Текст книги "Экстрасенс в СССР (СИ)"

Автор книги: Александр Яманов

Соавторы: Игорь Подус
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Если честно, поначалу растерялся от чересчур объёмной информации. Одно дело – видеть какую-то часть тела. И совсем другое, когда перед тобой всё и сразу. Словно ты превратился в аппарат МРТ. Пару минут ситуация сбивала с толку, но постепенно всё наладилось. Проблемные места отсвечивали розовым. Сконцентрировав свою энергию, я направил её на поражённый участок, стараясь не думать об откате. При этом представлял себе здоровую и чистую кожу, желая, чтобы воспаление ушло.

Результат последовал мгновенно, и аномальные покраснения принялись медленно отступать, но не до конца. На каком-то этапе процесс застопорился. Болезнь будто сопротивлялась, пытаясь спрятаться. Можно попробовать заняться каждым участком. Но сразу пришло понимание, что мне не хватит сил. Более того, даже двадцать сеансов окажутся бесполезными.

Время шло, а я явно совершал ошибку. Вскоре в ушах начало звенеть, как и стучать в висках. Перед глазами поплыли тёмные пятна, и я на миг почувствовал, как силы меня покидают.

Скорее всего, на этом и окончился бы неудачный сеанс исцеления. Но после остановки подачи энергии пришло некоторое понимание. Я снова взглянул на картину целиком и рассмотрел то, что ускользнуло в первый раз. Все области поражения связаны между собой едва заметной паутиной капилляров, которые сходились в области печени.

Получается, что нарушен процесс очищения крови и вместо удаления токсины снова попадают в организм. Это вызывает перманентную аллергическую реакцию.

Взяв себя в руки, я направил поток энергии на печень, облучая её силой. И розовые участки сразу начали уменьшаться. Наконец, покончив с подачей силы, устало посмотрел на застывшую Матрёну:

– Всё, выдохся, – прошептал одними губами, и на остатках сил направился к печке.

Зайдя за угол, я плюхнулся на табуретку и прислонился к стене. Делать ничего не хотелось.

Наташа открыла глаза минут через пять, села на край стола и осмотрела себя. Ничего волшебного не произошло. Покраснения никуда не исчезли, что её явно расстроило.

– Не получилась? – спросила она, стряхивая с тела прилипшие травы.

– Посмотрим. Лечение никогда сразу не видно. Ты теперь каждый день на ночь обтирай все покраснения моим отваром, – ответила Матрёна и протянула девушке баночку, наполненную тёмной жидкостью. – Поменьше нервничай и через пару дней приходи на осмотр.

Наташа быстро оделась и ушла. После этого я едва дополз до лавки и рухнул на неё, чувствуя, будто меня вывернули наизнанку. Каждая клетка тела болела, а в висках стучали не молотки, а настоящие молоты. Я слышал, как Матрёна хлопочет рядом. Затем бабка напоила меня чем-то горьким и терпким. Ей даже пришлось поднять мою голову. Сам я не мог.

– Переборщил, парень, – послышался её осуждающий голос. – Так нельзя. Пробуй вовремя остановиться. Себя не жалеешь, так дар пожалей. Ведь он – как хороший топор: если махать без ума, то рукоятка сломается или лезвие зазубрится.

Я промычал в ответ, что типа постараюсь. И дабы не отрубиться, сконцентрировался на ощущении, испытанном, когда водил руками над кожей пациентки. Надеюсь, в последний момент мне удалось найти воспалённый центр и облучить его. Теперь всё зависит от организма Натальи и, как ни странно, моральной поддержки Степана.

А ещё меня не покидает мысль о нереальности происходящего. Ранее я бы бесплатно палец о палец не ударил. И вдруг размяк. Надо исправлять ситуацию и возвращать её в финансовую плоскость. Хватит экспериментов и благотворительности.

* * *

Два дня я отходил от сеанса. Работал на автомате, молчаливый и бледный, отмахиваясь от подколов Рыжего. Заодно наблюдал за Наташей. Она по-прежнему ходила в одежде с длинными рукавами, но во взгляде девушки появился лучик надежды. Степан, краснея и путаясь в словах, пытался с ней разговаривать и даже получал ответ. Не знаю, как насчёт болезни, но, похоже, стена между ними рухнула. Только какой мне от этого прибыток?

