Текст книги "Ключ разумения"

Автор книги: Александр Жарков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Александр Жарков
Ключ разумения, или жизнь и приключения Метьера Колобриоля, Алекса Гистриона, Принцессы Кэт, А также злодея Ангора Антаки и многих прочих, живших в эпоху после свержения Трёх Толстяков

© ЭИ «@элита» 2014

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ( www.litres.ru)

Предисловие

В восьмидесятых годах прошлого века, в знаменитом московском театре с успехом шёл спектакль «Три толстяка» по повести Ю. К. Олеши. Я исполнял в нём роль учителя танцев Раздватриса. Роль была немножко не моя: я не был так ловок в смысле танца и вместо того, чтоб учиться изяществу, я стал подминать роль под себя, что вроде бы не совсем по системе Станиславского. В итоге получился персонаж немного, или вернее совсем не тот, что у Олеши. Создавая, по заветам Немировича-Данченко, вокруг своего героя «роман жизни» я много фантазировал. Появлялись разные самостоятельные лица, а те, что придумал автор, претерпевали изменения.

И вот, 30 с лишним лет спустя, что-то заставило меня – может быть тоска по несбывшимся надеждам молодости, – к этим героям вернуться. Они совсем не похожи на героев Олеши, я позаимствовал только некоторые имена. Я мог бы перекроить трёх толстяков в четырёх Худяков, и прочее, но что делать с ностальгией по юности?! Я клоню к тому, что если кто не читал «Трёх толстяков», а также не знает, кто такие К. С. Станиславский и В. И. Немирович-Данченко, это никак не помешает чтению моего сочинения. Моя книжка начинается после того, как захлопнулась книжка Олеши, но это не продолжение, а самостоятельная книга.

АВТОР. 2012 год

Пролог

Даю слово Деду-Насквозьведу. Вот он с клюкой и в зимней шапке летом в толстяковском парке на скамеечке воздушком чистым дышит.

– Болтали, что страна наша Девака произошла от слова деваха. Мол, девки у нас всегда урождались видные, вот такие… (Показывает, какие бывают «видные» девки. Молодые оболтусы рядом смеются). Ну, девахи у нас всякие есть, есть и вон какие… (Поднимает с земли щепку). А другие болтали, что девака – это такая… (задумывается). Ну, не знаю… Думаю, что названия Девака автор из своего воображения вытащил, или кто ему в уши надул. Есть же у нашей истории какой-то автор? Говорят, его зовут Книгочей, и живёт он на Сочинённом им самим острове.

– Страна наша Девака живёт пока под игом, или, так сказать, под пятою эксплуататов-толстяков, но перемены, я чую (тянет носом воздух) близко, можно сказать, рядышком, наверное, прямо этим августом, потому что народ… (К Деду подходят двое гвардейцев-дежурных по парку)… построил вокруг страны нашей Непроходимую стену, чтоб никто и никогда! (Гвардейцы отходят).

– А за стеною во все стороны раскинулось Середневековье – такая обширная земля, гораздо обширнее Деваки, и живут там… Да кого там только нет. Но главное: рыцари-ключеносцы. Они молятся Единому, но Неведомому Богу, и в дальних походах пытаются обрести Его имя (гвардейцы снова приближаются, поэтому дед говорит быстро), котороехранитсявшкатулкеключунихестьашкатулкинетпотомуиключеносцы. Уф! Успел… если вы чего поняли. (Гвардейцы останавливаются неподалёку. И Дед говорит для них). А вообще я толком не знаю, кто в этом Середневековье живёт, я там никогда не был – стена же Не-про-хо-димая!

– Теперь с водой разберёмся. Море есть на юге в Середневековье. (Мечтательно). Тёплое, наверное… А на севере и у нас и у них тоже морище, но студё-ёное. (Ёжится). Да. И есть ещё Сочинённый остров в северном море. Но он то есть, то его нет, и когда он есть, то всё время в тумане, как будто его и нет. Ну, понятно вам наше мироустроение?

Примерно выглядит так: (чертит на песке).

А за всем этим, очевидно, другие миры, но этого мы не знаем.

Тем временем через парк ко дворцу бежит вооружённый кто чем попадя разъярённый народ. Гвардейцев сбивают с ног.

Голос из народа:

– Ты чего тут торчишь, дед? Революцию проторчишь!

– И в самом деле, что это я? – сказал Дед-Насквозьвед, поднял упавшую клюку и закостылял за восставшим народом.

Глава первая
Алекс из Середневековья

Середневековье гораздо больше Деваки. Оно окружает Деваку с трёх сторон: с запада, юга и востока, лишая её выхода к трём океанам. И только небольшой северный кусочек Деваки, там где рудники, выходит ко всеобщему Северному Студёному Морищу, которое также омывает и невидимую часть мира: Сочинённый остров, например.

Середневековье – это не единое государство, а обширная территория со множеством отдельных королевств, княжеств, феодальных земель и замков, с разнообразным ландшафтом, климатом, обычаями и наречиями. В будущем, должно быть, появится завоеватель, или правитель, который всё это завоюет и объединит, но пока каждый сам по себе. Дед Алекса, прозванного впоследствии Гистрионом, носит титул короля Кеволимского, у него несколько замков, и при каждом деревни с крестьянами. То есть он крупный и богатый феодал, и мечтает женить Алекса на дочери соседнего обнищавшего герцога, чтоб присоединить его земли к своим. А чем ещё заниматься, так сказать, на пенсии? Рыцарские походы за Великой Шкатулкой остались в молодом прошлом. Шкатулка не найдена, но Ключ Разумения от неё у него, он Хранитель этого ключа, он рыцарь-ключеносец Высшего посвящения, а внук Алекс – единственный его наследник, и земель, и душ, и Ключа. Алекс – юноша ловкий, стреляет из арбалета, владеет мечом и скачет на лошади превосходно, один минус – читает много. Не просто много, а не выпускает книгу из рук. А с другой стороны, может и хорошо, не век же в средних веках прозябать, может, и Новое время грядёт, и грамотные читайки нос утрут всяким мечом-махайкам, кто знает! «Весь в бабку, – думает король, – ту тоже из библиотеки не вытащишь, оттого и книг столько в главном замке, ну и по другим тоже напихано». Но вот тут и второй минус: как внук может быть в бабку, если не родные они ему, ни дед, ни бабка, – и вообще, сирота Алекс от младенчества, да об этом потом!

В северо-западном Середневековии земли короля Кеволимского.

Главный замок посерёдке, средь старых разрушенных гор, в долине реки Кеволим, где моют золото, а в горах камни-самоцветы, да руды. В этом замке вырос наш герой, в потоках горных, холодных, чистых закалял он себя. И такие же чистые помыслы имел, и душу верную. И хоть и тощ был несколько, но костью крепок, и ростом высок, и очами… А вот очами от постоянного чтения не особо зорок. И даже особенный такой стеклянный камешек в кармане камзола носил, и временами к глазам приставлял. Ведь не было у них очков-то! Электричества и огнестрельного оружия тоже не было, такие ещё тёмные времена, что поделаешь!

11 апреля семнадцать лет исполнилось Алексу, и как раз в этот день возле замка появился глашатай. «Подарок мне такой был ко дню рождения», – не раз повторял потом Алекс.

В замке шли приготовления к празднику. Глашатая стащили с лошади и не дали трубить в рог: король сперва сам выслушивал новости, а потом – если они были для него безобидны, выпускал глашатая в народ; а бывало, что, пригрозив в случае разглашения новости плетьми, или даже смертью, и напоив хорошенько, прогонял взашей.

Две-три рюмки крепкого вина, выпитые в честь приёмного внука после утренней охоты были виноваты в том, что король размяк и допустил оплошность: при разговоре с глашатаем присутствовал Алекс и некоторые другие лица, но главное – Алекс! Глашатай развозил повсюду новость, что король Эдвард, по прозвищу Смешной, устраивает состязания в ловкости и уме для принцев, герцогов и баронов на соискание руки его единственной дочери Кэт. Состязания состоятся летом, а осенью, когда принцессе исполнится пятнадцать, она выйдет замуж за победителя, и тот получит половину королевства её отца. Прилагался и небольшой рисованный портрет принцессы.

– Пятнадцать лет? Старуха! – сурово изрёк король, приметив, как жадно смотрит на портрет Алекс. – У нас принято выдавать в тринадцать. Этот папа-король одна насмешка. И бабка у неё – ведьма. И потом, у тебя уже есть невеста. – И сообразив, что Алекс его не слушает и упорно смотрит на портрет, положил тяжёлую руку на его плечо и властно надавил. Алекс вскрикнул и отвлёкся.

– Сынок, тебе что, она нравится?

– Да нет, отец, – он называл неродного деда отцом, – да нет, что ты! Она обыкновенная, – глядя прямо в глаза королю, в первый раз в жизни соврал он. Кэт была совершенно необыкновенна уже тем, что мгновенно завладела его сердцем, выбросив оттуда всех и вся! Но чувствуя, что ему не верят, а правду говорить почему-то опасно, Алекс добавил, стараясь выглядеть пай-мальчиком: – К тому же… У меня уже есть невеста, не так ли? – И он постарался представить дочку захудалого герцога, которую ни разу не видел, жирной и безобразной.

– И вы обручены. Будете. Сегодня же.

…К счастью, наречённая невеста заболела и не приехала на день варения. Но счастье не приходит одно. Пожилой шут Квиллин видел мельком портрет принцессы. А он обладал памятью, которую по изобретению фотографии назовут фотографической, и то, что он видел миг, оставалось в нём навсегда. Квиллин был неплохой художник – шуты даровиты во многом – и нарисовал Кэт очень похожую, хотя и маленькую, чтоб помещалась в медальон на шею. Это был воистину королевский подарок, хоть и запоздал к семнадцатилетию на пару дней. Вообще, Алекс и Квиллин были большие друзья, и шут обучал пацана ремеслу дураковаляния – тайно от короля, – а также музыке и стихосложению – а вот это не запрещалось и даже очень пригодилось потом будущему знаменитому Гистриону. Короткий разговор между дедом и внуком всё же состоялся.

– Отпусти, отец, счастья попытать.

– Нет. Я уже дал герцогу слово рыцаря. И он мой старый боевой товарищ. – И дед ещё раз отрицательно мотнул головой с длинными льняными кудрями до плеч. Внук печально вздохнул: волосы у него были короче и темнее – не родная кровь, приёмыш!

Значит, оставалось одно: убежать из замка и пересечь все обширные земли короля так, чтоб Алекса не хватились, и нигде не узнали, что представлялось совершенно невозможным, но забыть Кэт навсегда не представлялось вообще никак. К тому же Квиллин раздобыл карту Середневековья, и уже отметил путь во владения Эдварда Смешного короля. И как после этого отступать от задуманного?!

Просто уйти из замка Алекс не мог, за ним следили. Первая попытка побега – сняли со стены, вторая – вытащили из подземного хода, в третий раз он надел капюшон простолюдина и уехал на возу, зарывшись в какую-то дрянь – узнали в первой же деревне, вернули. Возницу отодрали жестоко, до беспамятства, Алекса тоже… в первый раз в жизни похлестали прутьями. Перенёс мужественно – «а вот и не больно!» – он же не знал, что это пока так, понарошку… «Но лучше деда не зли», – попросила его бабка-королева. Хорошо, что невеста ещё болела. А король до её выздоровления принял меры. Отправил внука в дальний мрачный замок на островке в Студёном Морище.

Посадили его в башню, сквозь узкую щель в стене которой бурливые ледяные волны едва виднелись. И на хлеб его и на воду, строптивого! И ведь, действительно, давали только чёрствые корки да простую воду. Но ничего, в семнадцать лет зубы ещё грызут, не повыпадали! Но дрогнуло дедово сердце, когда, проведя не день, не неделю, а целых две в тесноте, темноте, в голоде и в холоде, узник ни разу не пожаловался ни на питание, ни на содержание, и, по-видимому, не собирался смиряться. «Издеваешься над ребёнком! Ну, правильно, не свой – чужой!», – подначивала бабка, зная, как любит король Алекса. И добавляла: «Видно, ему слаще в тюрьме, чем с нежеланной под венец!». Но деду было уже интересно, кто упрямей: он или внук. И тут случилось неожиданное.

В серёдке мая, как всегда, был праздник посвящения в мореступы, поскольку у короля было несколько малых и даже три больших лодки, ступающих – как говорили здесь – в Западные моря. Молодые мореступы, в основном деревенские парни, должны были показать свою ловкость и вообще готовность посвятить себя опасному ремеслу.

Погодка была не очень. Вернее, совсем скверная. Ветер, хоть и не ледяной, как в декабре, но очень сильный, так что из десятка молодых людей, претендующих на звание мореступов и лазающих по мачтам, двое-трое сорвались в море с накренившейся большой лодки, по-здешнему – корабели – и их утащила в пучину ужасная волна-тягун, бороться с которой бесполезно, а ещё одного разбило о палубу.

Король, наблюдающий в подзорную трубу из стоящей в укрытой от ветра бухте небольшой обустроенной корабели, был весьма недоволен: и погодой, и подготовкой юнцов, и выговаривал что-то стоящему рядом Главмореступу с бородой вроде лопаты. Но главное, ему было неприятно то, что рядом в башне сидит не смирившийся Алекс. И вот тут-то и случилось то, чего никак невозможно было предположить.

– Смотрите! – вдруг завопил с ближней лодки Поммореступ, брат Главмореступа, тоже с бородой лопатой. Но если у того была лопата штыковая, то у этого совковая. – Смотрите, чё деется! Сумасшедший!

Из башни, о которой как раз и думал король, из отверстия для метания ядер, находившимся рядом с камерой, в которой сидел Алекс, спускался по выброшенной узкой верёвочной лестнице воистину сумасшедший, трудно даже назвать его просто смельчаком, настолько это было безрассудно. Ветер ревел и рвал, океан бушевал, шторм разыгрался не на шутку, высота от окна до воды была метров пятнадцать.

Сердце деда похолодело, когда он глянул на безумца в трубу и увидел сосредоточенное лицо внука. И вдруг это лицо стало восторженным, казалось, он пел о своей возлюбленной, и, несмотря на все рыцарские походы и пережитые опасности, деду стало нехорошо.

– Снимите его оттуда… как-нибудь, – прошептал он, опустившись на лавку корабели.

– Принц, там принц! – казалось, он слышал, как несётся со всех лодок. Братья с лопатами вместо бород отдавали какие-то команды.

Ветер был сильный, но он бил в башню и прижимал лестницу к каменной стене, и можно было медленно, но ползти вниз, а значит, пока беглецу везло. Но ведь Алекс не был опытным мореступом, он был всего лишь глупым влюблённым книжным мальчиком, и сколько его юные руки могли держаться за верёвку на ледяном ветру? А ветер вскоре переменился, и середина лестницы оторвалась от стены, и её стало отдувать в сторону. Хорошо что конец (который, кстати, метра на два не доставал до бушующих волн) с железными цапками, при падении сверху случайно зацепился за какую-то дыру, и был как бы намертво прибит к стене, иначе бы Алекса разбило о стену или вышвырнуло в лаву океана. В этой достаточно широкой дырище, служащей каким-то военным целям, показалась лохматая голова Поммореступа, который лично пытался железным крюком втянуть внутрь башни развевающуюся и крутящуюся лестницу. Кто-то подоспел ему на помощь.

Король взял себя в руки и снова глянул в подзорку. Лестница была более-менее прижата к стене и сынок мог ползти вниз, но насколько хватит силёнок?

– Мне надо быть в том проёме, – тихо попросил он кого-то, кто был рядом.

…Когда Алекс опустился вровень с окном, и бешеный океан пытался укусить его за ноги, он увидел печальные глаза деда.

– Сдаюсь, сынок, – сказал измученный король, и измученный Алекс шагнул в окно.

…А как же Алекс очутился на лестнице? Да очень просто. Стражник позарился на стекляшку для глаз, в которую временами смотрел «королёныш», как называли принца подвыпившие караульщики. Действительно, этот драгоценный камень кастар, из породы кеволимских самоцветов, стоил целое состояние. В благодарность не вяжущий лыка стражник, сладко заснув на пороге открытой камеры с кастаром в кулаке, открыл Алексу путь к свободе. Зайдя в соседний бокс, тот увидел в стене дыру, а под ней свёрнутую в клубок верёвочную лестницу. Спуститься по винтовой лестнице внутри башни, конечно, было бы безопасней, да бесполезней – там наверняка стража. А впрочем, Алекс не об этом думал. Он думал: на острове праздник, а значит, наверняка, дед, а значит, он увидит его, и… надо ему доказать, что он не хухры-мухры! Вот это и подвигло его не по винтовой лестнице спуститься, а вылезти наружу и повиснуть над водяной бушующей пропастью…

…– Сдался тебе этот задрипанный герцог. И земли-то у него с гулькин нос. И дочка-то у него толстушка необразованная! (Как Алекс угадал!) – Это бабка-королева, дочитав очередной фолиант, решила принять участие в судьбе внука.

– Он мой старинный товарищ, – насупившись, оправдывался король, стоя посреди библиотеки, королева же сидела в кресле, – ты прекрасно знаешь о том, что мы не раз вытаскивали друг друга из лап смерти!

– И потому ты решил засунуть в эти лапы единственного наследника!

– Да он сам едва не свёл меня в могилу своим сумасбродством. Если б ты видела, как он висел над ревущим океаном…

– Бедный Алекс! Отпусти ребёнка. Пусть едет.

– Но она ведьма! Ну, может, не она, а бабка…

– Пусть! Любовь всё покроет и исправит. Ах, если б я вышла за того, за кого меня прочили родители, то что бы было, а?

– Ну и что бы такое страшное было? – пожал плечами король.

– Я бы никогда не встретила тебя, и была бы глубоко несчастна! Эх, ты!.. В общем, не лишай мальчика шанса.

Дед немного подумал, что такое «шанса», похоже на «счастья», но решился возразить начитанной бабке:

– Я дал честное рыцарское слово, вот и всё.

– Любовь важнее честного слова! И потом, – вдруг влетела ей в голову мысль, – ты же его не нарушишь.

– Как это?! Я не понимаю.

…– Ах ты, худышечка моя, какая ты умная! – сказал он в конце разговора, обнимая супругу за тонкую талию.

…Дня через два, ночью, Алекс нашёл на конюшне запряжённую лошадь, меч, копьё и колчан со стрелами. В котомке золотые и серебряные монеты, еду, вино. Никто не сопровождал его, но никто и не чинил препятствий, он был как бы сам по себе.

– Я не смогу послать с тобой охрану, ведь я НЕ ЗНАЮ, что ты убежал из замка, я ведь ХВОРАЮ, – сказал накануне дед, весело подмигнув бабке. – Это опасно, без охраны, но по-другому не получается. И никто не остановит тебя на нашей земле, как беглеца. Эту работу мы с бабулей проделали.

На запястье Алекса был надет серебряный браслет с выбитым на нём ключом: вчера он был посвящён дедом в рыцари-ключеносцы.

– Когда ключ станет красным, то есть как бы наполнится кровью, а сам браслет почернеет, это будет означать, что я при смерти, или уже умер, и ты должен будешь вернуться немедленно, чтобы вступить во владение кеволимской землёю, а главное – Ключом Разумения. Дай мне честное рыцарское слово, что исполнишь это. Я захвораю на два-три дня, дольше не могу, за это время ты должен ускакать как можно далее, ведь потом я пущу за тобой розыск и погоню.

Принц дал слово, и король лёг «хворать».

А Алекс, поцеловав в уста свою нагрудную Кэт, поскакал навстречу любви, или смерти, беспрепятственно выпущенный по как бы забытому и не поднятому на ночь мосту через ров. И только шут Квиллин махал ему вслед с высокой стены. А дед с бабкой просили за него Неведомого Единого Бога, Шкатулку с Именем которого всю молодость искал по городам и весям дед, и которому молился, вися над морем с детства наученный молитве внук. Может, благодаря этому он и скакал сейчас живой, а не кормил рыб на дне.

Глава вторая
Смешной король и принцесса Кэт

Поместье Смешного короля располагалось прямо посреди степи, на так называемой Солнечной равнине. У входа в ограду путника встречали три кривые, отживающие свой век ели со старой рыжей хвоей. Были и ещё кое-какие насаждения, но в основном везде царствовало солнце и выжженная им трава. Всё это находилось гораздо южнее кеволимских земель, и замок короля был более похож на большой дом под зелёной крышей, и вокруг под такими же крышами стояло несколько домиков местной знати. И пара бедных деревень прилегало к поместью. Самым высоким строением была каланча, с которой смотрели, где что горит и кто куда скачет. Не было ни высоких стен, ни грозной стражи, но почему-то враги обходили «смешные» владения стороной. Ходили слухи, что никто не может войти сюда с дурными намерениями, ибо так наколдовала когда-то покойная бабка принцессы, которую кто-то звал злой ведьмой, а кто-то доброй феей. Во всём этом была тайна, которая тоже, помимо принцессы, притягивала сюда множество молодых людей. Привлекал внимание и сам король. Последние годы, после смерти первой жены, он ходил в маске. (Теперь он был женат вторично, и даже имелась от нового брака годовалая – ах! ах! – опять дочка, а не наследник!) Но ходил он в маске. Дело в том, что лицо его было настолько смешным, что без маски он не мог отдать никакого приказа подданным, потому что при виде его лица они не могли до конца выслушать ни одного его повеления, сразу начинали смеяться, хохотать и даже ржать! Король был очень добрым, но однажды он до того рассердился на камердинера, который не мог без смеха его ни одеть, ни раздеть (король ходил тогда ещё без маски), что отдал приказ палачу отрубить ему голову. Но казнь не состоялась, потому что камердинер продолжал заливаться смехом и на плахе, а у палача от хохота топор в руках ходил ходуном и он никак не мог попасть по шее лежащего и трясущегося от смеха приговорённого. Впрочем, скорее всего это лишь легенда. И уж наверняка было выдумкой то, что когда Смешной король начинал говорить, у него изо рта сыпались конфетти, вылетали воздушные шарики и даже фейерверки. И все якобы сначала пугались, а потом начинали веселиться. Ну не бред ли?!

Приёмная зала была освещена достаточным количеством свечей, и это было хорошо, достойно; но к приезду женихов не всё успели подновить, и поэтому немного пахло краской, так что некоторые принцы морщили привередливые носы.

Объявили короля: «Эдвард Первый Свирепый», – так, оказывается, его звали. Алекс собрался изо всех сил, чтобы не рассмеяться и почувствовал, что и рядом как-то напряглись. В залу вошёл, или скорее вкатился толстячок – шарик в маленькой короне на очень круглой голове. Чёрные волосы из-под короны торчали стоймя, жёсткая бородка изрядно посеребрилась. Лицо же… невозможно сказать, было ли оно смешным, потому что его закрывала серебряная маска, притом такого свирепого вида, что как-то не вязалась с кривенькими ножками и пухленькими ручками, и это несоответствие просто не могло не вызвать улыбки. И вся зала мило заулыбалась. Король заговорил. Голос был мягок и необыкновенно добродушен, и вселял какой-то покой, так что многим почудилось, что они не на чужбине, а в родном отчем дому. Король поблагодарил всех, кто откликнулся на его призыв, он не ожидал, что будет столько достойных молодых людей, он даже в некоторой растерянности, куда их расселять – и мило хохотнул.

– Но старость, старость, нужен наследник, а сына нет.

Он заранее приносит извинения, что не все удостоятся руки принцессы, а только один. Но, в сущности, принцесса ещё дитя – осенью исполнится пятнадцать лет, не исключено, что она вообще никого не выберет – так он и за это просит его извинить. И он снова забавно, но нервно хохотнул. Видно было, что он волнуется.

– Сейчас я вас познакомлю с Кэт, а потом будет встречальный, – как он выразился, – ужин. После чего все отправятся спать, а завтра уж начнётся! – Он потёр руки. – За ужином объявят распорядок состязаний.

И тут вошла принцесса Кэт. Длинный шлейф её платья несла карлица шоколадного цвета. Платье принцессы было жёлтым, как стены залы. На голове жёлтый же двурогий чепец. «Фи! Жёлтое на жёлтом!», – поморщился какой-то эстет. Принцесса была несколько мрачновата. «Ничего особенного, такая же, как все, – понёсся отовсюду шёпоток, – и не чересчур ли она мрачна, может, она нам не рада?!» «И зачем я сюда приехал? – уныло думал Алекс. – Совсем ничего в ней нет, Квиллин сильно её приукрасил!» «И приданого почти никакого, поместье – смех, – произнёс ему в ухо толстяк немалого роста. – Интересно, чем будут кормить, и будут ли турниры, я уж и не знаю, заберусь ли на лошадь», – добавил он, слегка смутившись. «Ну совсем не похоже на рыцарские романы!» – загоревал какой-то худосочный юнец. Алекс и сам так думал. В углу стоял полуржавый остов из рыцарских доспехов – и всё!

Принцесса была неказиста: не красавица и не дурнушка, ОБЫКНОВЕННАЯ, к тому же на что-то сердита, или мрачна по жизни, что ещё хуже. Никто уже ничего от неё не ждал.

Как вдруг карлица, видимо, исполняющая роль шутихи, что-то ей сказала. И как же всё переменилось! Будто свечей в залу добавили, будто колокольчики кругом зазвенели – это принцесса сначала улыбнулась, а потом и рассмеялась. В одно мгновение всё встрепенулось, все глаза, уши, всё устремилось на Кэт. Вся её фигура мгновенно преобразилась, посветлела, лицо стало по-неземному прекрасным, все ахнули! Это длилось несколько мгновений, но этого было достаточно.

– Боже, как она хороша!

– Это она? Она? Та самая, что была мрачной и неинтересной?!

– Да, это она!!!

– Что это было такое? – вопрошали прозевавшие её преображение.

Мило пытаясь подавить смех, принцесса сказала, что хоть и выполняет батюшкину волю, но и сама всем искренно рада, и с удовольствием отдаст руку и сердце достойному, если таковой, конечно, отыщется, в чём она немножечко сомневается! И плутовка улыбнулась вторично и все вторично впали в какую-то нездешнюю эйфорию. «Чары», – шепнул толстяк, как бы вдыхая какие-то немыслимые ароматы. Алексу же казалось, что он сейчас брякнется в обморок. Юная принцессочка уже знала мощь своей улыбки и умела ей пользоваться!

Ужин был так себе, песенки степных менестрелей бесхитростны и не очень складны. К тому же Кэт на ужине не было, и все быстренько разбрелись на ночлег, дни предстояли волнительные, состязания нешуточные.

Следующий день был единственный, назначенный для тренировочных упражнений. Все вышли в степь, чтобы метать копьё, стрелять из лука и скакать на лошадях. Вдруг в ослепительно синем небе появилась непонятная точка. Сначала думали, что это коршун или гриф. Но точка росла и приближалась и вскоре увидели, что это механизм с крыльями и с сидящей на нём человеческой фигуркой. Перед самой землёй неподвижные крылья замахали, механизм приземлился на все четыре копыта и оказался живым чудищем оранжевого цвета с коротким туловищем, предлинной шеей, маленькой головкой с рожками и весь в коричневых пятнах. На туловище лежало седло, а в нём сидел молодой человек в ярко-зелёных чалме и халате, с небольшой каштановой бородкой и немного раскосыми, хитрыми, как у лисы, глазками.

– Восточный принц Чалтык, – сообщил он собравшимся медовым голоском без всякого акцента, легко соскочил на землю, блеснув лёгкими зелёными же сапожками и слегка поклонился, приложив руку к сердцу.

– Летающая жирафа, – указал он на чудовище, щёлкнул пальцами, и жирафа, затрещав крыльями, поднялась в синь и скрылась из глаз, а к принцу Чалтыку подошёл неведомо откуда взявшийся красавец-скакун вороного цвета, и они приняли участие в общих тренировках.

В поместье не хватало мест, чтобы разместить как должно принцев, герцогов и баронов, и их селили по двое и даже по трое. Чалтыка подселили к Алексу. Ночью случилась странность. Они лежали на диванах визави и переговаривались о прошедшем дне, как вдруг голос Чалтыка стал меняться, он как-то потускнел, послышались шепелявящие звуки. Алексу почудилось, что он разговаривает с кем-то другим, он хотел поднять голову и проверить, но голова не поднялась, хотел что-то спросить – язык не повернулся – и он заснул, а наутро ничего не вспомнил. И не видел, как ночью по комнате ходил сгорбленный старикашка в чалтыковой чалме.

…И вот первый тур состязаний на право назваться мужем: состязания в силе, ловкости, смелости. Сумеет ли будущий муж защитить жену от врагов?

– Зачем королю самому защищать королеву от врагов? – недоумевал неповоротливый толстяк обжора Гога с писклявым голосом. – Были б денежки – и будет много вассалов, рыцарей, и прочее. Они и защитят! Лучше б кормили посытнее!

Алексу, несмотря на любовь к чтению, ловкости было не занимать. Силёнки было не так чтобы очень, он был «реброносен», как говорила бабушка, то есть чрезмерно худощав, и в метании копья уступил многим, в том числе и толстяку. Также в стрельбе из лука, из-за близорукости, он не был лучшим. В конных же скачках, в которых надо было обойти всех, и, прыгнув через препятствие, взять из рук стоящей на балконе принцессы платок, он победил! И она улыбнулась ему. И он ощутил, что улыбка, как приятная заноза, вошла в его сердце и растворилась в нём, и он стал уже не просто Алекс, а Алекс плюс Кэт, и это навсегда! Навсегда! «Я поехал сюда всё-таки из упрямства, – думал он, – и только теперь полюбил по-настоящему!»

На состязании произошло неожиданное. Захворавший с утра принц Чалтык вдруг выздоровел и явился на скачки… на чём бы вы думали? Не на красавце-скакуне, и даже не на жирафе, а верхом на большой-пребольшой курице, которую он называл страусом. И зря он так её во всеуслышание назвал, потому что нашёлся знающий барончик, который заявил, что страусы бегают быстрее лошадей, и значит, это будет нечестно. Вот противный доносчик! Так это, или нет, но Смешной король предложил Чалтыку пересесть на коня, или… отказаться от претензий на Кэт. Чалтык, сверкнув хитренькими глазками, медовым голоском извинился перед всеми, и сказал, что хотел немножечко потешить всех: и досточтимого короля, и прекрасную принцессу, и что вообще он немного болен, а впрочем, готов на чём угодно, и прочее. Щёлкнул пальцами, и страус убежал с быстротой молнии и исчез где-то в степи. И тут же перед ним появился его вороной жеребец, но Чалтык продолжал всех веселить, потому что никак не мог на него забраться, извиняясь беспрестанно, что болен и так далее. Наконец его запихнули в седло, и он свалился в ближайшую канаву при самом начале состязаний, так что пришлось всё приостановить. Кто-то хохотал и издевался, но принцесса это пресекла и осудила. «Бедненький», – сказала она, и собственными ручками положила примочку на незначительную ссадину. (Примочку, кстати, сделала из платочка, который добыл на скаку Алекс и держал в это время в руке. Кэт платочек не попросила, а просто забрала, даже не заметив, у кого, так была напугана падением Чалтыка. Надо ли говорить, как огорчился Алекс!) А Чалтык потом куда-то исчез, так что никто и не видел, как и когда это произошло. (Исчез навсегда и платочек!) Всё это было странно, потому что в день тренировок Чалтык показал себя отличным наездником, может, теперь действительно был болен. Но некоторые желали бы оказаться на его месте, видя, как нежна была к нему принцесса и как касалась пальчиками его лба. А Чалтык так и пропал, ночевать к Алексу не приходил, и в следующем туре не участвовал.