Текст книги "Светлое время ночи"

Автор книги: Александр Зорич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

4

– Ебемотская сила… Где мой бич? Где мой боевой бич, я спрашиваю?

Барон все никак не мог сообразить: злиться, смеяться, оттереть снегом перепачканное кровью и грязью лицо или для начала как следует расписать юшкой гноррское рыльце Ларафа.

Зверда, которая, как всегда, решала подобные вопросы быстрее Шоши, подошла к Ларафу и, не стесняясь, поцеловала изящные губы тела Лагхи Коалары. Потом отстранилась, с прищуром изучила остекленевшие глаза мага-самоучки и влепила ему одну за другой одиннадцать оплеух, отсчитывая каждую вслух.

В то время как Лараф представлялся Шоше и Зверде молодым человеком в теле гнорра, со своей собственной точки зрения он выглядел как девяностолетний старец. По крайней мере чувствовал он себя на все сто десять. Колени тряслись, руки казались исхудавшими до крайнего предела, во рту вроде бы не хватало половины зубов, а перед глазами болталась длинная белесая прядь, которую Лараф полагал остатком своих волос.

В то же время Шоша и Зверда, которые сами себе представлялись обычными баронами Маш-Магарт, зрелыми и сильными гэвенгами в человеческом обличье, виделись сейчас Ларафу как две белесые механические куклы, имеющие определенное сходство с человеческими фигурами, но с отсутствующими лицами. Вместо лиц и у Шоши, и у Зверды гнорр видел только перекрученные полосы желтого тумана, похожего на дым от горящего мокрого сена.

Поцелуй Зверды он, однако, воспринял как обычный женский поцелуй, к тому же повышенной приятности. А оплеухи – как обычные оплеухи Зверды.

За спинами гэвенгов, на высоте в пол-локтя над землей, вращались звезды Большой Работы. Дверь доставила затребованных гостей к своему хозяину и ожидала дальнейших указаний.

Зверда отметила, что звезды стали вращаться медленнее. Когда они остановятся, Дверь вернется в аспект условно существующих вещей, и для того чтобы открыть ее вновь, потребуется проделать новую Работу.

– Сладкий мой, когда мы уезжали из Пиннарина, я обещала, что разорву тебя на куски, если ты еще раз без особой надобности попробуешь выдернуть нас через Дверь. Так или нет?

Несмотря на то, что голос Зверды доносился до Ларафа откуда-то из желтого тумана и звучал так, словно принадлежал утопленнику, он вполне мог разобрать слова и понять, о чем спрашивает его неистовая баронесса.

– Так. – Лараф с усилием кивнул. – Я прошу меня простить, госпожа Зверда. Но у меня не было другого выхода.

– Положим. В таком случае у тебя есть ровно десять минут, ровно десять коротких колоколов, как у вас выражаются. Рассказывай, что стряслось. И – ни одного лишнего слова!

– Книга пропала.

Зверда сразу поняла, что имеются в виду «Семь Стоп Ледовоокого». Для ее подопечного существовала только одна «книга».

– Что значит «пропала»?

– Нет ее. Нигде.

– Где ты видел ее в последний раз?

– В кабинете гнорра. То есть в моем кабинете. Наверху, под куполом Свода. Я положил книгу в ящик стола, а теперь ее там нет.

– Ты пробовал ее позвать?

– Что значит «позвать»?

– А, я забыла, ты же кретин. Ты точно уверен, что в столе ее нет?

– Я видел это своими глазами.

– Ясно, что своими. А на ощупь ты убедился, что в том месте, где лежала книга, на самом деле нет больше ничего?

– Д-да.

– Ты в этом уверен?

– Да.

– Ты уверен в том, что ощупал пустоту в ящике стола? – с нажимом переспросила Зверда.

– Нет, – сдался Лараф. – Не уверен. Но мне кажется!

– Тише. Ты скрипишь, как несмазанная телега. Поверь, это не очень приятные звуки.

– Извините.

Шоша что-то спросил у Зверды на языке гэвенгов. Та ответила.

Шоша – окровавленный, чумазый, уставший и голодный – захохотал так, что Ларафу показалось: даже звезды Большой Работы вздрогнули и сместились на полпальца в сторону, подальше от сумасшедшего барона.

