Текст книги "Чернолесье (СИ)"

Автор книги: Александр Зимовец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Глава 22

Ало-черный камзол маркграфского полка был тесноватым, в душную летнюю ночь в нем было ужасно жарко. Перевязь натирала под мышкой, и я все еще чувствовал себя во всем этом, словно участник какого-то маскарада. Но без формы было нельзя: в маркграфском замке я имел право появляться только при полном параде.

В тот вечер я готовился к визиту в благородное собрание, надеясь, что мне не придется слишком скучать в обществе пары десятков чиновников и офицеров, озабоченных охотой, пивом и мелкими служебными интригами. Откровенно говоря, я бы лучше провел вечер дома, но я понимал, что дружелюбное общение с городской верхушкой могло помочь моей карьере.

Меня смущала двусмысленность моего положения. Сергей, похоже, считал меня чем-то вроде своего агента – недавно я получил от него письмо, где он давал мне советы о том, как держать себя с местной знатью и на что обращать внимание в разговорах. Он не писал об этом прямо, но весь тон его письма прозрачно намекал на то, что он ждет от меня отчета о том, что поговаривают при маркграфском дворе. И я бы не сказал, что такое положение вещей меня порадовало: я не нанимался в шпионы.

Итак, для Сергея я был его глазами при Брукмерском дворе. Но в то же время, для Киры я был ее агентом во внешнем мире, для маркграфа – удачливым сукиным сыном, которого следует держать при себе, а для его придворных – выскочкой, нуждающимся в присмотре. Все чего-то ждали от меня, и все ожидания нужно было оправдывать, чтобы держаться на плаву.

Однако сегодняшний визит в собрание пришлось отменить: незадолго до выхода в мою дверь постучался один из подчиненных сержанта Дрикена, того самого, что привел меня к Кире в первый раз. Мне он передал еще одну пахнущую жасмином записку, на этот раз короткую. В ней Кира просила меня прийти сегодня и поясняла, как лучше это сделать. Надо ли говорить, что едва я развернул листок, сердце мое застучало чаще и ни о чем, кроме того, как скорее попасть в замок, я уже не думал?

У входных ворот я назвал часовым сегодняшний пароль – никаких оснований не впускать меня у них не было. А вот во внутренних покоях у охраны уже могли возникнуть ко мне вопросы. Но и это было предусмотрено.

Часовые у входа в Красную башню сменялись не непосредственно на посту, а чуть дальше, за поворотом коридора. Подобный странный порядок, идущий в разрез с уставом и здравым смыслом, был, конечно, придуман не просто так. Зная график смены караула, в башню мог незамеченным проходить маркграф, не желавший лишних разговоров даже среди доверенных гвардейцев.

Разговоров, впрочем, избежать не удалось. Едва ли не в первый день моего пребывания в мушкетерских казармах мне поведали о том, что его сиятельство держит в Красной башне любовницу. Надо сказать, меня это замечание несколько покоробило: об истинном характере отношений маркграфа и Киры я не знал. Впрочем, вероятно, и солдаты о нем не знали, а лишь придумали простое объяснение происходящему: раз маркграф держит при себе девушку и прячет ее, значит, она его любовница. Но, все равно, было довольно неприятно.

Так или иначе, мне порядок смены караула также был известен благодаря все тому же Дрикену, потому оставалось лишь вовремя оказаться в нужном коридоре замка, не столкнувшись при этом нос к носу ни с его сиятельством, ни с патрулями. И это мне вполне удалось.

Когда я вошел, Кира, сидевшая, как и в первую нашу встречу на шелковой подушке, взглянула на меня испуганно. Должно быть, увидев форму, подумала, что явился его сиятельство или солдаты, но, увидев меня, успокоилась.

– Здравствуй, – сказала она с улыбкой и поднялась на ноги. – Я так ждала тебя.

– Привет, – проговорил я, не зная куда девать руки в форменных перчатках. Как они вообще носят всю эту амуницию в такую жару?

Я сделал несколько шагов. Кира жестом пригласила меня садиться на подушку. Кресло в ее комнате было только одно, но я заметил, что Кира его явно не любила, и делала вид, что его нет. Похоже, в нем обычно сидел его сиятельство.

– Ты по поводу той тетради? – спросил я и тут же понял, как неуместно это прозвучало. Мне хотелось сказать, что я тоже очень ждал встречи с ней, а вместо этого перешел сразу к делу, словно меня больше ничего не заботит. Кира едва заметно поморщилась.

– Можно и так сказать, – ответила она, вздохнув. – Шифр очень сложный. Я бы ни за что не смогла к нему даже подступиться, если бы не интуиция. А так кое-что понять, все же, удалось.

– Ты знаешь, где сейчас Луциан? – мое сердце тревожно стукнуло в предвкушении новых приключений.

– Не совсем, – Кира покачала головой. – Все очень туманно. Тот, кто это писал, очень постарался, чтобы не просто зашифровать текст, но и не называть в нем место прямо. А может быть, тогда он и сам не знал, где оно. Это что-то вроде лабораторного дневника. Он проводил какие-то малопонятные эксперименты, и по их результатам вычислял местоположение некого объекта. Он называл его «рана».

– «Рана»? – переспросил я.

Кира кивнула.

– Кажется, он считал, что сам этот мир ранен. Что-то извне проткнуло его, оставило дыру, через которую лезет вся эта нечисть. И он вычислял эпицентр. Место, в котором рана шире всего, и через нее можно попасть в другой мир.

– То есть, через эту же рану попали сюда и мы? – спросил я.

– Видимо, – Кира пожала плечами.

– Но погоди… Мы попали сюда, потому что все это игра Грановского. Оно же не настоящее? Если так, то эта «рана»…

– Если так, то она, вероятно, выход отсюда. Основное меню. Кнопка «Escape». Ну, или финальный босс.

– И цель игры в том, чтобы ее найти?

– Если считать, что у нее есть цель… – задумчиво проговорила Кира.

Пару секунд мы молчали. За узким окном башни умирали последние отблески дня. Свет колышущегося огонька свечи придавал лицу Киры какое-то немного болезненное выражение.

– Ты не представляешь, как трудно держать всю эту возню с переводом текста в тайне от его сиятельства, – продолжила она. – То и дело припрется среди ночи – нужно срочно убрать все бумаги и не показать, что я что-то писала. Он очень подозрителен.

Должно быть при словах «припрется среди ночи» мое лицо приобрело слишком специфическое выражение, так что Кира сконфуженно замолчала. Секунду она смотрела на меня непонимающе, а затем поморщилась.

– Ах, это… если ты хочешь понять, сплю ли я с ним, то нет, не сплю. Его сиятельство человек практический и не склонен мешать дело со всякими глупостями. И я ему нужна именно для дела.

– И что же это за дело? – спросил я.

– Да как у всех политиков, – Кира пожала плечами. – Задача минимум: удержаться там, где он есть. Задача максимум: залезть еще выше. Положение у него очень неустойчиво: он худородный выскочка, получивший от прежнего короля важный пост и титул. Но того короля уже нет, новый король катается на деревянной лошадке, а с регентом у его сиятельства отношения не сложились.

– Что же регент его не снимет? – спросил я.

– Не может, – Кира склонила голову на бок. – Брукмер – это огромная пороховая бочка, и никто лучше Ульмера не умеет предохранять ее от взрыва. Без него все здесь полетит в тартарары – и регент это понимает, он тоже не дурак.

– Как ты вообще здесь оказалась? – спросил я. – Как стала его заложницей?

Кира вздохнула, похоже, раздумывая, с чего бы начать.

– Понимаешь, это был какой-то сбой, – сказала она, положив ладони на колено. – Причем узнала я, что это сбой, только сильно позже, когда пообщалась с Антоном и еще кое с кем из егерей. Мне ведь никто ничего не объяснял.

Штука в том, что возникла я в этом мире сразу с десятым уровнем. Вот только при этом у меня сами собой распределились и характеристики, и опыт, и навыки. Святой рандом! Целая гора барахла, никому ненужного. Ты будешь смеяться, но я, например, прекрасно умею готовить мясо тропического ящера, что водится за два моря отсюда. Охренеть, как полезно!

В общем, когда я вышла из леса – полуголая, напуганная, голодная, я даже говорить по-местному не умела. Набрела на деревню, жила там в хлеву у какой-то семьи, за коровами ходила на правах деревенской дурочки. А потом на деревню напал грызень – я его вилами заколола, у меня ведь древковое оружие прокачано. После этого смогла язык выучить – ну, меня местные зауважали, стали даже побаиваться.

Стала я им понемножку будущее предсказывать. Я его и раньше видела – но рассказать-то никому не могла. А теперь вот стало возможно. Ну, тут, конечно, еще больше трястись надо мной стали. Построили отдельный дом на краю деревни, стали гостинцы носить: кто мешок муки, кто сала, кто яиц принесет. Жить можно.

Она замолчала на секунду и улыбнулась. Чувствовалось, что ей приятно вспоминать это время.

– Вот только все хорошее когда-то заканчивается, – продолжила Кира, помрачнев. – Вскоре наехал в деревню королевский дознаватель с солдатами – похоже, кто-то из соседнего села просигнализировал, что в Вальдорфе приютили ведьму, да еще и меченую. А это дело страшное: на всю село виру, а меня – на костер.

Притащил он меня в амбар, и давай допрашивать: где была на шабашах, да с кем, да взывала ли к лесному Хозяину, да была ли с ним в порочной связи, и каким именно образом. А я перепуганная была, возьми да и брякни ему: вы, дескать, пока со мной тут возитесь, в столице место коронного судьи со дня на день освободится. Упустите – будете в подчинении у своего врага ходить.

Откуда я это знала? Скорее всего, считала его же собственные опасения. Сама не знаю, как это точно работает. Вот только он это как услышал, побледнел, говорит: возьму тебя с собой, и если врешь мне, устрою такое, что сама будешь на костер проситься.

Привез он меня в цепях в Карнару, кинул там в тюрьму, недели две я просидела, чуть с ума не сошла. У меня же никакой уверенности не было, что я правду сказала: готовилась, что в любую минуту убивать начнут. А потом является: в черном камзоле с золотом, господин коронный судья теперь. Подсуетился вовремя, как раз явился, когда старый судья умер и нового выбирали.

После этого меня хоть и оставили в тюрьме, но зато стали кормить по-королевски, одежду дали кое-какую, даже книги и мебель. Пару раз я еще ему помогла: благодаря моим советам сосватал он дочь маршала, по его протекции возглавил операцию против иеремитов, а когда она удачно завершилась (слабое место в их обороне тоже я ему указала), то король его маркграфом сделал. С тех пор так и живем.

Я покачал головой. Мне вдруг стало ужасно жаль ее. У других егерей, включая меня, жизнь тоже не сахар, но Кире как-то особенно изощренно не повезло.

– Страшно, наверное? – спросил я.

– Еще как, – кивнула она. – Порой мне кажется, что было бы даже лучше, если бы он меня убил.

– Ты имеешь в виду, что, возможно, это путь в наш мир? – уточнил я. Мне не хотелось думать, что Кира считает выходом смерть, как таковую.

– Ну, да, – ответила она. – А кроме того… тебе в Кернадале не рассказывали про возвращенцев?

Я помотал головой. Никогда не слышал подобной истории,

– Мне Антон рассказывал, – пояснила она. – Я ведь с ним тоже общалась, когда он здесь служил. Говорят, что погибшие егеря могут появиться снова. Только в другой точке мира и с обнуленными навыками. Правда, не все. Но некоторым дают второй шанс. И не только второй. Правда, сам Антон таких людей не видел. И говорил, что лучше в это не верить.

– Почему? – спросил я.

– Потому что меньше будешь ценить жизнь, – ответила она.

Между нами снова повисло молчание. Кира опустила глаза, перебирая складки платья, а я уставился на каплю воск, ползущую вниз по свече.

– Так выходит, ты все еще не знаешь, где находится эта рана? Что искал Луциан? – спросил я, чтобы как-то нарушить тишину.

Кира покачала головой.

– Нет, – ответила она.

– Тогда я хочу, чтобы ты забрал меня отсюда. Чтобы мы поехали туда. Вместе.

Я помолчал, обдумывая услышанное. Легко сказать – «чтобы забрал». Увезти охраняемую персону из маркграфского замка – это государственная измена. По крайней мере, можно было не сомневаться, что головы мне за такое не сносить.

С другой стороны: не все ли равно, если мы выберемся из этой затянувшейся игры. А если нет? Если нет никакой «раны»? Или если Луциан до нее не добрался? Или если добрался, но помочь нам ничем не сможет?

Таких «если» было очень много, а попытка – всего одна.

Я протянул руку и взял ладонь Киры в свою.

– Я обязательно увезу тебя отсюда, обещаю, – твердо, насколько возможно, произнес я.

– И куда это вы собрались? – раздался вдруг за моей спиной низкий голос, задыхающийся от злости. Кира тонко вскрикнула.

Я обернулся. В дверном проеме стоял его сиятельство с бледным, перекошенным от бешенства лицом. Дрожащими от гнева пальцами он рвал воротник камзола, а за его спиной виднелись перепуганные лица алебардистов из караула.

– Вот так, значит, – проговорил он. – Значит, за моей спиной, да?

– Ваше сиятельство, – Кира вскочила с подушки, непроизвольно поправив платье.

– Молчать! – рявкнул маркграф. – Ни с места! Сержант, дайте мне пистолет и бегом за патрулем. Мы с рядовым их покараулим.

Сержант затравленно взглянул на меня.

Я оценил ситуацию. И понял главное: если что-то делать, то только сию же секунду. Как только сержант выйдет из комнаты и застучит сапогами вниз по лестнице, для меня уже не будет пути отсюда, кроме как в кандалах.

Но что делать? Попытаться как-то переубедить его сиятельство? По его глазам я видел, что это невозможно. Для него ситуация была очевидной: подозрительная ведьма, которую он спас от костра и возвысил до своей советницы, плетет интриги за его спиной, да еще и в самый неподходящий момент: когда вот-вот грянет война, и все висит на волоске. Теперь оставалось одно: избавиться от ее сообщника, а саму ее бросить в темницу и дальнейшие пророчества получать менее деликатными методами.

Кира в ужасе переводила взгляд с меня на маркграфа и обратно. Она тоже прочитала расклад и не видела никакого выхода. Зато его видел я.

Как раз в этот момент сержант вытащил из-за пояса пистолет, протянув его маркграфу. Оба на секунду отвлеклись и потеряли меня из виду. Рядовой же находился у них за спинами и никак не мог мне помешать.

Быстрый удар без замаха спрятанным под плащом крикетом – и сержант с проломленным черепом съезжает по стене, беспомощно раскинув руки.

Кулак левой руки тем временем врезается в нос маркграфа, выводя его из игры. Рукопашный бой я не качал, но навыки боя с топором, должно быть, подсказали этот ход.

Испуганно вскрикивает Кира. Рассерженно чертыхается его сиятельство. Алебардщик пытается бросить свою бесполезную в тесной комнате лопату и дотянуться до кинжала, но не успевает, глухо вскрикнув, и падает с рассеченным лицом, заливая мягкий ковер бьющей толчками алой кровью.

– Кара… – вскрикивает опомнившийся маркграф, но не успевает сказать «ул», как падает на пол, утробно хрипя и из последних сил пытаясь зажать руками зияющую рану на горле.

Крикет выпадает у меня из рук. Бледная, как смерть, Кира прижимается ко мне, дрожа и стараясь не глядеть на залитые кровью тела. Я стараюсь собрать разбегающиеся мысли и понять, что же теперь делать.

* * *

Эта ночь стала, наверное, самой длинной в моей жизни – длиннее даже той, когда я впервые оказался в Чернолесье. Сложнее всего было не удариться в панику в первые секунды – прийти в себя, начать думать. Но страх сделал свое дело – мозг заработал с утроенной скоростью, просчитывая все варианты, и вышло, что положение наше, хоть и ужасно, но не безнадежно.

Секретность, которую его сиятельств развел вокруг Киры и ее комнаты, была нам на руку. Патрули имели инструкцию ни при каких обстоятельствах не подниматься в Красную башню без приказа его сиятельства. Слуги приходили сюда раз в день – по утрам.

Таким образом, у нас была фора. Не до утра, конечно, но до момента, когда гвардия хватится его сиятельства и начнет основательно прочесывать замок. Тогда они быстро заметят, что часовых на посту у башни нет, и поднимут тревогу. Но это вряд ли случится сразу. Если повезет, час-другой у нас есть.

Самому мне выйти из замка не составило бы труда – гвардейского лейтенанта никто не стал бы расспрашивать, что он тут делает и по какому праву. Разве что не повезло бы нарваться в коридорах на капитана или начальника караула. А вот с Кирой было сложнее: у нее ведь тут даже не было подходящего платья, в котором даме было бы прилично появиться на улице. По меркам этого мира она ходила почти что в нижнем белье, и ни один пост не пропустил бы ее без закономерных вопросов.

Впрочем, эту проблему мы решили: убитый алебардщик был весьма субтильного телосложения, и его форма пришлась Кире почти в пору. Пришлось только закатать шоссы, но это было почти незаметно. Волосы ее мы тщательно спрятали под форменным шлемом, тонкие руки – под перчатками. Оставалось только лицо – слишком женственное для мушкетера его сиятельства. Но тут нашим союзником должен был стать мрак, царящий в замке. Он же скрыл и пятна крови на темной форме.

Надо сказать, что Кира перенесла происходящее стоически. Больше всего я боялся, что она или шлепнется в обморок, или забьется в ужасе в угол комнаты. Однако она, хоть и едва стояла на ногах от шока, действовала решительно.

Дальнейшее отложилось в моей голове отдельными всплывающими картинами.

Вот мы с Кирой шагаем по пустынным коридорам замка, и я делаю над собой гигантское усилие, чтобы не броситься наутек, заслышав где-то в отдалении шаги.

Вот я бужу только что вернувшегося из трактира пьяного Винса, втолковывая ему, что нужно срочно седлать барана и найти среди ночи лошадь для Киры за любые деньги.

Вот я в переполненной общей зале, среди косящегося на мой гвардейский мундир сброда, объясняю ситуацию Максу и Лане, и их глаза по ходу моего рассказа расширяются от ужаса.

Вот мы еще не успеваем на сто метров отъехать от города, как на ратушной колокольне начинает тревожно бить набат.

Следующее, что я помню – как мы стояли в предрассветных сумерках на заросшем бурьяном проселке в трех милях от Брукмера, и Макс выпытывал у меня, что я собираюсь делать дальше. А я ответил, что знаю только одно место, куда мы можем направиться.

Глава 23

– Ох, Ромка, натворил же ты дел, – тихо проговорила Лана.

– Да я понимаю, – ответил я, пытаясь устроиться поудобнее на холодной сырой бочке.

– Мне кажется, не совсем понимаешь, – в голосе Ланы звучало сочувствие. – На Ульмере очень многое держалось, а наследника он не оставил. Сейчас в маркграфстве все посыплется. Бароны перегрызутся между собой, иеремиты вылезут из-под коряги и перейдут в наступление, герцог Каруинский тоже своего не упустит. А тут еще этот Ник и его ребята в черных плащах. Что бы они ни замышляли, им наверняка такой хаос на руку.

– Ну, давай казним меня теперь! – невольно огрызнулся я.

Лана вздохнула.

– Да я не к тому, – ответила она.

Лана лежала на жесткой лавке, мы с Максом устроились прямо на полу, на принесенных старостой соломенных тюфяках. Он заботливо предлагал нам разместиться в его избе, но мы решили, что в уединенной хижине мы будем привлекать меньше внимания.

После нашего бегства из Брукмера я не придумал ничего лучше, чем отправиться в ту самую деревню, где почти год назад началась моя карьера егеря. Двигаться по большим дорогам и заезжать в города было смертельно опасно, так что мы кружили по проселкам, шли шагом через дебри, прятались днем по лесам и заброшенным домам, и потратили на дорогу раза в три больше времени, чем когда мы с Винсом ехали отсюда в Брукмер. Добрались, однако, без приключений.

Вести о гибели его сиятельства в эту глухомань еще не добрались, однако наше появление, конечно, местных удивило и даже испугало немного. На нас посматривали из-за приоткрытых дверей, а матери отчего-то загоняли детей домой при нашем приближении. С особенным недоверием все посматривали на Киру. Оттого ли, что она была рыжая, или оттого, что ходила в мужском платье, а может быть, и чувствовали в ней что-то.

Староста, однако, увидев меня и Винса обрадовался, к сыну бросился с объятиями, мне почтительно пожал руку, а на предложение сдать нам его гостевую хижину на пару-тройку дней согласился, и даже пообещал не брать денег. И вот мы набились в пропахшую капустой и луком темную избу в ожидании, когда Кира определит, наконец, точное место, куда нам следует отправиться.

Одетая в купленное у старостиной дочери простое серое платье из грубой ткани с незатейливой вышивкой, она сидела за импровизированным столом из двух бочек и, морщась время от времени от усталости и плохого освещения, что-то сверяла в своих записях. Единственным источником света ей служило мое синее лезвие.

Время тянуло невыносимо долго и нервно. Мы не знали, сколько его осталось у нас в запасе: в любой момент в деревню могли явиться по нашу душу маркграфские гвардейцы или королевские приставы. И хотя оснований искать нас именно здесь у них не было, но, прочесывая все причернолесские земли, они вполне могли завернуть и сюда.

Все были на взводе и время принимались ссориться из-за какой-нибудь ерунды: особенно Лана с Кирой. Мне приходилось вертеться ужом, чтобы все не разругались вдрызг. Порой казалось, я один понимаю, насколько это сейчас опасно. Даже Максу его вечный позитивный настрой сейчас изменил: пристроившись в углу возле двери, он большую часть времени сосредоточенно молчал, тихонько наигрывая что-то на грамме.

– Ты просто пойми, – продолжила Лана. – Сергей очень переживает, чтобы нас, егерей, не начали здесь считать какой-то опасной нелюдью. Он сам очень много усилий для этого прилагал. А теперь…

– А теперь у нас есть шанс выбраться отсюда, – отрезал я. – Или ты хочешь торчать тут вечно? Какое значение будет иметь вся эта местная политика, если мы вернемся домой? И Сергей, кстати, тоже.

– Если вернемся, то никакого, – кивнула Лана.

– Вот видишь, – продолжил я. – Ты же сама мне всегда говорила, как любишь реальный мир, и как тебе надоело жить тут. Тогда не все ли равно?

– Если бы только была хоть какая-то уверенность, – начала она, вздохнув, но ее реплика была прервана тихим голосом Киры.

– Ребята, кажется, я нашла, – неуверенно проговорила она с заметной усталостью в голосе. Макс и Лана тут же вскочили со своих мест и нависли над столом.

– Это далеко не центр Чернолесья, как я думала, – продолжила Кира, потерев переносицу. – Во времена Луциана это вообще была окраина. Максим, у тебя же есть карта?

Макс тут же метнулся к своей сумке и достал оттуда аккуратно свернутую карту причернолесских земель, изготовленную им еще в Кернадале, когда он только собирался в странствия.

– Вот здесь, – Кира ткнула тонким пальцем с пятнышком чернил в россыпь холмов южнее Кернадала. Макс в ответ покачал головой.

– Нет там никакой башни, – ответил он. – Я там был, мы эти холмы в свое время изъездили с ребятами. Если бы там была какая-то таинственная башня, я был бы в курсе.

– Серьезно? – спросила Кира испуганно. – Но погоди…

Она взяла листок пергамента и стала что-то набрасывать на нем.

– Вот ориентиры, – сосредоточенно бормотала она. – Вот долина, вот тракт, между ними две цепи холмов. На вот этом холме должна быть башня…

– Но ее там точно нет, поверь мне, – уверенно отрезал Макс. – Я даже знаю, кажется, про какой холм ты говоришь. Через него остатки старой дороги идут, еще имперских времен.

– Точно, – кивнула Кира. – Там должна быть имперская дорога.

– Дорога есть, – вздохнул Макс. – А башни – нет.

– Мы должны проверить, – решительно сказала Кира.

– Но, может быть, ты ошиблась? – мягко уточнил я.

Кира покачала головой.

– Я несколько раз перепроверила, – ответила она. – Указания на место разбросаны в разных частях текста, потому их сложно было сопоставить. Я сделала выписки и свела их, вот, смотри. Все указывает на то, что это именно здесь.

– Хорошо, – кивнул я. – Место не так далеко отсюда. Как-нибудь доберемся. Правда, идти придется через лес. Но в этом есть свои плюсы: никто из королевских людей туда не сунется. Пусть Винс или кто-то еще из селян доведет нас какой-нибудь неприметной дорогой до долины, а дальше уже нам никто, кроме нежити, будет не страшен. Возражения есть?

– Да какие возражения… – пожал плечами Макс. – Ничего другого нам не остается. Не сидеть же здесь и не ждать, пока за нами придут. А все-таки, башни там нет никакой.

* * *

Обычно егеря, отправляясь в Чернолесье, не брали с собой коней. Лошади боятся нежити, могут сбежать, вырваться, даже впасть в неистовство и покалечить хозяина. Но нам оставить скакунов было негде: от деревни пришлось бы идти слишком долго, а в любом другом месте появляться было опасно. Потому животных пришлось взять с собой.

Откровенно говоря, я боялся, что поход выйдет крайне тяжелым и опасным, что от нежити не будет прохода. Ведь таинственный Ник, чьи планы мы разрушили в Клугстере, наверняка хотел бы помешать нам. Однако вышло совсем наоборот: за все время пути мы не встретили даже завалящего грызня или мелкой мертвожорки. Порой казалось, что вся нечисть разбегается в стороны при нашем появлении. По крайней мере, лошади и Джип пару раз начинали встревожено всхрапывать, но всякий раз тревога оказывалась ложной. Меня это нервировало. Я ждал какого-то подвоха, и никак не мог понять, в чем же он будет заключаться.

Наконец, потянулась цепь почти голых, поросших кое-где чахлым кустарником холмов, о которых говорили Кира и Макс. Взбираясь на вершину каждого из них, мы невольно приподнимались в стременах и вытягивали головы вверх, стараясь разглядеть за склоном следующего врезающийся в небо силуэт башни. Но его не было. Небо было затянуто плотным покрывалом грязно-серых облаков и висело над холмами низко-низко, но ничто его не подпирало.

На вершине одного из холмов Макс придержал коня и покачал головой.

– Вон там она была бы, – сказал он, указывая на соседнюю возвышенность.

– Подожди, точно? – спросила Кира, поспешно доставая из сумки свои наброски. Она пересчитывала холмы трижды, водя по бумаге пальцем и что-то приговаривая себе под нос, но в итоге сникла – выходило, что Макс прав, и вся эта экспедиция была зря.

– Ну, что теперь? – спросила Лана. Ответом ей было гробовое молчание – только ветер шумел в серо-зеленом море выцветшей травы, разнося ее горьковатый запах.

На секунду мне показалось, будто картинка перед моими глазами дрогнула. Словно я видел не настоящий холм, а нарисованный фон, игровую текстуру. Голова закружилась, к горлу подступила тошнота, ноги дрогнули, и я едва не повалился в траву – Макс даже дернулся, чтобы поддержать меня.

– Что такое? – спросил он.

– Сейчас, сейчас… – пробормотал я, повернулся к Кире и заметил, что она глядит на меня с испугом и затаенной надеждой. Мне кажется, или она ожидала чего-то подобного?

– Ты что-то говорила про то, что я человек-ключ, да? – спросил я ее. Кира кивнула, не сводя с меня глаз.

– А здесь, стало быть, замочная скважина, – проговорил я. – Осталось только понять, как я поворачиваюсь.

В следующую секунду картинка вновь дрогнула перед моими глазами, еще более отчетливо – теперь я как будто даже видел границы этого кадра. Я хоть и был теперь готов к этому, все равно, едва не упал – настолько сильно

– Рома, что с тобой? – озабоченно спросила Лана.

– Не знаю, – ответил я. Но это была неправда. Я уже почти что знал.

Я протянул руку, чтобы коснуться этого нарисованного фона, но она не встретила никакого препятствия. Тогда я сжал кулак и вызвал синее лезвие.

К моему удивлению лезвие прочертило по воздуху передо мной широкую светящуюся полосу – словно раскаленный нож, воткнутый в бумагу. Я полоснул еще раз. Полосы стали расширяться. Синее пламя, похожее на язычки газовой горелки, побежало по плоскости, перпендикулярной земле, расходясь все дальше от прочерченных мною линий. Это в самом деле было какое-то полотно, нарисованный очаг, подожженный любопытным Буратино.

Текстура горела и съеживалась. Холм за ней был точно такой же, вот только на его вершине врезалась в небо узкая башня из черного растрескавшегося камня с конической крышей. Выглядела она так, словно готова была в любой момент развалиться, и держалась, наверное, только за счет магии. Мне показалось, что я даже вижу то тут, то там голубоватые всполохи возле особенно крупных трещин.

– Ядрена Матрена, – проговорил за моей спиной Макс. – Это как же так? Я же и на холм этот заезжал. Получается, я прямо через нее проехал и не заметил? Как такое вообще возможно?

– У магии свои законы, – тихонько ответила Кира, зачарованно глядя вверх на ввинчивающийся в небо черный шпиль. – Он способен и не на такое.

Мы двинулись медленным шагом вниз по склону, осторожно приближаясь к цели.

Массивная дубовая дверь в основании башни была не заперта, вот только ушла на целую ладонь в землю, и нам пришлось копать, чтобы открыть ее. За дверью оказалась совершенно пустая, затхлая комната без окон, в центре которой уходила вверх винтовая лестница.

Осторожно ступая по ней, мы поднялись на второй этаж. Сюда уже проникал свет – сквозь узкие, похожие на бойницы окна. Комната тоже оказалась почти пустой, но была вся расписана какими-то затейливыми геометрическими узорами, тщательно выведенными мелом по камню: по на полу, на стенах, и даже на потолке разместились многолучевые звезды вписанные в многоугольники, хаотично пересекающие их эллипсы, непонятные ветвистые символы, вроде тех, что я видел в рукописи.

– Это лаборатория, – прокомментировала Лана. – Похоже, здесь просчитывали векторы силы. Но учесть такое количество… Сколько же времени на это ушло?

Я вспомнил, что, в самом деле, видел нечто подобное в кернадальской лаборатории, где возились со своими амулетами Степа и Лана. Вот только, что было здесь, по сравнению с небольшими аккуратными узорами в их башне, было все равно что чертеж автомобиля рядом с нарисованной ребенком машинкой. Подавленные этим зрелищем, мы двинулись дальше.

На следующих нескольких этажах располагались более привычные лаборатории: здесь некогда что-то варили в чугунных тиглях, перегоняли, смешивали, осаждали. Везде громоздились реторты, колбы, мешки и банки с остро пахнущими порошками.

– Здесь никого нет, – проговорила Лана, осматривая одну из этих комнат, кажется, этаже на пятом. – Никого нет уже очень давно.

– Есть, – ответила ей Кира совсем тихонько, словно боялась, что ее услышат. – Он здесь. Где-то совсем рядом. Но… словно наполовину. Одновременно здесь и где-то еще.

– Это бред, – фыркнула Лана. Я жестом остановил ее. После того, как мы нашли башню в предсказанном месте, стоило уже начать доверять предчувствиям Киры.

Мне и самому это место казалось очень странным. Больше похожим на декорацию, чем на настоящую лабораторию. Все здесь было какое-то, словно специально подобранное реквизитором, и, к тому же, совершенно нетронутое тленом. Не было здесь ни мышей, ни крыс, ни насекомых, ни даже плесени. Это место было мертвым. Даже в каком-то смысле более мертвым, чем все Чернолесье.