Текст книги "Черный амулет"

Автор книги: Александр Жиров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

49

Кофи вытряхнул из чужого портфеля патологоанатома все содержимое, а взамен сунул туда свою окровавленную одежду. Он уже собрался покинуть кабинет со свежепрепарированным трупом и успел приоткрыть дверь, когда услышал на лестнице чьи-то шаги. Молодой вождь застыл, вглядываясь в узенькую щелку.

Мимо него по коридору прошла Катя Кондратьева. Он не видел ее всего лишь одни сутки, но она изменилась до неузнаваемости. Впалые щеки, лицо землистого оттенка…

Она шла медленно, как замороженная.

Кофи покрылся жарким потом, хотя в кабинете было едва выше нуля градусов. Он услышал, как Катя открывает дверь морга. «Ну что ж, – сказал вождь сам себе. – Значит, Солнечному богу угодно, чтобы все завершилось».

Он заозирался в поисках чего-нибудь подходящего и вдруг увидел на крюке огнетушитель. Сорвал его правой рукой, левой подхватил чужой портфель. Бросил взгляд на часы «Роллекс». Обеденное время – вот почему здесь так безлюдно.

Кофи бесшумно выскользнул в коридорчик, прыгнул к двери, за которой только что скрылась его девушка, и заглянул внутрь.

Катя делала неуверенные шаги, как человек, который учится ходить. Каталки лежали вперемешку с голыми мертвецами. Тут и там виднелись комки свалившихся простыней. Картину заливал яркий свет ртутных ламп. Низко стелился формалиновый туман, как пороховой дым над полем брани. Такого разгрома больничный морг не знал за все время существования, начиная с 1913 года.

Вождь двинулся следом. Наконец глаза девушки наткнулись на бездыханного, окровавленного брата. Она коротко вскрикнула и поднесла руки к вискам.

Вождь приподнял огнетушитель, примериваясь.

Катя обернулась, мечтая грохнуться в этом мертвом царстве в такой обморок, чтобы уже никогда не возвращаться в царство живых. Полные ужаса глаза полезли из орбит.

В эту секунду точеные ножки вернули наконец в морг фельдшерицу, туго затянутую в белый халат. Она прижимала к груди кипу принесенных бумаг. Внезапно женщина увидела картину, от которой сердце на миг остановилось, а потом запустилось в работу опять, но в ускоренном ритме. Огромный негр в низко надвинутой на глаза шляпе вздымал в дрожащем ртутном свете тяжелый красный огнетушитель.

– А-а-а-а-а-а!!! – испустила нечеловеческий вопль фельдшерица, роняя важные бумаги. – А-а-а-а-а-а!!!

– А-а-а-а-а-а!!! – дико завизжала Катя Кондратьева.

От этого сдвоенного жуткого крика задребезжали стекла в окнах. В переходе послышался топот спешащих на помощь ног. «Проклятье! – подумал Кофи. – Меня затопчут вместе с амулетом!»

Вождь кинулся к ближайшему окну.

Оно было забрано решеткой. Кофи размахнулся и что было силы всадил в окно днище огнетушителя. Давно проржавевшая решетка вылетела вместе с фонтаном стеклянных брызг. Она звонко брякнулась об асфальт, а сверху глухо шмякнулся огнетушитель.

Мощные ноги вождя спружинили, и сильным тропическим животным он бросился в оконный проем.

50

«Рафик» опергруппы угрозыска затормозил возле дома Кондратьевых под хлесткими струями дождя. «16 сентября – природа работает точно по календарю», – подумал капитан Ананьев, помогая Кате выбраться из машины.

Под козырьком подъезда кучковались Ганя, Фоня и Пуня. Остальные пенсионерки в дождь сидели на кухнях с любопытными носами в окнах, но три их предводительницы позволяли себе роскошь уходить в дом лишь с наступлением темноты, независимо от погоды.

Ни на кого не глядя, Катя вошла в подъезд. Следом – следователь. Зазвучали в гулком сыром мраке шаги. Старушки – были вознаграждены за выдержку. Не всякий день такие гости подкатывают.

Первой открыла рот Фоня:

– А ти правда сказывають, Ленка с Васькой-то Кондратьевым числются без вести пропавшими?

