыть]– и свинцовая лавина обрушалась на французов.

Как можно сильнее он вжимался в землю, чтобы пробегавшие мимо французы не заметили его. Он боялся их – злых, взрослых мужчин, убивающих без расспросов. Враги так же падали замертво от застигших их пуль. Оглушительный взрыв свалил в воронку солдата – может, мертвого, а возможно, просто контуженного разрывом снаряда. Атака французов оказалась яростной и была массовым прорывом, но немецкая линия обороны не поддалась. В этот день погибла не одна тысяча солдат, отдавших свою жизнь за родину.

Французская пехота добралась до заграждений из колючей проволоки перед немецкими траншеями, но всему положил конец приказ об отступлении. Стреляя вдогонку отступающим, немецкая траншея вздохнула спокойно. Солдаты, возбужденные после атаки, принялись выкрикивать имена друзей, ища их в окопе, проверять, все ли цело, благодарить Господа за спасение и за сохранение жизни. Другие успели сорвать с убитых фляжки, так как почти вся армия мучилась от жажды, без смены, без подкреплений и без припасов. В битве, происходившей на реке, солдаты изнемогали от нехватки воды. Один рядовой заметил свое ранение только когда вернулся в траншею, а до этого, в пылу сражения он даже не почувствовал что потерял фалангу большого пальца. Солдаты садились на корточки и отдыхали; кто-то плакал от бессилия и одновременно от радости за то, что жив, кто-то проваливался в сон, используя эти драгоценные минуты спокойствия.

С обеих сторон цели атаки не были достигнуты, и на время поле битвы погрузилось в тишину и безмолвие. Французы прекратили обстреливать позиции немцев, и наступала самая драматическая часть. Раненые, оставшиеся лежать на ничейной полосе, вопили, стонали и взывали о помощи. Первые минуты после боя все вокруг напоминало операционную, где стоял душераздирающий визг. Одиночная стрельба все еще продолжала сотрясать воздух.

Внезапно тучи стали сгущаться, и землю окропил плотный дождь, закончившийся так же быстро, как и начался. Вода скапливалась в малые, а после и в большие лужи и, проделывая себе путь, стекала в окопы и воронки. Размокший бруствер порой обваливался, если его не закрепляли досками, и вся эта земляная каша втекала в траншею. Солдаты были вынуждены по щиколотку, а кое-где и по колено идти в грязи. Ночевать в таких условиях представляется попросту невыносимо. Но, пехоте не привыкать. Находились и такие смельчаки, кто использовал дождь в качестве душа. На этот раз после полуденного дождя землю окутал непроглядный туман, словно вся округа провалилась глубоко в преисподнюю, а темные силы пришли забирать тех, кого смерть настигла сегодня утром.

* * *

Где-то, в сумраке тумана, среди сотен убитых нашла свое пристанище одна воронка, на глубине которой до сих пор боролся за свою жизнь один испуганный мальчишка. Он остался один на ничейной территории, между двумя линиями обороны, словно на границе двух миров. Адова атмосфера вокруг заставляла его постоянно находиться в нервозном напряжении. Он никак не мог сосредоточиться и собраться с мыслями. Вместо единого решения в сознании металась сотня мыслей, хаотично сменяя одна другую. Он перемещался по скату воронки, стараясь высунуть голову наверх и осмотреться. Непроглядный густой туман, смешанный с дымом, скрывал его от метких глаз вражеских снайперов.

– Боже, что делать… нет. – Говорил он вслух и метался по верху воронки.

Наконец, он пересилил себя и крикнул во все горло:

– Есть кто-нибудь живой?

В ответ возле него дорожкой вздыбилась земля. Французский пулеметчик стрелял на звук немецкой речи, но не попал.

Паренек скатился вниз, на самое дно, после чего решил снова подняться.

– Должен же был кто-то остаться. – Говорил он, но тихую речь со стороны врага не было слышно. Вокруг были лишь мертвецы.

– Нет-нет, я не могу остаться один.

Вдруг в нескольких метрах от воронки послышался чей-то тихий протяжный стон. Паренек выглянул из своего убежища и увидел как в плотном тумане что-то медленно движется. Очертания расплывались в густоте тумана, и невозможно было различить что-то. Но с каждой секундой призрачная фигура стала все сильнее приобретать очертания человеческого силуэта. Это была не иллюзия, к нему действительно приближался человек. Неизвестный старался ползти на боку, помогая себе обеими руками. Не по размеру надетая рогатая каска сразу выдавала в нем немца. Отчаянно впиваясь пальцами в землю, он из последних сил подтягивал тело. Вслед ему тянулась алая полоса крови.

– Помогите. – Простонал солдат жалобным и совсем еще юным голоском.

– Ползи сюда. – В страхе ответил наш герой из воронки, боясь вылезать из-под ее опеки. В этой холодной яме он видел единственную надежду на жизнь. До раненого было чуть больше пары метров, но в эту секунду они казались целой пропастью.

– Сил моих больше нет. – Солдат прополз еще немного, но остановился и дал себе передышку. Отчетливо слышалось его тяжелое дыхание. Он взглянул в сторону воронки и увидел выглядывающее лицо, глядящее на него потрясенным взглядом. Их глаза встретились, и солдат, царапая землю, снова продолжил движение. Через несколько минут, показавшихся бесконечностью, он уже лежал в воронке.

– Я умру, да? – произнес раненый.

– Я… я не знаю. – Ответил наш герой в растерянности.

– Вот угораздило меня нарваться на пулю. – Он говорил прерывисто, набирая много воздуха перед каждым предложением. – Как же больно. Я видел, видел эту пулеметную очередь. Сначала срезало впереди бежавшего, а следом и меня.

Он был таким же желторотым новобранцем последнего призыва. В его глазах жила та же неопытность и страх, но осознание столь тяжкого ранения заставило его переосмысливать многое в жизни. Он крепко зажал руками кровоточащий живот.

– Воды.

Мальчишка потянулся за своей флягой и протянул ее раненому. Неожиданно тишину разрезал грубый голос сзади:

– Не смей давать ему воду. – Это был ввалившийся в воронку боец. С левой стороны его лба по щеке сочилась кровь. Сам лоб украшала черная челка, которая рассекалась по центру и свисала по краям. На его форме не было живого места, она вся была перепачкана, словно он весь искупался в кроваво-грязевой ванне.

– Пи-и-ить, – протяжно простонал раненый. За считанные секунды его состояние заметно изменилось в худшую сторону.

– Почему нельзя? – переспросил немец, держа фляжку в руках.

Солдат, сидящий напротив, вновь ответил, грассируя букву «р», и в его голосе явно слышался небольшой акцент:

– Потому что твой друг получил ранение в живот. Нельзя пить, можно только смочить губы водой. Нужно наложить повязку.

– Почему Вы говорите с акцентом?

– Займись лучше своим товарищем, он умирает.

Наш герой прильнул к товарищу, глаза которого были чуть прикрыты, и смочил ему губы водой, последовав совету неизвестного. Раненый лежал, не имея сил даже подтянуться к фляге с водой. Его рвало чем-то темным, похожим на кофейную гущу.

– Что нужно делать, чтобы помочь ему?