Текст книги "Штык и вера. Клинки надежды"

Автор книги: Алексей Волков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 41 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

Маша уехала в конце марта, когда разваливалось решительно все, и они вместе решили, что ее место – рядом с сыном. Георгий же приедет, как сможет. И вот…

Все эти воспоминания промелькнули мгновенно. Впечатление же было – словно окатили ледяной водой.

Вера все еще медленно шла навстречу, только никакой доводящей до умопомешательства страсти Орловский к ней не испытывал. Более того, теперь в приближающейся девушке вновь мерещилось что-то зловещее, и лишь было непонятно что? Разве красноватый отблеск глаз, хотя это, кажется, лишь отражение уличного костра. Или не отражение?

Темнота не позволяла ничего рассмотреть, и Орловский скорее почувствовал, чем увидел, как руки Веры начали медленно подниматься, чтобы лечь на его плечи. Еще миг и…

Нет!

Георгий уклонился в сторону, проскользнул мимо девушки и уже от порога запоздало пробормотал:

– Извините, сударыня! Мне надо кое-что срочно спросить у Якова. Вопрос жизни и смерти!

В следующий миг он стоял в приемной. Неяркий свет после кабинетной тьмы слепил глаза, но в душе вместо предполагавшегося стыда (сбежал от девушки, позор!) было такое облегчение, словно он только что избежал величайшей в жизни опасности.

Орловский почувствовал на себе недоумевающие взгляды ожидающих людей, машинально принял гордо-независимый вид и едва ли не строевым шагом направился в коридор.

Уже там, среди отнюдь не поредевшей к ночи толпы, он начал потихоньку приходить в себя. Самое главное из того, что он сегодня узнал, была, без сомнения, весть о приближении к Смоленску воинского отряда. А значит, требовалось срочно поменять все планы. В том смысле, что ни о каком отъезде отныне не могло быть и речи.

Но люди ждали, рассчитывали на него, и надо было их предупредить, сказать, пусть едут сами.

Хотя… Машинистам-то точно можно оставаться здесь. Никакая банда из Рудни теперь сюда сунуться не посмеет, а посмеет, так здесь и поляжет.

Раз уж неведомый полковник сумел собрать в нынешней обстановке воинскую часть, то в его умении воевать никаких сомнений быть не могло. По крайней мере, у людей понимающих.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Автомобиль скрылся за ближайшим холмом. Улеглась поднятая им пыль. Лишь удаляющийся звук мотора какое-то время долетал до окраины села, а потом утих и он.

– Что ж, Александр Дмитриевич, пора и нам… – Аргамаков оторвался от созерцания дороги. – Следующий отдых, надеюсь, будет уже в Смоленске. Если наш флотский друг не поспеет туда одновременно с нами.

– Все готово. Через полчаса можем выступать, – привычно подтянулся Канцевич.

– Хорошо. Командуйте. А я пойду попрощаюсь с нашим милейшим хозяином. Даже странно сохранить такой оазис посреди нынешнего запустения.

– Бог не без милости, Александр Григорьевич. Может, еще все вернется, – вздохнул начальник штаба.

– Может быть, – несколько рассеянно кивнул Аргамаков.

Мысленно он находился с уехавшими. Как у них сложится? Три недели назад дорога была безопасной, но все так быстро меняется в последнее время, что ни за что поручиться нельзя.

Даже за то, что новоявленная республика еще не закончила своего существования. Судя по словам Дзелковского, крепостью и здравомыслием новая власть не блистала. Если уж до сих пор она не смогла распространиться дальше городских окраин или ближайших деревень, то это не власть, а так, игры немощных людей. Их счастье, что большинству нет никакого дела до того, кто в данный момент пыжится наверху.

А матрос? Чего добивается он? Ведь, если не глуп, должен понимать: любой грабеж не может продолжаться бесконечно. Добро отнимет, людей перебьет, но надо же будет жить как-то дальше! Земля сама не родит, пить же и есть надо каждому. Вне зависимости от политических взглядов и душевных наклонностей.

Уж не задумает ли Горобец создать свое мелкое государство? Этакую вотчину, которая обеспечивала бы его банду съестным?