На третий день, когда бригада уже отобедала, Наташа, собирая посуду, подошла ко мне. Её глаза блестели.

– Лёша, – сказала она так тихо, чтобы не слышали другие. – Посмотри.

Она быстрым движением закатала рукав, продемонстрировав почти нормальную кожу. Там не было ни воспаления, ни чешуек.

Я мысленно ахнул, не ожидая такого быстрого результата. Ведь только в последний момент удалось установить причину воспаления. Похоже, организм Наташи получил правильный импульс и начал стремительно залечивать сам себя.

– И на ногах тоже… почти всё прошло, – прошептала девушка, и в её голосе послышалось облегчение. – Спасибо, что ты посоветовал сходить к бабке Матрёне. Её отвары и заговоры действительно помогли.

Будто опомнившись, Наташа быстро опустила рукав, собрала пустые миски, одарила меня улыбкой и направилась к рукомойнику.

Неужели у меня получилось, и я не просто облегчил симптомы, а вылечил сложнейшее заболевание? Это ведь первый шаг к моей цели. Пусть миллионером мне не стать, но можно начать жить по-человечески. А молодое тело компенсирует любые моральные страдания по потерянному благополучию и статусу.

Вечером того же дня, когда мы с Матрёной сидели за столом, в ворота постучались Степан и Наташа. Стряпуха несла с собой объёмную корзину, из которой доносился шум возни и похрюкивание.

– Матрёна Ивановна, – начала она, и голос её звенел от счастья, – это вам. За вашу помощь. За ваше доброе слово и лечение.

Наталья поставила корзину на землю, и оттуда тут же высунулись четыре розовых пятачка.

Бабка, не меняясь в лице, степенно кивнула:

– Не за что, дочка. Здоровье не купишь. Но всё равно спасибо. Поросят приму.

Наташа ещё раз кивнула, бросила на меня благодарный взгляд и быстро ушла. А Степан выставил на стол две бутылки пшеничной водки, поблагодарил бабку, явно тушуясь, и тоже быстро ушёл.

Матрёна повернулась ко мне, и в уголках её губ появилась редкая улыбка:

– Ну вот и у тебя уже своё хрюкающее хозяйство завелось, Алёша-целитель. Обрастаешь имуществом. Можешь занимать свободный хлев.

Смотрю на свой первый гонорар и не могу сдержать улыбку. Даже в страшном сне мне не могло привидеться, что вместо пачек денег получу четырёх молочных поросят. И как ни странно, это одно из самых честных моих дел. Я не пустил пыль в глаза, а действительно вылечил и, возможно, помог двум людям обрести счастье.

Я сидел на завалинке рядом с удивлённым Саней, слушал вечерние звуки деревни. Ещё смотрел, как поросята с любопытством обнюхивают территорию небольшого загона, который Рыжий быстро соорудил из старых досок. Впервые в новом мире я почувствовал себя не чужаком, а нужным человеком. Но с благотворительностью пора заканчивать. Вернее, буду лечить выборочно, в зависимости от возможностей пациентов. Раз судьба преподнесла дар, то глупо использовать его строго для обогащения. Она ведь может его и отнять. Только о себе тоже нельзя забывать.

Глава 12
Аврал

Вчера ничего не предвещало надвигающейся катастрофы. А вот сегодняшний день не заладился с самого утра. Захрустел один из подшипников косилки. Пришлось срочно приступить к разборке ходовой, аккуратно раскладывая детали механизма на промасленную ветошь.

Сезон. МТС располагается в соседнем посёлке и забита под завязку. Поэтому при лёгкой поломке – молоток с отвёрткой в помощь. Дядя Коля пообещал, что механик привезёт нужный подшипник. Одно хорошо в ремонте собственными руками: вместо нескольких дней простоя уже к вечеру косилка выйдет в поле.

Вдруг вспомнил подаренных вчера поросят и их восторженный визг, когда Рыжий вместе с петухом гонялись за ними. Смешно получилось!

Мои раздумья прервал звук мотора. Прилетел Степан на своём ЗИЛе. Он и объявил аврал. Какая-то большая шишка решила нагрянуть в колхоз. Поэтому председатель разослал гонцов предупредить народ, чтобы все шуршали, никто не отлынивал, и не дай бог кому-то показаться в пьяном виде. Хотя я пока не встречал подобных нарушений. Лёгким перегаром от некоторых мужиков попахивало, но не более.

Через час из-за кукурузного поля, поднимая шлейф пыли, вырулил ГАЗ-69 самого Жукова. Я поначалу не придал этому значения. Фёдор Михайлович часто объезжал свои угодья. Но председатель буквально вылетел с водительского сиденья и принялся открывать пассажирскую дверцу. Значит, прибыл важный гость.

Перед нами предстала монументальная полноватая фигура в отутюженном костюме. Лицо важного гостя будто высечено из гранита. Оно прямо излучает уверенность. Золотой зажим на галстуке с гербом СССР и значок какого-то съезда КПСС на лацкане пиджака завершали образ большого босса. Товарищ выглядел слишком холёным и изысканным. Прямо классический такой слуга народа! Для меня это просто дичь. Проще надо быть, особенно когда выезжаешь в поле к колхозникам.

– Что за фрукт? – спрашиваю бригадира, помогавшего мне смазывать железки.

– Николай Геннадьевич Егоров, – ответил дядя Коля, не прекращая работать, – шишка из обкома. Цельный глава сельскохозяйственного отдела.

Тем временем Егоров, осмотревшись, скривился в брезгливой гримасе. Прямо барин, обнаруживший в своём имении беспорядок. Рядом с ним семенил щуплый секретарь с открытым блокнотом, готовый зафиксировать любое откровение начальства. Жуков двигался чуть поодаль, его краснеющее лицо намекало на повышающееся давление.

Обкомовец, не спеша, прошёлся вдоль кромки поля, заложив руки за спину. Его губы шевелились, и секретарь начал делать пометки. Голос начальства мы не слышали, но недовольство проверяющего ощущалось прямо физически.

Внезапно его недовольный взгляд упёрся в разобранную косилку, а затем переместился на нас с бугром. Егоров состроил такую гримасу, будто увидел не ремонт, а сексуальное извращение, и указал председателю на это безобразие.

Группа подошла ближе, я же сделал вид, что целиком поглощён работой.

– Товарищ Жуков, объясните, – раздался басовитый голос завотделом, – почему техника не в поле? Откуда поломки в начале страды? Вы совсем работать разучились?

– Никак нет, Николай Геннадьевич. Вся техника в поле, сами убедитесь, – председатель указал на работающие вдалеке тракторы. – А у этой косилки плановый ремонт. К вечеру вернётся в строй.

– А это что такое? – Егоров указал на близлежащее поле. – Никак Хрущёва забыть не можете? Почему опять кукурузу посеяли?

Жуков тяжко вздохнул:

– Николай Геннадьевич, я понимаю, что на семена и для переработки наша кукуруза не годится. Но в качестве силоса она незаменима. Коровье и свиное поголовье увеличивается постоянно. Благодаря этому сдаём рекордное количество молока. Вон, – председатель махнул рукой в сторону посёлка, – фермы новые ставим.

Завотделом лениво повернул голову в указанном направлении. Там группа каменщиков-шабашников из Грузии возводила стены двух длиннющих коровников. Лицо товарища не выразило ничего, кроме едва скрываемого презрения.

– Молоко, молоко… – протянул он, будто пробуя слово на вкус. – В этом году необходимо повышать показатели по озимым и яровым. Говядина со свининой тоже дело нужное. Но я снова слышу про молоко. Жуков, ты же был на совещании в области, где зачитали разнарядку сверху. Стране необходимо мясо, зерно и хлопок. Понимаешь?

– Про хлопок – это не ко мне. А для зерна здесь места неподходящие, но план мы выполним, – вдруг жёстко ответил председатель. – С озимыми ещё куда ни шло, справимся. А остальное…. Показатели по мясу я в два раза поднять не смогу, какие бы приказы ни приходили. Это физически невозможно. Попросту нечем! Не пускать же под нож дойное стадо?

Егоров остановился в паре шагов, игнорируя нас с бригадиром. Он строго посмотрел на Фёдора Михайловича:

– Неправильный подход, товарищ Жуков, – голос начальника стал тише, но в нём послышалась явная угроза. – Нельзя идти на поводу объективных обстоятельств. Надо мобилизовать ресурсы, проявить сознательность! Партия требует, и мы обязаны найти резервы. Обязаны! Или ты сомневаешься в правильности разнарядок, пришедших из Москвы?

Последняя фраза повисла в воздухе. Секретарь замер, подняв ручку и блокнот, готовый продолжить стенографировать. Судя по всему, я стал свидетелем классической схватки практика и партийного чинуши. Обкомовец пытался прогнуть Жукова, прибегнув к откровенной демагогии. Проблемы колхоза его не волновали. Ведь главное – даже не выполнить план, а красиво отчитаться перед руководством. Плохо, что подобное безумство часто побеждает. Егорову нужно мясо сейчас, и плевать на перспективы развития предприятия. Завтра он снова надавит на рычаги, заставляя председателей выворачиваться, фактически уничтожая собственные хозяйства. А потом народ удивляется, почему зерно закупается в Канаде, а мясо в магазине днём с огнём не сыскать.

И это только часть советской пирамиды. Есть ещё овощные базы, где пропадает до половины урожая, торговля, прячущая хорошие продукты под прилавок, или просто воровство. Вроде «унеси с завода гвоздь – ты здесь хозяин, а не гость!» Сразу вспомнился Михеев, ездящий на «Волге» и курящий «Мальборо». Я всё-таки не дурак, людей слушаю и сам вижу.

Ситуацию разрядил гул автомобильного двигателя. По скошенному полю, объезжая кочки, подкатил новенький тёмно-вишнёвый ВАЗ 2106. Машина плавно остановилась, и из неё, словно артист, появился товарищ Романов. Председатель парткома также надел отглаженный костюм. А его начищенные туфли резко диссонировали с кирзачами Жукова. Сразу понятно, кто здесь чёрная, а кто белая кость.

Антон Григорьевич высокомерно кивнул Жукову, и его взгляд сразу же переместился на Егорова. Только в нём не было ни капли подобострастия перед большим начальником. Он уверенно подошёл к обкомовцу и пожал протянутую руку. Секундная пауза, чуть заметная улыбка. Сразу понятно, что эти двое давно знакомы. Романов начал что-то тихо говорить гостю. В ответ тот бросил недобрый взгляд на председателя, не обещая тому ничего хорошего.

У меня же при виде происходящего росло раздражение, переходящее в гнев. Понятно, что партократы попытаются прогнуть Жукова, человека, по-настоящему болеющего за дело. Председатель добивается починки дороги, строит новые фермы, увеличивает поголовье скота, думает, какая культура более выгодна, и не отсиживается в кабинете. По словам местных, он старается обеспечить людям досуг, путёвки организовывает, с сельпо воюет, чтобы те увеличили ассортимент товаров. Мужик живёт делом и находится на своём месте. Да, суровый он, но справедливый. Здесь иначе нельзя. А тут подкатил вроде его помощник по идеологической линии, надменные рожи корчит, ещё и наушничает открыто. Чего-то я этого хлыща ранее в поле не видел.

Тем временем Егоров ткнул указательным пальцем в нашу сторону:

– Вот яркий пример вашего технического застоя! – произнёс он и начал вещать, как с трибуны: – На дворе восьмидесятый год, скоро в стране пройдёт Олимпиада. Научно-техническая революция охватила все области народного хозяйства. А ты чуть ли не на конной тяге сено косишь! Я недавно прочитал в журнале, что на Западе используют пресс-уборщики с широким захватом, сразу упаковывающие сено в тюки! Производительность в несколько раз выше! А у тебя древние агрегаты выходят из строя в самый разгар страды! Однако государство регулярно поставляет в колхозы современную технику. Почему твоё предприятие не закупило новые косилки? Или трактора? Вон какое старьё ездит! Зато мяса ты сдать не можешь! Надо пересмотреть столь ошибочную политику.

Я чуть не заржал от пафоса и нелогичности услышанного. Особенно про журнал. Сидит в кабинете, пьёт армянский коньяк, листает западную прессу. А потом приезжает и учит жизни людей, которые работают на земле. Да эта архаичная косилка, почти не требующая ремонта, ещё тридцать лет проработает! А западное роторно-гидравлическое чудо встанет через год. Ну и Жуков прав, что тратит фонды на перспективу, вкладываясь в фермы. Зачем нужен новый трактор, если быстрее и дешевле починить старый?

Сразу вспомнилась встреча из прошлой жизни. Тогда ко мне за советом пришёл директор крупного аграрного предприятия. На страну как раз наложили первые серьёзные санкции. Предприятие, стремясь к «мировым стандартам», закупило крупную партию итальянской техники. Причём очень дорогой. Компьютерное управление, высочайшая точность, кондиционеры в кабинах и круиз-контроль. Но обслуживали технику инженеры из Италии. За большие деньги, конечно. Грянули санкции, и обслуживание прекратилось. И дорогущие комбайны постепенно превращались в груду красивого металлолома. Утрирую, но ситуация примерно такая. В итоге предприятие снова обратило внимание на внутреннего производителя.

Тогда директор спрашивал – может, подождать возвращения итальянцев? А я ему посоветовал не полагаться на заграничного дядю. Никто не спорит, что надо улучшать качество отечественных товаров. Но зачем нести чушь, как завотделом? Ведь надо учитывать цены и общие расходы колхоза. Этому же демагогу подавай только красивые цифры.

Я почему-то снова посмотрел на начищенные туфли партийцев, уже покрывшиеся лёгким налётом пыли, сравнив их с кирзачами председателя. Кто-то по паркету ходит и в заграничных журналах умные мысли черпает. А другие, надев сапоги, делом занимаются.

Понимаю, кто на что учился. Однако если придётся продираться через завалы проблем, а не через строчки отчётов, то одетые в кирзу Жуковы по всем статьям бьют Егоровых с Романовыми в лакированных туфлях, умеющих только работать языком. Впрочем, в будущем ничего не изменилось, кроме антуража. Суть осталась прежней. Паразитов даже стало больше, если вспомнить депутатов. Здесь они хотя бы работают на общественных началах.

Обкомовец закончил речь под одобрительные кивки Романова, развернулся и направился к машине. Жуков поплёлся за ним, бросив на нас с бригадиром усталый взгляд. Через минуту маленький кортеж, поднимая пыль, двинулся дальше. Вероятно, поехали выискивать резервы для выполнения спущенных сверху разнарядок.

Неужели под председателя копают? Но зачем? Что-то здесь нечисто. Ведь колхоз явно передовой. Кто в здравом уме будет разрушать такое хозяйство? Даже советские чиновники должны понимать глупость подобного шага.

* * *

Я продолжил ремонт, но мысли постоянно возвращались к увиденному. Надо обязательно разобраться в связях местного парторга. Какой-то он мутный. Расспрошу при случае мужиков. Колхозники хоть и делают вид, что простоваты, но наверняка всё знают.

Весть о визите человека из обкома пронеслась по колхозу, как ураган, вызывая не столько трепет, сколько суету. С утра полевой стан, обычно живший своей размеренной жизнью, превратился в подобие муравейника. Разбросанные, но необходимые вещи вроде инструментов и запчастей аккуратно сложили за навесом, дабы они не мешали начальственному взору.

Технику, обычно стоявшую в хаотичном беспорядке, перед обедом выстроили в линию, отчего тракторы, грузовики и прицепы выглядели неестественно. Но Егоров появился раньше, не увидев наших построений.

После отъезда начальства случилась ещё одна беда. Бригадир в порыве рвения захотел переставить какой-то особенно неподъёмный агрегат. Поднял, замер и побелел.

Я видел, как по лицу Николая пробежала судорога. Он простонал, бросил железку и схватился за спину. Радикулит, если чего не хуже. Мужики тут же обступили бригадира, начав давать различные советы. Ещё бы, такой повод позубоскалить, перекурить и побездельничать.

– Надо пчёл на спину посадить, – с энтузиазмом предложил пожилой механик, размахивая руками. – Нужно десятка полтора, не меньше. Только скажи, я мигом наловлю и всю поясницу тебе отшпандорю. Через полчаса о радикулите навек забудешь.

– Да на хрена Николаю твои пчёлы? – авторитетно вставил усатый коллега пчелофила. – Баня – вот что лечит! Вечером в парилку – часика на два. Да хорошенько веничком пройтись, чтоб спина до красноты. А потом попросить ребёнка по спине потоптаться! Все косточки мигом на место встанут.

Некоторые народные методы, предложенные мужиками, заставили меня поперхнуться. А в голове автоматом всплыли строки из учебника по медицине. Острый воспалительный процесс, защемлённый нерв, категорический запрет на любые согревающие процедуры. И тем более исключены ударно-дренажные методы вроде хождения по пояснице.

От такого лечения дядя Коля скорее отправится в больницу, а затем в инвалидное кресло. Ему бы обеспечить покой, ввести внутримышечно что-нибудь обезболивающее. Но где здесь взять ампулу мовалиса или похожего препарата? Надо помочь мужику. Но как? Не будешь же строить из себя знахаря.

Вдруг словно чёртик из табакерки, появился Саня, сверкая улыбкой:

– Чего вы пчёл и баню человеку суёте? – громко произнёс друг, ткнув в меня пальцем. – У нас специалист имеется! Сокол, чего молчишь? Ты же в армии медбратом был и разбираешься в растяжениях с вывихами. Я сам видел, как он форварду «Металлиста» колено за две секунды вправил.

Десятки пар глаз уставились на меня. Надо действовать, смысла тянуть нет.

– Чего столпились? Дайте посмотрю. А ты сбегай к машинам, принеси аптечку, какую найдёшь, – приказываю Рыжему.

Саня исчез, а я опустился на корточки рядом с дядей Колей. Тот лежал на боку, стиснув губы от боли. С молчаливого согласия бригадира аккуратно ощупываю ему поясницу. Мышцы оказались твёрдыми, как камень. Спазм буквально сковал всю нижнюю часть тела. Явное защемление нерва.

– Никаких бань с пчёлами! Сейчас греть и топтать дядю Колю нельзя. Мой дед костоправом был, один приём против защемления показывал. Надо правильно уложить и спину растянуть, – подняв голову, смотрю на собравшихся: – Давайте перенесём бригадира под навес и положим на сено. Там мягко, и солнце так не печёт. Только осторожнее, мужики, без рывков!

Народ принялся помогать бугру. Тут появился Рыжий, передав мне три полупустые аптечки. Кроме йода, бинтов, резиновых жгутов и зелёнки, ничего полезного обнаружить не удалось. Вздохнув, достаю из кармана упаковку анальгина, но так, чтобы никто не видел.

– Дядя Коля, держи, – сую мужику две таблетки. – Это югославское обезболивающее. Из ГДР привёз, я там служил. Сейчас проглотишь, запьёшь водичкой, немного полежишь – и боль как рукой снимет.

Вру без зазрения совести, понимая, что вера в импортную химию сделает своё дело. Падок советский народ на всё иностранное. Дядя Коля, не раздумывая, проглотил таблетки, запив водой из алюминиевой кружки, поданной Витькой.

В этот момент Степан с Натальей привезли обед. Облегчённо вздыхаю, ведь все заторопились к столу. Оно мне и нужно. Я быстро просветил позвоночник бригадира, тут же обнаружив место защемления. Пока никто не подошёл, сразу взялся за дело. В этот раз обошёлся малыми силами, сделав вид, что массирую спину.

– Ох! – выдохнул дядя Коля, а в его глазах появилась тень изумления. – Словно заново родился, Лёха. Спасибо! Руки у тебя золотые.

– А я здесь при чём? Это всё таблетки югославские. Жаль, последние были. Я же немного помассировал защемление, – лицемерно сетую в ответ. – Только ты не обольщайся. Часа два надо лежать. Иначе напряжёшь нерв и будет хуже.

Пусть лучше верит в импортную таблетку. Слухи о чудо-костоправе Соколове мне без надобности. В колхозе новости распространяются быстрее электронной почты.

Мужики пообедали и постепенно разошлись, поглядывая в нашу сторону. Наталья принесла нам еды к стогу. Я же решил расспросить пациента, пока есть минутка.

– Дядь Коль, а этот товарищ Егоров из обкома часто к вам с визитами наведывается?

Обычно молчаливый и сдержанный, мужик внезапно разоткровенничался:

– Под нашего Фёдора Михайловича давно подкоп ведут, гады! – эмоционально проговорил он. – То мы не вовремя картошку посадили. Или зачем вам ещё одна свиноферма? Деньги девать некуда? И всё в таком роде. Мы ведь первые в области по надоям и сдаче мяса. И это без приписок, как у некоторых. Но соседям это как кость в горле. Они на нас кляузы и строчат. Ведь сразу возникает вопрос: если «Привет труду» в передовиках, то почему вы не можете? А Фёдорыч всё успокоиться не хочет. Вечно выдумывает что-то полезное для колхоза. И ещё принципиально повышенные обязательства не берёт. Мол, есть план, как для всех, мы его и выполним. Получится больше – хорошо. Независимый он уж больно и умный. Таких людей начальство не любит, а остальные завидуют.

– И чего они сейчас хотят?

– В этом году обкомовцы заставляют две трети поголовья коров под нож пустить. Прикинь, почти всё молочное стадо! Видите ли, из Москвы разнарядка пришла. Необходимо срочно увеличить сдачу говядины и свинины накануне Олимпиады. Только многие хозяйства даже план выполнить не могут. Вот они и хотят за наш счёт свои жопы прикрыть. А далее хоть трава не расти.

Я сделал вид, что не понимаю идиотизма ситуации и включаю режим городского дурачка:

– Так оставшиеся коровы телят нарожают, и стадо быстро восстановится.

Бригадир посмотрел на меня, как на неведомую зверюшку:

– Лёха, ты же вроде не дурак, даром что городской. На фермах почти все поселковые бабы работают. Доярок со скотницами придётся другим делом занимать или переучивать. Поля вокруг видишь? Кукуруза вся на силос пойдёт. Зерновые тоже есть, но половина туда же. И куда всё это девать без большого стада? Закладывать силос в траншеи, которые мы пять лет возводили, чтобы потом всё сгнило?

Дядя Коля зло сплюнул и продолжил:

– Допустим, сделает председатель, как хочет обком. Сдадим мяса в четыре раза больше, чем обычно. Егоров за это орден получит и на пиджак повесит. А колхоз потом пять лет гнобить будут, потому что план по молоку и мясу не выполняем. Ещё прилетит за то, что не смогли улучшить показатели по сдаче зерновых. Ведь этот толстомордый нас потом с дерьмом съест. И даже пальцем не пошевелит, чтобы помочь и семян хороших выбить. В итоге всё по селу ударит. Проходили уже подобное.

Бригадир достал «Приму» и закурил.

– Зарплаты председатель держит на уровне. Про палки за трудодни все давно забыли. Жуков хорошие премии выдаёт, особенно во время сенокоса и сбора урожая. За сезон нормальный и непьющий механизатор может на «Запорожец» отложить. К нам ведь народ даже из города и других районов переселяется. Трудового человека не обманешь. А без стада и молока откуда у колхоза деньги? На одних зерновых – да с такими семенами – далеко не уедешь. Всё начнёт в упадок приходить. Молодёжь в город побежит, за ней люди постарше потянутся.

– А как с этим Романов связан?

Но дядя Коля вдруг махнул рукой, выругался и замолчал. Похоже, день откровений закончился.

Слушая ругательства бригадира, я удивлялся собственной наивности. Мне казалось, что во времена СССР было всё просто. Работай на благо Родины – и будет тебе счастье. Ан нет. Тот же самый произвол, только не барыг с чиновниками, а партийной номенклатуры. Похожая готовность ради сиюминутной выгоды загубить успешное предприятие.

Люди говорят, что при Жукове хозяйство на подъёме. Через пару лет может стать колхозом-миллионером. О таких руководителях с восторгом пишут советские газеты. Только у товарища Егорова своё мнение. Ради показателей, увеличенных к Олимпиаде, он готов разрушить налаженное дело.

Вот же скот! Его сюда партия поставила помогать, а не карьеру делать. Или всё уже давно прогнило? Но ведь я вижу, что система работает. Главное, в посёлке много людей, включая детей. Вспоминаю вымершие деревни моего времени, и аж тошно. Это меня так советская действительность пропитала? За державу стало обидно.

Смех смехом, а мне захотелось встретить ещё разок товарища с повадками барина и сделать ему что-то нехорошее. Я пока не пробовал, но дар – это дорога с двусторонним движением. Если можно человека вылечить, то почему нельзя его искалечить?