355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Зорич » Консул Содружества » Текст книги (страница 9)
Консул Содружества
  • Текст добавлен: 15 сентября 2016, 02:40

Текст книги "Консул Содружества"


Автор книги: Александр Зорич



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

В то время как мои товарищи, мои совершенно мертвые товарищи…

От некоторых из них не осталось даже ногтя. Даже хоронить нечего…

Если бы, конечно, появилась возможность их хоронить по солдатскому обычаю – там, где они встретили свою судьбу. На Глокке…

– Серж, что с тобой?! Серж! – Джонни трясла меня за плечо. Ее лицо казалось испуганным.

Я поднял на нее глаза:

– Ничего, милая. Все в порядке. Просто мне стало неловко…

– Да брось! Лейла уже не злится!

– Не могу понять, чем я заслужил все это… – шепнул я, но она, по-моему, не расслышала.

– Там ваш кэб прилетел, граждане влюбленные, – заявила Лейла, заглядывая в окошечко видеосвязи.

Стоя у закрытых еще дверей элеватора, я тщательно причесался – на это занятие я потратил минуты три, что при моей длине волос было гм… несколько неоправданно. Я заметил: в плохом настроении у меня всегда случаются приступы старательности и наблюдательности.

Так было и в этот раз. Я заметил, что выше и левее зеркала в стене утоплен унифицированный счетчик энергопотребления, модель СК-459/45.

Некстати вспомнилось, что такие счетчики наша вечно поддатая и обкуренная бригада монтировала на Эсквемелине, на заводах Вероны Нова. И было это, кажется, за тысячу лет до Глокка…

«Ничего себе у них потребление! Как у фабричного цеха!» – присвистнул я.

Впрочем, ведь в каком-то смысле квартирка Джонни и Лейлы и так была своего рода фабрикой. Фабрикой по производству удовольствия. «Услада Плоти» – вот как назвал бы я такую фабрику.

ОХОТНИЧИЙ СЕЗОН ЗАКРЫТ В СВЯЗИ С ЭПИЗООТИЕЙ

Такая надпись встретила нас у въезда на охотничью базу «Русалки».

Ворота были заблокированы. Защитный периметр недружелюбно искрил вправо и влево – куда хватал глаз. Ни кэбов, ни школьников с их обычной суетой и витаминизированным попкорном. Ни туристов с камерами и пахнущими илом трофеями, ни-ко-го. Только озеро, звавшееся «Лавандовым» из-за цвета своей воды, подмигивало нам из-за леса своим гигантским лиловым оком.

Видать, не судьба нам была поохотиться.

– Надо было связаться с ними сразу, из дома, – вздохнул я. – Но мне даже в голову не приходило, что могут быть какие-то проблемы!

– Мне тоже. Кстати, а что такое «эпизоотия»? – спросила Джонни.

– Это то же самое, что эпидемия, но только у животных. Например, у подводных животных, – объяснил я.

– А-а, понятно. А что такое «эпидемия»?

Мы летели в кэбе по направлению к Лидии, центру курортной зоны озер, и время было девать совершенно некуда. Вот я и взялся объяснять Джонни, что такое эпидемия и с чем ее едят.

Надо сказать, рядом с Джонни я со своим средним, очень средним образованием чувствовал себя почти профессором. Увы, это чувство доставляло мне совсем немного морального удовлетворения.

Впервые я всерьез пожалел о том, что рядом со мной сейчас не доктор Аля Лаура Омаи. Вот она-то точно знает, что такое эпизоотия, и уж подавно – что такое эпидемия. И, наверное, не перепутает при случае «дискурс» и «дискус», а постоянную Планка с постоянной планкой…

– Что же мы теперь будем делать?

– Имеется масса вариантов! Во-первых, никто не мешает нам просто снять номер в мотеле, уже в Лидии, и побродить по берегам озер. Должен тебе сказать, там ужасно красиво!

– Да ну, красиво! – фыркнула Джонни, брезгливо подернув плечом. – Скучища одна – бродить можно и по городу.

– Ну, как знаешь. Тогда мы можем пойти в аквариум и посмотреть, чего там нового. Я люблю здешний аквариум – говорят, в Лидии самый большой аквариум во всей Солнечной системе! Чего там только нет! Вот ты, например, когда-нибудь видела морского верблюда с планеты Кастель-де-Лион?

– Не видела, а что, интересно? – с сомнением спросила Джонни, укладывая голову мне на плечо. Мне показалось, она сейчас заснет.

– Еще как! Морской верблюд – зверь очень забавный и совершенно неагрессивный! Более того, он способен устанавливать с человеком телепатический контакт. Правда, говорит он очень простые вещи – что любит чистую воду, что проголодался. Представь себе, Джонни, верблюд говорит с тобой изнутри твоей же собственной головы!

– Не очень-то приятно, когда кто-то говорит в твоей голове, – дернула плечиком Джонни.

Я растерялся. Признаться, продуманного запасного плана у меня не было. Я смолк и уставился в окно кэба.

Мы мчались с огромной скоростью очень низко над землей. Благо местность здесь была совершенно безлюдной. Под брюхом кэба простиралась величественная Равнина Спокойствия, окаймленная с обеих сторон горами Шварценеггера.

Вдруг водитель сбросил скорость. Да так резко, что только ремни безопасности нас и удержали в пределах задней секции сидений.

– Сто кровернов вам в задницу, бездельники еханые! – взревел из жерла динамика водитель, до этого смиренно молчавший за своей стеклопластиковой загородкой. – Мало вам места, что ли? Висит же знак! Какого ляду на трассу залетать! У-у, доберутся до вас копы!

– Что случилось? – спросил я, но вопрос был излишним.

Спустя секунду я и сам увидел, что случилось: в двухстах метрах от нашего кэба приблизительно на нашей высоте фланировала пара ярко-алых «летающих крыльев».

Случайно или намеренно они покинули зону, отведенную для таких полетов, и вторглись на трассу гравитранспорта? Мне по крайней мере хотелось думать, что они сбились с курса совершенно случайно…

Кажется, это были парень и девушка – хотя доподлинно с такого расстояния было не разобрать.

Они эстетично парили в ослепительно медовых лучах термоядерного солнца, словно два ангела, случайно занесенных сюда из неведомых миров, где не обитают ни кроверны, ни люди.

Гармония. Безмятежность. Между небом и землей, между Временем и Вечностью…

Медленно и степенно они двигались в сторону Нью-Йоркского хребта, несомые ленивым ветром. А там, на хребте, таких разноцветных крыльев было великое множество!

На фоне бежево-кофейной горной породы охряно-желтые, рубиновые, густо-синие и салатовые «летающие крылья» походили на лепестки неведомых цветов, украденные ветром из райского сада. Мне стало не по себе от этой разъедающей сердце красоты, и я закрыл глаза…

– Серж, а Серж! Может, полетаем? – с робким восторгом в голосе спросила Джонни. Глаза ее сияли детским азартом.

– А что – хорошая мысль! – кивнул я, предвкушая наш совместный полет и стараясь не думать о цене этого очень недешевого удовольствия.

– Водитель, мы хотели бы изменить маршрут! Нам больше не нужно в Лидию. Будьте добры, доставьте нас на одну из тех баз, на Нью-Йоркском хребте, – потребовал я.

– Вот, и вы туда же… Ну молодежь пошла! Только бы деньги трынькать да жизнью рисковать! – недовольно проворчал водитель, подымаясь на скрестную трассу и закладывая крутой вираж вправо.

* * *

Если бы за пределами Соединенных Провинций Центавра слово «аристократ» значило что-то конкретное, такой вот крылатый отдых на Марсе наверняка назывался бы «спортом аристократов».

Из «Энциклопедии Прошлых Времен» я знал, что когда-то, еще до появления Экологического Кодекса, объявившего лошадей свободным видом, не подлежащим эксплуатации, «спортом аристократов» называлась верховая езда.

Наверное, на многих планетах и сейчас, по сей день, в обход Экологического Кодекса, седлают и взнуздывают всяких там иноходцев и рысаков. Думаю, на Центавре, например, среди нобилей что-то подобное в ходу, хотя вряд ли дождешься от них официального признания.

А вот «крылатый» курорт имеется только один – и тот на Марсе.