Особенно славно смотрелось это с точки зрения Ларафа: большая приземистая кукла с громкими квакающими звуками катается по серой кристаллической пыли, устилающей все пространство внутри импровизированного плаца Большой Работы между скрученными в бараний рог молодыми рябинами.

Отсмеявшись, Шоша выплюнул еще пару фраз. Зверда сдержанно улыбнулась, но отвечать супругу не стала. Вместо этого баронесса повернулась к Ларафу и сказала:

– Барон смеется над тобой, мой сладкий. Ему кажется совершенно невероятным, что тебе достало глупости поверить собственным глазам. Украсть книгу у того человека, с которым она подружилась, практически невозможно. Тем более тяжело утащить ее из кабинета гнорра. У гнорра ведь с недавних пор стоит Сквозной Зрак на входе в подъемник…

– Не уверен…

– Ну так я уверена! Никто ничего не может внести в кабинет гнорра или вынести из него так, чтобы это осталось не замеченным охраной. Разумеется, если сам гнорр войдет в подъемник с какой-то книгой под мышкой, никто к нему приставать не будет. Именно так ты, сладкий мой, протащил «Семь Стоп» в свой кабинет. Тебе можно, потому что ты – гнорр. Но уже любой пар-арценц обязан отчитываться перед охраной в том, что он при себе имеет, какие на нем одеты браслеты и перстни, и совпадает ли опись этих предметов со списком дозволенных к ношению в здании Свода. Правда, старших офицеров – пар-арценцев и аррумов – при этом не обыскивают. Но их просматривают до самых костей при помощи Сквозного Зрака. Так вот, если бы кто-то выходил из твоего кабинета с лишним предметом, например с «Семью Стопами», охрана сразу же подняла бы тревогу и доложила тебе в считанные минуты.

– Так где же тогда книга?

– Вариантов три. Первый: книга в действительности на месте, она по-прежнему видима, а ты просто водишь нас за нос.

– Я не вру! Клянусь!

– Пожалуй, что и не врешь. По крайней мере оснований к этому у тебя быть не должно.

– У меня их вовсе нет!

– Положим. Тогда второй вариант: книга самопроизвольно ушла в другой аспект существования. Этот вариант еще менее вероятен, чем первый. И наконец, третий: книга лежит на прежнем месте, но в данный момент невидима. А ты, осел эдакий, не догадался проверить это самое очевидное допущение сразу.

– Но как? Почему она вдруг стала невидимой?

– Потому что на нее кто-то навел порчу внешнего образа.

– Что-что?

– Порчу внешнего образа. Ее вид испортился, понимаешь? Как проказа пожирает человеческое лицо, так специальная магия может пожрать лицо вещи. И вещь перестает быть видимой. Причем зачастую не только обычным человеческим зрением, но и тем, что в Своде называют Взором Аррума.

– Это, наверное, очень сложная магия?

– Не очень. С процедурной точки зрения – простая. Но инициировать ее может только маг высокой ступени мастерства. Ты бы этого не смог сделать никогда. Большинство офицеров Свода – тоже. Вообще, из известных мне людей такое было бы по силам только Лагхе. И, возможно, пар-арценцу Опоры Писаний. Кто там у вас? По-прежнему Сонн?

– Сонна ищут. И все никак не найдут.

– Тем более. Итак, сладкий мой, вот тебе отгадка: книга испорчена Сонном. Потому что Лагхи больше нет с нами, а другим людям такое не по силам.

– А вам?

– Я не человек.

– Ах да…

– Да-да.

– А когда Сонн успел испортить книгу? Он что, мог тайком прокрасться ко мне в кабинет?

– Это уж тебе виднее. Но я думаю, что он навел на книгу порчу в тот самый день, когда на нас напали лучники Опоры Вещей. Ведь когда Сонн допрашивал тебя, он держал книгу в руках, так?

Перед мысленным взором Ларафа встал тот жуткий денек. Не знающие промаха стрелы безжалостных лучников, встреча с любовником Анагелы, бессмысленные вроде бы вопросы Сонна, треск молний, рвущихся из офицерских клинков…

– Так.

– И потом, когда мы с бароном возродились, он книгу бросил и убежал вместе со своими аррумами?

– Да. Я еще тогда очень удивился, отчего это он книгу выбросил, ведь она была у него в руках.

– Я думаю, она его укусила. Не зубами, конечно. А заворачивать ее в специальный кокон у него времени не было, мы бы его с бароном убили за пару секунд.

– И сожрали бы. Баронесса, я умираю от голода, пойдемте назад. Дверь скоро закроется, – это был Шоша, которому надоело слушать, как его жена учит уму-разуму их ставленника.

– Барон, вы лучше подумайте, как и чем мы будем с Вэль-Вирой драться, – со злым отчаянием ответила баронесса.

В самом деле, выход у них был только один: вернуться. Остаться в Варане бароны Маш-Магарт не могли, а повторно открывать Дверь было очень опасно. Зверда настолько глубоко переживала их теперешний конфуз, что забылась и последнюю фразу произнесла не на наречии гэвенгов, а на варанском языке, на котором вела все это время общение с Ларафом.

– А что Вэль-Вира? – насторожился Лараф.

– Не хотелось мне с тобой еще и эту тему сейчас обсуждать, ну да ладно… Лараф, я ведь тебя не зря поцеловала. Ты, конечно, своей корявой Большой Работой мог накромсать нас с бароном в винегрет. Но при этом, по чистой случайности, из-за смещения точки раскрытия Двери на одиннадцать саженей, получилось так, что мы успели уклониться от броска Вэль-Виры…

Зверда вкратце пересказала всю встречу с бароном-сергаменой, добавив для перцу, что Вэль-Вира кровожаден, безжалостен, угоден одному лишь Хуммеру и должен быть изничтожен вместе с исчадиями его и берлогой его в ближайшие же недели.

– Скажите, госпожа Зверда, а если бы я открыл Дверь в том же месте, но на несколько минут раньше? Или позже?

– Раньше – не знаю. А позже – к тебе либо не явился бы никто, либо наши голодные и разъяренные призраки, либо – наши окровавленные тела с ранами необратимых Изменений. Уж Вэль-Вира бы точно смог сделать так, чтобы мы не воскресли.

– Раньше тоже было бы плохо, – ввернул Шоша. – Если вы заметили, баронесса, все время, вплоть до своего прыжка на балку, Вэль-Вира находился в стороне от того места, где Лараф открыл Дверь. Начнись Большая Работа минутой раньше, Вэль-Вира бросился бы на нас из другой позиции и не попал бы в Извержение Лишнего.

– В компенсацию портала, – машинально поправила барона Зверда.

Она не любила тот архаический язык, на котором описывали сложные трансформационные процессы человеческие маги. Говорить «Дверь» вместо «портал» она еще могла, но «извержение лишнего» с ее точки зрения лучше подходило для обозначения поноса или семяизлияния.

Шоша так не считал:

– Без разницы. Назовите эту дурь хоть компенсацией, хоть кротовиной, хоть фонтаном. Важно то, что не этот сопляк нас спас, а обстоятельства.

Ларафу было сейчас не до обид, но все-таки он обиделся:

– Что значит обстоятельства? А кто эти обстоятельства вызвал?

– Частично – ты, – примирительно сказала Зверда. – Однако не забывай: пощечины были тоже заслуженными, не только поцелуй.

– А одиннадцать их было по числу саженей, на которые я промахнулся?

– Завидная догадливость. Меня так отец когда-то наставлял. Медвежьей лапой, разумеется. Однако, сладкий мой, все не так плохо. Учитывая, что с тобой не было «Семи Стоп» и что тебе пришлось прокрутить все по памяти – на Жерло Серебряной Чистоты ты уже заработал. Поздравляю: ты теперь настоящий маг и чернокнижник. И если заговор Сонна все-таки удастся, если с тебя сдернут не твое лицо не твои аррумы, ты будешь по крайней мере знать, за что тебе прописали Жерло Серебряной Чистоты, а не банальную виселицу.

– Какой заговор Сонна? Что за новость?

Остальные ужасы Лараф пропустил мимо ушей. И только многим позже сообразил: Зверда не шутит. А в очередной раз грубо намекает на то, что на случай его, Ларафа, непослушания или бунта против воли баронов Маш-Магарт у нее есть еще один, совсем простой способ устранить неугодного гнорра: сообщить правду о Ларафе-Лагхе его же собственным подчиненным. На Фальме-то Зверда неуязвима для Свода! Или уязвима в значительно меньшей степени, чем Лараф – в Пиннарине, в окружении Пауков окс Гадюки-Превеликие.

– Трудно сказать доподлинно, что за заговор. Возможно, это напрасные опасения. Однако мне кажется, что действия Сонна можно истолковать следующим образом. Тогда, на просеке, он навел на книгу так называемую «отложенную» порчу, потому что ничего другого сделать просто не успел. Чем он занимался в последующие дни – мы не знаем. Однако недавно – возможно, вчера вечером или сегодня утром – ему удалось установить с помеченной книгой контакт. Это такое свойство «отложенной» порчи – вещь, на которую она наведена, отзывается тому, кто является источником порчи.

– Значит, Сонн в Пиннарине?!

– Да. В Пиннарине, либо очень недалеко от Пиннарина. На больших расстояниях такие трюки смог бы проворачивать разве только Звезднорожденный. Теперь смотри: Сонн с изумлением обнаружил, что «Семь Стоп» отзываются из кабинета гнорра. Как ты думаешь, ему достанет ума связать книгу, твою персону, наши с Шошей взрывные трансформации, разительные перемены в поведении гнорра и гибель Альсима в одну цепочку?

– Хватит.

– Правильно. Можешь считать, что в настоящий момент Сонн знает достаточно для того, чтобы твой эрхагноррат закончился в ближайшие часы. И начался эрхагноррат Сонна, Трижды Бдительного Спасителя Отечества.

– Шилолова кровь!

– Вот именно. Но есть у Сонна и слабость. Она заключается в том, что настоящий Лагха Коалара объявил пар-арценца государственным изменником. Почему – мутная история, вряд ли мы ее когда-нибудь поймем. Офицеры Свода знают, что пар-арценца Опоры Писаний надо разыскать и уничтожить. Поэтому просто прийти в Свод со своими догадками Сонн не может – его убьют быстрее, чем он успеет раскрыть рот. Прийти с пустыми руками на дом к пар-арценцу Опоры Единства он тоже боится. Разговор может не склеиться. И все потому, что у Сонна нет – точнее, пока нет – вещественных доказательств. А вот если бы у него на руках были «Семь Стоп» – тогда другое дело. Даже не имея доступа к содержанию книги – она ведь ему не открылась уже один раз и вряд ли откроется, – он сможет козырнуть ею перед Йором. Укажет на книге След твоего предыдущего тела, укажет След тела гнорра… И так далее. Поэтому, хотя мы и не знаем ничего доподлинно, мы можем считать, что против тебя зреет заговор, во главе которого стоит пар-арценц Сонн.

– Ох… Голова кругом идет… Какая вы все-таки проницательная, госпожа Зверда. – Лараф вымученно улыбнулся, но его улыбка больше походила на гримасу утопающего. – Но я по-прежнему не все понимаю. Так что там выходит с этой «отложенной» порчей?

– Выходит вот что: Сонн тоже не всемогущ. Он почему-то не удержал заклятие, и оно сработало преждевременно. В случае идеально наложенного заклятия он смог бы сделать книгу невидимой именно в тот момент, когда его лазутчик проник бы в твой кабинет. Лазутчик заткнул бы книгу-невидимку за пояс и преспокойно прошел через Сквозной Зрак. Почти наверняка этим лазутчиком по замыслу Сонна должен быть кто-то из аррумов Опоры Писаний. Можно представить и менее очевидный вариант: лазутчиком является, например, тот младший офицер из Опоры Единства, который ходит прибирать под куполом Свода. Не знаю, как эта должность у вас там называется. А уже за пределами Свода, возможно что и за пределами Пиннарина, лазутчик передаст книгу Сонну. Ты понял?

– С трудом. Так что же мне теперь делать?

