Текст книги "Далеко и обратно"

Автор книги: Алексей Кирносов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Много лет тому назад

Утром солнышко рассыпало по всей реке серебряные монетки, а свежий ветер вымел небо и отчистил его до пронзительной голубизны. Наташа и папа завтракали на палубе, а Мартыну там показалось слишком чисто, и он утащил свой кусок на берег, повалять в песочке.

Подошёл высокий старик с корявой палкой и потрёпанной сумкой.

– Наверх идёшь, капитан?

– Туда, – кивнул папа. – Дочь, подай миску.

Наташа протянула старику миску с кашей и ложку. Старик, уложив подле себя шапку, присел и стал есть.

– В Новолоку мне требуется попасть, – сказал он.

Папа спросил:

– Далеко отсюда эта Новолока?

– Двенадцать километров. Машина не ходит. Пешком тяжело.

– Утомительно, – согласился папа. – Подвезём, что за вопрос. Через час будешь дома, дедушка.

– Просил я одного подвезти. «Астра» называется, побогаче твоего катер будет… Так не взял.

– Редкостный тип, – поморщился папа. – А ты, дедушка, в гости?

– Если б в гости… – сказал старик, и лицо его уже не улыбалось, и была в нём такая печаль, что у Наташи дрогнуло сердце. – На могилу к сыну иду, капитан. Тут его убили и закопали.

– Да, война… – тихо сказал папа.

Он отвязал канат, и катер побежал вверх по реке. Наташа мыла посуду и думала о войне, которая была так давно, что и папа тогда был ещё школьником… А вот сидит старик, у которого на войне убили сына, значит, война не так далеко, значит, ещё живы люди, которые помнят и страдают, значит, ещё не изгладились раны… И тут Наташа подумала, что она очень маленькая, ничего не видела, ничего не знает.

Но она ошиблась, потому что если бы она была очень маленькой, этакой непонимашкой, не вздрагивало бы у неё сердце, когда она смотрела на старика, который идёт на могилу к сыну, убитому на войне много лет назад…

– Красивые здесь места, – сказал папа.

– За Киришами речка будет, Пчёвжа название, – сказал старик. – По ней пройди. Увидишь лес дубовый, при Петре Великом посаженный. Вот там – красивые места.

Старик сидел на бензиновом баке. Он указал рукой на берег:

– В этом месте их батальон стоял. На том берегу немцы оборону держали. Ночью наши переправились, выбили немцев, закрепились на холме. Тут мой сын и набежал на свою пулю… После войны друг его приехал, всё мне передал в подробности. Привёз меня сюда. Место показал, где захоронили.

– Война проклятая, – тихо сказал папа.

У деревни Новолока старик, поклонившись, молча сошёл на берег.

Без искры ни в каком деле нельзя

Справа дул свежий ветер, и по реке вкривь и вкось бегали волны, сталкиваясь и разламываясь друг о дружку.

– Вот что меня радует, – говорил папа. – Мотор ни разу не подвёл. Работает, как тренированное сердце спортсмена. Итак, становись к штурвалу, дочь. Начнём учиться.

– Давно пора, – сказала Наташа, спрыгнула с крыши и стала к рулевому колесу.

Не тут-то было.

Ничего не получалось, хоть рыдай. «Бегемотик» упрямился, бегал от берега к берегу. Папа перехватывал штурвал и выводил катер на верную дорогу.

– Удивительно! – говорила Наташа. – А у тебя руль правильный?

Всякое бывает на свете. Случаются и чудеса. Вдруг Наташа не руками, а душой почувствовала, куда надо крутить штурвал, чтобы катер шёл как надо. «Чудеса!» – думала Наташа и поворачивала штурвал полегоньку, и катер бежал вперёд ровно, будто его вёл сам папа.

И тогда папа улыбнулся:

– у меня правильный руль. Теперь давай я стану. Ты устала.

– Нет! – закричала Наташа. – Ни капельки не устала!

И тут…

Наступила жуткая, непоправимая, мёртвая и ужасная тишина.

Катер покачивался на середине реки, и до берегов было далеко, и течение несло его вниз, и не у кого было попросить помощи.

Папа полчаса возился в моторе, потом опустил испачканные руки.

Он сказал безрадостным голосом:

– Всё нормально. Всё цело. А искры нет. Куда она делась?

– Дай поищу, – сказала Ната: ша. – У меня всегда лучше получается.

Наташа заглянула в мотор. Она перетрогала все его части и не нашла никакой искры, только измазала пальцы.

– А без искры нельзя? – растерянно спросила Наташа.

– Без искры ни в каком деле нельзя.

Искать человека

Катер застрял на отмели. Папа спрыгнул в воду и отнёс якорь на сушу. Наташа с туфлями в руках тоже перебралась на травку.

– Что делать? – сказала она, глядя на густой, непролазный лес.

– То, что мы делаем в большинстве случаев жизни, – ответил папа. – Искать человека!

Они брели по берегу целый час и наконец пришли в большое село.

– Нам бы механика, – сказал папа прохожему.

– Идите в гараж, – сказал прохожий и указал направление.

Пошли по широкой улице, огибая лужи. Мартын заглядывал во дворы. А из каждого двора появлялась собака и дивилась, что это за такой небывалый зверь, который вроде бы и собака, но не похож ни на одну здешнюю собаку. И собака бросала важный пост по охране хозяйских сараев и бежала за Мартыном в надежде удовлетворить своё чувство любопытства. И сколько было на длинной улице дворов, столько за Мартыном бежало собак, и все они переговаривались между собой на громком собачьем языке, создавая вокруг неописуемый шум.

Собаки запрудили улицу. В середине бежал, часто переставляя пушистые лапки, гордый вниманием Мартын, а перепуганные жители села крепко прижимались спинами к забору, поражаясь, что это за такое невиданное переселение собачьих народов.

– Подождите меня здесь, – сказал папа и направился в гараж.

Он вернулся минут через десять. При нём шагал несолидный вихрастый парень, который назвался Мишей.

У забора стоял мотоцикл с коляской.

– Прошу, – пригласил Миша. – Нечего нам подметки тратить.

Наташа забралась с Мартыном в коляску, а папа умостился на заднем сиденье. Миша нажал педаль, мотор взвыл, как ошпаренный тигр, и мотоцикл покатился вниз, к берегу реки, прыгая через выбоину в колдобину и пересчитывая ухабы. Наташа зажала Мартына между колен и вцепилась в борта коляски. Она пыталась подумать, что же там с папой на заднем сиденье, но недодуманные мысли выскакивали из головы на ухабах и разлетались по сторонам вместе с камешками и брызгами из-под колёс. По берегу мотоцикл помчался вообще без всякой дороги. Всё смешалось перед глазами в перепутанную загадочную картинку, и Наташа решила совсем закрыть глаза, потому что гибель неминуема и чего уж тут интересоваться подробностями…

«Ввжжбр-р-раучьхь!!!» – рявкнул мотоцикл и, дёрнувшись, замер на месте.

Несолидный и вихрастый Миша разулся, закатал брюки и пошёл с папой на катер. Наташа, мотая головой, брела следом.

Мартын остался на берегу.

– Понимаете, Миша, – сказал папа. – Всё, вроде, в порядке, всё на месте, а искры нету.

– Так не бывает, – возразил Миша. – Куда ж она смела деться? – Он открутил от мотора круглую коробку, разломил её пополам и стал копаться в содержимом. Вынул два кусочка железа и показал: – Скользящий контакт у вас лопнул. Вот и нету искры!

– Эк-кая ядовитая техника… – пробормотал папа.

Наташа обиделась: папа искал эту искру – не нашёл, она искала – не нашла, а явился какой-то лохматый Миша – и сразу нашёл.

А Миша и не гордился. Он сказал:

– Запасной контакт у вас найдётся?

Папа принёс из мастерской запасной контакт. Миша ловко поставил его на место. Искра нашлась, и мотор снова заработал.

– Бесценный Миша, – сказал папа. – Без вас я искал бы этот поломанный контакт до самой зимы. Чем мне вас отблагодарить?

– Я не за благодарность помогаю, – обиделся Миша.

– Вот и нашли человека! – сказал папа.

Он вынес из каюты блестящий круглый фонарик и протянул Мише:

– Возьмите на память.

А мотор грохотал и фыркал от радости, что его завели снова.

А может быть, это и к лучшему

Дело было уже к вечеру, когда показался густой дубовый лес, а среди него устье неширокой и спокойной речки Пчёвжи. Они свернули туда и шли по тихой воде, между лесистыми берегами, наслаждаясь незамутнённым покоем природы, пока не приметили впереди белый катер. Наташа разобрала буквы на его борту, и получилось слово «Астра». Папа нажал гудок. Из-за дубов вышли важный дяденька в коротких штанах, гордая тётенька в купальнике, а её держал за руку хмурый мальчишка лет десяти – в брюках и в свитере.

Чёрная птичка, сидевшая на голой ветке, насмешливо чирикнула.

– Привет астронавтам! – крикнул папа.

– Здравствуй, коллега, – сказал дяденька. – Швартуйся к этому дубу. Только не поцарапай мне борт!

Мартын сиганул в воду, выбрался на берег, отряхнулся – и не являлся до самого утра.

Наташа вышла на сушу, и мальчишка подошёл к ней знакомиться. Он сразу заявил:

– Меня зовут Вася. Знаешь, это редко, у кого катер есть. Или машина. А в Америке бывают даже личные самолёты. Вот бы мне!

– Далеко бы ты полетел? – поинтересовалась Наташа.

– Я бы? Да куда захотел! – воскликнул Вася.

– А куда бы ты захотел?

– М-м-м… – Вася замялся. – Не знаю.

– Туда и пешком дойдёшь, – махнула рукой Наташа, принесла спички и стала разжигать костёр.

А утром Наташа с папой взяли корзинки и пошли в лес за грибами. Астронавты оказались лодырями и не пошли в лес – остались спать.

В лесу было прохладно, и косые столбы утреннего света падали сверху, пронизывая ветви дубов. Грибы им не попадались.

– Эк-кое бесплодное место… – жаловался папа.

– Разве в грибах дело? – говорила Наташа. – Посмотри, как здесь хорошо, и лес дремучий-дремучий, мы в жизни в таком не бывали, и дубы старые, большие и узловатые, как в волшебной сказке; вот берёзовая роща, весёлая и солнечная, мне такая снилась; ты подними глаза, посмотри на птичек!

– Я должен найти гриб! – упрямился папа.

– Ох, и трудно тебя воспитывать, – вздохнула Наташа.

Они вышли к затенённому высокими деревьями озеру, и Наташе стало так мирно и ласково на душе, что она захотела остаться здесь на берегу с Мартыном и с папой на всю жизнь. Папа остановился, забыл про свои противные грибы и загляделся на тёмную воду, в которой приглушёнными красками отразились дубы, и небо, и облака.

– Пап, это и есть наше «далеко»? – спросила Наташа.

– Я согласен, – ответил папа.

…На обратном пути он нашёл три подосиновика и так страшно радовался, что Наташе стало даже как-то неловко. Хозяйка «Астры» поджарила грибы с картошкой и разделила на всех шестерых.

От картошки припахивало свежими грибами.

После завтрака стали купаться и плавать через неширокую Пчёвжу туда и обратно. Только Вася плескался у бережка. Плавать ему не хотелось.

– Было бы это море, я бы купался, – говорил Вася, – я бы вообще всё время плавал до самого горизонта. А в речке? Да если ребята в школе узнают – меня засмеют!

Тут папа сгрёб Васю под мышку, лёг боком на воду и поплыл. Мальчишка извивался, лягался и корчился. Он так орал, визжал и хрипел, будто ему выдирают здоровый зуб. На середине речки папа нырнул, и Вася один остался на поверхности.

– Ай! – кричала с берега хозяйка «Астры». – Ребёнок захлебнётся, пойдёт ко дну и погибнет!

Вася молотил руками и ногами. Он вопил: «Спасите меня!» – но пока что не тонул и не погибал. Васина мама успокоилась и стала наблюдать за своим чадом не без любопытства. А чадо осознало, что никто не торопится его спасать и что вообще его жизнь, может быть впервые, отдана в его собственные руки. Не желая с нею расставаться в столь нежном возрасте, Вася вытянул шею, огляделся, прикинул, где ближайшая суша, и поплыл, вздымая вокруг водометы брызг.

Выбравшись на берег, он ощупал себя – всё ли на месте.

– Я было подумала, что ты не умеешь плавать, – ядовито заметила Наташа.

– Я и сам так думал… – в смущении признался Вася. – Может, я ещё чего-нибудь умею, да не знаю?

И снова бросился в воду.

День прошёл прекрасно.

А ночью Наташу совершенно слопали комары, и она поднялась рано утром невыспавшаяся, вся искусанная и несчастная. Дул ветер с востока. С серого неба нескончаемо сыпался противный липкий дождь.

Встал папа. Он почёсывался, и глаза у него были красные.

– Нет на свете хищника вреднее комара, – сказал папа.

День тянулся нудно и скучно. Ни в лес сходить, ни искупаться. Наташа с Васей придумали игру в «кто больше убьёт комаров», но от этого их количество не уменьшалось. Казалось, все бытующие на Пчёвже комары попрятались от дождя в каютах «Астры» и «Бегемота».

Настал вечер, и Наташа заплакала от злющих кровопийц.

Утром она сказала папе:

– Я думала, это хорошее «Далеко», а это плохое «Далеко». Я не могу здесь жить и радоваться.

– Понятно, – сказал папа.

Он притащил Мартына и завёл мотор.

Хозяйка «Астры», замурованная в платки, вышла на свою палубу.

– Мы позорно бежим, побеждённые москитами, – сказал папа. – Пойдёмте с нами искать места побезопаснее?

– Нет, – раздалось из-под платка. – Мы слушали сводку погоды. Везде дождь, везде холод и везде комары. Уж мы здесь переждём.

– Тогда прощайте, – сказал папа и повернул штурвал.

Прошёл день, и наступил другой, такой же безрадостный, как и вчерашний, а дождь лил ещё сильнее и противнее. На Волхове стояли лодки с рыбаками, и все рыбаки сидели скрючившись, в резиновых плащах и напяленных на уши шляпах. Они ужасно мёрзли.

И папа мёрз на пронзительном ветру, но не терял бодрости духа.

Лишь Мартыну всё было нипочём в его шубе.

Наташе казалось, что лето совсем кончилось и наступила осень.

– Ну, что ты загрустил, малыш? – спросил папа.

– Поедем в какой-нибудь город, – ответила Наташа.

Откуда эти слёзы

Пристали в ближайшем городе. Тайком провели маленького малыша в столовую и, обедая, бросали ему под стол кусочки.

Потом гуляли по городу. Уже стемнело, и они решили возвратиться на катер, но около одного дома папа остановился.

У него было грустное, задумчивое и этакое нерешительное лицо.

– «Почтамт», – разобрала Наташа буквы на вывеске.

– Междугородний телефон, – пробормотал папа. – Не испытать ли судьбу ещё раз?..

…Наташа стояла у кабины и прислушивалась – не из любопытства, а просто ей всегда надо быть в курсе папиных дел и забот.

Сперва папа говорил «алло», потом произнёс: «Ах, вот и ты…», потом долго молчал, а с его лица сбегало грустное выражение. Лицо стало счастливым. Папа смеялся. Он говорил: «Я лечу, лечу на крыльях этого самого, ну, ты понимаешь… Какого, прости, лешего ты меня столько времени мучила? Ах, это я тебя мучил?! Вздор, голубушка! Ладно, выясним при встрече, бегу заводить двигатель!»

Он бросил трубку и вышел из кабины, вытирая лоб ладонью.

– Пойдём живее, малыши! – сказал папа.

Было темно, и брызгал дождик. Мартын останавливался у каждого столбика. И Наташа останавливалась. Папа торопил их.

И вдруг он улыбнулся и пошёл медленнее.

– Послушай, большой малыш… – начал папа. – Ты знаешь, что у всех малышей должны быть мамы. Хочешь, и у тебя будет мама?

Наташа ткнулась носом в папин плащ и зарыдала.

– Что такое? – растерялся папа. – Откуда эти слёзы, зачем они?

Мартын сидел рядом и скулил, задрав голову к чёрному небу.

Капал дождик, и капали Наташины слёзы, и папа утирал их своим платком, от которого пахло табаком и селёдкой.

– Ты будешь любить её больше, чем меня, – запинаясь, выговорила Наташа.

Папа поднял её на руки и поцеловал быстро намокающее лицо.

– Никого на свете я не смогу любить больше, чем свою дочку!

– А ты ей разрешишь всё делать и о тебе заботиться, – всё ещё протестовала Наташа, но слёз было уже поменьше.

– Кто же будет обо мне заботиться, когда дочка пойдёт в школу? – улыбнулся папа.

– А я бы попробовала успеть, – неуверенно ответила Наташа.

По течению плывут быстро

Папа сказал: «Конечно, это безумие – выходить на ночь глядя», – и они легли спать, навалив на себя всё, что осталось сухого и тёплого. Неизбывный дождь барабанил по крыше. Вслушиваясь в завывания ветра, Наташа уснула, а когда раскрыла глаза, было светло и катер, дрожа, покачивался. Рычал мотор. Папы в каюте не было.

– Вот и началось обратно, – вздохнула Наташа, обулась и вышла на палубу.

Щекотный дождик облепил лицо. Мартын протопал по крыше, подошёл и тронул её за плечо. Наташа погладила собаку и стала смотреть назад, на уходящий в дождь город. Город был красив, и не хотелось покидать его так скоро.

– Пап, почему «Бегемотик» плывёт быстрее, чем раньше? Он что, тоже торопится? – спросила Наташа.

– Он плывёт по течению, – ответил папа и съел свой завтрак под дождём за штурвалом.

Проходили часы, а папа только покручивал штурвал, приплясывал одной ногой и напевал разные песни. Мелькали, убегая назад, дома, соборы, посёлки, лесные запани, палаточные лагеря невезучих туристов, рыбачьи лодки, бакены и плоты.

– Собаке пора есть! – сказала Наташа.

– Неужто? – удивился папа и глянул на часы. – Ого! Шестой час.

Когда катер подошёл к пристани села Высокое, папа привязал канат и сказал:

– Думаю, коров уже подоили. Пойдём купим молочка.

«Вот бы маленький Мартын удрал… – думала Наташа. – Только не надолго, до утра…»

Прохожий указал им дом, в котором живёт корова. Там им налили в бутыль тёплого молока и Наташе дали отдельно большую кружку. Она выпила её до дна и похвалила:

– В городе такого молока не бывает. Поразительно вкусно!

Пришли на катер, быстро пообедали, и папа обрадовался:

– Можно плыть дальше!

– Не можно, – возразила Наташа. – Собаки нету.

Папа нажал кнопку на щитке, и над селом поплыл густой гудок.

Наташа зачерпнула воды и стала полоскать полотенце.

Папа повернул ключ вправо. Мотор мощно и злорадно ревел.

– Пар-р-ршивая соб-бачонка… – пробормотал папа.

Наташа отёрла внезапно выступившие слёзы и посмотрела на горку.

Оттуда на рёв мотора, прижав уши, мчался Мартын, а за ним, постепенно отставая, скакали шестнадцать лохматых псов. Папа отвязал канат. Не глядя на собаку, он оттолкнул нос и стал к штурвалу. Мартын сиганул с дебаркадера прямо в спасательный круг.

– Папа, неужели ты любишь её больше, чем маленького малыша? – спросила Наташа.

– Всем достанется, никто не будет обижен, – ответил папа.

Это ещё цветочки

Недостатки коротких дорог состоят в том, что короткие дороги опасны и пользоваться ими надлежит только в крайнем, не терпящем отлагательства случае. Но об этом – позже.

А тем утром, в Новой Ладоге, папа сказал:

– Могу я раз в жизни быть неблагоразумным?

– Пожалуйста, сколько хочешь, – разрешила Наташа.

И катер прошёл прямо, миновав вход в Новоладожский канал.

Он вышел на широкую воду озера, и сразу грудь задышала по-иному, жить стало вольнее и прекраснее. Пологий берег остался за кормой, а впереди были только вода и только небо. Волны подхватили судёнышко и стали играючи перебрасывать друг дружке. Серые тучи временами закрывали солнце. Папа смотрел на компас в медном котелке, на небо и на карту.

– Какое всё огромное! – сказала Наташа. – Я о таком и не знала.

– А тебе не страшно? – спросил папа.

– Странно страшно, – призналась Наташа. – Приятно страшно.

Туч становилось всё больше. Казалось, они родятся друг от друга. И ветер усилился. Не стало солнышка, вода потемнела, а воздух как бы остыл. И мотор ревел сердитее, чем раньше. На катер залетали брызги. У папы было очень строгое лицо.

«Ух! Ух! Ух! Ух!» – прыгал по волнам «Бегемот».

– Пап, это уже буря? – спросила Наташа.

– Это ещё цветочки, – ответил папа.

И это только похоже на бурю

Волны колотили в широкие стёкла каюты.

«Тр-рах!» – и посыпались на Наташу с полки тяжёлые папины книги.

«Тр-рах!» – и сорвалась с гвоздика ваза для цветов.

«Тр-рах!» – и Наташу перебросило на другой диван, встряхнуло и бабахнуло головой о шкафчик.

– Ох! – совсем по-человечески сказал Мартын из-под дивана.

– Плохая буря, – всхлипнула Наташа.

Она ползком выбралась из каюты, уцепилась за папин плащ и сумела подняться на ноги. Дул невиданный ветер. В лицо хлестала вода. Волны, высокие как горы, швыряли бедного «Бегемота» как хотели. В сумраке светилась пена на их верхушках. Папа убрал одну руку со штурвала и прижал Наташу к себе.

– Вон впереди остров, – сказал он. – Подойдём к берегу, высадимся и заночуем. А там и погодка утихнет.

Наташа смотрела во мглу, пытаясь увидеть остров, но тяжёлые капли больно хлестали по глазам, они всё время закрывались, и никакого острова она не увидела. Только спятившие с ума горы бесновались впереди. Катер взбирался на них и падал в ложбины, кряхтя и скрипя.

– Кончится буря, и всё будет хорошо, – проговорила Наташа.

– Какая же это буря? – удивился папа. – Это только похоже.

Небеса и воды бушевали всё пуще. Уже не брызги, а потоки воды обрушивались на Наташу, одежда промокла, и холод пробрал до самых дальних косточек. Она терпела и старалась не дрожать. «Я должна быть стойкой и храброй, – убеждала себя Наташа, – я же папина дочка, а папа ничего не страшится, он совсем мокрый, ему холодно хуже меня, потому что я за стенкой прячусь. Но скоро будет остров, и мы все трое спасёмся… А если… Если не будет острова?» – вдруг подумала она тоскливо. Вокруг вздымались волны. Подобно им забились, заклокотали, перебивая одна другую, небывалые мысли…

– Пап, а куда я денусь, когда умру? – спросила Наташа.

– Всё равно, – ответил папа, – я там уже буду тебя ждать.

Все страшные мысли пропали, когда прямо перед носом появился остров.

Папа подвёл к нему катер с той стороны, где послабее дул ветер, и бросил якорь с кормы. Волны чавкали и шипели, накатываясь на близкий берег. Папа спрыгнул за борт, и воды ему было по грудь. Отчаянно кинулся в воду Мартын, поплыл, выскочил на сушу и скрылся в тёмных зарослях. Наташа дрожала под ветром.

– Садись на плечи, – сказал папа.

Он вынес Наташу на берег, и ей стало хорошо и спокойно на твёрдой земле, которая никуда не едет и не валит с ног. Прошла боль в голове, и перестало мутить в странном месте между животом и грудью, которого раньше у неё не было.

Папа притащил канат и привязал его к огромному камню. Потом он принёс брезент и расстелил его на траве.

– Пап, тебе же холодно! – сказала Наташа.

Папа засмеялся, постукивая зубами:

– Какой может быть холод в июле?

– Это не июль, а целый октябрь, – высказалась Наташа, дрожа от пронизывающего ветра.

Папа ещё два раза сходил на катер, принёс сухую одежду, одеяла и еду. Он оделся и вынул из кармана часы:

– Режим мы соблюдаем. Двенадцатый час. Стели постель, малыш.

Они легли вместе на брезенте, тепло одетые, папа обнял её, и только когда совсем прошли холод и страх, Наташа высунула нос из-под одеяла. Высоко в небе мерцала, качалась и подмигивала маленькая звёздочка. Наташа посмотрела на папу. Он спал, и во сне у него было сердитое, похудевшее лицо.

Она засмеялась, юркнула под одеяло с головой, прижалась к папе и спросила шёпотом:

– А где звёздочки живут днём?

Папа ничего не ответил. Он спал мёртвым сном.