И дело здесь не только в том, что мягкий климат Марса, его роза ветров и сила тяжести благоприятствуют таким развлечениям. Просто желающих попробовать себя в полете на «летающих крыльях» сапиенсов не так уж много. И наскребется их ровно на один такой курорт. На самом деле, зачем летать «самому», когда есть куча машин, которые с удовольствием повозят тебя?

Короче говоря, мы с Джонни оказались в числе избранных. Этот факт льстил моему самолюбию. И я легко смирился с тем, что за два дня удовольствия придется заплатить девятьсот талеров…

Весь первый день мы летали под руководством инструктора, который сопровождал нас на гравере. Точнее сказать, не летали – учились летать. Дело это оказалось довольно утомительным и опасным.

Например, все время нужно было бдить, чтобы ненароком не оказаться на пути у кэба (выход на трассу – штраф двести талеров).

Нужно было научиться маневрировать и правильно приземляться, то есть не ломать себе ноги (что при отсутствии у Джонни медстраховки было особенно желательно). К счастью, мы оба были в превосходной спортивной форме, иначе все обучение растянулось бы на недели!

Помимо прочего, нужно было не забывать сверяться с браслетом, измеряющим силу и направление ветра. Ибо ветер в этих местах при всей своей ленце имел коварный нрав. Блуждающая турбуленция, эдакий карманный ураган, могла безжалостно пригвоздить тебя к ближайшей скале.

На наших глазах двое инструкторов сняли с зубастой стены труп летуна-неудачника. А может, и не труп, а рекламную симуляцию. В любом случае коктейль соответствующих эмоций удался на славу. Ибо, скажите, что за удовольствие без опасности?

За наши труды мы были вознаграждены сполна. Таким красивым я не видел Марс никогда.

Вроде бы те же пейзажи, что за окном кэба. И все-таки совсем не те, лучше. Наверное, так устроены люди, что, для того, чтобы что-то в жизни понять, их телам нужно участвовать во всем, а особенно в любви и боли, без посредников.

Кстати, о любви. В первый день мы с Джонни так налетались, что заснули, едва добравшись до постели.

Я даже поцеловать по-человечески ее не смог. Мои губы, облепленные, как и вся поверхность моего тела, биостимулирующим кремом, не способны были на этот скромный подвиг…

Зато поутру, бодрые и сильные, словно потомки древних титанов, мы совершили наш первый самостоятельный полет.

Крыло Джонни было цвета белого золота. Мое – переливалось семью цветами марсианского флага. Теперь мы тоже были похожи на лепестки, украденные ветром из райского сада.

Может быть, на какую-то минуту мне даже удалось почувствовать себя бессмертным.

В том смысле, что среди этой рвущей душу красоты мне вдруг стало совсем не страшно умирать. Вроде как все самое стоящее в этой жизни я уже увидел.

Мы облетели вокруг знаменитого трехперьевого Пика Серафимов и неспешно пересекли самое маленькое из озер Галея – Зеркальное.

Поверхность его и впрямь была изумительно гладкой. Благодаря уникальному сочетанию цвета дна и коэффициента преломления горькой, перенасыщенной солями воды озеро отражало мир во всем его скрытом, умопомрачительном, жестоком величии. Даже мы, две цветастые фигурки, были отражены с какой-то неожиданной десятикратной щедростью и предстали собственным взорам как огромные огненные фениксы из Большого Красного Пятна.

Я медленно повернул голову.

Вдалеке, справа от меня, исполинским ящером разлегся хребет Бетховена, за ним – еще один, неизвестный мне, набранный из череды черных вулканов. Этот второй хребет, кажется, был антропогенным…

А где-то очень далеко в той же стороне рвалась вверх, в термоядерные объятия своего солнца Анаграва – город, где родилась Джонни.

Вспомнив о Джонни, я перевел взгляд на девушку. Лицо ее казалось возвышенным и радостным. Впрочем, не знаю, было ли оно таким на самом деле. Прозрачное забрало ее шлема сильно бликовало.

Я почувствовал, как из глубин моей души растет искренняя симпатия к моей замечательной проститутке. Ко всем замечательным проституткам и шлюхам мира!

«Но это лишь симпатия», – вздохнул я. Вдруг мне стало совершенно ясно: бессмертие, которым я только что грезил, – фикция, самообман, дешевые сопли молодого эстета.

