Текст книги "Ученик мага"
Автор книги: Алексей Гравицкий
Соавторы: Михаил Костин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
19
Пантор пьяно всхлипнул и потянулся за кружкой. Ему вдруг стало жалко и себя, и лорда Мессера, и спящего рядом Винсента. И братьев-близнецов, хотя эти-то точно в жалости не нуждались.
Мартин сидел серьезный и, кажется, даже немного протрезвел.
– Верни ему книгу, брат, – велел Лорке и, видя, что тот колеблется, добавил. – Это же память об учителе.
Младший из близнецов с досадой положил том на стол, подвинул чуть вперед. Смотреть на мага было жалко. Лорка выглядел так, будто отрывал сейчас часть себя и бросал на стол ради первого встречного столичного мага. Пантор протянул руку, положил ладонь на древнюю обложку. От одного только ощущения кожаного переплета под рукой по телу расплылся покой и умиротворение.
– Вы не представляете, как для меня это важно, – благодарно произнес Пантор с излишним от вина трепетом и придыханием.
– Для нас тоже, – пробурчал Лорка. – Да ладно, чего уж там.
– А вам зачем? – насторожился ученик Мессера.
Младший из братьев запыхтел, как паровоз, смолчал.
– Нам было бы интересно попробовать разобраться в паре заклинаний, – ответил за брата Мартин.
– А не страшно? – поддел Пантор.
– От чего нам должно быть страшно?
– Как же, закон, надзор, запреты.
– Не-а, – помотал головой Лорка. – Это у вас в столице законы и запреты, а здесь ничего подобного нет.
Пантор пьяно хихикнул. Ему вдруг стало весело, внутри зародилось и окрепло чувство, что он может все. Нет, рамки, конечно, есть. Но ограничения ставят природа и его личный предел возможностей, а не власти Объединенных Территорий и придуманный далеко отсюда невесть кем закон, не имеющий никакого смысла. Потому что на закон и власти стало вдруг наплевать. Это чувство всемогущества и вседозволенности пьянило больше вина, которое уже сделало свое дело. Кроме того, ему вдруг захотелось ответить широким жестом, сделать этим парням приятное.
Пантор встал, поймал равновесие. Покачиваясь, поглядел на близнецов.
– Ну, тогда пошли.
– Куда? – не понял Мартин.
– Разбираться.
– Прямо сейчас? – удивился Лорка.
– Да.
– А тебе самому не страшно?
– А чего мне бояться? – расхрабрился Пантор. – Я и без того вне закона. Что мне какое-то запрещенное заклинание?
Он подхватил со стола книгу и посмотрел на братьев. Он их осчастливливает, а они еще кобенятся.
– Ну, так что, идете?
– Идем, – решил за двоих Мартин и поднялся из-за стола шатким неверным рывком.
– Что именно за заклинания вас интересуют? – спросил Пантор когда они вышли на улицу.
– Ну… эээ… ммм… ну, как сказать… – замялись братья.
– Как есть, так и говорите.
– Понимаешь ли, это не совсем легальные заклинания.
– Я уже понял.
– Да… а ну да, конечно… хммм… тогда… это… они, то есть заклинания, связаны с некромантией.
– Некромантия, говорите, – протянул Пантор. – Что ж, раз некромантия, нужен мертвяк. В вашем городе есть мертвяки?
– В нашем городе есть кладбище, – икнул Лорка и ойкнул.
Мартин с Пантором переглянулись и захихикали. Затем старший из братьев взмахнул рукой, указывая направление и поплелся, покачиваясь, куда-то в сторону, во тьму. Ученик Мессера тихо топал следом. Бар со светящейся вывеской остался далеко за спиной.
Было свежо и темно. Но темнота не остановила ученика Мессера, а свежесть не отрезвила его. Пантор, покачиваясь, плыл по темным улочкам. Мыслей не было. Самое время теперь было отправиться спать, но вместо этого они зачем-то шли куда-то.
Молодой маг тряхнул головой. Не куда-то, а на кладбище. Ночью на кладбище, как дети малые. От этой мысли снова стало смешно. Веселое вино делают в этой Утанаве, надо будет прихватить с собой бутылочку-другую. А лучше ящик.
– Кладбище у нас красивое, – с какой-то совершенно непонятной любовью бормотал Мартин. – Вообще здесь, в Утанаве, и смотреть-то не на что. Только городская ратуша, фонтан в западной части города и кладбище.
– Ратуша? – заинтересовался зачем-то Пантор.
– Ратушу я тебе завтра покажу.
– А я фонтан, – хихикнул Лорка, возвращая гостя на хмельную волну.
Ученику Мессера мысль о фонтане не показалась такой смешной, но он хихикнул разок из вежливости, а затем принялся похихикивать дальше уже от души, хоть и не понимая, над чем смеется.
Определенно, вина надо прихватить с собой ящик. А то и… Сколько его, интересно, влезет в мобиль? От этой мысли Пантор снова посерьезнел и призадумался. Задача сосчитать, сколько бутылок местного пойла уместится в машину показалась чуть ли не вселенски значимой. Закончив первые прикидки, ученик Мессера вспомнил о переднем сидении и на полном серьезе начал вычислять, на сколько больше бутылок можно будет вывезти из города, если оставить в нем рыжего Винса. За этим занятием они и добрались до места.
Погост располагался неподалеку от города, к нему вела ухоженная дорога, посыпанная розовым щебнем. Сейчас, в темноте, разглядеть цвет камней не представлялось возможным, но обычно туристам всегда намекали, что розовый щебень, помимо того, что очень дорогой, так еще и символизирует уход из серого буднично бесцветного мира в мир иной – раскрашенный всеми оттенками счастливого существования вне жизни.
– Это такой маленький пунктик у местных жителей, – объяснял Мартин, перелезая через кладбищенский забор. – Они считают, что душам праведников после смерти уготовано счастливое существование.
– Да, – подтвердил Лорка. – Только в мир иной горожане уходить почему-то не торопятся, хотя особо и не грешат. Лезь.
Пантор зачем-то поплевал на ладони и принялся карабкаться на литую решетку. Зажатая под мышкой книга мешала, но выпустить ее из рук Пантор боялся. И не потому, что ее мог поднять один из братьев. Ему вдруг стало казаться, что стоит только отпустить фолиант, как появится некто страшный, быстрый и чужой и унесет книгу. Страх был совершенно бестолковый и беспричинный, как в детстве.
Ученик Мессера соскользнул с решетки на другую сторону. Посмотрел на Мартина. На секунду показалось, что глаза у старшего из близнецов абсолютно черные, глубокие, как омут. Внутри дернулась паника, потом вдруг стало смешно. Не то оттого, что глаза у Мартина оказались самыми обычными, не то потому, что страх показался необоснованным.
– То смешно, то страшно, – пробормотал Пантор под нос. И бормотание это прозвучало, как заклинание.
– Что? – не понял Мартин.
– То страшно, то смешно, – громче повторил ученик Мессера, стараясь избавить фразу от магического звучания, но вышло еще хуже.
– А, это от вина, – Лорка спрыгнул с изгороди и приземлился рядом. – Ты не знал?
Пантор поглядел на братьев с опаской. Молча, ждал объяснений.
– Местный рецепт, – пояснил Мартин. – Секрета никто не знает. Его в Утанаве по наследству местные виноделы передают. Говорят, они в молодое вино добавляют какие-то травки и настаивают. Это с непривычки. В другой раз не так страшно будет.
Пантор кивнул. Только теперь он почувствовал, как же его развезло. Пока шли от изгороди вглубь кладбища, он периодически спотыкался и не падал лишь благодаря тому, что Мартин и Лорка бережно поддерживали его под руки.
В голове шумело, мысли снова перепутались, и еще очень захотелось петь. Желание дурным голосом горланить песни, не обращая внимания на ночное время и спящих жителей, оказалось настолько велико, что Пантор едва удержал себя в руках. Хотя какие на кладбище жители? Разве что сторож.
Мимо поплыли памятники и надгробья. Их становилось все больше. Три молодых мага петляли узкими тропками между могилками. Вот на такой же могиле Винс совратил жену директора кладбища, пришло в голову некстати. Затем в памяти всплыла рыжая физиономия. На лбу пригрезившегося Винсента почему-то возникла надпись «извращенец». Помигала и пропала, а следом за ней и сам Винсент.
– А Винс где? – опомнился Пантор.
– В «Падающей звезде» остался, – объяснил Мартин.
– А кого же я тогда только что…
Мартин поглядел на брата, тот пожал плечами и глупо хихикнул:
– Я же говорю: это от вина.
– Это с непривычки, – словно по бумажке повторил Мартин. – В другой раз не так страшно будет.
Братья переглянулись и снова дегенеративно захихикали. Пантор поглядел на них почти трезвым взглядом, подумал, как же это так можно смеяться из-за пустяка, это же глупо. Но уже в следующее мгновение его рассмешила сама эта мысль.
Подходящее место выбрали быстро – рядом с богатым склепом, в котором, согласно вытесанной на камне надписи, покоились останки бывшего градоначальника. Человек он был, судя по всему, не бедный, наделенный властью. Во всяком случае, место его упокоения поражало величественностью и богатством убранства.
Пространства перед каменным склепом оказалось достаточно, а вход в склеп был открытым. Вернее, защита-то на нем имелась, но защита магическая.
– С защитой проблем не будет, – пообещал ученик Мессера, конструируя в голове заклинание.
– Конечно, не будет, – кивнул Мартин и бросил короткое резкое слово.
Пантор с удивлением поглядел на старшего из близнецов. Однако! Такой прыти от уездных магов он не ожидал.
– Это ж я сам ставил, – охотно пояснил Мартин, принижая резко взлетевшее в глазах заезжего мага мнение о себе.
Пьяная в дребадан троица вломилась в склеп с веселым гиканьем. Пантор сел по центру прямо на холодные плиты пола и принялся листать фолиант Мессера в поисках заклинания попроще и попонятнее.
Лорка с интересом глядел через его плечо на ветхие страницы. Его старший братец тем временем подошел к стене и прижался щекой к холодному камню, будто прислушиваясь к тому, что происходит в земле.
– Покоишься с миром? Затосковал поди, бедняга? – тихо произнес он с неведомо откуда взявшимися материнскими нотками. – Ничего-ничего, сейчас мы тебя повеселим.
– Ну, начнем, – заявил Пантор. – Какие именно заклинания вас интересуют?
Мартин огляделся и вынул из-за пазухи два жеваных желтых листа. На них были картинки, кое-какие формулы и пару рисунков. Любому другому человеку, не посвященному в секреты магии, все эти каракули показались бы простым бредом, но Пантор был не простой гражданин ОТК и даже не простой маг, а ученик Лорда Мессера, и те символы и линии, что предстали его взору, знал очень хорошо. Он не раз видел их в записях Мессера, в том числе и в той книге, что держал сейчас в руках. Сомнений не оставалось – речь шла о некромантии. Хотя Пантор не знал, что именно делали эти заклинания, он был уверен, что особой сложности и опасности они не представляли, более того, не сомневался, что сможет их привести в действие.
Пантор перевел дыхание, опустил книгу и разгладил страницы. Окинул беглым взглядом помещение и притихших братьев. Лорка под его взглядом поежился, видать, и на него действовало вино, несмотря на привычку. Сам Пантор теперь уже не боялся и не веселился. В нем поселилась удивительная легкость, голова очистилась. Мысли о прошлом и будущем отдалились, а в мозгу стали выстраиваться в сверкающее образование прозрачные кристаллы магических формул. Он глядел то в книгу, то на желтые листы, рассматривал скачущие перед глазами значки, а разум сам достраивал остальное. Как в детстве.
«Главное, чтоб не вышло, как с папиным столом», – некстати пришло в голову.
Пантор сосредоточился, насколько позволяло опьянение. В теории, что и как надо делать – он знал. Ведь не раз подсматривал, как работает учитель. Но одно дело наблюдать, а другое – самому…
А сам запрещенной магией он не пользовался никогда в жизни, даже в мыслях. Хотя, нет. Несколько часов назад, против мыслей и желаний, запретное заклинание возникло в нем само. И едва не реализовалось.
Ученик Мессера резко тряхнул головой, вытащил из кармана грифель, встал на колени и резкими движениями начал чертить на каменном полу склепа магический круг. Чертил долго, сверяясь с книгой. Рисунок вышел не совсем ровный, но нужная суть в нем зашифрована была. Заполнив круг необходимыми символами, Пантор покосился на братьев. Лорка все так же стоял рядом. Мартин с замиранием созерцал, как рождается магический узор. Шлепал губами, проговаривая что-то про себя, словно пытаясь запомнить или вознося молитву.
– Встань туда, – распорядился Пантор, указывая Лорке место на краю круга.
Младший повиновался.
– А ты оставайся, где стоишь, – продолжал командовать ученик Мессера. – Только на шаг ближе. И не разговаривай с ним больше. Он тебя не слышит. Пока.
Мартин кивнул и сделал шаг. С покойником он и сам уже больше в диалог не вступал.
– А что мы делаем?
– Ничего особенного, – пожал плечами ученик Мессера. – Насколько я понимаю, эти ваши заклинания призывают духов мертвых, вот мы просто призовем одного такого духа, поговорим и отпустим. Самое простое заклинание. И самое безобидное. По выплеску энергии нас и не заметят даже… может быть…
Пантор уложил перед собой на пол раскрытую книгу, встал в центр магического круга. Качнулся. Не потому, что того требовал обряд, а от всколыхнувшегося внутри вина. Снова повернулся к Мартину.
– Дам знак, начнешь читать символы по внешней стороне круга. От себя к брату.
Старший из близнецов кивнул. Ученик Мессера кинул взгляд на Лорку, тот приосанился.
– Ты станешь читать по внутренней стороне круга. От себя к брату. Но не раньше, чем дам знак.
Дождавшись очередного кивка, Пантор расправил плечи и поднял руки, складывая их перед собой в особый знак. Снова мотнуло, но он удержал равновесие и начал читать нараспев. Сперва сверяясь с книгой, потом заглядывая в нее все реже.
Слова, казалось, материализовывались, складывались в кристаллическую паутину, окутывающую круг, словно кокон. Пантор на секунду почувствовал себя пауком, тянущим сеть. Ощущение было феерическим, видимо, снова давал о себе знать тайный рецепт местных виноделов. С каждым новым словом тембр голоса мага все понижался. Вскоре низкая вибрация достигла такой мощности, какой Пантор сам от себя не ожидал. Не теряя ритма, маг подал знак старшему из близнецов. Мартин вздрогнул, словно испугавшись, что упустил момент, забормотал излишне поспешно. Впрочем, бормотание довольно быстро окрепло, молодой маг поймал ритм. Ученик Мессера кивнул Лорке. Младший оказался более внимательным, подхватил мгновенно, словно только того и ждал. В следующую секунду голоса трех чародеев слились в сложный речитатив. Звук голосов набрал силу, заметался, отражаясь от стен, завибрировал мощно и гулко. Словно какой-то безумный звонарь искусно и резко дергал в склепе удивительного звучания колокол.
Пантор не заметил момент перехода, когда практически потерял связь с реальностью, когда весь мир сложился до размеров склепа, или даже круга, очерченного на холодных плитах пола. Звуки, цвета, запахи – все перестало существовать, кроме вибраций голосов и структуры заклинания, оказавшейся на удивление сложной, хоть и понятной.
Пассы руками стали более яростными, а взгляд мага совершенно отрешенным.
Заклинание оборвалось, речитатив затих, уходя в землю, в стены и своды склепа. Там его звук смолк окончательно, оставив лишь легкую вибрацию, которая, словно волна, побежала обратно. Секунда, другая, и крохотное пространство последнего приюта бывшего градоначальника наполнилось гулом. Гул усиливался, казалось, что еще немного – и лопнут барабанные перепонки. Мартин, побледнев, начал озираться по сторонам. Его младшего братца крепко потряхивало, но с места он не двигался, замерев не то с перепугу, не то в ожидании.
– Ерунда какая-то, – пробормотал старший. – Мы же вроде только дух призвать собирались. Поболтать и отпустить…
Гул возрос и усилился сверх всякой меры. Каменные плиты пола пошли трещинами.
Услышал Пантор Мартина, или осмысление сказанного пришло потом? Впоследствии он так и не смог ответить себе на этот вопрос. Единственное, что он отчетливо понял в тот момент: останавливаться нельзя. Не завершенное на этой стадии заклинание много хуже завершенного, подсказывала интуиция. И, доверившись ей, ученик Мессера снова заговорил утробным голосом, сливаясь с гулом.
Уже невозможно было разобрать слов, все слилось в невероятную какофонию, обладающую вместе с тем необъяснимой гармонией и упорядоченностью. Трещина расширилась, из-под каменного пола склепа рванул яркий холодный свет.
Пантор размашистым движением начертил перед собой в воздухе магический знак и все закончилось. Во всяком случае, для него.
Мартин и Лорка увидели только, как подогнулись колени юного некроманта и жутковато закатились глаза. В следующую секунду ученик Мессера рухнул наземь, будто тряпичная кукла-марионетка, у которой разом оборвали все веревочки, а из щели в полу полезло такое, что близнецы-братья пожалели о сохранившемся сознании. Валяться сейчас рядом с Пантором в счастливом забвении было бы куда приятнее.
20
Ему снился дом. Отдельный особняк в дорогом районе Вероллы. И сад. Фруктовых деревьев было много и все они плодоносили, но плоды и ягоды с них никто не рвал. Щебетали птицы, бил фонтан. Сверкали в водяной пыли солнечные лучи.
Бегали двое детей. Шебутных мальчишек. Старший был похож на него, а младший больше на жену. И жена сидела в тени на скамейке с какой-то бездумной книжкой. А потом оторвалась от своей беллетристики и улыбнулась, как солнышко в брызгах фонтана. Неуловимо.
Он бросился навстречу жене и тут с удивительной ясностью осознал, что она улыбается не ему. Жена встала со скамейки, пошла навстречу. Но смотрела при этом сквозь него. Шла в его направлении, но мимо.
Сердце сжалось от страшного предчувствия. Он начал поворачиваться, готовясь увидеть у себя за спиной…
– Господин пристав, подъем!
Чужой голос хлестнул по ушам, и следом чья-то рука безжалостно сдернула одеяло, а вместе с ним уютное тепло и остатки сна. Ниро открыл глаза. Санчес стоял прямо перед ним и нагло улыбался.
Лицо журналиста было свежим, щеки гладко выбритыми. В глазах сияла жизнь. Ниро в жизнь раньше восьми часов до полудня не верил. Подняться раньше для него было равноценно смерти. Сейчас же, если верить часам, было шесть утра.
– Вы с ума сошли, – проворчал пристав. – Какого…
– Вот и я интересуюсь, – не дослушав перебил Санчес, – отчего вы так долго спите? Если в вашем ведомстве все приставы дрыхнут до обеда, то мне многое становится понятным.
Ниро поднялся с дивана и принялся спешно натягивать штаны. Умывался быстро. Бриться не стал. Зачем тратить время? Жена не видит, начальство тоже. А остальным достаточно посмотреть на его удостоверение, чтобы засунуть все вопросы относительно его небритости куда поглубже.
У журналиста вопросов не возникло. Он просто бросил беглый взгляд на помятое лицо с крепко наметившейся щетиной и надменно ухмыльнулся. Сделано это было с таким превосходством, что захотелось ударить борзописца посильнее.
– Ну что, – полюбопытствовал журналист. – Вы уже готовы? Мы можем ехать?
– Завтракаем и едем, – буркнул Ниро.
Настроение испортилось раньше, чем он проснулся, и злило буквально все.
– В дороге позавтракаете, – покачал головой Санчес. – Я заказал кое-что с собой.
– А сами вы будете завтракать за рулем? – притворно-заботливо полюбопытствовал пристав.
– А сам я уже позавтракал, – беззаботно отозвался журналист. – Кто рано встает, тот все успевает. Кроме того, работа важнее завтрака. Так что, если нужно, могу и за рулем. И вообще без еды.
– Интересно, – ядовито поинтересовался Ниро, – а нужду справлять вы тоже можете за рулем? Или вы этого не делаете, когда есть важная работа?
Санчес легко улыбнулся и снова покачал головой.
– Пристав, не стоит так. Вы хотите выглядеть достойно, но ваши колкости смотрятся омерзительно. Вы готовы? Тогда вываливайтесь, мне еще номер сдавать.
Мобиль ждал у подъезда. Сверкал, как новый, словно и не было вчера изнуряющей гонки по пыльным дорогам. Не иначе помыли. Интересно, это сделали в отеле, или журналист сам успел умыть аппарат?
«Наш пострел схватил прострел», – мрачно ухмыльнулся пристав и поглядел на Санчеса. Но никакого прострела у лощеного журналюги не было. Даже намека. Он был здоров и блистателен. О себе Ниро сказать такого не мог. С недосыпу он ощущал себя даже не человеком, а телом.
Журналист сел за руль и поправил зеркальце. Вчера Ниро показалось, что само наличие этого предмета в машине – дань нарциссизму, но вскоре стало понятно, что зеркало нужно только для того, чтобы оглядываться назад, не поворачивая головы. Если на обычном мобиле такая штука была абсолютно не нужна, то на высокоскоростном агрегате журналиста имела смысл.
– Обедать будем в пути. Ночевать остановимся попозже. Тогда, думаю, завтра мы его нагоним, – словно читая его мысли, поведал Санчес.
– Вы не переоцениваете себя? – не упустил случая поддеть Ниро.
– Нисколько.
Мобиль тронулся, неторопливо отплыл от входа в отель и, подняв пыль, рванул с места с неимоверной даже для магическо-механического устройства скоростью.
Временный приют со странным названием «Вдали от жен» отдалился и скрылся за поворотом. Веселым пыльно-зеленым хороводом замельтешили деревья.
– У вашего покойного-беспокойного лорда был мобиль, – продолжил Санчес. – И он пропал вместе с его учеником.
– Я в курсе, – огрызнулся пристав.
– Тогда, должно быть, вы знаете, какой модели был тот мобиль и в каком состоянии, – съехидничал журналист. – Тогда я умолкаю.
И он в самом деле замолчал, сосредоточившись на дороге. Послали же боги попутчика. Ниро справился с гордостью и процедил сквозь зубы:
– Продолжайте.
У Санчеса победоносно засияли глаза, но виду журналист не подал, продолжил как ни в чем не бывало:
– Мобиль у лорда был такой же старый, как и он сам. Состояние у аппарата препаршивое. Я навел справки, говорил с механиком, который обслуживал вашего Мессера. Так вот, обращался к нему старик только тогда, когда мобиль совсем переставал ездить. То есть разница между этой развалиной и моим аппаратом такая же, как между старым, упрямым, страдающим одышкой ослом и породистым жеребцом.
– Вы не пробовали писать романы? – прицепился к сравнению Ниро. – У вас получится красиво играть словами.
– А вы не пробовали писать фельетоны? – парировал журналист. – Впрочем, у вас-то как раз не получится.
– Это еще почему? – окрысился пристав, хотя прекрасно знал, что писательство, даже в форме отчета, не его конек и писать он не сможет ничего и никогда.
– Потому что для того, чтобы писать фельетоны, нужно иметь не только остроту языка, но и подвижность ума. А вы косны. В вас есть только то, что вам вбили в голову с детства. Ну и то, что продолжают вбивать. Для вас существуют абсолютно непогрешимые источники информации. Вы верите в то, что говорят.
– А вы ни во что не верите!
– Нет, я верю. Но не в то, что говорят, говорить я и сам могу. Я верю только в то, что вижу. Ваша проблема, господин пристав, в том, что вы приняли за авторитет тех, кто авторитетом не является.
– А для вас вовсе нет авторитетов, необузданный нахал.
– Верно! – кивнул Санчес. – Авторитетов для меня не существует. Есть люди, которых я уважаю. Есть люди, мнение которых я уважаю. Но нет людей с непогрешимым мнением и мировоззрением. Все субъективно. А субъективное не может претендовать на объективность.
– То есть, вы хотите сказать, что власть, основывающаяся на воле народа, субъективна? Что народ субъективен?
Санчес искоса поглядел на пристава.
– Нет никакой воли народа. И власти, основанной на воле народа, нет. Не бывает демократии. Если бы народ знал, что ему нужно и был бы единодушен в своих желаниях, власть ему не понадобилась бы. И ваша служба тоже была бы не нужна. Зачем?
– Ловить прохвостов вроде Мессера и его мальчишки. И ставить на место нахалов вроде вас.
– А я разве не народ? Мое мнение, не написанное на плакате посреди города, в расчет не берется? Почему мое субъективное субъективно и не правильно, а ваше субъективное – объективно?
– Потому что объективное – это субъективное, принятое большинством, – выпалил пристав.
Санчес снова покосился на Ниро. Теперь, как показалось приставу, с долей удивления и уважения.
– Господин пристав, вы даже не представляете, насколько сейчас правы, – проговорил он. – Но на самом деле объективно только то, что не зависит от моего или вашего мнения. От воли народа или власти. Яблоко падает с ветки вниз – это объективно. Потому что на яблоко действует вполне себе объективная сила притяжения.
– Это очень далеко от жизни, – покачал головой Ниро.
– Хорошо. Вы нашли труп некоего лорда Мессера – это объективно. Все остальное – ваши домыслы, домыслы вашего начальства, домыслы очевидцев.
– Ваши домыслы, – подначил Ниро.
– И мои домыслы тоже, – согласился журналист. – Впрочем, объективность моих предположений мы скоро выясним. Я предполагаю, что на своем тарантасе ваш юноша далеко уехать не мог. Тем более, что он сейчас шарахается от каждого куста, так что будет ехать тихо-мирно, не привлекая внимания. И мы его скоро нагоним.