Текст книги "Спиноза и его друзья в Древней Руси"

Автор книги: Александра Юнко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Глава 4. Какие бывают молекулы

– Бэ-э-э, – проблеял под Гераклом Петуля. Он был мягким и почему-то кудрявым.

– Бонифаций! – Катя осторожно ощупала его голову с крутыми рогами и вскрикнула. – Витя! Зажги свет! Кажется, Петуля разложился!

И действительно, запах в Спинозиной комнате стал каким-то странным, незнакомым и не слишком приятным.

– Кто разложился? Сама ты разложилась! – откликнулся бизнесмен откуда-то из темноты. – Ну и вонища!

– Разве это не ты? – изумилась девочка, выпуская рог. – Значит, это Спиноза.

– Ёлки зелёные! – снова послышался басок бизнесмена. – Шерстью оброс! Катька, чё делать будем? Как мы его теперь обратно сложим?

Вокруг себя Геракл чувствовала Спинозины молекулы. Они жались к её ногам и жалобно блеяли.

– Петуля, молекулы какие из себя?

– Кто его знает… Круглые, а может, продолговатые.

– Как всё-таки интересно устроен мир, – заметила Катя. – Я думала, молекулы маленькие и гладкие, а у Спинозы они большие и лохматые.

– И как мы их всех в одного Витьку засунем? – задумался двоечник.

Распахнулась дверь, и стало светло. Крупные молекулы учёного с блеянием выбежали наружу.

– Ой, мамочки! – закричала Геракл. – Бараны!

– А Спиноза где? – ахнул Петуля.

Это была не квартира Корнецовых. Не Витькина лаборатория. Их окружали бревенчатые стены, сверху нависал низкий потолок, на полу валялась грязная солома. Сквозь широкий проём в помещение врывался солнечный свет.

– Бэ-э! – выбежала в дверь последняя овца.

В двух шагах от Петули кверху тормашками стоял Спинозин диван. Под ним кто-то шуршал соломой.

– Раз-два, взяли! – ребята перевернули телоразложитель и обнаружили под ним своего научного руководителя. Он лежал на животе, прикрывая руками очки.

Геракл кинулась его поднимать.

– Витя, тебе больно?

– Представь себе, нет! – Спиноза сел, вытянул ноги и радостно засмеялся. – Техника безопасности – великое дело. Практически ни одной царапины! – он постучал себя по оранжевому шлему и с интересом огляделся по сторонам. – Где это мы?

Петуля пожал плечами:

– В сарае.

– Тут до нас были бараны, – добавила Катя.

Спиноза встал и прошелся по овчарне.

– Любопытно, – он поднял с пола соломинку и внимательно её осмотрел. – По всей видимости, они это едят. Следовательно, мы попали к домашним животным.

– Эй, кто там? – раздался снаружи сердитый мужской голос. – А ну, выходь!

Бизнесмен поскрёб затылок:

– Кажись, влипли. Счас ка-а-ак отметелят!

– Это ещё почему? – возразила Катя. – Мы же не нарочно здесь разложились.

– Выходь, кому говорено! – повторил голос.

Спиноза как научный руководитель и президент вышел первым и, щурясь на солнце, извинился:

– Простите, пожалуйста, если мы, сами того не желая, нарушили границы вашего частного владения.

– Ага, – подтвердил Петуля, вместе с Гераклом появляясь в дверном проёме.

Посреди двора с вилами в руках стоял широкоплечий веснушчатый парень класса из десятого-одиннадцатого. Над верхней губой у него пробивался рыжеватый пушок. Голубые глаза смотрели насторожённо. Парень был босиком, в светлых штанах и холщовой рубахе, как на портретах писателя Льва Толстого.

– Вы что тут делаете? – редкие, почти незаметные брови сдвинулись над переносицей. – Пошто шатаетесь по чужим дворам?

– Это же эксперимент, – объяснила Катя. – Мы разложились на молекулы и сложились снова, только здесь, а не у него дома, – она показала на Витю.

– Вижу, нездешние, – парень опустил вилы. – А каковские?