Мне нелегко было признаться себе в том, что настоящее бессмертие может подарить только любовь.

Глава 6
Роман с психосканером

По крайней мере не мешайте этому юноше прийти на помощь извращенному веку.

Вергилий

– Идет салага. Несет букет синтетических роз с ароматическим покрытием лепестков. Сержант его спрашивает: «Куда идете, джентльмен?» Салага говорит: «Вот, бабу иду поздравлять. Сегодня ж День Ромео и Джульетты!» Сержант удивился и спрашивает: «Так цветы же синтетические?» А салабон ему: «Так и баба-то у меня резиновая!»

– Ну и что, что она резиновая? Многие люди не могут себе позволить настоящих женщин, таких, как Лейла, например, – без тени улыбки сказала Джонни.

– Ну Джонни, солнышко, – набравшись терпения, начал объяснять я. – Это же анекдот. Понимаешь? А-нек-дот!

– Все равно не понимаю, что здесь смешного?

– Ну как, – растерялся я, – смешного здесь то, что мужик на полном серьезе несет своей бабе искусственные цветы… Понимаешь, здесь комизм ситуации в том, что людям все равно нужна любовь, пусть даже к резиновой бабе. Ну даже не знаю, что именно здесь смешного, но все смеются!

– Может, у меня что-то с чувством юмора…

Все, кому я рассказывал этот анекдот раньше, смеялись. Хотя, наверное, он был ровесником первой искусственной женщины, тогда еще безголосой и немеханизированной, выставленной на продажу в секс-шопе.

Точно можно утверждать одно: в Древнем Египте этот анекдот еще не рассказывали, поскольку резина была еще не изобретена. А может, я и не прав. Мало ли тогда было материалов – глина, пластик…

– Может, поговорим о чем-нибудь другом? – предложила Джонни.

Мы тряслись в надземке. Возвращались в Анаграву. Напоследок мы промотали в Лидийском казино последние деньги. Оно и неудивительно: я ставил на имя «Джонни», а она на имя «Серж» – теперь я думаю, если бы я ставил на имя «Аля», я бы так не продул. Выйдя из казино и пересчитав мелочь в карманах, мы едва наскребли на надземку.

Вообще от бешеного темпа отдыха у меня лично начали закипать мозги.

Сначала «летающие крылья», затем – безумный, безостановочный, изматывающий секс (на второй день, когда первая усталость прошла и биостимулирующие препараты наконец-то начали действовать на полную катушку, мы просто как с цепи сорвались!). И вот сегодня мой внутренний голос, старательно подделываясь под голос моего отца, сказал мне: «Притормози!»

Вот мы и притормозили.

Мы ехали в общем вагоне рядом с регочущими старшеклассниками, хурманчами и малосостоятельными семейными парами. По контрасту со стремительным летом кэба мне все время казалось, что мы вовсе не движемся к Анаграве со скоростью 250 км/час, а просто стоим на месте.

– Давай поговорим о тебе, – предложила Джонни. – Ты такой классный!

– Знаешь, может, лучше поговорим о тебе?

Не то чтобы у меня взыграла скромность. Просто надоело рассказывать истории, в которых Джонни не понимает половины «умных» слов, и травить анекдоты, соль которых ей не по вкусу.

– А что – с удовольствием! – просияла Джонни.

– Например, почему ты все-таки подписала контракт с системой «Шикарный выбор!»? Ведь у тебя есть профессия. Ты – танцовщица. И притом хорошая. Надоело танцевать? Просто нравится вся эта суета – клиенты, бары, все время предохраняться, чтобы не подцепить турбо-трип или чтобы не залететь? Такой вот бестактный вопрос…

– Да чего – вопрос нормальный, – отмахнулась Джонни. – Нравятся ли мне клиенты? Не знаю. Ты мне точно нравишься. А вот предыдущий, один козел с Первой Лунной станции, требовал, чтобы я отдалась ему в ванне. Прикинь?!

– По-моему, довольно стандартная и притом невинная фантазия. Половина порноканалов только ванны с бассейнами и показывает.

– Но только тот тип хотел, чтобы в ванне вместо воды были консервированные овощи. Брокколи, зеленый горошек, молочная кукуруза. Потом он еще туда куриных сосисок навалил и вылил десятилитровую бутыль фуззи-колы. Скажи, тебе бы такое понравилось? – гневно сверкнув глазами, осведомилась Джонни.

«Мне – нет. Но я ведь и не шел в проститутки», – промолчал я.

– И потом, я два с половиной года работала танцовщицей. Каждое утро разминалась по два часа, диета, все такое. Тогда я подружилась с Лейлой, которая работала в своем Институте. И оказалось, у нее все это время денег было в десять раз больше, чем у меня! И я подумала, что так – несправедливо!

– Ну и?.. Хорошо платят в «Шикарном выборе!»? Я имею в виду, сбылась мечта о справедливости?

– Держи карман шире, – надула губки Джонни. – Шестьдесят процентов забирает система… Да и клиентов негусто…

– Выходит, ты не прочь вернуться к танцам?

– А то как же! Что хорошего – дыру напрокат сдавать! – воскликнула Джонни так громко, что на нас тут же вытаращились полвагона. Даже пенсионеры попросыпались и навострили уши – то ли слово «дыра» на них так подействовало, то ли слово «напрокат»?

– Так почему ты не ищешь работу?

С минуту Джонни молчала. Если бы рядом со мной была какая-то другая женщина, я бы решил, что она обдумывает, что бы мне такого покультурнее соврать. Но относительно Джонни я был уверен: врать она не умеет. Для этого нужно иметь мозг чуть более развитой, чем куриный.

– Сказать по правде, я не знаю, как искать работу, – наконец призналась она.

– Но как-то же ты нашла работу в «Шикарном выборе!»?

– Мне позвонил агент, предложил, ну я и согласилась…

– А в «Сиреневую Осень» как ты попала?

– Менеджер «Осени» всегда ходил на просмотры в наш хореографический интернат… Ну, он меня и выбрал.

«Во дает! Девчонке восемнадцать лет, а она понятия не имеет, как искать работу!»

– Послушай, Джонни, а если бы я нашел тебе работу танцовщицей, ты бы бросила «Шикарный выбор!»?

Не то чтобы я считал проституцию «безнравственной». Просто мне казалось, что такая славная девчонка, как Джонни, заслуживает лучшей участи, чем быть естествуемой среди сосисок, зеленого горошка и молочной кукурузы.

– Пожалуй, бросила бы. Только как этих жуликов бросишь?

– Как-как… Просто расторгни контракт. Скажи, что заразилась веганской гонореей, и они сами его аннулируют, не успеешь чихнуть…

– Эх, знать бы только что такое веганская гонорея, – вздохнула Джонни и уставилась в окно. Кажется, глаза ее наполнились слезами.

– Это то же самое, что турботрип.

– А-а…

Глядя на ее худенькое личико с рельефно очерченными скулами, я сразу понял, что она ни на секунду не верит в то, что я всерьез стану заниматься ее судьбой. Что-то для нее подыскивать…

За эти дни мы успели немного узнать друг друга. Девчонка, осиротевшая в пять лет и всю свою сознательную жизнь проторчавшая в интернате, понятия не имела, что такое негосударственная, человеческая забота. Даже операцию по смене пола она сделала на деньги Фонда Эффективного Гендера.

Она плохо представляла себе, что такое любовь, что такое опека. Что такое дружба, в конце концов! А кем был для нее я? Просто клиентом. Любовником на час. Заплатил деньги – и прости-прощай!

Я обнял Джонни за плечи, и какое-то ранее незнакомое чувство ответственности затопило мою душонку. Неглубокую, согласен. И все-таки.

И тогда я подумал, что буду последним мудаком, если не попытаюсь помочь ей.

– Что-то вы рано, – без особого восторга приветствовала нас Лейла, когда мы вывалились из дверей элеватора.

– Деньги кончились, – отвечал я.

– Зарабатывать надо больше, молодой человек, – буркнула Лейла, наводя последнюю ретушь на свою физиономию перед большим стереозеркалом.

Лейла собиралась на свидание, в пользу чего достаточно красноречиво свидетельствовал ее вид. Каблуки – что твои башенные краны; ноги – гладко выбритые, сдобренные лосьоном «Нюх-нюх» и обтянутые «волосатыми» чулочками; целлофановая юбка веселенькой расцветки на кружевных подвязках самого модного в этом сезоне изумрудно-зеленого цвета.

Вязаная мохеровая курточка на змейке, не доходящая до пупа, выгодно подчеркивала супергрудь труженицы оздоровительного фронта.

Прическа тоже стоила отдельного описания. Впрочем, она поразила меня еще в первый день нашего с Лейлой знакомства. В основном тем, что прекрасно гармонировала с Лейлиным парализатором.

Лейла была стрижена почти «под ноль». Но не все так просто. На теменных просторах этой стриженой головки была тщательно выбрита вычурная композиция из арабских букв.

Поначалу мне, недалекому, показалось, что эта усатенькая картинка – не более чем бессмысленное украшение. Но Джонни, осведомленная лучше меня, что случалось с ней нечасто, еще во второй день нашего знакомства поведала мне, что надпись на голове у Лейлы вовсе не бессмысленная.

«Аллах велик» – вот что значил теменной «узор» на языке фарси, родном языке родителей Лейлы.

Потом и вовсе оказалось, что Лейла – весьма религиозная девушка.

Например, перед тем как отправиться на свидание, она достала из ящичка небольшую, размером с широкий носовой платок черную вуальку на неприметной резинке и напялила ее таким образом, что вся нижняя половина лица, начиная от переносицы, оказалась скрытой черным флером.

В комплексе с подвязками и юбкой, едва прикрывающей сочный зад, этот рудимент земного фундаментализма смотрелся довольно чужеродно.

– Ты не понимаешь, это же Коран, – многозначительным шепотом пояснила мне Джонни.

Она, конечно, хотела сказать «шариат», но немного перепутала…

Двери элеватора закрылись за Лейлой, и мой оставшийся без дела пытливый взгляд снова впился в счетчик энергопотребления, модель СК 459/45.

Ну зачем-зачем-зачем им именно эта модель? Они что здесь – экстратолуол из дельфиньего молока производят путем выпаривания электрокипятильником и последующего холодного термоядерного синтеза? Для исламского движения «Зеленый Космос»?

В квартире у Джонни и Лейлы вообще-то энергопотребляющих приборов было раз-два и обчелся. Ну видеокуб с музыкальной системой. Кухня со всякими тостерами, комбайнами, коктейлемешалками и утилизаторами посуды. Ну осветительные панели. И все?

– И все, – подтвердила Джонни. – Нет, забыла, еще моя электрорасческа. С устройством для сушки, гофрирования и завивки.

– Тогда скажи, зачем вам с Лейлой промышленный энергосчетчик?

– Понятия не имею. Лейла говорит, что мы много тратим. – По недоумевающему виду Джонни я понял, что она считает тему исчерпанной.

Оставив Джонни откисать в ванне, я взял в прокате дешевый мобиль и помчал (хотя после кэба слово «помчал» мне просто не легло бы на язык) в клуб «Три семерки».

Цель у меня была самая богоугодная. Я намеревался предложить Николь, владелице клуба, которую я знал еще со школы как любящую мать моего лучшего друга Бруно, взять на работу Джонни в качестве дешевой рабсилы.

Почему-то я был уверен, что Николь мне откажет – протеже из меня как из вилки станнер. Поэтому особых надежд я не питал. И уж совсем не знаю, почему этот чертов энергосчетчик совершенно не шел у меня из головы.

«Три семерки» располагались недалеко от космопорта. Выйдя из мобиля, я едва не оглох – какой-то серьезный корабль шел на взлет, и никакие стены шумопоглощения не могли полностью заглушить рев его планетарных двигателей.

В ближайшем автомате я купил себе новенькие беруши. Говорят, их продают специально для приезжих. Поскольку местные жители уже давно освоились с обстановкой…

Николь не продала своего заведения. Николь нашлась в своем кабинете. Она приняла меня, как только узнала, кого к ней занесло.

Мы расцеловались и до оскомины навосхищались успехами Бруно, который только что получил степень магистра футурологии (то есть это у меня после всей этой чуши появилась оскомина, ей, как обычно, хоть бы хны! Мне кажется, если бы Бруно предложил ей выйти за него замуж, она ни секунды не колебалась бы перед тем, как сказать «Да! Да! Да!»). Мы даже раздавили бутылочку абсента.

Наконец мы заговорили о делах, не имеющих к Бруно никакого отношения..

– А что, хорошая танцовщица мне бы не помешала. А ты хоть видел, как она танцует?

– Видел, Николь. Еще как видел! Пальцы на ногах немеют!

– Ну если даже пальцы немеют, – заговорщически подмигнула мне Николь, – то веди свою Джонни. Завтра утром я ее посмотрю. Откровенно говоря, тех коров, которые зажигают у меня сейчас, давно пора разжаловать в кухонные автоматы…

Я вышел из «Трех семерок» в приподнятом расположении духа. Абсент, быстрая удача…

Однако возвращаться в квартиру Джонни мне отчего-то совершенно не хотелось. Не то чтобы ее общество мне надоело. И даже не сказать, что «как женщина» она перестала меня интересовать.

Пожалуй, самым правильным было бы сказать, что я объелся Джонни. Как какой-нибудь клубники со сливками.

Идти в бар «У Кролика» после той разборки, что я учинил, надраив рожи курсантам-летчикам, тоже было стремно.

Мало ли что?! Оштрафуют еще задним числом. И потом, не исключено ведь, что обиженные курсанты терпеливо дожидаются меня там, возле аквариума, совершенно трезвые, прихватив с собой более искушенных в рукопашной приятелей. Хотят, значит, чтобы я за козла им ответил…

В стороне космопорта снова загудело на низкой ноте.

Судорожно похлопав себя по карманам, я нашел беруши и тут же осчастливил ими свои многострадальные органы слуха.

«Только такой идиот, как Спайк, способен полагать, что пристань возле космопорта может быть тихой», – вспомнилась мне моя же собственная сентенция четырехдневной давности.

Спайк. Тяжелый чемодан. Настолько тяжелый, что даже здесь, в условиях щадящей марсианской силы тяжести, Спайк предпочел включить воздушную подушку. Чемодан с индивидуальным спецснаряжением танкиста.

И тут мне в голову пришла примечательная по своей абсурдности идея.

Танкистам, как известно, экоброня не полагается. Дорого, тяжело, да и бессмысленно – столько места в танке не напасешься.

В отличие от штурмовой пехоты, наши доблестные глухари воюют в обычных гермаках повышенной защиты. Конечно, героям полагается с полмешка дополнительных примочек: всяких медицинских датчиков, сканеров, станнеров, «блокировщиков боли». И вот среди этих примочек есть интроочки.

Интроочки работают и в оптическом, и в инфракрасном, и, главное, в высокочастотном электромагнитном режиме. Если накрылся бортовой милитум, без таких очков танкист не определит, что и где сломалось. А в очках можно видеть, каковы повреждения системы энергоснабжения, где нарушено прохождение сигнала, где поле искажено…

И вот что приятно: при помощи этих очков я мог бы наверняка получить ответ на вопрос, который волновал меня не первый день. А именно узнать, какого черта в квартире у двух девчонок без твердых моральных устоев поставлен промышленный счетчик энергопотребления?

Если бы кто-то сказал мне, что я просто бешусь с жиру и ищу приключения на свою задницу, я бы честно ответил: «Так и есть».

Мы со Спайком сидели в фитобаре «Тихой пристани» и пили отвар листьев целебной лианы, названия которой я не запомнил бы даже за миллион талеров.

Спайк, казалось, был действительно рад меня видеть. Наверное, совсем дошел от скуки.

Вот уже полчаса я выслушивал обстоятельнейший доклад о том, как именно и чем его здесь лечат, кормят и развлекают.

В качестве гвоздя программы Спайк подробно изложил мне недельный распорядок оздоровительных мероприятий с детальным объяснением сути каждого.

Увы, заведение было далеко не стандартным Институтом Здоровья. Вместо симпатяг институток в соблазнительных просвечивающих халатиках здесь всем заправляли немолодые тетеньки и дяденьки из медицинских колледжей. Их честные, сосредоточенные лица не вызывали у меня никаких эмоций, кроме страстного желания встать на четвереньки и тоскливо завыть по-волчьи.

Но Спайк от всего этого просто балдел.

Казалось, «Тихая пристань» и Спайк Дулли были созданы друг для друга. Чего стоили только агитационные стереоплакаты, коими были украшены стены фитобара!

На одном из них краснощекий капрал с гладко зачесанными от лба вверх волосами попирал ногой дымящуюся сигарету величиной с бревно. В то время как его мускулистые лапы с закатанными по плечи рукавами комбинезона раздирали напополам, а если точнее, то ломали, словно сухой соленый крекер величиной со сковородку, окарикатуренного ската. Весь вид инопланетного изверга выражал нечеловеческие муки при полном отсутствии искреннего раскаяния.

Подо всем этим героическим великолепием переливалась сотней оттенков красного надпись:

ЛОМАЯ ПРИВЫЧКУ, ТЫ ЛОМАЕШЬ КРОВЕРНА!

С точки зрения Управления Психологических Операций логика во всем этом бреде была: вроде как, бросив курить, ты здоровеешь и кабанеешь, следовательно – начинаешь бить кровернов с удвоенной, утроенной мощью.

Да только после того, как самому здоровому лоботрясу в нашем взводе, чемпиону Сектора Скорпиона по армрестлингу, Тони Сицилии в Копях Даунинга оторвало голову, в эти байки не очень-то верилось…

– А еще мы здесь с ребятами играем в футбол. Ты бы видел, как наша команда вчера сделала ребят из «Солнечной Долины»! Мы им засадили всухую четыре раза! – захлебываясь от восторга, рассказывал Спайк. – И, между прочим, доктор Абдулкадыров, куратор нашей смены, считает, что основная причина наших побед – в спирулиновом массаже. Ты, наверное, не в курсе, но спирулиновый массаж – это массаж с маслом водоросли спирулины. Наше питание построено с преобладанием зародышей пшеницы…

За все время нашего общения я пока что не сказал ни единого слова, кроме «Привет, Спайк!».

По пути к «Тихой пристани» я усиленно придумывал, как бы поделикатнее подвести Спайка к мысли одолжить мне свои интроочки. Но за столиком фитобара я понял, что если не выложу свою просьбу сейчас же, то вот-вот окочурюсь от никотинового голодания.

Ясное дело, курение на территории «Тихой пристани» было категорически запрещено. Точно так же, как бубль-ванны, потребление алкоголя, внебрачный секс и прочие радости жизни…

– Слушай, Спайк, одолжи мне свои интроочки, – быстро сказал я, когда в его словесном поносе образовалась пауза длиной в секунду.

Я весь внутренне сжался, готовясь к тому, что сейчас на меня обрушится водопад всяких занудств по поводу того, какая это важная и недешевая вещь и как он, Спайк, собственными руками тестировал свою драгоценность блок за блоком…

Аллилуйя! Обошлось без водопада.

– А надолго? – спросил Спайк после увесистой паузы.

Когда я возвратился в квартиру Джонни, самой Джонни там не оказалось.

Кислая Лейла сообщила мне, что, не дождавшись меня, Джонни слиняла пожрать оладий с грибами в кафетерий на первом этаже. Сама же она заявила, что собирается принять душ.

– Но ты располагайся. Думаю, она сейчас явится, – сообщила Лейла, выхватывая из покорно выехавшего ящичка полотенце.

Хозяйской походкой я ввалился в гостиную и бухнулся в кресло.

И только закинув руки за голову, я, черт возьми, сообразил, что в кресле напротив меня сидит… корветтен-капитан Флота Большого Космоса.

То есть в переводе на язык без чинов и званий очень и очень большая шишка.

Я не сразу сообразил, как так получилось, что я не заметил его сразу.

Может, всему виной тот шибучий абсент, который я потребил в обществе вечно влюбленной в сына мамаши Николь. А может, Спайк так задурил мою несчастную голову, что я совсем потерял ориентацию в Альбертовой сетке пространства.

Но скорее дело было в другом: корветтен-капитан сидел не шевелясь, как хамелеон на ветке, да и глаза его были закрыты. Более же всего бывалый волк Пространства походил даже не на хамелеона, а на покойника.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю