Текст книги "Театральные сезоны на Марсе (СИ)"

Автор книги: Александра Ковалевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Моя партнёрша замерла, онемев.

Затем медленно повернула лицо ко мне.

Долго поднимались её ресницы – и вот тогда-то я понял на собственной шкуре, каждым своим нервом, кого вёз на Марс. Сначала стал плотнеть воздух между нами двоими: это когда чувствуешь её даже с закрытыми глазами, даже когда стоишь спиной к ней, и в этой сверхчувствительности – всё твоё первобытное начало, и ты ощущаешь себя зверем, самцом больше, чем человеком. Самец в тебе заставляет держать ухо востро, так востро, что натягивается всё, что может натянуться в твоём теле; и всё на взводе, на пределе, и ты словно двигаешься по лезвию ножа...

Я играл вдохновенно, я жил сейчас в новом теле с бушующими инстинктами, настороженном и чутком к малейшим изменениям вокруг, и – в Ней. Жалкие несколько тысяч квадратных метров обитаемого мира, отвоёванные у марсианской пустоши, вдруг раздвинулись, потеряли границы и стали необъятными.

И я понял, почему команда так любит воскресные представления.

Я понял, почему команда так любит воскресные...

Я – понял.

"Вы ничего не можете поделать с длиной своей жизни, но вы можете увеличить её глубину и ширину". Кто это сказал? Какая разница? Вспышкой, внезапно и оглушающе, стало очевидно: жизнь каждого из красных-5 выглядела океаном полным, безбрежным, как вселенная, жизнь обрела не ещё один, но бесконечное множество смыслов благодаря сцене.

...Мимолётное соприкосновение тел обжигало, вскоре я и Полина сплетались в жутком и волнующем танце. И было так, что её локоны опускались на моё лицо, дразня гладкостью лёгкого шёлка.

Потом зрители скажут, что им стало трудно дышать, и они немо молили нас или умереть, или разрядиться друг о друга.

В какой-то миг я почувствовал, что заслужил.

И допущен.

Отвечая нашим чувствам, зал взорвала музыка. Это была "Viva la vida", – лучшая её версия, где солировала божественная скрипка в руках Дэвида Гарретта. Грег молодец, всё сделал вовремя.

Все были потрясены.

А потом Полина сказала мне, вылюбленному до дна:

– Приветствую тебя, Остроухий!

– Спасибо! – устало, искренне ответил я. – Ты победила, жрица. Послезавтра мистерия, все красные приняли наше приглашение?

– Все, – отозвалась Полина, – но чувствую уклончивость в ответе Красных-1.

– Ты была у них?

– Да, была. Все психологи бывают у них чаще, чем у других красных. Первым не помочь обычными способами. Боюсь, они обречены, если добровольно не пройдут инициацию на сцене и не справятся со своими страхами. Я рада, что их Марсела перешла к нам. Славная девушка.

– Миха счастлив, – осторожно заметил я.

Михаил был партнёром Полины до того, как к нам перешла француженка Марсела. Все наблюдали первую смену брачной пары, как когда-то следили за самым первым спектаклем, в котором Миха доказывал право на любовь. Или на секс? Кто знает, о чём они тогда условились с психологом? Я пережил это. Мне важно знать, что ответит жрица сейчас.

– Они прекрасная пара.

Полина-обворожительная-лучезарная-небожительница...

Забавная мысль: мы все, в некотором роде, небожители. Вот только проблем от этого не убавилось.

– Откроешь мне тайну женской части мистерии?

– Почему же нет, капитан? – улыбнулась моя роза.

Здесь редко звучит слово "женщина" и, если дела так пойдут и дальше, оно станет анахронизмом. Мужчин всё чаще называют "приметники" – у каждого свой признак, подмеченный розами. Капитана Красных-3 они окрестили Горячий Роберт. У Роберта горячее рукопожатие, красная шея оголена, ему всегда жарко. Металлы его страсть. Плавление, сварка и ковка – способ релаксации.

– Так какой сюрприз приготовили драгоценные розы?

Розы действительно драгоценные.

Без них начинаешь медленно сходить с ума, – неважно, допущен ты или не допущен в их чертоги. Полина одним своим присутствием спасала. Наполняла глубину мою, гнала волны-воды к берегам, и берега эти, капитан, как ни верти, как ни хмурься и не обманывай себя – она, она, она.

Полина ответила с нескрываемой гордостью:

– Ты удивишься. Случайно мы обнаружили, что ни одна тыква первого урожая не похожа на другую ни цветом, ни формой. Кожура плодов идеально подходит для праздничных масок, мы отделили всё лишнее, фигурно подрезали края, и даже красить не пришлось – после высушивания кожура сохранила великолепный цвет, только сверху добавили немного росписей. Маски вышли роскошные. Эта планета приняла нас, Остроухий. Ты рад?

– На других базах тоже выросли тыквы, достойные участвовать в твоей Великой Мистерии?

– Нет. Мы проверяли. Читай по губам: Ма-арс прии-нял тооль-ко нас, Красных-5!

– Значит, ты вела правильной дорогой? – улыбнулся я, гладя её плечи.

– Ещё бы! – мурлыкнула жрица.

Я слишком быстро привыкаю к блаженному состоянию близости. Не противостоять друг другу, просто спрашивать и получать ответы. Полина не способна что-то скрывать: не та МАСКА. Вот в чём суть: маска. Говорят, что она есть у каждого, но на Марсе это перестанет быть обычной метафорой и станет реальностью. Мистерия! Ещё бы выяснить, как выглядит моя маска...

Я точно хочу это знать?

Пожалуй, да.

Где-то на чёрном, как ночь, одеяле обширного поля созрело и ждёт истинное моё лицо, скульптурно-точный слепок внутренней сущности.

Мистерия воссоединит нас.

Осторожно касаюсь лица жрицы. Она читает движения пальцев: "Признайся, кто ты на самом деле?" – мой вопрос завершает большой вопросительный знак на её лбу, с твёрдой точкой в межбровье.

– Я – russian star child, – её голос прозвучал чуть хрипло.

Спрятала улыбку?

Некоторое время лежу, распластанный её признанием, и смотрю в потолок. Стар-беби! Звёздная детка! По сути, принцесса.

– Стар-беби только ты? – произнёс, а сам подумал, что знаю, каким будет её ответ, – весь жизненный уклад в нашей группе свидетельствует.

– Экипаж Красный-5 полностью укомплектован стар-беби, капитан. Кроме тебя.

"Мне не обязательно было это знать, так, получается? Формально – да, не обязательно. С анкетными данными у всех полный порядок".

– Григорий тоже из... хм, вашей серии?

"Кэп, ты идиот!"

Грег всегда казался самым нордическим из мужской половины нашего экипажа. То, как он раскрывался на сцене, почему-то не сломило мою уверенность в нём. А должно было, иначе бы не спросил. Грег мог бы со временем вылепиться в высококлассного режиссёра, равного Полине, но специализируется больше на танце. Он автор самых эффектных флешмобов. Он делает их словно бы равнодушно и отстранённо: скупо, больше жестами, чем словами, втолкует задачу остальным и отходит наблюдать в полном молчании. А когда люди почти готовы, вливается в танец. Именно вливается – свободно и без усилий. И связывает движением арабески сильных и гибких тел. Красные-5 много танцуют. Танцы приносят им удовольствие.

– Грег из первых стар-беби, – говорит Полина. – У его матери и отца разница в возрасте тридцать шесть лет, мать старше и во столько же раз могущественнее отца. Была. Когда появился Грег, ей было шестьдесят шесть. Родители нашего Омара познакомились в Боливуде, отец – русский, он привёз мать Омара в Петербург. Виолетта – единственный ребёнок певца-эксцентрика....

Полина назвала фамилию, услышав которую я удивлённо присвистнул.

Полина поиграла моими пальцами:

– Ты точно не знаешь историю звёзд и их детей? Впрочем, по-настоящему важные сведения были не интересны ни журналистам, ни публике. Масс-медиа рассказывали о наших семьях только сплетни и сочиняли скабрезные историйки. А важно только то, что дети получились непохожими на блистательных королей сцены. Полное несовпадение характеров и стремлений, словно на нас природа взялась отдохнуть от богемной жизни, которую вели наши родители. Поверь, она, их жизнь, суетная, она полна ложного блеска, вообще полна лжи. Здесь всё будет иначе, театр станет прикладной наукой, частью психологии. но в детстве... Отцы не понимали нас и потому отдалили. Исключений практически не было – все мы взрослели в дорогих пансионах. Нас обеспечивали, ожидая, что мы купимся на предложение роскошной жизни, и щедро платили за образование. В роскоши мы не нуждались и не ценили её; тогда родители сосредоточились на нашем образовании. К двадцати годам все мы экстерном получили первые дипломы в самых престижных университетах планеты. Но не перестали учиться. В марсианском экипаже мы по праву.

"Ещё бы! – размышлял я, – на строительство ваших тел шли первосортные продукты, за вашим здоровьем с младенчества следил целый штат домашних докторов, ваши мозги совершенствовали лучшие умы планеты, – родители денежным дождём компенсировали ваше рождение не в любви, а из прихоти, и непременно от суррогатных матерей. Вас спланировали, как биолог планирует новый урожай; искусственно смешали генный материал, удобрили им женщину-грядку, и в глубине души вы не можете не чувствовать, что ваше рождение было не более, чем рассудочное взращивание человеческого растения. Как по мне, мода заводить наследников на пороге старческого маразма была искусственно культивирована, чтобы откачать миллионные состояния русских королей сцены. И теперь рядом со мной возлежит принцесса Полина, крутейшая, – врач, психолог, биолог, но ещё и местная жрица, и роза, – облаком мелкие кудряшки вокруг головы. А хороша же, чертовка!"

– Любуешься?

– Ммм... – я плотоядно рычу. – Зачем сюда летела, учёная ведьма?

– И это говорит Остроухий Хромец?! – прищурилась роза.

До сих пор я был только Остроухий. А теперь, значит, добавилось ещё и "хромец", – из-за свежей травмы ступни... Если на Марсе мистические признаки имеют силу, то мне и жрице со светлым нимбом волос рано или поздно придётся делить сферы влияния. Но не сейчас. Считайте, между нами временное перемирие, чего не случалось с момента первого спектакля. Близится Мистерия – серьёзный повод не думать о противоречиях.

– Ты никогда не задавался вопросом, каким уму непостижимым образом человечество много раз разрушало себя изнутри, но возрождалось? Ради чего? Что даёт людям силы жить среди всех бед, и страданий, и мучительных сомнений?

– Договаривай, – требую я. Чего гадать, пусть говорит жрица.

– Всё просто, Остроухий. Только у человека есть счастливый дар трансформации реальности. Божественный дар. Знаешь, в чём он выражается? Очень просто: это ожидание нового дня, как чуда, как благодати, и желание СО-ТВОРИТЬ его таким...

Мне нужно время,чтобы привыкнуть к этой мысли. Но что-то в ней есть...

Полина провела мягкой ладонью по моей обнажённой груди и я прикрыл веки. С утра она расслабленна и доверчива. Она призналась, обжигая теплом тела:

– Мы не можем без сцены, капитан. Пойми, это – наше поле!

В полумраке её глаза блеснули, мне показалось, вызывающе.

Я снова сходил с ума: в Полине одновременно плескались, не смешиваясь, разные эмоции. Мне трудно ей верить. Но не доверять больнее.

– Давно вы стали одержимы театром? – спросил я.

– Взрослея, мы замечали странную и противоестественную для нас, молодых учёных, тягу к перевоплощению. Сначала мы не верили себе. Каждый избегал сцены, как только мог. В детстве нам довелось наблюдать суетность родителей; мы осуждали их за цели, казавшиеся мелкими, за неутолимую жажду публичности, за мишуру, переполнявшую их жизнь, за паническую боязнь старости... или забвения... Скорее всего, родители боялись забвения.

Как разобраться, что звучало в нас – гены, или зов сердца? Когда мы оказались в одной команде, стало ясно, что дипломы и учёные степени лишь ступени на пути к главному. А главное – это сцена. Театр Марса требует особой универсальности, сам знаешь. Наше образование и навыки служат не только интересам Земли, они послужат и театру. Мы хотим стать создателями небывалого зрелища и вывести на сцену всех! Красным нужна хорошая встряска!

Она помолчала.

Потом спросила, по-кошачьи потягиваясь:

– Ты видел Урмаса в работе?

Мне не раз случалось наблюдать молчуна Урмаса за работой, и его манеру размахивать инструментом и пританцовывать во время наладки оборудования, а занимается он всем: от бытовых печей до генератора и вездехода. Я думал, причина – музыка в его наушниках...

– Наоборот, ему нужны наушники, чтобы отгородиться от внешних шумов. Он надевает их, когда между делом сочиняет музыку. Он гениальный, он по-настоящему гениальный музыкант, и это для него я заказывала рояль. Зря ты волновался, рояль прибыл. Но хватит на сегодня, Остроухий, мне пора.

– Подожди, не гони меня! – взмолился я. – Как пришёл рояль, если тебе доставили только стандартных размеров упаковку?

– Мне прислали рояль и много других очень нужных вещей.

Полина спрыгнула с постели, пробежалась, пританцовывая, к встроенному шкафу, извлекла оттуда пластиковый контейнер и, вернувшись ко мне, высыпала на ложе десятки мелких штуковин, напоминающих тонкие пояса разного цвета, плоские коробочки, свёрток, и то, что формой и размером было похоже разве что на крупные пуговицы:

– Это портативные голографические проекторы.

Я удивлённо уставился на штуковины: последние разработки, да они стоят целое состояние! Годовой бюджет средней по размерам страны валялся, запросто разбросанный по ложу. Королевский подарок! Мощности этих миников хватит, чтобы нарядить в костюмы всех эпох массовку Большого театра, и вы не заметите, что на актрисе лишь видимость платья. А Полина уже стояла передо мной в наряде королевы планеты Набу.

Внезапно я ощутил гордость – Мистерия обещала быть сногсшибательной.

Полина

"Я не делала дневниковые записи две недели, а ведь раньше ничего подобного со мной не случалось. Пришлось поволноваться за судьбу оставленного на Земле; у каждого из нас имелись счета в банках, но сразу после отлёта стало известно, что родственники попытались их присвоить. Мотивировали это просто: в программе освоения Марса отсутствует пункт «возвращение космонавтов». Я уговорила красных-5 превратить деньги в грузы, которые реально переправить на Марс под видом частных отправлений. В этом нам не имеют права отказать. Один только Урмас, мечтатель, повёлся на уговоры нежных старших сестёр, и те живо прибрали к рукам его долю наследства, назначив своих распорядителей над его вкладами. Но это всё шелуха прошлого, и скоро отвалится.

Обязанности режиссёра отнимают слишком много времени после основной работы. Мне приходится постоянно посещать марсианские базы; я, Элиас, Якоб и Миранда – руководитель психологической службы красных, – пару дней в неделю проводим в разъездах, встречаясь с командами, в которых психологи не могут помочь своим людям и, похоже, сами испытывают приступы угнетения. А моя команда готовит Мистерию, на которую я возлагаю огромные надежды.

Красные-1 отклонили приглашение на праздник. Если быть точной, они ушли от ответа. Мы обсуждали другие насущные вопросы (конечно, насущные, раз именно их красные-1 определили такими), но хотят ли члены первого экипажа участвовать в Мистерии, не было сказано ни слова. Решение старых проблем эта команда тоже отодвинула на неопределённый срок. У меня неприятные предчувствия. Их люди держатся хорошо. Всё у них подчёркнуто-благополучно и счастливо, но это и настораживает.

День Великой марсианской мистерии. У меня из головы не идут Красные-1. Они слишком резко вышли из психологического штопора, а ведь проблема у нас общая, и она терзает всех поселенцев – всех, кроме моей команды.

