Текст книги "Пружина для мышеловки"

Автор книги: Александра Маринина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Еще через два года Лева совсем успокоился и сделал, наконец, предложение молодой женщине, с которой давно встречался. Он женился, у него родилась дочь, он вполне успешно двигался по лестнице научно-педагогической карьеры, изменил научную специализацию, занявшись прикладной физикой, запатентовал кучу изобретений, которые могли с успехом применяться в технологии строительства, а с приходом новой экономики начал, не без помощи своего старого друга Славы Ситникова, заниматься бизнесом, торгуя этими самыми технологиями. Бизнес развивался успешно, Аргунов стал человеком состоятельным и теперь, когда до шестидесятилетия осталось всего два года, подумывал о том, чтобы заняться политикой. С его деньгами это вполне реально, можно стать если не вторым, то уж третьим лицом практически в любой партии, его примут с распростерыми объятиями. Кошмар семьдесят пятого года почти забылся…

И вдруг вчера он обнаружил в своем шкафу детскую футболку. И все вернулось. Уже три года, как они с женой спят в разных спальнях. И не потому, что отношения испортились, нет, просто возраст дает о себе знать. Жена давно жаловалась, что по ночам Лев Александрович храпит так громко, что она не может спать рядом с ним. У нее же, напротив, сон беспокойный, ей порой снятся тяжелые сны, после которых она просыпается с сильным сердцебиением, приходится вставать, чтобы выпить лекарство или просто стакан воды, и ей не хочется беспокоить мужа.

Дом огромный, трехэтажный особняк, спальня жены на втором этаже, сам Аргунов спит на третьем, и даже если он и встает по ночам, она совершенно точно этого не услышит и не увидит. Пока спали вместе, жена ничего не говорила о его приступах, и Аргунов был уверен, что их нет. Закончились они давным-давно, и можно про это забыть раз и навсегда. Но кто знает, что происходит в последние три года? В доме есть охрана, но охранники по ночам крепко спят, это Аргунов знал точно. Их работа нацелена на то, чтобы не дать посторонним проникнуть на территорию участка, для чего существует навороченная электронная сигнализация. Задания следить за выходящим из дому хозяином они не получали. И даже если бы увидели ночью Льва Александровича, только плечами пожали бы: ну вышел человек погулять, имеет право. Не такого масштаба он фигура, чтобы телохранители за ним днем и ночью таскались. Аргунов знал, что сомнамбулизм – штука малоизученная, специалисты говорили ему, что это до сих пор «белое пятно», никто не может сказать точно, отчего начинается снохождение и отчего прекращается. От психической травмы, от сильного стресса, от длительного нервного перенапряжения, даже от инфекционной болезни – от чего угодно. А стрессов в жизни состоятельного бизнесмена всегда хватало, причем с годами к ним не привыкаешь. Наоборот, с возрастом переносишь их все труднее, с все более тяжелыми последствиями для здоровья, это всем известно.

Все было так благополучно, так спокойно… И вдруг все вернулось. Но может быть, это только сон? Не было вчера никакой детской футболочки, это ему приснилось. И бессонной ночи не было, на самом деле он крепко спал, так крепко, что теперь не может отделить сон от яви. Сейчас он приедет домой, будет ужинать вместе с женой, потом поднимется к себе на третий этаж, войдет в спальню, откроет шкаф и убедится, что никакой желтой футболки со смешным зайцем и в помине нет.

А если она есть? Что с этим делать? Как было бы хорошо, если бы у него были внуки! Можно было бы сказать себе, что кто-то из ребятишек играл в дедушкиной спальне и сунул в шкаф свою маечку. И не было бы никаких вопросов, мучений, сомнений и страхов. Но внуков у Аргунова не было. Его единственная дочь всего неделю назад вышла замуж и уехала с новоиспеченным мужем на два месяца в свадебную поездку по Европе.

Он никогда не думал, что его дом находится так близко от центра Москвы. Когда машина въезжала на территорию участка, Аргунов невольно втянул голову в плечи. Ему хотелось стать маленьким и незаметным, исчезнуть, раствориться в салоне машины и перестать быть. Тогда не нужно будет входить в дом, подниматься в свою спальню и открывать шкаф.