Нет, оборвал себя Аргамаков. Можно сквозь пальцы смотреть на потуги господ либералов и революционеров осуществить свои давние чаяния по созданию рая на земле, но Горобца надо остановить. Хотя бы в память об уничтоженных им людях.

– Значит, через полчаса, Александр Дмитриевич, – напомнил полковник и направился к дому.

Повсюду уже начиналась обычная предпоходная суета. Запрягались телеги, укладывался разнообразный груз, седлали лошадей кавалеристы. Немного в стороне батюшка Иоанн что-то втолковывал группе солдат. То тут, то там попадались местные крестьяне, около передвижного госпиталя толпились девушки Дзелковского, наседали на Барталова, очевидно, упрашивали взять их с собой. Увидев Аргамакова, девушки несколько стушевались, но едва полковник прошел, вновь сплоченно надвинулись на полноватого эскулапа.

Только самого хозяина нигде не было видно. Аргамаков, познакомившись с деятельной натурой бывшего офицера, несколько удивился этому факту.

Хотя мало ли какие дела могут быть у местного владельца? Хозяйство большое, под стать полковому, и наверняка везде нужен глаз да глаз.

– Дмитрий Андреевич ждет вас в столовой, господин полковник, – важно сообщил Аргамакову старик, служивший в поместье кем-то наподобие мажордома.

– Так. Хорошо. – Аргамаков легко взбежал на крыльцо.

Он без помощи прошел в комнату, где они совсем недавно завтракали перед дорогой.

Стол был уже убран. Сиротливо стояли стулья, на стене все так же висели портреты царствующего дома, и лишь самого Дзелковского здесь не было.

Аргамаков подошел к окну. Снаружи продолжалась подготовка к походу, и времени на прощание оставалось совсем немного.

Едва слышно скрипнула дверь. Полковник невольно обернулся на звук. На пороге столовой ухмылялся в рыжеватые усы Дзелковский. Вид его говорил сам за себя.

Офицерская форма, чистенькая, аккуратно подогнанная, сидела на хозяине гораздо лучше вчерашнего штатского костюма. Сверкали золотом трехзвездные погоны. Ордена Дзелковский надевать не стал, и только Владимир и два солдатских Георгия воинственно расположились на кителе.

– Осмелюсь доложить, господин полковник! Поручик Дзелковский прибыл для прохождения службы! – Хозяин щелкнул каблуками и кивком головы отдал честь.

– Но… – несколько опешил Аргамаков.

Дзелковский молча ждал. Лишь чуть искрились улыбкою глаза.

– Дмитрий Андреевич, нужно ли это? – после некоторой паузы спросил полковник. – Подумайте сами. Вам удалось сохранить кусочек прежней жизни на земле. И что с ним станет, если вы вдруг отправитесь с нами навстречу неизвестности? Долго ли тут продержится все вами созданное?

– Не знаю, господин полковник. Могу сказать одно: если буду сидеть здесь и ждать, пока кто-то не восстановит порушенное, мой, как вы выражаетесь, уголок долго не просуществует. Не бывает так, чтобы где-то царило полное спокойствие, а вокруг бушевало людское море. Рано ли, поздно, стихия поглотит все. Единственный шанс укротить ее – это борьба. Не на этом клочке земли, а по всей России. Или мы одолеем стихию, или нас всех сметет. Поэтому я иду с вами. До самого конца.

Размышлял Аргамаков недолго. Он прекрасно понимал всю справедливость аргументов Дзелковского. Было жаль налаженного крепкого быта, ни в чем не повинных людей, но чтобы приобретать, приходится терять что-то. Да и выбор – это право каждого.

– Не пожалеете? – в последний раз спросил Аргамаков.

Дзелковский молча покачал головой. Впрочем, вопрос прозвучал не вполне уместно. Аргамаков по должности неплохо разбирался в людях и знал: такие, как их хозяин, никогда не отменяют своих решений. Что бы ни произошло.

