Текст книги "Бункер (СИ)"

Автор книги: Александра Плен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Две комнаты, которые он занимал, были идентичны моей, просто соединены проходом. Наверное, были сделаны для семьи с детьми. В обеих комнатах стояли двухъярусные кровати, шкафы-близнецы, несколько стульев, стол. Первая комната имела полу жилой вид. Почти ничем не отличаясь от второй. Только на столе лежал планшет, а на спинке стула брошен пояс.

– Твоя вторая, – кивнул налево Джон, занося через проход сумку и ставя на пол. Я прошла мимо него и тут он, заметил мою одежду, точнее, что под ней. Впервые я увидела, как его глаза вспыхнули от удивления.

Разорванный почти до пупа комбинезон открывал второй такой же снизу, в вороте проглядывала рубашка и футболка. Мужчина сообразил быстро.

– Это было спланировано? – холодным голосом спросил он, сложив руки на груди. Я не стала врать.

– Да, – людям, подобным Джону, нужно говорить исключительно правду.

– Ты еще более безбашеная, чем я о тебе думал, – произнес он. Только более заметный, чем обычно, акцент выдавал его волнение (или ярость?), – сумасшедшая девчонка. Так рисковать.

– Я не рисковала, – ответила твердо, – Ты же пришел. Я все просчитала.

– Что ты просчитала? – только раздувшиеся ноздри выдавали гнев мужчины, в остальном лицо было абсолютно непроницаемо, но я уже немного читала Джона, два месяца наблюдая за ним исподтишка, – я думал пойти позже, после игры в шахматы с Львом Николаевичем. Но его жена чуть приболела, и мы отказались от партии.

– Значит, мне повезло, – невинно произнесла я и развернулась к шкафу. Пора было развесить свою немногочисленную одежду.

Джон только фыркнул, хрустнул костяшками и ушел в свою комнату.

* * *

На следующий день Джон встал со мной в семь утра и сидел все время в кухне, ожидая пока мы приготовим завтрак. Я утром ему сказала, что вряд ли что мне угрожает, так как со мной женщины, он даже не обратил внимания на мои слова, продолжая одеваться. Потом сел на свое обычное место с краю и читал все время, пока мы готовили.

Когда стол был накрыт, я демонстративно взяла свой поднос и села возле Джона, заодно налив себе и ему кофе из кофейника. Такая забота не осталась без внимания. Лев Николаевич округлил глаза, словно не ожидая такого. Непонятно, от Джона или от меня? Несколько мужчин хмыкнули под нос, Нина насмешливо фыркнула, словно говоря: «Не такая уж и недотрога оказалась». Я, не обращая ни на кого внимания, ела блинчики. Щеки горели, сердце колотилось, но я понимала, что первое удивление пройдет, а дальше всем станет все равно. С кем я и почему.

Закончив завтрак, Джон решительно поднялся и прошел в торец стола.

– Минутку внимания, – громко сказал он, – я хотел бы сделать объявление.

Потом обвел всех притихших людей своим фирменным холодным взглядом и начал говорить.

– Вчера вечером произошло событие, ускорившее принятие моего решения. С сегодняшнего дня я назначаю себя главным в бункере, – все зашептались, со стороны молодёжи послышались возмущенное шипение, – это не обсуждается. Никакого голосования не будет. Если кому-то не терпится высказать свое мнение, останьтесь после, я поговорю с каждым. Это первое. Второе. Опять же с сегодняшнего дня мы начинаем жить по новым правилам. Теперь каждый будет работать. Мне плевать, что вы раньше этого никогда не делали. Наш теперешний основополагающий принцип – кто не работает, тот не ест.

– Как успехи на поприще электроники у ваших сыновей? – посмотрел Джон на профессора физико-математических наук. Тот смущенно скривился. Мальчишки так и не взялись за обучение.

– Понятно, – произнес Джон, обернувшись ко Льву Николаевичу.

– Кто-нибудь изъявил желание стать врачом? Или хотя бы медсестрой? – ректор пожал плечами «Нет, к сожалению».

– Я могу попробовать, – вдруг донесся тоненький голос Нины, – я удивленно на нее посмотрела, впервые за два месяца я услышала от нее что-то похожее на интерес, – я закончила биофак.

– Отлично, – кивнул Джон, – Лев Николаевич, Петр Сергеевич, – обратился Джон к академикам, – от вас требуется организовать лекции. Александр, Дмитрий, вы найдете две комнаты, достаточно большие, чтобы оборудовать под учебные классы. Принесете стулья, столы, найдете, что можно использовать вместо доски. С завтрашнего дня все посещают лекции, – Джон обвел твердым взглядом сидящих, – абсолютно все. Выберете себе темы по душе и вперед. В девять утра начинаются занятия. И продолжаются до обеда. Завтрак с восьми до полдевятого. Кто опоздал, – это уже ко мне, – еду не давать, пусть приучаются к порядку. Пару раз остаться голодным быстро отучит от непунктуальности.

– А если я не хочу учиться? – манерно пропела Вика, и хихикнула, – я уже все умею.

– Кто не учится – тот убирает душевые и туалеты вне очереди, – невозмутимо произнес Джон, – и добавил, – расписание уборки я вывешу завтра. Роман, Алексей, – обратился он к двум мужчинам, – на вас теплица. Лидия Ивановна, Зинаида и Наталья на кухне. Кто-то из вас умеет шить? Чинить одежду? – тишина, – значит, нужно кому-то нужно учиться. Вика, Ольга займетесь. От девушек донеслось возмущенное фырканье, но всех перебил громкий голос Ивана.

– Я не собираюсь тебя слушать, – нагло заявил он с дальнего конца стола, – ты мне не указ.

– Да, – словно что-то вспомнив, добавил Джон, – наказания. За непосещение лекций, несоблюдение расписаний уборки помещений, за другие, – он пристально посмотрел на Ивана, – более тяжелые преступления будет следовать немедленное наказание. Это касается всех. И академиков, в том числе, – Джон посмотрел на Льва Николаевича, тот согласно закивал головой, – есть много способов поддерживать порядок, не прибегая к физическому насилию. У нас тьма пустых помещений. На замок, на хлеб и воду пока не одумается. Если повторно – придумаем что-либо посерьёзнее.

– У нас стоят замки на кладовых и холодильниках? – обратился ко мне Джон. Я кивнула головой, – отлично. Перепрограммируй, чтобы никто не смог пробраться к еде вне времени кормежки.

– Да кто ты такой, чтобы командовать? – Олег встал из-за стола в свой немаленький рост и поиграл огромными бицепсами.

– Я тот, – спокойно произнес Джон, – кто уложил тебя на пол за две секунды, тупой качек. Сел и захлопнулся! – рявкнул он резко, и Олег испуганно плюхнулся на лавку, как подкошенный.

Я удивленно перевела взгляд на Джона. Равнодушная маска слетела. В торце стола стоял уверенный в себе мужчина с горящими глазами. Его воля подавляла, заставляла беспрекословно подчиняться и повиноваться. Я мысленно ахнула. Вот это поворот.

– Не будет демократии, – еще раз обвел пристальным взглядом стол Джон, – не будет голосований и дебатов. Я принимаю решения единолично. Всем понятно?

Лев Николаевич и его компания академиков согласно покивала. Девушки и женщины тихонько выдавили «Да». Из молодежи только трое парней заявили «Окей». Остальные зловеще молчали. Именно те, кто собрались около Ивана.

– Ты всем дал работу, Джон, – вкрадчиво произнес Иван, – а что сам-то собираешься делать, кроме как командовать и трахать нашу кухарку? – послышался мерзкий смешок. Я скривилась от грубости.

– Я буду ремонтировать передатчик, – спокойно сказал Джон.

– А разве он у нас не работает?

– Увы, – холодно произнес Джон, – никто за два месяца не удосужился пойти в командный центр и включить его. Послушать эфир. А вдруг нас ищут. А вдруг есть еще выжившие…

Лев Николаевич с профессором смущенно опустили головы.

– Скорее всего, повреждена антенна. И бункер экранирует сигнал. Этим я и займусь, – Джон опять сел на свое место рядом со мной и налил себе еще кофе, – на этом все. Можете расходиться.

Люди потянулись на выход. К нам подошел ректор.

– Джон, – замялся он, – бункер естественно экранирован, а про антенну мы не подумали, извини. И, – Лев Николаевич протянул ему руку для пожатия, – спасибо тебе.

Джон молча пожал руку и кивнул. Мужчина отошел. Вика с Олей задержались дольше всех. Каждая решила своим долгом наклониться к Джону (при этом показать обширный силиконовый бюст в вырезе) и намекнуть на желание помочь с починкой антенны. Я с трудом прятала улыбку. Смотреть на невозмутимое лицо Джона было весело. Одну он попросил рассчитать максимальную ширину полосы для спиральной антенны. Другой принести коаксиальный кабель из дальней кладовой. «Боюсь, она даже не знают, что это», – прошептала я. Джон пожал плечами и невозмутимо произнес, – «Тем лучше».

* * *

Тем же вечером, разговаривая с Джоном в нашей комнате, я задала мучивший меня вопрос.

– Зачем ты заставил всех ходить на лекции? Ты же понимаешь, что полноценного общества, со всеми необходимыми профессиями нам все равно здесь не построить. Слишком мало народу. Максимум, что мы сможем сделать, это попытаться продержаться как можно дольше. О будущем речь не идет.

– Конечно, понимаю, – спокойно ответил Джон, – но им нужно занять головы. Тьма свободного времени, скука заставляют искать приключения на задницу. А знания, даже бесполезные, еще никому не помешали. Я сам буду ходить на лекции.

– Я тоже собиралась, – улыбнулась я, – ты так сильно припугнул. Не хочется мыть туалеты вне очереди.

– Давай, кстати составим график уборки, – отодвинул в сторону планшет Джон, – у тебя есть бумага?

– Конечно, – кивнула я и взялась за ручку.

* * *

Я жила с ним, словно соседка по квартире. Обращаясь очень осторожно, дергаясь от любого его движения в свою сторону. Переодеваясь за закрытой дверью, и встречаясь с ним только полностью одетой. Конечно, я понимала, что рано или поздно, мне нужно будет решиться. Я выбрала лучшего, альфа-самца и теперь должна сделать шаг второй – решиться на секс с ним. Я начала пить противозачаточные таблетки еще неделю назад, и была почти готова к новому витку наших отношений.

Джон за все время нашей совместной жизни ни разу не намекнул на близость, не позволил себе ни единой завуалированной двусмысленности или пошлости. Он представлял собой образец поистине уникального спокойствия и невозмутимости. Я иногда даже поражалась его выдержке.

Правда, во вторую ночь он, словно издеваясь, пришел в мою комнату и склонился над кроватью. Я вся сжалась в комочек и натянула одеяло по самые глаза. Джон кривовато улыбнулся и чмокнул меня в лоб.

– Спокойной ночи, Наташа, – произнес он и вышел за дверь.

– Спокойной, – смогла произнести я, только после того, как услышала скрип его кровати. И еще долго не могла заснуть, трясясь, как осиновый лист под одеялом.

Мы почти целыми днями не виделись. Посещали лекции. Я по биологии (все-таки ближе, чем компьютеры и электроника), он по физике. Иногда на совместных обедах и ужинах, Джон обнимал меня за плечи и легонько целовал, то в щеку, то в шею. Сначала я вздрагивала, но потом поняла, что это просто игра на публику и успокоилась. Даже привыкла. Его прикосновения были осторожны и ласковы. И пах он приятно. Чистым телом, мылом и кремом для бритья.

А вечером, после ужина мы уходили к себе в спальню и читали. Иногда смотрели фильмы, иногда играли в шахматы. А иногда разговаривали.

– Вот видишь, – произнесла я однажды самодовольно, сидя на своей застеленной кровати. Джон пристроился на стуле напротив, – ты оказался неплохим командиром.

После нескольких дней в «карцере» на хлебе и воде, Иван перестал мутить воду. А еще перед этим Джон пришел в наш отсек, немного прихрамывая, со сбитыми костяшками. На мои вопросы только отмахивался. Наутро за завтраком я не увидела пятерых молодчиков из шайки Ивана. Оказалось, они лежат в своих комнатах и не могут подняться. Вика и Оля кормили их с ложечки пару дней и мазали мазью гематомы. На самом деле большинство парней были просто избалованными сытой жизнью маменькиными сынками. И когда сильный лидер взял власть в свои руки, быстренько ему подчинились. Такие, как Иван, еще по-возмущались, но кулаки и карцер уговорили и их.

– Я не люблю быть в центре внимания, – ответил прохладно Джон, – это не мое. Выбрала бы лучше для своего эксперимента кого-либо другого.

Я тут же вспыхнула.

– Кого? С академиков песок сыпется. Иван Иванович ничего из себя не представляет. Как только его Иван припугнул, тут же сдулся. Даже я смогла ему дать отпор, что уж говорить…

– Стоп, – прервал меня Джон, – а ну ка расскажи, что за отпор ты давала.

– Ничего особенного, – фыркнула я, отмахиваясь, – даже не испугалась сильно. Так. Поприставал чуть– чуть…

Я посмотрела на задумчивое лицо мужчины. И быстро продолжила, меняя тему.

– Кто дальше… Олег – хамоватый культурист. Иван? – я вздохнула, – он мне в кладовке нарисовал наше совместное будущее в бункере, если станет лидером. Оно мне совершенно не понравилось.

– Ты, – вдруг произнес Джон, – ты стала бы неплохим лидером. У тебя есть напор, решительность, смелость. Даже слишком, – он дернул уголком рта, – ты умеешь распределять обязанности и давать поручения.

Я тяжело вздохнула.

– Знаю… Но, к сожалению, у нас еще пока патриархальное общество, и никто бы меня не стал слушать, не обладай я внушительной мускулатурой или хотя бы автоматом в руках.

Впервые на лице Джона я увидела легкую улыбку. Я даже залюбовалась невольно.

– Так что, мне повезло. Я живу с главой нашего государства. Фавориткой быть намного приятнее. Бонусов больше, а ответственности меньше.

– Ты еще не полноценная фаворитка, – чуть охрипшим голосом произнес мужчина. Я замерла, уставившись в его глаза. Время пришло? Нет. Джон отвернулся, встал со стула и вышел в дверь, не забыв пожелать мне спокойной ночи.

Иногда мы разговаривали, лежа в кроватях, я в своей, он в своей. Межкомнатные двери почти всегда были полуоткрыты. А так как помещения были маленькими, слышимость была изумительная.

– А ты, действительно разбираешься в антеннах? – спросила я, читая Диккенса.

– Да, – ответил Джон.

– А в чем ты еще разбираешься? – не унималась я. Меня терзало любопытство.

– Во многом, – отрезал мужчина, категорично, словно ставя точку в моих расспросах. Но я буду не я, если не добьюсь ответа.

– А кем ты работал раньше?

– Обычным госслужащим, – донеслось из соседней спальни после нескольких томительных минут, когда я уже думала, что он не ответит.

– На зарплату госслужащего ты не смог бы купить билет в бункер, – авторитетно заявила я.

– За меня заплатили.

Я положила книгу на стол, окончательно перестав читать. Разговор становился все интереснее.

– Кто мог быть таким добрым, чтобы заплатить миллион евро?

– Нашлись люди…

– А чем ты занимался на госслужбе? – решилась я на каверзный вопрос.

– Шпионил, – донесся ответ. Меня снесло с кровати ураганом. Я вбежала в его комнату в мужской рубашке, служившей мне ночной (на три размера больше моего, поэтому доставала она мне до колен) и воскликнула.

– Ты был шпионом?! Как интересно!

Джон лежал поверх покрывала на кровати с планшетом в руках и делал вид, что читает. Я села в ногах.

– Расскажи, – просительно потянула я, – ты шпионил против Америки? А как же война? Тебя раскрыли?.. – вопросы посыпались один за другим. Я уже его не боялась. Свободно разговаривала, могла даже сама дотрагиваться до локтя, обращая внимание на что-то. Входила полуодетая после душа. Мне иногда даже хотелось, чтобы Джон обратил на меня внимание, как на женщину, увидел не друга, а объект страсти. Но он, по-прежнему, оставался невозмутим и корректен. Теперь понятно, откуда у него такая выдержка. Издержки профессии.

– Да, несколько месяцев назад разразился шпионский скандал. Меня раскрыли и обменяли на американского. Вот так я оказался дома, после тридцатилетнего отсутствия.

– Ты тридцать лет прожил за рубежом? – ахнула я.

– Да. Детство в Праге, юность в Мюнхене, потом переехал в Нью-Йорк. Даже имя, как видишь иностранное, не Всеволод Владимиров, как у Штирлица, – это он только что пошутил?

– Как интересно, – произнесла я благоговейно.

– Ничего интересного, – отрезал холодно Джон, – если это работа. С того времени я и не люблю брать на себя ответственность и принимать решения. Особенно те, которые вершат судьбы мира, – тихо закончил мужчина, и я впервые увидела на его лице неприкрытое страдание.

– У тебя есть семья? – спросила тихо я, – жена, дети?

– Нет, – произнес Джон, – какая может быть семья у шпиона?

– А что ты собирался делать в России, после того, как тебя раскрыли?

– Мне дали неплохую пенсию. От родителей достался дом на берегу озера. Планировал поселиться там, ловить рыбу, кормить комаров, выращивать огурцы… – голос Джона едва заметно дрогнул.

Я затихла. Потом подсела ближе и провела рукой по груди. Она была теплая и твердая.

– Расскажи, – тихо произнесла я, – это… страшно?

– Страшно, – ответил он, поняв, о чем я спрашиваю. И я вдруг увидела его настоящего. И тоску в его глазах, и боль, и желание. Его неистребимую привычку держать все в себе и не показывать эмоций, его неохоту ни с кем сближаться, идти на контакт. И дикое немыслимое одиночество, спрятанное глубоко внутри, так глубоко, что он сам этого не видит. Огромное, как космос.

Я наклонилась и легла рядом. Уткнувшись лицом в грудь, закинув ногу на его ноги, обняв руками за талию. Вытянулась вдоль его длинного худого тела и замерла, тихонько сопя. Было тепло и спокойно. Как уже давно не было. Казалось, все проблемы ушли, нет ни войны, ни взрывов, ни борьбы за власть. Мы просто лежим на кровати, у меня дома, тихо тикают часы на столе, где-то за окном шумит город. И так хорошо и безмятежно на сердце. Я пригрелась, даже немного задремала, вполглазика. Потянула ногу вверх и наткнулась на выпирающий твердый бугор. Сон слетал в одну секунду.

Я медленно подвигала коленом туда-сюда, ощущая необыкновенное, будоражащее кровь предвкушение. Как же я давно занималась любовью! Наверное, полгода назад в последний раз. И то, с Алексеем давно не ладилось, секс был механический, не приносящий удовлетворения ни мне, ни ему. А сейчас внутри меня словно закручивалась тугая пружина, сильнее, сильнее, стремящаяся к освобождению. Я потерлась носом о его грудь, вдохнула запах и открыла веки. Почти черные глаза Джона внимательно, напряженно смотрели сверху вниз. Я улыбнулась. И поцеловала его в плечо. Мужчина медленно склонился надо мной, не отрывая от лица взгляда, словно боялся упустить даже малейшую мою эмоцию. А может, опасался, что я передумаю? Никогда!

– Я пью таблетки, – шепнула я и глупо, по-девчоночьи, хихикнула.

– Замечательно, – пробормотал он и накрыл мои губы своими. Я тут же отрыла рот, впуская язык, приглашая, дразня, разжигая пламя, которое и так вспыхнуло до небес.

– Не спеши, – шепнул он мне, медленно скользя ладонью по ноге вверх, задирая рубашку, собирая в кулак тонкую ткань, – я хочу все рассмотреть и потрогать. Я так давно этого ждал.

– Что ты не особо спешил… – выдохнула обиженно я.

– Я странный, – хмыкнул мужчина, и я мысленно согласилась «Еще какой!», – но я стопроцентно был уверен, что в итоге получу тебя. Это как… предчувствие, – Джон пристально посмотрел в глаза, – понимаешь?

Конечно, я понимала. Я с первого дня ощутила то же самое. И пусть его профессия сделала его осторожным, научила железной выдержке и хладнокровию, от судьбы не уйдешь. Я сердцем чувствовала ту нить, которая нас связала. Он назвал это предчувствием (с его работой очень хорошее умение), я называла это интуицией.

– Ты такая яркая, – шептал Джон, покрывая поцелуями грудь, шею, отводя в сторону волосы, добираясь до чувствительного местечка за ушами, – сильная, вспыльчивая, как звездочка. Я всю жизнь остерегался бурных эмоций, людей, считая их опасными и для работы и для жизни. Я был прав…

– Но сейчас ты же не на работе, – только и смогла произнести я, голос уже не слушался. А этот невозмутимый мужчина сделан из камня. Мое тело сгорает на медленном огне, а он даже не разделся. Дрожащими пальцами начала снимать его рубашку, потянулась к поясу брюк.

Бесконечная ласка в каждом движении. Словно он много лет держал себя в тисках, а сейчас всю нерастраченную нежность выплеснул на меня. Замирает сердце от вида возбужденного тела мужчины, гибкого, сильного. Я провожу ладонью по каменным мышцам ног, ягодиц, пресса. Иголочками покалывает кожу. Меня сжимают горячие тиски рук. Неспешные легкие касания там, здесь. Пальцы на коже, на животе, между ног. Божественно.

Я была так возбуждена, что начала содрогаться, только он вошел в меня. А потом еще раз, уже вместе с ним. Никакой спешки, словно у нас целая жизнь впереди. Даже, когда я стала просить, цепляясь за плечи, жалобно умоляя дать мне освобождение, подталкивая к разрядке, он не сжалился. Все так же ритмично и плавно входил в меня, неспешно лаская, покусывая мочки ушей, сжимая ягодицы, закручивая спираль наслаждения до максимума, чтобы потом взорваться необыкновенным фейерверком одновременно.

– Если бы ты не проявила инициативу в ближайшее время, я бы сам тебя изнасиловал, – выдохнул Джон в шею, перекатываясь на кровать и освобождая от своей тяжести. Обнял и прижался щекой к груди, неспешно выводя пальцами узоры.

– Если бы я знала, что будет так классно, я бы затащила тебя в постель еще месяц назад, – смогла ответить я отдышавшись.

Я почувствовала грудью, как он улыбнулся. Внизу живота опять разлилось тепло. Я стала нимфоманкой? Рука сама потянулась вниз и нащупала полутвердый член. Под моими пальцами он мгновенно окаменел. Я легла сверху, потерлась телом и замурчала.

– Теперь я полноценная фаворитка?

– Несомненно, – серьезно ответил Джон, подхватывая меня за талию и усаживая на себя.

* * *

А через несколько дней Нина пришла к нам вечером в комнату. Я очень удивилась ее посещению. Давно махнула рукой на былую дружбу, не обращая внимания на то, где она, с кем, и что делает.

– Наташ, мы можем поговорить? – я вскочила со стула, на котором сидела, играя с Джоном в шахматы, и неуверенно улыбнулась госте.

– Конечно. Пойдем в другую комнату.

Нина была немного взбудоражена, но не расстроена. Скорее, наоборот. Из глаз ушла тоска и гнев, они опять засияли. Я радостно смотрела на бывшую подружку.

– Что-то случилось?

– Да, – произнесла Нина, – случилось. Я беременна.

Сначала я опешила. Ребенок? Здесь, в бункере? Без надлежащего медицинского оборудования, без пеленок, одежды, лекарств. Это ужасно. Но потом, приглядевшись, я заметила сияющие глаза Нины, и поперхнулась уже собравшимся вылететь ругательством.

– Ты уверена?

– Абсолютно, – ответила Нина.

– А кто отец?

– Не знаю.

– Э… – начала говорить я и остановилась, не зная, как реагировать на такое утверждение, – сын полка, что ли?

– Почти. Я тогда, два месяца назад была немного не в себе, – произнесла Нина, я скептически поджала губы. «Не в себе» – слабо сказано, – то пила таблетки, то забывала. Плюс спиртное… Я сейчас встречаюсь с Борисом, – я вспомнила пожилого сорока пятилетнего профессора, вдовца, – он не против ребенка. Сказал, что воспитает, как своего. Ты же знаешь, у него семья погибла в авиакатастрофе год назад.

– Не знаю, – задумчиво произнесла я, – откуда?..

– Так вот, – возбужденно заговорила Нина, – я уже и имя придумала. Если мальчик, назовем Павлом, если девочка – Марией.

– Замечательно, – улыбнулась я и сделала единственный вывод, – значит, тебе нужно больше заниматься. Чтобы через семь месяцев ты смогла сама руководить своими родами, как врач.

– Я буду, – кивнула девушка, – обязательно. Я стану самым лучшим врачом на свете. Ну, пока, Наташ. Меня в коридоре Борис ждет. Я просто хотела с тобой поделиться радостью…

– Пока, – кивнула я, все еще не в состоянии прийти в себя.

Нина ушла, я закрыла за ней дверь и пошла к Джону.

– Представляешь? – только и смогла вымолвить, – я в шоке.

– Я слышал, – улыбнулся мужчина, – жизнь продолжается? Может, это и правильно, не стоять на месте, двигаться вперед. Рожать детей, не бояться проблем?

– Не знаю… – я задумчиво вертела в руках фигурку ферзя, – в бункере мы сами по себе. Даже если и погибнем, то сознательно. А невинное, беспомощное существо, за которое мы в ответе… Что будет с ним? Как можно облекать его на такую жизнь?

– Значит, мне нужно бросить все силы на починку передатчика, – произнес Джон, вставая и обнимая меня за плечи.

– А ты бы хотел детей? – пришел мне в голову странный вопрос.

Джон внимательно посмотрел мне в глаза. Что он там увидел? Страх? Неуверенность? Смятение?

– Не здесь и не сейчас, – ответил резковато он.

– А когда же? – Хотела спросить я, но он не дал мне больше вымолвить ни слова, запечатывая губы своими губами, вторгаясь языком внутрь, пальцами зарываясь в волосы, лаская так, что все мысли пулей вылетели из головы. Через мгновенье я могла только стонать и выгибаться дугой, стараясь быть ближе. Я впервые в жизни испытывала такие ощущения. Желание видеть его все время, касаться, вдыхать запах, слышать его голос. Я могла заниматься любовью с ним без перерыва. До полного изнеможения. Пока ноги и руки не превращались в кисель, а мозги в жидкую кашу.

Иногда мы приходили после ужина в комнату, закрывали дверь, до утра не покидали постель, исследуя друг друга и даря наслаждение. Я изучила его тело до самой маленькой родинки. Пересчитала все шрамы, мозоли и веснушки. Я обожала его. Следующая неделя для меня прошла в пьяном наркотическом сне. Впервые в своей жизни, я ждала ночи сильнее, чем чего либо. Пока не случился взрыв.

* * *

Я работала на кухне. Мы с женщинами уже заканчивали готовить обед, когда в комнату вошел Джон.

– Нужно поговорить, – немного нервно произнес он, и я почувствовала в голосе явный акцент, – пойдем в кладовую.

Я кивнула и пошла следом за мужчиной. Джон закрыл за собой дверь и развернулся ко мне.

– Я починил передатчик, – сказал он сразу, без предисловия.

– И что? – напряглась я, ожидая чего угодно. От всемирной катастрофы до пришествия инопланетян.

– Войны не было, – выдавил из себя мужчина, сердце на секунду остановилось.

– Как?! – всхлипнула я, – мы же слышали разрывы бомб. И датчики показывали радиационное загрязнение. Камеры не включались.

– Я не знаю, что произошло, но противостояние закончилось три месяца назад. Как раз спустя несколько дней, после нашего погребения. Может, к нам и пытались прорваться, может, нас и искали, но не нашли. Ни передатчик, ни приемник не работали. А шахта лифта полностью заблокирована.

– Что ты услышал по радио? – торопливо спросила я, вся горя от возбуждения.

– Москва уже не столица. Ее временно перенесли в Екатеринбург. Я связался с военными, которые находятся в Балабаново, объяснил нашу ситуацию. Они сказали, что обдумают и выработают план, как нас извлечь из этого каменного мешка. А пока просят сохранять спокойствие. И никому не говорить.

– Хорошо, – кивнула я и затараторила, – а мы сами сможем выбраться наружу? Мы же сможем открыть люки? И у нас есть респираторы, я видела в кладовой. Я уверенна, что есть еще и другой выход из бункера, просто нужно поискать… – я умоляюще смотрела на Джона.

Он обнял меня и зашептал в волосы.

– Все будет хорошо, Наташа. Все позади. Осталось потерпеть несколько дней или максимум неделю.

– Я не могу терпеть, – захныкала я, – я хочу наверх. К солнцу, к траве, к деревьям.

Джон приподнял мое лицо и начал обсыпать нежными быстрыми поцелуями.

– Мы обязательно выберемся отсюда, девочка моя, обязательно. Самое плохое позади.

Я протянула руку к застежке на его брюках и расстегнула ширинку, вытаскивая напряженный член. Опустила свой комбинезон, выскользнув одной ногой. Подтянулась на руках и обхватила ногами бедра, упираясь спиной на стену. Направила в себя.

– Ну, давай же, – простонала, едва сдерживаясь, судорожно прерывисто дыша, – возьми меня. Сейчас.

Плавный толчок, и он входит. Горячий, твердый, изумительный. До самого конца, до упора. Подхватывая меня под ягодицы, ритмично насаживая на себя. Невозможно терпеть, возбуждение зашкаливает. Несколько толчков и я бьюсь в судорогах, закусывая губу, глуша протяжный стон.

– Я люблю тебя, – выдыхаю в шею, еще одурманенная, ничего не соображающая. Джон внимательно смотрит на меня и произносит странным голосом.

– Скажешь это мне наверху.

Я ничего не понимаю. Какая разница? Здесь или наверху? Я словно пьяная, мысли путаются, в крови гуляет наслаждение. Я хихикнула и принялась застегиваться. Счастливая улыбка не сходит с лица. Войны нет. Родители живы. Нас скоро спасут. Я опять увижу солнце.

Женщины, увидев нас, выходящими из кладовки, конечно, все поняли. Но пусть сплетничают о том, что мы занимались любовью, чем узнают наш секрет. Джон шепнул мне, что никому пока не сказал, что починил передатчик, а без кода его никто сам не включит. Чмокнул меня в макушку и пошел садиться за стол.

* * *

Неделю я провела, как на иголках. Единственной отрадой были ночи. Долгие, полные упоительной страсти, бесконечных поцелуев. Бесстыдных, жарких, требовательных. Как я раньше жила без этого всепоглощающего томления? Без этого мужчины? Я, которая плакала и страдала за Алексеем, кто даже мизинца его не стоит?

В конце концов, ожидание закончилось. Утром, после завтрака, Джон сделал объявление.

– Господа. Спешу вас обрадовать. Завтра начнется операция по нашему освобождению. Сверху к нам будут прорываться военные. Нужно помочь им с нашей стороны. Отключив питание лифта, и разблокировав люки.

Со всех сторон послышались крики и вопли.

– Что?.. Как?.. Почему?..

Джон кратко обрисовал ситуацию. В конце добавив.

– Я не знаю, почему так вышло. Почему датчики показывали радиацию. А камеры – черноту вокруг. Но ядерной войны не было. На Москву упало несколько тяжелых авиабомб. Были разрушены несколько зданий. В том числе и МГУ. Узнаете обо всем, когда мы выберемся наверх.

Следующий день я помню плохо. Все бегали по бункеру, плакали, орали друг на друга. Джон пытался сделать видимость порядка, даже прикрикнул пару раз на особо шумных. У всех была одна общая цель – как можно скорее выйти наружу. Джон с несколькими парнями одели комбинезоны, респираторы и вскрыли лифтовую шахту. Продвигаясь по лестнице наверх, вручную отодвигали переборки, прокладывая путь. Потом, по рации поступила команда всем надеть респираторы, взять свои вещи и выбираться. Наверху нас уже ждали военные.

Долгий подъем наверх. По лестнице, дыша через фильтр. Тяжело, жарко, бесконечно. Когда я увидела сверху фонари военных, я механически передвигала ноги только усилием воли. Пот заливал глаза, маска превратилась в жесткий ненавистный намордник, а лестница наверх – в лестницу в ад. Вперед толкало желание увидеть небо. Но неба не было. Сплошная чернота и лучи фонарей прорезали тьму. В Москве ночь? От усталости и отупения я ничего не соображала. Меня тут же подхватили под руки люди в комбинезонах и куда-то повели. Мы вышли на свет. Я оглянулась. На месте бывшего МГУ стоял огромный плотный купол (то ли железный, то ли бетонный, скрывший под собой почти все Воробьевы горы). Меня посадили в машину и закрыли дверь. Потом мы долго ехали по Москве. Я не спрашивала куда. Положилась на проведение. Если везут, значит, знают, куда и зачем. Потом опять здание, небольшая комната, типа гостиничного номера. Я не раздеваясь, прильнула к окну. Голубое небо, зелень, деревья, солнце. Все, как всегда. Такое счастье затопило меня, не передать словами. Я жива! Я наверху! Я скоро увижу папу и маму! С большим трудом я заставила себя взять в руки. Душ, туалет, новая одежда (что-то типа военного комбинезона висело в шкафу). Потом легла на кровать и погрузилась в глубокий, крепкий сон. Без сновидений, страхов, тревог.