И не открыть его он не может. Потому что открыть нужно. Потому что теплится еще, трепыхается на дне души надежда, что все приснилось и ничего не было.

А если ЭТО есть?

Тогда он позвонит Славе Ситникову. Слава – единственный, с кем можно об этом поговорить.

* * *

Олеся снова поставила две фишки на красное, одну на «нечет» и три на вторую дюжину. «Каждый раз одно и то же», – подумал Ситников, с улыбкой глядя на молодую женщину.

– Неужели тебе никогда не надоест повторять одни и те же ставки? – ласково спросил он. – Хотя бы ради разнообразия поставь на «зеро» или на первую дюжину.

– Ни за что! – весело отчеканила Олеся, чмокнув его в щеку.

– Ну тогда поменяй количество фишек.

– Ни за что, – повторила она, не отрывая глаз от шарика, судорожно мечущегося в колесе рулетки. – Это дело принципа. Красное, нечет и вторая дюжина. Я буду играть до тех пор, не выиграю на этом.

– Так на этом много не выиграешь. Я бы еще понимал, если бы ты ставила на одно и то же число. Тут вопрос только терпения, и рано или поздно сорвешь банк. А так…

– Мне не нужно много и сразу, – она улыбнулась и прижалась к нему. – Мне важен процесс. Пожалуйста, попроси, чтобы мне принесли «кампари-оранж».

Ситников огляделся, нашел глазами официанта и сделал едва заметный знак пальцами. Через мгновение чернявый симпатичный юноша склонился к нему.

– Слушаю вас.

– Даме «кампари-оранж», а мне, будьте любезны, эспрессо и пачку «Вог».

Он медленно пил свой кофе, затягивался тонкой «дамской» сигаретой и любовался Олесей. Боже мой, как же он ее любил! Когда он смотрел на нее, у него внутри все таяло и превращалось в мягкую пуховую подушку. В ней не было недостатков, она была совершенством, как совершенны бывают дочери для любящих отцов, а сыновья – для любящих матерей.

У Олеси в сумочке замурлыкал мобильник. Она досадливо сморщила носик и не глядя щелкнула замком.

– Алло! Я? В казино. Ну да, играю… Нет-нет, не беспокойся, я с папой… Да перестань ты, ради бога, ну сколько я выпила-то? Три кампари, там алкоголя вообще кот наплакал. Ладно, ладно, хорошо.

Она протянула трубку Ситникову.

– Получи руководящие указания, – шепнула она и снова отвернулась к игровому столу.

– Конечно, я ее отвезу, не волнуйся, – проговорил он, не тратя лишних слов на приветствия. – Пока, увидимся.

Вот дал же бог девке мужа! Хуже матери-наседки. Впрочем, в роли бога в данном случае выступил сам Ситников. Что ж, за все надо платить. У Гриши есть недостатки, а у кого их нет? Но зато в этом браке масса достоинств, и за Олесю Вячеслав Антонович спокоен. Она в хороших руках. Во всяком случае, в таких, какие устраивают лично его, Ситникова.

– С папой она, – хмыкнул он, возвращая ей телефон. – Нашла себе прикрытие. Думаешь, если папа стоит рядом, то порок в глазах твоего мужа перестает быть пороком?

Олеся повернулась и посмотрела ему прямо в глаза.

– Если папа стоит рядом, значит, рядом нет любовника, – мягко произнесла она. – Это же очевидно.

«Вот уж это-то совсем не очевидно», – с сарказмом подумал Ситников.

Он так до конца и не понял, что влечет ее сюда, в казино, почему она с таким упорством приходит играть на рулетке дважды в неделю, делает одни и те же ставки и покидает заведение не тогда, когда заканчиваются фишки и деньги, а в одной ей известный момент. Играла она азартно, волновалась, сжимала ладони, глаза горели, щеки то пылали, то покрывались мраморной бледностью, но примерно через два часа Олеся прекращала игру и уходила. И сколько Вячеслав Антонович ни бился, вразумительного ответа он так и не получил.

Он заказал еще кофе, отошел от стола и сел в мягкое кресло, рядом с которым стоял низенький деревянный столик с пепельницей. Сам Ситников не играл вообще, никогда и ни при каких обстоятельствах, у него не было тяги к азартным играм, они не были ему интересны, кроме того, он – государственный чиновник, руководитель департамента в министерстве экономики и должен беречь репутацию. Хорошо известно, что игры в казино – легкий и практически не проверяемый способ отмывания денег, полученных в виде взяток, а зачем Ситникову эта головная боль? Но с Олесей он ходил в казино с удовольствием, потому что каждая минута рядом с ней была праздником. Не играл, а просто стоял рядом или чуть в стороне, наблюдал за тем, как она играет, разговаривал с ней. Вот и сейчас он сидел и смотрел на ее обтянутую тонким трикотажным платьем спину, на изящную шею, на покачивающиеся длинные серьги, изысканно постриженные волосы на затылке, и ему казалось, что ничего лучше, ничего прекраснее на свете не существует. Как же милостива к нему судьба, давшая ему Олесю и позволившая любоваться этой красотой!

Снова зазвонил мобильник, на этот раз у него.

– Слава…

В первый момент он даже не узнал голос и нахмурился.

– Слушаю вас, – строго произнес он.

– Слава, это я.

– Господи, Левка! Что у тебя с голосом? Ты заболел? Или что-то случилось?

– Случилось. Слава, мне нужно с тобой поговорить. Это очень важно и срочно.

– Что, прямо сегодня?

Ситников бросил взгляд на часы: половина одиннадцатого. Н-да, дела…

– Не отказывай мне, Слава. Я пропаду.

– Ну конечно, конечно. Ты хочешь ко мне приехать?

– Я… не знаю. Не понимаю, как лучше… Я вообще ничего не понимаю.

– Все ясно. Ты дома?

– Да.

– Я сам приеду.

– Когда?

Ситников снова глянул на циферблат. Сейчас дороги уже относительно свободны, пробок не должно быть нигде. На то, чтобы отвезти Олесю домой, уйдет минут двадцать, оттуда до загородного дома Аргунова – еще минут сорок. Но согласится ли Олеся прервать игру прямо сейчас? А вдруг начнет капризничать, захочет еще остаться? Придется тратить время и слова на объяснения и увещевания.

– Примерно через час – час пятнадцать. Раньше не успею.

– Я жду тебя, Слава, я тебя очень жду.

Но тратить ни слова, ни время не пришлось. Стоило ему только сказать, что пора ехать, она немедленно собрала со стола оставшиеся фишки, и ни малейшего следа неудовольствия на ее красивом лице Ситников не заметил.

– Извини, что я тебя сорвал, – виновато сказал Вячеслав Антонович, когда они сели в машину. – Но это действительно важное дело.

Олеся молча взяла его за руку, прижала пальцы к своей щеке, поцеловала.

– Никогда передо мной не извиняйся, – голос ее звучал тихо, но твердо. – Ты знаешь, что делаешь, и не мне судить, правильно это или нет.

От этих слов в горле у него встал ком, и Ситникову показалось, что он вот-вот расплачется. Он крепче сжал ее тонкие пальцы.

– Ты – самое большое сокровище в моей жизни. Так есть, так будет, и этого не отменят никакие твои мужья. Ты все равно будешь моим сокровищем, а не их. Ты поняла?

– Почему «мужья», почему во множественном числе? – она лукаво улыбнулась. – У меня только один муж. Или ты планируешь для меня кого-то еще?

– Человек предполагает, а бог располагает, – отшутился Вячеслав Антонович. – Все может случиться в этой жизни.

Олеся резко отдернула руку и повернулась к нему. Стоянка возле казино была залита светом, и даже в неосвещенном салоне машины лицо ее было видно отчетливо, до малейшей черточки.

– Ты что, серьезно? – напряженно спросила она.

– Ты о чем?

– О том, что у меня может быть еще какой-то муж кроме Гриши.

– Все может случиться, – повторил он.

Ему нравилось поддразнивать ее.

– И ты это допустишь?

– Ну а почему же нет? Любовь, Олесик, штука малоуправляемая. Влюбишься, потеряешь голову, и что нам с Гришей прикажешь делать? На замок тебя закрывать?

– Не смей так говорить. И думать так не смей. Мне не нужен никакой другой муж.

Она должна была сказать еще одну фразу, просто обязана была ее сказать. Она всегда ее говорила, и Ситников приготовился услышать эти слова. Но… В этот раз Олеся промолчала. Она их произнесла мысленно, это было видно по слегка сощурившимся глазам, по подрагивающим губам, но вслух она так ничего и не сказала.

Вячеслав Антонович внутренне усмехнулся. Олеся тоже любила его поддразнивать. Что ж, они друг друга стоят. Старый матерый волк и молодая острозубая волчица.

* * *

Несмотря на полтора десятка лет, прожитых в безжалостном мире бизнеса, Лев Александрович Аргунов во многом так и остался ученым-физиком, напрочь лишенным фанаберии нуворишей. Загородный дом он построил только потому, что дочь рано или поздно выйдет замуж (так оно и случилось), у него появятся внуки, и пусть у них у всех будет просторное красивое жилище, окруженное елями и соснами. Самому ему куда больше нравилось жить в городской квартире, в центре Москвы, и он время от времени оставался там ночевать, если освобождался поздно, а на следующий день предстоял ранний подъем и хотелось выспаться.

К охране своего дома он отнесся тоже без фанатизма. Хоть дом и большой, но небогатый, в том смысле, что ни антиквариата, ни баснословной цены картин, ни коллекций, ни драгоценностей в нем не было. Сам по себе дом и участок под ним стоили очень дорого, но вот красть там было практически нечего. Разумеется, ювелирные украшения у жены и дочери были, и немало, но хранились они в банковской ячейке, а сам банк – через дорогу от здания, в котором располагался центральный офис фирмы Аргунова. Если было нужно, он просто заходил в банк и брал в ячейке нужный футляр, а на другой день возвращал его на место. Конечно, какие-то цацки, как он выражался, на каждый день, хранились дома, но не той они были цены и не в том количестве, чтобы из-за них устраивать нападение. Посему Лев Александрович обеспечение безопасности жилища ограничил хорошей сигнализацией и тремя пожилыми жителями близлежащего поселка, несшими вахту посменно, сутки через двое, и двумя кавказскими овчарками, которых сам вырастил и выдрессировал. Никаких широкоплечих бойцов в камуфляже, никаких бывших десантников или спецназовцев, все тихо, скромно, по-домашнему.

Едва он вернулся домой, дежуривший сегодня охранник Василь-Василич высунулся из своей каморки:

– Вечер добрый, Лев Александрович!

– Добрый вечер, Василь-Василич.

– Ждете кого сегодня или уже всё?

– Всё, – машинально ответил Аргунов.

– Так я включаю? Или вы еще с собаками пойдете?

– Включайте. Устал я что-то. Если и выйду с ними, то попозже, а может и не пойду. Если что, я сам отключу сигнализацию, а потом включу, когда вернусь.

– Ну и ладно, – охотно согласился охранник.

Да, подумал Аргунов, ему ладно, ему просто отлично. Сейчас посмотрит телевизор и ляжет спать. Я вполне могу ночью встать, отключить сигнализацию и уйти, потом вернуться, все включить, и никто не узнает, что я уходил. Собаки на меня лаять не станут. Черт! Как же все плохо!

Его самообладания хватило на то, чтобы поужинать внизу с женой Жанной, но уже в начале одиннадцатого он сослался на усталость и головную боль, выпил по совету супруги таблетку какого-то спазмолитика и поднялся к себе в спальню. Вот сейчас все произойдет. Сейчас он откроет шкаф. Или да, или нет. Он в трезвом уме и твердой памяти, он не спит, не пьян, и то, что он сейчас увидит, будет реальностью, которую невозможно опровергнуть.

Грудь болезненно сдавило, в висках застучало. Глубоко вдохнув, как перед прыжком в воду, Аргунов подошел к шкафу, повернул ключ в замке и рывком распахнул дверцы. Желтая детская маечка с зайцем на груди выпала прямо ему в руки. Вот она. Не исчезла, не растворилась вместе с ночными кошмарами. Она здесь.

Он медленно и аккуратно сложил ее, положил на полку так, чтобы она не выпадала, и запер шкаф. Обессиленно присел на кровать, тупо уставясь в квадратик на рисунке лежащего на полу ковра. Потом потянулся за мобильником и набрал номер Ситникова.

Спустя час он появился на первом этаже, в гостиной, где жена, уютно свернувшись на мягком диване и накрывшись пледом, смотрела что-то американское про полицейских и наркомафию.

– Ты не спишь? – удивилась она. – Я думала, ты давно уснул. Как голова?

– Почти прошла. Я выйду с собаками, прогуляюсь.

Жанна Викторовна с готовностью приподнялась.

– Хочешь, пойдем вместе? Мне тоже полезно пройтись перед сном.

– Нет, милая, не нужно. Сейчас подъедет Слава, у него какой-то срочный вопрос, мы с ним поговорим, а заодно я и собак выгуляю.

– Зачем же на улице? – она решительно откинула плед и встала. – Я сейчас накрою стол, хоть чаю попейте. Что ж вы будете на таком холоде дела обсуждать?

– Левушка, твои собаки и без того целый день на воздухе, носятся по участку, как угорелые. Ну что же это такое: уже почти двенадцать, а вы, как пацаны бездомные, свои мальчишеские секретики на улице обсуждаете. Я вам мешать не буду. А, Левушка?

Соблазн согласиться был велик, но стоило Аргунову представить, что об ЭТОМ он будет говорить вслух здесь, в своем доме, где рядом ходит жена, в доме, где жила и через два месяца снова будет жить его единственная дочь, где скоро начнут ползать, а потом ходить и бегать его внуки, – и его буквально затошнило. Нет, только не это, нельзя тащить такую грязь в дом, где живут твои любимые, твои родные.

– Спасибо, – тепло ответил он, – не нужно. Ты ложись, смотри свое кино, а мы погуляем. Я последние дни совсем на воздухе не был, может, у меня от этого и голова так разболелась.

– Хорошо, – вздохнула Жанна Викторовна, – делай как знаешь. Если вы со Славиком не зайдете, то передавай ему привет.

Аргунов подошел, поцеловал ее в макушку.

– Не обижайся, милая, у меня от тебя нет секретов. Просто мне и в самом деле ужасно захотелось прогуляться.

Он надел теплую куртку, отключил сигнализацию, снял с крюка длинные крепкие поводки и вышел из дому. Окошко в коморке охранника было темным, Василь-Василич уже спал. Две крупные, устрашающего вида кавказские овчарки тут же возникли рядом с хозяином, с готовностью позволили пристегнуть поводки к ошейникам и рванулись к воротам. Оказавшись за пределами территории участка, они приготовились гулять и с обидой и недоумением глядели на хозяина, который почему не вел их в лес, а ходил взад и вперед вдоль ограды. Стоило ради этого выходить! Да еще поводки цеплять! Вдоль ограды они и сами могут бегать сколько угодно, только с другой стороны, но разницы-то никакой, запахи одни и те же, да и растительность одинаковая. Вот лес – это совсем другое дело. А так… Одно издевательство.

Заметив огни подъезжающей машины, Лев Александрович взглянул на часы: двадцать три сорок пять. Славка, как и обещал, приехал через час пятнадцать минут, а Аргунов в который уже раз за долгие годы дружбы восхитился его умению быть точным, рассчитывать время и не опаздывать. Не каждому дано. Например, сам он, бывший ученый-физик, со временем управлялся куда как плохо.

Они пошли в сторону леса. Аргунова не переставал преследовать страх, что их может кто-нибудь услышать, хотя в такое время по улицам поселка почти никто не ходил, а его дом и вовсе стоял на отшибе, на самом краю леса. Но страх иррационален и заставляет людей делать еще и не такие глупости, это Аргунов знал точно.

– Это очень плохо, Лева, – серьезно и озабоченно проговорил Ситников, выслушав друга. – Очень плохо. Тебе нужна от меня конкретная помощь, или ты хочешь просто выговориться?

– И то, и другое. Ты пойми, Слава, мне некому сказать об этом, кроме тебя, не с кем поделиться. А носить это в себе я не могу, я один не справляюсь… – он судорожно перевел дыхание. – Ты можешь мне помочь?

– Я готов, только скажи, как.

– Ты можешь узнать, было ли на самом деле что-то… ну, ты понимаешь…

– Ты имеешь в виду, было ли совершено преступление, жертвой которого был ребенок в желтой футболочке?

– Ну да.

– Лева, пойми меня правильно. Узнать – не фокус, а вот как объяснить свой интерес? Да, я могу сделать так, что мне покажут сводки по Москве и области, тут я могу придумать какую-нибудь отмазку. Допустим, я прочту, что пропал ребенок или был найден труп ребенка. И что дальше? В сводке не указано, какого цвета одежда на нем была. Как и у кого я должен спрашивать про футболку?

– Если ребенок пропал, то обязательно указывается, в какой одежде он был, – возразил Аргунов, который уже почти сутки думал над проблемой и кое к каким возражениям был готов.

– Ты прав, – согласился Вячеслав Антонович. – Хорошо, если пропал. А если труп? Тогда никакого описания одежды не будет. И что мне делать дальше?

– Слава, если бы я знал, что нужно делать и в какой последовательности, я бы не просил у тебя помощи. Ты всю жизнь был связан с милицией, у тебя там наверняка до сих по осталась масса знакомых. Неужели ты не можешь придумать, как узнать то, что о чем я тебя прошу?

– Хорошо, я обязательно что-нибудь придумаю. Но я не обещаю, что это будет быстро, Левка, ты меня тоже пойми: пока я был в комсомольских и партийных структурах и курировал административные органы, у меня вся милицейская Москва была в кармане, но в последние пятнадцать лет я с этим не связан, а знаешь, что произошло с милицией за эти годы? Она вся полностью поменялась. Старые ушли, новые пришли, и с ними у меня контактов нет. Но я постараюсь что-нибудь сделать, только, повторяю, быстрого результата не жди. Это когда-то я мог снять трубку, позвонить, задать вопрос и через три минуты получить ответ, а теперь вес не так.

– Постарайся, пожалуйста, – тихо сказал Аргунов. – Мне нужно знать точно.

– Погоди, Лева, не гони волну, – Ситников осторожно взял друга за плечо. – Может, все не так страшно? Давай лучше вместе подумаем, порассуждаем, могло это в принципе случиться или нет. У страха, знаешь ли, глаза велики, и то, что тебе кажется доказательством твоей возможной вины, на самом деле может оказаться совершенно нейтральным фактом или даже доказательством невиновности.

Аргунов резко остановился, нарушив плавное движение трусивших далеко впереди собак. Собаки дернули поводки и недовольно заворчали.

– Да? Хорошо, тогда найди мне приемлемое объяснение, как эта футболка попала в мой шкаф, в мой дом?

– А что, в твоем доме никогда не бывает малышей? К тебе не приезжают друзья с детьми и внуками? Опомнись, Лева, это же всего-навсего детская футболочка, а не камень из другой галактики.

– Я уже думал об этом. Гости с маленькими детьми у нас были в последний раз неделю назад, когда праздновали Лялькину свадьбу.

– Ну вот, а ты говоришь…

– Слава, у меня в шкафу идеальный порядок. Я могу голову дать на отсечение, что и шесть дней назад, и пять, и четыре, и три этой футболки там не было. В моем шкафу вообще мало вещей, полки не забиты битком, я открываю дверцы и сразу вижу, что где лежит. Ее там не было. Так откуда она взялась?

– А домработница? К вам же приходит какая-то женщина делать уборку. Может, это она случайно засунула?

– Куда? Куда она могла случайно засунуть? В запертый шкаф?

– А ты разве ключ от шкафа прячешь? – удивился Вячеслав Антонович.

– Нет, он торчит в замке, но зачем нашей домработнице его открывать?

– Господи, Лева, ты как с Луны свалился, ей богу. Ну она постирала твои вещи, сорочки там, майки, белье, пижамы, погладила и открыла шкаф, чтобы положить на полки.

– Ну хорошо, – покорно согласился Лев Александрович, – открыла и положила. Мои вещи. Мои, слышишь? Как туда попала эта желтая футболка?

– Не знаю, но можно придумать. Например, ее сын или дочка носили эту футболку, порвали или пятно посадили, она теперь годится только на тряпки, вот ваша помощница и взяла ее с собой, чтобы использовать при уборке. То есть в ваш дом она попала совершенно закономерно, а в шкаф – случайно, вместе с другими вещами. Ну что, успокоился?

– Славка, я, конечно, дурак, но все-таки доктор наук. Неужели ты думаешь, что мне это в голову не пришло?

– Ну и?

– Ну и ничего. Футболка совершенно целая, и никаких пятен, которые нельзя было бы отстирать, на ней нет. И вообще, она почти новая, если я что-то понимаю в вещах.

– Ой, да что ты можешь в них понимать, доктор наук! Ты же «Берберри» от «Черрути» не отличишь.

– А ты отличишь? – с внезапным интересом спросил Аргунов.

– И я не отличу, – рассмеялся Ситников. – Ну что, полегчало?

– Немного. Я подумаю, как это проверить.

Ему и в самом деле стало чуть легче. Да, вполне вероятно, что он снова ходит во сне, что приступы сомнамбулизма вернулись, но ничего плохого не происходит, он просто ходит по своей спальне или даже по дому. Может быть, даже на улицу выходит и возвращается. Но он никого не убивал и не насиловал. А футболочку принесла домработница Татьяна, у нее, кажется, двое детей. Все верно. Все получается.

Как хорошо, что он позвонил Славке Ситникову. И как хорошо, что Славка сразу же приехал и сделал все, чтобы развеять его страхи. Как хорошо, когда у тебя есть старые верные друзья.

* * *

Ночью Аргунову удалось задремать, облечение, которое принес разговор с Ситниковым, словно приоткрыло калитку в высоком каменном заборе ужаса и пропустило немного тревожного сна. Но утром Лев Александрович встал с твердым намерением прояснить ситуацию хотя бы с футболкой. Предложенная Ситниковым версия появления ЭТОГО в шкафу казалась убедительной, но менталитет ученого не всегда соглашался принимать на веру и требовал проверки.

Нужно было завести разговор о домработнице Татьяне, кстати сказать, племяннице того самого Василь-Василича, сладко спавшего по ночам в помещении для охраны. Спустившись к завтраку и поздоровавшись с женой, Аргунов скроил недовольную мину:

– Хотел сегодня надеть серый костюм и не нашел свою любимую сорочку. Я ее еще на прошлой неделе бросил в стирку. У нас Татьяна что, стирает раз в месяц?

– Почему раз в месяц? Она стирает и гладит каждую неделю, – спокойно ответила Жанна Викторовна. – Просто Таня приболела. У тебя куча сорочек, не понимаю, почему надо делать из этого проблему.

– Приболела? – удивился Аргунов. – И давно?

– Да уж дней пять или шесть. А ты что, не заметил? – теперь пришел ее черед удивляться.

– Не заметил, – признался он. – А что с ней?

– Гипертония. Давление подскочило.

– Гипертония? В ее-то годы? Боже мой, куда катится здоровье нации, – попытался пошутить Аргунов. – Если сегодня уже у молодых повышенное давление, то что будет завтра?

– Лева, побойся бога, – теперь Жанна Викторовна взирала на мужа в полном изумлении, – ты хоть знаешь, сколько Татьяне лет? Ты вообще ее видишь или, как обычно, смотришь на человека, а думаешь о своем? Ей пятьдесят три года.

– Правда? – смутился он. – Ну извини. Я действительно ее не очень-то рассматривал. Просто я помню, что у нее есть дети, вот и подумал, что раз маленькие дети, то и мама молодая.

– Лева, дети совсем не обязательно бывают маленькими, уж кому, как не тебе, это знать. У нашей Тани младший сын уже в армии служит, а старший вообще во Владивостоке работает. Живет там со своей семьей.

Сердце у Аргунова сперва замерло: взрослые дети не могут носить такие маленькие футболочки. Но при последних словах жены он встрепенулся:

– Неужели и внуки есть? Надо же, а я был уверен, что она совсем молодая.

– Есть маленькая внучка, полтора годика.