Спиноза огляделся вокруг. Кроме знакомой уже овчарни он увидел крепкую бревенчатую избу, другие хозяйственные постройки неизвестного науке назначения. Рядом важно ходили куры и утки. Не очень чистые свиньи жадно хлебали из деревянного корыта.

– Видите ли… – Витя по солнцу попытался определить азимут. – Мы пока не сориентировались, здешние мы или нет. Всё зависит от того…

– Конечно, нет, – перебила его Катя. – Здесь деревня, как у бабушки. А мы – городские.

– …зависит от того, какая здесь деревня, – продолжал Спиноза, – в смысле, в какой точке пространства и времени мы сконцентрировались.

– А, – парень воткнул вилы в землю. – То-то, гляжу, одеты не по-нашему. А мне уж почудилось, лихие люди. У нас здесь всяко бывает.

– Не, – Петуле парень понравился. – Мы не криминал. У нас чисто коммерческие цели.

– Не беспокойтесь, – вежливо сказал Спиноза. – Мы постараемся не доставлять вам никаких хлопот. Вот только доведём до конца научный опыт…

– Опыт? – голубые глаза хозяина заблестели. – Так ты что, учёный человек?

– Не совсем… – скромно потупился Витя.

– Ещё какой учёный! – представил своего президента Петуля. – Ботаник!

– Вы знаете, – горячо поддержала Геракл, – какой Спиноза умный! Он хочет доказать этому сэру Ньютону, что молекулы можно собрать и разобрать. Он… – от избытка чувств Катя схватила парня за руку, поволокла его за собой в овчарню и торжественно плюхнулась на диван. – Вы думаете, это что?

– Лавка, – растерялся парень. – Не наша. Чужая.

– Нет! – патетически воскликнула девочка. – Не лавка! И не чужая! Она принадлежит науке! То есть, он. Это – трон!

– Царский? – оторопел хозяин, пятясь к выходу.

– Ха-ха! Ни у одного царя, которых теперь, кстати, нет, такого нет! Это трон не простой, а магнитный. Об него бьются волны! Только они никому не видны! – Катя перевела дух и показала руками волны.

– Волны? Магнит? – ошарашенно повторял белобрысый.

– Ну, вы, наверное, в вашей деревне ничего не знаете по физике, – снисходительно заметила Геракл. – Тем более что Спинозины волны не такие, – девочка вскочила и пробежалась по овчарне, изображая прибой во время шторма, – а во-от такусенькие, – указательным пальцем она провела волнистую линию под самыми рыжеватыми усами хозяина. – Очень-очень короткие. Которые еще короче коротких.

– Сверхкороткие, что ль? – догадался парень.

– Вот именно. Они…

Но десятиклассник её уже не слышал. Он выскочил во двор, где оставались Петуля с научным руководителем. Оттуда раздавалось истошное кудахтанье.

– Держи его, держи! – надрывался Витя, приседая и растопыривая руки.

– Вот! – красный и взъерошенный Петуля протянул президенту красного и взъерошенного петуха. Кочет вытянул шею и злобно посмотрел в Спинозины очки. Витя отпрянул. Но тут же взял себя в руки и палочкой прочертил на земле линию.

– Будешь моим ассистентом, – назначил он Бонифация. – Ассистент, засуньте животному голову под крыло!

– Свернуть шею? – поморщился Петуля. – Не, пусть живет.

– Ты не понял, Бонифаций. Подопытный будет жить. Только в состоянии гипноза. И во время эксперимента ни разу не пересечёт эту линию.

– Да ну? – не поверил бизнесмен. – Чего вдруг?

– Это известнейший и очень древний опыт. Нам представляется уникальная возможность увидеть его воочию. Ассистент, приготовьте пернатую птицу!

Петух ни за что не хотел засовываться под крыло. Он вырывался и неурочно кукарекал. В результате отчаянной борьбы кочет клюнул Петулю в лоб и скрылся в курятнике.

В этот момент из овчарни выскочил хозяин частного владения. Он бросился прямо к научному руководителю.

– Мы никого не трогали! – торопливо соврал Петуля.

Но парень уже тряс Спинозу за плечи.