– Ленку, так ту точно с субботы не видать, – подтвердила Пуня. – А Васька – помните, девочки? – вчера вечером как вышел белее смерти, так боле и не возвращался. Мимо нас-то в подъезд не попадешь…

Припомнилось и Гане:

– А ночью-то, а ночью? Я под утро на шум в форточку выглядывала. Клянусь, девочки, вот эта самая машина Катьку привозила. И вот этот самый в плаще ей ручку подавал и в подъезд провожал…

А вот Ваську, убей Бог, не видала!

– Тем более яле понимаю, – призналась Фоня. – Люди без вести пропадают, а войны нет. Может, они по путевке отдыхают где?

На это резонно возразила Пуня:

– И поэтому дети, Борька с Катькой, ходят горем убитые? Нет, тут что-то не так…

Ганя хлопнула себя по лбу и воскликнула:

– Так ведь и Васькины-то старики в деревне без вести пропали! Помните, Ленка сама на позатой неделе сказывала?

– А и верно, Ганечка, – пробормотала Фоня. – Эти-то по путевке никак уехать не могли. Деревня – она уже и есть путевка, на всю жизнь…

Пуня обняла подружек за плечи, притянула их укутанные платками головы и горячо зашептала:

– Я думаю, девочки, не иначе как тут в негре дело. Была семья как семья. А повадился этот черный ходить, и стали люди пропадать… И куда только милиция смотрит!

Из «рафика», прикрывая голову от дождя газетой «Комсомольская правда», выбрался оперативник в штатском и побежал в подъезд. Он неуклюже протиснулся между старушками:

– Виноват, бабушки, виноват…

Слева, под пиджаком, топорщилась кобура. Справа – мужским голосом бормотала радиостанция. Пенсионерки разобрали дюжину слов:

– …Задержано еще двадцать шесть африканских граждан. Из Бенина никого… Все с извинениями отпущены…

Четырьмя этажами выше Ананьев успокаивал Катю:

– Вы лучше прилягте, Екатерина Васильевна. Ничего не бойтесь, мы вас ни на минуту одну не оставим. До тех пор, пока маньяк не будет задержан.

– Где же вы раньше были, – повторяла Катя с закрытыми глазами, – где же вы были раньше…

– Екатерина Васильевна, – следователь взял Катину ладонь, – я вас очень прошу: прилягте. Конечно, родных не вернешь, но вы-то в безопасности. Вам ведь большое дело предстоит: семью возрождать.

Казалось, Катя не слышит Ананьева и вообще не ощущает его присутствия. Она в трансе декламировала, словно детскую считалку:

– Папу просила спасти – Туровский не спас, брата просила спасти – Ананьев не спас…

51

Кофи проснулся от холода и громко выругался. Эхо с удивлением разнесло слова незнакомого языка в воздухе полуразрушенной церкви на окраине СанктПетербурга. Болела израненная голова.

Вождь поискал шляпу, взял в руку плащ.

Вскочил на ноги. Он дрожал. В провалы стен влетал осенний ветер. Вчера весь вечер хлестал дождь, и теперь пол церкви тут и там покрывали большие лужи.

Было еще совсем темно. Кофи не разглядел даже стрелок на своем «Роллексе».

Он достал из кармана лучшее средство от голода, холода, страха и ран. Стрелок на часах было не разобрать, но черные полосы светились, как атомная бомба.

Кофи поднес амулет к носу. И словно вдохнул чистого кислорода. Тепло сразу обволокло черную кожу. Аромат тлена согревал, кормил, поил и оживлял.

На глаза навернулись слезы. «Спасибо тебе, Каплу, – с благодарностью подумал вождь. – Я не подведу тебя». Плача и смеясь, он судорожно отряхнулся и двинулся к выходу.

У самых ворот Кофи легким прыжком преодолел трехметровую лужу и что-то вспомнил. Рывком распахнул дверь каморки привратника.

И чиркнул спичкой. Глазам предстала отрадная картина. А перед мысленным взором замелькали события вечера.

Вождь вспомнил, как трясся в троллейбусах и трамваях, избегая метро и людных перекрестков. Как на одной остановке за Финляндским вокзалом пересел с трамвая на электричку до Приозерска, а на следующей остановке покинул поезд, едва заметил в окне вагона заброшенную церковь.

Кофи вошел сюда, промокший под дождем до нитки. Было еще совсем светло, и Кофи услышал голоса. Хриплые сбивчивые голоса мужчины и женщины. Так говорят шизофреники и алкоголики.

Вождь поднял, поискав глазами, кусок арматурной проволоки и достал амулет.

А после отворил дверь, из-за которой звучали голоса.

В каморке привратника царил полумрак, потому что имелось лишь небольшое оконце. Зато это помещение, видимо, сохранилось лучше прочих. Потому и облюбовали его два существа, которые копошились на куче тряпья.

Сейчас оба бомжа – бомж и бомжиха – лежали в точности так, как вождь оставил их накануне. Удовлетворенно хмыкнув, Кофи прикрыл дверь привратницкой и вышел из церкви. В свидетелях он не нуждался.

Портфель патологоанатома остался одиноко стоять йа сваленных в одном из углов досках. Доски послужили молодому вождю жестким ложем. Портфель с его курткой, джинсами и любимой рубашкой этой ночью заменял подушку.

52

Два обтянутых брюками зада вздымались над линолеумом, как зенитные орудия. Следователь Ананьев и судмедэксперт Амбарцумян из его бригады изучали находку.

За окном еще толком не рассвело, и под потолком горела лампочка без абажура. Ее давно заволокли клубы дыма, извергаемые ббоими любителями сигарет «Прима».

На полу перед сыщиками лежал белый чистый лист бумаги. На листе судмедэксперт рукой в резиновой перчатке перебирал желтые раковинки.

– Вот смотри, Саш, – говорил судмедэксперт, беря одну из раковинок. – Это старушечье.

– Любовь Семеновна! – обрадовался Ананьев.

Глаза у него от усталости были красные, как у кролика.

– Обрати внимание, какой странный срез, – эксперт погер резиновым пальцем. – Это уже не срез, Саш. Это скус.

– Скус? Что за слово? – Ананьев насторожился. – Я, Леня, таких ел овей не проходил.

– Я таких тоже не проходил, – кивнул эксперт и сладко зевнул. – Но это ухо было откушено – вот следы зубов.

Впервые вижу ухо, которое человек отгрыз зубами.

– Я, честно говоря, тоже впервые…

А эти, самые маленькие, чьи?

– А это, Саш, женские. В годах была бабонька.

– Елена Владимировна, – словно сам себе сказал следователь. – Видимо, это все, что от нее осталось.

Общежитие просыпалось. Хлопали двери. Перекрикивались в коридорах и туалетах студенты. Латиноамериканцы здоровались с африканцами.

В Африке распространены английский с французским, а вся Южная Америка пользуется испанским и португальским.

Поэтому студенты говорили друг другу «Доброе утро» по-русски. Без русского – никак.

– А вот, видишь, будто кисточки для бритья торчат?

– Стариковские, – догадался следователь. – Константин Васильевич, семьдесят пять лет.

Эксперт Амбарцумян покосился на него:

– Слушай, Саш, я вот все думаю: у тебя голова или компьютер?

Капитан Ананьев хлопнул соратника по плечу:

– Не отвлекайся. Давай ближе к телу.

– Да куда уж ближе…

– Тогда объясни: почему четыре пары ушей почти не воняют?

Эксперт зевнул и сказал:

– Это был первый вопрос, который я себе задал. Видишь, в пакете из-под ушей крупинки?

– Ну. Дальше.

– Это остатки бальзамирующего порошка. Твой негр приносил сюда очередную пару ушей и натирал порошком.

Ананьев подозрительно посмотрел на эксперта и медленно произнес:

– Во-первых, этот негр такой же твой, как мой. А во-вторых, что-то я не видел, чтобы в питерских хозяйственных магазинах продавался порошок для хранения трупов.

– Не так все просто, Саш. – Амбарцумян потянулся и широко зевнул. – Это добро черномазый с собой привез.

– Слушай, кончай зевать! – приказал Ананьев. – Я тоже человек. Двое суток почти без сна.

– Ну извини, Саш, – сказал эксперт, зевая в свой резиновый кулак. – Ты уже втянулся, привык. У тебя, может, второе дыхание открылось. А меня ты среди ночи поднял…

– Ты к тому времени тоже, можно сказать, втянулся. – Ананьев хлопнул эксперта по плечу и потребовал: – Давай дальше вешай лапшу про порошок.

– Этот маньяк из тропиков? – уточнил эксперт и закурил, чтобы не уснуть, еще одну «Приму».

– Из тропиков. Седьмой градус северной широты.

– Так вот, Саш. В жарком, влажном климате покойники начинают разлагаться в первый же час. Поэтому их кремируют в день смерти…

– Извини, дай-ка прикурить, – следователь потянулся с сигаретой. – Газ в зажигалке кончился. Ты продолжай, продолжай…

– Некоторые тропические колдуны владеют секретом бальзамирования тел.

С его помощью они демонстрируют племени свою силу. Дикари смотрят на то, что покойник не разлагается, как на чудо… Точный состав порошка нам до сих пор неизвестен.

– А случаи применения в Питере уже отмечались?

Эксперт вновь зевнул и сказал:

– Два года назад предприниматель из Заира убил сожительницу, набальзамировал и продолжал спать с трупом в одной постели.

– А, точно! – Ананьев хлопнул себя по лбу. – Я тогда в отпуске был. В Крым с семьей ездил.

– Вино домашнее пил, – мечтательно протянул Амбарцумян. – Они там за наши российские рубли штаны с себя снять готовы…

– Вот именно, – печально подтвердил Ананьев. – На Кипре, я думаю, дешевле отдохнули бы. И вина там ничуть не хуже крымских… Ладно, отставить. Лирика потом будет. Когда мы этого мокрушника возьмем.

Следователь, кряхтя, поднялся с линолеума. Уселся на кровать Кофи Догме.

Эксперт собрал уши в пакет, тоже встал и спросил:

– Так сколько уже на нем?

– Кондратьевых уже пятеро, – буркнул капитан.

– За эту ночь, может, еще кого грохнул? Нам бы это здорово показатели поправило, а? Каждое убийство выделяется в отдельное дело. Выходит, раскрыто сразу пять или даже больше преступлений, убийца задержан. Тебе, Саш, кроме ордена, майора дадут.

– А ты, значит, уже орденок примеряешь?

– Да будет тебе подкалывать. – Амбарцумян выразительно потряс пакетом с ушами. – Ты же знаешь, что все судмедэксперты – страшные циники. Цинизм – это наша самозащита от таких вот кошмариков.

Ананьев поднял желтый от никотина палец и поводил им перед носом эксперта:

– Э, нет! Никого он больше не замочил. Его интересуют только Кондратьевы.

А из Кондратьевых осталась одна Катя, у нее круглосуточное дежурство в квартире.

Словно в подтверждение этих слов, в кармане следователя забубнила радиостанция. Он вытащил ее и прибавил звук.

– Первый, я Третий, Первый, я Третий.

– Слышу, слышу, что Третий. Как дела?

– Нормально, товарищ капитан. Девушка спит. Один раз во сне орала, как резаная. Что-то приснилось…

– Хорошо, что девушка спит. Смотри, сам там рядом с ней не усни… Все, терпи до девяти, тебя сменят. Конец связи.

– Впервые слышу, чтобы мания выражалась в стремлении истребить конкретную семью, – выдохнул эксперт вместе с дымом и на миг исчез за дымовой завесой. – Что ты об этом думаешь, Саш?

Следователь оперся усталой спиной о стену. Подложил для удобства подушку, на которой прежде спал студент Догме.

Потер лоб. Поморгал красными глазами.

– Понимаешь, отец этой Кати не всегда склады «Тоусны» охранял. Он служил в спецназе. Я направил в Минобороны официальный запрос. Но, в принципе, мне все рассказал его сослуживец. Он теперь начальник кадров в цирке.

– Иванов из цирка? Никогда бы не поверил, что эта туша служил? в спецназе.

От любопытства эксперт даже зевать забыл.

– Сейчас он к тому же алкоголик, даже при мне коньячок потягивал. А в молодости эта туша была ходячей машиной для убийств, – сказал следователь. – В семьдесят первом году роту Кондратьева забросили в Дагомею. Парни там славно потрудились. Произвели почти бескровный государственный переворот. Иванов говорит: это было для них обычным делом.

– Ну и какое отношение…

– Сейчас поймешь. Этот черномазый, – Ананьев похлопал по постели, – приехал из Бенина. Оказывается, так с семьдесят шестого года называется Дагомея. Иванов подозревает, что это мститель. Там, видишь ли, у бравого капитана Кондратьева был роман с дочкой вождя.

А этот черномазый – внук вождя. Улавливаешь?

Эксперт отозвался:

– Улавливаю… Выходит, он приехал, чтобы родного папашу угрохать?

Ананьев вскочил и сказал:

– Не могу сидеть. В сон клонит… Раз улавливаешь, хотя все это пока одни догадки, бери ноги в руки и вали к себе в лабораторию. Чтоб у меня было экспертное заключение об идентификации ушей.

Эксперт возмутился:

– С чем же я буду сравнивать? Ушей – четыре пары, а трупа всего два!

Следователь потер виски и сказал:

– Не знаю, с чем сравнивать. Ты эксперт, тебе видней.

53

Кофи Догме стоял в подъезде жилого дома и через окно смотрел на небольшую автостоянку перед входом в общежитие иностранных студентов. Было уже почти светло.

Двери общежития изредка выпускали прилежных латиноамериканцев и африканцев, но основная масса обитателей прилежностью в учебе не отличалась. Первые утренние лекции совершенно не пользовались популярностью.

Внимание Кофи было приковано к микроавтобусу, который он никогда близ стен своей общаги не видел. Нельзя сказать, что Кофи хорошо разбирался в автомобилях советского производства, но ему очень не нравилась длинная антенна, торчащая из крыши микроавтобуса.

Рядом с микроавтобусом стояли «Жигули» цвета «мокрого асфальта». Воздух был по-осеннему насыщен влагой, асфальт не высох после вчерашнего ливня, и машина действительно сливалась с мокрой автостоянкой. Желтые листья лежали на ее крыше, будто на земле.

Такие «Жигули» Кофи тоже никогда здесь не видел. Это ему тоже очень не нравилось.

В очередной раз распахнулись двери, и на крыльцо вышел лысый дядька в очках. Русские лысые дядьки в общежитии не проживали. Сын тропических лесов напряг зрение. В одной руке дядька нес небольшой чемоданчик, а в другой…

Кофи грянул вниз с седьмого этажа, позабыв о лифте. Он уже покинул подъезд, а лестница вместе с перилами продолжала гудеть и вибрировать. Он бросился на улицу. Прижался спиной к могучей липе и замер.

Из двора, тихо урча, показалась машина цвета «мокрого асфальта». Аккуратный водитель даже включил габаритные огни.

Кофи отделился от могучей липы. Сделал обеспокоенное лицо.

Шагнул наперерез. Взмахнул рукой, прося водителя остановиться. И нагнулся к приспущенному стеклу.

Судмедэксперт видел фотографии молодого вождя. Знал, что тот в голубых джинсах, клетчатой рубашке и серой куртке. Сейчас перед ним стоял с поднятой рукой взволнованный прилично одетый чернокожий. Шляпа, плащ, галстук.

– Вы что-то хотели? – высунул эксперт голову в окно.

– Да, я хотел спросить, – чернокожий обернулся, не подслушивает ли кто. – Вы из милиции?

– Нет, – честно сказал эксперт и зевнул. – А что случилось?

Чернокожий был явно разочарован.

– А-а-а-а, – протянул он. – Я думал, вы из милиции. Тогда извините.

Судмедэксперт видел, что чернокожий потерял к нему всякий интерес и уже поворачивается, чтобы уйти.

– Послушайте, – окликнул он. – Я эксперт-криминалист. Это почти милиция. Что у вас случилось?

Глаза чернокожего заблестели, он вновь оживился:

– Я знаю, где этот черный убийца из Бенина! Если его не остановить, он перережет полгорода!

– Какой черный убийца? – тупо переспросил эксперт.

– Кофи Догме! – выкрикнул чернокожий и тут же в ужасе обернулся, опасаясь, что Кофи Догме за такое предательство немедленно вонзит ему спицу в третий сердечный клапан.

– Ну, и где же он?

– Если вы из милиции, я сейчас покажу. Это дом через два квартала отсюда.

Догме ночует там у любовницы.

«А ты, значит, уже орденок примеряешь?» – промелькнули в голове слова следователя.

– Садитесь, – эксперт указал на переднее сиденье рядом с собой.

– Сейчас езжайте по этой улице до перекрестка, – произнес пассажир, усаживаясь. – Потом один квартал направо.

– Как вы определили, что я имею отношение к милиции? – спросил эксперт, выруливая из двора.

– Я живу в этом общежитии. Вчера появились незнакомые люди и пополз слух, что ищут Догме из Бенина. Этот негодяй должен мне двадцать долларов. Как вы думаете, мне их отдадут, когда его арестуют?

– Здесь направо? – уточнил Амбарцумян, притормаживая у светофора. – Если у него вообще найдут какие-то деньги, их, конечно, пустят на оплату долгов.

Кофи нащупал в левом кармане плаща капроновую удавку, которую он давно приготовил для Кати Кондратьевой. Зажав удавку в кулаке, он переместил руку за спинку водительского сиденья. Метнул взгляд на заднее сиденье. Пакет с ушами преспокойно лежал на чемоданчике.

Эксперту хотелось утешить черномазого. Наверняка давал в долг без расписки. Плакали двадцать долларов. «То-то он так в поимке этого Догме заинтересован, – с презрением подумал эксперт. – То-то он так копытом бьет!»

Вождь расправил в пальцах петлю.

Мысль «То-то он так копытом бьет» стала последней в спокойной мирной жизни судмедэксперта Леонида Игнатьевича Амбарцумяна.

В то же мгновение что-то мелькнуло перед его очками. В шею словно впилась стальная проволока. Эксперт в ужасе скосил глаза вправо.

Кроткого любителя двадцати долларов подменили. Лицо чернокожего лучилось.

Зубы сверкали, глаза блестели. Два выражения уживались одновременно на этом лице. Выражение счастья. И зверства.

Леонид Игнатьевич все понял. Сонливость как рукой сняло. «Жигули» цвета «мокрого асфальта» завиляли по проезжей части.

– Если сделаешь аварию, – предупредил вождь, – сразу удавлю. Умрешь до того, как машина остановится.

Огромный черный кулак слегка сжал концы удавки. Эксперт захрипел. Ощутил, как свободная рука страшного пассажира наскоро ощупала карманы. Оружие эксперту не полагалось.

– Что вам от меня нужно? – икая от страха, вымолвил Амбарцумян, когда хватка чуть ослабла.

Машина перестала вилять. Однако водитель в момент нападения убрал ногу с педали акселератора и забыл об этом.

«Жигули» начали подергиваться, грозя вот-вот заглохнуть.

– Если попробуешь привлечь внимание ментов или еще чье-нибудь, тоже умрешь немедленно, – с дьявольской улыбкой произнес Кофи. – Поэтому советую ехать быстрее. Так, как все.

Машина тут же прибавила ход.

– Куда ехать? – прошептал Амбарцумян.

– Домой к Кондратьевым. Адрес ты должен знать.

Стоял прохладный сентябрьский день, но эксперту было очень жарко. Он с ужасом спросил:

– Что вы задумали?

– Ты должен догадываться, что я задумал. Уши видел?

Амбарцумян сидел за рулем ни жив ни мертв. Хорошо хоть машин на питерских улицах в такую рань еще немного. Он едва заставил себя сказать:

– Видел.

– Там не хватает одной пары. Знаешь чьей?

– Догадываюсь… Но как вы сделаете это?

– С помощью вот этой самой штучки, которая сейчас на твоей шее.

– Но это невозможно, – стараясь, чтобы голос поменьше дрожал, сказал эксперт. – Там дежурит вооруженный оперативник.

В ту же секунду Леонид Игнатьевич горько пожалел, что ляпнул правду. Как же он сразу не подумал! Негр вошел бы в квартиру и нарвался на засаду.

Хотя, с другой стороны, какую в этом роль отведет маньяк ему, Амбарцумяну?

Может, введет в квартиру вот так, сжимая удавкой шею, и будет прикрываться им, как живым щитом? Именно так обычно и прикрываются заложниками.

Амбарцумян выбрался на Пискаревский проспект и осторожно взглянул на страшного пассажира. Того словно второй раз подменили. Сейчас он сидел с напряженным лицом и неподвижным, невидящим взором. Наконец вождь оторвался от лобового стекла и медленно повернул голову.

– Сейчас ты остановишь машину и позвонишь Кате, – приказал он. – Попросишь ее приехать к тебе на работу по вопросам экспертизы.

– Пожалуйста, – с готовностью ответил Амбарцумян и поставил ногу на тормоз. – Только вы зря думаете, что в угрозыске сидят круглые идиоты. Они с девушки больше глаз не спустят. Оперативник отвезет ее на машине. И сразу возникнет вопрос: где судмедэксперт Амбарцумян?

Вот чего вы добьетесь, Догме!

Усмешка искривила коричневые губы вождя:

– Хорошо, не надо останавливаться.

Где стрелка, которая показывает уровень бензина в баке?

Амбарцумян недоуменно ткнул пальцем в приборную панель:

– Вот.

– Этого на сколько километров хватит?

Эксперт и в мыслях не допускал, что пассажир никогда в жизни не водил машину. Нельзя и вообразить, что кому-то может показаться загадкой приборная панель «Жигулей». Амбарцумян ответил:

– Чуть больше половины бака? Километров на двести пятьдесят. Если выше девяноста не гнать, можно и триста проехать. Но хочу сразу вас предупредить, Догме: мою машину скоро начнут искать.

Длительные прогулки нам противопоказаны.

– Что – чем быстрее едешь, тем больше расход топлива?

Беседа потекла мирно, как между двумя автолюбителями. Только один держал другого в буквальном смысле за горло.

– Не совсем так. Расход бензина резко возрастает при скорости выше ста километров в час.

– Ладно, – вздохнул вождь. – Поезжай в Пулково. Помни, о чем я предупреждал: не привлекать внимания и не лезть в аварию.

– В сущности, это одно и то же, – согласился Амбарцумян. – Авария и есть привлечение внимания.

Вождь покосился на лысого очкастого дядьку. Спросил:

– Почему твою машину скоро станут искать?

Эксперт поморщился, соображая, как лучше выбраться на пулковскую трассу.

Затем ответил:

– Вы, Догме, влезли в эту машину, когда я направлялся в лабораторию с заданием идентифицировать уши.

– Идентифицировать?

Кофи всегда попадал в тупик, когда слышал в русской речи уже знакомое по французскому языку слово. Кофи старался заменить его нормальным русским словом. Однако не всегда это удавалось.

Что по-русски сказать вместо «идентифицировать»? Можно сказать «определить принадлежность» или «установить совпадение», но это уже два слова!

– Это значит определить, кому принадлежали уши убитых вами людей, – пояснил Амбарцумян.

Вождь захохотал. У эксперта по спине поползли мурашки. Ногти на впившихся в руль руках побелели. Леонид Игнатьевич закусил губу. Удавка от смеха вождя заерзала по шее эксперта.

– Я сэкономлю твое время, – смеясь, сказал Кофи и дотянулся до пакета с ушами на заднем сиденье. – Я их сам тебе и-ден-ти-фи-ци-ру-ю. Кстати, здесь кое-чего не хватает.

Глаза Леонида Игнатьевича разбежались. Левый смотрел на дорогу. Правый, выпучившись от ужаса, смотрел, как черные пальцы извлекают из-под галстука полиэтиленовый пакет, разворачивают его и вытаскивают…

Тошнота подступила к горлу эксперта.

Он заставил себя следить за дорогой обоими глазами и стал глотать слюну, чтобы избавиться от рвотных позывов. Пробормотал:

– Никто не понимает, зачем вы это делали. Чем вам насолили Кондратьевы?

Наверное, это как-то связано с пребыванием в Бенине полковника, которого вы заморозили в холодильнике?

– Да, он убил мою мать, – просто ответил Кофи Догме. – Значит, я по закону должен уничтожить всю семью убийцы.

Вот эти ушки – видишь, подкладываю к прочим? – моего друга Борьки. Вот эти, с седыми кисточками, – первые в коллекции. Они принадлежали старику Константину Васильевичу. Я его ухлопал веслом… Вот ушки Любови Семеновны, мы с ней пили самогон.

– Они откушены, – произнес белый, как снег, эксперт.

– Да, их нечем было отрезать. Там есть, между прочим, несколько довольно прочных хрящиков.

– Я знаю, – прошептал Леонид Игнатьевич.

Вождь посмотрел на него с одобрением:

– О, так ты настоящий эксперт!.. Тогда отгадай, куда делась хозяйка вот этих ушек?

Он протянул на ладони пару небольших женских ушек.

«Женщина исчезла в зверинце», – вспомнил Амбарцумян версию следователя Ананьева.

– Могу предположить только одно, Догме. Вы скормили труп хищникам.

– Молодец, эксперт. Я мелко порубил Елену Владимировну. Особенно пришлось повозиться с черепом. А ее одежду я сжег в топке котельной, как только стемнело.

«Зачем он мне все это рассказывает? – мучительно размышлял Амбарцумян. – Либо хочет сохранить мне жизнь, чтобы я впоследствии мог поведать о его подвигах. Либо откровенничает с человеком, которому уже вынес смертный приговор…»

Седьмая модель «Жигулей» цвета «мокрого асфальта» приближалась к международному аэропорту «Пулково». Вдали уже виднелось крытое модерновое здание аэропорта и гигантский паркинг перед ним.

– Ставь вон туда, – приказал вождь, пытаясь освоиться в непростой обстановке.

– Может, лучше зарулить в центр стоянки, чтобы меньше внимания привлекать? Машина у меня неброская, никому и в голову не придет специально ею интересоваться…

Амбарцумян почувствовал, как сжалась и тут же разжалась на его глотке удавка. Это было, очевидно, знаком одобрения.

Он загнал «Жигули» в самый центр парковочной площади.

– Имей в виду, – предупредил Кофи Догме, – если ты побежишь, я настигну и убью тебя прежде, чем кто-нибудь захочет тебе помочь. Твоя смерть мне будет дороже собственной жизни!

Леонид Игнатьевич вытащил ключи из замка зажигания, посмотрел убийце в глаза и сказал:

– Я сейчас залезу в багажник, а вы свяжете мне руки и ноги, чтобы я не мог стучать. Да я и не буду стучать. И кричать не стану, хотя вы, конечно, можете мне и кляп в рот вставить. Я беззвучно пролежу не меньше двух часов. Я терпеливый.

– О'кей, – молвил вождь и вдруг спросил: – Какой у тебя размер?

– Чего размер? – обмер от страха эксперт.

«Черт его знает, этого маньяка, – может, от меня что-то отрезать вздумал!»

– Обуви.

– Сорок четыре.

– Снимай. Поменяемся.

С этими словами вождь свободной от удушения рукой принялся расшнуровывать свои забрызганные кровью кроссовки.

Леонид Игнатьевич нагнуться из-за удавки не мог, поэтому стал извлекать ноги из туфлей, деликатно придерживая носком пятку. Эксперт не знал, что и думать. В гражданскую войну приговоренных к расстрелу заставляли сперва разуться.

– Я снял. Берите, – сказал он.

Салон «Жигулей» наполнился ароматом двух пар давно не стиранных мужских носок.

– На, надевай мои.

Леонид Игнатьевич почувствовал, как с резинового коврика под его ногами исчезли новые туфли фабрики «Ленвест».

Взамен на коврик брякнулась пара кроссовок. Эксперт кое-как всунул в них ноги.

– Надел, – доложил он.

– Итак, ты знаешь, что за последние двадцать дней я замочил семерых, – с улыбкой напомнил вождь. – Поэтому без фокусов.

– Простите, – в который раз белея, прошептал Амбарцумян. – Как семерых?!

Пока ваших жертв было пять.

В ответ в глазах убийцы сверкнула такая ледяная сталь, что Амбарцумян сам себе поклялся тихонечко лежать не два, а целых три часа.

– Я оставил вашему следствию сюрприз, – ухмыляясь, произнес наконец Кофи. – Еще пару трупов.

Эксперт ощутил нервное поерзывание удавки на своей шее.

– Кого вы еще угрохали, Догме?

– Я выступил в роли санитара и уничтожил двух разносчиков заразы, – пояснил вождь. – С точки зрения великого белого гуманизма это, конечно, недопустимо, но – нам, дикарям, можно многое простить.

– Где они лежат?

Леонид Игнатьевич выдохнул эти слова едва слышно, и вождь переспросил:

– Что?

– Где вы оставили тела?

– Там же, где нашел. В одной заброшенной церквушке. Как видите, я всеми силами стремлюсь помочь следствию…

Кстати, там чужой портфель с моей любимой рубашкой, моими голубыми джинсами и курткой. Портфель я взял в кабинете патологоанатома. Впрочем, как и этот костюм, и эту шляпу. Только обувь не подошла. Теперь патологоанатом сможет ходить в моей одежде… Но хватит болтать. Вперед!

Удавка исчезла в кармане плаща. Леонид Игнатьевич вышел из машины. Открыл багажник. Отодвинул канистру, запасной маслофильтр и знак аварийной остановки. Отставил подальше фляги с моторным маслом и тормозной жидкостью. Сложил буксировочный трос в кучку – вроде подушки.

Вождь не спеша огляделся. От здания аэропорта их закрывала крышка багажника. В машинах, стоящих поблизости, он не обнаружил ни души. Если там и находились водители, то, пожалуй, они спали.