– Ну наконец-то ты задал хоть один практический вопрос. Делать вот что. Немедленно возвращайся прямо в Свод. Убедись в том, что книга пока еще на месте. Но ни в коем случае не уноси ее из кабинета и вообще не перекладывай никуда! Затем вызови Йора и обрисуй ему ситуацию. К слову сказать, можешь обрисовать ее вполне правдиво. Без некоторых деталей, конечно. Скажи, что коварный Сонн хочет похитить у тебя очень важную книгу, а какую именно – не его, Йора, дело. Ты, дескать, знаешь, что за этой книгой по поручению Сонна рано или поздно явится похититель. Ты намерен использовать ее как наживку, чтобы изловить Сонна. Ну и все. Йор в таких вещах понимает побольше твоего, а потому дальше твоим делом будет только раздувать щеки да ожидать, когда тебе принесут пару ошметков Сонна. Если только «облачные» клинки Йора и его аррумов оставят от пар-арценца хоть что-то.

– Так просто?

– На словах просто.

Глава 2
Барон Санкут, вежественный Гэвенг

Если б нелюди не истребляли нечисть, дела людей были бы совсем плохи.

«Книга Урайна»

1

Когда они вышли из Двери, звезды Большой Работы уже готовы были окончательно остановиться. Однако стоило только Зверде сообразить, что их возвращение на Фальм происходит не вполне обычно, как некая неведомая сила придала звездам новое ускорение.

В сопровождении усиливающегося, подвывающего скрежета Дверь поднялась на несколько саженей вверх и зависла над головами баронов Маш-Магарт.

Они находились там же, откуда их извлекла Большая Работа Ларафа – в Неназываемом замке. Но замок этот сейчас имел мало общего с теми унылыми руинами, которые встретили их меньше часа назад, когда они вместе с матросами, несущими гроб барона Санкута, ступили на твердую землю Фальма.

За секунду до входа в Дверь память Зверды запечатлела внутренний двор замка как перепаханный черно-серый прямоугольник, по которому метались призрачные тени песиголовцев. Это были извлеченные Извержением Лишнего призраки бывших обитателей замка.

Сто восемьдесят лет назад глава местного клана гэвенгов – клана, чье имя было проклято и предано забвению – принял у себя двух феонов, имевших обличье оленеглавых дев. В этом не было ничего похожего на следование законам гостеприимства – «Эвери» запрещает проявлять гостеприимство по отношению к феонам.

Соседние могущественные кланы – Семельвенк, Гинсавер и Маш-Магарт – поначалу делали вид, что не заметили проступка хозяина Южного замка. Потом направили своих посланцев и попросили по-хорошему: прогони феонов прочь.

Однако гэвенг-отступник и трое его племянников не только остались глухи к требованиям посланцев, но и продолжали делить ложе с исчадиями иного мира.

А спустя три года оказалось, что в Южном замке появились новые странные обитатели – полулюди-полупсы.

Традиционной животной гэвенг-формой Неназываемого клана был пес, а потому соседи заподозрили в новых исчадиях плод противоестественного союза феонов и гэвенгов. Причем, как и пристало скорее псам, чем людям, тварям хватило тридцати месяцев, чтобы войти в силу и превратиться в страшных, свирепых противников.

Зверда знала, что смешанные браки между феонами и гэвенгами, которые случались еще при ледовооких, не давали потомства, а потому не верила в то, что песиголовцы действительно были прижиты от небесных дев.

Однако сто восемьдесят лет назад ее деду барону Санкуту велиа Маш-Магарт и его друзьям из Гинсавера было не до разбирательств. Их беспокоили только две незатейливые формулы тысячелетней давности: «Фальм для гэвенгов» и «Мир без феонов». Южный замок, он же – Неназываемый, был сокрушен, а все его обитатели истреблены.

И вот теперь Шоша и Зверда стояли перед лицом существ, уничтоженных Полной Работой почти два века назад. Это были призраки прошлого, которым надлежало бы исчезнуть вместе с закрывающейся Дверью.

Однако Дверь по-прежнему гудела над их головами, а призраки прошлого были по-прежнему проявлены на фоне обновленной стены Южного замка.

Их было шестеро, как и следовало ожидать. Одетые в грубые крупнокольчатые железные рубахи до колен, вооруженные молотами, палицами и секирами, они не мигая смотрели желтыми звериными глазами на баронов Маш-Магарт.

«Нашел ты, Лараф, кудесник хренов, местечко, где Дверь открыть, ничего не скажешь, – подумала Зверда. – Впрочем, и мы с бароном олухи – не надо было назначать встречу с Лидом в этом омерзительном месте».

– Где же мой боевой бич? – пробормотал Шоша, неуверенно косясь на Зверду.

Зверда чувствовала, как запотевает в ее ладони рукоять заблаговременно извлеченного меча. Сейчас ей больше всего на свете не хотелось пускать его в ход.

– Медленно, не поворачиваясь спиной, отходим назад, – сказала Зверда вполголоса. – Может, получится уйти тихо.

Им удалось отступить шагов на двадцать. Песиголовцы, не сокращая расстояния, следовали за ними. За это время Зверда убедилась, что перед ней противники из плоти и крови. По крайней мере песиголовцы не являлись ни наведенным видением, ни призраками в узком смысле слова.

К счастью, ничто не указывало на присутствие барона Вэль-Виры. Поразмыслив еще чуть-чуть, Зверда пришла к выводу, что это, может, и хорошо, но прибавляет еще одну загадку.

Для того чтобы по сей час удерживать Дверь открытой, требовался колоссальный приток Силы извне. А Большая Работа Ларафа уже исчерпала себя, и если только к этому пугающему приключению не приложилась когтистая лапа барона-сергамены, то они с Шошей имеют дело с какой-то новой, доселе не проявлявшей себя сущностью.

Зверда и Шоша уперлись спиной в запертые ворота. Если раньше, до Большой Работы, ворота были представлены только одной изъеденной огнем створкой, то теперь это были новые, окованные широкими железными полосами дубовые створы, запертые на трехладонный брус.

Стоило Шоше прикоснуться к засову, песиголовцы, зарычав, бросились на них.

Зверда ушла из-под удара длинной палицы, полоснула отточенной сталью по руке ближайшего противника, сжимающей молот, и отскочила в сторону. В засове, перед которым только что стоял Шоша, теперь торчала секира, ушедшая в дерево на полширины железка. Сам барон, вытащив наконец меч, с которым он управлялся куда хуже баронессы, присоединился к Зверде и прикрыл ее спину.

Одновременно с этим на ворота с внешней стороны обрушился громоподобный удар. Пытаясь достать незащищенную шею песиголовца в двойном пируэте, баронесса мельком отметила, что некоторые огромные гвозди, которыми железные полосы крепились к воротам, поддались этому удару и кое-где выползли из своих укромных гнезд – будто редкозубая щука распялила свою плотоядную пасть.

Зверда уже ничему не удивлялась. Она была уверена, что неизвестность, которая заявляет о своем намерении возникнуть среди сражающихся подобным образом, наверняка примет сторону песиголовцев, ибо, казалось, в этот бесконечный день против них восстало само мироздание.

Барон проявил непростительную медлительность и получил палицей прямо в грудь – он успел уклониться ровно настолько, чтобы усыпанное шипами навершие не снесло ему пол-лица.

Под его камзолом что-то хрустнуло. Шоша подумал было – кости, но боли не было. Это всего лишь разлетелся вдребезги почетный нагрудный знак Друга и Союзника Варана, выпущенный поверх надежной баронской кирасы.

В ворота, казалось, ломится харренский осадный каток. Трех ударов хватило неведомому гостю, чтобы измочалить дубовые брусья и высадить кусок одного из них. Сразу вслед за этим в образовавшуюся дыру, в которую могла бы легко проскочить сторожевая собака, просунулась рука в латной рукавице и сдвинула засов в сторону, доделав то, что так и не удалось Шоше.

К этому моменту положение баронов Маш-Магарт было вовсе плачевным. Удачный выпад песиголовца выбил меч из рук Шоши и тот остался с одной роскошной, но малофункциональной тройчатой дагой – подарком Лагхи Коалары.

Зверда, которая умудрилась перерубить под нижним краем кольчуги ногу одному из нападающих, убедилась, что сама кольчуга сработана настолько славно – или Изменена настолько умело, – что даже ее отменный клинок не в состоянии вскрыть защитные покровы посланников прошлого. При этом, похоже, исчадия феонов успели сломать ей левую ключицу. Боль по крайней мере постепенно выходила за грань переносимой.

Еще один могучий удар – и ворота распахнулись. Вместе с фигурой в архаических полных доспехах во двор Неназываемого замка ворвался ураганный ветер.

Песиголовцы, как по команде, оставили Шошу со Звердой. Даже и не подумав о том, чтобы подобрать обездвиженного баронессой единоплеменника, они бросились наутек.

Сокрушивший ворота человек держал в правой руке длинный прямой меч, а в левой – книгу, раскрытую и обращенную разворотом к песиголовцам. На голове человека был надет шлем, чей поднятый наличник изображал оскаленную медвежью пасть.

Судя по черной, не тронутой сединой бороде, гостю было лет сорок, не больше. На двух цепочках к его нагруднику был привешен позолоченный книжный короб.

В развороте книги бушевало сапфировое пламя с ослепительными прожилками цвета раскаленного добела металла. Человек что-то рычал на языке гэвенгов, но ревущий ветер мгновенно сносил заклинания в спину песиголовцам, а потому Зверда не смогла разобрать ни слова.

– Это барон Санкут! Раздери меня тысяча крючьев Шилола, если это не ваш дед, баронесса! – прокричал барон Шоша прямо в ухо Зверде.

Зверда молча кивнула. Немногие гэвенги имели настоящую книгу-подругу и уж совсем немногие носили ее в золоченом железном коробе. Ну а забрало в форме медвежьей пасти Зверда помнила с детства – Санкут был похоронен без шлема. Могучая стальная шапка барона по сей день занимала почетное место в оружейном зале замка Маш-Магарт.

Баронесса ожидала увидеть здесь кого угодно, но только не своего предка, чей прах в гробе-лодке проделал с ними долгий путь из Казенного Посада. Не говоря уже о книге, которая, несомненно, являлась «Семью Стопами Ледовоокого»! Теми самыми, которых не мог доискаться Лараф в своем кабинете!

Санкут, кажется, не замечал ни своей внучки, ни ее супруга. Слегка раскачиваясь из стороны в сторону, он деловито подошел к скулящему на земле раненому песиголовцу, произнес заклинание, напомнившее Зверде формулу Полной Работы, и раскроил исчадию череп своим мечом.

– Благородный барон Санкут велиа Маш-Магарт! – вежливо позвала его Зверда на языке гэвенгов.

Санкут наконец повернул к ней свирепое, но не лишенное привлекательности лицо.

– Кто вы, прекрасная госпожа? – галантно осведомился он. – И кто ваш спутник? Откуда вам известно мое имя?

– Меня зовут Зверда, а это мой муж – Шоша. Мы гэвенги, как и вы.

Барон Санкут с подозрительным прищуром смерил их не знающим вещных препон взглядом с ног до головы.

– Слабовато для гэвенгов, – процедил он. – Что-то я вас прежде никогда не видел. Вы, полагаю, прибыли из Ноторма? У вас там все такие?

– Какие – «такие»? – запальчиво осведомился Шоша. – Попридержите язык, благородный…

Зверда вслепую, но очень ловко лягнула своего несдержанного мужа каблуком сапога. Шоша сразу же заткнулся.

– Мы не из Ноторма. Видите ли, благородный барон Санкут… Дело в том, что я – ваша внучка. Я – старшая наследница Маш-Магарт.

– Это чушь. – Санкут гневливо свел густые брови на переносице. – Но я вижу, что вы не лжете. Вы верите собственным словам, – растерянно добавил он. – Следует предположить, что вы – сумасшедшая. Я, правда, никогда не видел сумасшедших гэвенгов.

– Мы не сумасшедшие! Это стихии Неназываемого замка сошли с ума! Дед, ты разве не видишь, что кругом творится что-то неладное? Вспомни – разве не ты некогда истребил проклятых песиголовцев? И вот они снова здесь – живые и невредимые. И их снова нужно убивать!

Санкут, казалось, почти не слушал Зверду. Во время ее тирады он задумчиво шевелил губами, как малограмотный селянин, читающий мудреные «Буквицы» для младших школяров. Неожиданно лицо его просветлилось и он воскликнул:

– Да, не встречал я еще гэвенгов-безумцев! Но не видал я раньше и двужильных тварей, рожденных от мерзостного соития гэвенга и феона. Коль скоро так – невозможное возможно.

– Дед, да открой же ты глаза! Мы же сейчас в безвременье!

– Вот что, госпожа. Мою внучку сейчас носит под сердцем жена моего единственного законного сына. Сливать на сторону не в моих правилах, поэтому у меня нет и не может быть никакой внучки ваших лет! Посему – кем бы вы ни были – можете считать себя и своего спутника моими пленниками.

– Что-о?! – Шоша в негодовании непроизвольно сделал два шага к воскресшему барону, но вынужден был немедленно остановиться: ему в горло уперся молниеносно выброшенный вперед клинок Санкута.

– Не двигайтесь, иначе вместо моей темницы вы попадете в узилище смерти. Вы – мои пленники по праву, ибо я спас ваши жизни от посягательств этих выродков земли и неба, а потому отныне волен распоряжаться вами по своему усмотрению. Или вы позабыли «Эвери»?

«Ирония в том, дед, что именно „Эвери“ ты и позабудешь в далеком Варане», – подумала Зверда, но смолчала. Внимать подобным речам «сумасшедших гэвенгов» барон Санкут со всей очевидностью не намеревался.

– Слушаем слов твоих, – вежливо ответила Зверда.

Санкут, однако, этим не удовольствовался. «Семь Стоп Ледовоокого», с которыми он, судя по всему, обращался не в пример Ларафу виртуозно, пронзили баронов Маш-Магарт снопом леденящего света.

Зверда почувствовала, как всю ее одежду от подошв сапог до воротника камзола пропитала льдистая субстанция, которая мгновенно застыла и стала крепче стали. Зверда и Шоша теперь были закованы в собственную одежду.

Санкут удовлетворенно кивнул и направился к песиголовцам, которые сбились в кучу в углу двора. Видимо, барон Санкут нагонял на них такой ужас, что они даже не попытались ни напасть, ни проскользнуть мимо него и вырваться прочь через распахнутые ворота.

Несмотря на то, что теперь они не могли шевельнуть ни рукой, ни ногой, тела их сохранили подвижность суставов, а потому Шоша и Зверда, вывернув шеи, смогли увидеть все, что произошло между песиголовцами и бароном Санкутом.

Дверь все еще оставалась открытой, только поднялась повыше. Но когда Санкут, не замечающий, казалось, ничего, кроме ненавистных ему песиголовцев, оказался под парящим ромбом, образованным звездами Большой Работы, Дверь ринулась вниз.

Санкут запрокинул голову, изумленно вскрикнул, упал на одно колено и выбросил навстречу ревущим звездам «Семь Стоп Ледовоокого». Извне это смотрелось так, будто барон воздвиг над собой купол из прозрачного упругого материала. Ибо Дверь, зависнув прямо над книгой, не смогла накрыть барона и втянуть его в себя.

Лицо Санкута стремительно побагровело. Из-под его колена во все стороны ударили струи дымящейся грязи. Железная морда медведя на баронском забрале издала протяжный трубный глас.

Тут песиголовцы, словно по команде, сорвались с места и бросились к Шоше со Звердой.

– О сыть Хуммерова! – Шоша отчаянно забился внутри отлившейся в несокрушимые оковы одежды, но сила «Семи Стоп» не отпускала.

– Барон! Барон Санкут! Попытайтесь закрыть Дверь! Швырните в нее меч или шлем! – что было сил завопила Зверда, одновременно пытаясь достучаться до сознания своего деда безмолвной речью.

Барон или не слышал, или не желал слышать «сумасшедшую госпожу». «Семь Стоп Ледовоокого» в его ладони были почти не видны под многослойными покровами малинового пламени. Похоже, барону очень не хотелось попадать внутрь, а Дверь – или та сила, которая стояла за Дверью, – только к тому и стремилась, чтобы затащить барона в неведомое.

Призвав в помощь все разделы книги, барон Санкут поднялся в полный рост.

Разливаясь запредельными рыданиями вперемежку с молотобойным уханьем, Дверь подалась вверх.