Полтора годика… Нет. Никак не годится. Маечку такого размера должен носить ребенок лет семи-восьми. Господи, неужели кошмар возвращается?

– А что это ты вдруг моей помощницей заинтересовался?

– Да просто рассердился, что сорочку найти не могу.

Он налил себе чай, взял с большого круглого блюда поджаренный в масле гренок из белого хлеба, намазал маслом и медом.

– Ну что Славик? – спросила Жанна Викторовна. – У него действительно неприятности на службе? Или что-то на личном фронте?

– На личном, – коротко ответил Аргунов, надеясь, что не придется вдаваться в подробности. Сложно и накрученно врать он не любил, да и не очень-то умел.

– Не расскажешь?

Он отрицательно помотал головой.

– Почему? – невинно поинтересовалась жена. – Если бы речь шла о служебных проблемах, я бы не спрашивала. Но о личном-то почему нельзя поговорить? Славка у нас вдовец, так что с этической точки зрения ты ничего не нарушишь, если поделишься со мной. Это же наш друг, мы его столько лет знаем.

– Не могу, Жануся, правда, не обижайся. Знаешь, мужские дела. Как ты их назвала? Мальчиковые секретики? Вот это как раз тот случай.

– Все ясно, – с улыбкой вздохнула она. – У нашего Славика проблемы с потенцией. Это единственное, о чем ты не стал бы мне рассказывать. Всё-всё-всё, молчу-молчу, – она рассмеялась, видя, какой растерянный взгляд бросил на нее муж.

Ну и ладно, подумал Аргунов, допивая чай, ну и хорошо, пусть Жанна думает, что у Славки именно эти проблемы. По крайней мере не будет задавать слишком много вопросов, когда мы с ним будем уединяться, чтобы поговорить.

После разговора о помощнице по хозяйству ему снова стало муторно. Он умел держать себя в руках в присутствии жены, но знал: стоит ему остаться одному, сев в машину, страх снова схватит его костлявой жилистой рукой за горло. Водитель Миша не в счет, когда он рядом, Аргунов чувствует себя в полном одиночестве.

* * *

Прошло еще два дня, и позвонил Ситников. Голос его был строгим и, как показалось Льву Александровичу, слегка отчужденным. «Впрочем, он же звонит со службы, может, рядом кто-то стоит, так что не до сантиментов», – успокоил себя Аргунов.

– Лев Александрович, нужно обсудить наш вопрос.

– Да-да, конечно. Где и когда?

– Давайте через час, я подъеду.

– Хорошо.

На «вы» и по имени-отчеству. Ну конечно, Славка просто не один, поэтому такой официоз, люди должны думать, что начальник департамента едет на деловые переговоры, а не с другом пива попить. А тон – ну что ж, тон как тон, человек на работе, мало ли какие неприятности и конфликты могут заставить человека впасть в плохое настроение. Нет, не скажет ему Славка ничего плохого, и этот его напряженный голос – не предвестник дурных вестей. Нет.

Лев Александрович плохо помнил, как прожил этот час между звонком Ситникова и встречей с ним. Но как-то прожил…

Ровно через час он спустился на улицу и встал под моросящим осенним дождем, не замечая его. Служебная машина Ситникова появилась минуты через три. Вячеслав Андреевич вышел, молча пожал руку Аргунову.

– Давай отойдем, – сказал он, оглянувшись на сидящего в машине водителя.

Они прошли несколько шагов по тротуару, Ситников открыл зонт и поднял его над собой и Аргуновым.

– Ну что, Слава? Говори, – потребовал Лев Александрович.

– Плохо дело, Левка, – казалось, слова давались Ситникову с трудом, он едва разжимал губы. – Очень все плохо. За последние три месяца пропали две девочки, шести и семи лет. Одна из них была в желтой футболке с зайцем. Я не знаю, что с этим делать, Лева. Но я тебя прошу: не дергайся. Я подумаю, что можно предпринять. Положись на меня и сам ничего не делай, только напортишь. Ты понял?

– Спасибо, – Аргунов удивился, что из его горла вырвался сиплый шепот, а не полнозвучный голос, как обычно. – Спасибо, Слава. Это ужасно. Что же мне делать теперь?