– Господин поручик! – тон Аргамакова стал официальным. – Доложите начальнику штаба о зачислении вас в отряд с назначением… – полковник несколько помялся, потом вспомнил кое-что из рассказов прежних сослуживцев, – …в пулеметную роту. Выступление в поход через четверть часа. Торопитесь.

– Разрешите идти?

– Идите. – Роли хозяина и гостя переменились, но чего не бывает на свете?

И снова, бодря души и призывая к подвигам, грянул Егерский марш. Четко печатая шаг, двинулись роты, загарцевала кавалерия, стронулись с места орудия, повозки, машины… Скоро люди рассядутся по подводам, движение пойдет быстрее, но пока, пока…

Поселяне должны воочию видеть силу, знать, что она есть, что еще не все рухнуло в мире. И не важно, что стройные колонны скрываются за горизонтом. Это их обязанность, их долг идти туда, куда зовут трубы. И долго еще будет звучать в сердцах остающихся бравурный вечно молодой марш…

Сюрприз ждал Аргамакова уже в пути. Первое время полковник двигался то вместе с головной ротой, то втроем с начальником штаба и Дзелковским, уже зачисленным в пулеметчики, но одновременно исполняющим обязанности проводника. Прикидывали время движения, пытались предугадать возможные задержки – словом, занимались текущим делом.

Рысящий вдоль колонны кавалерист вначале не привлек особого внимания. С донесениями ездят намного быстрее. Лишь мельком глянули, что кавалерист молод, принадлежит к записавшимся в отряд в качестве вольноопределяющихся гимназистам, и вновь занялись обсуждениями.

Но вольнопер приблизился, вскинул руку под козырек, бодро бросил:

– От доктора Барталова. Разрешите доложить!

Офицеры переглянулись. Обычно на марше Барталов не давал о себе знать, а тут не просто решил подать весть, а еще использовал подвернувшегося солдата.

– Докладывайте.

По лицу юноши блуждала немного шалая улыбка, хотя в остальном он вовсю старался следовать уставу.

– Господин доктор просят вас прибыть в госпиталь. Говорит, что это очень важно.

– Хорошо, буду, – кивнул Аргамаков. Когда же кавалерист развернул коня, тихо сказал Канцевичу: – Странно. Что-то это совсем непохоже на Павла Петровича.

Но раз непохоже, то надо тем более разобраться в причинах. Аргамаков окликнул ехавшего неподалеку Коршунова и пересел на своего коня.

Вдвоем с вестовым они неспешной рысью проехали навстречу растянувшейся колонне. Люди вольготно расположились на повозках. Кто-то, пользуясь случаем, дремал впрок, кто-то неспешно беседовал, словом, марш как марш.

Барталов ехал в своей бричке чуть впереди госпиталя, и вид у доктора был несколько сконфуженный и рассерженный одновременно.

– Что у вас, Павел Петрович? – спросил Аргамаков, наклоняясь с седла.

– У меня пополнение, – буркнул доктор. – Согласно вашему приказу.

– Какому приказу? – удивился Аргамаков.

Доктор посмотрел на него с укоризной:

– И вы еще спрашиваете?

– Давайте объяснимся, Павел Петрович. Никакого приказа, касающегося госпиталя, я не отдавал. И потом, что за пополнение?

– А племянницы?

– Какие племянницы? – И тут до полковника стал доходить смысл. – Вы хотите сказать, что племянницы Дзелковского здесь?

– Совершенно верно, – подтвердил его догадку Барталов. – По их утверждению, с вашего, так сказать, разрешения и участия.

Колебался Аргамаков недолго. Он легко перепрыгнул из седла в докторскую бричку и оттуда приказал вестовому:

– Коршунов! Поручика Дзелковского ко мне! Возьми моего коня. Побыстрее!

– Вы хотите сказать, что никакого разрешения, так сказать, не давали? – с долей подозрения уточнил Барталов.

– Павел Петрович!

Доктор неожиданно улыбнулся и замотал головой:

– Вот где плутовки! Налетели на старика, мол, согласно распоряжению командира, а не верите, спросите у него сами… Я же уши развесил да слушаю…

– А меня спросить было нельзя?

