Текст книги "Три дня в Париже. Или как правильно отмечать день рождения"

Автор книги: Александра Гиллярова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Первый разговор об ожиданиях

Глядя через подмёрзшую непрозрачность окна в небесную даль, спрашиваю себя: а зачем же я путешествую? В мои без пяти минут сорок пять я имею хорошо оплачиваемую работу, двоих взрослых детей и отсутствие какого-либо контроля со стороны за моей личной жизнью. Я свободна и вполне привлекательна. И, как человек самодостаточный, знаю точно, что мне не нужно никому ничего доказывать.

К достопримечательностям отношусь более чем сдержанно. А поехала я ради приключений и впечатлений. И, конечно, ради любви. Но не той, что обычно описывают в романах. Я не мечтала найти свою вторую половинку. И в принципе не была готова к серьёзным (да и к несерьёзным) отношениям. Мне нравилось моё одиночество. Однако влюбиться всё же хотелось. И, забегая вперёд, могу сказать, что городу, в который я летела, удалось завоевать моё сердце.

Ну, вроде о себе я уже почти всё рассказала. Возраст, внешность, предпочтения, дети… Ах да, имя. Обожаю его. Спасибо маме, что меня назвали таким замечательным именем – Александра. Правда, сначала я была Ладой. Так хотел меня назвать папа сразу, как я родилась. Но мама возражала:

– Что это ещё за Лада? Ладушка-оладушка. Послушай, как красиво и многозвучно: Александра, Сашуля, Сашенька.

Представляю, как сейчас одобрительно кивают головами и счастливо улыбаются все Александры, соглашаясь с моей мамой.

В общем, папа сдался. Он не любил спорить, особенно с женщинами. Следовал французскому правилу: если женщина не права, попроси у неё прощения. Ещё думаю, что его переубедила музыкальность предложенного мамой имени. А папа был очень музыкальным. Кстати, благодаря своим родителям, жаждавшим дать своей дочери профессиональное музыкальное образование, я долгое время обучалась игре на фортепиано сначала в музыкальное школе, а затем в училище. И даже получила диплом по специальности «преподаватель фортепиано».

Однако после непродолжительного времени работы с детьми мне стало скучно. Тогда я решила, что выполнила долг перед родителями и пошла другим путем. Поступила на юридический. Успешно закончив университет, я начала получать опыт в разных сферах юридической деятельности. Где я только ни практиковала – даже оттрубила несколько лет на госслужбе, и наконец нашла для себя нечто среднее между «быть всем обязанной» и «иметь полную свободу действий», устроившись в частную юридическую фирму. Зарплата позволяет и авокадо с мидиями кушать, и в отпуск за границу ездить, когда начальник отпускает. А главное, что и сама работа мне нравится. Люблю я всем помогать. Даже незнакомым. Защищать несправедливо обиженных кем-то или обделённых. Бороться с системой правосудия в её теперешнем состоянии себе дороже, но так уж я устроена. Плыву против течения, глажу против шерсти, борюсь с ветряными мельницами с тазиком на голове вместо шлема. Конечно, до знаменитого носителя тазика (того самого испанского идальго, если ты понял, мой читатель, я про Дон Кихота) с его верным толстяком на осле я не дотягиваю, наверное потому, что столько книг про рыцарей не прочитала. Вот выйду на пенсию – и догоню. В общем, люблю ходить по судам с благородной целью постоять за того парня. Или девушку. А лучше – за обесцененного до уровня рубля пенсионера. Хотя, если честно, сама я никогда за себя просить в суд не пойду. Ни-ко-гда! По-моему, лучше в морду дать обидчику или простить и отпустить, чем таскаться по судам. Но за других – это моя работа.