Наши базы, и даже пока ещё не совсем пригодные для жизни купола, облюбовала плесень. Неизвестно, чем в будущем закончится симбиоз марсиан и этой крайне живучей формы жизни. Накоплено слишком мало данных, и у марсианской общины нет времени и ресурсов заняться плесенью по-настоящему. Плесень имеет несколько полезных для нас свойств, например, она активно участвует в регенерации воздуха. Несколько плюсов и один минус. Но он-то и доставил столько страданий. У людей начинает меняться кожный покров. На лице, пониже глаз, по щекам и скулам, от уха до уха, проступили небольшие, но выразительные твёрдые бугры, в четыре ряда. На других базах это явление назвали крокодиловой кожей, и только мы увидели в лицевых буграх сходство с рядами компьютерной клавиатуры. Всё начиналось с шутки, с печатанья на лице, но прошло время – и мы, теперь привычно, касаемся чужого лица кончиками пальцев, и из-под пальцев выходят стихи, пожелания и беззвучные секреты. Наша жизнь дополнилась невербальной формой общения. Приметникам приятно, когда любимые пишут им записки, понятные лишь двоим. Но на других базах люди очень страдают, считая своё новое лицо уродливым. А с красными-1 случилось худшее, что только могло быть: они оказались склонными к готическому нуару.

Я продумывала Мистерию до мелочей, она должна была снять эту общую дла всех красных проблему, она задумывалась как примирение души и мутирующего тела.

Моя команда выложилась полностью.

Ресурсы базы основательно истощены: генераторы обеспечивали спецэффекты, все, какие нам удалось придумать. Кроме того, я щедро заправила визуальник, "голографический шкаф", хранилище визуальных костюмов, так поразивший Остроухого. Я мечтала перевоплотить всех гостей, и мне это удалось.

Шествие нарядных людей в венецианских масках завершило праздник и объединило нас в одну семью. Я видела в прорезях масок, – кремовых с мраморными разводами, малахитовых, яшмовых, янтарного цвета, – сияющие глаза мужчин и ликующие – женщин. Женщины в восторге, они со слезами на глазах благодарили нас за всё это великолепие, особенно их восхитили наряды. Люди Марса будут жить в радостном ожидании следующей Великой Мистерии. Они будут счастливы, я верю в это.

«Вы ничего не можете поделать с длиной своей жизни, но вы можете увеличить её глубину и ширину» – эти слова произнёс со сцены сам капитан. Красные-5 чуткими пальцами написали слова своего капитана на лицах гостей перед расставанием.

Вечерний спектакль нового сезона назначен в первое воскресенье после Великой Мистерии. Горячий Роберт попросил для своей команды разрешения стать нашими постоянными зрителями. С просьбой он обратился ко мне, не к капитану. Нарушение устава. Он волновался. Мне нужно быть осмотрительной.

Капитан следит за мной. Внимательный прищур цепких чёрных глаз не может скрыть даже маска.

Его маска самая величественная, но со стороны выглядит несколько зловеще. Ещё бы: её расцветка – сочетание пурпурного с графитово-чёрным, а от лицевой части на лоб и на темя ложится высокий гребень. Получился почти полушлем. Но это именно его маска, мы не могли ошибиться. Все розы наблюдали за их встречей: встречей человека и маски. Капитан вздрогнул, когда увидел свой лик, он потянулся к нему, лежащему среди многих, примерил, и уже не смотрел на другие. Мне надо подумать и сделать выводы. Мы не слишком ладили с Остроухим Хромцом до памятного нам обоим воскресного спектакля.

Контраст праздничной эйфории и трагедии, разыгравшейся в куполе красных-1, забыть невозможно. Люди подавлены, переполнены состраданием и чувством вины перед погибшими товарищами. Есть возмущённые, есть не согласные, есть обвинители – но равнодушных нет. Шекспировские страсти – сказал кто-то. Мы живём внутри шекспировских страстей. И это правда. Как правда то, что трагический спектакль продолжается.

Во время Великой марсианской Мистерии красные-1 сожгли свою колонию. Испепелили жилые модули и поле со всем урожаем. Сгорели в огне, призвав остальных повторить этот подвиг во имя человечества и избавить новых колонистов от мутации. Но мы об этом узнали позже, когда Якоб на шестой базе привычно просмотрел блоги в местной сети и обнаружил, что сообщения первой команды удалены все до единого. Первая база молчала даже на аварийном канале. Причина могла быть одна – серьёзные неполадки, вплоть до повреждения всех коммуникаций. Пока Якоб справлялся у метеорологолов о состоянии погоды над первым модулем, руководитель нашей миссии, Горячий Роберт, вызвал Рапаттху, капитана красных-2, ближайших соседей замолчавших первых, и застал людей Рапаттху в тот момент, когда их вездеход ещё не доехал до жилых модулей двойки. Капитан Рапаттху доставил свою команду домой, на что понадобилось ещё двадцать минут – большая шлюзовая камера для техники открывается медленно. И лишь потом, развернув вездеход, капитан и водитель вездехода помчались к красным-1, рискуя застрять на полпути, если поднимется буря. Аккумуляторы их внедорожника основательно подсели, машина в течение суток намотала больше сотни миль. У капитана рабочий день зашкалил за отметку двадцать часов, плюс впечатления от Мистерии... Рапаттху признавался, что заснул в пути и впервые на Марсе видел яркий сон, в котором бескрайний простор обитаемой земли расстилался перед ним, поля уходили за горизонт, и не было стен...

Мелкие роковые совпадения стали играть против меня. Если Остроухий думает, что я подожгла первую базу, чтобы сделать Мистерию незабываемой и провести инициацию всех красных, то меня ждут не лучшие времена. А я не могу открыть доверенную мне врачебную тайну, и потому беззащитна перед решением Остроухого изолировать меня от команды. Он проводит дотошное расследование причин самоубийства первого экипажа. Как подозреваемая, я становлюсь инструментом давления на остальных психологов Марса. Капитан выясняет роль каждого из них, и почему стало возможным массовое самоубийство всей команды. И, заодно, почему Марсела, бывшая в составе первого экипажа, перешла именно к красным-5.

Сведений о Трое Боянове, а по-нашему, капитане Остроухом, нет во врачебной документации. Информации о нём, (именно той её части, в которую посвятили меня) нет нигде – даже в скрытых файлах бортового компьютера. Эксперимент не закончен, на Земле обрабатывают поступающие данные, и когда именно откроется информация об истинном Трое, и откроется ли – решает Земля. Случись мне умереть, для всех красных умрёт тайна Троя Боянова. На Земле вряд ли предвидели последствия эксперимента, иначе бы подстраховались. Они поставили киборга во главе красных-5. Меня не учили работать с киборгами. Возможно, я первый психолог, который работает с киборгом в составе человеческого экипажа. На Земле ждут, что мозг Троя восстановится через год-полтора жизни на Марсе, и функции вживлённых во время клинической смерти бывшего спецназовца микрочипов станут бесполезны и затухнут под влиянием крепнущих импульсов коры головного мозга. Но сохранится объём памяти и умение быстро усваивать информацию – полезный гаджет.

Накануне мистерии мне показалось, капитан восстановился: он не был сух, вернулась чувствительность и сдержанная эмоциональность... Ещё мне показалось, что Миранда, главный психолог, посвящена во врачебную тайну Остроухого. Как-то она сказала мимоходом: "Крошка Полин, ты лепишь из этого парня человека!" Но, думаю, это было сказано по другому поводу.

Мы разменяли второй год жизни на Марсе.

Мне совершенно очевидно, что каждый экипаж является уникальной группой людей, подобранных не только из соображений групповой совместимости. Мы задуманы как отдельные общины. Мы, по сути, разноплеменные деревни. Для любого красного переход из одного экипажа в другой психологически труден, и это не объяснить лишь фактом преданности своей семье. Бегство Марселы из первого экипажа сначала сильно озадачило меня – рушилась внятная картина, которую я собрала к тому времени из горечи местного разлива, исповедальности, страхов, размышлений, сомнений, тревожности и даже отчаяния. Но скоро всё встало на свои места, потому что я поняла: все мы прежде всего – гики* и собраны именно как гики. Странные каждый в своей области и на свой лад. И объединены в команды прежде всего, по признаку инаковости, и каждая марсианская база – деревня похожих чудиков, и на каждой базе есть один нетипичный член общины. Возмутитель спокойствия, антагонист – назовите как хотите. Возможно, мученик уклада, потому что именно ему сложнее всего определиться со своим местом в колонии первопоселенцев. У суровых красных-1 исключением была жизнерадостная Марсела. В команде химиков Рапаттху есть интуист, поэт и увлечённый стеклодув Алеко. У нас, красных-5, это ходячий логарифм – наш капитан.

...Из вездехода-десятки видели, как за плоским скальным плато в ночное небо поднялось зарево. Там находилась колония красных-1. Зарево затухло – на Марсе нет атмосферы, поддерживающей горение. Десятые понимали, что пожар случился внутри жилого модуля, тем более, первые не отвечали на радиосигналы. Они приняли решение спешить на помощь полным составом, не заезжая домой. Их «Ахиллес» – лучший транспорт на Марсе, в случае катастрофы мог вместить в кабину ещё пять пострадавших. Обратный путь не обещал быть лёгким, но люди десятой колонии готовы были поделиться жизненным ресурсом кабины с несчастными. Они сокращали путь, как могли, но прибыли на место через сорок минут, когда спасать было некого. Вскоре к ним присоединись Рапаттха и его напарник Иштван, который тоже провёл вездеход в обход сигнальной разметки на местности.

Во внешнем тамбуре базы Красных-1 успел остыть и отвердеть расплавленный металлопластик. Пожар, проникший даже сквозь герметичные ворота внутреннего периметра, не оставил ничего внутри.

Подробности стали ясны после того, как Земля переслала Марсу отправленное в Центр радиопослание от красных-1: бедняги оставили скупые слова прощания. Так глубока была их безысходность, которую никто не захотел разделить с ними...

Капитану важно убедиться, что к случившемуся не причастен никто со стороны. Например, тот, кто хотел сделать Первую Мистерию незабываемой и провести инициацию всех красных.

Сегодня на Марсе свершится первый суд, а я – первая обвиняемая.

В ожидании суда, сидя в коридоре, разделяющем два самых просторных бокса нашей базы – кухню и столовый зал, приспособленный под зал правосудия, – я жадно вслушиваюсь в звуки человеческой речи. Две недели мне пришлось провести в недостроенном убежище. Место заключения было комфортным, но глухим и беззвучным, – этот бункер должен служить нам в периоды активного солнца, он находится глубоко под нулевой отметкой. Мне было одиноко. Потом я узнала, что капитан каждую ночь приходит и укладывается спать под моей дверью с другой стороны. Это обнаружила Катя. Ей однажды не спалось и она отправилась прогуляться, навестить миниатюрных коз, наверняка дремавших в загоне в начале овощного поля, а затем, так и не словив свой сон, Катя пошла ко мне, чтобы оставить милую ничего не значащую записку на запорном устройстве внешней двери. Это не запрещено. И наткнулась на Остроухого. Катя опешила, но в мерцании сигнального маячка над дверью разглядела, что капитан крепко спит. Остроухий, разметавшись, лежал у входа на куске поролона, который явно стянул из закулисья, где складировали всё, что могло понадобиться для спектаклей.

Красные-5 сделали вид, что ничего не знают о ночёвках капитана под дверью...

А я, сидя в заточении, от нечего делать расписала стену убежища. И вот по стене плавают яркие цветные кляксы, похожие на медуз. Кляксы щекочут крапчатых рыб и задорно скалят зубастые пасти. Вокруг них свиваются кольцами фантастические водоросли, тоже невероятных цветов. Работа занимала меня, к вечеру я уставала, но не хватало общения, такого бурного прежде.

Теперь я сижу рядом с кухней, и всё, что слышу – шаги и шорохи, стук посуды в кухонном боксе, тихое сопение открывающегося холодильного шкафа, бряцание тележек, дальние разговоры, – всё кажется мне музыкой, музыкой жизни, её кровью и пульсом.

Я выделяю среди этой дневной партитуры голос Миранды, старшего психолога марсианской миссии.

Миранда, похоже, ссорится с Робертом, прохаживаясь в коридоре. Её голос то удаляется, то приближается:

– Я категорически против открытого судебного процесса!

Я чувствую, она в досаде, я знаю Миранду.

– К чему создавать прецедент, Роберт? Зачем этот административный фарс?! Это же очевидно: в группу-пять намеренно собрали безумно талантливых и гениальных детей. Они моложе остальных экипажей, учти это. Да я голову даю на отсечение: на сорок второй пункт анкеты, напомню тебе, тот, в котором нас спрашивали: "Иногда так хочется петь" – они все, до единого, отвечали, не задумываясь. Они давили на зелёную клавишу так быстро, как будто земля под ногами горела! Они хотели петь, и не иногда, а всегда! И танцевать, приплясывать, лицедействовать, страдать и умирать на сцене. Они актёры, они музыканты, их сущность радостно вибрирует при звуках музыки. Полин (Миранда произносит на французский манер, "ПолИн") слишком занята сценическим действом, – разве что в этом её вина? Ей некогда строить козни и вынашивать сложные схемы уничтожения инакомыслящих.

Капитан красных-3 Горячий Роберт председательствует на судебном заседании, и он тоже не верит в необходимость процесса, голос выдаёт его. Роберт возражает, но вяло:

– Факты, собранные капитаном Остр.., ффф... капитаном Троем Бояном, очень неоднозначные... Красные должны помнить, что даже на Марсе они находятся в правовом поле, где соблюдение закона...

Они снова отошли дальше. Нет, возвращаются.

Миранда:

– Не более полезен, чем очередной спектакль! Я уже представляю скучных актёров с постными лицами!

– Хорошо же! – внезапно обрывает свою тираду Миранда, вложив в краткий многозначительный выдох потенциал грядущей бури.

Судилище заполняется людьми.

Вызывают меня.

Я вхожу в зал и смотрю на Миранду: она кивает мне как ни в чём ни бывало, и отвлекается на экран связника.

Я бросаю взгляд на Остроухого. Впервые после того, что он сделал со мною.

Остроухий боится моего взгляда, ему не по себе – оттого таким каменным кажется его профиль. Я ловлю себя на мысли, что думаю о нём с нежностью. Корка мутировавшей кожи под его глазами твёрже, чем у других, и темнее цветом. Я знаю, я дотрагивалась до неё пальцами...

Бедные мы, бедные!

Бедные, изуродованные первые марсиане!..

Я всегда умела читать по губам, я слышу, что говорит Миранда, не любительница гаджетов, рукой придерживая возле уха айфон : «Не будет обычного процесса. Дело кончится чем-нибудь этаким... Естественно, понятия не имею. Они придумают что-то незаурядное... Извини, я переключаюсь: жду сообщение с Земли».

Все присутствующие в зале серьёзны и строги.

Колонисты в офицерской форме – всё по протоколу. Шевроны и нашивки украшают графитно-серые костюмы; белеют воротнички рубашек, узкие голубые галстуки играют муаровыми разводами, это очень дорогие и красивые галстуки, мы гордимся ими. Приглаженные волосы у мужчин; туго стянуты к затылку и уложены под пилотками голубого муара волосы девушек. У смуглянки Лиззи из команды-2 пышная грива непослушно вырывается из-под пилотки и каскад волос ниспадает вниз по спине.

Ряды офицеров в строгой форме – это эстетично, это красиво, Марс великий, я отвыкла от такого великолепного зрелища и чувствую прилив вдохновения. Но я отвлеклась, и ловлю себя на мысли, что невнимательно слушаю отчёт экспертов по делу о пожаре в модуле-1.