– Что ж ты сразу не сказал – сверхкороткие волны! – бурно радовался он. – Я их тоже излучаю. В риге!

– Так мы попали в знаменитый балтийский центр научных излучений?! – Витя был вне себя от счастья. – Невероятно!

– Михайла, – парень протянул Спинозе руку. – А ты кто же будешь?

– Виктор, – кивнул оранжевым шлемом научный руководитель. – Спиноза… То есть Корнецов.

Видя, что опасность миновала, Бонифаций подошел ближе.

– Ассистент, – представился он. – В смысле помощник. Петуля. А в сарае которая – та Геракл. Тоже из наших.

– Значит, получилось! – голубые глаза расширились. – Мой опыт удался!

Глава 5. Энштейн, Попов и Софья Ковалевская

Деревня, в которую попали ребята, называлась Выселки. Геракл сразу поняла, что это жуткая дыра. На дорогах грязища, свиньи гуляют прямо по улицам, ни одного нормального каменного дома, на мотоциклах никто не гоняет и даже спутниковых антенн не видно над замшелыми крышами.

– А коммерческий центр у вас есть? – деловито поинтересовался Петуля.

– Лавка есть мелочная, – не отрываясь от осмотра дивана, ответил Михайла.

– А до Риги далеко? – Кате не терпелось попасть в город. – И на чем вы туда ездите? На автобусе?

– Пошто туда ездить? – удивился парень. – Вон она, за сараюшкою.

– Рига, Катя, – Спиноза отряхнул обивку телоразложителя от соломы, – это столица Латвии. Там много памятников старины. Например, Домский собор… – он оторопело посмотрел на Михайла. – Как это – за сараюшкою?

– Сейчас покажу, – хозяин неторопливо отряхнул штаны и направился во двор.

За сараем стоял еще один сарай.

– Обычно мы тут сушим снопы, – объяснил Михайла, гостеприимно распахивая дверь. – А сейчас я здесь излучаю.

– Катя, это не та Рига, которая столица Латвии, – наконец сообразил Спиноза. – Это такая специальная постройка. Так вы, Михаил, тоже на дому исследуете?

– Не, в доме нельзя. У нас корова давеча отелилась, там телёночек. А здесь мне никто не мешает. И места много. Вот, гляди.

Посреди риги стояла деревянная скамья. Две толстые верёвки, обмотанные вокруг ножек, через дверь выходили во двор и тянулись куда-то вверх.

– К ветряку привязал, – объяснил парень. – Когда ветер дует – излучаются волны-то, а не дует – не излучаются.

В этот момент в стоящем под лавкой чугунном горшке запрыгали деревянные чурочки.

– Вот, – обрадовался Михайла. – Опять подул! А уж часа два было тихо. До этого, правда, грех жаловаться. Дуло, дуло… Уж сколько я опытов успел сотворить! А такого урагана, как ныне, ещё не было.

– Любопытная система, – оценил научный руководитель. – Но, согласитесь, Михаил, несколько громоздкая. Впрочем, возможно, вы принципиально не пользуетесь электричеством?

– Пробовал с молнией работать, – кивнул хозяин, – да не могу поймать.

– А на учебном амперметре типа «Молния» сверхкороткие волны и не ловятся, – возразил Спиноза. – Я тоже проверял опытным путем. Нужна специальная приставка.

Геракл с Петулей вышли из риги, чтобы не мешать учёным решать научные проблемы. Свиньи по-прежнему чавкали. Петух выглянул из курятника, заметил Бонифация и торопливо скрылся. Катя приоткрыла калитку на улицу. Там девчонка в длинном полотняном платье и низко повязанном платке уныло гнала хворостиной старого козла. Увидев пришлых, она остановилась и открыла рот. Геракл зевнула. Девчонка припустила по улице, сверкая голыми пятками.

– Скукотища, – вздохнул бизнесмен. – Как только люди живут?

– У моей бабушки деревня гораздо культурнее, – согласилась Катя. – Диско-бар и нон-стоп без перерыва. А летом откроется кемпинг.

– Это ж какой твоя бабушка может бизнес закрутить, – по-доброму позавидовал Петуля. – Например, в баре договориться – и пироги им печь.

– Ой, какие у бабушки пирожки… – Геракл вдруг замолчала.

Девчонка вернулась, но без козла. Зато она привела с собой других девочек разного возраста, одетых точно так же. И маленького мальчика в рубашке до пупа. И перепуганную тётку в платке, длинном платье и лаптях, с младенцем на руках. Жители Выселок выстроились перед забором и все, как один, вытаращились на Катю, будто она телевизор.

– Чё это они? – забеспокоился Петуля. – Зоопарк нашли.

Он захлопнул калитку, и они быстро вернулись в ригу.

Там стало уже совсем темно, но Михайло и Витя ничего не замечали.

– Миш, где тут свет включается? – девочка пошарила рукой по стенке.

– Погодь, – парень чиркнул кремнем и зажёг тоненькую палочку. – Мамка ругается, когда по ночам лучину жгу, но в науке иначе нельзя.

– Ну, ващще! – Петуля сплюнул и повернулся к Кате: – Видала?

– Нет, Миш, правда, – посочувствовала Геракл, – вы тут как при царе живёте. И дети так странно одеты, и света нет… Слушай, а как же зимой? Как вы в школе учитесь? Темно ведь, наверное…

– Нету здесь школы, – вздохнул Михайло. – А и была бы… Кто меня туда возьмёт? Буквы я, конечно, знаю. Дьячок научил. Аз, буки, веди, глаголь, добро, есть…

Очки у Спинозы сами собой поползли на лоб.

– Как? – прошептал он. – Эт-то какой век?

– От сотворения мира, почитай, год 7216-ый.

– Господи! – испугалась Геракл.

– Ёлки зеленые! – Петуля схватился за голову. – Я думал, в будущем всё будет. С Марсом торговля там, с Большой Медведицей… А тут такая нищета!

– Семнадцатый век? Восемнадцатый? – от волнения Спиноза никак не мог подсчитать. – Шестнадцатый?… Вы, простите, не Ломоносов случайно?

– Не, – улыбнулся Михайло. – Носоломовы мы. Нас тут все знают.

Витя вскочил с допотопного излучателя и взволнованно забегал по риге.

– Вы гений, Михаил! – наконец воскликнул он. – При такой отсталости, практически не зная букв, добились грандиозных научных результатов! Вам надо в Академию нанотехнологий. Вам нужно к нам, в XXI век! Вы должны получить образование. Вы второй Энштейн! Лобачевский! Попов! Софья Ковалевская!

Он в изнеможении опустился на лавку и тут же снова вскочил.

– Вы не представляете, какие перспективы откроет перед вами современная нам наука!

Под восторженные крики научного руководителя Петуля с Гераклом задремали на снопах в углу. Потрясение было слишком велико, чтоб ещё и не спать.

Глава 6. Затерянная в Лукоморье

Закукарекал не поддающийся гипнозу петух, и Петуля проснулся. Геракл делала зарядку, а изобретатели, наверное, не спали всю ночь. Они перетащил из овчарни диван и теперь привязывали его к скамье.

– Не действует, – пожаловался Спиноза. – Вероятно, во время посыла вышел из строя узел подъёма.

Сквозь обшивку торчал кусок пружины.

– Ничего, починим, – успокоил его Михайла. – Мой тоже барахлит. Ночью подуло, а они, – парень кивнул на чурки в горшке, – не запрыгали.

– А когда обратно? – потянулся Петуля. – Время – деньги!

– И мама, наверное, волнуется, – Катя стояла на голове, одновременно совершая дыхательные упражнения. – Ой, Боня, дай позвонить, мой мобильник дома остался.

Но Петулин айфон не подавал признаков жизни, какие бы пассы ни совершали над ним ребята.

– Наверное, здесь нет мобильной связи, – выдвинул гипотезу Спиноза. – Ну ничего, друзья. Думаю, сегодня же мы вернёмся. Ассистент Петуля, подержи, пожалуйста, станину.

Закончив гимнастику, Катя покрутилась вокруг мальчишек, занятых починкой скамейко-дивана, и вышла на утреннюю пробежку. В хорошем темпе она пронеслась по деревне и углубилась в лес. Верхушки сосен покачивались высоко над головой, и вкусно пахло смолой. Было так светло, что можно было различить каждую хвоинку.

Геракл перешла на спортивную ходьбу.

– Ой, мамочки! – прямо на земле сидела белка и нисколько Катю не боялась. Зверёк подпустил девочку близко-близко. Но подгладить пушистика не удалось: белка выскользнула из-под руки и взлетела на верхушку ближайшей сосны.

Катя даже огорчиться не успела: на том месте, где только что сидела белка, рос крепкий толстый боровик. А рядом еще один. Другой, третий… Пришлось снять куртку и складывать грибы в неё. Кроме боровиков, попадались маслята, лисички и рыжики.

– Сыроежки оставляй, – внезапно проснулся внутренний голос. – Ну их!

Пошли подберёзовики. Среди опавших листьев заалели шляпки подосиновиков. За каких-нибудь полчаса куртка наполнилась.

– Хватит уже, – устало буркнул внутренний голос. – Куда столько?

– И правда, хватит, – Катя уже предвкушала, как покажет ребятам свою добычу. Она огляделась вокруг и растерялась. Вместо сосен росли осины, между ними темнели кусты, и не было никакой тропинки.

– Ау, – жалобно сказала Геракл.

Сверху к её ногам плавно упал красный осиновый листок.

– Ау! Ау-у! – девочка прислушалась. Тишина. Даже собаки не лаяли. И внутренний голос молчал.

Кате стало не по себе. Но она подумала немного и решила не паниковать. Заблудиться тут? Это просто смешно. Деревня совсем близко. Где-то справа.

Она сделала несколько шагов вправо. Но тут же сообразила, что, если она повернётся, то право будет в другой стороне. А если еще раз повернётся, то в третьей.

Девочка села на заросший мхом камень и сосредоточилась. Географичка говорила, что направление ищут по компасу, а когда его нет, ориентируются по Полярной звезде или мху.

– Сейчас утро, – снова заговорил внутренний голос. – А звёзды, между прочим, бывают только ночью.

– Без тебя знаю, – отмахнулась Катя. – Зато мха много. Я в учебнике читала, что он всегда растёт на северной стороне дерева.

Внутренний голос обиженно замолчал. А Геракл решила двинуться на юг. Ведь в Выселках все ходили босиком, значит, там тёплый климат.

Взвалив на плечо узел с грибами, девочка начала продираться сквозь кусты, стараясь, чтобы мох не отклонял её на север. Так она шла и шла, пока не вышла на утоптанную тропинку.

– Ну, слава богу! – вздохнул внутренний голос.

Через полсотни метров Катя увидела на толстой берёзе табличку с полустёртыми буквами «ЛУКОМОРЬЕ».

– Это я, что ли, к другой деревне вышла?

– Ты у кого спрашиваешь, у меня? – почему-то возмутился внутренний голос. – Я, что ли, тебя вёл? Не знаю, куда ты там вышла. Если кого встретишь, спроси, как вернуться в Выселки.

Но навстречу никто не попадался. Только на деревьях пестрели таблички: «Дуб зелёный», «Чудеса», «Леший», «Русалка», «Королевич»… Около «Королевича» стояла беседка. От неё в разные стороны вели посыпанные песком дорожки.

– Это же деревенский парк! – подсказал внутренний голос. – Значит, здесь должен быть сторож. Или директор. Соображай.

Геракл выбрала самую широкую дорожку и отправилась искать сторожа или директора. Дорожка привела на площадь с двумя очень красивыми фонтанами. В одном струя била из клюва большого каменного орла, в другом – из разинутой пасти гипсовой щуки.

Катя опустила на песок куртку с грибами, зачерпнула воды из фонтана с рыбкой и тщательно вымыла руки.

– Странно, – пробормотал внутренний голос. – Только что на ладони были царапины. Куда они делись?

– Понятия не имею, – девочка подняла с земли куртку и обнаружила под ней жестяную фляжку с надписью: «Для забора мёртвой воды».

– Вот почему исчезли царапины, – объяснила она голосу. – Это ж из Мёртвого моря вода. Целебная. Надо забрать для маминого нового крема.

Катя завинтила крышку и сунула фляжку в карман.

– В птице, наверное, тоже что-нибудь ценное содержится, – подсказал внутренний голос.

Геракл для интереса попила воды из орлиного клюва и тут же ощутила небывалый прилив сил. Бицепсы напряглись, футболка затрещала по швам. Одновременно страшно захотелось есть.

– Жаль, грибы негде пожарить, – посетовала Катя и наполнила фляжку с надписью «Для забора живой воды».

Подавляя муки голода, девочка отправилась дальше. По-прежнему не встречая ни сторожей, ни директора, она равнодушно скользила взглядом по новым и новым указателям: «Грозный царь», «Царевна тужит», «Колдун», «Тридцать три богатыря»…

– Про стольких пишут, а хоть бы один появился, – возмутился внутренний голос.

Дорожка круто свернула налево, и Геракл увидела кованую ограду с табличкой на калитке – «Аллея Каменных Баб».

– Наверное, скоро выйду к директору, – решила Катя. – Около его кабинета всегда очень красиво.

Вдоль аллеи с двух сторон стояли мраморные статуи. Некоторые женщины были старинными – с отбитыми носами и руками. Например, пионерка с горном и девушка с веслом. А другие казались совсем новенькими: пастушка с козочкой, царица в короне и пышном платье, красавица в кокошнике. Ещё там были какие-то обломки.

– Не понимаю, – недовольно буркнул внутренний голос, – зачем в деревенском парке, где отдыхают люди, ставить какую-то женщину без рук, без ног, в одном только халате?

Катя прошла всю аллею до конца. За ней начинался глухой лес.

– Всё, что ли? – растерялась девочка. – А директор?

– Он в министерстве или ещё где-нибудь, – резонно предположил внутренний голос. – А может, сюда он только приходит, проверяет и уходит? Лучше всё-таки дождаться. А то мало ли куда ещё ты забредешь.

Геракл села на пьедестал, где стояла одинокая женская нога от ступни до чуть выше колена, и приготовилась ждать.

Глава 7. Бронзовый гость

Ждать было скучно, долго и голодно.

– Как здесь всё глупо устроено, – размышляла вслух Катя. – Вот у моей бабушки в селе парк называется «Могила неизвестного солдата». Там, во-первых, есть могила. Во-вторых, есть статуя солдата. И в третьих, он действительно неизвестный. А здесь что? Парк называется «Лукоморье». Это то же самое, что «Имени Пушкина А. С.», ведь он написал это моё любимое произведение. И что? И ничего. Во-первых, нет могилы Пушкина. Во-вторых, вместо его статуи – какие-то памятники неизвестным женщинам, наполовину поломанные к тому же. В-третьих, зачем эти таблички на деревьях, если нет ни королевича, на царевны-тужит, ни следов невиданных зверей?

– Что хотят – то и делают, – поддержал внутренний голос.

Солнце скрылось за тучами. Похолодало. Подул резкий ветер. Наверное, северный. Девочка аккуратно высыпала грибы к подножию памятника ноге, отряхнула и надела куртку. Подняла голову, чтобы посмотреть, не будет ли дождя. По небу с гулом летело что-то большое и тёмное.

– Самолёт? – предположил внутренний голос.

Ответить Геракл не успела. Большое и тёмное со свистом пошло на снижение и тяжело грохнулось в конце аллеи.

Когда рассеялись клубы пыли, Катя увидела Пушкина А. С., как две капли воды похожего на свою фотографию. Девочка потёрла глаза и ущипнула себя за правый бицепс. Было больно, но памятник не исчезал.

Она подбежала к Пушкину А. С. и оглядела его со всех сторон. Кучерявый, с бакенбардами, голова опущена, левая нога выставлена вперед, накидка расстегнута, одна рука за пазухой, а другая сбоку и немножко сзади. В ней шляпа. На подставке написано: «И долго буду тем любезен я народу…» и так далее.

– Это он, – подтвердил голос. – Даже годы жизни совпадают. И смерти тоже.

– Может, его сбросили с самолёта? – Катя явственно ощутила, как ей не хватает Спинозы. Он бы всё объяснил по науке.

– Психи какие-то! – разозлился внутренний голос. – То не было, не было, то вдруг поставили!

Геракл огляделась по сторонам:

– А директор где?

– Сие мне неведомо, – пожал бронзовыми плечами памятник.

У Кати подкосились ноги, и она села на песок.

– А… а… па…

– Как, впрочем, и то, почему меня сослали сюда со Страстной, – продолжал поэт. – Век там простоял, и что же?

– В-вы, Ал-лександр С-сергеевич, ум-меете разговаривать? – наконец выдавила из себя девочка.

– Вздор! Как я могу разговаривать?! – возмущённо отозвался Пушкин. – Я – памятник себе. Работы скульптора Опекушина. Бронза, литьё… Погоди, погоди, кто это сказал?

Бронзовые веки дрогнули.

– Не в моих силах изъясняться вслух, – тёмные глаза посмотрели направо, потом – налево. – Я могу лишь мыслить и страдать. Это – не я.

– Это вы, Александр Сергеевич, – Геракл преданно задрала голову. – Тут и на подставке написано.

– Неужто? – не поверил памятник.

– Да, – подтвердила Катя. – Тут сказано, что это вы, когда вы жили и когда умерли, а ещё – про любезен народу.

– А о переносе ничего нет? – свесились над Катиной головой бронзовые бакенбарды.

– Нет, – девочка обошла вокруг пьедестала. – Я видела только, как вы упали. Я сама заблудилась… Ещё ветер был… Ой! – Геракл почувствовала, как у неё внутри что-то от чего-то отлегло. – Это же сверхкороткие волны, Александр Сергеевич! Значит, Спиноза и Миша починили аппарат.

– Какой аппарат? Какие волны? Который Спиноза? Ничего не понимаю!

– Я вам сейчас всё объясню, – торопливо сказала Катя. – Мы вчера точно так же прилетели на телоразложителе. Только вы упали сюда, а мы в сарай. Там Миша живёт, в Выселках. Мы сперва думали, это просто деревня, как у бабушки. А это, сказал Спиноза, шестнадцатый век, представляете? Перенос во времени. А тут, – девочка показала на гипсовую пионерку с горном, – парк имени вас. Он так и называется: «Лукоморье».

– Весьма невнятно, – вздохнул Пушкин. – В шестнадцатом веке я ещё не писал. И как теперь прикажете всё это понимать?

– Не знаю, – честно сказала Катя. – Надо в Выселки вернуться. Только я дорогу потеряла. Вам оттуда, сверху, не видно?

Пушкин вынул руку из-за пазухи и приложил козырьком ко лбу.

– В седом тумане дальний лес, – сообщил он.

– В каком тумане? – удивилась Геракл.

Поэт не ответил. Он с удивлением рассматривал свою бронзовую ладонь.

– Чья это рука? Моя?

– Ваша, – подтвердила девочка. – А вторая сзади. Со шляпой.

Пушкин в недоумении оглядел шляпу и надел её.

– «Статуя оживает»… Это обо мне?

– Ага… Вы даже дышите. Я видела, как вы вздыхали. Вот так: ах!

Вся бронзовая фигура вдруг пришла в движение. Великий русский поэт помахал руками, потопал по пьедесталу ногами, присел, встал, попробовал снять крылатку, но у него ничего не получилось. Тогда он взял и спрыгнул с постамента. В песке остались две глубокие вмятины.

– Сколько же во мне весу? – удивился Пушкин. – А рост ничего, хороший… – Он посмотрел на Катю. – Я тебя, должно быть, напугал?

– Да нет, – успокоила поэта Геракл. – Я только сверхъестественного боюсь. А вы – мой любимый писатель. Я про вас всё-всё знаю. Вы писали стихи про чудное мгновенье. Родители ваши все время эксплуатировали простой народ и заставляли его вас воспитывать. Поэтому вы, Александр Сергеевич, знали столько сказок. Ещё у вас была жена. С плечами. Они так красиво из платья вылезали. Я только не помню, когда вы женились – до лицея или после. Что там ещё?.. Ах, да! Вас убил царь. Он был француз, позвал вас на охоту и убил. Потом пристрелил ещё медведя, снял с него шкуру, чтоб вас завернуть и закопать. Но родственники, конечно, узнали и на могилку вашу поставили хороший памятник, – показала она на постамент.

Пушкин закрыл лицо руками. Только курчавые бакенбарды мелко тряслись.

Катя сочувственно вздохнула:

– Не расстраивайтесь, Александр Сергеевич, царь тоже умер. Про него уже никто не помнит, а вас в школе проходят. По литературе.

Поэт утёр глаза шляпой.

– Да, – сказал он. – Слава – это тяжкое бремя. Выходит, ты в школе приобрела сии бесценные сведения? А как тебя зовут?

– Катя Волосюк, – девочка протянула Пушкину руку. – Очень приятно познакомиться.

– И я весьма польщён, – Александр Сергеевич осторожно пожал её запястье двумя пальцами.

Гераклу стало гордо. Она единственная из всего класса встретилась с Пушкиным, и даже, пожалуй, из всего лицея и всего города.

– А вы со мной пойдете в Выселки? Там у Миши Спиноза и Петуля. Это мои друзья. Они вас тоже знают.

– Пожалуй, – согласился поэт. – Не пренебрегать же такими поклонниками. К тому же надо как-то в Москву воротиться… А далеко твои Выселки? Куда нас нынче занесло?

– На Аллею Каменных Баб, – тоном экскурсовода сообщила Катя. – Только… я их не знаю.

– Смотри-ка! – Пушкин прошёлся вдоль женщин и выяснилось, что со многими он познакомился раньше, чем с Гераклом. – Артемида, Ника, Екатерина, Венера Милосская…

– Не понимаю, – поделилась с ним девочка своими наблюдениями, – зачем здесь понаставили всякие обломки? Вот, например, этот, – она хлопнула по мраморной ноге. – Хоть бы имя написали, отчество, фамилию… Чья, например, эта часть и где остальная женщина?

– Какой подъём! – восхитился Пушкин. – Какое колено! По-моему, это Истомина.

– Вот так бы и написали, – предложила Катя. – А то очень неудобно: женщины в одном месте, а таблички – в другом. Вы ещё не знаете, Александр Сергеевич, что сделали с вашим «Лукоморьем». Вот вы, например, про эту вашу знакомую Истомину в произведении не писали, а её ногу здесь почему-то поставили. А про кого вы писали, например, про кота, того не поставили. Я вам сейчас покажу. Сами убедитесь.

Она потянула Пушкина за ограду и повела по парку. Александр Сергеевич почему-то не расстраивался, читая таблички, а наоборот, смеялся.

– Что тут смешного? – рассердилась Геракл. – Это же наизусть учат! Ой, вот, Александр Сергеевич, фонтан, – и Катя красиво, как учительница, протянула руку к орлу. – Здесь вода из Мёртвого моря, не знаете такого? От неё все царапины заживают! У вас, кстати, случайно нет никакой раны?

Поэт бросил взгляд на свой бронзовый живот и невесело усмехнулся.

– А тут, – девочка еще красивее простёрла другую руку, – в рыбе, другой фонтан. С живой водой. Очень бодрит. Попробуйте. Я даже домой набрала.

И она игриво побрызгала памятник лечебными водами.

– Очень мило, – Александр Сергеевич стряхнул капли с бронзовой пелерины.

– А здесь «Королевич»… Где «Королевич»? – обомлела Катя. – Только что был!

Беседки с этой табличкой на месте не оказалось. Посыпанные песком дорожки упирались в каменное сооружение с надписью «ГРОТЪ». Чуть ниже на листке бумаги было нацарапано от руки: «ВЫХОД».

– Ничего не понимаю! – сдвинула брови Геракл. – Когда успели поменять? И где тут вход?

– С другой стороны, – подсказал внутренний голос.

– Это ж надо… Александр Сергеевич, вход, оказывается, в Выселках, – обрадовалась Катя. – Полеземте в дырку. Только согнитесь, чтоб шляпой не треснуться.

Девочка и поэт вошли в грот и растворились в темноте.