– Не хотел беспокоить перед выступлением. Да и у самого дел, так сказать, хватало. Троих наиболее тяжелых мы оставили в поместье, но все остальные хотят двигаться с отрядом. Вы же понимаете, Александр Григорьевич, дорога ранам противопоказана. Тут старайся не старайся, а все труды, того и гляди, пойдут насмарку. Одна надежда на госпиталь в Смоленске. Врачи любой власти нужны.

Последней фразой Барталов словно хотел убедить себя в чем-то.

– А вот и Дзелковский, – кивнул Аргамаков.

Поручик мчался едва не галопом, и вид у него был довольно разгневанным. Мчался он на своем коне, а сзади Коршунов вел в поводу непонадобившегося скакуна полковника.

– По вашему приказанию… – начал Дзелковский и другим тоном продолжил: – Где они?

Очевидно, Коршунов успел ему поведать о причине вызова.

– Позади в двух пролетках, – доложил доктор.

К этому времени пыл Аргамакова уже несколько поостыл.

Было очевидно, что Дзелковский здесь совершенно ни при чем. Отправившись в поход, он даже не имел времени осмотреть всю колонну отряда. В противном случае уж свои пролетки он бы узнал.

– Я им сейчас!

– Так. Подождите, поручик, – остановил его Аргамаков. – Давайте прежде поразмыслим, что делать будем?

– Что здесь размышлять? Отослать домой, и все. Дорога, как видели, безопасна, а что не очень близко, так в другой раз умнее будут. И ведь чуяло мое сердце, что они что-то затевают. И Ольгу нарочно отослал, а потом так замотался, что не до них стало. Хотя, – вспоминая, добавил Дзелковский, – когда прощался, личики их мне показались подозрительны.

– Отослать недолго. А если с ними что-нибудь случится? Кто будет виноват? Мы-то отрядом идем, не двумя пролетками.

– Никак нет, господин полковник. В этих краях пока никто не озоровал. – Однако создалось впечатление, будто Дзелковский пытается успокоить не столько начальство, сколько себя.

– А вдруг? – Аргамаков по опыту знал, насколько недолговечным в последнее время бывает покой и как быстро меняется к худшему обстановка. И каким бы маловероятным ни был шанс, что какая-то банда выйдет к дороге через пару часов после прохода отряда, рисковать полковник не мог.

– Тогда разрешите их проводить? А потом я вас сразу догоню, – предложил Дзелковский. Предлагать такое ему было явно неудобно, но в случившемся он чувствовал и свою долю вины.

– Зачем же? Я думаю, мы сделаем иначе. Раз уж они увязались за нами, то и пусть едут до Смоленска. В принципе, для них же будет лучше. Все-таки в городе по нынешним временам будет безопаснее, чем в деревне.

Чуть было не ляпнул с солдатской прямотой: «После вашего отъезда», – да вовремя сдержался.

Но и Дзелковский, похоже, стал сомневаться в безопасности родового гнезда, да и возвращаться с полдороги ему не хотелось.

– Да. Это будет лучший выход. Захотят приносить пользу – могут устроиться в госпиталь. А поход будет им как прогулка, – с некоторым облегчением согласился поручик.

– Сами им объявите? – Аргамаков перескочил из брички в седло.

– Так точно. Сам. – Дзелковский старательно напустил на себя строгий вид, но чувствовалось, что поручение ему не совсем по нраву. Не привык он быть с женщинами строгим. Это же не враг.

– Так. Отставить, поручик. Хоть вы им и родственник, но я им скажу на правах начальства, – пришел ему на выручку Аргамаков. – Вы же будете находиться сзади и учиться обращению с прекрасным полом. Чтобы подобный фортель больше не повторялся.

– Слушаюсь! – В глазах Дзелковского сверкнули искорки. Мол, посмотрим, как вы, господин полковник, справитесь с этим девичником. Это не полком командовать и даже не дивизией.

В чем-то он был прав. Отдавать приказы женщинам Аргамакову не приходилось. Однако командиром отряда был он, значит, и ответственным за все, что в нем происходит. Раз уступишь кому-то с самыми добрыми побуждениями, а дальше все покатится по наклонной. Армия держится исключительно на порядке. Убери его – и можно ставить на всей затее крест.

– Говорите, они в тех пролетках? – уточнил Аргамаков у доктора.

– В них. – Барталов даже приподнялся, чтобы убедиться, туда ли указывает командир.

Он был неправ. В пролетках никого не было, кроме возниц. Сами же девушки расположились по повозкам с ранеными и о чем-то беседовали с ними.

Появление полковника прервало беседы. Кто-то из девушек невольно сжался, будто их здесь нет, кто-то улыбнулся смущенно, мол, так получилось, а одна взглянула на Аргамакова с открытым вызовом, безмолвно говоря: я тут делаю свое дело, а вы занимайтесь своим. Всем будет лучше.

Останавливать отряд полковник не собирался, повторять распоряжение дважды – тем более.

– Так. Всем собраться в одном месте, – коротко, не здороваясь, бросил Аргамаков.

Весь его вид показывал, что, как «сестрички» выполнят команду, его ни в малейшей степени не касается. Хоть бегом, хоть полетом. Приказ отдан, извольте выполнять.

– Позвольте спросить, каким образом? – холодно поинтересовалась ближайшая из девушек, та самая, что перед этим смотрела с вызовом.

Как же ее звали? Кажется, Елена.

Посаженный на подводы отряд передвигался ходкой рысью, и не отстать, сойдя на землю, можно было только бегом.

– Любым, не прерывающим порядок движения, – не менее холодно пояснил полковник.

Чуть позади него привычно ухмылялся в усы Дзелковский, с неприкрытым интересом наблюдал, как его воспитанницы выйдут из создавшегося по их же вине положения.

Собственные пролетки девушек были чуть впереди. Сзади шли повозки обоза, нагруженные так, что поместиться на какой-нибудь из них нечего было и думать.

Надо отдать доброволицам должное: осознав, что поблажки не будет, они почти без колебаний спрыгнули на дорогу и побежали вперед.

Бежали они так, как обычно бегут все женщины: прижав локти к бокам и для чего-то раздвинув руки в стороны. Вдобавок им здорово мешали юбки, явно не приспособленные для такого способа передвижения. Да и то, станет ли порядочная девушка бежать сломя голову на глазах мужчин?

Но бежали, старательно отыгрывали расстояние, даже Мария, оказавшаяся на свою беду дальше всех от вожделенной пролетки. Не сразу, однако догнали экипаж и, помогая друг другу, сумели забраться в него на ходу.

Возница вошел в положение девушек, попытался чуть сбавить ход, однако Аргамаков взглянул на него так, что бедолага враз оставил свои намерения. Он бы еще и коней подхлестнул, да передние не позволяли.

Пятеро девушек кое-как разместились в одном экипаже и долго глотали воздух, пытаясь отдышаться после трудной пробежки.

Аргамаков терпеливо ждал. Ехал вровень, временами поглядывал на пополнение, холодно, без тени эмоций.

– И что вы хотели сообщить нам, господин полковник? – спросила Елена.

Ее дыхание еще не восстановилось полностью, и от этого голос поневоле прерывался.

– Для начала такой малозначительный факт, что данным отрядом командую я, и потому решения о зачислении принимаются мною, – Аргамаков говорил негромко, не желал ставить девушек в еще более неудобное положение. – Никакая самодеятельность недопустима. Тем более – обман. Готов признать ваш благородный порыв, однако какое благородство может заключать ложь?

– Смею напомнить, мы просили взять нас с собой, – отчеканила Елена.

В отличие от своих покрасневших подруг, девушка побелела, и белизна лица еще более подчеркивалась темным дорожным платьем.

Видно, в отсутствие Ольги она стала старшей в группе. Остальные молчали, давая ей возможность объясняться с начальством.

– И вам в том было отказано, – напомнил Аргамаков. – С подробным объяснением причин, по которым ваше присутствие в отряде невозможно.

– Мы сочли причины неубедительными, – с вызовом произнесла Елена. – Все они сводились к тому, что отряд постоянно рискует погибнуть. Лишь непонятно, почему все они, – девушка сделала рукой полукруг, – имеют на это даже не право, а обязанность, мы же этого лишены. Они согласились добровольно, мы – тоже. Так какое право вы имеете отказывать нам? В чем разница? Дмитрию Андреевичу вы почему-то не отказали.

Дзелковский невольно отвернулся, не в силах сдержать направленный на него взгляд гневных девичьих глаз.

– Дмитрий Андреевич – офицер, – отрезал Аргамаков.

Он ждал каких-нибудь уничижительных замечаний, однако так далеко Елена не могла пойти даже в крайней запальчивости.

– А перевязывать офицеров не надо? – вместо этого спросила она. – Я уже не говорю, что Дмитрий Андреевич сам научил нас стрелять и хвалил наши успехи. Или не так, дядя Дмитрий?

Поручик выглядел смущенным. Возможно, он уже раскаивался, что занялся обучением своих воспитанниц. Он-то имел в виду, что в нынешнее беспокойное время у них будет хоть какой-то шанс выжить, отбиться от расплодившихся бандитов. То, что девушки вместо этого воспылают желанием наводить порядок, у Дзелковского тогда и в мыслях не было. Куда им, когда здоровенные мужики вокруг предпочитают закрывать глаза, словно происходящее их отнюдь не касается?

Это – в лучшем случае. В худшем – сами начинают промышлять разбоем, позабыв былую присягу, Бога и совесть.

– Умение стрелять – это еще не все, милые мои девушки, – выдавил из себя Дзелковский.

– Только не надо говорить, что с той стороны тоже стреляют, – отмахнулась Елена.

– И попадают при случае, – голос поручика окреп. – А вы – как это поделикатнее сказать? – не мужчины. У вас другая доля на земле. И еще вы никогда не задумывались о главном. Надо уметь не только стрелять, а уметь подчиняться.

– Мы будем, – ответила за Елену Мария.

– Видно, – довольно резко произнес Аргамаков.

– Нет, мы вправду…

Губы полковника тронула легкая улыбка.

– Так. Тогда дайте слово.

И, как только оно было дано, не терпящим возражений тоном объявил:

– Слушайте приказ. До Смоленска вы идете с отрядом. Там, если хотите, устраиваетесь в госпиталь. Не хотите – выбираете другое дело по душе. Или не выбираете никакого. На ваше полное и совершенное усмотрение.

В ответ раздался возмущенный гул голосов, обвиняющий полковника в коварстве.

– Вы дали слово, – напомнил Аргамаков и, не слушая дальше, дал шпоры коню.

Он обогнал большую часть колонны и лишь тогда повернулся к Дзелковскому и с чувством сказал:

– В следующий раз беседовать будете сами, господин поручик.

Таким тоном, будто не испытывал сомнений: повторных бесед с воспитанницами Дзелковского никак не избежать.

Штабной автомобиль они догнали вовремя. До Красного оставалось всего пара верст, и Канцевич уже принимал доклад конной разведки.

Ничего тревожного в городе не было. Как не было и власти. Красный жил сам по себе. Функционировали какие-то лавки, на базаре что-то продавали крестьяне, словом, с виду все продолжало идти по-прежнему, как шло и десять, и сто лет назад.

Аргамаков невольно поймал себя на вопросе: а что тогда вообще власть? Не в масштабе страны, тут все понятно. Нет, для такого вот крохотного города. Отряд и раньше уже проходил через некоторые вполне сохранившиеся города. В некоторых из них оставались прежние думы, в других на их месте обосновались всевозможные советы, в третьих, как в Красном, не было вообще ничего. Но люди как-то продолжали жить. Более тревожно, чем раньше, но все же… Главное, чтобы город лежал в стороне от железнодорожных путей и через него не шли толпы возвращавшихся с фронта солдат.

С другой стороны, все эти уезды были обречены. Обречены изначально уже тем, что само их существование шло по инерции, а на сколько ее еще хватит?

Дело даже не в многочисленных бандах. Закончатся деньги, с ними подвоз продуктов – и что?

– О наших никаких известий?

– Несколько жителей видели проехавший автомобиль. Других сведений пока нет, – доложил разведчик.

– Хорошо. В Красном, как и договаривались, привал. Через версту строим людей, – распорядился Аргамаков.

В колонне уже наметилось некоторое оживление. Хотя марш был нетяжелым, но все равно приятно, что окончание уже близко. Все-таки город. Отдых, а там не так далеко до Смоленска.

Может, на этом кончатся блуждания? Каждому хочется обрести свою обетованную гавань…

И вновь призывно пели трубы, залихватски посвистывали флейты, тянули свое валторны, а головная офицерская рота печатала шаг так, что, казалось, вздрагивала земля…

– Так. Отряд расположить компактно. Выслать на окраины дозоры. Отлучки людей свести к минимуму, – напомнил Канцевичу Аргамаков.

Сам он собрался разместиться в бывшем присутствии и по мере возможности заняться обустройством местной власти.

– Господин полковник! Разрешите доложить! – подъехавший Стогов застал Аргамакова у подъезда.

– Слушаю.

– По словам местных, в деревне Корытня, ближайшей по дороге на Смоленск, завелся… – Поручик замялся, подыскивая нужное слово. Такое, чтобы было близко к истине, но и не звучало бабушкиной сказкой. – Даже не знаю, как лучше сказать.

– Как слышали, так и говорите, – пришел на помощь полковник.

После всех походных историй он был готов воспринять что угодно.

– Нечто наподобие диковинного силача. Утверждают, что он в одиночку в состоянии разобрать по бревнышку избу, сам же является неуязвимым. Не могу поручиться за достоверность, однако, по тем же утверждениям, данный силач без труда выдерживает попадание пули. На окраинах много разрушений, которые приписываются ему. Говорят, что наших предупреждали, но они проследовали дальше.

– Интересно, – процедил Аргамаков.

Неведомая прежде проблема: как относиться ко всевозможным слухам? Только как к слухам? Или все же как к истине?

– Так. Офицерский взвод эскадрона и пушечный броневик выступают к Корытне. Я сам пойду с ними. И пришлите ко мне доктора Барталова. Он у нас специалист, пусть решает, насколько это возможно.

– Опять вы сами… – Канцевич укоризненно покачал головой.

– Хочу кое-что понять, – признался Аргамаков. – В последние дни мы словно попали в жуткую сказку, и надо определиться, считать ее явью или вести себя как ни в чем не бывало.

– А это что-нибудь изменит? В смысле планов, – спокойно спросил начальник штаба, и лишь умные глаза под пенсне смотрели несколько устало.

– В смысле планов – ничего. Но вот на тактику должно повлиять. Одно дело – воевать с людьми, другое – с чудовищами. Последнее, как вы понимаете, намного хуже. И еще, Александр Дмитриевич. Если вести окажутся правдивыми, я думаю, надо будет ускорить движение. У меня начало складываться впечатление, что вся эта мистика распространяется наподобие заразы, причем чем дальше, тем быстрее. Будьте готовы прервать привал и выступить сразу по получении от меня приказания.

– Слушаюсь! – вскинул руку к козырьку Канцевич.

– В случае необходимости будем двигаться ночью. Наша задача – достигнуть Смоленска как можно быстрее. Хотя, может, я паникую зря. Будем надеяться на это. Но… – договаривать Аргамаков не стал.

Любому человеку свойственно надеяться на лучшее. Только планы на этой надежде строить нельзя. Тем более военные планы.

– Скоро будет Корытня. – Дзелковский двигался с разведкой в качестве проводника. – Сейчас увидим речку, а на той стороне небольшая возвышенность с деревней.

Взвод шел быстрой рысью. Чуть позади пылил броневик.

– А вы что скажете, Павел Петрович? – повернулся к доктору Аргамаков. – Может ли человек обладать подобными свойствами?

Вопреки обыкновению Барталов тоже ехал верхом. В седле он сидел довольно ловко и вообще, похоже, полностью ощущал себя на своем месте.

– Человек – нет. Только, Александр Григорьевич, мы уже имели с вами несчастье убедиться, что некоторые, так сказать, люди таковыми быть перестали. Раз появились оборотни и колдуны, то почему бы не быть неуязвимому богатырю? Хотя богатырями в русской традиции принято называть исключительно положительные персонажи. Здесь же мы имеем дело с каким-то хулиганом. Разрушить, побить, снасильничать… Я уже говорил, что подобные чудеса имеют в наши дни исключительно недобрые применения. Других мы пока не встречали. Другое дело, не исключено и такое…

– Давайте пока без исключений, – прервал доктора Аргамаков. – Меня в данный момент интересует чисто практический вопрос. К черту физическую силу, но скажите: может ли чисто теоретически быть неуязвимым живое существо?

– Живое – нет, – не задумываясь, ответил Барталов.

– А как же тогда эти местные разговоры?

– Вы путаете две разные вещи: неуязвимость и живучесть. Мы знаем массу живых существ, более выносливых, так сказать, чем человек. Но это же не значит, что они бессмертны! Да и с людьми не все и не всегда так просто. Один порою умирает буквально от пустяка, а второй умудряется выжить при ранении, которое для остальных считается смертельным. Примеров вы, как человек военный, и сами знаете предостаточно. Поэтому предположить, что неведомый пока Василий стал более, так сказать, живуч, могу. Но убить его в любом случае можно. Точно так же, как были уничтожены оборотни. Причем, заметьте, без полагающихся в таких случаях, по поверью, серебра или осины. Обычными пулями, попавшими в жизненно важные органы.

Доктор по своему обыкновению был готов разглагольствовать еще долго, тем более тема его явно заинтересовала, однако тут отряд одолел очередной поворот и без команды остановился. Лишь пыхтел чуть позади броневик.

Кто-то невольно присвистнул. С места остановки была отчетливо видна небольшая речушка, холмы за ней, но на месте моста была лишь куча бревен и досок.

В следующий момент кавалеристы дружно пришпорили коней. К бывшей переправе подскакали почти одновременно и снова остановились в тщетной попытке представить, что здесь произошло.

– Смотрите! – Дзелковский указал на лежавшее на противоположном берегу чье-то тело.

Труп раскинулся несколько в стороне от дороги в вымахавшей траве, поэтому разглядеть его было трудно. Только казалось, что он массивнее обычного человека, но мало ли что может казаться?

– Здесь неглубоко, господа, – сообщил Дзелковский и первым направил коня в воду.

Переправа заняла от силы полминуты. Всадники подскакали к убитому, некоторые спешились, торопясь разобраться, не свой ли.

– А ведь действительно богатырь… – Барталов склонился над широченным телом и деловито стал рассматривать его раны.

Кто-то уже торопливо прочесывал местность и почти сразу наткнулся на сидящую по ту сторону склона группу парней.

– Стреляли в упор из пулемета. Похоже, всадили полный диск. Да и помимо этого… Вы только полюбуйтесь, Александр Григорьевич… – Барталов указал Аргамакову на застрявшую во лбу пулю. – Такое впечатление, словно у него лобная кость толщиной вершка в полтора. Вот вам и ответ на ваш вопрос о неуязвимости и бессмертии. Надеюсь, вы, так сказать, удовлетворены?

– Да уж. – Полковник невольно вздрогнул, представив себе, сколько патронов пришлось израсходовать, чтобы убить валяющегося здесь бугая.

– Господин полковник, – козырнул один из кавалеристов. – Свидетели говорят, что этот Васька залез под мост, а когда на него заехал автомобиль, то опрокинул его. Но наши успели перебраться на этот берег, а когда Васька попробовал напасть на них, то расстреляли его на месте.

– А вы что делали? – хмуро взглянул на свидетелей полковник.

– Мы ничего. Нас Васька позвал. Говорил, на его озорство поглядеть. Мы ж не знали, – испуганно косясь на офицеров, проговорил один из парней.

– Только стояли и смотрели? – Аргамаков пытливо рассматривал парней.

Те не выдерживали взгляда, опускали глаза.

– Старший из ваших велел передать, – выдавил из себя белобрысый парнишка в грязной косоворотке.

Аргамаков принял от него аккуратно сложенный листок из полевой книжки: