Текст книги "История России в рассказах для детей"
Автор книги: Александра Ишимова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)
Иоанн Калита и Москва, столица России
1328–1340 годы
Ссоры князей московских, потомков Александра Невского, с князьями тверскими, детьми брата его Ярослава Ярославича, напоминают нам старинное, более ста лет продолжавшееся несогласие Олеговичей и Мономаховичей. Разница была в том, что прежде князья-враги истребляли друг друга в жестоких сражениях, теперь же они тайно клеветали в Орде и губили друг друга через царей татарских. Так погибли Михаил и Димитрий, то же угрожало и Александру Михайловичу. Ужасна была судьба его, когда после разорения Тверского княжества он должен был бежать с родины и напрасно просить пристанища и помощи у русских князей. Никто не хотел принять его: все боялись гнева Узбека и любимца его великого князя Иоанна Данииловича, которому приказано было ханом доставить беглеца в Орду.
В это время жители Псковской области показали редкий пример неустрашимости и великодушия: они осмелились стать защитниками Александра Михайловича и не только приняли его со всем семейством, но даже выбрали своим князем и отделились от Новгорода. Никакие угрозы Узбека, великого князя и новгородцев не могли заставить их выдать несчастного князя, тем более что ему покровительствовал и сильный князь литовский Гедимин.
Александр прожил во Пскове около десяти лет, между тем как Тверью управлял брат его Константин Михайлович. Но чужая сторона, несмотря на все выгоды, никогда не может быть для нас так же приятна, как родная, где мы в первый раз увидели свет, где выросли, где все места знакомы нам, где живут люди, которых мы привыкли любить с младенчества. Поэтому вы не удивитесь, милые читатели, когда я скажу вам, что Александр Михайлович все время, пока жил во Пскове, грустил по своей родине Твери и всеми силами старался возвратить себе эту наследственную область. Через десять лет он, надеясь, что гнев Узбека уже утих, решился ехать в Орду, чтобы заслужить его милость. Он не обманулся. Царю понравилась покорность и в то же время смелость, с которой князь сказал ему: «Царь верховный! Я заслужил гнев твой и отдаю тебе судьбу мою. Милуй или казни. Если помилуешь, я прославлю Бога и тебя. Хочешь ли головы моей? Она пред тобою!» Узбек милостиво выслушал его и с улыбкой сказал своим вельможам: «Князь Александр кротостью и умом своим избавляет себя от казни!» И тогда же возвратил ему Тверское княжество.
Но недолго радовался Александр Михайлович. Не прошло и года, как он с семейством своим приехал в Тверь, – Иоанн Даниилович, боясь, чтобы князья тверские опять не усилились и не заспорили с ним о великокняжеском престоле, поехал в Орду клеветать на Александра. Узбека нетрудно было обмануть: он верил всему, что говорили русские князья друг на друга, особенно если они прибавляли к своим словам богатые подарки. Иоанн Даниилович не забыл сделать этого – и судьба тверского князя решилась. Он получил повеление хана приехать в Орду, не посмел ослушаться и был убит там вместе с сыном своим Феодором 28 октября 1339 года.
Узбек, умерщвляя князей, думал, что этим еще более утвердит власть татар над русскими, но он очень ошибся: жестокость его только помогла им скорее освободиться от этой власти, утвердив на русском престоле Иоанна I. Имя великого князя омрачилось гибелью Александра Михайловича, но, ослепленный честолюбием, он думал, что обстоятельства оправдывают его. Зная, что все несчастья России происходили от несогласия и слабости князей, он старался с самого вступления своего на престол иметь под своей властью все другие княжества. Самым сильным из них было Тверское. Предвидя, сколько новых бед может случиться в России, если тверские князья вздумают отнимать у потомков его престол, Иоанн не счел за грех погубить одного князя для спасения нескольких тысяч людей.
Если бы не это бедственное заблуждение, нам оставалось бы только прославлять память Иоанна Данииловича, потому что он первый положил начало освобождению предков наших от власти татар; он первый воплотил мысль Андрея Георгиевича о том, что для счастья и славы отечества нашего нужно, чтобы все обширные части его повиновались воле одного государя, а не прихотям нескольких ничтожных князей маленьких уделов; он первый после нашествия татар начал соединять эти расстроенные части в одно целое; он первый назвал столицей России Москву – родную, славную, незабвенную по тем событиям, какие потом произошли в ней.
Казалось, сам Бог назначил ее быть столицей: Москва лежала в середине тогдашней России, все главные области окружали ее почти на равном расстоянии. Следовательно, нельзя было лучше выбрать города для пребывания государя. Кроме того, привязанность к нему благочестивого митрополита Петра, названного потом церковью нашей святым, как будто бы предвещала новой столице благословение и особенное покровительство Божие. Все митрополиты русские всегда жили прежде в Киеве и потом во Владимире, как в столичных городах государства. Петр, полюбив Москву, переселился в нее, прежде чем ее сделали столицей, и попросил Иоанна построить здесь церковь Богоматери. Иоанн исполнил его желание и в 1326 году, 4 августа, заложил в Москве на площади первую каменную церковь во имя Успения Богородицы. Митрополит собственными руками построил себе каменный гроб в ее стене и вскоре скончался. Церковь была достроена и освящена уже без него новым митрополитом – Феогностом.
Княжение Иоанна Данииловича продолжалось двенадцать лет. Несмотря на несчастную смерть родственника его Александра Михайловича, москвитяне очень любили Иоанна за набожность, усердие к возведению церквей и милосердие к нищим. Они называли его собирателем земли Русской и государем-отцом. Еще было у него прозвание Калита. Оно произошло от того, что он всегда носил с собой мешок, наполненный деньгами для бедных, а такой мешок называли в старину калитой. Кроме Успенского собора он построил еще каменный Архангельский, где и был погребен и где с того времени погребали всех московских князей. В 1339 году он окружил новую столицу дубовыми стенами и возобновил Кремник, или Кремль, который при нем сгорел. Кремль был тогда внутренней крепостью, по старинному названию – детинцем[21]21
По наименованию стражи, или телохранителей княжеских, называвшихся детскими или отроками, которым поручали защищать внутренние крепости.
[Закрыть].
Если вы слыхали пословицу «Близ царя – близ смерти», то надобно сказать вам, что она появилась в то время, когда не только народ русский, но даже и князья его так боялись татарских царей, что поехать в Орду было для них то же, что приготовиться к смерти. Они прощались навек с семейством и друзьями своими, писали духовные завещания, назначали даже деньги на поминовение души своей. Вы можете видеть это в завещании великого князя Иоанна Калиты, который написал его, отправляясь еще в начале княжения своего к Узбеку. Оно очень любопытно тем, что дает нам понятие о владениях и состоянии великого князя. Я не буду описывать подробно это завещание, но выпишу из него только то, что, кажется, будет любопытно для вас.
«Во имя Отца и Сына и Св. Духа. Не зная, что Всевышний готовит мне в Орде, куда еду, оставляю эту душевную грамоту, написанную мною добровольно, в целом уме и совершенном здоровье. Приказываю[22]22
Т. е. поручаю.
[Закрыть] в случае смерти сыновьям моим город Москву. Отдаю Симеону Можайск, Коломну с волостями; Ивану – Звенигород и Рузу; Андрею – Лопасну, Серпухов, Перемышль; княгине моей с меньшими детьми – села, бывшие в ее владении. Еще при жизни дал я сыну Симеону четыре цепи, три пояса, две чаши, блюдо с жемчугом и два ковша золотые да три блюда серебряные; Ивану – четыре цепи, два пояса с жемчугом и с каменьями, третий – сердоликовый, два ковша, две круглые чаши золотые да три блюда серебряные; Андрею – четыре цепи, пояс жемчужный, другой с крюком, на красном шелке, третий ханский; два ковша, две чарки золотые да три блюда серебряные. Золото княгини отдал я дочери Фетинье: 14 колец, новый складень, ожерелье матери ее, чело[23]23
Головной убор.
[Закрыть] и гривну, а мое собственное золото и коробочку золотую отказываю княгине моей с меньшими детьми. Из платьев моих назначаю: Симеону – шубу красную с жемчугом и шапку золотую; Ивану – желтую объяринную шубу с жемчугом и мантию с бармами[24]24
Род воротника с оплечьями.
[Закрыть]; Андрею – шубу соболью с наплечниками, низанными жемчугом, а две новые шубы с жемчугом – меньшим детям Марье и Федосье. Серебряные пояса и другие одежды мои раздать священникам, а сто рублей, оставленных мною у казначея, – по церквам. Тебе, Симеон, как старшему сыну, приказываю меньших братьев и княгиню с дочерьми: будь им по Боге главным защитником».
Вы видите, как невелико было богатство прежних государей наших; однако, довольствуясь и малым, они высоко ценили его. Вы можете заметить это по той точности, с которой сказано в духовной даже о кольцах. А мы как часто считаем за ничто не только кольца, но и вещи более драгоценные, которыми одаривают нас наши родители. Как часто мы готовы безрассудно отдать их за какую-нибудь безделицу, более блестящую! Поучимся же у старинных князей наших быть бережливыми и сохраним надолго все, что получили от людей, которых любим и уважаем! Ведь и Иоанн Калита получил от отца и деда почти все те вещи, которые отказывал детям своим.
Русские дети
1359–1362 годы
Мне не нужно говорить вам, читатели мои, что храбрость – врожденное качество русского народа. Много раз доказали это воины наши во все века и при всех государях, но, кроме того, бывали примеры в России, когда дети ходили в настоящие сражения и побеждали неприятелей с такою же славою, как и взрослые люди.
В 1359 году скончался великий князь Иоанн II Иоаннович, прозванный Кротким. У него осталось два сына: старший – Димитрий, о котором вы уже слышали, девяти лет, младший – Иоанн, семи лет, и еще племянник, сын его брата Андрея Иоанновича Владимир, шести лет. Этим трем малюткам Иоанн II отказал в такой же духовной, какую писал и дед их Иоанн Калита, свое наследственное Московское княжество со всеми принадлежавшими ему городами и деревнями, но ни одного из них не назначил великим князем, потому что это назначение зависело от татарского царя.
В это время в Орде происходили беспорядки, ссоры, убийства. Ханы беспрестанно сменялись, истребляя друг друга. Один из них – Темирхожа – был ханом только шесть дней, на седьмой татары взбунтовались; простой темник Мамай возглавил этот бунт, он убил Темирхожу и отдал ханство какому-то Авдулу, который во всем повиновался ему.
Но не все хотели иметь царем своим Авдула. Многие вельможи татарские остались в Сарае с ханом Мурутом, другие овладели болгарской землей, третьи – мордовской. Так Капчакское царство разделялось, ослабевало, готовясь к своему падению. Но это еще не скоро должно было случиться.
Во время таких беспорядков трудно было князьям русским узнать от ханов, кто будет великим князем после Иоанна II. Они почти все поехали в Орду, даже маленький Димитрий. Урус, бывший в то время царем, вздумал безо всякой особенной причины сделать великим князем Димитрия Константиновича Суздальского, сына ростовского князя, никакими достоинствами и делами не заслужившего столь важного отличия. Все русские удивились этому: все знали, что ни дед, ни отец Димитрия Константиновича никогда не были великими князьями, что этот титул принадлежал князьям московским.
Маленький Димитрий Иоаннович тоже удивился, обиделся и уехал из Орды с намерением непременно отнять у Димитрия Константиновича не принадлежавшее ему достоинство, заслужив его славными делами и победами.
