Текст книги "Голубиные дети"

Автор книги: Александра Яковлева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Александра Яковлева
Голубиные дети

Часть

I

Долина Потерянных

1.

Пиратская шхуна на всех парусах шла к далёкому и таинственному острову сокровищ. Пашка сидел на её корме и в то же время – на горячем крыльце дедушкиного дома, задумчиво покусывая ноготь.

Стояла середина июля. В полуденном зное дрожал воздух, солнце припекало макушку. Пашка всё хотел сходить за кепкой – вот только абзац дочитает. Ладно, ещё страницу. Нет, лучше главу.

Книжка про пиратов не отпускала. Она пахла пылью и лимонным маслом. Точно так же пах и остальной дом, и спальня дедушки, и шкаф с растрёпанными сказками, журналами «Юный натуралист», энциклопедиями, атласами. Дедушкина библиотека оказалась самым интересным местом в деревне. Пашка просидел бы около неё хоть всё лето, но мама сказала, что от пыли могут опять начаться приступы. Сошлись на том, что читать он будет на свежем воздухе.

Лязгнул засов, скрипнула калитка, и во двор ворвался Макс, а вместе с ним и ветер.

– Пол – это лава! – Макс взлетел на перила крыльца и стал болтать ногами.

Пашка не поддался. Он поднял большой палец вверх, как в старом боевике, перевернул страницу. Он и так полдня тут плавился, дальше уже некуда.

– Ты полдня тут плавишься, – сказал Макс.

Совсем недавно Пашка вычитал, что близнецы часто думают об одном и том же. Жаль, у них с Максом если и срабатывало, то по всякой ерунде. Наверное, только одинаковые близнецы могут всерьёз, а они с Максом ведь разные. Но в книге ничего об этом не писали. Пашка решил, что сам напишет, когда вырастет.

– А мы на затоне были, – похвастался Макс. – Прыгали с тарзанки. Шурик обгорел, весь красный, баба Люба его сметаной намазала, а на нас наорала. Было весело! Зря ты не пошёл.

– А я за сокровищем плыву, – ответил Пашка в том же тоне. – Зря ты со мной не плывёшь.

Макс фыркнул и затих. Где-то вдали протяжно гудел скоростной поезд. Он нёсся по рельсам и знать не знал о деревне Сныть, спрятанной среди лесов и полей, о Пашке и Максе, непохожих близнецах, которых мать увезла из города в эту самую Сныть – на лето или на всю жизнь, пока неизвестно.

– Снова твоя древняя книжка про пиратов? – Макс сделал вид, что ему всё равно, а спрашивал он просто из вежливости.

Пашка фыркнул:

– Что б ты понимал. Она колоссальная!

– Какая-какая? – Макс закатил глаза. – Опять твои словечки!..

– Крутая, говорю, книжка. Там про море, и корабли, и сражения… Мультик был ещё, советский. Помнишь, смотрели? Где песня про мальчика Джонни.

– А, вспомнил, – Макс почесал в белом ёжике волос. – Ладно. Хочешь море и пиратов? Будет тебе и море, и пираты. Айда до ребят – наберём лучшую команду!

– Правда? – Пашка вытянулся, даже книгу отложил. – А Шурика, наверное, не отпустят, да?

– Да ну его, пусть лежит. Слишком нежный для пирата.

– Шурик просто пацифист, – не согласился Пашка. – Это значит, что он за мир.

– Так и я за мир. За новый пиратский мир!

Макс прицелился и прыгнул с перил прямо на забор:

– Свистать всех наверх! – крикнул он и сиганул вниз. – Полный вперёд!

Пашка подскочил и побежал за Максом. Книжка про пиратов и сокровища осталась на крыльце, и ветер листал её страницы.

Братья бежали босиком: никто из снытинских не обувался, а Макс сразу, как приехали, решил соответствовать. Единственная хорошая дорога, закатанная в асфальт, обжигала ноги.

– Разрази меня гром! – подпрыгивал Макс. Нет. Теперь – капитан Макс, командующий пиратским судном, гроза семи морей.

Дорога превратилась в фарватер. Мимо проплывали соседские дома и огороды, колодцы и магазинчики, телята и козы на выпасе, заброшенная общественная баня, заколоченная школа. А потом начался луг, и он был похож море – травяное, волнующееся на ветру. Макс и Пашка нырнули в него с головой.

На том похожесть и кончилась.

Оказалось, бежать через луг совсем не то же самое, что плыть по воде. Пашка то и дело спотыкался на кочках, трава хлестала по лицу, а ещё эти жуткие оводы! Он всё больше отставал от Макса, болтался в хвосте. Вот сейчас задохнётся, упадёт без сил – и останется лежать в траве, просто лежать и ждать, когда Макс вернётся за ним. Если вообще вернётся.

– Макс, подожди! – крикнул Пашка. Вышло как-то жалобно, потому что кололо в боку.

Макс обернулся, махнул рукой:

– Догоняй!

И тут оба увидели белую птицу.

– Лопни мои глаза! – воскликнул Макс. – Это что, голубь?

Пашка сразу вспомнил картинку из дедушкиной энциклопедии: маленький клюв, хохолок, лохматые лапки и подпись курсивом.

– Это гданьский… высоколётный сокол, – выдохнул он.

–Ты что, умник, голубя от сокола отличить не можешь?

– Порода так называется… Декоративная…

– И что она в деревне забыла, эта порода?

Такого в энциклопедии не писали, и Пашка промолчал. А птица, покружив над ними, устремилась к дальнему лесу, будто сама хотела убраться подальше от людей.

– Давай за ним! – позвал Макс. – Ложимся на левый галс!

С бегом у Пашки не задалось с самого детства. Да и как по-другому, если на всю жизнь освобождён от физкультуры? Астма лишила его практически всего на свете: футбола, роликов, друзей во дворе. В спешке пакуя вещи, мама убеждала, что деревня – лучшее лекарство от астмы. Как будто дело только в ней.

Пашка уже начал всерьёз бояться, что вот-вот рухнет и Макс никогда не найдёт его в траве. Но тут луг, наконец, кончился, и он вывалился на грунтовую дорогу. Макс поджидал его, нервно пританцовывая.

– Куда?.. – просипел Пашка, сложившись пополам. Он хотел спросить, куда делся голубь, но не мог набрать воздуху. Горло сжало, сдавило.

Макс не растерялся. Он достал из Пашкиного кармана ингалятор, сунул брату под нос:

– На, дыши. В лес улетел.

Пашка вдохнул пару раз через ингалятор, потом уже задышал сам. Выпрямившись, осмотрелся.

За грунтовкой начинался светлый берёзовый лес. Дорога вела вдоль него к нескольким брошенным домам. Избы стояли кривые, давно опустевшие. Июльское солнце золотило ржавые крыши. Если кто и жил здесь, так только тишина – и, может быть, мыши.

Так далеко от Сныти они ещё не забирались.

– Какое-то кладбище, – пробормотал Пашка. – Давай вернёмся, а?

– Ты ж сам хотел! Пираты, остров сокровищ… – удивился Макс. – Мы вон сколько отмахали – и чего теперь? Назад?

Пашка обернулся, но не увидел позади ни ровных рядов снытинских крыш, ни линий электропередачи. Только луг, без конца и края. И захочешь – не вернёшься.

– Ладно. – Он вздохнул. – Только давай быстро. А то ещё мама потеряет.

– Ага, если вообще заметит. Пошли.

Опушка берёзового леса была вся красная от спелой земляники, из травы то там, то сям выглядывали грибы – на тонких ножках, с тёмными сопливыми шляпками. Мама звала их обабками.

– Она б тут насовсем прописалась, – сказал Пашка.

Из города мать увезла их сразу, как начались летние каникулы, спрятала в тихой деревне, в пустом дедушкином доме. И как сорвалась: каждый день ходила то по ягоды, то по грибы, подолгу бродила одна, возвращалась только к вечеру. Часто – с пустой корзиной.

– Да и пусть, – ответил Макс. – Иногда человеку полезно побыть одному.

Пашка только дёрнул плечом и отвернулся.

Берёзы шумели, скрипели от ветра. Чёрные пятна на их стволах, похожие на глаза, как будто следили за братьями. Макс всё выглядывал голубя среди ветвей, Пашка же старался смотреть под ноги. В высокой траве блестели спины камней, гладкие, как брусчатка. Камни складывались в самую настоящую тропинку. По ней-то и шли, углубляясь в лес.

На одном из камней лежало белое голубиное перо. Пашка подобрал его и зачем-то положил в задний карман шорт. Просто так, без всякой мысли. Вернее, мысль была, но немного глупая. Пашка давно хотел начать коллекцию – марок, или монет, или хотя бы вкладышей от жвачки. Но в деревне о марках и монетах можно забыть. «Перья тоже сойдут», – подумал он.

– Там! – воскликнул Макс, указывая на зелёные кроны вдали. – Погнали!

И они опять погнали. Никакого голубя Пашка не видел, просто верил брату. По тропинке бежалось легче, чем по лугу, но Пашка всё равно быстро выдохся. Снова закололо в боку, сдавило грудь, а в глазах запрыгали тёмные мушки. Так что он даже не заметил, как брат остановился, и с разгону врезался в его спину.

– Ты… чего?..

– А вон, гляди.

Впереди была поляна, а на ней стоял домик – и очень странный! На четырёх высоких опорах, с плоской крышей и маленькими отверстиями под ней, похожими на вентиляцию. Голубая краска давно облупилась и висела хлопьями, открывая потемневшие доски.

– Избушка, избушка…

– …Встань к лесу задом…

– …Ко мне передом.

Вот опять они подумали одинаково, и сразу всё прояснилось. Домик ещё напоминал избушку Бабы-яги, но уже поменьше.

– Голубятня это, – сказал Пашка.

– Так он что, живёт здесь? Наш сапсан.

– Не сапсан, а сокол. Гданьский высоколётный. Или по-другому – турман.

– Ну, ты, энциклопедия «Сто один бесполезный факт о голубях», – пробурчал Макс, – лучше придумай, как забраться.

Выложенная камнем тропинка вела точно к голубятне. Макс легко побежал по ней, оглядел со всех сторон домик и доложил:

– Ни окон, ни дверей!

– Вообще-то, есть под крышей, – Пашка имел в виду птичьи летки.

– Ну, заберись в них, попробуй! – Для ясности Макс надул живот побольше.

Четыре ноги поднимали голубятню метра на два от земли. Тут захочешь – не достанешь, и даже лестницы нет.

– Должен же как-то взрослый человек туда попадать, смотритель, – пробормотал Пашка.

– Давай прикинем, – предложил Макс. – Вот приспичило дяде Игорю залезть. Он что сделает?

Пашка представил себе долговязого дядю Игоря, снытинского пастуха.

– Да ему тут и лезть нечего, – ответил он. – Головой влетит… Погоди-ка!

Под голубятней рос высокий репейник. Пашка вломился в него, задрал голову. Над ним нависал тёмный дощатый пол голубятни, а в полу чётким контуром проступал люк.

– Так и знал.

Макс был уже тут как тут. Его белобрысая голова сунулась в кусты.

– Что, колоссально?

– Ага. Колоссально.

Пашка попытался улыбнуться – не получилось. Ему стало зябко. Больше всего на свете хотелось бежать прочь от этого места. Задыхаться, мучиться, но бежать.

А Макс тем временем по-деловому изучал люк, что-то прикидывал.

– Значит, так, – сказал он. – Лезь ко мне на плечи. Я тебя подниму, заберёшься и подтянешь меня. Идёт?

Пашка помялся:

– Слушай, может, ну его, этого голубя? Вдруг там никого нет?

А сам с ужасом подумал: «Вдруг там кто-то есть?»

Макс посмотрел на брата с жалостью:

– Не в голубе же дело, ну.

– А в чём?

– Да в приключении! Сам же просил – а теперь? Тебе, что ли, не интересно посмотреть, как внутри?

Всё в Пашке завопило: «Нет! Не интересно!»

– Даже не знаю… – Он глянул на люк. – Мало ли что может случиться…

– Вот именно! – воскликнул Макс. – Давай забирайся.

Он присел, подставил брату плечи. Пашка ступил сначала на правое, потом на левое, а Макс крепко сжал его ноги и начал подниматься.

– Ну что, дотягиваешься?

Пашка кое-как выпрямился: коленки подгибались. Через силу, превозмогая себя, протянул руку. Коснулся тёмного, разбухшего от влаги дерева. Толкнул пальцами.

Ничего.

Он толкнул сильнее, но то ли крышка была слишком тяжёлой, то ли петли заржавели – поднять не получалось.

«Вот и хорошо», – подумал Пашка, а брату сказал:

– Тут заперто.

– Не может этого быть. Поднажми!

Спорить с Максом было бесполезно. Пашка вздохнул и поднажал. Потом ещё поднажал. И ещё. С третьей или четвёртой попытки тяжеленная крышка приподнялась с пронзительным скрипом.

– Вот, я ж говорил! – обрадовался Макс.

В нетерпении он переминался с ноги на ногу. От этих танцев Пашку начало трясти ещё больше, руки дрогнули, и крышка хлопнула, обсыпав его трухой и пылью. Пашка громко чихнул, и они вместе с Максом повалились на землю.

– Всё с тобой ясно. – Макс прыжком вскочил. – Сиди тогда здесь. Я за палкой.

Пашка даже сказать ничего не успел: заросли колючек сомкнулись за братом, и он остался один.

Время ползло медленно, как всегда бывает, когда ждёшь. Пашка весь извёлся. Он и в земле поковырял пальцем ноги, и камешки покидал в траву. В берёзовом лесу было тихо и пустынно, только вдалеке скрипел валежник. Наверное, это Макс выбирал палку покрепче.

Неужели так сложно найти в лесу палку?

Пашка покричал, но брат не отозвался.

Ещё немного посижу и уйду отсюда, решил он. Ещё пять минут, не больше.

От нечего делать он вытащил из кармана голубиное перо, чтобы рассмотреть получше. Перо было маховое, длинное и аккуратное. Белоснежное. Пашка взмахнул, чувствуя, как оно изгибается, сопротивляясь воздуху.

И тут новая странность привлекла его внимание. Медленно и нехотя Пашка поднял голову, уже догадываясь, что увидит.

Чёрная пасть открытого настежь люка зияла над ним. Из люка тянуло холодом и сыростью.

По спине поскакали мурашки. Он точно помнил, что так и не смог поднять дурацкую крышку весом, наверное, в тысячу тонн.

– Эй… Здесь кто-то есть? Простите, мы не знали… Я брата дождусь, и мы сразу уйдём, ладно?

Тишина. Только кукушка кукует вдалеке, да скрипят на ветру деревья, да воркует в голубятне невидимый голубь. Да шуршит, стучится перекладинами крепкая верёвочная лестница, спускаясь к его рукам.

2.

За свои двенадцать лет, полных лекарств и предписаний врачей, Пашка от нечего делать прочёл много книг и твёрдо знал: невесть откуда взявшиеся лестницы к добру не ведут. А лестница тихонько раскачивалась, словно заманивала. Совершенно новая, как из магазина спорттоваров: две белых канатных верёвки, между ними – гладкие ступеньки. Удивительно не подходила она старой облезлой голубятне. Пашка застыл, боясь коснуться перекладин. Как манок у рыбы-удильщика: только тронь – и…

– И чего ты ждёшь?

Пашка вскрикнул, отшатнулся.

Из люка на него глядела странная женщина. Лицо почти кукольное, совершенно белоснежное, только едва розовел маленький острый носик. Длинные ресницы, брови и волосы, тоже белые, напоминали пух. Если б ещё глаза красные, получилась бы вылитый альбинос. Но они были жёлтые и круглые, как у птицы.

– Забирайся поскорей наверх, дитя, – сказала она.

Пашка завертел головой: вот-вот на поляне появится Макс, и тогда всё встанет на свои места. Не сосчитать, сколько раз он вытаскивал Пашку из беды. Заступался в школе и во дворе, даже дрался за него. Вовремя протягивал ингалятор. Подставлял плечо. Брал вину на себя. Ни разу не упрекнул его астму в переезде, хотя все старые друзья Макса остались в городе.

– Макс?.. – позвал Пашка.

Нет ответа.

– Он очень ждёт тебя, – женщина из люка настойчиво поманила рукой, тоже белой, будто подёрнутой птичьим пухом. – Ему нужна твоя помощь.

– Кто ждёт? – только и успел спросить Пашка.

Невидимая сила дёрнула его и потащила наверх. Пашка не хотел, но схватился за перекладину. Не хотел, но сделал шаг, и другой, и третий. Всё выше и выше поднимался он по верёвочной лестнице, а лицо женщины становилось всё страннее. Птичьи глаза, нос словно клювик – да человек ли она?..

Вот её лицо уже совсем близко. Пашка зажмурился. Что-то толкнуло его в грудь. Вскрикнув, он полетел вниз, спиной на землю: сейчас как хлопнется со всего маху! Но время шло, а удара всё не было. Чёрный квадрат люка уменьшался и уменьшался, пока, наконец, не превратился в точку. Трава, наоборот, росла, как сумасшедшая. Гигантские стебли закрыли собой и люк, и голубятню, и белую женщину.

И тут Пашка понял, что трава вовсе не гигантская, а очень маленькая. И что не трава это вовсе, а мох. Сам он лежит животом на земле, на холодных камнях тропинки. А над ним воркуют голуби. Целая стая голубей.

Пашка приподнялся и огляделся. Всё тот же светлый берёзовый лес и никакой странной женщины-птицы. Похоже, он просто уснул, пока ждал Макса, да и выкатился на тропинку. Вот только голубятня… Пашка почувствовал, как волосы шевелятся у него на руках и даже на шее.

Голубятня была вроде та же: на сваях, с плоской крышей – но опрятная, краска свеженькая. А главное, голуби: сотни птиц разных пород и мастей налетели невесть откуда. Они облепили всю крышу, кружили над лесом, то и дело ныряли в летки и выглядывали из них. Их воркование и хлопанье крыльев оглушало. Такой огромной стаи Пашка не видел даже в городе.

«Макс заметит птиц и вернётся, заметит птиц и вернётся, заметит и…» – Пашка повторял это про себя, как заклинание. Но брат всё не появлялся.

Тогда он испугался, что Макс, наверное, просто бросил его на веки вечные. Прямо как взрослый.

Такое уже случалось. Например, когда папа забыл их с братом в супермаркете. Или когда всех детей из детсадовской группы уже разобрали, а они втроём с воспитательницей сидели и ждали хоть кого-нибудь из родителей. За окном быстро темнело, валил январский снег, воспитательница раздражённо смотрела на часы. И всё звонила и звонила – на один номер, на другой… Или вот как теперь делает мама: берёт и уходит, и не на работу, а просто куда подальше.

Если вечно забывать детей то там, то здесь, когда-нибудь они в самом деле пропадут. В их городской школе один мальчик так пропал. Родители совсем о нём забыли: живёт и живёт под боком, а чем живёт – неважно. Даже дневник не проверяли. А потом из школы сообщают: ваш сын уже три дня не появлялся. Родители в комнату к сыну – а он и дома не появлялся. Ну, беготня, конечно: полиция, волонтёры… Сняли с товарняка где-то на Дальнем Востоке. Он, вообще-то, в столицу ехал, направления просто перепутал.

Тут только Пашка понял, что впервые в жизни остался совсем один. То есть вообще один, прямо как тот мальчик в товарном вагоне где-то между Сибирью и Дальним Востоком. Ладно, без родителей – но без Макса… Как это вообще, без Макса?

Мягкая от птичьего пуха рука легла ему на плечо.

– Уйми своё горе, дитя. – Рука неловко погладила Пашку. – И пойдём со мной.

Он дёрнулся, но пальцы сжались, и вырваться он не смог. Тогда Пашка хмуро посмотрел на жуткую женщину. Жуткую, но красивую: волосы уложены в хохолок, платье и шлейф из настоящих перьев.

– Я никуда с вами не пойду, – сказал Пашка, хотя его голос дрожал. Первое правило забытого ребёнка: остерегаться подозрительных взрослых.

– Твой брат очень ждёт. – Длинные ногти кольнули кожу. – Ему нужна помощь. Я могу тебя провести, но только через свою голубятню.

Второе правило забытого ребёнка: остерегаться подозрительных взрослых, особенно если они обещают отвести тебя к родным или друзьям.

– Где Макс? Вы что-то сделали с ним?

Невдалеке трещал валежник, пронзительно кричали птицы. Вздохнув, странная женщина присела перед Пашкой. Из многочисленных складок платья она достала такой же белый платок и аккуратно вытерла Пашке лицо.

– Послушай, дитя. Сейчас я лишь проводник. Моя работа – привести тебя к Страннику, чтобы запустить процесс.

– Процесс?

– Это неизбежно. Всё уже началось. Из всех вероятностей та, где ты попадаешь в голубятню, самая удачная… Думаю, Странник объяснит лучше. Пойдём к нему.

Пашка не понимал, что она несёт. Кое-что поважнее привлекло его внимание. Треск и птичий гомон всё нарастали, послышались смех и весёлые голоса каких-то мальчишек.

Конечно! Макс просто встретил банду, и теперь они идут обратно!

Пашка рванулся, высвободился, наконец, – и побежал на голоса.

– Макс! – звал он. – Макс! Я здесь!

Он бежал как никогда, почти летел. Через поваленное дерево, сквозь колючий шиповник, паутину, ветки… Вслед ему хлопали тысячи крыльев, будто вся стая во главе с женщиной-птицей пустилась в погоню. Вот-вот настигнет, схватит когтистыми лапами!.. Обернёшься – и ты погиб. Поэтому Пашка не оборачивался.

Среди деревьев замаячили яркие шорты и загорелые спины. Наконец-то! Теперь все странности позади.

– Шурик! – закричал Пашка радостно.

Шурик из их деревенской банды и какой-то рыжий мальчишка остановились, с недоумением уставились на него. Макса нигде не было, но Пашка обрадовался и Шурику.

– Привет, – тяжело дыша, он привалился к берёзе. – Вы брата не видели? Мы тут… А он ушёл… Говорит: жди. Я ждал… ждал…

Шурик удивлённо молчал и как-то странно смотрел на Пашку. Как на чужака. Не протянул руки, даже не улыбнулся.

– Новенький, что ли? – спросил рыжий паренёк. Его самого Пашка впервые видел, хотя жил в деревне уже целых два месяца.

Рыжий и Шурик быстро обменялись какими-то условными жестами. Пашка наблюдал за ними, и в животе растекался липкий страх, а руки холодели.

Так бывает. Долго видишь одно привычное, на мелкие отличия не обращаешь внимания. Потом время проходит, отличия накапливаются – и в один прекрасный день перед тобой уже что-то совсем другое, чужое. Так случилось и с родителями. Однажды Пашка увидел, как сильно они изменились. Раньше всегда держались за руки, и смеялись, и танцевали на кухне, когда думали, что сыновья их не видят. А потом – постепенно, незаметно – всё встало с ног на голову. И вот они с мамой уже прячутся в глухой деревне и притворяются, что всё дело в Пашкиной астме.

Теперь Шурик. Макс сказал, он обгорел на затоне, и бабушка намазала его сметаной, а значит, там всё серьёзно.

Шурик, который сейчас стоял перед ним, скрестив на груди руки, был как из параллельной вселенной, похож и непохож: крепкий, поджарый, щурится. Но главное – загар, ровный, золотой, будто он всю жизнь прожил где-нибудь в Геленджике или в Сочи.

Жутко стало Пашке, и сами собой покатились слёзы, но он их не заметил, пока Шурик не сказал:

– Первое: никаких слёз. Второе: ты идёшь с нами. И третье… – Он ухмыльнулся. – Пляши давай: отведём тебя домой.

Плясать он, конечно, не стал, но и сопротивляться было глупо. Идя через лес под конвоем мальчишек, Пашка старался убедить себя в том, что это просто такая игра. Игра, которую придумал Макс. Игра, которая уже началась, а его решили втянуть с бухты-барахты, чтоб интересней было. Ну, конечно! Пашка даже сам себе поверил и на радостях ткнул Шурика в бок:

– Классно вы прикидываетесь! Я почти повёлся.

Шурик не растерялся и тоже ткнул Пашку – да не по-дружески, а с силой, под рёбра, аж дыхание перехватило.

– В следующий раз – в зубы, понял? – холодно сказал он.

И Пашка понял. Вообще всё понял, сразу. Только отказывался в это верить.

Лес закончился пологим склоном, а за ним растянулся луг. Как будто тот же самый, по которому они бежали с Максом. Цветы и метёлки трав качались на ветру, в них стрекотали кузнечики. В небе над лугом носились какие-то птицы, а за ними, размахивая палками, бегали мальчишки. Пашка знать их не знал, никого. Но это ещё ладно, они с Максом сами новенькие в деревне. Удивляло другое: откуда здесь столько детей? И почему одни пацаны?

В их снытинской банде было семь человек. Шурик, Вика, её младшая сестра Ленка, а ещё Глеб и Юлька, тоже родственники, они прикатывали на велике из соседней деревни Бычки. До появления близнецов снытинская банда состояла из пятерых. Пять человек, вообще-то, идеальная малая группа, Пашка читал об этом. А на большую группу и рассчитывать нечего. В Бычках, например, кроме Глеба и Юльки, вообще нет детей.

А тут как будто привезли в глушь целых два класса из городской школы. Или даже из кадетского училища: туда как раз девчонок не берут. Теперь они одичали и гоняют птиц в пустом поле. Впрочем, не совсем пустом.

Больше бесхозных детей поражало только дерево, в тени которого они резвились. На лугу, в отдалении от леса, росла одинокая раскидистая ива. Ива была огромной. Нет, гигантской! Таких и в природе-то не существует, не то что в их деревеньке. Ствол был как целый подъезд многоэтажки, а ветви уходили на такую высоту, что у Пашки слегка закружилась голова. Хотя, может, она от всего сразу закружилась.

Пашка медленно сел на землю. Шурик и рыжий парнишка остановились не то видом полюбоваться, не то дать Пашке время.

– Наша Одинокая ива, – представил рыжий.

– Какой-то «Питер Пэн», – пробормотал Пашка. – Колоссально. Ещё скажите, что живёте на дереве.

– Не, – протянул рыжий. – Только Шурик живёт наверху, остальные у озера. Кстати, я Рыжий. – Пашка пожал Рыжему руку. – А с этим ты и так, похоже, знаком.

Шурик сделал вид, что не услышал.

– А ты почему наверху живёшь? – спросил его Пашка, будто всё остальное его не удивляло.

– Тонуть не люблю, – отрезал Шурик. Ясно было, что больше он ничего не скажет. Пашка сделал вид, что ему и неинтересно.

– А там что, среди веток?

На вершине Одинокой ивы темнело нечто, похожее на громадное гнездо.

– Скоро сам узнаешь. – Шурик недобро ухмыльнулся. – Ты как, дохляк, лазать-то умеешь?

Ещё сыщик Шерлок Холмс говорил: «Отбросьте всё невозможное, и то, что останется, будет ответом, каким бы невероятным он ни казался». Пашка отбросил, и остаток ему совсем не понравился.

Невозможно, чтобы Шурик был таким грубым, даже понарошку: он парень добродушный. Невозможно за один день так здорово загореть и вообще измениться. Невозможно найти в их деревне столько детей и взрослую тётку, которая согласилась бы стать ведьмой из голубятни. И уж совсем невозможно вот это огромное дерево, на которое Пашка лез, кряхтя и сдирая ладони.

– Ну, давай, не тормози, – подгонял Шурик. Сам он карабкался ловко, прямо как Спайдермен. А Пашка с непривычки быстро выдохся. Руки, в жизни не поднимавшие ничего, тяжелее книги, дрожали.

– Отстань ты от человека, – заступался Рыжий. – В его вселенной это, может быть, предел скорости!

– А человек ли он? – философствовал Боба. – Вдруг он улитка? Или черепаха.

Высокого и плотного Бобу они встретили у подножия дерева, и Рыжий зачем-то позвал его за компанию.

– Черепахи знаешь, как носятся! Им просто нужен повод, – спорил Рыжий.

– Значит, и новенькому нужен повод. Эй, новенький, представь, что под тобою лава, – предложил Боба.

«Пол – это лава», – обожгло воспоминанием.

– А как же канатные дороги, тарзанки – вот это всё? – спросил Пашка, когда, наконец, смог говорить.

Они сидели на широкой, как дорога, ветке, всего лишь второй от земли. Шурик разрешил передохнуть, и Пашка просто лежал, раскинув гудящие руки в стороны. Дерево грело спину.

– У нас особо не заморачиваются, – пояснил Боба. – Это ж строить надо, а его Мальчишество только игры любит.

– Его Мальчишество? – Пашка приподнялся. – Это ещё кто?

– Не сказали, да? – Боба посмотрел на Шурика. Шурик помотал головой, и Боба замолчал.

– Ну, чего вы? Скажите! – попросил Пашка. – Это ваш король? – Внезапно блеснула надежда: – Это Макс, да? Макс же, да?! Ну, вы вообще даёте! Я уже реально поверил, что в другой мир попал! Полное включение! Колоссально! Чего раньше не показали такое крутое дерево? Шурик, ну всё, стань на секундочку обычным, скажи честно!

Рыжий и Боба переглянулись и покатились со смеху. А Шурик смотрел на Пашку внимательно и как-то с жалостью. Он сказал:

– Ладно, так и быть. Признаюсь. Если честно… – Он подержал мучительную паузу. – Тут есть лестница.

Рыжий и Боба снова покатились. Даже Шурик не удержался: уголки его губ дрогнули, поползли в стороны.

Мальчишки смеялись, и Пашка ясно видел: нет, эти не снытинские, они чужие. И совсем ему не друзья. А хуже всего то, что Макса нигде нет.