Текст книги "Триста метров"

Автор книги: Алексей Борисов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Под вечер Света вырвалась домой, собрать обед и покормить четырёхлетнюю дочку Катю. На деда не было надежды – весь день на печи лежит и кряхтит. Только к столу слезает, и то еле ногами ворочает.

Пока мама возилась с тарелками, Катя прикрыла один глаз ложкой и прошептала деду.

– А глаза у тебя разные.

Дед хитро прищурил глаз с бельмом, насупил длинные, лохматые седые брови.

– Верно, Катенька, один правый, другой левый.

Придвинул поближе тарелку, плесканул ложкой по жиденьким щам, выловили хвост квашенной капусты, проговорил:

– М-да, это разве щи. Э-эх. Вот оно как, когда война-то.

– А куда деваться, вы же с Катей иждивенцы, – оговорила его Света, – Вот ты дед старый уже, Катя малая, на вас и выдают меньше, одна я за всех, как кобыла батрацкая.

– Дык, батраков уж нет давно.

– Ты дед, к словам не придирайся. Делать бы мог чего, а то только языком молоть знаешь.

– Да куда мне делать-то… руки трясутся, глаза не видят. Идти на работу? Металлистом в МТС ваш, так чтоль? Далеко… Вона триста метров до сельсовета, и то не пройду наверное.

Катя съела несколько ложек супа и залезла под стол, но тут же вылезла обратно.

– Деда, а я игрушку нашла в погребе – танк военный.

– Ну и играй себе на здоровье, – улыбнулся дед, от чего даже косматые брови подобрели, – Ты Света тоже не серчай, я ж понимаю. А вообще-то, капустка это самое зимнее лакомство, к нему бы огручиков.

Кате надоело слушать взрослых, она поставила танк перед дедом и громко спросила:

– А этот танк мой папка катал?

Старик поднёс к глазам деревянную игрушку.

– Дед, я не расслышала, ты что там о капустке?

– Света, я и не только о капустке, – он вздохнул, – Холодина, за окном, только держись. Крепкий ноябрёк. В такую погодку и огурчика и самогонки бы.

Света посмотрела на деда, на танк. На дальний угол, где под божницей стояла фотокарточка Кирилла, глянула украдкой. Сложенная вдвое тонкая казённая бумага заткнута за угол карточки. Два месяца как привезли известие.

– М-да, – нахмурился дед, – Такое время, шо самогонка круглый год по сезону.

Катя на дождалась ответа и принялась катать по столу игрушечный танк, а мама возле печки что-то делала с посудой. В тихой комнате от жестяного звона стало нестерпимо.

Дед покряхтел, а делать нечего, есть хочется. С беззубым хлюпом принялся за щи, и не успела Света попросить его вести себя приличнее, в сенях послышался негромкий скрип и глуховатый топот валенок. Дверь в комнату открылась, и с мороза воздух взвился ледяным парком.

Варя, Светина соседка и подруга, улыбнулась сразу всем задорно, как ребёнок, бросила короткое "ну здрасьте". Не успела размотать платок и расстегнуть пальто, пришлось посторониться. Следом в дом вошёл высокий лейтенант в добротном полушубке. Правая рука – в бинтах, и под ушанкой на лице повязка, разве что глаза не затянула.

– И как вчера прошло, всё получилось? – поинтересовалась Света.

– Да-да-да! – скороговоркой доложила Варя, – Председатель наш, ты и сама прекрасно знаешь, чудо человек, да и потом…

– А я за этим отпуск-то и выпросил, – добавил лейтенант.

– Так что знакомься, Светка, с нами заново. Перед тобой Варвара Биричева, а вот мой муж – Леонид.

– Ну вы даёте. Варя, тебе же шестнадцать только через месяц, в конце декабря.

– А председатель сказал, что раз такое дело, то и можно, – нашёлся лейтенант.

– Ну с тобой товарищ лейтенант, всё ясно, дело молодое, кобелиное.

– Ты Светка, хоть и старше на пять лет, а сама-то, – Варя не договорила, осеклась на полуслове.

– Ох, Варька, Варька, что ж ты так, предупредила бы, а то и на столе акромя щей ничего нет, я бы сбегала к бабе Дарье, нашли бы чего.

– Тут такое дело, – Леонид откашлялся, – Через нашу станцию пойдёт эшелон, 664-й гаубичный. Ну и в общем, прибывает через час или там около того. Светлана Васильевна, мы, стало быть, зашли попрощаться.

– Как? У тебя же, у вас, товарищ лейтенант, отпуск ещё два дня, или я что напутала? Куда же ты от молодой жены-то?

Варя покраснела и закусила губу.

– А я его никуда и не отпускаю.

И только тут Света заметила ремень, а за плечом нехитрый узел вещмешка.

– Света, я еду с ним. У меня же мама врач, – потом добавила чуть тише, – За мужем пригляжу и раненых бойцов смогу лечить. И я не хуже всякой медсестры тому полку сойду, обузой-то не буду, это точно.

– Ох, – только и сказала Света. Присела на лавку, взглянула за окно сквозь ранние узоры на ноябрьские сумерки, – Повезло тебе Варька.

Подруга поглядела на хозяйку, на её дочку малолетнюю, потом порывисто присела рядом, обняла, заглянула в глаза.

– Держись, Светка. У тебя вон – малая, да дед-горемыка.

Света хмыкнула и покосилась недовольно деду в спину. Гостям он даже слова не сказал, сидел насупленный и хмурый над тарелкой щей. А может и лучше, что молчит старый хрыч, подумала Света. Кому охота слушать ворчуна?

– Эх, Светлана, бывайте. Пошли мы, – кивнул лейтенант и выбрался из комнаты в сени.

– Да стойте уже! И мы пойдём, – решила Света.

– А тебя там, – Варя кинула за окно, – На работе не хватятся?

– Ой, да перебьются, я ж ненадолго. Варюха-горюха в замуж выскочила, а ещё и к фронту собралась. А тут Катюшка с дедом-дуралеем, все на мне. Не сволочи ж, поймут.

Варя улыбнулась и согласно кивнула.

Дед неторопливо дохлебал щи, потом решительно сказал.

– И я пойду.

– А ты-то куда, старый?

– Я знаю куда, Светка. Там эшелон, там вести с фронту. Немец под Москву идёт, а вдруг возьмёт её, а я не буду знать?

– Ты что такое говоришь-то дед? – рассердилась Света, и со злости резко затянула платок у Кате на шее. Девочка ойкнула.

– Дай помогу, – предложила Варя, – Мне надо тренироваться.

– Не рано ли? – прищурилась Света.

– Так я повязки делать раненым.

Дед засмеялся было, но закашлялся. С натужным скрипом встал из-за стола, и не понятно, что скрипело, он или скамья.

– Дед, может, тебе помочь? – вернулся из сеней военный.

– Да я уж как-нибудь. Стой лучше тут пока, в сенях замёрзнешь. Лучше немца под Москвой остановите.

– Это, дед, ты не боись, мы остановим. Тут такое дело, без меня никак там не сдюжат. Вот и еду раньше срока. А что до мороза, так и не такие морозцы видали. Меня вообще мороз не берёт.

– Мне говорил, что и пуля не берёт, – хихикнула Варя.

– Ты мне но-но, субординацию блюди, жена, – прикрикнул Леонид и молодые засмеялись.

– Не берёт его, – ворчал дед, пока натягивал тулуп и нахлобучивал линялую ушанку. Влез в белые, под цвет своей нечёсаной в пол торса бороды, истоптанные валенки и прихватил из тёмного угла кривую палку с вытертым до блеска круглым верхом.

– То же мне богатырь нашёлся. Богатыри – не вы.

– Это он Лермонтова начитался, – заметила Света.

– А мы проходили Лермонтова в том году. Или не в том, а в прошлом, – Варя смутилась и прикрыла варежкой лицо.

Света только языком поцокала и головой покачала.

– Мам, а можно я военный танк возьму? – спросил укутанный к морозу человечек.

– Можно, Катенька, – вздохнула мама.