Эта мысль твердо поселилась в уме смелого мальчика. Мать его великая княгиня Александра, митрополит Алексий и все верные бояре, любившие отечество и предвидевшие славу его от величия князей московских, поддержали маленького героя. Через два года он объявил себя великим князем и позвал Димитрия Константиновича, жившего во время своего княжения в прежней столице России – Владимире, на суд к хану. Это было, когда в Капчакской Орде царствовали несколько ханов, но русские почитали законным того, который жил в Сарае. Итак, бояре московские отправились к Муруту. Напуганный, притесненный мятежником Мамаем, Мурут обрадовался чести, какую оказали ему москвитяне, и согласился признать двенадцатилетнего Димитрия великим князем русским.
Но слабый хан Мурут не мог помочь войсками новому великому князю, и потому Димитрий Константинович не признал его суда и не выехал ни из Владимира, ни из Переяславля-Залесского. Тогда-то дети русские показали храбрость свою! Не только Димитрий, но и младший брат его Иоанн, и даже восьмилетний Владимир пошли вместе с полками московскими усмирять непокорного суздальского князя. Конечно, их не только благословил на этот поход, но даже и поехал вместе с ними митрополит Алексий, их окружали умные и храбрые воеводы, их защищали от опасностей все воины грудью своей, но все-таки нельзя не удивляться их смелости, нельзя не восхищаться их неустрашимостью, нельзя не гордиться всем нам, русским, что у наших государей бывают такие дети-герои! Димитрий Константинович, зная, что князь московский почти младенец, никак не ожидал, что москвитяне осмелятся идти против него. Он не приготовился к сражению и вынужден был бежать из Переяславля и уступить великокняжеский престол своему маленькому сопернику. Русские государи короновались тогда не в Москве, а в прежней столице – Владимире. Димитрий Иоаннович поехал туда, прожил там несколько дней после коронования и возвратился в Москву, не желая преследовать неприятеля, который остался княжить в своем наследственном уделе.
Так благодетельная для нас мысль Андрея Боголюбского, Иоанна Калиты и Симеона Гордого – мысль о том, чтобы всех удельных князей привести под власть одного государя, – сделалась и мыслью Димитрия. Мы скоро увидим, что Димитрий имел и другую славную цель всей своей жизни – он хотел освободить отечество свое от власти татар. Об этом вы прочитаете на следующих страницах.
Донское сражение, или Куликовская битва
1362–1380 годы
Много забот, трудов, беспокойств и огорчений ожидало Димитрия Иоанновича на великокняжеском престоле. Сначала ему пришлось несколько раз усмирять Димитрия Константиновича, который все еще стремился быть великим князем. Наконец, видя, что все старания его напрасны, он не только помирился с Димитрием Иоанновичем, но даже через пять лет отдал за него дочь свою Евдокию.
После мира с главным врагом Димитрий должен был утешать московских жителей в несчастьях, у них случившихся: прежде всего от большого пожара[25]25
Этот пожар называется в истории Всесвятским, потому что начался в церкви Всех Святых.
[Закрыть], истребившего почти всю Москву, потом от возвратившейся в нее черной смерти.
Но эти несчастья Москвы были не так важны, как те, которые навлек на нее гордый и честолюбивый тверской князь Михаил, сын Александра Михайловича. Он знал о намерении Димитрия привести удельных князей под свою власть и, думая больше о собственной выгоде, нежели о пользе отечества, решил противиться этому. К несчастью, у Михаила были для этого средства: знаменитый Ольгерд, князь литовский, наводивший в то время с братом своим Кестутием страх на всех соседей, был женат на сестре Михаила – тверской княжне Иулиании Александровне. При всякой своей неудаче в России Михаил уезжал к зятю в Литву и возвращался оттуда с войском литовским, которое не менее татарского разоряло отечество наше. Так, в 1368 году он пришел вместе с самим Ольгердом, который три дня грабил, жег, опустошал Москву. Великий князь, брат его Владимир Андреевич, митрополит Алексий и знатные бояре едва спаслись в Кремле[26]26
После Всесвятского пожара Димитрий, видя, что деревянные укрепления ненадежны, построил каменный Кремль и в нем-то спасся от Ольгерда.
[Закрыть]. Выходя из Москвы, Ольгерд хвастал тем, что русские долго не забудут его.
Впрочем, это нашествие литовцев не принесло никакой пользы Михаилу: Димитрий остался на великокняжеском престоле. Тогда тверской князь решил просить помощи у Мамая, который в это время был уже так силен, что соединил свою Волжскую Орду с Золотой, или Сарайской, и, сделав ханом Мамант-Салтана, повелевал им как хотел. Михаил Александрович умел угодить гордому татарину, и Мамай дал ему грамоту на Великое княжество и посла, чтобы возвести его на престол.
Но прошло то время, когда князья русские, не рассуждая, повиновались татарам: Михаил с ханской грамотой едва мог убежать от полков московских в Вильну (вы помните, что это была столица литовского князя). Старый Ольгерд ласково принял зятя и согласился идти с ним на русских.
Кремль во второй раз спас великого князя и все семейство его. Пока литовцы стояли перед этой крепостью, рассуждая, начинать ли приступ, брат Димитрия Владимир Андреевич и князь Пронский пришли с сильными полками из Перемышля и Рязани. Ольгерд, увидев, что со всех сторон его окружают русские, испугался и начал просить мира, уверяя, что вечно будет другом русских. Чтобы доказать свою искренность, он предложил выдать дочь свою Елену за умного и храброго князя Владимира Андреевича. Добрые предки наши поверили ему, княжна литовская сделалась русской княгиней, но ссоры с Ольгердом от того не уменьшились, и до самой смерти своей он разорял отечество наше в угоду зятю своему, который только в 1375 году был совершенно усмирен великим князем. В договорной грамоте Михаил поклялся при митрополите Алексии считать московского князя старшим и никогда не искать великокняжеского престола. Молодой Димитрий Иоаннович был так добр, что не только не отнял наследственного княжества у смертельного врага своего (чего он по справедливости заслуживал), но даже позволил ему называться великим князем тверским. Впрочем, одно это название без владимирского престола не было важно: так называли сами себя часто и разные другие князья, например рязанские и смоленские.
Войско русское почти не отдыхало во время княжения Димитрия: едва окончилась продолжительная война с тверским князем, как полки московские пошли в Камскую Болгарию. Великий князь беспрестанно думал о том, чтобы освободить отечество свое от власти татар. Камская Болгария тогда принадлежала им: этого довольно было, чтобы заставить Димитрия овладеть ею.
В то время она называлась уже не Камской, а Казанской Болгарией, потому что в ней был уже славный в истории нашей город Казань. Его основал один из татарских ханов по имени Саин[27]27
Саин был или сын Батыя Сартак, или сам Батый, которого татарские историки называют Сагином.
[Закрыть], который, идучи завоевывать Россию, был встречен тут многими русскими князьями. Боясь татар как огня, они пришли к ним с покорностью и принесли богатые дары. Саин сжалился над ними и не пошел в тот раз далее. Место ему понравилось, и Саин вздумал основать тут городок для того, чтобы татарские баскаки, посылаемые для сбора дани с русских, могли здесь отдыхать. Он населил этот городок болгарами, черемисами, вотяками, мордвою и назвал Казанью. Казань значит по-татарски «котел» или «золотое дно».
При Димитрии Иоанновиче Казань была уже не городком, а богатым городом. Жители его, думая испугать русское войско, посланное Димитрием, выехали навстречу ему на верблюдах. Но чего боятся русские? Они бросились на них так скоро и неустрашимо, что верблюды едва успели повернуться и побежать назад к городу. Два владетеля болгарских – Осан и Махмат-Салтан – покорились великому князю и дали ему 2 тысячи рублей, а на воинов его – 3 тысячи рублей и обязались и впредь быть данниками московского князя.
Димитрий очень досадил татарам покорением области, им принадлежавшей, но в 1378 году – еще более: он победил в Рязанской области, на берегах реки Вожи, сильное войско, посланное Мамаем, чтобы наказать дерзкого русского князя. Эта победа – первая, одержанная над татарами с 1224 года, – показала, что русские уже не те покорные рабы, какими были прежде. Мамай пожелал отомстить храброму Димитрию и, чтобы вернее сделать это, собрал войско из татар, половцев, турок, черкесов, ясов, жидов кавказских и армян. Но это войско показалось Мамаю еще недостаточным для усмирения русских: он пригласил на помощь литовского князя. Ольгерда уже не было на свете. Наследник – любимый сын его Ягайло – начал свое правление с того, что убил дядю Кестутия и принудил его сына, молодого Витовта, убежать в Пруссию. Не забудьте этого Витовта: он очень прославится впоследствии.
Мамай, прослышав о злых делах Ягайлы, подумал: «Это будет славный помощник мне!» И не ошибся. Литовский князь обрадовался его предложению, они условились совершенно разорить землю Русскую, сжечь все города, селения и церкви христианские. К этим двум безбожным врагам нашего отечества присоединился третий. Кажется, он был еще хуже их. Верно, вы согласитесь с этим, милые читатели, когда узнаете, что он был русский. Да, это был князь рязанский Олег! Жестокий, хитрый, лукавый, он умел скрывать свои пороки и оказывал всегда столько почтения и любви великому князю, что добрый Димитрий считал его истинным другом своим. И после этого Олег не постыдился изменить ему: сам предложил Мамаю и Ягайле свою помощь и согласился ждать на берегах Оки! Мамай обещал за это разделить между обоими союзниками завоеванное Великое княжество. Эта награда была с самого начала причиной измены Олега: он думал, что соединенные войска татарские и литовские совсем разорят русские княжества, и надеялся в это время не только сохранить свое, но даже увеличить его.
Пока бессовестный Олег рассуждал таким образом, пока Мамай и Ягайло мысленно уже считали звонкое золото русское, которым хотели обогатиться, Москва была в тревоге, но не от страха. Напротив того, все – от самых храбрых и неустрашимых воинов до молодых девушек и детей – оживлены были смелостью, все думали, что пришло время освобождения от власти татар, и как будто предчувствовали, что Бог, сжалясь над страданиями русских, наконец поможет им победить своих притеснителей. Пример в этом мужестве, в этой надежде подавал всем жителям московским их государь. Как только Димитрий узнал о намерении Мамая и Ягайлы, он разослал гонцов во все области Великого княжества с повелением собирать войско и вести его прямо в Москву. Через несколько дней целые города готовы были идти против неприятелей. Каждый день приходили в Москву новые полки под начальством князей или бояр. Это были князья ростовские, белозерские, ярославские со своими подданными; бояре владимирские, суздальские, переяславские, костромские, муромские, дмитровские, можайские, звенигородские, угличские, серпуховские. Все эти дружины составили многочисленное войско, которое готово было выступить в поход. Но Димитрий прежде хотел вместе с неразлучным другом своим и, после ранней кончины родного брата Иоанна, единственным братом и товарищем – князем Владимиром Андреевичем и со всеми главными воеводами съездить в уединенный Троицкий монастырь и там принять благословение игумена Сергия, о благочестии которого читатели уже слышали. Этот святой старец хотя уже давно отказался от мира, но пламенно любил свое отечество. Он обрадовался, неожиданно увидев храбрых защитников в тихом монастыре своем; обрадовался смирению, с которым они желали получить через него благословение Божие, потому что это предвещало им помощь небесную и победу. Он упросил великого князя отобедать в монастыре, окропил святою водою его и всех бывших с ним военачальников и отпустил с ними разделять опасности войны двух монахов – Александра Пересвета и Ослябю. Выезжая из Троицкого монастыря, Димитрий еще более надеялся на победу.
В церкви Михаила Архангела над гробницами предков своих, государей московских, великий князь еще раз помолился Богу и простился с супругой. Горько плакала она, отпуская друга своего на сражение с татарами. Невольно приходила ей в голову мысль обо всех князьях, уже убитых ими. Далеко за городские ворота провожали московские жители государя и войско его и только к вечеру возвратились в тихую столицу, где остались одни старики, женщины и дети.
В 94 верстах от Москвы, в городе Коломне, соединились с Димитрием два союзника его – сыновья Ольгерда, князья полоцкий и брянский, обиженные братом своим Ягайлом и поклявшиеся отомстить ему.
Здесь великий князь осмотрел все войско свое. Никогда еще не было оно так многочисленно: более 150 тысяч воинов конных и пеших стояло в рядах! Димитрий был спокоен и тверд, его огорчала только измена Олега, и огорчала не потому, что он боялся ее, а потому, что ему горестно было видеть изменника в прежнем друге. Между тем Олег страдал от измены своей гораздо более его: узнав, что великий князь не устрашился войны и уже перешел за Оку, в его собственную рязанскую землю, он не знал, что делать и к кому пристать, – боялся и Мамая, и Димитрия, раскаивался в измене и дрожал при одной мысли о том, что будет с ним впоследствии.
Мамай со всей ордой уже стоял за Доном и ждал Ягайлу. Войско наше подошло к этой реке. Князья и бояре долго рассуждали, переходить ее или ожидать татар здесь? Решено было перейти, чтобы не дать Мамаю соединиться с литовским князем, и на другой день поутру все войско русское уже стояло на другой стороне Дона, на берегах реки Непрядвы. Здесь Димитрий Иоаннович еще раз взглянул с высокого холма на многочисленные полки свои. Мысль, что, может быть, через несколько часов все эти храбрые воины погибнут под ударами жестоких татар, так тронула доброе сердце его, что он упал на колени и, глядя на золотой образ Спасителя, веявший на черном знамени великокняжеском, молился за народ свой. Потом объехал все полки, говорил с каждым из них, называл воинов милыми братьями, обещал им славу в здешнем мире и в будущем.
Это было 8 сентября 1380 года. В шестом часу дня войско наше дошло до поля Куликова, которое простиралось более чем на десять верст. Здесь русские увидели неприятелей. Татар было больше наших. Димитрий, несмотря на просьбы князей и бояр, которые умоляли его не подвергать опасности жизнь свою, сражался в передовом полку. Он первым ударил по врагу; место его было в рядах простых воинов. Три часа продолжалась страшная битва. Кровь лилась на всем обширном поле, но все еще нельзя было решить, кто останется победителем. В одном месте русские теснили татар, в другом – татары русских. Однако уже большие, или княжеские, знамена едва спасены были от рук Мамая; уже некоторые из полков московских хотели было бежать, как вдруг князь Владимир Андреевич, начальник засадного полка, выступил из рощи, которая скрывала его от всех, и неустрашимо бросился на татар. Это решило судьбу сражения: неприятели не могли уже противиться свежему войску и побежали. Мамай, увидев это бегство, вскричал с тоскою отчаяния: «Велик Бог христианский!» – и побежал за своими воинами. Русские гнали их до реки Мечи, убивали и топили без счета и взяли в добычу множество лошадей и верблюдов, навьюченных разными ценностями.
Радость и счастье победителей были неописуемы! Первого героя этого знаменитого в нашей истории дня – великого князя Димитрия Иоанновича назвали Донским, второго, князя Владимира Андреевича, – Храбрым. Они вместе со всеми оставшимися в живых князьями и боярами объезжали поле Куликово: много было убито русских, но вчетверо более татар; всего же, по уверению некоторых историков, было до 200 тысяч тел. Великий князь плакал над всеми ими и в знак благодарности приказал праздновать память их в Дмитриевскую субботу, которая бывает между 18-м и 26-м числами октября.
Ягайло в день Донского сражения был только в 30 верстах от Мамая и, узнав, чем оно окончилось, устрашился и побежал назад в Литву так скоро, что русские не могли догнать его. Так Димитрию удалось в один день избавить Россию от двух сильных неприятелей.
Известие о победе его восхитило не только жителей Москвы и областей Великого княжества, но и всех других княжеств. Народ везде встречал Донского с неизъяснимым восторгом, как освободителя отечества от жестокой власти варваров: все думали, что это освобождение уже исполнилось, что слава и счастье нашего отечества уже навсегда возобновились, что татары после Куликовской битвы никогда уже не осмелятся идти на русских.
