Текст книги "Мистики и маги Тибета"

Автор книги: Александра Давид-Ниэль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 18 страниц)

Привожу несколько примеров, засвидетельствованных, кроме меня, и другими очевидцами.

1. Один служивший у меня юноша отпросился навестить родителей. Я отпустила его на три недели. По истечении этого срока он должен был купить для нас припасы и нанять носильщиков для доставки грузов через перевалы. Молодой человек загостился у родственников, и о нем ничего не было слышно около двух месяцев. Я начала бояться, что он не вернется. Как-то ночью я увидела его во сне. Он мне приснился в необычном для него костюме и с европейской шляпой на голове. Такой шляпы я у него никогда прежде не видела. На следующее утро один из слуг прибежал за мной с криком: "Уангдю идет! Я его сразу узнал!" Такое совпадение показалось мне любопытным. Я вышла из палатки посмотреть на Уангдю. Мы стояли на возвышенности над равниной, и я очень отчетливо увидела внизу на дороге Уангдю. Он был одет совсем как в моем сне и поднимался один по тропе, петляющей зигзагами по горному склону. Я заметила вслух, что у Уангдю нет никакой поклажи, и стоявший рядом слуга ответил: "Он, должно быть, обогнал носильщиков". Кроме нас, Уангдю видели еще двое из наших людей. Мы продолжали наблюдение за приближающимся юношей. Он уже дошел до стоявшего у тропы маленького "шортена". Высота этого шортена на фундаменте в форме куба со сторонами около восьмидесяти сантиметре", вместе с верхней его частью и шпилем не превышала двух метров. Он был сплошной кладки, наполовину из камня, наполовину из глины, и в нем не было ни одного углубления. Молодой человек прошел за шортен и больше не появлялся.

В этом месте, кроме одиноко стоявшего шортена, не было ни деревьев, ни домов, ни холмов. Сначала мы – слуга и я – предположили, что Уангдю присел отдохнуть в тени маленького памятника, но ничего не обнаружили. По моему распоряжению двое из наших людей пошли разыскивать Уангдю. Я следила за ними в бинокль. Они тоже никого не нашли.

В тот же день, к пяти часам пополудни, Уангдю появился в долине во главе маленького каравана. Он щеголял в знакомых мне шляпе и платье. Я их уже видела на нем – сперва во сне, потом в утреннем мираже. Ничего не рассказывая прибывшим, не дав им опомниться и поболтать со слугами, я принялась расспрашивать носильщиков и самого Уангдю. Из их ответов явствовало, что они все вместе ночевали слишком далеко от нашего лагеря, чтобы кто-нибудь из них мог дойти до него рано утром. Кроме того, Уангдю все время не отходил от каравана ни на шаг. В течение нескольких недель сразу после происшествия у меня была возможность проверить правильность этих показаний у крестьян селений, где Уангдю с носильщиками останавливались в пути, и убедилась, что люди сказали правду, и Уангдю ни разу от каравана не отлучался.

2. Как-то днем меня посетил один тибетский художник, с увлечением писавший ужасных тибетских богов и усердно им поклонявшийся. За художником я разглядела немного туманный силуэт по одного из его фантастических персонажей, так часто фигурирующих на его полотнах.

Я была так поражена, что невольно сделала резкое движение, и художник направился ко мне, без сомнения, с намерением спросить, что со мной случилось. Я отметила, что призрак за ним не последовал. Быстро отстранив моего гостя, вытянула руку и сделала несколько шагов к призраку. Я ощутила прикосновение к чему-то неплотному, уступающему нажатию. Призрак рассеялся.

В ответ на мои вопросы художник признался, что он уже несколько недель вызывал виденное мной существо, а в тот день долго работал над изображавшей его картиной. Словом, все его мысли были сосредоточены на божестве, которое он мечтал изобразить. Сам тибетец призрака не видел.

3. Третий случай принадлежит, по-видимому, к произвольно вызываемым явлениям.

В то время мой лагерь был разбит недалеко от Пунаритед в Кхаме. Однажды днем я разговаривала с поваром в хижине, служившей нам кухней. Юноша попросил выдать ему провизию. Я сказала: "Идем ко мне в палатку, там ты возьмешь из ящика все, что тебе нужно". Мы вышли. Подходя к палатке, полы который были откинуты, мы оба вдруг увидели сидевшего за моим столом на складном стуле главного ламу рите. Мы не удивились – этот лама навещал меня довольно часто. Повар тотчас же сказал: "К вам пришел "римпотше". Мне нужно вернуться приготовить для него чай, провизию я возьму потом. – Хорошо, приготовь поскорее чай, – ответила я. Слуга ушел, а я поспешила к палатке. За несколько шагов до нее мне показалось, будто перед палаткой клубится и медленно от нее удаляется пелена прозрачного тумана. Лама исчез. Очень скоро вернулся слуга с чаем. Не застав ламу, он очень удивился. Не желая пугать его, я объяснила – "римпотше" нужно было только сказать мне два слова. Он занят и не мог остаться дольше. – Я не преминула рассказать об этом происшествии самому ламе, но он только ехидно захихикал и не захотел ничего мне объяснить.

Создание призрака "йидам", описанное в предыдущей главе, преследует две цели: цель возвышенную, заключающуюся в преподании ученику истины, что помимо созданий его собственной фантазии, никаких богов не существует, и цель корыстную – обеспечить себе могущественного покровителя. Каким образом призрак может охранять своего создателя? Он делает это, появляясь вместо него в разных местах. Это практикуется часто. Каждое утро имеющий соответствующее посвящение лама принимает облик бога-хранителя (при желании он может превращаться в кого угодно). При этом считается, что враждебные ему существа видят в нем тогда не человека, но устрашающего вида божество, и спасаются от него бегством. Все это совсем не значит, что ламы, очень серьезно совершающие каждое утро церемонию внешнего превращения в своего бога (йидам), могли бы продемонстрировать себя в этом состоянии. Не знаю, удается ли им провести демонов, но вполне очевидно, что для людей никаких иллюзий они создать не могут. Тем не менее, я слышала, что некоторые ламы внезапно появлялись в образе того или иного представителя тибетского пантеона.

Что касается магов, то они видят в создании "тульпа" (призраков) только средство обеспечить себе послушное орудие для выполнения всех желаний. В их случае призрак не обязательно является богом-хранителем, но может быть каким угодно существом и даже пригодным для служения их воле неодушевленным предметом.

По словам тибетских оккультистов, призрак, получив достаточно устойчивую форму, стремится освободиться из-под опеки мага. Иллюзия превращается в непокорное детище, и между колдуном и его творением завязывается борьба. Исход этой борьбы порой бывает трагическим для мага. Приводят также примеры, когда посланный с поручением призрак совсем не возвращается и продолжает скитаться в форме пол у бездумной, полусознательной марионетки. В других случаях трагедии бывают следствием процесса ликвидации материализованного призрака. Маг старается уничтожить свое создание, но последнее не желает расставаться с дарованной ему жизнью и защищается. Являются ли все эти страшные истории о бунтующих материализованных призраках только вымыслом, игрой воображения? Возможно. Я ни за что не ручаюсь. Я просто пересказываю то, что слышала от людей, при других обстоятельствах, казавшихся мне достойными доверия; но и сами они могли заблуждаться.

Что же касается возможности создать и оживить призрак – в ней я не могу сомневаться, она вполне реальна.

По привычке ничего не принимать на веру, я решила тоже попытаться произвести опыт материализации. Чтобы не подпасть под влияние внушительных образов ламаистских божеств, всегда бывших у меня на глазах, так как их живописными и скульптурными изображениями я обычно себя окружала, я выбрала для материализации незначительную личность – приземистого дородного ламу бесхитростного и веселого нрава. Через несколько месяцев добряк был создан. Мало-помалу он "закрепился" и превратился в нечто вроде незваного гостя. Он совсем не ждал моего мысленного приглашения и являлся, когда мне было совсем не до него. В основном, иллюзия была зрительной, но как-то я почувствовала задевший меня мимоходом рукав платья и ощутила тяжесть его руки на своем плече. В это время я не жила в затворничестве, каждый день ездила верхом и, по обыкновению, пользовалась отличным здоровьем. Постепенно я стала замечать в моем ламе какую-то перемену. Черты лица, которыми я его наделила, изменились. Его толстощекая физиономия похудела и приняла хитроватое и злое выражение. Он становился все назойливее. Одним словом, лама ускользал из-под моей власти. В один прекрасный день пастух, приносивший нам масло, увидел мой призрак и принял его за самого настоящего ламу во плоти. Может быть, мне следовало бы представить это явление его естественному развитию, но мой необычный компаньон начинал действовать мне на нервы. Его присутствие превратилось для меня в настоящий кошмар. Я уже начинала терять контроль над ним и решила рассеять иллюзию. Мне удалось это только после полугода отчаянных усилий. Моему ламе жилось в это время не очень-то весело.

Нет ничего необычного в умении вызвать галлюцинацию произвольно. Самое интересное в этих случаях "материализации" то, что и другие видят созданный вашим воображением образ. Тибетцы объясняют это явление по-разному. Одни верят в реальность созданной материальной формы, другие видят в этом явлении только акт внушения – мысль создателя призрака непроизвольно воздействует на окружающих, заставляя их видеть то, что он видит сам. Несмотря на изобретательность тибетцев в их стараниях найти всем "чудесам" разумное объяснение, некоторые из них все же остаются необъясненными или потому, что являются выдумками, или по каким-нибудь другим причинам.

Например, тибетцы обычно думают, для мистиков, достигших высоких степеней духовного совершенства, совсем не обязательно и умирать обычным образом: они могут, когда им это заблагорассудится, вообще растворить свое тело без остатка. Говорят, будто Рестшунпа исчез именно таким образом, а супруга Марпы – Дагмедма – слилась с телом мужа во время особого вида медитации.

Во всяком случае, предания, герои которых жили много веков тому назад, кажутся нам только легендами. Но следующий, сравнительно недавний случай, представляет для нас большой интерес, тем более, что он произошел не в уединенном жилище отшельника, а перед сотнями зрителей и среди бела дня.

Должна тут же оговориться, что меня среди зрителей не было и, можно себе представить, как я об этом жалею. Мне рассказывали об этом случайные люди, видевшие все, как они утверждали, собственными глазами. Я имею некоторое отношение к этому чуду (правда, весьма отдаленное), так как была знакома с главным героем повествования.

Последнего – одного из духовных наставников Траши-ламы звали Кионгбу римпотше. Во время моего пребывания в Жигатзе он был уже весьма преклонного возраста и вел жизнь отшельника на берегу Иесру Тсангпо (Брахмапутры) в нескольких километрах от города. Мать Траши-ламы глубоко его чтила и, когда я у нее гостила, мне довелось слышать много необыкновенных историй из его биографии. Говорили, будто с годами рост ученого подвижника уменьшался. В глазах тибетцев это признак высокого духовного совершенства. Существует много преданий о рослых мистиках-магах, постепенно доходивших до крошечных размеров и, в конце концов, совершенно исчезавших. Когда стали обсуждать предстоящее освящение новой статуи Майтрейи, Траши-лама выразил желание, чтобы эту церемонию проделал Кионгбу римпотше. Однако святой заявил, что умрет раньше завершения постройки храма, где находилась статуя. Траши-лама попросил отшельника повременить со смертью и освятить храм и статую.

Подобная просьба может показаться европейцу нелепой, но она находится в полном соответствии с тибетскими верованиями в могущество великих мистиков, обладающих властью выбирать время своей кончины.

Учитель снизошел к просьбе Траши-ламы и обещал совершить обряд освящения храма. Приблизительно через год после моего отъезда из Жигатзе строительство храма и статуи довели до конца, и был назначен день торжественной церемонии освящения.

Когда этот день наступил, Траши-лама послал за Кионгбу римпотше роскошные носилки и почетный эскорт, чтобы доставить старца в Трашилхумпо. Всадники видели, как отшельник сел в носилки, захлопнули за ним дверцу, и шествие тронулось в путь.

Тем временем в Трашилхумпо собрались на торжество тысячные толпы народа. Велико было всеобщее изумление, когда Кионгбу римпотше появился без свиты и пешком. Он молча вошел в храм, приблизился к статуе вплотную и постепенно с ней слился. Немного позже в окружении почетной свиты прибыли носилки. Открыли дверцу… в носилках никого не было. Многие утверждают, что ламу Кионгбу никогда больше не видели.

Когда в Лхасе я услышала об этом чуде, мне показалось, что он превосходит самую смелую фантазию. Я отнеслась к нему с особенным интересом, потому что была знакома с отшельником, видела место действия и из самых первых рук получила информацию обо всех предшествующих этому чуду обстоятельствах, то есть о просьбе Траши-ламы и обещании Кионгбу римпотше отложить своей смертный час. Я сгорала от желания отправиться в Жигатзе, разузнать о последних днях земного существования ламы, если он действительно умер, и попытаться найти его могилу. Но Ионгден и я жили в Лхасе под чужими именами и не могли надеяться сохранить инкогнито в Жигатзе, где у нас было много знакомых. Если бы стало известно, кто мы такие, нас сейчас же переправили бы за границу, а мне очень хотелось после пребывания в столице Тибета посетить могилы древних королей и другие памятники в провинции Ярлунг. Поэтому от исследования этого случая мне пришлось отказаться. Все-таки до нашего отъезда из Тибета Ионгден нашел средство разузнать о чуде в Жигатзе у нескольких, по-видимому, хорошо осведомленных об этом событии тибетцев.

Но, к несчастью, с тех пор прошло уже около семи лет. За это время в провинции Тсанг произошли большие перемены, и в связи с бегством Траши-ламы из Тибета совершилось еще много других чудес. Кроме того, политическая ситуация не была благоприятной ни для людей, ни для событий в Тсанге. Люди, занимавшие более или менее высокое общественное положение, стали преувеличенно осторожными в отношении всего, что, казалось, могло бы прославить личность находившегося в изгнании Великого Ламы, или же способствовать популярности статуи, т.к. ее возведение, по слухам, возбудило зависть двора Лхасы.

Мы услышали следующие толкования этой истории: Кионгбу римпотше создал свой двойник-иллюзию. Двойник вошел в носилки, а потом отправился в храм Майтрейи. Этот призрак при контакте со статуей рассеялся, чего и хотел лама-маг, может быть, в это время спокойно пребывавший в своем уединении.

Другой вариант: лама-маг из своей обители внушил на расстоянии коллективную галлюцинацию собравшейся на освящение храма толпе.

Некоторые высказывали предположение, что лама умер еще до чуда, но для освящения статуи Майтрейи оставил вместо себя созданный им призрак, "тульпа". Последнее заставило меня вспомнить, как один из учеников Кионгбу римпотше однажды рассказал, что путем особого вида концентрации мысли можно создавать явления и для будущего. Если концентрация мысли прошла удачно, то целая цепочка созданных по воле мага действий будет разворачиваться далее механически, не нуждаясь больше в содействии мага. – Бывает даже, – добавил этот лама, – что во многих случаях маг не в состоянии разрушить созданное и воспрепятствовать явлению произойти в назначенное время, т.к. порожденная им же энергия, которую он направил на определенную цель, уже находится вне его контроля.

О психических явлениях в Тибете можно было бы рассказывать еще очень долго.

Разумеется, обозрения одного исследователя, по независящим от него причинам, не могут быть исчерпывающими. Это особенно верно в отношении научных изысканий в "Стране Снегов", где работа протекает исключительно в трудных условиях.

Я далека от намерения прочитать курс магии или проповедовать какие-либо доктрины, трактующие явления психики. Я хочу только дать представление о том, какие толкования получают некоторые факты из этой области в одной из наименее исследованных стран, существующих в мире.

И я буду счастлива, если мой труд возбудит желание у кого-нибудь из более авторитетных, чем я, ученых провести серьезное изучение бегло упомянутых мной фактов.

Мне кажется, к изучению явлений психики нужно подходить так же, как и к любой другой науке. Возможные в этой области открытия не содержат ничего сверхъестественного, ничего такого, что могло бы оправдать суеверия и распространяемые некоторыми безответственными людьми бредни. Напротив, цель таких исследований – выявить механизм так называемых чудес, а объясненное чудо – уже не чудо.

Послесловие автора

Сразу после появления моего «Путешествия парижанки в Лхасу» очень многие – как в посвященных этой книге статьях, так и лично – интересовались, что заставило меня жить среди лам и выражали желание получить сведения об учениях и обычаях мистиков и оккультистов Тибета.

Постаралась удовлетворить любознательность читателей. Однако из-за небольшого объема данной работы, задача эта представляла некоторые трудности.

Отвечая на два различных по существу вопроса, я сперва рассказала об обстоятельствах, сблизивших меня с религиозным миром Ламаистов, и об окружающем этот мир сословием колдунов всевозможных категорий.

Затем я постаралась систематизировать некоторые наиболее ярко выраженные особенности тибетских оккультных и мистических теорий и методов духовной тренировки тибетцев. Каждый раз, когда в этой связи из очень богатого запаса моих воспоминаний всплывал какой-нибудь факт, я относила его на соответствующее ему в моем рассказе место. Таким образом, здесь не может быть и речи о путевом дневнике: его форма изложения совсем не соответствует моей теме.

Иногда в процессе исследования, благодаря его специфике, возможность расширить и дополнить то или иное наблюдение представлялась мне несколько месяцев или даже несколько лет спустя.

Но только сумма сведений, полученных в разных местах и в разное время, может дать правильное понятие о трактуемом здесь предмете.

Впрочем, я собираюсь в дальнейшем рассмотреть вопросы мистицизма в философии тибетцев в работе более специальной, чем предлагаемая книга.

Александра Давид-Неэль

© Перевод с французского Дягилевъ Центръ. 1991.