– А куда его? Я не дотянуся до карманов.

– Одна беда с вами, – вздохнула Света и положила игрушку к себе в карман.

На улице морозный вечер загустел колючей ветреной пургой, метал размашистые всполохи по земле и по небу. Ветер дробно стрекотал по одежде льдистой крупой. Словно назойливый дворняга-пёс, противно норовил лизнуть лицо морозно-жгучим языком.

Дед еле-еле плёлся сквозь метель, его перегоняла даже Катя-неваляшка, кутанная-перекутанная по погоде. На ветер и бросал свои ворчливые слова скрипучий дед. Кряхтел и кашлял, а ворчать не унимался.

– Да даже если немец и возьмёт Москву, ему не жисть. Кутузов он ведь тоже не дурак был, знал, как супостата извести. Возьми стервец-Наполеон, да подавись только.

– То, дед было давно и при царях, – поддерживал в споре лейтенант, – Сейчас совсем другое время. Вот как дадим немцу пинка у златоглавой, так он и околеет. Немец он же хлипкий. У них и каски на ночные горшки похожи, а что в ночном горшке? Такое дело, там известно что.

– А тут ты молод ещё знать. Оно как на морозце-то ещё по-крепче камня будет. Слышал я что будто чукчи эскимосские…

– Это вы, дедушка, что-то не то вспоминаете, – заметила Варя, – У них изо льда избушки, нам в школе говорили.

– Да это в сказках всё ваши избёнки ледяные, – отмахнулся дед, – Ох, ну и морозище. А мы кажись на месте.

За разговорами они и правда подошли к просторному срубу сельсовета. Под светом фонарей, пятнистым в снежной заверти, собрались уже множество людей. Где старики стояли, искорками рыжими виднелись самокрутки, а где бабы, слышался неровно громкий гомон голосов. Из темноты, со станции, прожектор паровозный вылепил по небу светло-снежный конус света. Дымила в темноту труба и лязгали металлом в темноте невидимые части эшелонного состава.

Свету с дочкой безропотно пустили внутрь избы, туда же пропихнули деда, или сам он пропихнулся своей палкой, там уже никто не разбирал. А лейтенанта в полушубке с поднятым воротником оттёрли. Леонид прикрикнул на толпу, но и в ответ ему неробко отвечали. А вскоре на крыльцо под снег и председатель вышел. Лейтенант опять попробовал пробиться внутрь, в тепло, но не себе искал он места, а хотел пристроить Варю.

– Ты что ж меня отталкиваешь, а? Я никуда теперь, то есть куда ты, ну и я туда, никак иначе.

– Такое дело, холодно же, Варька.

– А на себя бы глянул, губы посинели вон.

Лейтенант отмахнулся.

– Идут, – кивнул в метель председатель. Передёрнул плечами под кожанкой с ремнями, да жёнин платок на шее чуть поправил, вроде бы не так заметно, что женский. Дед тоже протиснулся обратно на улицу. Как бы не пропустить что-то важное. Раздобыл у кого-то самокрутку и нервно дымил вместе с другими стариками.

Сквозь снег от состава шли трое армейских. Впереди – капитан с командирской сумкой, следом двое бойцов с винтовками. Поравнялись с крыльцом.

– Ты председатель? – спросил капитан.

Получил утвердительный ответ, шагнул в избу. Перед военными поспешно расступались люди.

– Лейтенант, – окликнул капитан Леонида, – А вы тут что? Почему не на фронте?

Биричев вытянулся по стойке, неуклюже поднёс руку в перевязи к шапке. Доложился.

– Вижу-вижу, ранен значит. Тогда почему не в госпитале? А то – в отпуск, значит, жениться, – капитан прикусил губу и шумно выдохнул носом, – Нашёл время, не иначе как… Как говоришь фамилия?

– Биричев.

– Ясно, значит, родственничек комсостава.

– Так точно, товарищ капитан. Готов поступить в ваше распоряжение, вот мои документы. Как видите, – он расстегнул полушубок, потянул из-за пазухи стопку бумаг. Цветом яркнула на гимнастёрке ленточка медали, – Мне ещё два дня по документу отпуска положено, но как же я тут буду, когда немец под Москвой?

– Как же он будет? – уже теплее усмехнулся капитан, – Будешь как миленький. Не тут, а у меня в эшелоне. Ноги в руки и давай в пятый вагон. Там кликнешь Марченко, пойдёшь пока в его распоряжение.

– А я тогда куда? – выступила Варя.

Капитан нахмурился в недоумении.

– А что вы смотрите, как будто я девчоночка малая? Я между прочим гражданка Биричева, могу документ показать.

– Ах вот как. Ну так сиди дома, мужа с фронта жди, под ногами не мешайся, – рявкнул капитан, – Развели тут балаган с соплями.

– Нет, товарищ капитан. Я с вами. Вам нужна медсестра, – не унималась задорная Варя.

– Так медсестра ты что ли?

– Ну, почти, – Варя невольно понизила голос, – Меня мама всему научила, она фельдшер. В Минске… осталась.

Капитан недолго бессловесно мерил её взглядом, а потом махнул рукой.

– Лейтенант, предыдущий приказ отставить.

– Е-е-сть, – удивлённо протянул Леонид.

– Со мной сейчас пойдёте, тут Марченко не разберётся, сам решу. А сейчас мне поможете. Пошли уже в избу, тут холод собачий.

– Пусть холода немцы бояться, товарищ капитан, – засмеялся Леонид.

– Ступай-ступай, а то как бы твоей жене не пришлось с тебя и начинать свою службу. Здесь вам уже не хаты с печкой. Здесь уже фронт. Вон там, – он указал на состав, – Начинается наш фронт. Отсюда метров триста.

Гурьбой вошли в избу. Дед замешкался и чуть не растянулся на пути у капитана, но тот и не заметил, он смотрел поверх голов в прокуренную темень потолка. В две тусклых лампочки светилось помещение, и Ленинский портрет едва виднелся на стене.

– Граждане селяне, – громко объявил капитан, – Наши бойцы едут на фронт. Морозы лютые, и тут ты будь хоть немец разпоследний, враз околеешь. Так вот, такое дело, – он переглянулся с Лейтенантом, – Надо тёплых вещей собрать. Всё что есть. Для наших бойцов. Времени у нас два часа, потом состав отправляется. Так что давайте бабоньки, несите всё что тёплое найдёте. Холодно нашим бойцам на фронте. Так пусть там только фрицы мёрзнут, а уж мы-то своих оденем обуем. Приказ понятен?

Люди недовольно загалдели. В такой мороз у кого есть лишняя шерстянка, скорее на себя наденет, чтобы не замёрзнуть.

– Ясен приказ, ещё раз спрашиваю? – повторил капитан ещё громче, так что стёкла в избе зазвенели.

– Дядя военный, ты на фронт поедешь, там нужны военные танки, – прошептала Катя и тронула ручёнкой полушубок Леонида.

– Спасибо, – тихо ответил лейтенант, взял игрушку, наклонился и поцеловал девочку в щёку, – Ты мамку слушай и помогай ей, поняла?

– По-ня-ла, – серьезно, по слогам пообещала Катя.

Пока селяне продолжали роптать и сетовать на стужу, где-то в центре толпы началось шевеление. Бабы заохали, мужики им вторили по-своему, но тихо, неразборчиво.

– Дед, ты чего? – изумилась Света.

– Чего-чего, – старик сорвал с себя шапку, сбросил тулуп, размотал потрёпанный и в дырах шарф. Немного покряхтел и поворчал, стянул побитые валенки, – Эх вы, люди. Там наши ребята мёрзнут а вы. Эх…

– А ты?

– Дура ты, Светка. Мне тут до дома триста метров, уж как-нибудь дойду. А им немцев всё зиму от Москвы гнать. Я-то что, я дойду.

Дед скрючился, склонился над своим обносками и подтолкнул их вперед своей палкой.

– Дядя военный, – опять шепнула Катя лейтенанту, – Я видела. У деда глаза разные, а плакают одинаковые.