Теперь о том, почему я считаю себя привлекательной. Ну, во-первых, я не выгляжу на свой возраст. И это без ложности скромности. Больше тридцати пяти мне не дают. При этом я редко крашусь и часто улыбаюсь. Ведь улыбка всегда обезоруживает. А в комплекте с приятными чертами лица вообще способна победить любое зло. Милое личико мне досталось от моих красивых родителей. Плюс открытый взгляд ярко-карих глаз и живая мимика, которые (конечно же, в нерабочее время) отражают мои плохо скрываемые эмоции. По большей своей части они положительные и в меньшей степени – те, которые нежелательно показывать. Я стараюсь этого не делать, а потому считаю, что моя особа не приносит вреда окружающим людям. К тому же миролюбивый характер не позволяет мне участвовать в конфликтах. Я умею сглаживать любые неровности. В общем, как поют чайфы, «она мила и молода не вдруг, она была такой всегда…»44
  Отсылка к первым строкам песни «Она мила» группы «Чайф» из альбома 2001 года «Время не ждёт».


[Закрыть] Ух, как я себя люблю, оказывается!

К этому добавлю, что я истинный холерик и творческая личность, склонная к гиперболизации. В детстве это проявлялось в выдумывании событий и историй, сдобренных откровенным враньем или легкой фантазией. Первое использовалось с целью прикрыть какие-то мелкие пакости и неблагородные поступки, вторая – заинтересовать слушателя. Со временем необходимость обращаться к вранью в повседневной жизни полностью отпала. Я выросла, стала смотреть на многие вещи более практично и научилась отвечать за свои поступки. Однако до сих пор, как многие женщины, люблю приукрашивать, расширяя масштаб некоторых фактов и событий.

Ещё я не люблю планировать. Чаще всего надеюсь на случай, то есть на любимый русский авось. Однако даже непродолжительное пребывание в роли государственного служащего внесло в мой беспорядочный образ жизни свои коррективы. Мне пришлось научиться вести рабочий ежедневник, а также сдерживать и удалять мешающие службе излишки эмоций. Именно эти приобретённые навыки помогают мне в подготовке к путешествиям.

Я обожаю дорогу и новые места. Могу часами гонять по городу за рулём своей любимой «Тойоты», выезжая за его пределы в свободное от работы время и открывая для себя какие-нибудь новые окрестности-интересности. В любой момент готова лететь, ехать, идти или, если надо, плыть. Неважно куда, главное, чтобы была приятная компания или просто желание и время. Вокруг столько всего интересного, а новые места можно найти прямо за собственным домом.

В общем, на работе я деловая и упорядоченная, в остальное же время – романтик: радуюсь жизни и плыву по её течению. Именно поэтому, как говорят мне некоторые, я плохой друг. Например, могу отказаться от запланированной заранее, причём по собственному желанию, встречи или мероприятия, а иногда и просто не явиться только по причине того, что пропал интерес осуществлять задуманное. Вот такая я противоречивая личность. Впрочем, у меня есть свои принципы и чувство ответственности. И если спланированное событие с моим появлением в назначенной точке является для кого-то судьбоносным, я не подведу несмотря ни на что.

Ну всё, хватит о себе. Вернемся к поездке. Итак, мой читатель, как ты уже понял, я летела в Париж. В город мечты, любви, желаний. Но не только ради того, чтобы провести очередной отпуск. Основная цель путешествия для меня была несколько иной.

Какое-то время после взлёта я и мои попутчицы молчали, погрузившись в свои мысли и фантазии. Однако чем меньше становилось расстояние до точки приземления, тем больше нас одолевало чувство приятного беспокойства. Да и долгая дорога всё же требовала общения. Вскоре между нами завязалась беседа на тему ожиданий и реальности в путешествиях.

– Ну согласись, что результат любого действия или события может быть далёк от ожиданий? – спросила я соседку слева после её небольшого монолога о том, чего стоит ждать от поездки.

– Неоправданные надежды, несбывшиеся мечты… – не реагируя на мой вопрос, протянула она, всё ещё глядя в журнал. – Лучше ничего не ждать.

Интонации её были спокойны, в то время как я, находясь в сильном дорожном волнении, говорила с некоторой нетерпеливостью и даже нервозностью. Буквально несколько секунд назад я пыталась описать, насколько наши представления о любом путешествии отличаются от реально получаемых во время него впечатлений.

– Я тебе больше скажу. Они никогда не совпадают. И это не про путешествия, – после некоторой паузы последовал наконец невозмутимый и уверенный ответ. – Это про опыт.

– Соглашусь. Предвидеть и предугадать, что будет, невозможно. Это что-то из серии «неисповедимы пути», – произнося эти слова, я сложила руки, словно в молитве, закатив глаза к небу. И тут же улыбнулась каламбурности ситуации, потому как в небе и находилась.

– Ну, кое-что вполне даже возможно. Хотя зачем?

Моя собеседница внимательно смотрела на свои ноги в проходе, продолжая думать о чём-то своём. Такая бессвязная, казалось бы, речь. Но я уже знала, что это лишь начало высказывания. И вообще она часто сокращала фразы до минимума. Как будто специально не договаривала, чтобы собеседник додумывал и разгадывал ребусы, ища свой собственный смысл в предложенном ею наборе слов. Это своеобразная манера оставаться закрытой даже в процессе коммуникации. Понять такого человека и правда не каждый способен. В начале нашего общения и мне было сложно уловить в потоке бессвязных на первый взгляд слов суть сказанного. Однако по прошествии времени я поняла, что она и тут не заморачивалась, произнося только действительно нужные слова. Ключевые. И постепенно я привыкла к такой манере выдавать информацию, и пропуски слов в речи уже не мешали. Это как заниматься аудированием в первые годы изучения иностранного языка. Вроде слышишь что-то знакомое. И понимаешь суть сказанного некими образами, улавливая смысл по нескольким словам, вырванным твоим слухом из контекста. После некоторой паузы, как я и думала, последовало продолжение:

– Любая поездка – это выход. Из закрытого. Ты там долго был. Где тепло и комфортно. А тут тебе не там. И приключения. И нас они тоже ждут. И улочки, и домички с балкончиками, мансардочками всякими там. И кофачка по утрам с их французским сыром. И с плесенью. Тырым-тым-тым.

Детский задор, с каким пропела моя собеседница своё «тырым», вызвал непроизвольную улыбку даже у некоторых сидевших рядом пассажиров. Такие короткие монологи с непредсказуемой концовкой и эмоциональными качелями были ещё одной изюминкой в поведении этой взрослой дамы, имеющей два высших образования и соответствующий им коэффициент интеллекта. Выпустив на волю эмоцию, она будто освободилась от чего-то лишнего и тут же продолжила спокойным уверенным тоном, словно приняла важное решение:

– Каждое приключение – это всегда что-то новое… да. С этим не поспоришь. Именно новое.

– Безусловно, – подхватила я тоном выступающего на научных дебатах, передразнивая ту серьёзность, с которой моя собеседница произнесла последнюю фразу. Затем поправила на носу несуществующие очки и продолжила: – Но и не только. Пожалуй, кроме интересных событий, коллега, а заодно и познаний, каждое путешествие даёт нам возможность пройти определённые уроки судьбы.

Произнося эти слова, я и не догадывалась, что высшие силы уже составляли для меня расписание таких уроков на ближайшие дни.

Надо сказать, что моя актёрская игра с подражанием голосу и мимике некоего профессора каких-то там наук произвела впечатление на мою коллегу. Она хихикнула и наконец-то развернулась ко мне лицом. В этот момент я заметила, что наш разговор привлёк внимание дочери. Та с интересом слушала нас обеих, однако включаться в разговор не торопилась.

– Уроки судьбы – это сильно сказано, – прозвучало слева от меня с нотками сомнения, – Путешествия меняют. Согласна. Потом, и отношение с окружающим. Оно уже не такое, как «до».

Это было сказано скорее утвердительно. Отчего стало понятно, что моё видение вопроса не поддерживается.

– Ну… что-то в этом роде. Хотя не совсем это я имела в виду.

– Ты что-то ещё и другое имела в виду?

А это уже был сарказм. Заданный таким тоном вопрос не требовал ни ответа, ни объяснений. Этим моя собеседница хотела сказать: «По-моему, достаточно того, что сказала я!» Однако такое высказывание не было формой категоричного или окончательного суждения. Скорее, это был вызов. И во мне закипело желание оправдаться, вернее, аргументировать свой довод. Набрав в лёгкие побольше воздуха, я пустилась по волнам рассуждений:

– Я думаю, нам всем известно, что любое новое знание расширяет границы человеческих возможностей. Оно даёт пищу для рождения неожиданных идей и открывает иные дороги следования судьбе.

– А путешествие – это всегда новое знание! – подхватила линию моих разглагольствований дочь, чем весьма удивила мою подругу.

– Именно! – воскликнула я, обретя родственную поддержку. – В путешествии мы получаем разнообразие чувств и впечатлений, бросаясь в водоворот межличностных и межнациональных отношений. При этом мы не только открываем для себя богатство мира, но и видим свои слабости. Страхи. Тем самым мы познаем и самих себя. Вот и получается, что путешествие – это не только познание мира и знакомство с иными формами человеческой жизни на планете Земля, но и принятие себя в этом скромном уголке вселенной, как части всего сущего.

Обалдев от собственного слога изложения, я перевела дух, чтобы вновь продолжить свою интеллектуальную атаку, но коллега загасила мой пыл скептическим вопросом:

– Ну и что ты такого другого сейчас сказала? Другие слова?

Мне хотелось добавить, что не каждый способен осознать ценность преподнесённых судьбой уроков и полученного багажа знаний. Но тут я поняла, что моё длинное рассуждение утомило её. Потеряв интерес к теме, она внимательно разглядывала что-то в проходе между рядами. И хотя дочь меня по-прежнему слушала, я решила закончить разговор.

Так до конца полёта мы больше ни о чём серьёзном не говорили. И всё же, обмениваясь незначительными фразами, находились в предвкушении чего-то необычного. И, конечно, тогда мы ещё не догадывались о том, что после этой поездки одна из нас навсегда влюбится во Францию и будет мечтать о возвращении туда, другая, потеряв нечто ценное, научится просить о помощи, а третья надолго решит стать благодарным и очень полезным попутчиком в последующих совместных путешествиях. Но этому всему ещё только суждено было случиться в ближайшие пять дней. А пока мы просто летели в Париж!

Русские не сдаются

Надо отметить, что дорога до города мечты проходила в комфортной обстановке просторного авиалайнера. В его пассажирской части, кроме нас, в предвкушении парижских красот находилось ещё не менее ста человек. Согласно информации из «окей, гугл», самолёт такого типа вмещает 185 пассажиров. И большинство из них, судя по поведению, выражению лиц, ну и, естественно, лингвистическому признаку, были наши сограждане. Особенно это стало заметно, когда шасси самолёта коснулись посадочной полосы. Тут же по всему салону раздался ритмичный лязг расстёгивающихся ремней, и все «наши» незамедлительно повскакали с мест. На просьбы неожиданно привлекательных немок-бортпроводниц «не отстёгивать ремни безопасности и не вставать с мест до полной остановки самолёта», высказанные неоднократно и для большей убедительности – на трёх языках, почти никто из поднявшихся не отреагировал. Русский народ никогда не сдавался. Тем более немцам. Это заложено в нас каким-то геном. Словно все мы – военнопленные, которые давно планировали общий побег. И вот-вот наступит время «Ч». Откроются ворота летающего лагеря, и для того, чтобы проскользнуть наружу, будет всего несколько секунд, после чего либо двери закроют и самолёт взорвётся, либо прозвучат слова «хенде хох!» – и всё, гейм овер. Представив эту картину, я почти во весь голос рассмеялась, чем ещё больше возмутила непокой окружающих.

Мне не хотелось привлекать к себе внимание. Поэтому я взяла себя в руки, оставила на лице лишь дурацкую улыбку, сменила тон и уже с возмущением продолжила:

– Что же это такое с нами происходит? Ведь это в каждом самолёте, любой авиакомпании, независимо от страны прибытия. Куда мы торопимся?

– Люди в страхе. Ведь они «не успеть собрать вещи», – проговорила с акцентом дочь, высказывая тем самым свою аналогичную непримиримость с увиденным.

Это так точно отражало мои мысли, что я снова не удержалась и захихикала. Но уже более сдержанно. Однако опять неприятно удивила собирающихся к выходу. С разных сторон на меня посмотрели так, как будто я своим безудержным весельем могла сорвать весь план их общего побега.

– Совдепия, – повесила ярлык на моих выдуманных военнопленных коллега. – Это привычка стоять в очереди, даже к выходу.

– Да уж… – я не могла не согласиться. – Каждый раз удивляюсь нежеланию русского человека подчиняться каким-то там правилам. Особенно когда за нарушение нет наказания. Вот здесь, в самолёте, какие могут быть последствия? Ну, зыркнет стюардесса на тебя как на быдло, и всё.

Я понимала, что просто ворчу. Но дочь меня поддерживала.

– Ну да. Зато ты молодец – быстрее всех собрался, раскидав на полке чужие сумки. Вон те двое, рядом с нами. Во время полёта были такими важными. До туалета шли прогулочным шагом. Со стюардессами свысока. А сейчас, как школьники, в ускоренном режиме напяливают на себя верхнюю одежду.

– А-ха, на горку торопятся, там их пацаны ждут.

Мы с дочерью прыснули, а я тут же представила себе диалог двух обсуждаемых мужчин в воображаемой ситуации:

– Слышь, Михалыч, чего ты копаешься! Там Ванька с Серёгой ждут уже сто лет. Бери скорее ледянки, полетели, – недовольно подгоняет мужичок в бейсболке толстяка в серой футболке. Его наетые на бабушкиных (в нашем представлении, а на самом деле, скорее всего, на тёщиных) борщах щёки раскраснелись от торопливости движений. А рука, как назло, всё никак не попадает в рукав толстовки.

– Да в рукаве чёй-то застряло.

Михалыч пыхтит и очень старается. А его друг, уже давно одетый, не может вытолкать его в проход и возмущённо шипит:

– Вот скажу Светке, что ты копуша, не будет она брать у тебя ледянки.

Эти слова оказывают нужное действие на раскрасневшегося Михалыча, и рука быстро проскальзывает в противный рукав.

Насмеявшись с дочерью над этими двумя ничего не подозревавшими взрослыми пацанами, я стала оглядывать других пассажиров. И, к своему приятному удивлению, заметила, что кроме нас троих в салоне есть ещё несколько готовых быть расстрелянными, но сохранить чувство собственного достоинства. Проявляя солидарность, мы терпеливо сидели в своих креслах в ожидании, пока «все молодцы», наступая друг другу на пятки, наконец покинут самолёт. И вот, проведя почти четыре часа в воздушном пространстве, пережив неимоверное количество разнообразных душевных волнений от «куда ты, тропинка, меня привела» до «наконец-то можем себе позволить», с улыбками удовлетворения мы вышли из самолёта и через несколько минут попали в сказочный зал аэропорта Шарль-де-Голль.

Место прибытия

Сказать, что это один из самых крупных аэропортов Европы, значит не сказать ничего. И те несколько минут первых впечатлений невозможно забыть.

Вот ты выходишь из самолета в предвкушении. Идёшь по рукаву и смотришь вперед с нетерпением. Взгляд словно пытается пробиться сквозь баррикады стен и дверей. А твои притихшие на мгновение эмоции напряжены в ожидании впечатлений от ещё неведомых творений человечества. Но вот ты открываешь дверь в новый мир и, не успевая опомниться, вливаешься в поток, двигающийся параллельно твоей вселенной. Нижняя часть тела отделена от верхней, ноги выполняют двигательную функцию машинально. Сердце бешено стучит от кричащих внутри тебя и захлебывающихся от восторга фраз, вот-вот готовых вырваться наружу. Но по непонятной для тебя причине ни говорить, ни даже шептать ты ещё не можешь. Хотя рот для этой цели уже открыт. Глаза поедают богатый всевозможными деталями футуристического дизайна интерьер залов, разнообразие лиц и стилей одежды, выделяя из толпы настоящих (то есть таких, какими ты их себе и представлял) парижан в форме сотрудников аэропорта. В твоём бушующем от переизбытка чувств мозгу бултыхается только одна фраза – «Я в Париже!». Пестрая лента людей, выстроенных впереди тебя на пешеходном эскалаторе, в конце внезапно рассыпается на единичные неровно отрезанные части. И вот ты становишься одной из хаотично двигающихся частиц общего теплового потока. Вся картина напоминает кадры из фантастического фильма, название которого ты, конечно, не помнишь. Тебя окружают стеклянные галереи, невероятных размеров растения, гомон незнакомых слов на десятках языков мира. Твоя роль землянина, прибывшего на другую планету, – она без слов и заключается только в том, чтобы смотреть и восхищаться. И вот где-то кричат «стоп, снято», и ты можешь расслабиться. Но получается не сразу. Слишком ты вошёл в свою роль и пока не понимаешь, где ты и кто тебе скомандовал.

– Девочки, мы в Париже, что ли? – я услышала свой собственный голос. Это были те самые мысли. Они таки смогли вырваться.

Внешнее зрение вернулось, и сознание вроде тоже.

– Ну что. Приветствую нас. Все эти прелести хоть и поверхностно, но, я бы сказала, впечатляют.

Странный спич моей старшей спутницы окончательно привел меня в чувство. И я уже более осознанно огляделась.

Нас окружал целый город с длинными улицами-переходами из одного сектора в другой, огромными стеклянными фасадами залов ожиданий, всевозможными видами услуг и удобным сервисом. Эдакое цивилизованное, грандиозное, не по-российски комфортно инфраструктурированное место встречи гостей и жителей столицы по типу «всё для людей». Если ты, мой читатель, бывал в поездках, то согласишься, что, приезжая в незнакомый населённый пункт, мы начинаем его познавать с того момента, когда попадаем на территорию автобусной станции, вокзала, аэропорта. И посему место прибытия – это одна из самых первых и главных достопримечательностей любого города, тем более страны. Архитектура, дизайн внутренних помещений, качество инфраструктуры, подача информации, вид внешней территории перед зданием вокзала – всё это для путешествующих говорит о том, как к ним здесь относятся. Степень гостеприимства в главном аэропорту Франции весьма высокая. Вместе с тем Шарль-де-Голь настолько огромен, что в нём можно и заблудиться с непривычки.

Рассматривая всякие вывески и таблички с информацией, вглядываясь в лица, я умирала от любопытства, задаваясь вопросом, какие же приключения нас ждут в городе любви. Кстати, как потом выяснилось, начались эти приключения уже в аэропорту.

Итак, после длинного перехода внутри терминала прибытия мы стояли посреди огромного зала с зеркально вымытыми полами и пока ещё находились в состоянии «кто мы, где мы». Возврат в действительность произошёл по команде:

– Чего зависли? Идём искать стойку информцентра.

Здравый разум моей подруги мгновенно привел нас в чувство, и мы ринулись к заветной табличке с буквой «i». Там нам предстояло приобрести проездные абонементы, которые в дальнейшем должны были стать входными билетами не только в волшебный подземный мир парижского метро, но и в любые другие средства передвижения, коими богат город и его окрестности. Для этого нужны были наличные. И таковые на тот момент имелись только у меня. Я достала из чемодана свой любимый синий аксессуар для хранения денежных средств и расплатилась красивой хрустящей евросотней за три транспортные карты «Пари Визит». Пока я складывала монетки со сдачей в специально отведенное для этого отделение портмоне, дочь забрала из моих рук проездные.

– Мам, а что обозначают все эти цифры?

– Здесь указаны зоны, на которые распространяется действие этих карт. Мы взяли с первой по пятую. Будем кататься по всему городу, а также по его окрестностям.

– И в Диснейленд?

– И в аэропорт, – утвердительно кивнула третья из нас.

Осчастливленные первой покупкой, мы смело двинулись вперёд, следуя заботливо установленным повсюду указателям. Нашей целью был остановочный пункт, откуда мы должны были отправиться в первую наземную поездку на неизвестном нам доселе транспорте под названием RER (кстати оказалось, что это обыкновенная электричка). Путь до перрона был весьма замысловатым. Прибыв наконец-то на станцию, мы вздохнули с облегчением. Но, как вскоре выяснилось, расслабились мы рановато. Дальше всё было сложнее, чем мы предполагали. На перроне стояло множество поездов одинакового цвета, без табличек с номерами, которые мы привыкли видеть, например, на автобусах. Каких-либо опознавательных знаков, определяющих направление движения, табличек или надписей вроде «Аэропорт – центр Парижа» снаружи вагонов мы тоже не обнаружили. Поэтому разобраться, в какой же из них нам требуется сесть, чтобы уехать в правильном направлении, мы не могли.

Чтобы хоть как-то определиться, мы решили воспользоваться примитивным способом общения по типу «вопрос-ответ».

Ближе всех к нам оказалась молодая африканка с цветными дредами, обвивавшими голову, как кусок ткани. Её спокойный и даже скучающий вид выдавал в ней человека, которому привычно всё, что происходит вокруг.

– Как думаете, она местная? – спросила я с сомнением попутчиц.

– Судя по её поведению, а так же учитывая, что в Париже есть целый африканский квартал… – моя коллега не стала договаривать.

Этого было достаточно, чтобы мы все поверили в принадлежность этой темнокожей дивы к аборигенам.

– Excuse me! – обратилась к ней с улыбкой моя дочь, – Do you speak English? Can you help us, please?55
  «Простите меня! Вы говорите по-английски? Можете нам помочь?» (англ.).


[Закрыть]

Девушка как-то странно посмотрела на нас и молча пожала плечами.

– Она меня не поняла? – дочь была в недоумении.

– Думаю, поняла, – спокойно ответила стоявшая чуть в стороне наша третья попутчица.

– Тогда что не так?

– Может, она, как все жители Франции, очень любит свой язык и не особо дружелюбна к английскому?

Готовясь к этой поездке, я как обычно пролистала несколько сайтов и посмотрела видео от разных блогеров. Поэтому некоторые национальные особенности французской культуры общения были мне известны со слов тех знатоков, что рассказывают о путешествиях для таких, как мы.

– Странно. А почему? – Дочь явно была не в курсе.

– А надо историю знать, – этими словами моя подруга выразила свой неподдельный интерес к поиску решения нашей общей проблемы передвижения.

Хотя с виду казалось, что она просто изучала окружающее пространство, а на нас смотрела словно со стороны.

– А что там с историей? – заинтересовалась дочь. – Впрочем, я догадываюсь. Многочисленные войны Франции и Англии?

– Многочисленные? Откройте страницу в Википедии, и вы обалдеете от длины списка с датами. Начиная со II века они воевали с такой частотой и регулярностью, будто это было традицией.

– Прикольно!.. Ого, – протянула изумлённо дочь, глядя в смартфон, где, видимо, открыла упомянутую страничку Википедии. – И правда, список длинный, аж до XIX века. Похоже они просто привыкли воевать.

– Ну и откуда же у французов будет любовь к английскому?

– А как же их совместная победа во Второй мировой? – Не то чтобы мне была интересна тема противостояния двух европейских народов, но своё умное слово хотелось вставить.

– Я думаю, одно проведённое общими усилиями мероприятие не растопило лёд многовекового противостояния.

Оглядываясь по сторонам, я прямо ощутила напряжение в воздухе, накопленное вековыми военными действиями. Наша начитанная дама подвела итог:

– Делаем выводы. Мы должны уважать традиции народа и его язык.

– Дочуня, вперёд! Практикуй свой французский.

– Ой, не знаю. Смогу ли я задать правильно вопрос.

– А ты скажи пару слов. Бонжур, эскюзимуа, мол, не могли бы мы пообщаться на английском. Наверняка найдётся кто-то из парижан, кто достаточно владеет этим враждебным для них языком.

Вооружившись нужной информацией и программой-переводчиком, дочь несмело двинулась навстречу языковой неизвестности. Однако через некоторое время стало понятно, что разработанный нами способ получения информации не слишком эффективен – и это несмотря на особое внимание к изучению межнациональных проблем и лингвистические познания дочери. То ли этих познаний было недостаточно, то ли нам не попались знающие люди, но никто из вопрошаемых вразумительно (то есть так, чтобы мы поняли) не смог нам ответить, какая из стоящих на перроне RERок наша. И, как все здравомыслящие туристы, мы пошли логическим путём. То есть самостоятельно. Зашли в одну электричку, затем в другую. Изучили и там и там имеющиеся схемы движения маршрута. Затем обсудили всю полученную информацию, сверили её с Google Maps и наконец-то сели в нужный поезд. И вот, после всех предпринятых поисков и усилий, мы с облегчением и весёлыми улыбками ехали в новую неизвестность, смеясь и болтая о пережитых событиях, изучая окружающих нас людей и бессовестно их обсуждая с уверенностью, что русскую речь здесь никто не понимает.